Перейти к содержимому
Социология религии. Социолого-религиоведческий портал

Поиск по сайту

Результаты поиска по тегам 'религия'.

  • Поиск по тегам

    Введите теги через запятую.
  • Поиск по автору

Тип публикаций


Категории и разделы

  • Сообщество социологов религии
    • Разговор о научных проблемах социологии религии и смежных наук
    • Консультант
    • Вопросы по работе форума
  • Преподавание социологии религии
    • Лекции С.Д. Лебедева
    • Видеолекции
    • Студенческий словарь
    • Учебная и методическая литература
  • Вопросы религиозной жизни
    • Религия в искусстве
    • Религия и числа
  • Научные мероприятия
    • Социология религии в обществе Позднего Модерна
    • Научно-практический семинар ИК "Социология религии" РОС в МГИМО
    • Международные конференции
    • Всероссийские конференции
    • Другие конференции
    • Иные мероприятия
  • Библиотека социолога религии
    • Научный результат. Социология и управление
    • Классика российской социологии религии
    • Архив форума "Классика российской социологии религии"
    • Классика зарубежной социологии религии
    • Архив форума "Классика зарубежной социологии религии"
    • Творчество современных российских исследователей
    • Архив форума "Творчество современных российских исследователей"
    • Творчество современных зарубежных исследователей
    • Словарь по социологии религии
    • Наши препринты
    • Программы исследований
    • Российская социолого-религиоведческая публицистика
    • Зарубежная социолого-религиоведческая публицистика
    • СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА
  • Юлия Синелина
    • Синелина Юлия Юрьевна
    • Фотоматериалы
    • Основные труды
  • Лицо нашего круга Клуб молодых социологов-религиоведов
  • Дискуссии Клуб молодых социологов-религиоведов

Искать результаты в...

Искать результаты, которые...


Дата создания

  • Начать

    Конец


Последнее обновление

  • Начать

    Конец


Фильтр по количеству...

Зарегистрирован

  • Начать

    Конец


Группа


AIM


MSN


Сайт


ICQ


Yahoo


Jabber


Skype


Город


Интересы


Ваше ФИО полностью

  1. Российская академия наук Федеральный научно-исследовательский социологический центр Институт демографических исследований ФНИСЦ РАН Институт общественных наук и массовых коммуникаций НИУ «Бел ГУ» Кафедра социологии массовых коммуникаций факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова ИНФОРМАЦИОННОЕ ПИСЬМО Уважаемые коллеги! Приглашаем принять участие в Международной научно-практической конференции: «Религиозные и секуляризационные процессы в интеграции современных обществ» (17–18 апреля 2023 г., Москва). Цель конференции – обсуждение теоретических и прикладных аспектов основных тенденций и проблем религиозных и социокультурных процессов современных обществ в условиях миграционно- интеграционной турбулентности. В рамках работы конференции предполагается рассмотреть следующие вопросы: 1. Трансформация традиционных религий в процессах пост/де/секуляризации современных обществ; 2. Религиозные идентичности в современных институциональных контекстах; 3. Интеграционные процессы в религиозном ландшафте России; 4. Этносы и конфессии в современной системе координат. Развитие межнациональных и межконфессиональных отношений в условиях миграционной турбулентности; 5. Гармонизация этноконфессиональных отношений и профилактика экстремизма на национальной и религиозной почве. 6. Взаимодействие институтов религии, государства и гражданского общества; 7. Религия в социальном пространстве современного города: традиции и секуляризация; 8. Религиозная повестка в СМИ: религия как контент в светских, религиозных СМИ и новых медиа; 9. Религиозно-этические основы традиционной культуры: межкультурный и межрелигиозный диалог в сохранении нравственных ценностей; 10. Религиозное просвещение как фактор социокультурной интеграции населения и молодежных групп в миграционном поле; 11. Современная молодежь: религиозность, атеизм и "духовность". К участию приглашаются специалисты в сфере общественных и гуманитарных дисциплин: - религиоведения, этнографии, образования, культуры, демографии, политики и др.; - религиозные деятели, представители федеральных и региональных органов власти, общественных организаций. Проезд и проживание очных иногородних участников осуществляется за счет командирующей стороны. Заявки на участие в конференции (см. Приложение 1) принимаются до 5 апреля 2023 г. по ссылке: Blodrein@mail.ru eakubl@yandex.ru При регистрации участника конференции в качестве слушателя в графе «Название доклада» следует указать «Без доклада». Программный комитет оставляет за собой право отбора текстов для публикации статей в научных журналах: Сетевой журнал «НАУЧНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ. СОЦИОЛОГИЯ И УПРАВЛЕНИЕ» (требования к оформлению текстов см.: http://rrsociology.ru/info/authors/su_rules/) Журнал «Наука. Культура. Общество» (требования к оформлению текстов см.: https://www.journal-scs.ru/index.php/scs/information/authors) Статьи, оформленные по требованиям выбранного авторами журнала, принимаются до 10 мая 2023 г. по e-mail: Blodrein@mail.ru eakubl@yandex.ru (в теме письма указать название журнала). Контакты: к. филос. н., вед н.с. Отдела этнодемографических, религиозных и интеграционных процессов ИДИ ФНИСЦ РАН Кублицкая Елена Александровна e-mail: eakubl@yandex.ru к. социол. н., доц. кафедры социологии массовых коммуникаций факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова Трофимов Сергей Викторович e-mail svtrophimov@gmail.com к. социол. н., доц., руководитель лаборатории «Социология религии, культуры и коммуникаций» НИУ «БелГУ» Лебедев Сергей Дмитриевич e-mail: serg_ka2001-dar@mail.ru Инф_письмо_ конференции РЕЛИГИЯ_17-18.04.2023.pdf
  2. ИЛЬИНА И.В., ХУЗЯАХМЕТОВ Р.Р., КОЛМОГОРОВ К.А. Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 8 Год: 2019 Страницы: 105-109 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: ДОВЕРИЕ, СОЦИАЛЬНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ, СОЦИАЛЬНЫЙ КАПИТАЛ, РЕЛИГИЯ, РЕЛИГИОЗНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ, TRUST, SOCIAL TRANSFORMATION, SOCIAL CAPITAL, RELIGION, RELIGIOUS IDENTITY АННОТАЦИЯ: Российское общество, пребывающее в длительном процессе трансформации, страдает от недостатка солидарности и интеграции. Устойчивое развитие страны возможно только при формировании культуры доверия. Исследование посвящено анализу взаимосвязи социального доверия и религиозной мировоззренческой системы. Определены особенности влияния религии на уровень социального доверия. Доказано, что доверие как религиозное чувство обладает специфическими характеристиками. ILINA I.V., KHUZIAKHMETOV R.R., KOLMOGOROV K.A. Russian society lacks solidarity and integration due to long and controversial process of transformation. Stable development of the country relies heavily on the formation oftrust culture. Research is devoted to the analysis of relationship between social trust and religious mindset. The way religion affects social trust is described. Authors prove that trust as a religious feeling has its features. СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Ильин В.А. К вопросу о религиозной идентичности: опыт культурно-исторического анализа с позиций психосоциальной теории развития // Социальная психология и общество. 2015. №2. С. 33-50. EDN: TYRPKJ 2. Ардашкин И.Б. Доверие в науке и религии: к вопросу о становлении культуры доверия // Вестник Томского государственного университета. 2013. №370. С.56-60. EDN: PZXMZJ 3. Мчедлова М.М. Роль религии в современном обществе // Социологические исследования. 2009. №12. С. 77-84. EDN: LLFTNF 4. Гуриева С.Д., Борисова М.М. Доверие как социально-психологическое явление // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2014. №4. С. 126-136. EDN: SZIJTZ 5. Лазутина Д.В., Данилова Е.П., Давыденко В.А. Проблемы доверия в финансовом секторе экономики // Вестник Тюменского государственного университета. Социально-экономические и правовые исследования. 2017. Том 3. № 3. С. 273-295. EDN: ZTSMWD РЕЛИГИОЗНЫЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ ДОВЕРИЯ.pdf
  3. ГОТОВКИН Е.О., ГОТОВКИНА М.С. Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 8 Год: 2019 Страницы: 33-35 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: МИЛОСЕРДИЕ, РЕЛИГИЯ, ХРИСТИАНСТВО, ЦЕРКОВНАЯ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ, СОЦИАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, БЛАГОТВОРИТЕЛИ, СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ, CHARITY, RELIGION, CHRISTIANITY, CHURCH CHARITY, SOCIAL ACTIVITIES, PHILANTHROPISTS, NURSES OF MERCY АННОТАЦИЯ: В статье рассматривается милосердие как одна из ключевых основ взаимодействия двух социальных институтов Русской Православной Церкви и системы здравоохранения. Феномен милосердия раскрыт с позиции христианского вероучения и других религиозных концепций. Определены две формы милосердия: социальная и индивидуальная. GOTOVKIN E.O., GOTOVKINA M.S. The article considers charity as one of the key foundations of interaction between the two social institutions of the Russian Orthodox Church and the healthcare system. The phenomenon of charity is revealed from the standpoint of Christian dogma and other religious concepts. Two forms of charity are defined: social and individual. СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Кравченко С.А. Социология: парадигмы через призму социологического воображения. М.: Экзамен, 2003. 580 c. EDN: SMUQXP 2. Поскотина М.И. Возрождение милосердия как философско-образовательная проблема // Философия образования. 2010. № 4(33). С. 334-340. EDN: NCIFTR 3. Современная энциклопедия социальной работы/Под общей ред. В.И. Жукова. М., 2008. МИЛОСЕРДИЕ КАК ОСНОВА ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ И МЕДИЦИНЫ.pdf
  4. ПЕТРОВА ИРИНА ЭДУАРДОВНА НИУ «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского», Нижний Новгород, Россия Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 10 Год: 2021 Страницы: 245-252 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: РЕЛИГИЯ, ЦЕННОСТИ, СЧАСТЬЕ АННОТАЦИЯ: Счастье как состояние и переживание представляется одновременно коллективным и индивидуальным сценарием. Какое счастье «правильное» и как «пристойно» его ощущать - формируется в культуре, передается в идеологии через воспитание, оценивается экономическим эффектом и преобразуется в управленческие решения согласно политической воле правительств. Локальный характер счастья не очень заметен на фоне глобальных трансформаций качества жизни, но именно он составляет основу субъективного образа благополучия отдельных индивидов, семей, групп по интересам и территориальных общин. Глокальность концепта счастья в религиозных общинах конкретной конфессии позволяет увидеть спектр состояний и переживаний, в зависимости от региона расположения общины, сложившихся традиций и строгости нормативного предписания о счастье. Но главным голосом остаются личные истории счастья в контексте собственной жизни на фоне расходящихся кругов: семьи, общины, региона, страны, мира и Бога. Исследователи могут оказаться в рамках существующих стереотипов «ограниченного счастья» вследствие негативной внешней оценки жестких правил общественной, семейной и личной жизни со стороны, как правило, неверующих людей. PETROVA IRINA EDUARDOVNA Lobachevsky National Research State University of Nizhny Novgorod, Nizhny Novgorod, Russia Happiness as a state and experience appears as both a collective and individual scenario. What happiness is 'right' and how 'decent' it feels is shaped in culture, transmitted in ideology through upbringing, assessed by economic effects and translated into managerial decisions according to the political will of governments. The local character of happiness is not very visible against the background of global transformations in the quality of life, but it is the basis of the subjective image of well-being of individuals, families, interest groups and territorial communities. The glocal nature of the concept of happiness in religious communities of a particular confession allows us to see a spectrum of states and experiences, depending on the region where the community is located, the established traditions and the strictness of the normative precept of happiness. But the main voice remains personal stories of happiness in the context of one's own life amid diverging circles - family, community, region, country, world and God. Researchers may find themselves within existing stereotypes of 'limited happiness' due to the negative external evaluation of the rigid rules of community, family and personal life by generally unbelieving people. Keywords: RELIGION, VALUES, HAPPINESS СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Бурдье П. Структура, габитус, практика // Журнал социологии и социальной антропологии. Том I, 1998. № 2. С. 40-58. EDN: OJWQLH 2. Качур Н.В. Фелицитарность современной молодёжи: социологический ракурс измерения: автореферат дис.... кандидата социологических наук: 22.00.014 / [Место защиты: СГУ]. Саратов. 2014. 24 c. EDN: ZPIDNF 3. Козырева П. М., Низамова А. Э., Смирнов А. И. Счастье и его детерминанты (статья 1) // Социологические исследования. 2015. № 12. С. 120-132. EDN: VGMFXH 4. Козырева П. М., Низамова А. Э., Смирнов А. И. Счастье и его детерминанты (статья 2) // Социологические исследования. 2016. № 1. С. 66-76. EDN: VSLWWF 5. Леонтьев Д. А., Рассказова Е. И. Что надо для счастья: культурные, региональные и индивидуальные различия и инварианты источников счастья// Вестник КРАУНЦ. Гуманитарные науки. 2006. № 2. С. 3-12. EDN: HZMOKB РЕЛИГИОЗНЫЕ ЦЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЕ КОНСТРУКТА СЧАСТЬЯ В ПРОТЕСТАНТСКИХ ОБЩИНАХ.pdf
  5. РОМАНОВА АННА ПЕТРОВНА, ЧЕРНИЧКИН ДМИТРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ Астраханский государственный университет, Астрахань, Россия Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 10 Год: 2021 Страницы: 197-209 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: ИНТЕРНЕТ-РЕКЛАМА, СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ, РЕЛИГИЯ, ПРОЗЕЛИТИЗМ, НЕОПРОТЕСТАНТЫ, ЮГ РОССИИ АННОТАЦИЯ: Статья посвящена исследованию религиозной интернет-рекламы неопротестантских онлайн-сообществ в России в целях привлечения новых последователей и выявлению отношения к данной форме прозелитической деятельности студенческой молодёжи юга России. Основными методами исследования стали: контент-анализ неопротестантских виртуальных религиозных объединений и онлайн-опрос, проведенный в период с ноября по декабрь 2020 года. В качестве объекта исследования выступали 1438 студентов высших учебных заведений регионов юга России. Контент-анализ рекламных материалов, публикуемых Fellow в социальных сетях, позволяет говорить о том, что модераторы при создании подобной рекламы используют совершенно новую форму подачи религиозной информации (отличную от форм традиционных для нашей страны религиозных объединений), которая ориентирована исключительно на молодёжь. Анализ данных онлайн-опроса показал, что больше половины респондентов обозначили нейтральную позицию к религиозному рекламному контенту, а также индифферентно относятся и к людям, посещающим подобные ресурсы по ссылкам в интернет-рекламе. ROMANOVA ANNA PETROVNA, CHERNICHKIN DMITRIY ALEKSEEVICH 1 Astrakhan State University, Astrakhan, Russia The article is devoted to the study of religious Internet advertising of neo-Protestant online communities in Russia in order to attract new followers and identify the attitude towards this form of proselytic activity of student youth in the south of Russia. The main research methods were: content analysis of neo-Protestant virtual religious associations and an online survey conducted from November to December 2020. The object of the study was 1438 students of higher educational institutions of the regions of southern Russia. Content analysis of advertising materials published by Fellow on social networks suggests that moderators, when creating such advertising, use a completely new form of presentation of religious information (different from the forms of religious associations traditional for our country), which is focused exclusively on young people. Analysis of the online survey data showed that more than half of the respondents indicated a neutral position towards religious advertising content, and also indifferently towards people who visit such resources through links in online advertising. Keywords: ONLINE ADVERTISING, SOCIAL NETWORKS, RELIGION, PROSELYTISM, NEO-PROTESTANTS, SOUTH OF RUSSIA СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Farah M. F., El Samad L. The Effects of Religion and Religiosity on Advertisement Assessment among Lebanese Consumers // Journal of International Consumer Marketing. 2014. Iss.26 (4). Р. 344-369. DOI: 10.1080/08961530.2014.919126 2. Fellow - что это? URL: https://fellow.site/ru-l/ru/?utm_source=redirect (дата обращения 12.12.2020). 3. Kale S. Spirituality, Religion and Globalization // Journal of Macromarketing. 2004. Iss. 24 (2). P. 92-107. 4. Marmor-Lavie G., Stout P. A., Lee W-N. Spirituality in Advertising: A New Theoretical Approach // Journal of Media & Religion. 2009. Iss. 8 (1). Р. 1-23. 5. McKee D. Spirituality and Marketing: An Overview of the Literature / Handbook of Workplace Spirituality and Organizational Performance (R. A. Giacalone, C. L. Jurkiewicz eds.). Armonk, NY: M.E. Sharpe, 2003. Рр. 57-75. РЕКЛАМА В СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЯХ КАК ИНСТРУМЕНТ ПРОЗЕЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОПЫТ НЕОПРОТЕСТАНТСКИХ ДВИЖЕНИЙ В РОССИИ.pdf
  6. ШАПОВАЛОВА ИННА СЕРГЕЕВНА Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Белгородский государственный национальный исследовательский университет» (НИУ «БелГУ»), Белгород, Россия Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 10 Год: 2021 Страницы: 157-165 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: ТЕОЛОГИЯ, ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ БАЗИС, РЕЛИГИЯ, КСЕНОФОБИЯ, РЕЛИГИОЗНЫЙ ЭКСТРЕМИЗМ, МОЛОДЕЖЬ, МОЛОДЕЖНАЯ СРЕДА АННОТАЦИЯ: Теологическое знание, как часть системы мировоззрения, культурной социализации и одновременно сегмент компетентностной модели, является важнейшим ресурсом гармонизации образовательного процесса и его результата, в приобретении современной молодежью культурного статуса. Помимо культурной компоненты личности, теологический базис является диалоговым ресурсом в моральном дискурсе, в реакциях на социальные вызовы, основой выбора в условиях конфликтных ситуаций в том числе, связанных с межконфессиональными отношением, катализируя или стагнируя развитие межконфессиональных ксенофобий и экстремистских практик. Интерпретация и применение теологического базиса в формировании установок на религиозное поведение и межконфессиональные реакции, его роль качестве диалогового ресурса сопротивления асоциальным технологиям межконфессиональной вражды, является «слепой» зоной в научных отраслях, несмотря на значительный регулятивный потенциал для соответствующего направления государственной молодежной политики. Целью статьи является построение исследовательского дизайна для изучения барьерной функции и потенциала теологического базиса в системе среднего и высшего образования в профилактике и противодействии ксенофобии и экстремизму в молодежной среде. ВЛИЯНИЯ ТЕОЛОГИЧЕСКОГО БАЗИСА НА ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ КСЕНОФОБИИ И ЭКСТРЕМИЗМУ В МОЛОДЕЖНОЙ СРЕДЕ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ДИЗАЙН.pdf
  7. ТОЛМАЧЀВ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ Российский православный университет св. Иоанна Богослова, Москва, Россия Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 10 Год: 2021 Страницы: 134-141 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: МИФ, РЕЛИГИЯ, ГЛОБАЛИЗМ, СИОНИЗМ, НАЦИЗМ, ГЕНОЦИД АННОТАЦИЯ: Современные мифологические концепции становятся новой исторической реальностью для человека, живущего в реальности глобального общества потребления. Поэтому понимание ситуации с конструированием современных мифов приводит нас к необходимости провести исследование для выявления связи современной мифологии, современных социальных и религиозных конфликтов, а также религиозной политики, внедряющейся в сферу создания новых гражданских религий. Один из таких современных мифов, зародившись в XX веке в среде еврейских политиков, а затем к XXI веку покрывший почти весь мир, - это миф о принесении жертвы всесожжения евреями в период второй мировой войны. Еврейские религиозные лидеры считают холокост третьим разрушением еврейского народа. Они называют его средством наказания соплеменников-иудеев, которые нарушили религиозный закон, так как Господь Бог нацелен на избавление еврейского народа от самых страшных грешников и преступников. Одновременно тема холокоста используется для создания новой всемирной гражданской религии, в которой Крестная жертва Христа подменяется некоей коллективной жертвой богоизбранного еврейского народа. Одним из активных создателей новой всемирной гражданской религии стала иудейская секта «ноахистов». TOLMACHEV ALEXANDER VASILIEVICH 1 Russian Orthodox University of St. John Bogoslov, Moscow, Russia Modern mythological concepts are becoming a new historical reality for a person living in the reality of a global consumer society. Therefore, understanding the situation with the construction of modern myths leads us to the need to conduct a study to identify the connection between modern mythology, modern social and religious conflicts, as well as religious policy that is being introduced into the creation of new civil religions. One of these modern myths, which originated in the XX century among Jewish politicians, and then by the XXI century covered almost the entire world, is the myth about the offering of burnt offerings by Jews during the Second World War. Jewish religious leaders consider the Holocaust to be the third destruction of the Jewish people. They call it a means of punishing Jewish fellow tribesmen who violated religious law, since the Lord God is aimed at delivering the Jewish people from the most terrible sinners and criminals. At the same time, the theme of the Holocaust is being used to create a new world civil religion, in which the sacrifice of Christ on the Cross is replaced by a certain collective sacrifice of God's chosen Jewish people... Keywords: MYTH, RELIGION, GLOBALISM, ZIONISM, NAZISN, GENOCIDE СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Толмачёв А. В. Мифология глобализма и самоорганизация человека: сборник научных статей. Riga, Latvia, EU: LAP Lambert Academic Publishing, 2021. 96 с. 978-620-3-30491-6. ISBN: 978-620-3-30491-6 2. Тора. / пер. с ивр. Д. Сафонова под ред. А. Графова. М.: Изд-во "Книжники", "Лехаим". 2016. 896 с. 978-5-9953-0430-2, 978-5-9003-1028-2. ISBN: 978-5-9953-0430-2 3. Библия. - М.: Российское библейское общество. 1996. 1312 с. 585524-037-1. ISBN: 5-85524-037-1 4. Melka Robert L. Nazi Germany amd the Palestine question // Palestina and Israel in the 19th and 20th centuries. Routledge, 2013. P. 91-288. 0-1135-1681-48. ISBN: 01135168148 5. Nicosia Francis R. Zionism and Anti-Semitism in Nazi Germany. 1st. Cambridge University Press. 2008. 324 p. 0-5218-8392-X. ISBN: 0-521-88392-X 6. Максименков Л. в. Еврейский транзит // Коммерсант, Огонёк. 2019. №47. С. 21-24. 7. Игнатьев А. Н. Холокост: вымысел или реальность. М.: Самотёка: МИД "Осознание", 2013. 280 с. 8. Финкельштейн Н. Индустрия холокоста. Кто и как наживается на страданиях евреев. М.: Русский вестник, 2003. 286 с. 9. Толмачёв А. В. Современные мифологические концепции. Источник социальных и религиозных конфликтов, и основа миротворческой деятельности в поместных православных церквях. Riga, Latvia, EU: LAP Lambert Academic Publishing, 2021. 87 с. 978-620-3-30427-5. ISBN: 978-620-3-30427-5 МИФОЛОГИЯ ПРИНЕСЕНИЯ ЖЕРТВЫ ВСЕСОЖЖЕНИЯ МЕЖДУ РЕЛИГИЕЙ И ПОЛИТИКОЙ.pdf
  8. ХАРЕБА НАТАЛИЯ ВИКТОРОВНА 1 Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Белгородский государственный национальный исследовательский университет» (НИУ «БелГУ»), Белгород, Россия Научный руководитель: ЛЕБЕДЕВ СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ 1 Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Белгородский государственный национальный исследовательский университет» (НИУ «БелГУ»), Белгород, Россия Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 10 Год: 2021 Страницы: 101-107 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: РЕЛИГИЯ, РЕЛИГИОЗНОСТЬ, ВЕРА, ЦЕННОСТИ, МОЛОДЕЖЬ АННОТАЦИЯ: В статье представлены промежуточные результаты авторского социологического исследования «Отношение молодежи г. Белгорода к религии и религиозности», проведенного на базе лаборатории «Социология религии, культуры и коммуникаций» Международного Центра социологических исследований кафедры социологии и организации работы с молодежью НИУ «БелГУ». Одним из основных методов социологического исследования являлся массовый опрос молодежи, который был организован в марте. Сбор данных продолжается. По результатам опроса был проведен линейный анализ количественной информации в части отношения молодежи к религии и вере. Выявлено, что в целом молодежь г. Белгорода позитивно относится к религии, религиозности и вере, но в сознании молодежи преобладает негативный имидж Русской Православной Церкви. Кроме того, было выявлено, что религиозная самоидентификация молодежи отличается от реального уровня их религиозности как «комплекса поведенческих практик». Верифицировать уровень религиозности молодежи г. Белгорода позволили уточняющие и проверяющие вопросы, касаемые публичных и приватных религиозных практик молодежи. KHAREBA NATALIA VICTOROVNA 1 Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education "Belgorod State National Research University" (NRU "BelSU"), Belgorod, Russia The article presents the interim results of the author's sociological study «The attitude of the youth of Belgorod to religion and religiosity», conducted on the basis of the laboratory «Sociology of Religion, Culture and Communication» of the International Center for Sociological Research of the Department of Sociology and Organization of Work with Youth of the Belgorod National Research University. One of the main methods of sociological research was a mass survey of young people, which was organized in March. Data collection continues. According to the results of the survey, a linear analysis of quantitative information was carried out in terms of the attitude of young people to religion and faith. It was revealed that in general, the youth of Belgorod have a positive attitude to religion, religiosity and faith, but the negative image of the Russian Orthodox Church prevails in the minds of young people. In addition, it was revealed that the religious self-identification of young people differs from the real level of their religiosity as a «complex of behavioral practices». To verify the level of religiosity of young people in the city of Belgorod allowed clarifying and verifying questions concerning public and private religious practices of young people. Keywords: RELIGION, RELIGIOSITY, FAITH, VALUES, YOUTH СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Великий пост и религиозность, 2020 г. URL: https://www.levada.ru/2020/03/03/velikij-post-i-religioznost/ (дата обращения: 07.11.2020). 2. Ежемесячное измерение одобрения деятельности общественных институтов, 2020 г. URL: https://wciom.ru/news/ratings/odobrenie_deyatelnosti_obshhestvennyx_institutov/ (дата обращения: 07.03.2021). 3. Кублицкая Е.А., Лебедев С.Д. Религиозная ситуация в Белгородской области (мониторинговые исследования) // Социально-гуманитарные знания. 2019. № 6. С. 160-180. EDN: KFNWNN 4. Лебедев С.Д., Сухоруков В.В. Тесный путь не туда? // Социологические Исследования. 2013. № 1. С. 118-126. EDN: PMKWKP 5. О влиянии РПЦ на разные сферы жизни страны, 2020 г. URL: https://fom.ru/TSennosti/14371 (дата обращения: 07.03.2021). РЕЛИГИЯ И ВЕРА В ОЦЕНКАХ МОЛОДЕЖИ.pdf
  9. ВИНИЧЕНКО МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ, РЫБАКОВА МАРИНА ВЛАДИМИРОВНА 1 Российский государственный социальный университет, Москва, Россия 2 МГУ им. М.В. Ломоносова, Москва, Россия Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 10 Год: 2021 Страницы: 77-83 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: РЕЛИГИЯ, ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ, СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА, МОДЕРНИЗАЦИЯ, ОБЩЕСТВО АННОТАЦИЯ: В статье рассматривается характер отношения представителей различных конфессий к ИИ как фактору модернизации социальной структуры современного российского общества. Основными эмпирическими методами исследования были социологический опрос с использованием онлайн сервиса «Google Формы» и методики Лайкерта; фокус-группа. В 2020 году ввиду пандемийных ограничений исследование проводилось в дистанционной форме. В ходе исследования установлено, что российские православные, мусульмане и католики воспринимают ИИ как состоявшееся явление, оказывающее влияние на человека и общество. Они считают ИИ опасным как для человека, так и для общества в целом. Выявлено, что взгляды представителей различных конфессий на характер влияния искусственного интеллекта на человека, общество имеют как схожие черты, так и различия. Глубина и характер воздействия ИИ на человека и общество еще не изучены представителями различных религий. В вопросе об углублении ИИ социального неравенства мнения православных и мусульман несколько отличались от взглядов католиков. Тем не менее, в большинстве своем представители всех исследуемых конфессий выразили мнение, что ИИ будет способствовать углублению социального неравенства. VINICHENKO MIKHAIL VASILIEVICH, RYBAKOVA MARINA VLADIMIROVNA 1 Russian State Social University, Moscow, Russia 2 Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia The article examines the nature of the attitude of representatives of various confessions to AI as a factor in the modernization of the social structure of modern Russian society. The main empirical research methods were a sociological survey using the online service Google Form and Likert methods and a focus group. In 2020, due to pandemic restrictions, the study was carried out remotely. The study found that Russian Orthodox Christians, Muslims and Catholics perceive AI as an established phenomenon that has an impact on individuals and society. They consider AI to be dangerous both for humans and for society as a whole. It was revealed that the views of representatives of various confessions on the nature of the influence of artificial intelligence on a person, society have both similar features and differences. The depth and nature of the impact of AI on humans and society have not yet been studied by representatives of various religions. On the issue of the deepening AI of social inequality, the opinions of Orthodox Christians and Muslims were somewhat different from those of Catholics. Nevertheless, the majority of representatives of all studied confessions expressed the opinion that AI would contribute to deepening social inequality. Keywords: RELIGION, ARTIFICIAL INTELLIGENCE, SOCIAL STRUCTURE, MODERNIZATION, SOCIETY СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Schwab Klaus. The Fourth Industrial Revolution / K. Schwab - "Eksmo", 2016 - (Top Business Awards). 2. Fenwick T., & Edwards R. (2016). Exploring the impact of digital technologies on professional responsibilities and education. European Educational Research Journal, 15 (1): 117-131. DOI: 10.1177/1474904115608387 EDN: VDIRVY 3. Digital economy report 2019: Value creation and capture: implications for developing countries, United Nations Publications, New York, 2019, online at. 4. European Commission, (2020). Digital Economy and Society Index Metodological Note. DESI. Available at: (accessed on 27 June 2020). 5. Frolova E.V., Vinichenko M.V., Kirillov A.V., Rogach O.V., Kabanova E.E. (2016) Development of Social Infrastructure in the Management Practices of Local Authorities: Trends and Factors. International Journal of Environmental and Science Education, 11 (15), 7421-7430. EDN: WXWNDB ОТНОШЕНИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ РАЗЛИЧНЫХ РЕЛИГИЙ.pdf
  10. ПУНТУС ЕВГЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, ПУПЫШЕВА ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА 1 Карагандинский университет Казпотребсоюза, Караганда, Казахстан Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 10 Год: 2021 Страницы: 44-53 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ, РЕЛИГИЯ, МОДЕРН, РАЦИОНАЛИЗМ, ЦЕННОСТИ, НОРМЫ, РОЛЕВЫЕ ЭКСПЕКТАЦИИ АННОТАЦИЯ: В статье рассматриваются некоторые базовые положения анализа ситуации процессов Entzauberung der Welt, повлекших за собой трансформации института религии в индустриальных и постиндустриальных системах. Особое внимание уделяется вопросам влияния данного процесса на процессы легитимации базовых компонентов ценностных систем обществ периода модерна, характеризующихся, с одной стороны, массовизацией сознания, а с другой - появлением и ростом феномена социальной аномии. Эти процессы рассматриваются не как ситуация, однозначно провоцирующая кризис базовых ценностей, но как вызывающая их неизбежную трансформацию и ослабление. Утрата религией монополии на генерализацию систем ценностных образцов посредством их легитимации в категориях предельной реальности - неизбежное последствие формирования и укрепления ценностей рационального мышления с его приоритетом категорий индивидуализма. Секулярный проект не только как кризис института религии, но как «новый шанс» не только религии, но и общества. Позиция авторов по данному вопросу созвучна позиции исследователей, предсказавших неизбежность «возрождения» института в его трансформированной форме, характерной для современного человека общества «невидимых» и «индивидуальных» религий. PUNTUS YEVGENIYA ALEXANDROVNA, PUPYSHEVA TATYANA NICOLAEVNA 1 Karaganda university of Kazpotrebsoyuz, Karaganda, Kazakhstan The article discusses some of the basic provisions of the analysis of the situation of the Entzauberung der Welt processes, which entailed the transformation of the institution of religion in industrial and post-industrial systems. Particular attention is paid to the issues of the influence of this process on the processes of legitimation of the basic components of value systems of the societies of the modern period, characterized, on the one hand, by the massization of consciousness, and, on the other hand, by the emergence and growth of the phenomenon of social anomie. These processes are viewed not as a situation that unambiguously provokes a crisis of basic values, but as causing their inevitable transformation and weakening. The loss of a monopoly by religion on the generalization of value systems through their legitimation in the categories of ultimate reality is an inevitable consequence of the formation and strengthening of the values of rational thinking with its priority of the categories of individualism. A secular project not only as a crisis of the institution of religion, but as a «new chance» not only of religion, but also of society. The position of the authors on this issue is consonant with the position of researchers who predicted the inevitability of the «revival» of the institution in its transformed form, which is characteristic of the modern person and the society: «invisible» and «individual» religions. Keywords: SOCIAL INSTITUTION, RELIGION, MODERNITY, RATIONALISM, SOCIAL ROLES, VALUES, NORMS, EXPECTATIONS СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Парсонс Т. Общий обзор. Американская социология. Издательство: "Прогресс". М., 1972. С. 360-378. 2. Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2 тт. Издательство: "Культурная инициатива". М., 1992. 976 с. 3. Вебер М. Избранные произведения. / М. Вебер; Перевод с немецкого; Составление, общая редакция и послесловие доктора философских наук Ю. Н. Давыдова; Предисловие доктора философских наук П.П. Гайденко. Москва: Прогресс, 1990. 808 с. EDN: SGUYOR 4. Парсонс Т. Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Издательство Международного Университета Бизнеса и Управления, 1996. 560 с. 5. Бергер П. Священная завеса. Элементы социологической теории религии. М., 2019. 216 с. СЕКУЛЯРНЫЙ ПРОЕКТ ЭПОХИ МОДЕРНА.pdf
  11. ЧИПРИАНИ РОБЕРТО 1 III Римский университет, Рим, Италия Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 10 Год: 2021 Страницы: 17-24 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: ДИФФУЗНАЯ РЕЛИГИЯ, МОРАЛЬ, РЕЛИГИЯ, РЕЛИГИЯ ЦЕННОСТЕЙ, СОЦИАЛИЗАЦИЯ, СОЦИОЛОГИЯ МОРАЛИ, СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ, ЦЕННОСТИ АННОТАЦИЯ: Автор делает методологический экскурс в теоретическое наследие Эмиля Дюркгейма, прослеживая и акцентируя концептуальные связи между его теорией религии, теорией социальной солидарности, теорией воспитания и концептуальным видением ценностей CIPRIANI ROBERTO 1 University of Rome 3, Rome, Italy The author makes a methodological excursion into the theoretical legacy of Emile Durkheim, tracing and emphasizing the conceptual connections between his theory of religion, the theory of social solidarity, the theory of education and the conceptual vision of values Keywords: DIFFUSE RELIGION, MORALITY, RELIGION, RELIGION OF VALUES, SOCIALIZATION, SOCIOLOGY OF MORALITY, SOCIOLOGY OF RELIGION, VALUES СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Ammerman N.T. (1997), Golden Rule Christianity: Lived Religion in the American Mainstream, in Hall D. D., ed., Lived Religion in America, Princeton University Press, Princeton, 196-216. 2. Cipriani R. (2020), L'incerta fede. Un'indagine quanti-qualitativa in Italia, FrancoAngeli, Milano. 3. Comte A. (1851), Système de politique positive, ou Traité de sociologie, instituant la religion de l'humanité, L. Mathias, Paris, 4 vols. (ed. ingl., System of Positive Polity, Longmans, Green and co., London, 1875-1877). 4. Durkheim É. (1893), De la division du travail social, Alcan, Paris (ed. it., La divisione del lavoro sociale, il Saggiatore, Milano, 2016; ed. ingl., The Division of Labor in Society, The Free Press, New York, 1997). 5. Durkheim É. (1912), Les formes élémentaires de la vie religieuse. Le système totémique en Australie, Paris, Alcan (ed. it., Le forme elementari della vita religiosa. Il sistema totemico in Australia, Newton Compton Italiana, Roma, 1973; ed. ingl., The Elementary Forms of Religious Life, The Free Press, New York, 1995). ДИФФУЗНАЯ РЕЛИГИЯ ЦЕННОСТЕЙ .pdf
  12. РОДИОНОВА ЕЛИЗАВЕТА ВАЛЕРЬЕВНА, КОВАЛЕНКО ВЛАДИМИР ДМИТРИЕВИЧ 1 Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия 2 Северо-западный Институт управления Российской Академии Народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, Санкт-Петербург, Россия Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 11 Год: 2022 Страницы: 118-128 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: РЕЛИГИЯ, ВЕРА, МАССОВЫЙ ОПРОС, ЭКСПЕРТНОЕ ИНТЕРВЬЮ, ЗАКРЫТЫЕ СООБЩЕСТВА АННОТАЦИЯ: Современные социологические исследования выходят далеко за рамки простой научно-познавательной деятельности, данные разнообразных социологических опросов являются частью повседневного принятия управленческих решений в сфере бизнеса. Не менее важны такие исследования и для выработки государственной политики. Особое значение имеет мониторинг этнической и религиозной ситуации в стране. Междисциплинарные и, прежде, всего, социологические исследования сферы государственно-конфессиональных отношений могут стать основанием для конструктивного диалога между религиозными организациями и государством. Но социолог, входя в это поле, сталкивается с трудностями, которые связаны как с методами исследования, так и со спецификой исследовательского поля. Массовый опрос обладает своими преимуществами перед экспертным интервью, но у него также есть и недостатки. Экспертное интервью также имеет как сильные, так и слабые стороны. Значимое влияние на процесс исследования оказывает само исследуемое сообщество. Нивелировать недостатки каждого из методов и усилить их сильные стороны может сочетание количественной и качественной методик. RODIONOVA ELIZAVETA VALERJEVNA, KOVALENKO VLADIMIR DMITRIEVICH 1 St-Petersburg State University, St-Petersburg, Russia 2 North-West Institute of management Russian Presidential Academy of national economy and public administration, St-Petersburg, Russia Actual sociological research goes far beyond simple scientific and cognitive activity, the data of various sociological surveys are part of everyday decision-making in the field of business. Such studies are equally important for the development of public policy. Monitoring of the ethnic and religious situation in the country is of particular importance. Interdisciplinary and, above all, sociological studies of the sphere of state-confessional relations can become the basis for a constructive dialogue between religious organizations and the state. But a sociologist entering this field faces difficulties that are related both to research methods and to the specifics of the research field. A mass survey has its advantages over an expert interview, but it also has disadvantages. Expert interviews also have both strengths and weaknesses. The researched community itself has a significant impact on the research process. A combination of quantitative and qualitative methods can neutralize the shortcomings of each of the methods and strengthen their forte. Keywords: RELIGION, FAITH, MASS SURVEY, EXPERT INTERVIEW, OBSCURE CIRCLES СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Гришаева Е.И., Шумкова В.А. Традиционалистские православные медиа: структура дискурса и особенности функционирования. Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2018. No 2. С. 291-308. EDN: UPSFDS 2. Дивисенко К.С., Дивисенко О.В. Влияние конфессиональной принадлежности и воцерковлённости на удовлетворённость жизнью верующих. Вестник СПбГУ. Серия: Социология. 2017. Т. 10. Вып. 1. С. 99-114. 3. Емельянов Н.Н. Парадокс религиозности: откуда берутся верующие? Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2018. No 2. С. 32-48. EDN: XOFYDJ 4. Лебедев С.Д., Склярова В.А. Социальный запрос на знание о религии в современном российском обществе в оценках экспертов. Научный результат. Социология и управление. 2019. № 5 (2). С. 25-36. EDN: ULRQOH 5. Межэтнические отношения и религиозная ситуация в регионах Центра, Северо-Запада, Сибири и Дальнего Востока России. Экспертный доклад за 2018 г./ Ред. Тишков В. А., Степанов В. В., Старченко Р. А. - М. - Омск: Издательский Центр КАН, 2018. 111 с. «ЗАКРЫТОЕ» СООБЩЕСТВО И «ЗАКРЫТЫЙ» РЕСПОНДЕНТ.pdf
  13. до
    Мероприятие проводится при поддержке Комиссии по развитию теологии, религиозного и духовно-нравственного образования при Совете по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации и Ассоциации образовательных организаций «Научно-образовательная теологическая ассоциация» (НОТА), объединяющей 80 ведущих университетов и духовных школ России. В рамках Симпозиума планируется проведение нескольких сессий, посвященных обсуждению вопросов семьи и семейных ценностей в различных религиозных культурах и традициях (православие, ислам, буддизм и иудаизм). В завершении планируется проведение круглого стола по теме «Ценность семьи в формировании гражданской идентичности: социокультурный аспект» Приглашаем ректоров высших учебных заведений, проректоров по воспитательной работе, по работе со студентами, руководителей профильных кафедр, ученых, педагогов-практиков, студентов и аспирантов принять участие в мероприятии. По итогам Симпозиума планируется издание сборника материалов. Требования к публикациям прилагаются (приложение 2). Для участия в мероприятии необходимо зарегистрироваться на сайте http://unisop.rudn.ru. Материалы публикаций также загружаются в личном кабинете участника. Структура симпозиума.docx
  14. ПРО ФОМУ НЕВЕРЯЩЕГО Не верил ни во что Фома. Считай, что с самого рожденья имел такие убежденья и счастлив был при том весьма. Прошел подряд он все ступени. На площадь вел его отец, и там значок, где крошка Ленин, на грудь пришпилил наш юнец. Чуть позже здесь же повязали на шею знамени кусок – обычный красненький платок. Примером будь во всем, сказали, поскольку пионер теперь. Иди вперед по жизни смело, любая, мол, открыта дверь, лишь будь готов к борьбе дело. «Всегда готов!», – сказал малец, и вскинул, как учили, руку. Промолвил кто-то: молодец, товарищ наш, слыхать по звуку. Фому назначили горнистом – он в дудку дул и в строй всех звал. Но даже ставши коммунистом из рук тот горн не выпускал. – Товарищи! Труба зовет! Мы строим БАМ – дорогу к счастью! Гордимся мы советской властью за рек великих поворот! Что ни возьми, любое дело – он первый вырвется вперед, любой почин подхватит смело и за собой других ведет. И тени нет ни в чем сомнений: «КПСС – наш рулевой!». Решенья – в жизнь без промедлений! Прикажут – будем орошать, отменят – станем осушать, что прежде было залито водой. Сказать вам по секрету вещь одну? Всю жизнь Фоме завидовал я очень, поскольку сам всегда был озабочен, как бы не выронить из сердца ту страну, где выпала судьба на свет явиться, где мне, безбожнику, порой до слез, до спазма в горле хочется молиться, чтобы Господь Отечеству принес хотя б немного счастья и удачи. Не в смысле цен на нефть и газ. Пусть прошлое не сделать нам иначе, но день грядущий целиком от нас зависит – в это верю свято. А что ж Фома, как нынче он живет? О нем не беспокойтесь: он, ребята, сегодня ОПК преподает.
  15. Теоретико-методологический статус понятия религии в эссенциалистской трактовке этнической общности в зарубежной науке Д. Х. Добрынин https://doi.org/10.24833/2541-8831-2020-3-15-76-84 Концепт: философия, религия, культура. № 3 (2020) С. 76-84. Аннотация В статье проясняется теоретико-методологический статус понятия религии в эссенциалистской трактовке этнической общности, осуществляемой в зарубежной науке. Автор предпринимает попытку установить, допускают ли эссенциалистские установки в отношении этнической общности одновременное использование конструктивистской парадигмы в отношении религии. Эссенциалистский подход к определению этнической общности развивается в рамках примордиализма, в котором выделяются два основных направления: культурное и социобиологическое. Представители культурного примордиализма не сосредотачиваются на изучении причин возникновения этнических общностей и считают своей основной задачей подробное описание культурных различий между ними. Выявляемое культурное многообразие принимается в качестве основного средства описания сущности той или иной этнической общности. Сторонники социобиологического направления примордиализма отрицают, что уникальное сочетание культурных черт той или иной этнической общности является её единственным сущностным признаком. Большое значение придается также чувству родства между всеми членами общности, которое возникает в процессе биологической эволюции. Автор выявляет общее теоретическое содержание двух названных вариантов примордиализма. Оно заключается в эссенциалистской установке: этническая общность наделяется сущностью, которая определяется через ряд признаков, в том числе через наличие религии. Эта свойственная примордиализму установка не допускает принятия конструктивистского подхода к определению понятия «религия». Последний предполагает, что понятие религии не имеет референта в реальности, т.к. его содержание задается конвенционально для упорядочивания эмпирических данных. Если бы мы приняли данный подход, то лишили бы религию сущности. Это привело бы к тому, что один из сущностных признаков этнической общности носит относительный характер, а, зна чит, размывает очерчивающие сущность этнической общности границы. Такое следствие явно противоречит эссенциалистскому по подходу к определению этнической общности. Таким образом, эссенциализм в отношении этнической общности приводит к необходимости принятия эссенциалистской трактовки религии. Ключевые слова определение религии, определение этнической общности, эссенциализм, этническая общность, примордиализм, сущность этнической общности, конструктивизм, К. Гирц, П. ван ден Берге, методология религиоведения https://concept.mgimo.ru/jour/article/view/411
  16. Гламур нынче пронизывает политику и религию Однако эта категория современной культуры продолжает входить в перечень табуированных тем Что такое гламур и какова его роль в современной культуре, как гламур проникает в политику и религию, как он связан с языческой магией, почему его называют «инструментом Антихриста», что такое потребление знаков вместо вещей и как гламурное сознание способствует социальному расслоению. Об этих и многих других сторонах гламура «Парламентской газете» рассказал советник председателя Государственной Думы, политический философ Александр Щипков. - Александр Владимирович, насколько сегодня актуальна тема гламура? - Гламур — одна из главных категорий современной культуры, но очень плохо исследованная, несмотря на её несомненную актуальность. Гламур входит в перечень табуированных тем. В 1990-е определять повестку дня в стране стали потребности «манагеров» — менеджеров. Для этого привилегированного слоя издавали журналы, книги, выпускали фильмы. Данная особенность резала глаза и была даже более характерной для России, чем для Запада. Гламур стал дискурсом меньшинства, навязанным большинству. - Что означает гламур как понятие? - Формально «гламур» означает «чарующий», «волшебный». В каком-то смысле это синоним «глянца», но значение намного шире. Это «прелестные картинки», увлекающие зрителя и помрачающие его сознание. По сути — декор пустоты. Интересно, что в мифологии позднего модерна гламур стоит вне Прогресса, не подчиняется этой центральной мифологеме либерализма. Гламур статичен. У него нет динамики, он воспроизводит только сам себя. - Где его больше всего? - В шоу-бизнесе и на телевидении. Корифей отечественного телегламура, безусловно, Леонид Парфёнов. На его фоне померкли и Листьев, и Познер, и многие другие создатели телегламура. Он много работал с русской историей, создавая своего рода «муляжи времени». Исторические реалии, но под слоем помады. Нынешний телегламур до сих пор наполнен дыханием своего основоположника. Определить, кто из нынешних политиков гламурен, а кто нет, достаточно просто - по отношению к народу. - А есть ли гламур в политике? - Гламур заполняет всё пространство, включая политику. Политики, которые в 1990-е были законодателями моды на политический гламур, ушли в мир иной. Они были заметны, но не обладали достаточным интеллектуальным и образовательным багажом и олицетворяли собой облегчённый вариант «сливок общества», то есть поверхностную часть. На глубинном уровне сплавом гламура и политики занимались, например, Сергей Курёхин, Тимур Новиков и ряд ныне живущих деятелей русской культуры. Определить, кто из нынешних политиков гламурен, а кто нет, достаточно просто - по отношению к народу. Для гламура народ — это грязь, скверна, об него боятся «замараться», «заразиться». Когда случилась трагедия в Кемерове, рукопожатная гламурная публика мгновенно выдала в Сети: «Эти бесформенные тётки-билетёрши, что заперли двери в кинозалы, такие же, как и те, кто сгорел», «это они, считайте, сами себя сожгли…», «народ сам виноват». А того, кто обращается напрямую к народу, либеральная публика боится и отторгает от себя, вооружаясь обвинениями «в популизме». Это означает, что он не гламурен, что он разрушает волшебство глянца. Путинское «выть хочется» или душераздирающий кемеровский разговор патриарха Кирилла о смерти ребёнка — примеры обрушения идеологии гламура. - А в Церкви гламур существует? - К сожалению, да. Прежде всего гламурность характерна для так называемых либерал-православных, которые тащат в Церковь элементы секуляристской идеологии, эрзац-религиозность. Происходит смешение, возникает «майданное богословие», мифология «волонтёрства» и прочее. Гимн креативному классу, превосходство над «серыми ватниками» облекаются в новозаветную, библейскую символику. Слово Божье, открытое всему миру, подменяется социальной эзотерикой, знанием для избранных. Всё это живёт за плотной завесой светско-рождественских мероприятий, фестивальных спецэффектов, материалов из серии «Как наши звёзды встречались со старцами» и прочей мишуры. Гламурная религиозность зарождалась в конце 1990-х как проповедь для богатых, но быстро начала превращаться в особый стиль потребления «религиозных услуг». Многие не умеют получать радость на глубинном уровне и заменяют её знаками качества, «сертификатом культурного соответствия». - Что такое гламур с христианской точки зрения? - Прелесть. Прельщение. Это подмена правды Христовой чем-то убедительным, эффектным, но лживым. Антихрист — вот кто по-настоящему гламурен. Потому что он не просто против Христа, а вместо Христа. Гламур — это всегда подмена. В этом смысле гламур — инструмент Антихриста. Так что тем, кто занимается производством церковных глянцевых изданий, программ, проектов, нужно постоянно об этом помнить. - Православный глянец развивается? - Пик пришёлся на нулевые годы. Сейчас этот процесс забуксовал. Многие в Церкви его не принимают. Он предназначался для «успешных», был рассчитан одновременно и на проповедь и на коммерческий эффект. А это вещи несочетаемые. Задача православного глянца заключалась в том, чтобы показать богатым доброту и милость Христа, но не показывать ужас Его смерти. Чтобы не пугать их бывшей красотой, которая нынче лежит во гробе «безобразна, бесславна, не имущая вида», как поётся у нас на отпевании. Вместо православия — эрцаз-православие. Это яркий пример разрушительного действия гламура в Церкви. - Какие ощущения даёт гламур человеку? Чем он так притягателен? - Многие не умеют получать радость на глубинном уровне и заменяют её знаками качества, «сертификатом культурного соответствия». Радость — это ведь не веселье, это особое состояние покоя и уверенности в любви. Гламур же — это как бы пропуск в несуществующий земной рай, который надо заслужить, приняв «правильную» идеологию, заняв место на «правильной стороне истории». Даётся это, разумеется, не даром. Такой путь требует каких-то жертв. Например, нужно отвергнуть всех «негламурных», отвернуться от них, поменять круг знакомств. Необходимо провести в себе непреодолимую грань, оставив на другой, «дурной», стороне реальности всякое, разное «быдло» и «совков». Называть Россию, как Ксения Собчак, страной генетического отребья, называть своих сограждан злобными людьми и дебилами, как Макаревич или Серебряков. И вот у них всё есть — и слава, и деньги, а радости нет. Гламур уничтожает современное искусство, он вытравливает содержание и предлагает пустые никчёмные эксперименты с формой. - Вы полагаете, что гламурные люди склонны скатываться к социал-расизму? - Такова природа этого явления. Гламур — элемент разделённого общества. Он несеёт с собой языческий взгляд на мир, который противоречит христианской истине: мы оскверняемся не тем, что видим и слышим, а тем, что выходит из уст наших. Приверженность гламуру — это недоверие к первозданному миру, к Богу, превращение себя в «маленького бога». А недоверие к миру заставляет презирать людей, тяготиться их присутствием, валить вину с виновных на их жертв. - Какая эмоция соответствует гламуру? - Страх. Подспудный, подавленный. Адепт гламура, как правило, боится обыденности и неуспешности, а на самом деле — реальности. Гламур психологически отгораживает от бренного мира. Это род эскапизма, бегства от реальности. - А что есть гламур с философской точки зрения? - Идея гламура отсылает к языческой магии. Как и магия, гламур противостоит реальной истории вещей. Он этой историей питается, похищает её, оставляя вместо содержания «многозначительную», но пустую форму, иллюзию подлинности. Гламур — это смещённое чувство реальности. Гламур есть имитация. Принцип имитации реализуется так: содержание явления, история вещи подменяются образом «совершенной» гламурной формы. Образ гипнотизирует. Вещь вырывается из мира и начинает играть роль зеркала Истины. Внимание адепта гламурного культа останавливается на ней — и всякая умственная работа, всякая рефлексия прекращается. Он готов созерцать это бесконечно, как Кай у Андерсена готов был до конца своих дней складывать из льдинок слово «вечность». - А в искусстве? - Гламур уничтожает современное искусство, он вытравливает содержание и предлагает пустые никчёмные эксперименты с формой. Тому свидетельство — бесконечные «гаражи» и «винзаводы». Сейчас начался процесс поглощения гламуром русской иконописи. Этим направлением активно интересуются и занимаются католики. - Каковы исторические корни гламура? - Есть два типа восприятия культуры: как «возделывание земли» и как «украшение себя». Гламур восходит ко второй из них, которая более характерна для обществ с сильными магическими корнями. «Украшение себя» — это «холодная» культура, она созвучна сегодняшнему трансгуманизму и другим идеологиям позднего модерна. В основе здесь лежит желание воспринимать вещи не такими, каковы они есть, а видеть в обладании ими атрибут иной, лучшей реальности и подтверждение своего статуса, своей «полноценности», своего превосходства. - Каковы его функции в культуре? - Их несколько. Во-первых, гламур используется для самоидентификации, по гламурным кодам узнают своих. Получается «культура в культуре», секта. Во-вторых, подобно любой страсти и зависимости, гламур служит для заполнения экзистенциальной пустоты, помогает уйти от вопроса «Зачем я живу?». Гламур, подобно игромании, наркомании, фанатизму, расизму, заполняет место истинной веры. В-третьих, гламур используется для выстраивания моделей статусного потребления. Об этом подробно написано у Жана Бодрийяра в таких работах, как «Политэкономия знака», «Символический обмен и смерть». Гламурное потребление — это игра в означивание. Главный фокус в том, что гламурный человек потребляет не столько сами вещи, сколько знаки. Он платит не за вещь, а за статус, удостоверяемый наличием у него этой вещи, поэтому она работает как знак. А статус вещи, в свою очередь, удостоверен специальным клеймом, лейблом. Такой человек (жертва идеологии гламура) не только встречает другого по одёжке, но и провожает. Он не замечает, что форма для него стала содержанием. А это уже серьёзная болезнь личности. Гламурное сознание делит весь мир на первый сорт и последний. Не только вещи — людей, природу, исторические эпохи, религии. - Ради чего человек стремится к гламуру? Что его притягивает? - Ради приобщения к другому, «лучшему» миру. Гламур отсылает к воображаемой реальности, якобы превосходящей объективную, к так называемой гиперреальности. А на деле — к симулякрам, мнимой сущности. Если для простоты использовать марксистские понятия, можно сказать, что в такой культуре надстройка полностью определяет базис, а сама гламурная жизнь подчинена логике не товарного, а символического обмена, по принципу «символ — деньги -символ», вместо обычного «товар — деньги — товар». Соответственно, продажей символов занимается тот, кто имеет символическую власть — контроль над умами, возможность навязать свой набор символов. Эта власть обеспечивает символический обмен и им же поддерживается, вырабатывая всё новые символические ресурсы. Эта власть управляет другими с помощью идеологии гламура. - Насколько гламур опасен? - Вспомните античный образ Горгоны. Горгоне нельзя было смотреть прямо в глаза, чтобы не окаменеть. Персей сражался с Горгоной, глядя в зеркало своего щита, — и победил. Вот так и гламур. Он гипнотизирует, подчиняет себе, останавливает мысли. Но его можно обезвредить, если знать, как правильно о нём говорить. Поэтому важнейший вопрос — это вопрос о том, каким должен быть наш «дискурс о гламуре». Он, этот дискурс, должен уметь переводить «туда и обратно», показывая, как гламур подменяет реальность симулякром. Гламурное сознание делит весь мир на первый сорт и последний. Не только вещи — людей, природу, исторические эпохи, религии. - Религии? Разве это возможно? - Именно. Помните, кто был первым «гламурным» персонажем в русской истории? Конечно, Пётр Чаадаев. Он утверждал, что Россия сделала неправильный выбор — оказалась «не на той стороне истории», говоря сегодняшним языком. Мол, надо было князю Владимиру папских послов уважить и принять католичество. Но князь Владимир сделал не гламурный выбор. И вот теперь этот выбор якобы мешает России «цивилизоваться» по единственно верным стандартам. Гламуру противостоят устойчивая система ценностей и чувство реальности. Наилучшим образом они соединены в религии, но существуют и в других комбинациях. - Вы упомянули о том, что эпоха расцвета гламура у нас в стране была связана с культурой менеджеров. Сейчас это уже не так? - Сегодня гламур как переходящий вымпел ударника соцсоревнования достался креативному классу — более противоречивой общности, которая любит помайданить. Но «манагерское» влияние сказывается до сих пор. Это особенно ощутимо, когда управленцы выдвигают лозунг цифровизации всей страны. Цифровизировать предлагается буквально всё: Правительство, экономику, образование, культуру, религию, граждан, личные данные людей. А также, соответственно, коррупцию, недофинансированную экономику, вывоз капитала — всё, что есть. Главное — цифровизация. Что это как не доминирование формы над содержанием? А приоритет формы и есть самый главный принцип гламура. Будем надеяться, что идеологам гламура не дадут реализовать их главную мечту — цифровизировать армию и флот и поставить тем самым точку в истории России. Кстати, в своё время «форма от Юдашкина» стала одним из шагов в сторону гламуризации армии. - Что можно противопоставить гламуру? - Только то, что выше всего в ценностной системе. Это Бог, любовь, милосердие. «Положить жизнь за други своя» вместо «умри ты сегодня, а я завтра». Гламуру противостоят устойчивая система ценностей и чувство реальности. Наилучшим образом они соединены в религии, но существуют и в других комбинациях. Это разрушает «чары» гламура. Это возвращает народу возможность самостоятельно решать свою судьбу, судьбу своих детей, судьбу своей страны. Источник: https://www.pnp.ru/social/glamur-nynche-pronizyvaet-politiku-i-religiyu.html
  17. "Но ведь признание системы есть одновременно принятие религии, ибо что же такое религия как не свод определенных правил поведения, в согласии с законами бытия? Само слово "религио" означает связь, зависимость, опору -- вспомните английское "рели", "релайэбл". Признавая связь причин, следствий, времен и процесс мирового развития и соподчиняя ему нормы своего поведения, Вы тем самым религиозны. И я не понимаю Ленина, который так бешено восставал против религии, будучи сам не менее, а более религиозным, чем самые неистовые церковники. Религия -- есть моральный свод, а что он неизбежно должен опираться на веру, Вам должно быть очевидно. Вера же может быть, в зависимости от уровня восприятия. хоть в пень, и горе тому обществу, которое, уничтожая прежнюю веру, не заменит ее другой." И.А. Ефремов (Из письма Г.К. Портнягину от 18 февраля 1970 г.) Цитировано по: Еремина О.А., Смирнов Н.Н. Иван Ефремов. - М.: Молодая гвардия, 2013. - 682[6] с.: ил. - (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1440). ISBN 978-5-235-03658-1 С. 526.
  18. ИЗМЕНЕНИЕ И ПОСТОЯНСТВО В «МИГРИРУЮЩИХ РЕЛИГИЯХ» Михель О. В. Данное исследование рассматривает условия изменения и постоянства религиозной идентичности и религиозных практик в строго религиозных транснациональных миссионирующих движениях с учетом их миграционного опыта. В статье представлен эксплоративный сравнительный микро-анализ двух кейсов, то есть двух религиозных общин, которые находятся в одном и том же городе в Германии и по-разному строят свои отношения с вышестоящими транснациональными структурами. Рассматриваются причины изменения в формации религиозной идентичности в одном кейсе и причины их отсутствия во втором кейсе. Основываясь на анализе эмпирических данных, это исследование идентифицирует и обсуждает идентификационные, мотивационные, организационные и контекстуальные факторы, которые несут ответственность за изменения и постоянство строго религиозной идентичности и практик в религиозных движениях данного типа с учетом опыта их миграции. soc6.pdf
  19. Научный результат → Социология и управление → 2017 → Выпуск 2 (12) Зироевич М.Т. СУИЦИДАЛЬНЫЙ ТЕРРОРИЗМ И РЕЛИГИЯ Aннотация - отсутствует. Ключевые слова: ислам, религия, терроризм, акты самоубийств. Стало ли это концом всему? Стала ли тем самым ad acta эта самая большая противоположность идеалу? Или расплата просто отложена, отложена на более поздний срок?... Разве не должно когда-то в будущем произойти еще более страшного, долго подготавливаемого распространения пламени старого пожара? [34, c. 17]. 27 июня 2015 года в Лондоне на параде в честь Дня войск Великобритании был обезврежен террорист-смертник. В ноябре 2005 года серия взрывов в Омане унесла жизни 60 человек, свыше 100 человек было ранено. Эти террористические атаки отличала согласованность, серьезность и стремление к установлению владычества ислама. В последние десятилетия увеличилось количество подобных, исключительных по своей жестокости, атак террористов-смертников, что объясняет и рост числа исследований в области религии и политики. При этом ранние исследования базировались на восприятии природы ислама и традиции мусульманских народов как «деструктивного феномена» [24; 27; 29]. Однако позднее анализ выявил наличие влияния ряда нерелигиозных факторов, таких как род деятельности, государственные репрессии, этническая фракционализация, уровень безработицы [5; 25]. В последние несколько лет имеют место прогрессивные изменения в дискуссии о религии и терроризме, но также и разногласия различных авторов. Так, одни считают, что религия не влияет на политическое насилие. При этом, другие, допуская, что религия способствует мотивации и вербовке новых борцов, указывают на то, что облик и масштаб насилия преимущественно зависит не от религиозных факторов. Иные авторы обращают внимание на группу организационных и мотивационных характеристик, которые, при наличии религиозного подтекста, приводят к жестокому насилию. Такая тенденция развития ситуации в части исследования религии и политического насилия обусловила противостояние точек зрения ученых о понимании суицидального терроризма и влияния религии. Существующие подходы мы можем классифицировать по трем группам: первые авторы полагают, что причины террористических акций лежат вне религиозного контекста, но, при этом, мотивация и убеждения имеют религиозную основу; другие авторы считают, что терроризм не связан или очень мало связан с религией; иные авторы выделяют религию в качестве главной движущей силы и центрального звена терроризма. При этом, доказано, что фундаменталисты, фокусирующиеся исключительно на продвижении своего религиозного толка и его господства на мировой арене, могут произвести самые масштабные разрушения. Также, самые жестокие виды насилия могут иметь место в контексте националистической борьбы религиозно мотивированных групп. В тоже время, национализм, репресии и/или экономическая составляющая могут играть более важную роль в определении масштаба акций суицидального терроризма. 1. Суицидальный терроризм. Вопрос о том, что является терроризмом, а что не является, уже давно является предметом дискуссии теоретиков, экспертов и политиков. Возможно, эксперты уже давно сошлись бы по поводу единого определения, если бы данная проблема в большой мере не включала в себя и политическую компоненту. На сегодня не существует единого определение терроризма, хотя в этом есть острая необходимость. Часто понятие терроризм заменяют понятием террора и наоборот, поэтому необходимо определить теоретическое разграничение этих двух дефиниций. Террор и терроризм являются видами насилия со стороны малых групп, хотя на практике имеют место и другие примеры. Понятие террора связывают с обличенной властью группой, которая используя устрашение и другие насильственные методы, старается сохранить власть, в то время как терроризм связывают с группами, которые своей целью ставят смену власти в независимости от того является ли она демократической или в крайней степени недемократической. И в одном, и в другом случае жертвой становится мирное население. Терроризм представляет собой противоправный акт насилия направленный против определенного государства с целью породить страх и нанести коллективный ущерб для достижения определенной политической цели. Речь идет о преднамеренном применении силы, при этом терроризм используется как способ борьбы за реализацию данных политических целей. Одной из главных целей является получение огласки – в соответствии с этим терроризм можно рассматривать сквозь призму коммуникационной теории символов (Symbolic Communication Theory) [8]. Карбер считает, что «как символический акт, терроризм можно анализировать так же как и другие способы коммуникации посредством рассмотрения его четырех составных частей: трансмитера (терориста), независимого получателя (цель), сообщения (бомба, засада) и обратной связи (реакция определенного круга слушателей)» [22]. Существует и толкование терроризма как театра, где целью не являются настоящие (фактические) жертвы, так как на самом деле целью является реакция зрителей [17]. Помимо этого, современный терроризм можно понимать как попытку передачи сообщения посредством использования организованного политического насилия. В соответствии с вышесказанным, суицидальный терроризм – это готовность индивида пожертвовать своей жизнью в ходе террористического акта во имя борьбы за достижение политических или религиозных целей. Суицидальный терроризм в основном включает в себя элементы терроризма на почве религии. 2. Религиозная идеология и границы понятия суицидального терроризма. Данная работа базируется на обзоре существующих исследований на тему религии и терроризма, при этом гипотезой автора является идея о том, что религия влияет на уровень суицидального терроризма посредством мобилизации и осмысления жизни шахида. Некоторые террористические организации полностью опираются на религиозную идеологию и оправдывают акции насилия высшими целями. Эта идеология выполняет разновидность функции коллективного воздействия и, таким образом, влияет на восприятие и поведение группы, вне зависимости от ее конечных целей. 2.1. Религия и политическое насилие. В рамках данной работы мы рассматриваем религию как особый вид системы верований, чья интеграция в политику может привести к драматичным последствиям. Религия представляет собой «систему верований и практик, ориентированных на святыню или сверхъестественное», а не на этическую гордость или либеральные ценности [42]. Слияние религии и политики приводит к драматических формам политического выражения и распространению локальных конфликтов с глобальной религиозной борьбой. Политическая мобилизация религиозных верований ставит под сомнение законность государственной власти и оправдывает действия экстремистов [2; 6]. Более того, универсальная природа многих религий объединяет отдельных людей по всему миру и, таким образом, делает возможным объединение вдохновленных религией течений в контексте глобальной борьбы, вне границ социально-экономического, политического [4; 6; 9], религиозного влияния отдельных стран. Когда религия становится политическим игроком в контексте терроризма результатом могут стать жестокие акты насилия. Религиозные группы в своем глобальном подходе сегодня видят воплощение борьбы против зла [18; 19], поэтому и своих неприятелей они рассматривают как воплощение зла. Кроме этого, неприятелями считаются не только люди другого вероисповедания, но также и все, кто не разделяет особое толкование религии, поэтому насилие может быть направлено и против мирных жителей того же сообщества. Как отмечают некоторые авторы, террористические группы, которые считают свою борьбу святым долгом, в основном используют неселективные акты насилия [7; 32; 16; 39]. Это отличает их от националистических групп, которые в своих попытках и действиях по определению должны демонстрировать, что они представляют определенную этническую группу, к которой они принадлежат, поэтому их акции ограничены локальными стандартами и находятся в зависимости от общественного мнения, что приводит к тому, что они практически никогда не выбирают в качестве целей членов своего локального сообщества [39]. В последние десятилетия такая связь религии и политического насилия стала драмой в мусульманском мире. Однако, мы считаем, что ислам не является единственным фактором радикализма, поэтому здесь не следует выделять мусульман a priori. Данное разделение на «нас» и «всех остальных» само по себе способствует увеличению динамики общественных движений, которые приводят к радикализму [48]. 3. Религиозная идеология и суицидальный терроризм. В фокусе данного исследования находится функция религии по мобилизации членов организации и религия как движущий механизм суицидального терроризма [11; 12]. Если обратимся к определению Могадам (Moghadam), то мы можем рассматривать религиозную идеологию как политическую программу, основанную на религиозной традиции, в которой религиозный толк определенной группы важнее, чем ее этническая или классовая принадлежность [16]. В случае с исламом, данная идеология имеет политическую платформу, основанную на исламских символах даже когда конечная цель далеко не религиозная. Например, Хамас, стремясь к созданию палестинского государства, в своей преимущественно политической борьбе, использует риторику с выражено религиозными символами. Таким образом, борьба приобретает интернациональный характер и позволяет привлечь помощь со всего мира. Религиозная идеология прежде всего влияет на поведение на уровне группы. Отдельные члены могут присоединиться к группе по религиозным соображениям, но также и по другим, возможно, банальным причинам [1; 40]. На уровне группы необходим сильный когезивный фактор (фактор объединения элементов в составе целого – комментарий переводчика), который способствует преодолению индивидуальных различий членов группы и сделать возможным принятие актов жестокого насилия [42]. Для того, чтобы выделить определенную религиозную группу из ряда подобных, необходимо определить рамки нового течения. Это является самым важным элементом религиозной идеологии и тем, что объединяет членов группы. Также это обеспечивает доводы достаточно сильные, чтобы сделать возможным жестокое насилие, особенно в случаях атак террористов-смертников [3; 47]. Религиозная идеология является способом привлечения поддержки широкой общественности и мобилизации потенциальных добровольцев [13; 43]. В течение десятилетий исследований было выявлено, что именно использование религии приводит к драматичным результатам. Даже, если они имеют политические мотивы, религиозные террористические группы достигают успеха используя религиозные основы. Перцепция глобального характера борьбы и «исключительности» выделяет их и дает превосходство над своими сонародниками, которые считаются и клеймятся ими как неприятели за то, что они не придерживаются религиозного толка данной группы [26]. Религиозная группа может иметь цели схожие с целями других многочисленных групп не религиозного характера, которые организуют атаки террористов-смертников. Когда религиозная группа решает прибегнуть к тактике использования атак террористов-смертников, то она будет стремиться к достижению максимального количество убитых с целью максимального освещения в СМИ. Конечно, при этом выбор жертв будет случайным. В противоположность этому, не религиозные группы будут стараться минимизировать количество жертв, чтобы избежать общественного осуждения и будут локализовать свои разрушительные атаки вне собственного сообщества. 4. Модели суицидальных террористических атак. В своем детальном исследовании Питер Хейн (Peter S. Henne) создал модель на основе использования информации о атаках террористов-смертников и о самих смертниках, а также о социально-экономических, политических, культурных условиях, в которых были совершены атаки [15]. Информация об атаках была получена на основе данных проекта Капуста, проведенного в американской школе высшего военного образования, которые охватывали суицидальные атаки бомбистов в период с 1980 по 2006 годы, включая количество погибших, место, цель и организаторов (когда они были известны) [21]. Объектом изучения в ходе данного проекта выступала суицидальная террористическая атака. Результаты анализа данных указывают значимость религиозной идеологии. Религиозная идеология группы, ответственной за террористическую атаку смертников, находится в положительной корреляции с тяжестью ущерба от атаки и оказывает влияние на насилие вне зависимости от того является ли группа этнорелигиозной или фундаменталистской. Предварительный анализ данных указывает на большую смертность в ходе атак религиозных групп. Из 2200 атак, 841 были совершены религиозными группами, 253 были совершены не религиозными, а в 1108 случаях организаторы остались неизвестны. В случае атак религиозных групп, 619 были организованы этнорелигиозными группами и 222 фундаменталистскими группами. Среднее количество жертв в ходе атак составило 8; у религиозных групп эта число составило 12, а для не религиозных групп 5. Результаты показали, что группы с религиозной идеологией имели большие шансы вызвать максимальное количество жертв в ходе атаки террориста-смертника. Рис. 1. Религиозная идеология Fig. 1. Religious ideology Высокий уровень насилия, продемонстрированный религиозными террористическими группами, является следствием их религиозной идеологии, а не только структурных условий. Более того, хотя мотивы группы очень важны, сама религиозная идеология остается значительным детерминантом уровня суицидального террористического насилия; это способ посредством которого группа демонстрирует свою культуру и интерпретацию структурной неудовлетворенности, которая определяет их уровень насилия. Поэтому объяснение феномена религиозного терроризма необходимо строить на том, чего придерживается террористическая группа в своей идеологии и как эта идеология используется для того, чтобы оправдать акты насилия. Сегодня, когда Исламское государство, которое является самой мощной террористической организацией за всю историю, ведет активную борьбу и когда над всем международным сообществом нависла проблема терроризма на религиозной основе, необходимо исследование всех аспектов этой проблемы. Политики должны принять то, что религиозные террористические группы действуют по-другому в силу наличия религиозного элемента. В то время как меньшинство военных союзников или сторонников этих групп могут быть склонены к переговорам, фракции с религиозной программой показывают высокую устойчивость ко всем усилиям по урегулированию конфликта. По нашему мнению, самым продуктивным способом решения этой проблемы в долгосрочной перспективе является образование и возвращение к истинным, ненасильственным основам религии. Заключение и выводы. Часто в аналитике и СМИ мы встречаем слишком упрощенное объяснение, что главным мотивом террористов-смертников является награда статусом жителя рая. Вероятно, это может быть одной из причин, почему потенциальный смертник решается на террористический акт самоубийства. Обессмысливание его жизни индивидуально, но оно не изолировано, а наоборот связано с частным и общим обессмысливанием - унижением и дегуманизацией жизни его окружения, «в основе процесса дегуманизации человека, человеческих поступков и действий лежит именно процесс обессмысливания человеческой жизни» [46]. Диалог, направленный на поиск политического решения, между враждующими сторонами подразумевает язык как средство коммуникации людей. Условием для этого также является состояние атараксии – состояние душевного мира как идеала мудрых людей. Атараксия у стоиков является идеалом мудреца, который этого состояния достигает, когда возвысится над своими страстями. В ходе коммуникации, однако, происходит интеракция, в которой находят выражение различные индивидуальные, групповые, общественно-политические, государственные, культурные и другие интересы. Раньше приоритет давался процессам достижения договоренности посредством консенсуса, при этом конфликтные процессы прекращались. Сегодня, по Францу Врегу (France Vreg), парадигма новой коммуникационной интеракции «(…) базируется на гипотезе о том, что коммуникации являются способом стратегической интеракции, которая содержит в себе два разнонаправленных процесса: процесс сближения, конъюнкции двух личностей или двух индивидуумов и процесса удаления, дизъюнкции двух личностей, т.е. сохранение идентичности, собственного интереса и силы» [49]. В межкультурной коммуникации речь идет о «встрече» культур с различной исторической и культурной традицией, с различными цивилизациями и ступенями социально-экономического и технологического развития». Обыденная действительность показывает нам, что, чаще всего, речь не идет о мирном сосуществовании культур, но о «встрече», «разделении» и «столкновении» двух или более культур, двух или более личностей, двух или более национальных, религиозных, идеологических идентичностей. «Межкультурные коммуникации, − напоминает Врег, − это способность преодолевать культурные барьеры». Представитель западной культуры часто демонстрирует своеобразный культурный нарциссизм и не проявляет достаточного интереса к знакомству с ценностями других культур. Наоборот, он часто без критического осмысления принимает доктрину о «столкновении цивилизаций» и разделении мирового населения, например, по Самуэлю Хантингтону (Samuel Huntington) на «западный», «исламский», «индуистский», «будистский» мир и разделение народов по Гегелю (Wilhelm Friedrich Hegel) на «исторические» и «неисторические». Плюрализм культур, языков и права на достойное существование являются необходимыми предусловиями правды и истины, а борьба за истину и справедливость подразумевает принятие конкретной ответственности. В соответствии с теорией социальных коммуникаций Йиргена Хабермаса (Jürgen Habermas), «истина представляется в образе согласия (консенсуса) в рамках отдельного универсального разговора, который, насколько это возможно, лишен подхода с позиции силы» [14]. Социальные соприкосновения, в ходе любой, в том числе и межкультурной коммуникации, влияют на создание доверия, на преодоление предрассудков и предотвращение агрессивности. Игнорирование справедливости, объективной истины, терпимости, диалога, тяготение к превосходству и конфликту, стабильное уравновешивание терроризма радикальной деструкцией и отмщением такими же или большими убийствами (принятие идеи очищения мира террором) – это «победы», которые никому не приносят добра. Такие победы могли бы осрамить победителя, особенно при том, что окончательная победа не возможна ни для одной страны [53]. Ошибочно мнение о том, что каждый потенциальный самоубийца – это просто «списанный» член общества и его родители и все остальные родственники неизмеримо счастливы от того, что шлют его на верную смерть. Так результаты исследования Юлии Юзик показали, что шахидки – это глубоко несчастные женщины, насильно завербованные, подвергаемые манипуляциям, а иногда и действию наркотиков. Их мотивация не всегда обусловлена исключительно религиозными соображениями, но часто угрозами, унижениями, любовью к террористу и даже деньгами. Они всегда изолированы от семьи и подвергнуты психологической обработке. Большинство из них все же до самого конца сохраняют желание жить и нередко отказываются от самоубийства. Однако, опасность этой угрозы велика. Широкие платья и чадры являются хорошей маскировкой для любого вида взрывчатки. Вуаль на лице женщин-смертниц не позволяет увидеть нервничает ли она, выступили ли у нее капли пота от страха, что выражает ее взгляд, предвещает ли что-то ее лицо – безучастное или искаженное гримасой боли. Даже израильтяне согласны с тем, что борьба против такого вида терроризма является самой сложной, самой трудной и самой деликатной. В исламском мире невозможно остановить и досмотреть каждую женщину, нет массового контроля. Если мы вовремя не начнем противостоять и решать данную проблему, то следующим, что нас, скорее всего, ожидает, станут дети-самоубийцы, что из любого аспекта является неприемлемым. Информация о конфликте интересов: авторы не имеют конфликта интересов для декларации. Conflicts of Interest: authors have no conflict of interests to declare. Мина Т. Зироевич доктор наук, научный сотрудник Института сравнительного права города Белграда. Список литературы Abrahms M. What Terrorists Really Want: Terrorist Motives and Counterterrorist Strategy. International Security. 2008. № 4. P. 78-105. Appleby R. S. The Ambivalence of the Sacred. Lanham: Rowman and Littlefield. 2000. Benford R.D., Snow D.A. Framing Processes and Social Movements: An Overview and Assessment. Annual Review of Sociology. 2000. Vol. 26, 611-639. Beyer P. Religions in Global Society. New York: Routledge, 2006. Bloom M. Dying to Kill: The Allure of Suicide Terrorism. New York: Columbia University Press, 2007. 133 p. Casanova J. Public Religions in the Modern World. Chicago: University of Chicago Press, 1994. Cronin A.K. Behind the Curve: Globalization and International Terrorism. International Security. 2002/2003. Vol. 27, № 3. P. 30-58. Dowling R.E. Terrorism and the media: A rhetorical genre. Journal of Communication. 1983. P. 1-24. Eickelman D.F. Trans-State Islam and Security. Transnational Religion and Fading States (eds. Susanna Hoeber Rudolph, James P. Piscatori). Boulder: Westview Press, 1996. P. 27-46. Fox J., Sandler S. The Ancient Fire: Religion and Suicide Terrorism. 55 p. Fox Ј., Sandler S. Bringing Religion into International Relations. New York: Palgrave MacMillan, 2004. Hafez M.M. Armed Islamist Movements and Political Violence in Algeria. Middle East Journal. 2000. Vol. 54, № 4. P. 572-591. Hafez M.M. From Marginalization to Massacres: A Political Process Explanation of GIA Violence in Algeria, Islamic Activism: A Social Movement Theory Approach (ed. Quintan Wiktorowicz). Bloomington: University of Indiana Press, 2004. P. 37-60. Halder A. Filozofijski rječnik. Zagreb: Naklada Jurčić, 2002. Henne P.S. The Ancient Fire: Religion and Suicide Terrorism. Terrorism and Political Violence. 2012. Vol. 24. P. 38-60. Hoffman B. Holy Terror: The Implications of Terrorism Motivated by a Religious Imperative. Studies in Conflict and Terrorism. 1995. Vol. 18, № 4. P. 271-284. Jenkins B. International Terrorism. Los Angeles: Crescent Publication, 1975. Juergensmeyer M. (ed.) Violence and the Sacred in the Modern World. London: Frank Cass, 1992. P. 101-118. Juergensmeyer M. Terror in the Mind of God: The Global Rise of Religious Violence. Berkeley: University of California Press, 2003. Jusik J. The brides Allahs. Suicide assassin inside from Chechnya. Rome Manifesto Libri, 2004. Kapusta, P. Suicide Bombers in CONUS, School of Advanced Military Studies – United States Army Command and General Staff College Fort Leavenworth, Kansas. URL: http://www.dtic.mil/cgibin/GetTRDoc?AD=ADA470697&Location=U2&doc=GetTRDoc.pdf. (date of access: 15.04.2017) Karber P. «Urban terrorism: Baseline data and a conceptual framework. Social Science Quarterly. Bleckwell: Bleckwell Publishing, 1971. Vol 52. P. 527-533. Kots A., Velengurin V. Guliashchaya shakhidka s Tverskoi (Sluttish female shakid from Tverskaja street). Komsomolskaya Pravda. Vol. 17. July 2003. Kramer M. Sacrifice and Fratricide in Shiite Lebanon. Violence and the Sacred in the Modern World (ed. Mark Juergensmeyer). London: Frank Cass, 1992. P. 30-48. Krueger A.B., Maleckova J. Education, Poverty and Terrorism: Is There a Causal Connection? Journal of Economic Perspectives. 2003. Vol. 17, № 4. P. 119-144. Kydd A., Walter B.F. The Strategies of Terrorism. International Security 2006. Vol. 31, № 1. P. 49-80. Lewis B. The Roots of Muslim Rage. The Atlantic Monthly. 1990. Vol. 266, № 3. P. 47-60. Lobanova Z. Pochemu shakhidki ne boyatsa smerti (Why do female shahidids have no fear of death?). Komsomolskaya Pravda. Vol. 8. July 2003. Maddy-Weitzman B., Inbar Efraim (eds.) Religious Radicalism in the Greater Middle East. London: Frank Cass, 1997. P. 239-253. Masters D. The Origin of Terrorist Threats: Religious, Separatist, or Something Else? Terrorism and Political Violence. 2008. Vol. 20, № 3. P. 396-414. Meier A. Chechnya: to the heart of a conflict. New York: W.W. Norton & Company, 2005. 98 p. Moghadam A. Motives for Martyrdom. International Security. Winter 2008/2009. Vol. 33, № 3. P. 46-78. Moghadam A. The Salafi-Jihad as a Religious Ideology. CTC Sentinel. 2008. Vol. 1, № 3. P. 14-17. Nietzsche, F. On the Genealogy of Morals and Ecce Homo (trans. W. Kauffman and R. J. Hollingdale). New York: Vintage Books, 1989. 54 p. URL: https://transmediji.files.wordpress.com/2013/03/genealogija-morala.pdf. (date of access: 15.04.2017) Pape R.A. Dying to Win: The Strategic Logic of Suicide Terrorism. New York: Random House, 2006. Pearce S. Religious Rage: A Quantitative Analysis of the Intensity of Religious Conflicts. Terrorism and Political Violence. 2005. Vol. 17, № 3. P. 333-352. Petrović D. Samoubilački terorizam, Institut za uporedno parvo. Beograd, 2009. Piazza J.A. Rooted in Poverty?: Terrorism, Poor Economic дevelopment, and Social Cleavages. Terrorism and Political Violence. 2006. Vol. 18, № 1. P. 159-177. Rapoport D.C. Fear and Trembling: Terrorism in Three Religious Traditions. American Political Science Review. 1984. Vol. 78, № 3. P. 658-677. Sageman Marc Understanding Terror Networks. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2004. Shcheblanova V., Yarskaya-Smirnova E. Explanations of Female Terrorism. Discourses about Chechen Terrorists in the Russian Mass Media: Easy Girls. Coarse Women or Fighters? 2009. Smith C. Correcting a Curious Neglect, or Bringing Religion Back, Disruptive Religion: The Force of Faith in Social Movement Activism (ed. Christian Smith). New York: Routledge, 1996. P. 1-29. Snow D.A., Byrd R.C. Ideology, Framing Processes and Islamic Terrorist Movements. Mobilization: An International Journal. 2007. Vol. 12, № 2. P. 119-136. Speckhard A., Akhmedova K. Black Widows and beyond: Understanding the motivations and life trajectories of Chechen female terrorists, Female Terrorism and Militancy: Agency, Utility, and Organization (ed. Cindy D. Ness). New York: Routledge, 2008. P. 100-121. Stern J. Terror in the Name of God: Why Religious Militants Kill. New York: Ecco, 2003. Šešić B. Čovek, smisao i besmisao: dijalektika smisla i besmisla. Beograd: Rad, 1977. Tarrow S. Power in Movement: Social Movements and Contentious Politics. New York: Cambridge University Press, 1998. Toft M. Getting Religion?: The Puzzling Case of Islam and Civil War. International Security. 2007. Vol. 31, № 4. P. 97-131. Vreg F. Humana komunikologija: etološki vidici komuniciranja, ponašanja, djelovanja i opstanka živih bića. Zagreb: Nonacom i Hrvatsko komunikološko društvo, 1998 Weimann G. The mediated theater of terror: Must the show go on? The news media and terrorism (ed. Philip Bruck). Ottawa: Carlton University Press, 1986. P. 1-22. Weimann G., Winn C. The Theater of Terror. New York: Longman Publication, 1994. Yamadayev R. Oni priatshutsia za zhenskiye spiny, pozor! (They hide behind women’s backs, what a shame!). Komsomolskaya Pravda. Vol. 25. Oktobar 2002. Zirojević Mina Terorizam – međunarodni pogled. Beograd: Institut za međunarodnu politiku i privredu, 2014.
  20. Научный результат → Социология и управление → 2017 → Выпуск 3 (13) ЕСТЬ ЛИ У ПОСТМОДЕРНА РЕЛИГИЯ? Неманя Вукчевич Aннотация. Есть ли у Постмодерна своя религия, как, например, в античный период и в Средние века были свои религии, которые можно достаточно четко описать? В статье даны ответы на данный вопрос, а также постулированы предпосылки направления, в котором Пострелигия, если она есть, могла бы развиваться в контексте научно-технической цивилизации, являющейся одной из самых характерных для постмодерного периода. Предлагается взгляд на период Постмодерна как на совокупность значимых революций для цивилизации, с учетом существенно выделяющейся информационно-цифрово-биологической революции, в которой постмодерн достигает своей вершины. Косвенным образом, в поисках возможностей для абсолютно иного религиозного инжиниринга, который эта научно-технологическая революция потенциально обеспечивает, синкретическим и спекулятивным образом связываются религия и постмодерн, способом, который пока не был представлен в литературе. Настаивая данным способом на оригинальности, автор не видит своей цели в попытке достижения искусственной эксклюзивности. Статья представляет собой попытку присоединиться к частым авто-предупреждениям, адресованным современному человеку, или как минимум попытаться дать повод для размышления и популяризации темы с целью её четкой аргументации. Ключевые слова: постмодерн, религия, виртуальная реальность, киборг, сознание. Введение (Introduction). Когда мы говорим о религии в период постмодерна, непросто избежать спекулятивности и быть вполне точными. Этому есть множество причин. Во-первых, понятие постмодерна настолько неопределенно, что, скорее всего, правильнее подойти к нему как к феномену, который только должен приобрести свое определение. Во-вторых, говоря о постмодерне, мы беседуем внутри продолжающегося процесса. Это значит, что мы не знаем его финальный исход и образ, что нашу мысль ограничивает до уровня предпосылок, несмотря на то, насколько они фундаментальны и вероятны, либо если вокруг них сложился временный консенсус. В-третьих, постмодерн своеобразным способом исключает религию, в ее традиционном значении, поскольку для нее имманентно удаление метанаррации и деконструкция, с одной стороны, а также укрепление абсолютного индивидуализма, с другой стороны. Поэтому складывается ситуация, что произвольное общество с присущим ему многобожием – это общество, в котором богов настолько, сколько человек в отдельности. Для некоторых религий, как например Индуизма, такая произвольная, вернее, отдельная позиция, не только не является модерной, даже не является постмодерной, а архаичной и исконной. Поэтому нет вопроса, существует ли какая-либо религия в эпохе постмодерна, потому что очевидно, что она есть; однако мы можем задать вопрос, есть ли у постмодерна своя религия? В смысле – как например, в античный период и в Средние века были свои религии, которые мы достаточно ясно мы можем описать. Если ответ отрицателен, нет необходимости рассматривать и насильственно экстрагировать религию из приложенных теологических, философских и политическо-социологических постулатов. Если, все же, ответ положителен, мы должны в минимально возможной мере смириться с его уже предварительно акцентированным спекулятивным характером, понять его как миметическое название только для размышления, и рассмотреть предпосылку генезиса постмодерной религии. Теоретический обзор (Theoreticalreview). Определение «пост» имеет преимущество в глобальном дискурсе, оно почти популярное. Эпидемия «пост» понятий, как например, постиндустриальный, постсоциализм, постистина, постутопия, постколониализм, постмодерн, и так далее, понятна поскольку описывает определенный линейно-хронологический след, однако по своему содержанию она иногда вносит больше путаницы, чем объяснений. В манере постмодернизма, подобным образом говоря, мы можем задать себе вопрос, живем ли мы в постмире как постлюди? Ответ – и да, и нет. При этом речь не идет о каком-либо риторическом трюке, либо о попытке ухода от высказывания точки зрения, а именно о том, что могло бы быть главной характеристикой темы, которой мы занимаемся, а это парадокс. Не только в качестве мысленной аттракции, а также как неотъемлемой части физики (вспомним «Близнецов» Эйнштейна), и части художественного постмодерна (вспомним писсуар Дюшана, который с помощью своей банальности парадоксально становится произведением искусства parexellence). Значит, для «застрявших» в постмодерной конструкции и деконструкции, постмир и постлюди действительно существуют, равноправно и, по сути, обыкновенно даже. Конечно, для каждого из них («застрявший») перечисленные понятия, несмотря на то что имеют одинаковое обозначение, означали бы совсем другое, и единый консенсус, который был возможен в потенциальной постмодернистической дискуссии, это тот, который принимает все отдельные определения, ожидая и новые, несказанные, «априори» принимая все возможные исходы, даже противостоящие первоначальным. И это опять парадокс. Исходя из данной констатации можно подумать, что постмодерн – это одно книжное, академическое приключение, абстракция, философское созерцание, не имеющее своего отражения в повседневной жизни, однако реальность противоречит этому явлениями, раньше не отмеченными (даже не задуманными!) в истории человеческой цивилизации, или даже в человеческом бытии. Данная работа сделана с той интенцией, чтобы позже на выходе хотя бы указать на возможное явление, которое, несмотря на свою парадоксальность, будет очень даже ощутимым и реальным. Постмодерн можно рассматривать как совокупность революций, предшествующих ему. Большинство них – это исторические манифестации, тщательно изучаемые и документированные. Поэтому в данном случае будут только перечислены с целью ответа на предварительно заданный вопрос, который бы по своей сути можно было в описывающей форме задать в качестве дилеммы: является ли постмодерн частью исторического течения, которое, кроме своей привлекательности, все-таки принадлежит уже виденному nihilnovisubsole, либо это действительно одно пост-состояние, последствия которого только возникают и существенно меняют «Великий кодекс» Нортропа Фрая (Fraj,1985), делая его беспредметным, выходя из текста, исключая сам текст, что является мысленным прецедентом. Обратим внимание на некоторые из них: - Французская революция, учитывая переход от феодальной к ранней капиталистической системе, рождение и укрепление секулярного государства и гражданского общества, просветительскую философскую мысль и полностью новую экономическо-политическая систему, со временем расширяющую свое влияние и защищающую до сегодняшнего дня; - Английская промышленная революция, 1-я и 2-я, с эмбрионом (в этот раз) неолиберального капитализма, вызывающего на этот момент необычно большие флюктуации валового внутреннего продукта, что обеспечило некоторым странам экономическое доминирование глобального характера, следы которого можно отметить и сегодня; - Исчезновение рабства в Соединенных Штатах Америки в 1863 г. и в Великобритании в 1883 г., которое продолжилось революционным инцидентом Розе Паркс в 1995 г. и внедрением нового понятия в правовые категории – понятия права человека; - Сексуальная революция, часто уходящая на второй план, однако глубоко проникающая в жизнь каждого человека и групп людей, а также в общественную жизнь, когда кульминировала разница полов и родов, трансгендерность, правовыми актами для однополых браков, которые признаны многими церквами; - Две мировые войны, предшествующие постмодерну, которые по своей природе были революционными, не из-за мировых размеров (античные воины тоже думали, что покоряют весь мир, т.е. Экумену), а вследствие огромного количества жертв и непонятных и немыслимых ранее явлений. В отличие от перечисленных, общеизвестных, революция, говоря о которой, мы не можем льстить себе, что видим ее во всей ее величине, революция, заставляющая нас отказаться от всех теперешних знаний, заставляющая нас преследовать ее безусловно, с помощью новых выученных навыков – это информационно-цифровая революция, имеющая свой исход в искусственном интеллекте, у которого с каждым днем растут технические возможности по совершенствованию и умножению самого себя. Она несравнима с предыдущими, вышеперечисленными. Она сравнима с изобретением колеса, изобретением паровой машины, а также с шоковым состоянием людей, которое вызвали блестящие моменты революций. Она нас больше даже не шокирует, она уже часть нас, и мы перед ней в бессилии сдаемся nolensvolens. Религия, которая испытывалась средствами массовой информации, начиная с прессы Гутенберга, впоследствии радио и телевидения, по этой причине сейчас проблематизирована несравнимо больше, чем раньше. Пока, в случае традиционных средств массовой информации, существовала проблема перформативности, т.е. возможно ли вообще участвовать в прямой трансляции литургии, которая по своей сути является самым участием (как верующих, так и Бога, в которого верят), во втором случае – новых масс-медиа – проблемой будет именно абсолютное участие в обряде, и в конечном итоге, непосредственное ощущение Бога, обеспеченное технологией Виртуальной реальности. «...То, что необходимо, и что может быть вызовом культуре масс-медиа, это поиск того, как с помощью масс-медиа и их культуры способствовать сохранению литургийной информации, которая верующего откроет к единой и незаменимой перформативности литургии, и таким образом происходящее превратит в прожитое событие» (Ajzenkol, 2011: 44). Виртуальная реальность, которая постоянна. Виртуальная реальность, которая интегральна, в бодрийяровском смысле. Симуляция, подражающая оригиналу, теряет смысл и значение. Из данной перспективы, среди перечисленных, «настоящая» постмодерная революция только начала двигаться к своему апогею. Эту вершину мы видим в Пострелигии. Научные результаты и дискуссия (ResearchResultsandDiscussion). Пострелигия в виртуальном мире одновременно будет и естественной, и этической. Естественной – в узком смысле неразлучности с окружением и обусловленности им. Этической со стороны того, который ее создал и контролирует всю виртуальную реальность. Несмотря на то, насколько человек придавал себе значение, он мог этот мир только обновлять, умножать, однако никак не создать. Сейчас виртуальный мир создан и бесконечно расширяется. Объявится ли его Создатель, нисколько от нас не зависит; возможность принятия решения существовала только до входа в Виртуальный мир, до искусственного интеллекта, до Киборга. «Только человек – существо природы, которое в состоянии ставить под вопрос человека и природное единство человеческого рода; идти сверх возможностей человека и человеческого рода, создать мир «нечеловеческим» и «неестественным»; в форме мирового рассказа обеспечить исключительную привилегию относительно всего прочего… эта привилегия… впечатляюще показывает все признаки противостояния природе, идею насилия, борьбу против человека как природного существа» (Levit, 1990: 15). Интересно, что никому не проблематичен дискурс искусственного интеллекта. Даже без малейшего сопротивления мы принимаем факт, что неживое существо может думать, как простое явление, о котором никто серьезно не спорит. По меньшей мере, если это не аннулирует естественный, человеческий интеллект, то полностью аннулирует образование. Почему кто-либо вообще должен думать, когда все уже обдумано несравнимо лучше, чем это может человек; почему кто-либо должен выбирать, если уже в самом начале понятно, какой выбор лучший и понятен его крайний исход? С другой стороны, нам непонятно, что кто-либо говорит об искусственной эмоциональности (кроме сенсибильности и сенситивности, которые совершенствуются с каждым днем), и тем более об искусственной духовности. И это не случайно. Оказывается, духовность и эмоциональность – табу-темы, пока об интеллекте все любят говорить, даже когда речь идет о лексике, и тенденция того, что кто-нибудь вместо нас думает, принимается с симпатией. Гуманитарные науки терпят недостатки, которые необходимо возместить. Они все еще, достаточно часто, для описания общественной реальности используют термины, которые больше не подходят для модели культуры, в которой мы живем с конца 19-го века» (Turen, 2011: 59.). Не очевидна связь религии, являющейся понятием для долгой исторической предрасположенности, и виртуальной реальности, киборга – которые суть понятия без истории. Эта связь все еще спекулятивная, футуристическая, на уровне утопии, со всеми принадлежащими префиксами (этой утопии). Рассел Джейкоби пишет, что первым приговором против утопии не могут быть ее непрактичность и отсутствие релевантности. Однако без нее будущее рушится в сегодняшнее время и сужается до расчета. Но это не значит, что необходимо перестать думать или мечтать. Даже наоборот. Труд по изучению новых возможностей жизни и общества остается срочным и создает предусловие по выполнению чего-либо (Džejkobi, 2001). Руководясь упомянутыми словами, избегая технодетерминизма, мы все-таки смотрим ему в глаза. Мы считаем неприемлемым современные технологии, виртуальную реальность, искусственный интеллект, нано-роботику, генетическую манипуляцию, киборга рассматривать как отдельные технологические феномены, не влияющие на реальность и сознание человека и общества в целом, потому они что уже сейчас ее в большой мере значительно изменяют, и будущие перспективы, как бы они ни выглядели невозможными и спекулятивными, могут нас удивить своим осуществлением. «Реальность, которая создается в последние века, и из которой мы создали принцип, эта реальность именно сейчас возникает»... после устранения «объективной реальности, присутствуем при росте Интегральной реальности, Виртуальной реальности, которая базируется на дерегулировке самого принципа реальности» (Bodrijar, 2009: 7). Предусловия для цифровой религии, которая была бы религией постмодерна, уже существуют, умножаются и развиваются. Прошло уже много времени с тех пор как теоретики постмодерна указали на то, что современные технологии отлучают от современных образов жизни, к которым мы привыкли, способом, о котором раньше невозможно было даже подумать. К данному консенсусу смело добавим следующее: образы жизни не относятся только к общественной парадигме, когда случай религии все-таки проще «более естественно» изучать, но относятся также к биологическим формам жизни, к нашей жизни, потенциально приводящей к совсем новому и, прежде всего, непредвидимому сознанию. Источник рождения такого сознания был бы в Киборге, который бы в качестве интерфейса самому себе постоянно был подключен к виртуальной реальности, которая дала бы определенный вид тела. Развитие такого существа может быть религиозное, с одной стороны, потому что частично находится в предыдущей человеческой рамке, в которой религия неизбежна, и с другой стороны – в рамке, в которой может восстановиться непредвиденным способом, о котором мы знаем только, что она устраняет все предыдущие. Поэтому Дона Харавей выбирает киборга, даже когда предложено божество (Haraway, 2017). Здесь постулируется изменение индивидуального или общественного сознания не традиционным способом, а в биологическом контексте, определенным способом эволюционным, поскольку приводит к новой форме. Значит, процесс этот обратный, и большие общественные изменения, упомянутые революции, не влияют на облик, меняющий его, но non sequitur новый облик создает новое окружение. «Все данные примечания приводят к одному выводу – произошло разрушение и исчез универсум, который мы называли «социальным» (Turen, 2011: 10). В данном контексте это тревожит, и необходимо поднять вопрос, будем ли мы свидетелями создания новой глобальной религии, верующие которой будут живым интерфейсом. Таким образом, рассматривая это, мы ближе к субституции реальности Пола Вирилоа, чем к симуляции Бодрияра и Джеймсона. Попытаемся быть более точными. Сегодняшний человек, как общеизвестно и доказано, отличается от человека периода античности. У сегодняшнего человека другое представление о мире, и соответственно этому – другое сознание. Если бы «снять шкуру» с этих двух картин мира, субъектом обоих различных миров является одинаковый организм. «Человеческая природа, а не исторический мир, переживет все исторические изменения, от греческого полиса до христианского общества Средних веков, и государство, и города, в которых мы живем» (Levit, 1990: 245). В случае Виртуальной реальности и киборга, который мы пытаемся постулировать, у истока различных взглядов нет одинакового субъекта, и он не сводится к одному организму. Механическая и BCI (Brain Computer Interface) связь киборга – это потенциально другой организм, похожий, однако, на другой с подсознанием, которое может быть differentiaspecifica. Невозможно доказать, что это так, однако нельзя доказать, что это не так, пока оно само не случится. А это происходит. Есть пример Нила Харбиссона (Neil Harbisson) на эту тему. Здесь речь не идет о генетическом скрещивании живых клеток, оно давно достигнуто. Здесь речь идет о скрещивании живых клеток и цифровой технологии, что дает пространство для спекуляции и непредвиденного, ранее несуществующего сознания. Нил Харбиссон – это доказательство, что упомянутое скрещивание оперирует в плане ощущений, и это уже достаточно теоретически показательно. «Макс Миллер, Адальберт Кун и вся немецкая школа Volker-psychologie исходят… от утверждения, что она (речь идет о религии), также, как и все остальные наши познания, должны были начаться с какого-то чувственного опыта» (Dirkem, 1982: 76). И Кант показывал, что каждое наше познание должно базироваться на опыте. Если это данный случай, пространство для религиозного инжиниринга без какого-либо трансмиссионного наследия широко открыто, до исключительно новой религии, новой в полном и абсолютном смысле этого слова, религии постмодерна, которую уже назвали Пострелигией. Заключение (Conclusions). Идея о необходимости ожидания новой религии на горизонте нашего будущего, как это говорил Тойнби (Arnold J. Toynebee), не новая. До него и Эмиль Дюркгейм (Emile Durkheim) пророчески еще во время своей жизни анонсировал новую религию, правда, больше говоря, что она призвана, чтобы трансформироваться, но никак не к тому, чтобы исчезнуть. Научно-технологическая революция, имманентная Постмодерну, обеспечивает полностью новое понимание пророческих утверждений двух упомянутых ученых, способом, который до сих пор не учитывал настолько широкий обзор, и раньше просто не был осмыслен. Соединение живого и неживого, которое уже достигнуто в ощущении (Nil Harbison) в будущем в синергии с искусственным интеллектом, может привести к новому сознанию. В этой пограничной точке одновременно перестают быть все спекуляции и все знания, а также начинаются все возможные спекуляции и непонятное познание. Это «Алеф – точка», центр которой находится везде, а периметра нигде нет. «Переход из сегодняшнего века в будущий, это переход от благодати веры в благодать наблюдения» (Mandzaridis, 2011: 127). Несмотря на то, что один греческий теолог имел представление о жизни после смерти, данные слова полностью применимы в контексте, который мы пытаемся позиционировать. Научно-технологическая революция постмодерновому человеку даст возможность «видеть», всеми чувствами испытать Бога, у него не будет необходимости верить в Него. «Виртуальная реальность может искусственное представить настолько реально, что оно становится более реальным, чем сама реальность… Виртуальная реальность нам допускает ощутить данную ситуацию своим телом… использовать чувство «бытия» (Negropont, 1998: 113). «Альтернативно, мы сможем жить в наших компьютерах» (Negropont, 1998: 199). «Каждое поколение будет более цифровым от предыдущего» (Negropont, 1998: 218). Пока существует необходимость в интерфейсе, не являющимся частью человеческого организма, мы говорим об опасном и спекулятивном феномене виртуальной реальности, однако когнитивная дистанция все-таки присутствует, пусть даже в малейшем количестве. Но в момент скрещивания искусственного интеллекта с организмом путем BCI технологии, когнитивная дистанция абсолютно исчезает, и в результате этого возможно новое подсознание, новое тело – а это новое существо, что может быть политическим пространством для новой картины мира, нового порядка и новой религии, которую мы здесь назвали Пострелигией. Список литературы Ajznekol M. Crkva pred izazovima medija. Zemun: Most Art, 2011. Bodrijar Ž. Pakt o lucidnosti ili intelegencija zla. Beograd: Arhopelag, 2009. Debre R. Uvod u mediologiju. Beograd: Clio, 2000. Dirkem E. Elementarni oblici religijskog života. Beograd: Prosveta, 1982. Džejkobi R. Kraj utopije // Časopis Beogradski krug. Beograd: Čigoja štampa, 2001. Filozofija i teologija u kontekstu znanstveno-tehničke civilizacije // Zbornik radova. Sveučilište u Zagrebu. Zagreb: Katolički Bogoslovni Fakultet, 2016. Fraj N. Veliki Kodeks. Beograd: Prosveta, 1985. Haraway D. Cyborg Manifesto. 2017. Levit K. Svjetska povijest i događanje spasa. Avgust Cesarec. Zagreb. Svijetlost: Sarajevo, 1990. Manadzaris J. Georgije. Globalizacija i univerzalnost. Beograd: Službeni glasnik, 2011. Mašarević L. Mediji i postmoderna stvarnost // Pregledni naučni članak, 2009. DOI: 10.2298/SOC 1002127M. Negropont N. Biti Digitalan. Beograd: Clio, 1998. Jerotić V., Jovanović M. Religija između istine i društvene uloge. Beograd: Dereta, 2009. Religija, moderna, postmoderna, Filozofsko-teološka razmatranja, Znanstvena knjižnica Zadar. Zadar, 2006. Remon R. Religija i društvo u Evropi. Novi Sad: Akademska knjiga, 2017. Turen A. Nova paradigma. Beograd: Službeni glasnik, 2011. Неманя Вукчевич аспирант Университета г. Белград, Факультет политических наук Перевод отсутствует.
  21. Атеистов обвинили в аморальности даже сами атеисты Предубеждение по отношению к атеистам продемонстрировали жители 13 стран вне зависимости от количества верующих граждан. Наталья Пелезнева Существует несколько определений атеизма. Его понимают и как отказ от веры в единого бога или многих богов, и как отрицание сверхъестественного. Согласно исследованию, проведенному в 2005 году создателями Британской энциклопедии, атеистами назвали себя 2,3% людей (в опросе не участвовали приверженцы буддизма и других нетеистических религий). По данным опроса Pew Research Center, также проведенного в 2005 году, 53% американцев относятся к атеистам отрицательно. Предубеждение по отношению к атеистам существует по всему миру — это доказало новое исследование международной группы ученых. Они провели опрос в 13 странах с различным количеством атеистов в обществе. В исследовании участвовали и граждане относительно «светских» стран (Нидерландов, Новой Зеландии), и представители стран, где большинство составляют верующие (Объединенные Арабские Эмираты, Индия). Всего ученые опросили 3256 человек. Участникам предложили модификацию теста, созданного в 1980-х годах психологами Амосом Тверски и Даниэлем Канеманом. Чтобы проиллюстрировать, как возникают когнитивные искажения, Тверски и Канеман составили описание тридцатилетней незамужней женщины по имени Линда, остроумной и интересующейся вопросами дискриминации и социальной справедливости. Затем участников эксперимента спрашивали, кем с большей вероятностью окажется Линда — кассиром банка или одновременно кассиром банка и активной феминисткой? Большинство опрошенных выбирали второй вариант, хотя банковских кассиров в США куда больше, чем феминисток. Это когнитивное искажение назвали ошибкой конъюнкции. В новом исследовании ученые составили описание в высшей степени аморального человека. В детстве этот безымянный персонаж мучил животных, а повзрослев, стал серийным убийцей. Он похитил пятерых бездомных и жестоко убил, а останки похоронил в подвале своего дома. Участникам предлагалось указать, кем с большей вероятностью окажется маньяк — просто преподавателем или преподавателем с выраженной позицией относительно религии (последовательным верующим или атеистом). Большинство опрошенных «записали» учителя-маньяка в атеисты. Наименее предубежденными по отношению к неверующим оказались жители Финляндии, наиболее предвзятыми — граждане Индии. Во всех странах опрошенные чаще подозревали в вымышленных преступлениях атеиста, чем верующего. Сильное предубеждение высказали жители многих сравнительно «светских» стран — Австралии, Великобритании, Нидерландов. Даже участники опроса, определявшие себя как атеистов, были склонны обвинять именно персонажа-атеиста. Данные опроса по странам, Nature Human Behaviour По словам ученых, результаты опроса показывают, что общество по-прежнему связывает понятие морали в основном с религией. Это представление не зависит от менталитета или социальной структуры определенной страны. Исследование опубликовано в журнале Nature Human Behaviour. Источник: https://naked-science.ru/article/psy/ateistov-obvinili-v-amoralnosti-dazhe
  22. Уотсон П. Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло Питер Уотсон (Peter Watson, 1943) — британский историк, журналист. Получил образование в университетах Дарема, Лондона и Рима. Уотсон был заместителем редактора New Society и четыре года был членом исследовательской бригады Insight в британской газете The Sunday Times. Он был нью-йоркским корреспондентом The Times и писал для The Observer, Punch, The Spectator и The New York Times. Его журналистская работа включает подробные исследования аукционных домов и международного рынка украденных древностей. В результате этих исследований появились на свет книги и телевизионные документальные фильмы. В период с 1997 по 2007 год Уотсон был научным сотрудником Института археологических исследований Макдональда (McDonald Institute for Archaeological Research) в Кембридже. Написал несколько книг, в том числе «Немецкий гений», опубликованный Simon & Schuster в 2010 году. Романы «Gifts of War» и «The Clouds Beneath the Sun» написал под псевдонимом Mackenzie Ford. Книги Уотсона изданы более чем на 20 языках. Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло Один из самых выдающихся английских интеллектуалов написал книгу об одном из важнейших интеллектуальных движений современности. Питер Уотсон впервые собрал воедино труды самых разных одаренных людей, которые радостно приняли атеизм, провозглашенную смерть Бога, и начали искать другие пути жизни, открыли или прославили иные подходы к смыслу нашего существования. Многие мрачные пророки XX века выразили ужас картины холодного и незащищенного мира, в котором нет Бога. Безжизненная пустыня, бессмысленная пустота, абсурдное существование, вечное одиночество. Можно ли попытаться жить в таком мире с уверенностью в себе, с изобретательностью, надеждой, умом и энтузиазмом? Источник: http://www.koob.ru/watson_p/epokha_pustoty Уотсон П. Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло.doc
  23. Отношение к добру и злу с точки зрения морали и политики. Мораль чётко разделяет добро и зло, а в политике вчерашнее зло может стать добром и наоборот. Источник: https://www.youtube.com/watch?v=0D4ipg9XceY
  24. Conference «Religion, Culture and Politics: Re-thinking Secularisation Theory» (Leeds, 18-19 March 2017) Religion is often discussed through the eyes of the secularisation theory; however, there is no agreement on what secularisation is, or to what extent religion is present in our lives even though religion is as influential as ever. Whether we understand secularisation as a decline of religious beliefs, privatization of religion, or as differentiation of the secular spheres and emancipation (Casanova 2006; Berger 2001), we still have to ask ourselves to what extent religion shapes our present lives. Many scholars believed religion will eventually loose importance and that societies will face decline of religious beliefs, but by the end of the 20th century many changed their views and acknowledged that religion is as important as ever (Berger, 1999). Nonetheless, we can agree with a view that, “religious communities have survived and even flourished to the degree that they have not tried to adapt themselves to the alleged requirements of a secularised world” (Berger, 1999: 4).However, religion also became connected with culture. For example, ethnic minorities in the West are often members of minority religions, questioned recently during debates on Brexit and the US elections. In that sense, some voiced that the cultural war won by the New Left and progressive forces has been lost and that white Christian population in both the US and the UK voted for Brexit and Donald Trump to protest against multiculturalism. Nevertheless, many white people often see themselves as becoming a minority even if this is not always true. For example, Latin American and Black population in the US has more newborn babies that white, Protestant Americans but in Europe many white Europeans over-estimate the number of minorities in the country. In addition, the Far Right often emphasizes their Christian culture, and insisting on opposition to a more multicultural greeting of “happy holidays” during the Christmas period. The debate on multiculturalism is inevitably bringing to anxiety among non-Christian groups in the West. On the other hand, in many countries of the Middle East Christian communities are being persecuted and even expelled from their countries, which then fuels anti-multicultural debates in the West.In addition, religion is also becoming an industry for certain religions bring dietary requirements (e.g. kosher and halal), and the growth of halal and kosher consumption in some Western societies has brought to a situation that mainstream supermarkets now have shelves with religiously approved food products. In that sense, religion is also becoming a business. Is religion then still influencing our lifestyle and choices we make? To what extent is religion influencing and shaping our everyday lives? What is the connection between religion and politics? Has multiculturalism failed? Has the secularization theory failed, and how do we move forward?Papers are invited, but not limited to, for the following panels:Religion and everyday livesThe influence of religion in national electionsThe influence of culture in national electionsMedia representation of religion and cultureReligion and the Far RightMulticulturalism and the Cultural war, and the place of religionThe New Left and the religionLiving religion through foodSecularization theoryReligious denominations and differences in religious observanceChristian religious activism and influence on politicsReligion as businessIslamophobiaAnti-SemitismProspective participants are also welcome to submit proposals for their own panels. Both researchers and practitioners are welcome to submit paper proposals. A special journal publication is planned after the conference.Submissions of abstracts (up to 500 words) with an email contact should be sent to Dr Martina Topić (martina@socialsciencesandhumanities.com) by 15 February 2017 to martina@socialsciencesandhumanities.com or uploaded directly via the conference website.Conference fee is £240 (£180 for students), and the fee includes:The registration feeConference bag and folder with materialsAccess to the newsletter, and electronic editions of the CentreOpportunity for participating in future activities of the Centre (research & co-editing volumes)Meals and drinks for both days of the conferenceWLAN during the conferenceCertificate of attendanceCentre for Research in Humanities and Social Sciences is a private institution originally founded in December 2013 in Croatia (EU). Since July 2016 the Centre is registered in Leeds, UK.Participants are responsible for finding funding to cover transportation and accommodation costs during the whole period of the conference. This applies to both presenting and non-presenting participants. The Centre will not discriminate based on the origin and/or methodological/paradigmatic approach of prospective conference participants.Information for non-EU participants:The Centre will issue Visa letter to participants with UK entry clearance requirement. The British Home Office has a very straightforward procedure, which is not excessively lengthy and the Centre will also issue early decisions to participants with Visa requirements. The Centre will only issue invitation letters to presenting participants. Contact Info:Dr Martina TopicContact Email: martina@socialsciencesandhumanities.com (Информация любезно предоставлена профессором Ольгой Александровной Волковой).
  25. 22.05.2015 / Массовое религиозное сознание в России, противоположное атеистическому, сложилось в постсоветский период, и к концу 2000-х годов вступило в период своего расцвета. По существу на территории России, да и многих стран СНГ, за исключением Украины, сформировалась общая система понятий и символов, которые определили представление людей о том, что такое религиозность, каким должен быть набор «правильных» религий, какими принципами надо руководствоваться в отношении к иным конфессиям. Основными принципами российской гражданской религии (как можно с известной долей условности назвать это явление вслед за Робертом Беллой) стали верховенство и монолитность традиционных религий, православие как государствообразующая сила и источник патриотизма, православные как единая сила, религиозные меньшинства как неизбежное зло, отечественная духовность как часть антизападного и антидемократического мировоззрения. Безусловно, понятие гражданская религия имеет различные трактовки, но в данном случае мы рассматриваем это понятие, как сумму массовых представлений общества, каким-либо образом касающихся религиозной сферы. Исследователь феномена гражданской религии Владимир Легойда, опираясь не только на труды Р. Белла, но и на другие интерпретации американских ученых, выделил несколько подходов. В первом подходе под гражданской религией понимается определенный набор сакральных идей, символов и ритуалов, разделяемый подавляющим большинством американцев и являющийся основой национальной самоидентичности, а также служащий способом национальной консолидации, не задевающим личных религиозных взглядов американцев. Вторая трактовка предлагает рассматривать американскую гражданскую религию прежде всего как культ государства, в центре которого находится идея избранности американской нации. Сторонники третьей точки зрения полагают американскую гражданскую религию компромиссным альтернативным вариантом традиционным верованиям. Правда, Легойда резонно отмечает, что есть и четвертое направление. Оно «выступает против того, чтобы рассматривать гражданскую религию в качестве реально существующего феномена, отказывает ей в собственной онтологии и считает концепцию гражданской религии в лучшем случае чем-то вроде веберовского идеального типа – не служащей адекватным отражением реальности интеллектуальной конструкцией, которая может помочь исследователю понять некоторые процессы в американской общественно-политической жизни [Легойда В.Р. Гражданская религия: pro et contra. Государство. Религия. Церковь. В России и за рубежом. Информационно-аналитический бюллетень РАГС. 2002, № 2. URL: http://www.religare.ru/2_1555.html]. Российский феномен гражданской религии можно рассматривать с точки зрения всех этих подходов. В нем есть и ритуалы, и символы, и национальная гордость, и культурно-историческая и национальная самоидентификация, отождествление развития религии и государственности. В рамках масс-медиа, в общественных дискуссиях эти символы и ритуальные заявления транслируются повсеместно, однако собранные воедино они становятся еще большей условностью, чем каждый по отдельности. Элементы массовых представлений о религиозном мире России формируют иллюзорное представление о реальности и ставят проблемы новых подходов к исследованию религиозного сознания и религиозной жизни. Православный монолит Восприятие религии в общественном сознании России основывается на четко определенном наборе понятий. К ним относится представление о православности большинства россиян, об абсолютном авторитете Русской православной церкви, а также о том, что Россия – это православная страна, которая сохранила традиционную культуру в отличие от либеральной Европы. В этом духе высказываются представители Московского патриархата, старающиеся создать государственную церковь в формально светском государстве, и многие политики, для которых защита традиционной религии и православных ценностей становится символом и инструментом успешной карьеры. Вся сложность исследования массового религиозного сознания заключается в том, что православность часто является просто способом самоидентификации, а не реального исповедания какой-либо веры, и следствия из этой декларативно провозглашенной веры могут быть самыми неожиданными. Наиболее удачная попытка посмотреть за занавес общепринятых религиозных символов была сделана в книге «Новые церкви, старые верующие – старые церкви, новые верующие. Религия в постсоветской России (Под ред. Киммо Каариайнена, Дмитрия Фурмана. М.; СПб.: Летний сад, 2007. 400 с.). Вышедший сборник статей стал продолжением фундаментального социологического исследования, начатого еще в 1991 году (последний опрос был проведен авторами в 2005 году). Результаты первого этапа работы были опубликованы в книге «Старые церкви, новые верующие. Религия в массовом сознании постсоветской России» (Под редакцией проф. Киммо Каариайнена и проф. Дмитрия Фурмана. М.; СПб.: Летний сад, 2000). Эволюцию отношения к религии в российском обществе, по мнению авторов первой базовой статьи сборника – главного научного сотрудника ИЕ РАН профессора Дмитрия Фурмана и директора Института Евангелической Лютеранской Церкви Финляндии Киммо Каарийнена – «Религиозность в России в 90-е гг. ХХ – начале ХХI века», можно представить в виде движения маятника от тотальной православной религиозности к размыванию и модернизации, а затем обратно. Постепенно, к постсоветскому времени, движение этого маятника затухает. Смену православия атеизмом авторы объясняют естественной реакцией на подавление любой свободной мысли: «В России воздействие модернизационных процессов на религиозную сферу принимает формы, в значительной мере отличные от тех, которые оно приняло в большинстве европейских стран. Крайний традиционализм православной церкви, ее полная, особенно с петровских времен, зависимость от самодержавного государства, жесткость и формализм идеологического контроля со стороны церкви и самодержавия подталкивали русское общество не к поискам новых форм религиозной жизни, а к идеологиям, прямо противоположным официальной идеологии «православия, самодержавия и народности», атеистическим». Именно заслоны на пути свободной религиозной мысли направляли общественную мысль в антирелигиозном направлении. В советское же время ситуация изменилась – легче было быть верующим, чем неортодоксальным марксистом. Когда маятник качнулся в 1990-е годы к вере, то в обществе, как отмечается в книге, сложился «проправославный консенсус». Авторы подчеркивают, что этот консенсус общенациональный, так как «очень хорошо» и «хорошо» к православию относятся и неверующие, и атеисты, и колеблющиеся. Причем, доверие к РПЦ в российском обществе априорное, и оно не связано с реальным положением дел в церкви, с какими-либо действиями священнослужителей, с их моральным, образовательным и культурным уровнем. О социальном составе духовенства рассказывает одна из статей сборника (Николая Митрохина) с говорящим названием «Социальный лифт для верующих парней с рабочих окраин: епископат современной РПЦ». Общественное сознание наделяет церковь несколькими ключевыми качествами – это ее «надмирность», неизменность и национальный характер. Большинство россиян считает, что РПЦ должна ограничиться духовными вопросами, а не решать общественные, политические и социальные проблемы. Церковь оказывается отстраненной от общества. Но тогда в чем смысл подобного представления о православии? Ответ на этот вопрос следует из аморфности самого по себе «проправославного консенсуса». Как подчеркивают авторы, только так «церковь может объединять современных русских с их предками, олигарха и нищую старушку, «братка», который между разборками вполне может дать деньги на церковь, и генерального прокурора, недавно призвавшего ввести институт полковых священников, правительственных чиновников и «коммуно-патриотическую» оппозицию. РПЦ – неизменный сакральный символ «русскости», «русской духовности» и русского единства». Процесс превращения православия в религию придающую вес в обществе, в «надмирный» символ, санкционирующий земное существование, происходит по мере эволюции общественного сознания в антидемократическом направлении, по мере относительной стабилизации за счет отказа от демократических институтов. Церковь и власть, отмечается в сборнике, «снова вместе, как до революции 1917 года, и укрепляют друг друга». Православность президента Путина способствует его религиозности, а церковь переносит на Путина свой авторитет. Православность еще не стала условием карьеры, но уже превратилась в признак социальной респектабельности. Безусловно, для социологов важно, кого можно назвать «традиционными верующими», последователями РПЦ. Пытаясь выявить хотя бы примерное число людей, которые сознательно исповедуют православие и являются в некоторой степени церковными, авторы книги отобрали лиц, которые удовлетворяют довольно строгим критериям для размытой в целом православной религиозности. В понятие «традиционные верующие» входят те, кто 1) идентифицируют себя как верующих; 2) верят в Бога, с которым можно вступить в личные отношения (а не в «жизненную силу»); 3) считают себя православными и 4) или а) посещают церковь не реже раза в месяц, или б) часто молятся. Эту категорию авторы назвали ядром всех верующих – в 1991 году таких было 3%, в 1996 – 6%, в 1999 – 7%, в 2005 – 8, 8%. Однако Каариайнен и Фурман замечают, что и ядро верующих им приходилось щадить и не применять на самом деле строгих критериев, так как 15% «традиционных верующих» не верят в загробную жизнь, 30% не признают воскресение мертвых, 13% никогда не причащались и т. д. Для того, чтобы сделать выводы о природе и дальнейшем развитии сложившегося в нашей стране особого «консенсуса», социологи приводят еще массу данных о социально-демографических и психологических характеристиках верующих, о соотношении религии и морали, религии и политики. Несмотря на все сложности и парадоксы посткоммунистического развития Россия идет в русле общемировой тенденции, которая условно называется «приватизацией религии», когда ослабляется роль религии как внешней по отношению к индивиду силе, способной заставить его верить в определенные догматы и совершать какие-либо действия. Рассуждения о перспективах российской религиозности приводят авторов к заключению, что отличительной чертой России является слабая самоорганизация гражданского общества, а отсюда стремление к воссозданию государственной церкви и православия как всеобщей официальной идеологии этого общества: «при этом людей, которых действительно можно назвать религиозными, в нем – крохотное меньшинство, перспективы роста которого – очень сомнительны, а моральная эволюция общества идет совершенно независимо от церкви. На наш взгляд, возникает болезненная и чреватая конфликтами ситуация». Утешением можно считать то, что Россия, по мнению ученых, неизбежно развивается в демократическом направлении, и установление контроля над обществом, как прежде, уже невозможно. Современное российское общество все-таки на порядок свободнее, чем в советское или в царское время. Проект АРЕНА Социологические опросы, которые касаются исповедания православия в России, столь противоречивы, что определенный вывод об осознанной вере россиян сделать трудно – то получается, что большинство называет себя православными, то оказывается, что 5% только что-то знает о вере в Иисуса Христа и регулярно посещает храмы. Проведенное в 2012 году масштабное исследование «АРЕНА: Атлас религий и национальностей» показало, что православность населения далеко не так монолитна, а страна в целом стала не столько постсекулярной (советский период скорее был псевдорелигией), сколько постправославной. Россия перестала быть страной какой-либо тотально покрывающей все ее просторы и всех граждан идеологии, будь то православие или коммунизм. Анкета в рамках проекта АРЕНА включала в себя вопросы по вероисповеданию, по религиозной практике, социально-психологическим характеристикам, национальности и социально-демографические параметры. Число людей, сознательно определяющих свою принадлежность к неправославной конфессии в ходе по-прежнему находится в пределах ошибки выборки (таков группы католиков, старообрядцев, протестантов, отдельно и не совсем корректно был выделен вопрос «исповедую пятидесятничество», хотя это также протестантизм). Однако же и православных, принадлежащих к РПЦ, в этом опросе 41% (эта цифра появлялась и в других опросах ФОМа и Левады-Центра, когда людям предоставляли на выбор разные конфессии, а не просто спрашивали – являетесь ли Вы православным?). При этом, опрос отчетливо фиксирует неправославную христианскую религиозность в массовом сознании населения в целом. 4% по России в целом ответили, что исповедуют христианство, но не принадлежат ни к какой конфессии. Эта группа впервые была выделена в общероссийском опросе, и это наиболее эксклюзивные данные из полученных в ходе опроса. Атлас религий, прежде всего, фиксирует массовое сознание, в котором присутствуют самые общие вещи, от которых не следует ожидать какого-то прорыва. Опрос проведен по заказу и по анкете Службы «Среда» по методологии МегаФОМа: исследуемая совокупность: городское и сельское население России в возрасте от 18 лет и старше. Выборка репрезентирует городское и сельское население субъектов России в возрасте от 18 лет и старше. География опроса: Исследование проходит в 79 субъектах РФ, где проживает 98,8% населения РФ (по данным переписи населения 2010 г). Отобранные субъекты РФ представляют все федеральные округа и позволяют сопоставлять результаты. В 4 субъектах РФ исследование не проводилось. Это Чеченская Республика, Республика Ингушетия, Чукотский автономный округ, Ненецкий автономный округ. Исходя из объяснения самого ФОМа, стоимость и сроки проведения исследования в этих регионах значительно выше из-за труднодостижимости населенных пунктов, проблем с транспортом и т.п. Количество респондентов: 56 900 человек. В каждом субъекте опрашивается 500–800 респондентов. Метод: стандартизированный опрос населения. Статистическая погрешность — по России в целом — не более 1%, по региону – не более 5,5%. Православие по-прежнему остается крупнейшей конфессией России, которая, так или иначе, консолидирует людей. После православия по численности идут только просто верующие в Бога без конфессии (25%). 41% православных, принадлежащих к РПЦ, — это хорошая попытка раздробить те 80%, которые считают себя православными. Все-таки называть себя православным, то есть русским или русским по культуре, это социальная норма в современной России – люди делают это машинально просто, потому что живут в этой стране и не хотят быть изгоями (православный=патриот во всех смыслах). С Церковью себя готовы ассоциировать в два раза меньше, и здесь становится ясным – православная самоидентификация имеет пределы, она ограничена и вполне может идти на убыль. Традиционные и нетрадиционные религии Понятие «традиционная религия» прочно утвердился в российском сознании с середины 1990-х годов. После принятия в 1997 году Закона о свободе совести «традиционными» стали называть православие, ислам, буддизм, иудаизм, упомянутые в преамбуле закона (понятия «традиционные религии» в самом тексте закона не было и нет). В массовых опросах ответы респондентов о месте и роли разных религий зеркально отображает стереотипы, созданные СМИ и представителями РПЦ. Исследования социологов Д. Фурмана и К. Каариайнена показали, что общество выбирает конфессии не по принципу близости к христианству и к РПЦ по вере, а по идеологическим признакам (набор четырех традиционных религий и все остальные): «Единственным объяснением отмеченного ранжирования может быть только то, что ислам, буддизм, католицизм и иудаизм — это традиционные религии нерусских народов России. Тогда как евангелические деноминации (лютеранство, баптизм или адвентизм и др.) «вторгаются» в сферу, где им нет места, создавая возможность выбора там, где его не должно быть». Еще одно свидетельство настороженно-негативного отношения к инославным, особенно новым (для основной массы россиян) конфессиям — недовольство теми видами их деятельности, которые в обыденном сознании ассоциировались с прозелитизмом. К 2005 г., отмечают социологи, эта тенденция стала доминирующей. Так, 55% россиян считали, что нельзя позволять нетрадиционным для страны деноминациям покупать (строить) для религиозных целей здания; 60% — проповедовать в общественных местах; 66% — распространять свои издания; 62% — открывать религиозные школы; 62% — проповедовать по телевидению[1]. Исследователи подчеркивают потенциальную опасность ситуации, когда виртуальная готовность поддерживать «традиционные религии» и противодействовать нетрадиционным не подкреплена практической верой: «Данные опросов позволяют говорить об увеличивающемся разрыве между усилением идеологической роли религии, нетерпимости к иным конфессиям и нерелигиозным взглядам и очень низким уровнем институциональной религиозности. Общество все более заявляет о себе как о религиозном, оно готово к установлению над собой идеологического контроля церкви, но при этом людей, которых действительно можно назвать верующими, в нем крохотное меньшинство, перспективы роста которого сомнительны. Так, на наш взгляд, возникает болезненная и потенциально конфликтная ситуация»[2]. К «нетрадиционными» религиям в России практически во всех сферах и слоях общества относятся как к «неизбежному злу» — именно в этой сфере наиболее ярко проявляются фобии и стереотипы массового сознания, характерные для постсоветской духовности. По существу под ними, прежде всего, понимаются именно инославные конфессии (то есть неправославные христиане) – баптисты, пятидесятники и харизматы, евангельские христиане, адвентисты, методисты, пресвитериане и т.д. Исключение составляют Российская Католическая церковь и Евангелическо-Лютеранские церкви разных направлений (да и то не все лютеранские юрисдикции считаются «исторически укорененными», и не вся деятельность католиков одобряется обществом и СМИ с подачи РПЦ[3]). Представители власти и РПЦ относятся к ним более гибко, с соблюдением церковной дипломатии, как к историческим этническим традициям, которые издавна существовали в России. Но как только оказывается, что и эти церкви лишились своего этнического характера и стали «русскими» по составу своих прихожан и частично духовенства, то и они попадают в разряд «нетрадиционных» церквей, которые не имеют права, с точки зрения, например, многих представителей РПЦ, заниматься прозелитизмом на российской территории. Близкую роль по сравнению с другими конфессиями играют также различные старообрядческие церкви и староверческие согласия. Важно отметить, что именно христианские конфессии составляют основную массу «нетрадиционных» конфессий и религий (по численности и влиянию в обществе). В прессе и политической риторике под «нетрадиционными» также имеются в виду новые религиозные движения (Свидетели Иеговы, саентологи, мормоны, чисто российские НРД, такие как Церковь последнего завета, движение «Звенящие кедры» и т.д.). Однако их упоминание в ряду «сект» носит скорее символический, устрашающий характер[4] – по сравнению с протестантами, их общины малочисленны, а их влияние в обществе мизерно. При этом, массовое сознание, невежество прессы и общественных деятелей или сознательная установка борцов с сектами до неузнаваемости смешивают христиан и нехристиан, не различая их и относясь к ним одинаково, хотя между инославными и НРД, безусловно, есть радикальные различия в вероучении, практике и мировоззрении. Восприятие инаковерующих в России является довольно архаичным и основывается на тех исторических глубинах сознания, которые еще не были затронуты модернизацией. Несмотря на бурное развитие религиозной жизни и принципиально иное социально-политическое значение неправославных церквей и движений в 2000-х годах, отношение к «нетрадиционным» религиям и конфессиям не изменилось и осталось на уровне основных постулатов советской политики самого жесткого в этом отношении периода 1930-х – 50-х годов, которые, в свою очередь, восходят к нетерпимости с «сектантам» в царской России, нетерпимости петровского времени по отношению к раскольникам, нетерпимости к еретикам во времена Иосифа Волоцкого, которая заключалась в стремлении полностью уничтожить «еретиков», что в значительной степени удавалось. Религиозные движения, христианские и нехристианские, воспринимаются в качестве своего рода неизбежного зла, их присутствие в религиозной жизни рассматривается с точки зрения степени их преступности, мошенничества их основателей и сумасшествия рядовых верующих. Находясь примерно в одинаковом положении «предателей» по отношению к исторической религии, а также гонимых верующих, представители «нетрадиционных» религий играют похожую роль в обществе. В обществе, которое провозглашает межрелигиозный мир и согласие одним из достижений России, крайняя нетерпимость к христианам в публичном пространстве оказывается укорененной нормой, а активная христианская миссия «злом». Община с иной верой как маленькая «империя зла» Восприятие инаковерующих всеми крупными институтами и общественными силами как своего рода «пятой колонны» или потенциальной и скрытой от глаз сектантской «империи зла» органично уживается в сознании российской элиты. В рамках массовых представлений россиян угроза «нетрадиционной религиозности» не имеет твердого фундамента – неосознанные фобии накладываются на общий низкий уровень вовлеченности в религиозные практики и страх перед любой религией в ее институциональном и идеологическом воплощениях. Государство и его представители периодически напоминают обществу о том, какой опасностью являются «тоталитарные секты» — это также одно из мифологизированных фантомных понятий, которое подчеркивает общественное «зло» нетрадиционных религий. Формирование осознанного неприятия инаковерия стало происходить с середины-конца 1990-х годов. В начале 2000-х годов религиозная политика властей была дополнена понятием соблюдения «духовной безопасности», в рамках которой из страны был выслан целый ряд иностранных миссионеров[5]. Несмотря на то, что «традиционные религии» время от времени противопоставлялись сектам в риторике политиков и чиновников, на официальном уровне борьба с инаковерием не провозглашалась в качестве задачи. Первые признаки перехода от аморфной политики декларативной поддержки «традиционных» в противовес сектами к контролю религиозной жизни и, в частности, христианских конфессий и НРД, обозначились в 2009-2011 годах. Тогда были предложены законопроекты Минюста РФ о регулировании миссионерской деятельности и о ликвидации такой формы как «религиозные группы», которые действуют без регистрации. Одной из вех стало также назначение в 2009 году главой Экспертного совета при Минюсте РФ борца с сектами Александра Дворкина[6] и в целом усиление влияния на органы власти представителей РПЦ после избрания патриарха Кирилла. Государственные усилия по распространению нетерпимости по отношению к инаковерующим фактически ограничились тем, что протестантские церкви стали в зависимости от региона испытывать больше проблем с арендой помещений, проведением любых публичных акций, с реализацией социальных проектов. Целенаправленно репрессивная борьба с сектами затронула Свидетелей Иеговы: целый ряд журналов «Сторожевая башня» был признан экстремистскими в судебном порядке в 2009-2011 годах, а в Таганроге в 2009 году была ликвидирована крупная община. В 2010-2011 годах прокуратура предприняла попытку признать практику пятидесятников вредной для психического здоровья в Хабаровске и в Благовещенске при участии в качестве экспертов православных борцов с сектами, но эти попытки ни к чему не привели[7]. С 2005 года обострилось восприятие протестантских церквей в качестве «пятой колонны», потенциальной прозападной силы, склонной к поддержке демократических ценностей и институтов. Причиной этого стало участие евангельских церквей в оранжевой революции в Украине на стороне Виктора Ющенко и Юлии Тимошенко[8]. Прямые обвинения в том, что протестантизм – это оранжевая угроза – звучали из уст православных активистов[9]. Подозрения в «шпионаже» в пользу Запада легли в основу религиозной политики, которую проводят многие региональные УФСБ по отношению к протестантам – пасторов приглашали на беседы, распространялись слухи о то, что в церквях есть «агенты ЦРУ», что все пожертвования отсылаются на Запада, собирались совещания с сотрудниками прокуратуры и СМИ, где говорится об опасности протестантов и нежелательности их роста и т.д. (в особенности, эта ситуация, судя по интервью с пасторами в ходе полевых исследований[10], характерна для регионов Центральной России, Юга, целого ряда регионов Сибири и Дальнего Востока). Антисектантские кампании, которые волнами возникают в прессе и в выступлениях чиновников, в большинстве случаев имеют лишь кратковременный идеологический эффект. Конкретным итогом таких кампаний часто является несколько оскорбительных выпадов или запретов по отношению ни к давно известным зарегистрированным церквям (а не санкции в отношении каких-либо неизвестных движений). Законопроекты по контролю религиозной сферы, предлагаемые Минюстом РФ и рядом депутатов Госдумы РФ, как правило, вызывали возмущение всех религиозных объединений, так как неизбежно затрагивали любую религию и конфессию. Для федеральной власти такого рода проекты были неприемлемы: потому, что вызвали бы слишком большую критику со стороны Запада, а религиозная политика России была бы похожа на политику худших среднеазиатских режимов[11]. Наконец, самое главное состоит в том, что кампании против сект не могут быть эффективными в силу беспредметности самого понятия «секта». Для представителей РПЦ существует более или менее четкое определение того, кто такие сектанты и «нетрадиционные религии». Секты – это группы неправославных верующих и движения от целителей и теософов, до иеговистов и пятидесятников, которые, по мнению борцов с сектами, могут разрушать сознания, зарабатывать деньги и жить на основании традиций и обычаев, не свойственных России [12]. «Нетрадиционные» — это все неправославные христианские церкви в России, а также нетрадиционные мусульманские движения (нелояльные РПЦ и власти[13]). В Межрелигиозный совет России, действующий при Московском патриархате, входят только представители «традиционных» религий – православия, ислама, иудаизма и буддизма[14]. Формально действует и периодически собирается Христианский межконфессиональный консультативный комитет стран СНГ и Балтии[15]. ХМКК действует при Отделе внешних церковных связей РПЦ и объединяет все «иностранные» церкви, действующие в России: католиков, баптистов, пятидесятников, адвентистов, лютеран, Армянскую апостольскую церковь и т.д. Реальные отношения РПЦ с различными «нетрадиционными» церквями варьируются от дипломатического и богословского диалога с католиками и некоторыми лютеранами до равнодушного отношения к баптистам и враждебного на уровне епархий к пятидесятниками и харизматам. Русская православная церковь в лице своих представителей, мирян и иерархов богословски и идеологически обосновывает опасность религиозных меньшинств, как для духовной жизни, так и для государственной безопасности. Справедливости ради, надо признать, что существует более гибкое направление сектоведения, которое рассматривает борьбу с сектами больше, с точки зрения сравнительного богословия, а не идеологического вреда для власти и общества. Такого рода сектоведение представлено Романом Конем, преподавателем Московской Духовной Академии, а также Виталием Питановым, главой Православного апологетического центра (Санкт-Петербург). Представители сектоведения противостоят сектоборцу Александру Дворкину, обвиняя его в «криминализации» сектоведения, поскольку изначально все «секты» рассматриваются как преступники, и в заимствовании американских терминов «тоталитарная и деструктивная секта» и американских методов борьбы, когда через родственников и суды сектоборцы пытаются «вырвать» инаковерующих из какой-либо общины[16]. Однако в силу поддержки со стороны РПЦ и созвучия государственной идеологии именно радикальная православно окрашенная антисектантская идеология (сектоборчество – идеология, направленная на борьбу и искоренение, лишение легитимного статуса неправославных конфессий и НРД) стала основанием для реального отношения православных активистов, чиновников и сотрудников правоохранительных органов к «нетрадиционной» религиозности. Средства массовой информации также представляют нетрадиционных верующих в качестве изгоев, асоциальной части общества, которая непонятна и занимается «промыванием мозгов». В журналистских материалах, в особенности, в массовых изданиях и на федеральных телеканалах, образ нетрадиционных религиозных групп обостряется до предела, доводится до абсурда в своих безумных и преступных чертах. Масс-медиа реагируют, как на естественное желание массового читателя читать про «страшные секты», так и на импульсы, которые исходят от политиков и религиозных деятелей (православная идеология является во многом обоснованием страхов перед нетрадиционными религиями, а православные сектоборцы основными экспертами в материалах об инаковерующих). В материалах прессы рисуются преступные образы как обезличенно «сект», так и конкретных общин (как правило, иеговистов и пятидесятников). Причем, поскольку материалы о реальных злодеяниях отсутствуют или же проступок верующего сложно приписать всему движению, в материалах масс-медиа самые жуткие обвинения основываются на том, что харизматы или саентологи в принципе занимаются религиозной деятельностью, то есть обучают последователей, в том числе детей, часто совершают эмоциональные молитвы, собирают пожертвования. Согласно Закону о свободе совести 1997 года (стт. 6, 21) все это является признаками любого религиозного объединения. Одна из основных особенностей описания инославных в СМИ заключается в том, что вопросы веры оказываются несущественными. Большинство публикаций в массовых изданиях и фильмов о «сектах» на федеральных телеканалах рассчитаны на чрезвычайно низкий уровень понимания того, что такое христианство, церковная жизнь и исполнение религиозных предписаний в целом[17]. Тема неприятия «нетрадиционных» религий, как это ни странно, объединяет либеральную и консервативную части общества. Если для консерваторов, государственников нетрадиционные религии естественно неприемлемы в рамках антизападной риторики и поддержки православия как основы русской культуры и традиции, то для либералов и демократов неприятие «сект» является осознанным или неосознанным противоречием. Политики демократического направления следуют в религиозном вопросе привычным для массового сознания пропагандистскими клише, которые сформировались в среде православных фундаменталистов и светской бюрократии на основе понятий и приемов советской атеистической пропаганды. Противодействие нарушениям светского характера государства и критика РПЦ со стороны либеральной общественности не сопровождается веротерпимой оценкой социальной и духовной роли других христиан в российском обществе. К примеру, о главенстве «традиционных религий» можно слышать и от оппозиционеров – политик Владимир Рыжков, к примеру, заявлял в эфире радиостанции «Эхо Москвы»: «У нас есть закон по религиям, где в преамбуле названы четыре традиционные в России религии, это: православие, ислам, буддизм и иудаизм. Поэтому мы строго стоим на почве российского закона»[18]. Более того, один из пунктов программы Республиканской партии России, возглавляемой Рыжковым, гласит: «Мы против идеи о необходимости в интересах ложно понимаемой безопасности страны введения единообразного образа мыслей по важным вопросам мировоззрения. Однако мы выступаем против навязывания нам извне при помощи огромных денег нетрадиционных для нашего народа идей и институтов, в том числе против беспредельной пропаганды чуждых нам сект и религиозных направлений». Требование соблюдения свободы совести идет лишь следующим пунктом[19]. В этом мнение оппозиционера полностью совпадает с заявлениями как радикальных православных сектоборцев, так и президента Владимира Путина о необходимости бороться с тоталитарными сектами. Программа РПР Рыжкова наиболее близка в отношении к сектам к программе другой условно оппозиционной партии «Справедливая Россия» Сергея Миронова. В разделе «Национальная политика» программы справедливороссов можно прочитать: «Партия выступает за свободу вероисповедания. Но мы не допустим разрушительной деятельности тоталитарных и человеконенавистнических сект и организаций»[20]. В программе партии «Яблоко» религиозный вопрос отсутствует, темы религии нет в высказываниях таких оппозиционеров, как Борис Немцов и Михаил Касьянов. Уникальным исключением является Михаил Прохоров – его движение «Гражданская платформа» принципиально отстаивает ценности светского государства и выступает против усиления влияния РПЦ на органы власти[21], то есть программа Прохорова является фактически атеистической. ЛДПР, хотя и не декларирует в своей программе активную борьбу с инаковерием, однако активисты партии постоянно участвуют в антисектантских акциях или поддерживают законодательство, направленное на контроль религиозной жизни[22]. Партия «Единая Россия» и в своей программе и в практической деятельности последовательно выделяет именно «традиционные религии», интересы которых должно защищать государство и его законы, согласно программе: «Возрождению и укреплению этих ценностей мы будем всемерно содействовать через развитие культуры, сотрудничество с традиционными российскими религиями. Мы приветствуем и будем поддерживать работу традиционных религий России в системе образования и просвещения, в социальной сфере, в Вооруженных силах. При этом должен быть, безусловно, сохранен светский характер нашего государства…. Никто не имеет права ставить национальные и религиозные особенности выше законов государства. Однако при этом сами законы государства должны учитывать национальные и религиозные особенности»[23]. Единственной партийной программой, в которой безоговорочно декларируется равенство всех граждан, независимо от религиозной принадлежности, является программа КПРФ: «Основополагающими ее (самобытной культурной и нравственной традиции России – авт.) ценностями являются общинность, коллективизм и патриотизм, теснейшая взаимосвязь личности, общества и государства. Отсюда вытекает стремление народа к воплощению высших идеалов правды, добра и справедливости, к равноправию всех граждан независимо от национальных, религиозных и других различий»[24]. Единодушие различных институтов и общественных сил в восприятии инаковерующих показывает стойкость советских стереотипов, которые касаются религии. Это единство мнений также говорит о внерелигиозном восприятии религии как таковой, а не только неправославных христиан. Как исследовать новую реальность? Развитие церквей как гражданских институтов формирует реальную социально-политическую идентичность, которая замещает или дополняет декоративную «гражданскую религию», либо, чаще всего, они существуют параллельно, не подозревая о том, что они противоречат друг другу. Замерить и проанализировать социальную роль различных церквей оказывается возможным фактически только в ходе полевых исследований. Именно беседы с лидерами и активистами общин помогают понять все многообразие проблем, идейных направлений, форм самоорганизации религии, вновь возникающих религиозных идеологий и движений. Религиозная жизнь становится все более неуловимой для исследователей, а ее изучение требует постоянного переосмысления того, что является социологическим знанием в рамках социологии религии и помогает проникнуть в суть религиозных процессов. Развитие религии в условиях глобализации, противоречивое течение секуляризации в разных странах мира привели ведущих социологов к выводам о том, что общество не отвергает веру в Бога, а становится перед выбором многих богов. Кроме того, от общих понятий социологи переходят к осознанию важности специфики каждой страны, региона, области (Ч. Тэйлор, Х. Казанова, П. Бергер, о том, что секуляризация часто означает не потерю религии, а «трансформацию мифа» в 1981 году в своей книге «Религия и социальные конфликты в США» писал Д. Фурман). Как отмечал Тейлор, человечество пришло к многообразным альтернативным формам религиозных исканий. Этим процессом затронуто любое общество, включенное в глобальную экономику, политику, поп-культуру. Россия также неизбежно вовлечена в этот мир цветущего многообразия религиозности, которое часто остается за рамками религиоведческих исследований и общественных дискуссий. Стремление изменить ситуацию в сфере социологических исследований религии в России и найти новые подходы и методы в изучении роли религии в обществе привели к созданию проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России» (руководитель – С.Б. Филатов). Этот проект стартовал в 1996 году и продолжается по сей день. Изначально специфика проекта не предполагала применения жесткой методологии, анкетирования, формализации на стадии сбора материалов. Фактически проект состоит из трех основных частей: первая – сбор информации в рамках неформализованных интервью, исходя из анализа ситуации на месте, вторая – анализ ситуации в каждом субъекте РФ, анализ развития того или иного религиозного феномена, направления, которые воплощались в текстах справок, третья — мониторинга ситуации с развитием отдельных движений и роль религии в регионах через СМИ. Структура справки, алгоритм полевых исследований в каждом регионе, особенности мониторинга и последующего отражения этих исследований в текстах постепенно менялись и также не предполагают существование в какой-либо неизменяемой форме. Такое социологическое описание религиозной жизни в России стало ключом к пониманию многообразия форм религии и процессов, связанных с религией внутри общественного сознания. Итогом эмпирических исследований стала разработка комплекса подходов, которые в целом можно назвать динамическим методом изучения современной религиозности, который позволил анализировать социальные функции религии в ее развитии, как совокупности различных феноменов, отойти от стереотипов как советских, так и постсоветских, избежать идеологизации исследования. Основные уникальные методы проекта таковы: — опрос ключевых информантов в регионе для понимания ситуации (список также корректировался); — неформализованные развернутые интервью с информантами по алгоритму, который предполагает выяснение уникального религиозно мотивированного общественно-политического мировоззрения информантов в регионе и религиозных различий разных направлений в понимании конкретной общины (лидера); — формирование структуры первой части «Энциклопедии» (по религиозным направлениям), «Атласа» (по субъектам РФ), а самое главное – структуры справок внутри «Атласа» по ситуации в регионах РФ от своеобразия исторического развития религии в регионе до особенностей описания конфессий и религий (к принципиально новому изданию о религиозно-общественной жизни в регионах России 2013 года структура была также скорректирована); — система постоянного медийного мониторинга религиозной ситуации и важнейших событий в религиозной жизни для дополнения «Энциклопедии» в общероссийском и региональном масштабе; — принципиальное внимание к аналитическим текстам, отражающим современные реалии (тексты являются логическим продолжением работы над описательными справками): анализ важнейших религиозных явлений и новых этапов в развитии отдельных церквей, общин, религиозных движений, наряду с региональной тематикой; — Формирование определенных научных требований к аналитике о современной религиозной жизни: знание ключевых проблем направления или ситуации, мировоззрения, идейных течений и их различий, знание основных активистов и неформализованные интервью с рядом избранных представителей, рассмотрение мировоззрения, вероучения и практики религиозного направления в социальном контексте (отношение к политике, власти, культуре, к миссии среди различных групп населения, социальному служению, к иным конфессиям и религиям и т.д.), соблюдение определенных рамок объективности и баланса в описании того или иного феномена, постановка проблемы, отражающей своеобразие роли того или иного религиозного направления, региональной религиозной ситуации на современном этапе. Обращение к эмпирической реальности (с помощью феноменологического подхода и динамического метода) становится необходимым требованием для социологического знания о религии в глобальном мире с его противоречиями в восприятии религии. Кризис исторических церквей оказывается не связанным с кризисом веры вообще, а рост влияния религиозных идей в обществе, в СМИ, в политической борьбе заставляет пристальнее вглядываться в то, что происходит на уровне общин и регионов. Для России особенно остро стоит проблема понимания религии, так как массовые социологические опросы не являются источником знаний о жизни верующих, а проецируют символическое формальное восприятие религии в обществе. Исследовательская работа над изданием «Атласа современной религиозной жизни»,а затем и «Религиозно-общественной жизни в российских регионах» показала, насколько важно для социолога держать руку на пульсе. Пожалуй, только в рамках полевых исследований наиболее ярко стали видны демократические инициативы православных приходов на местах и беспрецедентные успехи протестантских церквей в различных регионах страны. Масштаб изменений очевиден. Организованная религиозность активно пробивает себе дорогу. Христианские церкви формируют на месте постсоветской декларативной духовности свое «пространство для Бога», где есть каждодневная молитва, еженедельное посещение богослужений, следование конкретным, а не абстрактным, религиозным заповедям. Гражданское общество пополняется энергичными религиозными общинами, которые ведут независимую социально-культурную работу, привлекая добровольцев-прихожан и потенциальных верующих. Община одновременно исполняет множество функций – сбора для молитвы, служб, семьи, клуба, кафе, взаимопомощи, благотворительного пункта, школы, детского сада и т.д. Православные церкви становятся более открытыми за счет близости к нуждам простых сограждан, Католическая церковь и евангельские церкви занимают свою нишу в социальной работе, политике, культуре и бизнесе, постепенно меняется и отношение к ним в обществе, особенно на региональном уровне. В политической сфере с конца 2000-х годов происходит дифференциация взглядов. В рамках РПЦ агрессивные выпады основных спикеров патриархии, фактическое осуждение оппозиции, акции по судебному преследованию «богохульников» и критиков Церкви редко находят реальную поддержку на местах, в епархиях, на приходском уровне (от священников часто приходилось слышать, что такая позиция РПЦ лишь мешает православной миссии). Помимо этого, как в столицах, так и в регионах уже сформировался слой социально активной интеллигенции, которая является костяком активных приходов, мировоззрение этого слоя — демократическое. Как отмечает социолог Сергей Филатов, в 2010-х годах общество стало активно использовать религиозный язык, а именно христианский в социально-политических дискуссиях, в том числе в обсуждении роли Церкви, а поэтому по разные стороны политических баррикад часто оказываются не атеисты и верующие, а православные консерваторы и официоз и церковные либералы и евангельски настроенные активисты, цитирующие Новый Завет и «Отче наш» в ответ на выпады патриархии. Политическим прорывом можно назвать включение протестантских церквей в выборные кампании на местах, за пост депутатов местных советов, мэров городов, присутствие пасторов в Общественных палатах РФ и в регионах. Протестантизм стал в России одной из самых сплоченных демократических сил. Баптисты, евангельские христиане, пятидесятники, адвентисты выступают за соблюдение европейских норм демократии, верховенства прав и свобод человека, хотя и выступают с критикой стран Евросоюза с позиций консервативной библейской морали. Однако и в протестантской среде происходит политическое размежевание на государственников, выступающих за полную лояльность к существующей власти, и демократов, критикующих власть, требующих честных выборов и соблюдения свободы совести. Самым известным государственником является пятидесятнический епископ Сергей Ряховский, член Общественной палаты РФ, что касается демократической позиции, то ее придерживается в той или иной степени большинство служителей и верующих, поскольку она заложена в принципах гражданского воспитания в протестантской общине. Похожую социальную, культурную и политическую роль играют российские католики – они менее многочисленны, чем протестанты, но они оказывают значительное влияние на часть российской интеллигенции, которая симпатизирует западному христианству, а благотворительные проекты католиков в рамках организации «Каритас» служат примером как для протестантов, так и для католиков. *** Многие стереотипы, касающиеся религиозной жизни, православия или «нетрадиционных» религий и конфессий, отражаются в прессе, в мировоззрении церковных руководителей, в выступлениях политиков, в массовых социологических опросах, на бытовом уровне. Эта своеобразная «гражданская религия» полна противоречий и парадоксов, однако задача исследователя проникнуть за священный занавес массовой духовности и понять все многообразие религиозной жизни и проблем, стоящих перед верующими, возникновения и развития новых и старых церквей, их отношений с обществом и государством. Только став монолитным фактом общественного мнения, «гражданская религия» постсоветского общества стала размываться, а ее несоответствие реальному религиозному многообразию и межрелигиозным отношениям, развитию общин становится все более очевидным. Р. Н. Лункин, ведущий научный сотрудник, Институт Европы РАН (Центр по изучению проблем религии и общества ИЕ РАН), кандидат философских наук. E—mail: romanlunkin@gmail.com. Адрес организации: 125993, Москва, Моховая ул., 11/3 «В». Lunkin, Roman. Senior Researcher, Institute of Europe Russian Academy of Sciences, Center for Religious Studies. Address: Institute of Europe, 11-3B , Mokhovaya street, 125993, Moscow, Russia, tel.: +7495-629-45-07. E-mail: romanlunkin@gmail.com [1] Фурман Д., К. Каариайнен. Религиозность в России на рубеже XX — XXI столетий // Общественные науки и современность, № 1, 2007, C. 109-111, http://ecsocman.hse.ru/data/2010/12/06/1214828191/Kaariainen.pdf [2] Фурман Д., К. Каариайнен. Религиозность в России на рубеже XX — XXI столетий // Общественные науки и современность, № 2, 2007, C. 95, http://ecsocman.hse.ru/data/2010/12/01/1214824169/Furman.pdf;см. также: Новые церкви, старые верующие — старые церкви, новые верующие: Религия в постсоветской России/ Под ред. проф. К. Каариайнена и проф. Д. Фурмана. М.-СПб.: Летний сад, 2007. [3] К примеру, Сибирская Лютеранская церковь с центром в Новосибирске является чисто российским явлением, возникшим в начале 1990-х годов, и представители РПЦ также обвиняли ее в прозелитизме. См.: В Московском патриархате критикуют намерение «Сибирской лютеранской церкви» развивать миссионерскую работу в России, «Интерфакс-Религия», 06 января 2005 года, http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=532, а также: Русское Ревью Кестонского института, http://www.keston.org.uk/_russianreview/edition12/04Litkin.html Католики являются представителями более уважаемой Церковью в международном масштабе, но тоже осуждаются православной общественностью за миссию в России — прозелитизм. Пик критики католицизма пришелся на период нескольких лет после 11 февраля 2002 года, когда Папа Иоанн Павел II учредил на территории России четыре католических епархии. С 2009 года, когда патриархом стал Кирилл, а главой ОВЦС митрополит Иларион, католики и православные были провозглашены союзниками в борьбе с секуляризмом, но только на территории Евросоюза. [4] В ряду «сект», к примеру, часто упоминаются, помимо евангелистов. пятидесятников и иеговистов, «сатанисты», фантом, который существует часто только в воображении журналистов и борцов с сектами. [5] Lunkin R. Religion in Russia’s Federal Regions: Pragmatism or Witch-Hunt? // Frontier, Keston Institute, 2004, № 5, p. 37-44. [6] Назначение Дворкина вызвало возмущение верующих и представителей религиоведческого научного сообщества, которое вылилось в общероссийскую акцию «Инкизиторам-нет!». Акция стартовала 22 апреля 2009 года и собрала около 13 тысяч подписей. См.: http://inkvisitoramnet.livejournal.com/ [7] Решение о ликвидации Церкви христиан веры евангельской (ХВЕ) «Благодать» в Хабаровске за Альфа-курс и говорение на иных языках было отменено в 2011 году коллегией Верховного суда РФ, а церкви «Новое поколение» (Благовещенск, Амурская область) суду в 2010 году удалось лишь принять решение о том, что некоторые диски с записями проповедей пастора содержат элементы НЛП и вредны для психического здоровья. [8] Некоторые священнослужители поначалу открыто говорили о своих симпатиях к демократическому движению в Украине: Пастор Александр Дзюба: Украинская миссия — предвестник революции в России Интервью президента Ассоциации церквей «Посольство Божье» (в рамках Российского объединенного союза христиан веры евангельской) пастора Александра Дзюбы Роману Лункину \\ Русское Ревью Кестонского института, Апрель 2005, № 1, http://www.keston.org.uk/_russianreview/edition01/05Posolstvo.html. Однако руководство российских протестантских союзов после 2005 года периодически пытается оправдаться, заявить о лояльности властям и отмежеваться от позиции украинских церквей: Пятидесятники не станут инструментом «оранжевой» революции, Интервью с главой РОСХВЕ Сергеем Ряховским, Интерфакс-Религия, 13 июня 2005 года, http://www.interfax-religion.ru/?act=interview&div=27. [9] См.: Петр Сергеев. Харизматическая революция. Протестантизм и деятельность сект // Правая.ru, 21 ноября 2006 г., http://pravaya.ru/look/9845?print=1;Например, так звучит сообщение с одного из патриотических ресурсов: «Оранжевые протестанты» выиграли грант на духовное воспитание жителей Кенигсберга \\ http://ronsslav.com/oranzhevye-protestanty-vyigrali-grant-na-duxovnoe/. См. подробнее: Роман Лункин. Протестанты и политические конфликты в Евразии: спасение душ и управляемая демократия \\ Религия и конфликт. Московский Центр Карнеги. М.: РОССПЭН, 2007, с. 175-222, http://carnegieendowment.org/files/religikonnfl.pdf [10] В рамках проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России» (руководитель – Сергей Филатов). [11] См.: Роман Лункин. Зачем государство ужесточает законодательство о религии? Новые поправки как шаг к тотальному контролю над верующими, Портал «Религия и Закон», 2012-08-12, http://religionip.ru/news/roman-lunkin-zachem-gosudarstvo-uzhestochaet-zakonodatelstvo-o-religii-novye-popravki-kak-shag [12] Списки сект можно найти как на сайтах большинства православных епархий, так и на сайте Центра Иринея Лионского: http://iriney.ru/index.html [13] Принуждение к межобщинному миру. Для России традиционен тот ислам, который лоялен христианскому большинству, считает эксперт // Опубликовано в НГ-Религии от 02.02.2011, Оригинал: http://religion.ng.ru/politic/2011-02-02/1_islam.html [14] См.: interreligious.ru [15] См.: http://www.xmkk.org/ [16] См. о Романе Коне: http://www.pravoslavie.ru/authors/1121.htm, о Виталии Питанове: http://stavroskrest.ru/Vitaliy_Pitanov [17] См. подробнее: Сергей Филатов, Роман Лункин. Образы Православия и Протестантизма в светских СМИ: благолепие и уродство // Русское Ревью Кестонского института, №8, февраль 2006, http://www.keston.org.uk/russianreview-08.php. В существенно сокращенном виде эта статья опубликована на итальянском языке в журнале La Nuova Europa (Бергамо), 2005, december, №6 под названием “La fede in versione nazional-popolare”. [18] Перехват, 01.09.2012, http://www.echo.msk.ru/programs/interception/925338-echo/ [19] Программа РПР – наш взгляд в будущее, http://www.ryzkov.ru [20]См. программу на официальном сайте партии: http://www.spravedlivo.ru/upload/file/programma_2010_cs2_v4.pdf [21] Михаил Прохоров. Платформа светского государства // Газета «Коммерсантъ», № 170 (4955), 12.09.2012, http://mdp2012.ru/smi/558.html [22]См.:http://www.ldpr.ru/#ldpr_talks/LDPR_in_the_media/LDPR_bill_only_sets_rules_ceremonies_RIA_Novosti_November_16_2012, http://www.ldpr.ru/#party/regions/Nizhniy_Novgorod_Region/Nizhny_Novgorod_Events/NRA_Liberal_Democratic_Party_intends_to_take_control_of_the_situation_with_the_sect_religion_of_Antichrist_in_the_north_of_the_Nizhny_Novgorod_region [23] Программа партии «Единая Россия». Раздел «Наши ценности. Духовность и единство российского народа», http://er.ru/party/presidential_election/ [24] Программа КПРФ, http://kprf.ru/party/program http://religious-life.ru/2015/05/grazhdanskaya-religiya-v-rossii/
×
×
  • Создать...

Важная информация