Перейти к содержимому
Социология религии. Социолого-религиоведческий портал

Баунов А. Путин и греки: разные плоды духовного единства


Рекомендованные сообщения

Путин и греки: разные плоды духовного единства

 

Александр Баунов
 

В России церковь снова и снова приходит к тому, что скрепляет союз правителя и народа. Греки больше похожи на Восточную Европу. Они долго жили без государства, и церковь здесь связана с нацией напрямую, минуя личность и даже пост правителя. К тому же решение об участии в главном церковном таинстве грек принимает сам, без обязательной санкции на исповеди. Отсюда недалеко и до парламентаризма

 

Путин поехал в Грецию, где не был десять лет. Впечатлить экономической стороной поездки никто не планировал, поэтому сосредоточились на дипломатической и духовной. Все проекты трубопроводов из России упираются в то, что у Греции нет черноморского побережья, а желание российских промышленников и предпринимателей купить что-нибудь ценное из греческого государственного имущества – в отсутствие взаимности со стороны Евросоюза. Получить деньги на спасение Греции от долгов Ципрас давно ни от кого, кроме самой Европы, не надеется просто потому, что таких денег ни у кого нет и Евросоюз занимается этим больше по любви, чем по расчету. Путин же, хоть и призывал Грецию совершать Геракловы подвиги при дворе Евросоюза, все поняли, что шутит, потому что никаких санкций она в одиночку не заблокирует. 

Зато дипломатически визит полезен обеим сторонам. Бунтарская «Сириза» у власти все еще воспринимается внутри ЕС как аномалия, которая покапает и пройдет. Визит главы государства мирового разряда помогает Ципрасу остепениться в глазах и европейских коллег, и собственных граждан, у которых Россия популярна. С другой стороны, график российского президента вот уже третий год не изобилует европейскими визитами. Официальных визитов в европейскую столицу со времен последнего Майдана у него было два – в Италию и Венгрию. Третий визит из совпадения создает правило и отводит гипотезу об изоляции России как недоказанную. А поскольку противников санкций набирается целый небольшой отряд, двусторонние встречи призваны укрепить дух каждого из его участников. 

Духовная сторона наряду с дипломатический и экономической на видном месте представлена в статье Путина для газеты «Катимерини» – не какой-нибудь левой, близкой марксистскому правительству, а буржуазной и консервативной. «Прочный фундамент сотрудничества – общие цивилизационные ценности, православная культура, искренняя взаимная симпатия», – написал он и напомнил, что посещает Грецию в год тысячелетия русского присутствия на Афоне. А на самом Афоне поблагодарил монахов, что борются за глобальную нравственность, и отстоял обедню в Успенском храме афонской столицы Карея на епископском троне, он же патриарший и при желании императорский (до вечера минувшей субботы был вакантен). Этим, разумеется, позлил турок и константинопольского патриарха, который точно не находится с этим василевсом в состоянии симфонии. Константинопольский патриарх, как известно, не любит московского за его претензии на первенство в православном мире, где русская церковь самая большая и богатая. А московский не доверяет константинопольскому, которого подозревает в тайном намерении расширить свою шагреневую патриархию признанием автокефалии украинской церкви. То, что он сидит в Стамбуле и турецкоподданный, из предмета сочувствия превратилось теперь в отягчающее обстоятельство.

Но и греческие политики, хоть и не подают виду, не слишком рады напоминанию о тысячелетнем русском присутствии на Афоне. Потому что сто лет назад русское присутствие там настолько превосходило греческое в людях и пожертвованиях, что ко времени, когда Греция присоединила трехпалый полуостров Халкидику с Афоном на одном из пальцев, он уже был чем-то вроде духовной колонии империи Романовых. Поэтому пускают российского президента на Афон греки беспрепятственно, а монахам и послушникам с российскими паспортами чинят препоны, чтобы потом не сказали, что Афон наш – в самом возвышенном и духовном смысле, разумеется. 

Православие без самодержавия

Что касается духовного единства и общих цивилизационных ценностей, которые стали совершенно гомеровской ритуальной формулой при общении русских и греков, то Россия и Греция, несмотря на них, прожили последние века разной политической жизнью. Основы общие и результат противоположный.  

Формально православие и государство в Греции связаны сильнее, чем у нас: там и статья о государственной религии в Конституции, в ней же совсем немыслимая – о запрете переводить священные писания, священники на зарплатах, иконы в школах и вузах. Однако связаны они иначе. В России церковь снова и снова приходит к тому, что скрепляет союз правителя и народа, а в Греции – нет. В нашем понимании православие открыто или замаскированно составляет часть знакомой триады вместе с самодержавием и народностью. Уж с самодержавием как минимум. Православие – то ли лучший из инструментов в руках централизованной, самодержавной власти, то ли его причина: оно иерархично, требует чтить начальников, жить в соборности, знать свое место, не искать перемен, в нем прямая дорога от алтаря к трону. 

Всего этого православие вроде бы требует от русских, однако от греков православие ничего такого почему-то не требует. Образованным светским людям в России кажется: чтобы получить успешно работающие демократические институты, надо как-то порвать с православной традицией. Однако опыт греков показывает, что ни с чем таким рвать не надо. Там-то политики противоборствующих партий – от самых правых до самых левых – ходят в церковь вместе со своими избирателями, а потом избиратель отправляется на выборы и меняет власть, не видя тут совершенно никакого противоречия. И политики тоже не видят тут никакого противоречия и вовсе не считают, что народ должен быть им предан до смерти, потому что православный. И что если от главы правительства или государства отвернулись, то это Иуды предали страну и веру Христову. Напротив, политики, поменявшись местами: прежние правители в оппозиции, новые во власти, – снова идут с православным народом по церквям на Пасху и совершенно к этому народу не имеют претензий за нарушение симфонии, соборности и других философских и богословских обязательств. 

Все это тем более удивительно, что греческое православие вроде бы напрямую восходит к Византии с ее сакрализацией императорской власти и цезарепапизмом (это когда кесарю полагается не кесарево, а львиная доля в церковных делах). Восходит, восходит, а взойти не может. Что императорские династии в византийской Ромейской империи редко бывали долгими и многолюдными, а императоров часто сгоняли гвардейцы (причем народ и гвардия бывали едины), неуместно далекий исторический экскурс. У нас тоже были мятежи и казни, однако же мы пришли к нынешнему времени с уваровской триадой в головах, а греки не пришли. 

Наоборот, греки сразу начали с полностью ей противоположного: через десять лет после того, как получили от великих держав своего первого короля для возрожденного государства – Оттона из баварской династии Виттельсбахов, – вышли в 1843 году ко дворцу и дружно потребовали конституции. И король ее дал, а куда ему было деваться, хрупкому баварскому юноше перед лицом матерых полевых командиров, только что воевавших с турками. И хотя короли (после окончательного изгнания Оттона в 1861 году это была датская династия) оставались в Греции до второй половины ХХ века, власть их была невелика, идея какой-то особенной связи между ними и православным народом не сильна, премьер-министров спокойно (а порой и бурно), но регулярно меняли на выборах – за исключением двух сравнительно кратких периодов диктатур и одной немецкой оккупации. И хотя последняя из диктатур – черных полковников 1968–1974 годов – пыталась связать в одно веру, семью и отечество и проповедовала традиционные ценности в единственной незакрытой газете, тоска по сильным полковничьим рукам даже в среде самых что ни на есть православных традиционных греков встречается редко, а дурная память о них – часто. 

Церковь нации, а не государя

Вместо триады «православие – самодержавие – народность» в Греции, несмотря на религиозные статьи Конституции, действует триада «православие – демократия – народность», в которой православие замкнуто напрямую на народ, минуя власти, которые могут меняться.  

Конечно, важно, что у страны было великое дохристианское прошлое и каждого грека с малых лет учат, что до всякого православия период расцвета их народа совпал с афинской демократией. Но на практике важнее другое. 

Греки долго, 400 лет, жили без собственного государства. Это отличает их от русских и делает похожими на другие народы Восточной Европы – поляков, сербов, хорватов, румын. Поэтому у греков церковь напрямую связана с нацией, а не с государством. Церковь там была церковью «нашего народа» внутри чужого государства. И когда наконец в начале XIX века у греков появилось собственное государство, прежняя связь с народом не исчезла, а оказалась сильнее новой связи с государством и его властями. Греческая церковь (как польская, сербская и другие) скорее этноцентрична, чем государствоцентрична. Помогает и то, что государство и сейчас восстановлено в некотором смысле частично, ведь его историческая столица, в которой патриарх и император, – по-прежнему у соседей. 

Словарь греческого православия многим может показаться неприятно националистическим: когда, например, отождествляет события национальной и священной истории и говорит о восстании против турок 1828 года как о «пасхе греков» (Pasha ton Ellinon) – штамп греческой церковной и светской литературы. Однако же эта прямая связь с народом, сформировавшаяся за время жизни без своего государства, делает греков сравнительно безразличными к смене властей. Ведь вере, которая их, а не государева, от этого не будет никакого ущерба. 

Изнутри это спокойное отношение к замене одних правителей другими поддерживают невиданные у нас особенности жизни самой греческой церкви. Дело не только в том, что она здесь устроена демократичней, как земная организация: регулярная ротация Синода, епископы, которых выбирают в самой епархии из местных, а не присылают из центра, огромная роль приходских советов (священник – не монарх в храме, а предстоятель общины, не царь, а вот буквально что президент), сам глава церкви, который митрополит, а не патриарх (патриарх –в исторической столице Константинополе), а значит, ближе и равнее другим епископам. Демократичней она и в небесных вопросах. 

Два важнейших церковных таинства – исповедь (покаяние) и причастие (евхаристия) – здесь, как и во времена древней церкви, практикуются по отдельности. В русской церкви они давно срослись воедино, особенно начиная с синодального периода перед причастием надо обязательно исповедоваться, а это на практике означает получить допуск от священника, который одновременно воспринимается как представитель и церкви, и государства. В греческой церкви оба таинства, как это и было изначально в церковной традиции, никак не совмещены. Мирянин исповедуется отдельно, когда чувствует в том необходимость или по договоренности со священником, и отдельно сам решает, может ли пойти к причастию. Таким образом, православный грек снова и снова самостоятельно принимает решение, готов ли он участвовать в главном христианском таинстве и причащаться «святых Христовых таин», или это будет ему «во суд и осуждение». От этого глубоко заложенного навыка самостоятельного решения по важнейшему для традиционного христианского человека вопросу и до ответственного перед парламентом кабинета недалеко. 

Разумеется, все это не мешает некоторым греческим священникам нести архаическую ахинею не хуже наших отцов-провокаторов, а многим мирянам быть носителями конспирологического взгляда на мир, где Запад борется с православием. Однако их не большинство, а функциональная разница налицо. 

Удалась ли грекам демократия, или все их нынешние беды от нее – вопрос, на который я уже пытался отвечать. Несомненно, однако, что грекам без разрыва с православной традицией удалось построить устойчивые и почти безукоризненно работающие современные политические институты, партии, парламент, выборы, свободную прессу и сменяемую власть. Сбои в их работе, а еще больше – в экономике скорее следует отнести за счет особенностей тех ближневосточных краев, где всем этим хорошим вещам приходится работать. Это легко доказать: ведь точно те же особенности похожим образом нагружают специфическими восточными проблемами и местный авторитаризм (например, семейственность и коррупция одинаково свойственны тамошним обществам и в периоды демократий, и в периоды диктатур). 

Слова Путина в статье об общих духовных корнях и православии, которые сближают русских и греков, в целом верны. Однако эти общие духовные корни дали в итоге очень разный общественный и политический плод, по причине которого сам Путин во время короткого пребывания в Афинах вынужден был встречаться не только с ныне царствующим Ципрасом, но и с его соперником из оппозиции.

Источник: http://carnegie.ru/commentary/2016/05/30/ru-63683/j0ee

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Join the conversation

You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 смайлов.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

Загрузка...
×
×
  • Создать...

Важная информация