Victor Опубликовано: 14 декабря, 2015 Жалоба Share Опубликовано: 14 декабря, 2015 ВЛАДИМИР ПАСТУХОВ Русское самодержавие как цивилизационный ответ на исторический вызов Владимир Пастухов, "Полiт.ua" Конспект лекции в Пушкинском доме. Лондон, Великобритания, 24 сентября 2015 года Моя профессия – не факты, а их интерпретация. Я не открываю нового, я лишь объясняю старое. Хороший историк по определению объективен, хороший философ по определению субъективен. Все мои оценки носят сугубо персональный характер – я торгую логикой, а не истиной. Любое объяснение содержит в скрытой форме ответ на какой-то потаенный вопрос, который собственно и заставляет искать объяснений. Мне кажется, что для моего поколения этот вопрос сформулировал поэт и автор текстов группы "Наутилус Помпилиус" Илья Кормильцев, трагически умерший в Лондоне в 2007 году, и звучит он так: Неужели я мог залететь так высокои упасть так жестоко как падший ангелпрямо внизтуда откуда мы вышлив надежде на новую жизнь Это и есть тот главный вопрос, на который я попытаюсь сегодня ответить – как случилось так, что мое поколение, взлетев в мечтах так высоко к свободе, конституции и правовому государству, могло упасть снова так низко туда, откуда оно вышло – в унылый авторитаризм, правовой нигилизм и войну? Национальное государство – самый большой русский политический долгострой Чтобы понять историческое событие, необходимо в первую очередь определиться с системой координат, внутри которой это историческое событие происходит, понять в какой исторический процесс оно вписано. Если попытаться быть кратким, то можно сказать, что русский локомотив находится сегодня на одном из самых тяжелых и рискованных исторических перегонов на пути от Империи к национальному государству. Загнав себя в эту колею, Россия продолжает по ней движение все еще как весьма странная Империя. Национальное государство существует еще только как интенция, как мечта некоторых пассажиров первого класса. При этом важно подчеркнуть (потому что это часто выпускается из виду), что никакой русской нации в точном (европейском) смысле слова до сегодняшнего в России не было и нет даже сейчас. Есть русский народ, который вовлек по ходу исторического движения в свой государственный и цивилизационный проект множество других народов и народностей, образовав с ними причудливую и взрывоопасную культурную и этническую смесь. Задачу формирования русской нации, то есть сообщества людей, объединенных гражданственностью, а не только и не столько этнической близостью, еще только предстоит решить в ходе растянувшейся на полтора столетия и так и не завершившейся русской революции. Подсознательно в России мало кто верит в то, что создание национального государства возможно, причем больше всего в это не верят именно те, кто на словах заявляет о европейском выборе России. История создания русского национального государства напоминает известный старый анекдот об автомате Калашникова – сколько бы раз работяги ни выносили с завода детали детских колясок, после сборки дома у них каждый раз выходил то ли пулемет, то ли автомат. Так и в случае с национальным государством – кто бы ни брался под разными соусами создавать русское национальное государство, в конечном счете, у него всегда выходила Империя, то ли советская, то ли либеральная, то ли нефтегазовая, то ли криминальная. Национальное государство – самый большой русский политический долгострой, его строительство продолжается, так или иначе, почти 400 лет. Легче верблюду пролезть через игольное ушко, чем России стать национальным государством. Русское самодержавие как эволюционный ответ русской империи на исторический вызов. На всех тех исторических перегонах, которые Россия преодолела на своем извилистом пути от Империи к национальному государству, ярко выраженной для нее была одна константа – самодержавность. Самодержавие всегда было открыто декларируемой сущностью российской Империи. Самодержавие стало скрытой сущностью советской Империи. И самодержавие, наконец, снова становится сегодня псевдосущностью посткоммунистической ельцинско-путинской Империи. Нет ничего удивительного в том, что самодержавность названа сегодня большинством либеральных идеологов и публицистов главным бичом русской государственности, злым гением русской истории. Однако, прежде чем бичевать самодержавие надо разобраться с его природой. Это природа, с моей точки зрения, несмотря на тысячи сказанных по поводу самодержавия пафосных и гневных слов, так до конца и не понята. С либеральной точки зрения русское самодержавие – это сбой исторической программы, досадная мутация, которая сделала российскую государственность вечным инвалидом. Однако есть подозрение, что – это не сбой программы, а сама программа и есть. Самодержавие – это мутация, о пользе и вреде которой будут еще очень долго спорить историки России. Может быть, она и сделала Россию инвалидом, но, похоже, только благодаря ей она смогла выжить в качестве независимого и суверенного государства в течение нескольких веков. Нельзя игнорировать тот факт, что Российская империя – это совершенно особая империя: по масштабу, по разнообразию условий на неразделенном мировым океаном пространстве, по глубине и интенсивности культурного взаимодействия населяющих ее этносов. Сравнение российской и британской империй с этой точки зрения было бы очень интересным делом, и я хотел бы когда-нибудь прочитать серьезное научное обозрение на эту тему (вполне допускаю, что оно давно существует и просто не попадалось мне). Очень поверхностно могу заметить только, что мне трудно представить себе британского премьер-министра, выступающего, например, в Дели и говорящего о индийцах как о братском народе. Главная особенность российской империи, как мне кажется, состоит в отсутствии четкой границы между метрополией и колониями и, как следствие, в уникальной ассимиляции русского народа с колонизованными народами (славяне, чудь, татары – все это теперь этническая основа русского народа). Если британская Империя основана по принципу «взболтать, но не смешивать», то русская империя построена по принципу водки –сорок процентов спирта, разбавленные шестьюдесятью процентами воды, дают в сумме совсем другой напиток. Менделеев, можно сказать, воспроизвел в национальном напитке модель Империи. С некоторой точки зрения русская Империя (и шире – русская цивилизация) есть нечто невозможное или, выражаясь стихами Леонида Филатова – "то, чего не может быть". Государственность не может быть стабильной на столь обширных, неудобных в целом для проживания, окруженных враждебными и весьма агрессивными культурами пространствах. Но тем не менее она существует уже несколько столетий вопреки всему. Благодаря великому британскому историку Арнольду Тойнби мы сегодня прочно заучили формулу – чем сильнее вызов, тем мощнее ответ. Русская империя – это империя, возникшая на благодаря, а вопреки. Она появилась на свет именно потому, что смогла дать свой собственный оригинальный эволюционный ответ на уникальный вызов – все вышеперечисленные препятствия роста. Выскажу гипотезу, что русским ответом на вызовы истории является сверхцентрализация власти, то есть сосредоточение принятия политических решений буквально в одной точке и превращение этой точки в сакральное воплощение русской государственности. Так что путинский режим, конечно, совершенно имманентен русской государственнической традиции. Сверхцентрализация – это и есть самодержавие. Русское государство в том виде, точнее – в тех границах, в которых мы его застали, сформировалось и выжило благодаря самодержавию и в этом есть суровая и для многих западников нелицеприятная историческая правда. Однако, русское государство не может стать национальным государством, оставаясь самодержавным, и таким образом лишено исторической перспективы – в этом суровая правда для славянофилов. Суть русского самодержавия в соединении светской и духовной власти в одних руках, точнее в одном лице. В самодержавии, по большому счету, нет ничего мистического. Это поэтическое обозначение описанной выше сверхцентрализованной государственной модели, ставшей эволюционным ответом русской цивилизации на исторические вызовы. Отличие самодержавной системы от европейской системы состоит в первую очередь в отношении к разделению властей как фундаментальному принципу построения власти. Фундаментальной парадигмой европейской истории является разделение светской и духовной власти, оно предшествует любому другому разделению властей (на законодательную, исполнительную и судебную, а позднее еще и на федеральную и местную). В России эволюция пошла прямо противоположным путем. Становление русской государственности началось с соединения светской и духовной власти. "Похищение патриаршества" из Византии русскими царями, а затем и "уничтожение патриаршества" ими же являются ключевыми пунктами для понимания русской истории. Так живописно показанное Павлом Лунгиным в фильме "Царь" противостояние Иван Грозного и Федора Колычева (митрополита Филиппа II) является знаковым моментом становления российской государственности. Петр I, устранивший патриаршество и поставивший на его место "министерство по делам религий" (Синод) лишь действовал в рамках установившейся традиции. Ренессанс посткоммунистической империи был бы невозможен вне тех специфических отношений, которые возникли сегодня между властью и церковью, возглавляемой патриархом Кириллом. Придание сакрального значения светской власти с целью оправдания сверхцентрализации – это и есть столбовая дорога русского самодержавия. Русское самодержавие невозможно без опричнины – институционального разделения на внешнюю и внутреннюю власть. Сверхцентрализованная власть выродилась бы за три поколения, если бы не выработала особый механизм своего осуществления – опричнину. Уничтожив все известные в Европе образцы разделения властей, русская власть создала свой собственный аналог этого разделения – опричнину, то есть разделение власти на внешнюю и внутреннюю под единым началом. Формирование русского самодержавного государства начинается с опричнины. Опричнина является ее сквозным свойством вплоть до сегодняшнего дня. Иван Грозный явил опричнину в ее первичной, наивно-откровенной форме, разделив государство на две части чисто "физически", создав "государство в государстве" со своими собственными формальными границами. После его смерти опричнину отменили формально, но не сущностно. В Империи она продолжала существовать в скрытой, латентной форме. Император всероссийский всегда оставался и "царем всея Руси" и "главой дворянского ордена" одновременно. Советский режим пошел дальше в этом направлении и институализировал опричнину. Советская и партийная власти, существующие рядом, но не вместе, – это все та же опричнина, а номенклатура – это новое дворянство. Уничтожение опричнины в формате "ликвидации КПСС" стало концом советского самодержавия, но одновременно чуть было не стало концом русской государственности вообще. Я полагаю, что устранение компартии из политического процесса, ее запоздалое реформирование стало самой трагической ошибкой Горбачева. Коммунистическая партия была стержнем советской власти. Эта ее роль была абсолютно не понята "прорабами перестройки", которые с легкостью, достойной лучшего применения вытащили стержень из политической системы. В результате, удалив компартию с политической сцены, молодая российская демократия отдала государство в руки криминала, который занял ее место. В конце концов, опричнина снова возродилась, но на этот раз в самой своей уродливой с момента появления на свет форме – криминальной. Смысл политической революции (точнее – контрреволюции) Владимира Путина состоит в восстановлении самодержавия и опричнины из подручных исторических средств по принципу «я тебя слепила из того, что было». Путин выстоял в сложной политической схватке со всеми своими внутренними и внешними врагами только потому, что вернул государственность на привычные для нее исторические рельсы. Первым актом он воссоздал единство светской и духовной власти, действуя теми методами, которые ему были доступны – то есть, поставив церковь под контроль ФСБ и с помощью агентов ФСБ. Главным и повседневным (и потому почти никем не замечаемым) нарушением Конституции Российской Федерации я полагаю сегодня нарушение принципа "светскости", отделения церкви от государства. Путинская Россия – это не светское, а латентно теократическое государство. А, может быть, уже и не латентное... Вторым актом Путин воссоздал «внутреннее государство» – опричнину XXI века со своей структурой, своей номенклатурой и своим бюджетом (теневым). Место коммунистической партии в современной России заняла "понятийная партия" друзей Президента, а место коммунистической номенклатуры криминальная номенклатура. Можно сколько угодно выражать негодование по этому поводу, но механизм работает и российская государственность в сравнении с 90-ми укрепляется. У нового внутреннего государства есть своя номенклатура, свой теневой бюджет, своя элитная жандармерия (ФСБ России) и свой "понятийный" кодекс поведения. Ключевое отличие путинской системы от коммунистической состоит в том, что для строительства нового внутреннего государства с самого начала был задействован криминальный, а не идеологический ресурс (сейчас этот недостаток власть стремиться срочно выправить, перекрасив "криминальный фасад" в патриотические цвета). Полагаю, что ни одна из политических акций режима не обошлась без глубокоэшелонированного взаимодействия спецслужб и авторитетов криминального мира. Ни Крым, ни Донбасс, ни Сирия не являются исключением из этого правила. Перспективы созданного Путиным государства не так однозначны, как это кажется и его адептам, и его оппонентам. Исторически оно обречено, но мы сами об этом можем не узнать. Режим Путина был бы вечным, если бы все составляющие его элементы не были фейковыми. Нет главных пока элементов – настоящей идеологии и настоящего массового террора. Поэтому посткоммунистическое самодержавие – это декоративное самодержавие. Посткоммунистическая империя, скорее всего, временное явление, оно вписывается в параметры обычной "возвратной" послереволюционной реакции. У этой реакции есть свой исторический смысл – она существует для того, чтобы "выгорели" все элементы старого общества. В определенном смысле слова она, наверное, полезна. Но от этого не легче тем интеллектуалам, жизнь которых пришлась на эпоху реакции. Их удел – рассуждения о будущем. Срок жизни такого режима в большинстве случаев ограничен сроком жизни его создателя. Но в рамках отведенного ему историей срока режим обладает относительной устойчивостью и ожидать его падения завтра вряд ли стоит. Сегодня временная стабилизация режима возможна, во-первых, через усиление внутреннего террора. Мы видим как исподволь готовится "удар по штабам", как перестают себя чувствовать уверенно те, кто еще вчера считал эту власть бесконечно своей. Политика "национализации элит" вполне может обернуться небольшим "37-ым годом" для новой криминальной номенклатуры. Страх – огромный ресурс и его не стоит недооценивать. При этом ухудшение экономической ситуации само по себе (без масштабной войны) в России обычно не является поводом для политических перемен, скорее наоборот. Не стоит надеяться и на Запад, который предпочтет политику умиротворения России и невмешательство до поры до времени в дела умирающей империи. Сегодня самую большую угрозу для режима представляет, пожалуй что, накопление элементов иррациональности и непредсказуемости в общественной жизни. Нельзя исключить того, что посткоммунистическая империя, победив всех врагов, умрет в расцвете лет от случайной инфекции. Но эта вовсе не означает, что вместе с ней навсегда исчезнет из русской жизни самодержавность, потому что те исторические вызовы, которые ее породили останутся и даже станут еще более грозными – территория почти та же, демография намного хуже, соседи злее и сильнее. Для преодоления самодержавия необходимо дать альтернативный сверхцентрализации ответ на русские вызовы. Самодержавие может быть устранено только через глубокую федерализацию России. Сохранение сверхцентрализованного государства будет постоянно возвращать Россию при любом режиме к самодержавной матрице как единственной естественной для нее форме выживания. Это будет происходить само собой благодаря инстинкту самосохранения общества, которое почувствовав угрозу анархии и распада будет склоняться к испытанному и надежному средству защиты. Вырваться из этого замкнутого круга можно, только выстроив альтернативную сверхцентрализации модель управления Россией. Такой моделью может быть лишь концепция "многополярной России", в которой помимо Москвы имеется еще несколько (до двух десятков) мощных региональных центров силы, способных "держать удар", то есть удерживать политическую и экономическую ситуацию под контролем. В этом случае сакральность самодержавного правителя будет трансформирована в сакральность "союза земель". Политической формой для такой модели является федерация. Федерализм – это то, о чем в России всегда много говорили, но чего в ней никогда не было. Советский федерализм был юридической фикцией, фиговым листком на теле партийного централизма. Федерация – это, что России надо создать, если она хочет сохранится как единое и суверенное государство в нынешних границах за пределами первой половины XXI века. Выбор России достаточно прост: или самодержавие и исторический тупик с неминуемым распадом государственности в двух-трех следующих поколениях, либо действительная федерация, устранение самодержавности и создание новой русской цивилизации на старой платформе. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах More sharing options...
Serjio Опубликовано: 16 декабря, 2015 Жалоба Share Опубликовано: 16 декабря, 2015 Так ни фига ж уже такого не получится! Нужно другие механизмы вырабатывать. ВЛАДИМИР ПАСТУХОВ Русское самодержавие как цивилизационный ответ на исторический вызов Придание сакрального значения светской власти с целью оправдания сверхцентрализации – это и есть столбовая дорога русского самодержавия. Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах More sharing options...
Victor Опубликовано: 17 декабря, 2015 Автор Жалоба Share Опубликовано: 17 декабря, 2015 Так ни фига ж уже такого не получится! Нужно другие механизмы вырабатывать. После развала СССР наверняка многие думали, что РПЦ чему-то научилась, например, что "нифига уже не будет иосифлянства", которое (в числе прочих причин) погубило дореволюционное православие. Но всё оказалось прежним. Так что я не был бы столь категоричным, прогнозируя государственно-религиозное взаимодействие Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах More sharing options...
Victor Опубликовано: 21 декабря, 2015 Автор Жалоба Share Опубликовано: 21 декабря, 2015 Мы - не бюргерское государство, у нас - не теократия. У нас - империя Строительство Третьей империи. Ведущие "Вестей ФМ" - Евгений Сатановский, Сергей Корнеевский. Корнеевский: А вы, кстати, в "Воскресном вечере" у Владимира Рудольфовича говорили, что у нас вовсю идёт строительство Третьей империи. Наших слушателей это заинтересовало, и они вопросы задавали. Интересная тема. Сатановский: Оно не вовсю. Но идёт. Потому что когда я оглядываюсь кругом и пытаюсь понять, а мы - кто? Ну, да, мы - не бюргерское государство. У нас с бюргерством плохо. У нес не теократия. Правда? Ну, то есть некоторые люди очень бы хотели, чтобы у нас была теократия. И совершенно неважно, она была бы с попами во главе, или с раввинами, или с муллами. Или бы они все вместе дружно затоптали Академию наук и пошли дальше строем развивать что-нибудь своё родное. Потому что на самом деле на кой тебе чёрт больницы, когда у тебя есть церковь в шаговой доступности? Иди помолись, и хватит с тебя. Ну, правильно. Но пока этого нет? Нет. А у нас - империя. Империя - это в том числе показывает, как власть устроена. У неё свои плюсы, у неё свои минусы. Её бесполезно перестраивать за короткий срок в современное, развитое, демократическое государство. Корнеевский: Ну, демократия - не панацея от всех проблем. Сатановский: Да так просто не бывает. Не в том, что демократия - не панацея, а где-то она хуже чего хотите - хоть аристократии, хоть олигархии. Демократия - это ещё и... Кто вам сказал, что придут умные, порядочные и интеллигентные? А если быдло толпой придёт? Корнеевский: Придут те, кто больше пообещает. Пообещают, что булки будут на деревьях расти. Сатановский: Популизм. Корнеевский: Да, популизм. И всё, и придут, кто хотите. Сатановский: А если охлократия придёт? Просто порвут на фашистский знак. Всё ограбят. Ну, у нас было такое. Чего? Анархия - мать порядка. Анархия есть, порядка нет. Перед тем, как начать какие-то дальнейшие разговоры, всё-таки давайте попытаемся рассказать о том, что происходило по предыдущим разговорам. Происходило разное. В Московской области проблема города Подольска и той катастрофы, которая ожидала его промзону, была элегантно решена без малейших проблем для властей, владельцев, работников (нескольких тысяч человек, которые там работают). Корнеевский: То есть всё работает. Всё ездит, всё нормально. Сатановский: Просто встретился заместитель губернатора по соответствующему направлению с характерным именем Пётр Иванов. Вот не Кацеленбоген, не Джугашвили, а вполне себе русский человек. Что говорит о том, что не надо списывать на то, что мы тут не в Америке, и не в Израиле, и не в Китае. И у нас, видите ли, ни в чём порядка поэтому не будет. Что я периодически слышу, что мы обречены. Да ни на что мы не обречены! Вон у губернатора - фамилия Воробьёв. И ничего. Полностью слушайте в аудиоверсии. http://radiovesti.ru/audio/246/000.mp3 ИЗ ПРОГРАММЫ: "Вот я слышал недавно Дмитрия Анатольевича Медведева... Он живёт в великолепной стране. Я только не знаю, в какой". Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах More sharing options...
Victor Опубликовано: 22 декабря, 2015 Автор Жалоба Share Опубликовано: 22 декабря, 2015 АВТОР Ольга Боброва Редактор отдела специальных репортажей «Мы хотим быть нормальными, но мы хотим быть империей» Руководитель Центра исследования массового электронного сознания Олег Беркович — о той России, которая нам только предстоит Фото: PhotoXPress «Новая газета» и Центр исследования массового электронного сознания (ЦИМЭС) запускают совместный социологический проект. Мы будем публиковать результаты опросов пользователей социальной сети «ВКонтакте» по самым острым поводам, которые обсуждает российская публика. Сначала, честно скажу, вся эта история с соцопросами «ВКонтакте» мне не понравилась. Прежде всего потому, что с точки зрения классической социологии выборка у них так себе: она не отражает характеристик генеральной совокупности, т. е. всей России. Другими словами, никак нельзя сказать, что конкретная аудитория, проголосовавшая по какому-либо вопросу «ВКонтакте», — это российское общество в миниатюре. А значит, результат такого опроса нельзя экстраполировать на всю страну. Но мы повстречались с Олегом Берковичем, руководителем ЦИМЭСа, и мне стало понятно, что я неправа: этим ребятам удалось придумать действительно очень интересную штуку. Смотрите: классический соцопрос — это (в идеальном случае) портрет общества в конкретный отрезок времени. Опросы «ВКонтакте» — это тоже мгновенный портрет. Но мы видим на нем не нынешнюю Россию, а ту, которая нам еще предстоит. «Россия будущего», называет ее Беркович. Эти исследования «ВКонтакте» — возможность для всех нас взглянуть на будущую Россию, пока она, условно говоря, еще маленькая. И возможность предположить, что из нее вырастет. — Олег, расскажите, как вы конструируете выборку и почему ее можно считать если не репрезентативной, то, во всяком случае, ценной. — Начну с объема. «ВКонтакте» — это социальная сеть, в которой ежедневный трафик более 70 миллионов пользователей. Это очень много. В опросах, которые проводит ЦИМЭС, мы собираем от 10 до 100 тысяч респондентов. Такую колоссальную выборку не может позволить себе ни один социологический центр. При этом ядро «ВКонтакте» приходится на аудиторию 18—35‑летних — то есть это другая страна. Это то поколение, которое начнет управлять нашей страной в период следующих 10—20 лет: просто по демографическим причинам. Они придут во власть, в бизнес — во все направления. Так что мы проводим наши исследования в условной «России будущего», в этом их ценность. Кроме того, наши технологии позволяют получать результат по текущим событиям фактически в режиме реального времени, за 1—2 дня, очень быстро. Еще важный момент: у нас нет погрешности на интервьюера, а это один из нескольких искривляющих факторов: когда вы физически проводите опрос, то все равно некоторая погрешность на человека чувствуется. — Они хотят, чтобы их ответ понравился? — Например. Или им звонят якобы из социологической службы и спрашивают, что они думают про губернатора. А что это за служба такая? А здесь у нас все исключительно добровольно. Проголосовал — пошел дальше. — Какие сообщества в основном вы используете для того, чтобы запускать свои опросы? — Мы не используем треш типа МДК или тех площадок, куда люди приходят чисто поржать, просто потому, что там мы получим ответы по приколу. Но мы, например, используем научные сообщества, используем сообщества автолюбителей, они тоже очень здоровые. Спортивные сообщества, в зависимости от темы — исторические сообщества. Такие, где аудитория потребляет контент, над которым надо подумать. При этом мы стараемся избегать политических сообществ, чтобы не было перекосов в цифрах. Иногда они сами репостят наши опросы, конечно. Тогда приходится уравновешивать другой стороной, уже самостоятельно. К примеру, мы видим: пять либеральных сообществ репостили наш опрос. Значит, нам надо прийти в «патриотические» сообщества и попросить их у себя его поставить, плюс к этому еще существенно увеличить охват за счет нейтральных, чтобы минимизировать чье-то влияние. Еще важный момент, по которому каждый раз происходит серьезная работа, — это отсеивание ботов. По некоторым опросам бывали попытки накруток. Как это происходит? Люди проголосовали, потом специальный робот вытянул результаты через API. Мы не видим имена и фамилии людей, мы видим только их пол, возраст и географию. Личные данные «ВКонтакте» не отдает — это хорошо. Далее мы анализируем все эти данные по семи параметрам, чтобы отсеять подозрительные аккаунты. К примеру, в профиле должна быть фотография, а не просто какая-нибудь картинка. Также мы смотрим количество друзей: скольких он читает, сколько его читают. Количество загруженных фотографий проверяем, количество загруженных им видеороликов. Количество собственных постов у него на стене, количество лайков под этими постами, даты последних постов — то есть мы смотрим, чтобы там была реальная жизнь. Проверяя активность страницы, мы стараемся отсеять максимальное количество подозрительных аккаунтов. Конечно, вероятно, мы и обычных людей отсеиваем частично, но поскольку объем выборки у нас очень большой, то это допустимая потеря. Даже было такое, что на президентском опросе мы отсеяли около 20 тысяч ответов. Начали анализировать аккаунты и выявили накрутки. Их было две: одна накрутка небольшая была за Путина, где-то тысяч 5. И была накрутка оппозиционная: за КПРФ, за ЛДПР, за Жириновского, все вместе в районе 15 тысяч. Как-то была еще очень большая накрутка за «Яблоко». То есть все пытаются использовать это дело. — Хороших нет? — Я не думаю, что это партийная установка. Просто конкретные люди, которые у них занимаются SMM, смотрят и говорят: давайте. А мы стараемся такие вещи пресекать. — Почему получается так, что в ваших опросах мужчин часто больше, чем женщин? В опросе по президенту, к примеру, мужчин было 68%, большой перекос. Отчего так? — Когда мы берем политические темы, всегда получается больше мужчин. Мужчинам это интересно. Женщина видит и пролистывает. Зато если тема социальная — продукты, цены или поездки куда-нибудь, — женщины кликают больше, мы видим баланс по ответам. Тема про геев очень волновала женщин, они легко в этом участвовали. — Вы как-то можете спровоцировать больший женский интерес к опросу? — Спровоцировать — нет. Мы можем просто в той выборке групп, которую делаем под конкретный опрос, увеличить количество женских площадок, чтобы сбалансировать мужскую часть. — Что вы знаете про ваших респондентов «ВКонтакте»? Какое у них образование? Сколько примерно они зарабатывают? Это те люди, которые ездят за границу, или это в основном те, которые сидят дома? — Среди них достаточно много людей с высшим образованием, это видно по анкетам. По поводу поездок за границу — это, кстати, хорошая тема. Я смогу даже точную цифру назвать, потому что мы в этом году проводили опрос по поводу того, куда кто планирует ехать в отпуск. 30% ответили нам, что никуда не поедут. И еще 15% сказали, что будут отдыхать в своем регионе. В страны дальнего зарубежья собирались 10%, это не так плохо. Вообще, эти люди очень сильно отличаются от аудитории 50+. На них никак не сказался СССР, они формировались в другой среде — в девяностые и нулевые. — Когда было, условно говоря, больше можно. — Существенно. В девяностые было можно вообще все, и в плане образования тоже. Школы в девяностые были намного свободнее, чем в нулевые. Сильные учителя могли совсем свободно учить и доносить свою позицию. Они говорили про свободу, они в этих детей заложили ощущение того, что свобода нужна. Сам по себе ответ «вы не имеете права», он присутствует в сознании людей, выросших в девяностые. Когда их зажимают, они могут сказать: «Вы не имеете на это права». Потому что они в принципе знают, что у них есть права. Ну и плюс время нулевых, когда был какой-то достаток. Открылись границы, появилась возможность поехать посмотреть — это тоже принесло свои плоды. Конечно, не так много людей выехало куда-то, но все равно это совершенно точно повлияло на формирование сознания. Плюс культура, потому что это поколение формировалось в основном на западном контенте: западные фильмы, западная музыка. Все советское было ими отринуто. — Вы мне рассказываете про какую-то другую страну. — Она есть. Просто она еще не вошла в силу. — А как же все, что случилось с Крымом? — Крым при всем при этом наш. Империю никто не отменял. Мы хотим быть нормальными, но мы хотим быть империей — вот то, что говорит эта аудитория. Империя может иметь качественную инфраструктуру. А чей Крым? Наш, конечно же. Но при этом: «Я имею право говорить и думать». Другое дело, что не очень много кому это нужно. Хотя в регионах и сейчас есть куча людей, которым это надо. Они старше, но они выходят на улицы. Они чего-то добиваются. Сегодня в одном крае бастуют кочегары, вчера — учителя. — Дальнобойщики, мы видим. — Да, дальнобойщики бастуют. Это не тот креативный класс, который выходил на митинги в Москве, но когда их интересы оказываются задеты, они выходят. Они не боятся. — Но эти протестующие в регионах могут каким-то образом консолидироваться или их протесты совершенно не пересекаются? — У них пока нет политической базы. Последний большой протест был Марш мира, но это чисто политическая история. 60—80 тысяч человек — это много, притом что большинство населения поддерживало другую позицию относительно конфликта вокруг Украины. — Политика собирает больше, чем экономика? — Экономика просто раздроблена. Посмотрите на протест медицинских работников в прошлом году. 10 тысяч человек. От кого-то откупились, с кем-то договорились. — Фейсбук — за политику, «ВКонтакте» — за экономику, можно так говорить? — Я бы не стал так разделять. Это, наверное, не так работает. Просто «ВКонтакте» — это более народная аудитория. Она будет выходить, когда будут затрагиваться ее непосредственные интересы. А общеполитическую повестку она поддерживает. Сейчас у Путина… — 60%, согласно вашему исследованию. — Причем это не одобрение, а это реальный рейтинг, то есть это тот, за кого проголосовали бы в это воскресенье. Это много. И это аудитория 18—35‑летних, очень заряженная, которая не ходит особо на выборы, но активна по жизни. Вот они — за Путина, за стабильное развитие. Им не нравится коррупция, но к Путину у них мало претензий. У них претензии к губернатору, к мэру, к местным властям. Для них Путин — это последняя надежда. — В этом смысле аудитория фейсбука от аудитории «ВКонтакте» сильно отличается? — Разница между ними вообще очень существенная. Во‑первых, объем. В фейсбуке ежедневный трафик где-то порядка 2—3 миллионов, из них на политико-экономический сектор приходится не более 1 млн человек. Это достаточно много, это определенный культурный слой, но он не очень большой. Ежедневная аудитория «ВКонтакте» — 75 миллионов. То есть по такому основанию эти два ресурса просто невозможно сравнивать. Большинство пользователей фейсбука приходится на Москву и Питер и чуть-чуть, очень тонко, этот слой размазан по другим миллионникам. А «ВКонтакте» сидят все, вся страна. При этом «ВКонтакте» имеет большой московский трафик, огромный питерский трафик — просто это другой слой, не вот этот «креативный». Но регионы там присутствуют целиком, и региональный «креативный класс» тоже в основном там. В фейсбуке им неинтересно, там у них никого из знакомых нет. — В таком случае выборка, которую вы конструируете в регионах, должна быть более похожа на устройство российского общества, чем та, которую вы имеете в Москве. — В Москве в наших опросах у нас нет как раз только той самой части, которую условно называют «креативным классом». Она статистически незначительна, но при этом, безусловно, влиятельна. В регионах она также статистически незначительна, но при этом она находится технологически внутри «ВКонтакте», и там мы ее цепляем. Здесь, в Москве, эта среда влияет на формирование повестки. И вот этот фейсбучный миллион думает немного по-другому, чем думают все остальные. Во всяком случае, у них больше фактуры. В каких-то глубинных вещах — скажем, относительно оценки объема коррупции или чего-нибудь еще в этом духе — скорее всего, представители «креативного класса» сойдутся во мнении с представителем, условно, «народа». И тот и другой скажет: «Конечно, все воруют». Но у «креативного слоя» будет больше фактуры и оснований для таких заявлений. Таким образом, эти люди создают свою альтернативную повестку, которой у «народа» нет. — При этом Чайка пошел. — Да, Чайка пошел. Это не могло не выплеснуться, это очень жесткая история. Вообще все истории, от которых волосы встают дыбом, при правильном продвижении выстреливают. А надо сказать, что продвижение у Чайки было: там был посев в популярных группах «ВКонтакте», был дополнительный толчок. — Дополнительный толчок — это что? Мне кажется, что Чайка «ВКонтакте» живет своей совершенно самодостаточной жизнью. — И да, и нет. Безусловно, этот контент пользуется огромной популярностью среди людей просто оттого, что он крутой. Он очень качественный, там есть фактура, это завернуто в очень хорошую упаковку, в общем, такое грех не расшарить. Но для того, чтобы этот процесс ускорить, были сделаны размещения в некоторых популярных пабликах с аудиторией в несколько миллионов человек. Оттуда они, конечно, разошлись быстрее. Но в любом случае это перетекание произошло, даже если бы не было никакого посева. А так они просто раньше нашли свою аудиторию, вот и все. — А у каких историй, если мы говорим о «ВКонтакте», есть шансы без приложения дополнительных усилий со стороны технологов произвести такой же резонанс? — Вспомним чеченскую свадьбу. — Почему именно эта? — Она какая-то очень народная получилась, однозначная и простая в понимании. Похожая на сюжет из фильма или даже сказки: есть некая девочка, есть какой-то плохой человек, который служит визирю. Это очень понятно. Всем было ясно, кто тут плохой. Насильно замуж выдавать… И потом для молодого поколения все-таки важно представление про общий закон. «Как это так, у вас не действуют наши законы, чуваки?! Вы получаете наши деньги. У вас все устаканивается, мы понимаем, мы этому рады. Но закон не действует!» Эта история сильно зацепила среду «ВКонтакте». В условном «креативном классе» про нее говорили с той позиции, что это совсем беспредел и «хватит кормить Кавказ». А там было: «Ребята, вы совсем охренели, что ли? Такого быть не должно». То есть возмущение и там и там, но выводы разные. Вообще, до Украины и до Сирии тема номер один «ВКонтакте», если говорить про серьезный контент, — это кавказцы и конфликты с ними. — Кавказцы или просто другие? — Нет, кавказцы. — То есть не Средняя Азия? — Средняя Азия в меньшей степени. Несмотря на преступность со стороны выходцев из Средней Азии. Проблема Кавказа в другом, они — свои, с нами в одной стране, но при этом они живут по своим законам и не соблюдают наши. Главные претензии были: лезгинка, стрельба на всяких мероприятиях и просто хамское поведение и невозможность на них повлиять законным путем, потому что, как говорят люди в комментариях к таким событиям, менты смотрят на это и расходятся. Приблизительно так пишут люди. Писали. Кавказский вопрос был очень острый в этой среде в одиннадцатом, в двенадцатом годах. Но, когда началась Украина, весь фокус сместился на «хохлосрач». Кавказцы перестали быть такими уж врагами. Учитывая, что мы теперь вообще как бы в «кольце врагов». — Сирия? — Ну и Сирия. Бомбить ИГИЛ — это правильно, говорят люди. Хотя достаточно много и тех, кто не понимает смысла нашего нахождения там. Много тех, кто опасается, что это может стать для нас вторым Афганом. Такое мнение есть, где-то 20% его высказывают. Это много. Это те люди, которые говорят: нам не нужна эта война. Вообще «ВКонтакте» ультрапатриотический сегмент, люди, которые во всем «за», — это 10—15%. Мне кажется, это те самые 15%, которые за Крым были готовы на ядерный удар. Есть другие крайние 10—15%, которые всегда во всем против действий власти. И между этими крайностями, посередине, — просто здоровые люди. Они хотят, чтобы страна была великой, и при этом они хотят, чтобы страна была нормальной для человека, чтобы у нее были: медицина, образование, дороги; чтобы не воровали, чтобы все было прилично, как в Европе. — То есть все-таки, как в Европе? — Да, у нас европейская страна. Со своими особенностями, но, безусловно, европейская. P.S. Премьера рубрики — в новогоднем номере, 25 декабря Цитата Ссылка на комментарий Поделиться на других сайтах More sharing options...
Рекомендованные сообщения
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.