«Лента.ру» продолжает цикл публикаций, посвященных революционному прошлому нашей страны. Вместе с российскими историками, политиками и политологами мы вспоминаем ключевые события, фигуры и явления тех лет. Почему в начале XX века резко упал престиж Русской православной церкви? Какое влияние на культуру Серебряного века оказали русские внецерковные секты? Как расцерковление русского общества повлияло на его поведение в годы Первой мировой войны? Об этом «Ленте.ру» рассказал кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН Владислав Аксенов.

Социалисты в рясах

Можно ли говорить о серьезном кризисе веры и расколе между официальной церковью и ее прихожанами в России начала XX века?

Сейчас некоторые публицисты и даже историки пытаются объяснить революцию 1917 года тем, что якобы народ отвернулся от Бога и был за это наказан. На самом деле причина событий 1917 года не в духовном кризисе. Во второй половине XIX века после реформ Александра II в России развернулись модернизационные процессы. В результате отмены крепостного права в стране произошли демографические и социальные изменения, а взамен прежней патриархальной семьи возникла новая нуклеарная семья.

Что это такое?

Это семья, состоящая только из супругов и их детей. Нуклеарная семья формирует совершенно новый тип отношений и ставит перед обществом ряд сложных вопросов, в том числе связанных с женской эмансипацией, упрощением процедуры развода. Очевидно, это все входило в противоречие с догматами Русской православной церкви, ее взглядами на институт семьи.

Нужно еще учитывать, что к началу XX века перестала действовать знаменитая уваровская триада «православие, самодержавие, народность». Она не только не работала на практике, но и несла в себе внутреннее идеологическое противоречие, поскольку со времен Петра I церковь была частью государственного аппарата, то есть «самодержавие» поглотило «православие».

Подчиненное положение Русской православной церкви отчасти предопределило духовный кризис начала XX века. Причем этот кризис выражался не только в противоречиях между духовенством и прихожанами, но и во внутреннем состоянии самой церкви. Поэтому еще с 90-х годов XIX века в церковной среде началось брожение.

В чем это проявлялось?

Часть духовенства тяготилась подчиненным статусом церкви, поэтому возникло обновленческое движение, выступающее за созыв Поместного собора и восстановление патриаршества.

То есть духовенство не было монолитным сословием?

Клир подразделялся на три степени иерархии: низшее, среднее и высшее духовенство. Отношения между ними были непростые, в том числе из-за огромной разницы в их материальном положении. Например, ежегодный доход епископа или митрополита мог превышать двадцать тысяч рублей, а обычный приходской священник получал лишь около ста рублей в год. Отсюда и конфликты.

Известны случаи доносов священников низших категорий в Синод на высших на злоупотребление своим положением, на неправедное поведение (пьянство, прелюбодеяния). Причем после проводимых проверок эти обвинения чаще всего подтверждались, однако епархиальное начальство предпочитало избегать огласки, и провинившихся священников попросту переводили в другую епархию, где они продолжали заниматься тем же, к чему привыкли.

В самой церкви причину усматривали в снижении уровня образования приходского духовенства (по сравнению с XIX веком) и бегством из духовного сословия наиболее талантливых людей. Например, в Пермской епархии в 1915 году с богословским образованием были только 35 процентов священников. Такая картина была характерна для Урала и Сибири, в центральных епархиях ситуация была получше.

Правда ли, что в церковной среде были свои социалисты и даже революционеры?

Как и во многих странах Европы, в конце XIX века в России набирал популярность христианский социализм с его идеей совместить христианскую этику и социалистическую идеологию. В это время не только многие светские мыслители обращались к религии, но и некоторые священники увлекались философией, в том числе социалистическими учениями.

Самый известный пример такого рода — архимандрит Михаил (Семенов), который пошел на конфликт с Синодом, в 1906 году вступил в Трудовую народно-социалистическую партию, выпускал революционные брошюры, а потом перешел в старообрядчество, в котором увидел альтернативу казенному православию. Вообще, среди российского духовенства были представители всего политического спектра, включая социал-демократов. Например, казанский и самарский губернаторы в 1914 году характеризовали местное духовенство как левое.

С другой стороны, росло число так называемых «братцев» из народа. В ряде случаев это были бывшие прихожане. Неудовлетворенные проповедями своих священников, они сами начинали проповедовать. «Братцы» разговаривали с народом на простом и понятном языке, их популярность была огромной. Церковь нередко объявляла их еретиками, что не укрепляло ее авторитет в массе верующих.

Разводы и суициды

Иными словами, к началу XX века официальная церковь перестала удовлетворять объективные потребности быстро меняющегося общества и вела себя очень негибко?

Да, можно и так сказать. Взять, например, проблему разводов, резко обострившуюся с началом Первой мировой войны. Уходя на фронт, призывники пытались как можно скорее юридически оформить отношения со своими женщинами, чтобы в случае гибели мужа те могли претендовать на пособия или компенсации. Но церковь в большинстве случаев категорически отказывалась регистрировать браки в пост или какой-либо престольный праздник. Любопытна реакция россиян на эти запреты: в 1914 году на дни постов приходятся максимумы зачатий.

Другой пример, иллюстрирующий негибкую позицию церкви, связан с резким ростом самоубийств во время Первой мировой войны. По законам Российской империи, любую смерть документально фиксировали три должностных лица: полицейский, врач и священник. Зачастую полицейский и врач предлагали оформить самоубийство как результат умопомешательства, поскольку это позволяло похоронить человека по христианскому обряду.

Но священники проявляли неуместную принципиальность и не шли навстречу несчастным родственникам покойного, отказывая в его отпевании и погребении внутри церковной ограды. Понятно, что столь нечуткое отношение к пастве не прибавляло любви прихожан к духовенству, особенно когда дело касалось самоубийств подростков.

Мозаичная религиозность

В чем, на ваш взгляд, выражалась мозаичность русского религиозного сознания, о котором вы упоминали в своих научных публикациях?

Я цитировал религиозного философа начала XX века Льва Тихомирова, который отмечал, что в религиозном сознании россиян переплетались языческие пережитки, православные и рациональные представления. Подобная мозаичность тоже была следствием кризиса веры в России, совершенно по-разному проявлявшаяся в деревне и городе.

В конце XIX века многочисленные экспедиции Этнографического бюро под руководством князя Вячеслава Николаевича Тенишева собрали любопытный материал о картине мира русского крестьянства. В анкетных листах 1899 года встречаются средневековые утверждения, что звезды — это глаза ангелов, что при попадании молнии в дом огонь нужно гасить не водой, а только молоком.

Мифологизированность крестьянского сознания мешала развитию земской медицины — деревенские жители предпочитали ходить к знахарям, а не к земским врачам. Лихорадку, например, считали дочерью царя Ирода, и единственным лечением от нее признавали заговор.

Горожане в этом смысле были прогрессивнее?

В городской среде дело обстояло, конечно, получше, но поиски выхода из духовного кризиса обрекали горожан на обращение к различным сектам, к мистической и эзотерической литературе вроде учения небезызвестной Елены Блаватской.

Помимо этого, в крупных городах действовали многочисленные религиозно-философские общества, объединявшие видных деятелей интеллигенции и некоторых священников. На собраниях этих обществ выступали такие одиозные для русской церкви деятели, как Василий Розанов и Дмитрий Мережковский.

Почему одиозные?

Потому что они в своих духовных поисках попытались выработать новые религиозно-этические постулаты на базе христианства. Отсюда, например, идея Мережковского о «Новой церкви Третьего завета». Его конфликт с церковью не был частным событием, а вытекал из общего разрыва российской художественной интеллигенции с официальным православием. В культуре Серебряного века были явственно выражены традиции сектантства, в частности хлыстовства и скопчества, активно распространявшиеся на фоне революции 1905 года.

Например, на собраниях, устраиваемых публицистом Василием Розановым и поэтами Вячеславом Ивановым и Николаем Минским, проводились мистерии кровопускания и коллективного испития крови. Некоторое время в хлыстовской общине жил поэт Николай Клюев, сбежал оттуда перед угрозой оскопления, однако хлыстовские мотивы сохранил в своем творчестве, повлияв на Есенина и Брюсова.

Влияние хлыстов чувствуется в образах героев-революционеров Блока и Мандельштама. Известный филолог Александр Эткинд отметил, что вся «культура Серебряного века насыщена то явными, то смутными, то скрытыми отсылками к опыту русских сектантов».

С XVIII века русская культура развивалась в неразрывной связи с европейской культурой, а в официальных церковных изданиях Европа нередко демонизировалась, вследствие чего и русские писатели, философы подвергались нападкам со стороны церкви.

Все эти конфликты между церковью и обществом, а также внутри самой церкви вызревали многие десятилетия, а Первая мировая война резко их обострила и вывела на новый уровень.

Психоз Первой мировой войны

Расцерковление российского общества выражалось именно в этом?

Не только. Первой о расцерковлении россиян заговорила сама церковь. Помимо того что люди стали меньше посещать храмы, обострились отношения между миром и клиром. По данным Святейшего Синода, в 1907-1913 годах постоянно росло число жалоб прихожан на священников, случалось, что конфликты заканчивались драками и даже убийствами.

Другое проявление расцерковления — массовый переход паствы некоторых епархий в другие конфессии (старообрядчество, баптизм, различные секты). Отчуждение от официального православия привело к расцвету оккультизма и резкому повышению уровня невротизации российского общества в годы Первой мировой.

Любая война оказывает сильное воздействие на психическое состояние общества. С началом Первой мировой многие психиатры заговорили об эпидемии сумасшествия в России. Точной статистики собрать еще не удалось, но совершенно точно могу сказать, что умопомешательство в те годы было массовым. Помимо этого, существуют достоверные данные о росте в 1914-1915 годах смертности среди душевнобольных, как правило, связанной с самоубийствами.

После «великого отступления» русской армии в 1915 году общество постепенно осознало, что война может затянуться надолго и завершиться не так успешно, как многим казалось в августе 1914-го. Расцвел мистицизм, о чем я уже говорил. Особую популярность приобрели нумерология и гадание на картах, достигшие такого размаха, что в некоторых губерниях власти их официально запрещали.

Очень «действенная» мера.

Что вы хотите, для любой российской власти запрет всегда считался самым легким способом решения проблемы. В обществе наблюдался всплеск преступности и нетерпимости. Причем атмосферу всеобщей германофобии и повальной шпиономании сознательно разжигали некоторые круги во власти — прежде всего, окружение главнокомандующего русской армии, великого князя Николая Николаевича, которому надо было найти виновных за неудачи на фронте и за свои собственные ошибки.

Отсюда — немецкие погромы в Москве в октябре 1914-го и в мае 1915 года, травля офицеров и генералов с германскими фамилиями, а также печально известное дело полковника Мясоедова. Впоследствии эта политика обернулась против самой власти: начав поиск предателей и врагов среди обывателей и офицеров, разогретое ксенофобией российское общество закономерным образом нашло «шпионку» уже в лице императрицы Александры Федоровны.

С учетом тесной связи церкви и государства неудивительно, что верховная власть, терпя крах, утянула за собой в пропасть и власть духовную, вызвав всплеск антицерковных настроений в народе в период российской революции.

«Лента.ру» продолжает цикл публикаций, посвященных революционному прошлому нашей страны. Вместе с российскими историками, политиками и политологами мы вспоминаем ключевые события, фигуры и явления тех лет. Почему во время Первой мировой войны о царе и царской семье ходили самые невероятные слухи? Как неудачные фотоснимки Николая II влияли на его восприятие народом? За что крестьяне ненавидели его мать, вдовствующую императрицу Марию Федоровну? Об этом «Ленте.ру» рассказал кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН Владислав Аксенов.

«Вторая Отечественная»

«Лента.ру»: Было ли крестьянство летом 1914 года так же охвачено патриотическим восторгом, как, например, интеллигенция?

Аксенов: В отечественной историографии существует устоявшееся мнение, что в начале Первой мировой войны летом 1914 года городские слои были полностью охвачены патриотическими настроениями. В качестве примера приводят знаменитую манифестацию на Дворцовой площади 20 июля 1914 года, участники которой при появлении на балконе Зимнего дворца Николая II опустились на колени.

Но мы должны договориться о том, что понимать под патриотизмом. Если подразумевать единение царя и народа, то говорить об этом применительно к лету 1914 года было бы преувеличением. В конце концов, во время той самой манифестации колени перед императором преклонили только первые ряды. Более того, некоторые демонстранты на Невском даже пели «Варшавянку», что вовсе неудивительно, если помнить о продолжавшихся всю весну и лето рабочих политических забастовках.

«Квасным патриотизмом» были охвачены преимущественно представители правой интеллигенции, да и то некоторые монархисты презрительно отзывались об императоре. Например, юрист, член «Союза русского народа» Борис Никольский в своем дневнике именовал Николая II не иначе как «полковником», считая его политической обузой. В либеральных и социалистических кругах доминировал патриотизм «без царя». Иными словами, немалая часть общества просто не отождествляла власть и Отечество, что на самом деле не обязательно для патриотизма.

А крестьяне?

Если под патриотизмом понимать осознанную идеологию, а не эмоциональное состояние, то, учитывая неграмотность основной массы крестьянского населения России, «подозревать» его в патриотизме не приходится. Когда в стремлении объяснить причины войны власти развернули массированную патриотическую пропаганду о помощи братьям-славянам среди мобилизованных, солдаты из крестьян ее просто не поняли. Русские генералы в мемуарах отмечали, что призывники в большинстве своем не мыслили не только панславистскими, но даже национальными категориями.

Нужно учитывать, что война началась в разгар сельскохозяйственных работ, и для крестьянина проблема сбора урожая была намного актуальнее геополитических амбиций. Во время мобилизации газеты писали о том, с какой радостью мужики отправлялись на призывные участки, а в действительности по всей России стоял бабий стон. Впоследствии очевидные расхождения между газетными пропагандистскими картинками и реальностью подрывали доверие народа к источникам официальной информации, повышая в обществе роль слухов. Слухи же, апеллирующие к архаичным формам мышления и поведения, были чреваты известными эксцессами.

То есть русское национальное самосознание у крестьян еще не оформилось к тому времени?

У большинства крестьян сохранялась локальная идентичность: рязанская, ярославская или любая другая. Известны случаи, как на разъяснения политически грамотных односельчан или представителей власти об участниках войны крестьяне наивно спрашивали: «А пскопские за нас?» Или другой пример: в официальной печати войну называли Второй Отечественной, вследствие чего некоторые крестьяне решили, что ведется она опять против «хранцузов», как в 1812 году.

«Ненастоящий» царь

Говорят, что среди крестьян была популярна версия о начале войны из-за семейной ссоры царя Николая и кайзера Вильгельма.

Об истинных причинах войны выдвигалось множество предположений, в том числе и это. Что любопытно, все они основывались на устойчивых архетипах крестьянского сознания, отражавшихся в народных сказках. Эти сказки, которые несли в себе дидактический, воспитательный характер, помогали неграмотным крестьянам интерпретировать события.

Первую мировую войну крестьяне пытались также объяснить якобы неудавшимся сватовством наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда к дочери Николая II Ольге. На первый взгляд это кажется полным абсурдом, но такой миф имел под собой реальную историческую основу: в начале 1914 года в Петербург к великой княгине Ольге Николаевне на самом деле приезжал свататься наследный принц. Но это был не австро-венгерский Франц, а румынский Карол, и помолвка из-за позиции российской стороны действительно сорвалась. А в русских сказках и преданиях неудавшееся сватовство очень часто становилось причиной войны.

Были и другие, не менее фантастические версии: что Николай II проиграл Россию Вильгельму в карты, продал за бочку золота.

Видимо, не очень высокого мнения были крестьяне о своем государе.

Действительно, такие профанные сказочные представления способствовали десакрализации верховной власти. В 1915 году среди крестьян появляются новые слухи о Николае II: что он на автомобиле сбежал в Германию, что царя подменили и вместо него Россией управляет самозванец.

Про подложного властителя в России слухи ходили всегда, а откуда они вообще возникали? В чем их природа?

Сюжет с подменой правителя с замещением его «двойником» относится к тому самому архетипическому пласту сознания, который дремлет в глубинах народной памяти, а потом проявляется в кризисные времена. В крестьянской среде в годы Первой мировой войны были очень распространены эсхатологические настроения: люди ждали конца света, а бегство помазанника Божьего воспринималось знаком скорого Апокалипсиса.

Можно вспомнить, что такие же слухи много ранее ходили про Петра I: говорили, что царя подменили в Голландии, причем ненастоящего отправили в Россию рубить головы стрельцам, а подлинного посадили в бочку и бросили в море.

Несостоявшаяся революция 1914 года

Почему авторитет царя и монархии так резко упал? Неужели только Первая мировая война тому виной? Когда в 1913 году в России с помпой отметили 300-летие Дома Романовых, многим казалось, что народ и династия едины.

Это было не так, а юбилей Дома Романовых носил ярко выраженный фасадный характер. Популярные сейчас разговоры о дореволюционной «России, которую мы потеряли» имеют слабое отношение к реальной ситуации накануне Первой мировой войны. В стране к тому времени накопилось множество нерешенных социально-экономических и политических проблем, и никакой идиллии в отношениях власти и общества не существовало.

Например, с 1912 года в России резко активизируется рабочее движение, и Ленин тогда говорил (преждевременно, конечно) о начале революционной борьбы в стране. С мая по июнь 1914 года все крупные промышленные районы империи были охвачены стачками, а в июле в Петрограде бастовало рабочих больше, чем в январе 1905 года; они строили баррикады и перестреливались с полицией. В частных письмах обыватели делились друг с другом предчувствиями революции; о ее вероятности сообщалось также в секретных отчетах жандармов. Еще неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы не Первая мировая война.

И все же: с чем было связано катастрофическое падение авторитета Николая II? Откуда в крестьянской среде пошли разговоры о «Николашке» как о царе-лодыре, царе-дурачке и царе-пьянице?

Страна стремительно менялась, в ней тяжело проходили процессы модернизации. Старое причудливым образом сочеталось с новым, и царствующая династия просто не понимала, как нужно позиционировать себя в изменившихся условиях. Для решения рабочего вопроса требовался союз с буржуазией, однако последний означал определенные уступки обществу, расширение компетенции выборных властей, подрыв самодержавных принципов, на что Николай II идти не желал.

Политическая модернизация, которая могла бы предотвратить катастрофу 1917 года, разбивалась как о традиционализм власти, так и о бюрократизированность аппарата. Не лучше обстояли дела в деревне: крестьяне по-прежнему продолжали требовать землю, что автоматически поднимало проблему сохранения помещичьего землевладения.

Кстати, земельный вопрос также привел к появлению народных интерпретаций причин войны. Одни крестьяне считали, что войну затеяли для того, чтобы перебить часть народа и затем перераспределить землю среди выживших, а другие надеялись, что им отдадут захваченные неприятельские территории. Известны случаи, когда раненые солдаты в госпиталях спрашивали санитарок и врачей, где они могут получить документы на причитающиеся им теперь земли. Когда же люди поняли, что война затягивается и никакого решения земельного вопроса не предвидится, Николая II начали сравнивать с царем Иродом, проводя параллели между массовыми убийствами младенцев и мировой бойней.

«Царь-мужик»

Наверное, были и другие причины непопулярности Николая?

Помимо объективных причин можно назвать и частные ошибки, допущенные властями, например, репрезентационного характера.

Так, в начале XX века в России заметно поменялась визуальная презентация царя. Николай II был первым государем, выпустившим в широкие народные массы свой образ. В эпоху Александра III и Александра II, не говоря уже про Николая I, верховная власть отображалась лишь через некие абстрактные символы. А Николай II позволил в массовом порядке тиражировать свое изображение так, как это принято теперь: на открытках, тарелках, платках и даже на самоварах.

То есть, говоря современным языком, образ Николая II стал коммерческим брендом?

Можно сказать и так. Это была сознательная политика, которая привела к неожиданным последствиям: на документальных фотографиях невысокий Николай II в форме полковника смотрелся крайне невыразительно на фоне генералов и особенно главнокомандующего русской армией высоченного Николая Николаевича. Есть фотографии, где государь смотрит на него снизу вверх, что придавало ситуации явный комический эффект.

Сохранились свидетельства, как на фотографии встреч царя с представителями сельского мира реагировали крестьяне: они отмечали необычайное сходство во внешнем облике государя со своими знакомыми и на этом основании делали вывод, что Николай II — это простой мужик, к тому же глупый.

Почему глупый?

Потому что неграмотен, поскольку все документы подписывает только своим именем: «Николай». Еще до войны в пивных Саранска пели песню: «От Петербурга до Алтая нет глупее самодержца Николая».

Профанный, то есть «подлый», «низкий» царь воспринимался проклятием для народа, поэтому неудивительно, что в годы войны в низах звучали угрозы цареубийства. В начале 1916 года астраханский извозчик Поляков, например, обещал пойти на войну, чтобы «всадить нашему царю осиновый кол в задницу». Примечательно, что в составленном протоколе полицейские отметили, что Поляков политически благонадежен. Визуальные документы и здесь сыграли злую шутку: крестьяне, ненавидевшие царя, совершали магические ритуалы, прокалывая на царских портретах глаза и забрызгивая их кровью.

И его маму тоже

В нашей прошлой беседе вы упоминали, что общество негативно относилось к императрице Александре Федоровне и многие даже всерьез считали ее немецкой шпионкой. Как этот сюжет мог повлиять на дискредитацию царя в частности и института монархии вообще?

Опять-таки, с точки зрения архетипических народных представлений, сакральная власть должна жить во дворце, за белыми стенами, в то время как Александра Федоровна со старшими дочерьми организовали лазарет и работали санитарками, перевязывая простых солдат-мужиков. Как ни парадоксально, крестьяне в этом увидели некую девиацию – поползли слухи, что императрица специально понастроила лазаретов для разврата.

Любопытно, что в низших слоях населения в шпионаже в пользу Германии обвиняли не только супругу Николая II, но и его мать, вдовствующую императрицу Марию Федоровну. То, что она была родом из Дании, никого не волновало. Причем если в городских низах ругали именно жену царя за якобы связь с Распутиным, то в деревне к этим слухам относились равнодушно — там больше ненавидели Марию Федоровну.

Но за что? Что плохого сделала русским крестьянам вдова Александра III?

Про нее говорили, что она якобы была любовницей Столыпина, и что именно поэтому крестьянам не дали землю. Хотя существует и другое объяснение этой иррациональной неприязни крестьянства к Марии Федоровне. Петербургский историк Борис Колоницкий помимо прочего выдвинул предположение, что причина могла заключаться в особенностях русской обсценной лексики: когда Николая II ругали «по матери» (а в годы войны это случалось особенно часто), волей-неволей вспоминали и вдовствующую императрицу.

При этом стоит отметить, что народ, говоривший о предательстве императриц, часто жалел Николая, считал его мужем-рогоносцем, пьяницей и неудачником. Далеко не всегда такое отношение выливалось в ненависть. Однако жалкий царь был немногим лучше царицы-шпионки, поэтому, конечно, слухи об императрице подрывали авторитет императора.

Насколько такие настроения были массовыми?

Они были типичными. Источником, по которому мы судим о подобных крестьянских настроениях, помимо дневников, воспоминаний современников и частных писем, являются полицейские протоколы. Я изучил более полутора тысяч уголовных дел за 1914-1916 годы в разных губерниях, поэтому могу с уверенностью сказать, что это вполне репрезентативная выборка. Некоторые историки сегодня озвучивают версию о том, что все эти слухи были сфабрикованы либо немцами, либо внутренними врагами монархии — социалистами или либералами. В действительности это не так, они шли из народа, об одном и том же в одно и то же время говорили в западных губерниях и Сибири.

Обреченная империя

Но не слухи же были причиной революции 1917 года?

Конечно, нет. Но они были лакмусовой бумажкой, отражавшей внутриполитическую ситуацию в стране. После провала панславистской патриотической пропаганды власти пытались добиться сплочения общества, разыгрывая карту сначала внешнего врага — Германии, Австро-Венгрии и Турции, а затем врага внутреннего — немцев, евреев, поляков.

Ксенофобия вкупе со шпиономанией, действительно, оказалась крайне заразительной, однако в конце концов общество обнаружило врага в правящей династии. Сложно сказать, насколько могло изменить ситуацию формирование «кабинета доверия», о котором говорили прогрессисты, но почти маниакальная подозрительность царя в отношении Государственной Думы исключала возможность единения власти и общественности.

В этом же контексте следует воспринимать и известную речь Павла Милюкова 1 ноября 1916 года, условно названную «Глупость или измена?» Примечательно, что накануне выступления лидера кадетов даже в дневниках монархистов появляется подобная дилемма. И левые, и правые, и центристы обсуждают одно и то же в одних и тех же выражениях. Милюков лишь озвучил с трибуны Думы некоторое из того, что было на устах всего общества. И в этом смысле его речь была последним предупредительным сигналом для монархии, который остался неуслышанным.

Маловероятно, что в ноябре-декабре 1916 года сохранялась альтернатива революции, однако царская власть даже не попыталась ничего предпринять для ее предотвращения. Хотя еще в конце 1914 года — начале 1915 года в дневниках и письмах современников проскальзывало предчувствие, что вне зависимости от исхода войны падение монархии неизбежно. Но царская власть потеряла всякую связь с реальностью, что в итоге оттолкнуло от нее и членов семьи, и военных, и церковь, и политиков-монархистов. Фактически с осени-зимы 1916 года начало революции оставалось лишь делом времени.