Jump to content
МЕЖДУНАРОДНАЯ ПРАВОВАЯ ПОДДЕРЖКА УКРАИНСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ МОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА ×
КНИГИ: Писманик М.Г. Религия в культуре и в гражданском единении (Пермь, 2019) ×
Ценностная солидаризация и общественное доверие в России (исследование ЦИРКОН) ×
Крещение и Богоявление ×
Скончался участник нашего сообщества протоиерей Георгий Ореханов ×
Социология религии. Социолого-религиоведческий портал
МЕЖДУНАРОДНАЯ ПРАВОВАЯ ПОДДЕРЖКА УКРАИНСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ МОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА
КНИГИ: Писманик М.Г. Религия в культуре и в гражданском единении (Пермь, 2019)
Ценностная солидаризация и общественное доверие в России (исследование ЦИРКОН)
Крещение и Богоявление
Скончался участник нашего сообщества протоиерей Георгий Ореханов

All Activity

This stream auto-updates     

  1. Last week
  2. Serjio
    23 января 2020 г. VI Международная конференция факультета социальных наук ПСТГУ «Жизненный мир современного российского студента: от либерализма к консерватизму?» Место и время проведения: 10:00-18:00, Лихов переулок, д. 6, ауд. 104 e-mail: sociology-pstgu@yandex.ru, 89150499351 Организационный комитет конференции: декан факультета социальных наук ПСТГУ проф. д.э.н. Рязанцев И. П. (председатель); заместитель директора высшей школы современных социальных наук (факультет) МГУ имени М. В. Ломоносова, доцент, к.с.н. Зимова Н. С.; к.э.н., доцент социологического факультета МГУ имени М. В. Ломносова Зырянов В. В. (заместитель председателя); заместитель декана факультета социальных наук ПСТГУ по учебной работе, старший преподаватель Козлов И. И.; заместитель декана факультета социальных наук ПСТГУ по научной работе, преподаватель Плюснин Р. М. (учёный секретарь). Программный комитет конференции: руководитель Центра исследования социальной структуры и социального расслоения Института социологии РАН, почетный доктор Института социологии РАН, профессор, д.филос.н. Голенкова З. Т. (председатель); профессор кафедры философии политики и права философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, д.с.н., Шамшурин В. И. (заместитель председателя); доцент кафедры систематического богословия и патрологии богословского факультета ПСТГУ и кафедры общей социологии факультета социальных наук ПСТГУ, кандидат богословия, к.филос.н. Чурсанов С. А.; старший научный сотрудник ИС РАН, исполнительный директор информационно-аналитического центра факультета социальных наук ПСТГУ, старший преподаватель кафедры общей социологии факультета социальных наук ПСТГУ, к.с.н. Подлесная М. А. (учёный секретарь). Пленарное заседание Первая сессия 104 аудитория (регламент выступления ‑ 20 минут) 10:00 – 13:30 Константин Польсков прот., к.филос.н., доцент, проректор по научной работе (ПСТГУ, Москва) Приветственное слово Рязанцев Игорь Павлович, д.э.н, профессор, декан факультета социальных наук (ПСТГУ, Москва) Вступительное слово. Доклад 1. Петрова Татьяна Эдуардовна, д.с.н., профессор (Аппарат правительства Российской Федерации, Москва) Культура добровольчества и благотворительности в студенческой среде 2. Шамшурин Виктор Иванович, д.с.н., профессор (МГУ имени М. В. Ломоносова, Москва) Язык, ценности и добродетели 3. Семёнов Валентин Евгеньевич, д.психол.н, профессор (НП "Центр политических и психологических исследований (ЦППИ), Санкт-Петербург) Ценностно-ментальные типы российской молодежи и студенчества Кофе-брейк 4. Зубок Юлия Альбертовна, д.с.н., профессор (ИСПИ РАН, Москва) Культурное пространство молодёжи: противоречия конструирования 5. Мчедлова Мария Мирановна, д.полит.н., профессор (ИС РАН, РУДН, Москва) Смысложизненные ценности и образы будущего России: взгляд молодежи 6. Благоевич Мирко, д.с.н., профессор, в.н.с. (Институт общественных наук, Белград, Сербия) Религиозность студенчества в Сербии 7. Ло Юэ-Мэй, д.филос., доцент (Христианский университет Чжунъюань, Таоюань, Тайвань) Влияние курса «Философия жизни» на студентов Тайваня 8. Смирнов Михаил Юрьевич, д.с.н., профессор (ЛГУ имени А. С. Пушкина, Санкт-Петербург) Смысл религиоведческих дисциплин в светской высшей школе 9. Павлюткин Иван Владимирович, к.с.н., доцент, с.н.с. (НИУ ВШЭ, ПСТГУ, Москва) Что мы знаем о религиозности молодежи и как ее изучать? Постановка проблемы 10. Лебедев Сергей Дмитриевич, к.с.н., профессор (НИУ БелГУ, Белгород) Функциональные особенности ценности религии в сознании современной российской молодежи 11. Чурсанов Сергей Анатольевич, к.б., к.филос.н, доцент (ПСТГУ, Москва) Ключевые аспекты современного экологического сознания в свете христианского восприятия безличного мира * * * Обед 13:30 – 14:00 * * * Вторая сессия (модератор сессии – Шамшурин Виктор Иванович) (регламент выступления ‑ 15 минут) 14:00 – 17:00 1. Кривошеев Владимир Вениаминович, д.с.н., профессор (БФУ им. И. Канта, Калининград) Самоопределение будущих социологов и политологов: ни либералы, ни консерваторы 2. Подлесная Мария Александровна, к.с.н., с.н.с. (ИС РАН, ПСТГУ, Москва) Социологические подходы в изучении российского образования: анализ теоретического дискурса 3. Грудина Татьяна Николаевна, к.с.н. (МГУ имени М. В. Ломоносова, Москва) Новое поколение: ценностные установки и жизненные стратегии современной студенческой молодежи 4. Козлов Иван Иванович (ПСТГУ, Москва) Церковь в университете: casus belli или consensus omnium? 5. Буянов Сергей Васильевич, к.т.н., доцент (ПСТГУ, Москва) Интегративные подходы в профилактике зависимостей в молодежной среде в условиях цифровизации 6. Гришина Марина Александровна, аспирант (ИС РАН, ПСТГУ, Москва) Геносоциограмма и биографическое интервью: изучение студентами рода и семьи 7. Сафронова Мария Алексеевна, аспирант (МГУ имени М. В. Ломоносова, Москва) Мультипрофильность как один из трендов в современных образовательных и профессиональных траекториях выпускников Третья сессия (модератор сессии – Чурсанов Сергей Анатольевич) (регламент выступления ‑ 15 минут) 14:00 – 17:00 1. Демидова Елена Евгеньевна, к.г.н., н.с. (МГУ имени М. В. Ломоносова, Москва) Социальные аспекты цифровизации молодёжной среды: норма и девиации 2. Старикова Александра Вячеславовна, к.г.н., н.с. (ИГ РАН, Москва) Географический анализ деятельности молодёжи в виртуальной и реальной среде 3. Салмин Андрей Юрьевич, к.с.н. (Российский клуб православных меценатов, Москва) Современные практики сохранения исторической памяти молодежи 4. Васильева Лия Николаевна, к.ю.н., в.н.с. (Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, Москва) Конституционные ценности в мировоззрении молодежи 5. Андриянова Татьяна Владимировна, к.с.н., доцент (Курский государственный университет, Курск) Особенности исследований религиозности молодежи региона (на примере Курской области) 6. Меркулов Алексей Владимирович (Коломенская духовная семинария, Коломна; Рязанская духовная семинария, Рязань) Этнокультурные доминанты в среде современной российской молодежи 7. Иномуддинов Тимур Садридинович, аспирант (НГУ имени Н. И. Лобачевского, Нижний Новгород) Образ молодежи в современной России: варианты и противоречия Рязанцев Игорь Павлович Заключительное слово
  3. Serjio
    Кублицкая Е.А., Лебедев С.Д. РЕЛИГИОЗНАЯ СИТУАЦИЯ В БЕЛГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ (МОНИТОРИНГОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ) Социально-гуманитарные знания. 2019. № 6. С. 160-180. В статье представлены мониторинговые социологические исследования 2016 и 2018 гг., направленные на изучение религиозной ситуации в Белгородской области РФ с учетом методологического и методического анализа показателей религиозного сознания и религиозного поведения респондентов. https://elibrary.ru/item.asp?id=41480790
  4. Антон Пирожков
    Интересный весьма материал! Годно для публицистики.
  5. Антон Пирожков
    Уэльбек очень хорош!
  6. Антон Пирожков Антон Пирожков joined the community
  7. Serjio
    Икона Крещения Господня и Богоявления (Россия, Царицын - Сталинград - Волгоград)
  8. Serjio started following Мишель Уэльбек. "Учитель, любящий и тех, кто с ним в борьбе..."
  9. Serjio
    Учитель, любящий и тех, кто с ним в борьбе, Не утверждает ничего, не отрицает. Он все возможности грядущего равняет, Зиждитель, сбыться позволяющий судьбе Почувствуй света жизнь в крови, в печёнках, в рёбрах! Дыши внимательно, смакуй дыханья суть. Восполни практику, познав срединный путь - В душе материи запечатлённый образ. Он общим кратным чувств-сомножителей спектр Свёл в несказанно-синем сердце пустоты. Он - и поклон вершинам ясности святым, И корень всей любви, и восприятья центр.
  10. Serjio
    Бывают мгновения, когда буквально слышишь насмешливое шуршание времени, ускользающего среди тишины и уюта, И смерть опережает нас по очкам. Становится скучно, и соглашаешься ненадолго отвлечься от главного, сделать какое-то нудное, но необходимое дело, считая, что оно займет три минуты, А после с тоской замечаешь, что два часа улетучились почему-то. Время безжалостно к нам. Иногда вечерами кажется, будто день пролетел за четверть часа, и, естественно, начинаешь думать о возрасте, торопиться, Пытаешься блефовать, чтобы разом наверстать полгода, и не находишь ничего лучше, как опять исписать страницу, Потому что - за вычетом редких моментов истории и нескольких личностей, чьи имена нам известны из книг,- Лучший способ обыгрывать время - не пытаться прожить в нем сполна, ловя каждый миг. Место, где наши поступки вписываются в гармонию мира, где они волшебно последовательны и свободны от противоречий, Где все наши «я» дружно шествуют рядом без раздоров и драм, Где правит абсолют, где идеалы вечны, Походка - танец, а слова - псалом, Не существует на земле. Но мы туда идем.
  11. Serjio
    Точка Абсолютной Идентичности Дом Бога похож на взрытый кротом бугорок, Там много ходов, Галерей, куда телу протиснуться трудно; Но внутри этот дом безнадежно пустой. Небесный Иерусалим существует и здесь, на земле, В глазах некоторых женщин; Сперва происходит отладка, что-то вроде синхронизации приемных устройств и установки соединения, Потом взгляды тонут и отражаются в чем-то невероятно чудесном, несущем спасение, Которое есть Другой и Единый, Пространство и неподвижная точка. Отринув время, мы оказываемся в царстве идентичности - путь как будто недлинный. В центре Господнего Храма есть комната с побеленными стенами и низеньким потолком; Посредине стоит алтарь. Те, кто сюда попадает, бывают сначала удивлены атмосферой пустоты и безмолвия, которыми проникаешься понемногу; Почему пуст алтарь? Разве так надлежит являть себя Богу? И лишь после многих дней, после многих ночей бдения и созерцания В центре пространства вдруг проступает нечто, подобное солнцу, обретающему очертания, Нечто такое, что стягивает пространство и организует его, как ядро, Центральная точка, вокруг которой формируется мир и воплощает себя в потрясающем топологическом переплетении, Точка, продолжительное созерцание которой готовит душу к скачку в абсолютную идентичность, недосягаемую для изменения. Названия для этой точки нет ни в одном языке, но она источает радость, свет и добро.
  12. Serjio
    ... — Ах, ты совершенно не представляешь, о чем идет речь. Скажи мне... ты... веришь в Бога? Снаут проницательно посмотрел на меня. — Что? Кто сейчас верит... В его глазах светилось беспокойство. — Это все не так просто, — начал я беспечным тоном. — Ведь меня интересует не традиционный земной Бог. Я не разбираюсь в религиях и, может, ничего нового не придумал. Ты случайно не знаешь, существовала ли когда-нибудь вера в Бога слабого, в Бога-неудачника? — Неудачника? — удивился Снаут. — Как ты это понимаешь? В каком-то смысле Бог каждой религии был слабым, ведь его наделяли человеческими чертами, только преувеличенными. Бог Ветхого завета, например, был вспыльчивым, жаждал преклонения и жертв, завидовал другим богам... греческие боги из-за своих склок и семейных раздоров тоже были по-человечески неудачниками... — Нет, — прервал я его, — я имею в виду Бога, несовершенство которого не связано с простодушием людей, сотворивших его, его несовершенство — основная, имманентная черта. Это Бог, ограниченный в своем всеведении, всесилии, он ошибается в предсказаниях будущего своих начинаний, ход которых зависит от обстоятельств и может устрашать. Это Бог... калека, который всегда жаждет большего, чем может, и не сразу понимает это. Бог, который изобрел часы, а не время, что они отсчитывают, изобрел системы или механизмы, служащие определенным целям, а они переросли эти цели и изменили им. Он создал бесконечность, которая должна была показать его всемогущество, а стала причиной его полного поражения. — Когда-то манихейство... — неуверенно начал Снаут. Странная сдержанность, с какой он обращался ко мне в последнее время, исчезла. — Это не имеет ничего общего с добром и злом, — тут же прервал я его. — Этот Бог не существует вне материи и не может от нее избавиться, а лишь этого жаждет... — Подобной религии я не знаю, — сказал Снаут, помолчав. — Такая никогда не была нужна. Если я правильно тебя понял, а боюсь, что понял правильно, ты думаешь о каком-то эволюционирующем Боге, который развивается во времени и растет, возносясь на все более высокий уровень могущества, дорастая до сознания своего бессилия! Этот твой Бог — существо, для которого его божественность стала безвыходным положением; поняв это, Бог впал в отчаяние. Но ведь отчаявшийся Бог — это же человек, дорогой мой! Ты имеешь в виду человека... Это не только никуда не годная философия, это даже для мистики слабовато. — Нет, — ответил я упрямо, — я не имею в виду человека. Возможно, некоторые черты моего Бога соответствовали бы такому предварительному определению, но лишь потому, что оно далеко не полно. Нам только кажется, что человек свободен в выборе цели. Ее навязывает ему время, в которое он родился. Человек служит этим целям или восстает против них, но объект служения или бунта задан ему извне. Полная свобода поиска цели возможна, если человек окажется совсем один, но это нереально, ибо человек, который вырос не среди людей, никогда не станет человеком. Этот... мой... Бог — существо, лишенное множественного числа, понимаешь? — Ах, — сказал Снаут, — как это я сразу... Он показал рукой на Океан. — Нет, — возразил я, — и не он. Слишком рано замкнувшись в себе, он миновал в своем развитии возможность стать божеством. Он скорее отшельник, пустынник космоса, а не его Бог... Он повторяется, Снаут, а тот, о ком я думаю, никогда бы этого не сделал. А вдруг он возникает как раз теперь, где-то, в каком-то уголке Галактики, и вот-вот начнет с юношеским задором гасить одни звезды и зажигать другие. Мы заметим это спустя некоторое время... — Мы уже это заметили, — кисло проговорил Снаут. — Новые и сверхновые... по-твоему, это свечи на его алтаре? — Если ты собираешься так дословно понимать то, что я говорю... — А может, именно Солярис — колыбель твоего божественного младенца, — заметил Снаут. От улыбки вокруг его глаз появились тонкие морщинки. — Может, именно он — зародыш Бога отчаявшегося, может, жизненные силы его детства пока превосходят его разум, а все то, что содержится в наших соляристических библиотеках, — просто длинный перечень его младенческих рефлексов... — А мы какое-то время были его игрушками, — договорил я. — Да, возможно. И знаешь, что тебе удалось? Создать абсолютно новую гипотезу на тему планеты Солярис, а это нешуточное дело! Вот и объяснение, почему невозможно установить Контакт, почему нет ответа, откуда берутся некоторые — назовем их так — экстравагантности в обращении с нами. Психика маленького ребенка... — Я отказываюсь от авторства, — буркнул Снаут, останавливаясь у иллюминатора. Мы долго смотрели на черные волны. На восточной стороне горизонта в тумане проступало бледное продолговатое пятно. — Откуда ты взял идею несовершенного Бога? — спросил вдруг Снаут, не отводя глаз от залитой светом пустыни. — Не знаю. Она мне показалась глубоко верной. Это единственный Бог, в которого я мог бы поверить. Его мука — не искупление, она никого не избавляет, ничему не служит, она просто есть. — Мимоид... — сказал совсем тихо, изменившимся голосом Снаут. — Что ты сказал? Да, да. Я заметил его еще раньше. Совсем древний. Мы оба вглядывались в горизонт, затянутый рыжей дымкой. ...
  13. Serjio
    The Sixth International Congress of Religious Studies "Belief – Imagination – Knowledge. New Paths of Religious Studies in the 21st Century" Polish Society for the Study of Religions & Institute for the Study of Religions, Jagiellonian University Kraków, 29th June – 1st July 2020 Confirmed Keynote Speaker: Tim Jensen, University of Southern Denmark, President of International Association for the History of Religions (IAHR) At the end of the second decade of the 21st century religion remains a vital object of empirical and theoretical research. Among the disciplines investigating religion, religious studies – in Polish, religioznawstwo – occupy a special place. The aim of this discipline is to provide intellectual tools to understand or explain how various religious systems have functioned in past and present socio-cultural contexts. Contemporary religious studies engage in a dialogue with other disciplines: anthropology, ethnology, sociology, history, psychology, archaeology, culture studies, performance studies, literature studies, cognitive science, political science – to name just a few of them. We would like the Sixth International Congress of Religious Studies to become a meeting place where academics representing various perspectives within social sciences and humanities can exchange ideas and experiences. https://kongres.religioznawstwo.uj.edu.pl/call-for-papers Шестой Международный конгресс религиозных исследований "Вера - воображение - Знание. Новые пути религиозных исследований в XI веке" Польское общество изучения религий и институт изучения религий, Ягеллонский университет Краков, 29 июня-1 июля 2020 года Подтвержден докладчик: Тим Дженсен, Университет Южной Дании, президент Международной ассоциации истории религий (IAHR) В конце второго десятилетия религия XX века остается жизненно важным объектом эмпирических и теоретических исследований. Среди дисциплин, расследование религии, религиозные исследования - на польском языке, religioznawstwo - занимают особое место. Цель данной дисциплины состоит в том, чтобы предоставить интеллектуальные инструменты для понимания или объяснить, как функционировали различные религиозные системы в прошлых и нынешних социально-культурных контекстах. Современные религиозные исследования проводят диалог с другими дисциплинами: антропология, этнология, социология, история, психология, археология, исследования культуры, исследования, литературы, познавательная наука, политическая наука - назвать лишь несколько из них. Мы хотели бы, чтобы Шестой Международный конгресс религиозных исследований стал местом встречи, где ученые, представляющие различные перспективы в социальных науках и гуманитарных наук, могут обмениваться идеями и опытом. https://kongres.religioznawstwo.uj.edu.pl/call-for-papers
  14. Earlier
  15. Serjio
    23 января 2020 г. VI Международная конференция факультета социальных наук ПСТГУ «Жизненный мир современного российского студента: от либерализма к консерватизму?» Место и время проведения: 10:00-18:00, Лихов переулок, д. 6, ауд. 104 e-mail: sociology-pstgu@yandex.ru, 89150499351
  16. Serjio
    Круглый стол «Славянское язычество XXI века: проблемы генезиса и развития» Анонсы 5 часов назад К Информационный портал «Пантеон» совместно с НИЛ «НРД в современной России и Европе» проводят совместный круглый стол, посвященный современному славянскому язычеству. В мероприятии участвуют исследователи родноверия Роман Шиженский, кандидат исторических наук, доцент, заведующий НИЛ «НРД в современной России и Европе» НГПУ им. Козьмы Минина, Алексей Гайдуков, кандидат философских наук, доцент кафедры истории религий и теологии РГПУ им. А.И. Герцена и Сергей Никифоров (главный редактор портала «Пантеон» pantheon.today). Эксперты представят свои лекции о современном славянском язычестве, после чего пройдёт обсуждение со слушателями, а присутствующие смогут задать экспертам интересующие вопросы. Особенностью данного круглого стола, в отличие от стандартных научных мероприятий, является непосредственное участие язычников. Обсуждение язычества в таком составе ранее никогда не проводилось. Взаимодействие академической науки с язычниками необходимо для выработки и трансляции объективной информации. К участию в круглом столе приглашаются родноверы, а также исследователи религиоведы. Предварительная запись по адресу info@pantheon.today является обязательной в связи с пропускной системой университета. Отсутствующие в списке участников не смогут попасть на мероприятие. В заявке указываются: имя, контактные данные, а для исследователей также научная степень и звание (при наличии). Место: Нижний Новгород. Нижегородский государственный педагогический университет имени Козьмы Минина, ул. Ульянова, д. 1 Дата: 15 февраля 2020 года Организуют: сайт Пантеон и Научно Исследовательская Лаборатория «Новые религиозные движения в современной России и странах Европы» Запись: обязательно предварительная. Всем желающим писать на info@pantheon.today https://religious.life/2020/01/kruglyj-stol-slavjanskoe-jazychestvo-xxi-veka-problemy-genezisa-i-razvitija/?fbclid=IwAR3nod0gWzu9S-L2HhpBUeD5Ttm1TJJ7OJvpJHTh8ZwDQ1_pcBpXqr7qH7I
  17. Serjio
    Культура и образование Электронный ежемесячный научно-практический журнал КРИТЕРИАЛЬНЫЙ ПОДХОД В ИССЛЕДОВАНИИ СОВРЕМЕННОЙ РЕЛИГИОЗНОЙ ВЕРЫ Чеснова Елена Николаевна Тульский государственный педагогический университет им. Л.Н. Толстого старший преподаватель кафедры философии и культурологии, кандидат философских наук Аннотация Статья посвящена рассмотрению современного состояния религиозной веры. В статье выделяются критерии характеристики современной веры на основе критериального подхода в исследовании религиозного феномена. Поднимаются проблемы места и роли веры в жизни человека, секулярного общества, в формировании мировоззрения, парадигмы мышления. Ключевые слова: квазивера, критерии веры, мирское, религиозная вера, сомнение CRITERIA APPROACH IN THE STUDY OF MODERN FAITH Chesnova Yelena Nikolaevna Tula State Lev Tolstoy Pedagogical University senior lecturer of chair of Philosophy and Cultural Studies, candidate of philosophy science Abstract The article discusses the current state of faith. The article highlighted the criteria characteristics of modern faith based approaches in the study of the criteria of the religious phenomenon. Rising problem space and the role of faith in human life, secular society in shaping the world outlook, the paradigm of thinking. Рубрика: Секция 1. Актуальные проблемы культуры и общества Библиографическая ссылка на статью: Чеснова Е.Н. Критериальный подход в исследовании современной религиозной веры // Культура и образование. – Сентябрь 2014. - № 9 [Электронный ресурс]. URL: http://vestnik-rzi.ru/2014/09/2415 (дата обращения: 20.10.2014). Обращение к исследованию современной религиозной веры способствует глубокому осмыслению проблем нашего общества, культуры, мировоззрения и ценностей современного человека. История исследования феномена веры неразрывно связана с духовными поисками человека, его нравственным преобразованием, самосовершенствованием, раскрывает область его предельного интереса и мирского бытия. Вера остается одной из фундаментальных характеристик бытия человека, являясь парадигмой мышления, формирует мировоззрение человека, социума, включая в свой когнитивный центр все актуальные проблемы общества, культуры. Именно благодаря вере и ее элементам человек дает собственный ответ на современные вызовы культуры, религии, социума и т.д. Обращаясь к исследованию современного состояния феномена религиозной веры, необходимо учитывать сложность, многоаспектность и многофункциональность данного религиозного феномена. При существующем богатом материале посвященном вере, не так много обращено к систематизации знания, классификации и типологизации, в том числе на современном этапе развития веры. Для того чтобы раскрыть основные черты современной веры в качестве методологической базы исследования мы обратимся к критериальному подходу, который мы ранее применили для исследования смыслового содержания понятия веры [7, с. 118-121]. В рамках данной статьи мы используем его для выделения критериев характеристики современного состояния веры. Можно выделить следующий ряд критериев современной веры: Критерий социокультурной реальности (аспект – секуляризационные процессы и религиозная вера). При характеристике современного состояния религиозной веры данный критерий тесно связан экзистенициальным критерием, так как характеризует динамику развития веры, человека и общества, а также с нравственной добродетелью как критерием веры, которая раскрывает актуализацию современной веры. Данный критерий характеризует три основные тенденции современного развития общества и религиозного феномена, на которых мы остановимся более подробно позднее. Рациональность как критерий веры (аспект – вера и знание-сомнение). Если при определении смыслового содержания понятия веры данный критерий мы брали при раскрытии границ действия веры, соотношения веры и разума, веры и знания, исследования веры и сомнения. То при характеристике современной веры мы говорим о таком аспекте как вера и знание-сомнение. Экзистенциальный критерий (аспекты – эволюционной перспективы, динамики развития веры, «бытийно-ценностный феномен») раскрывается на современном этапе развития общества в том, что динамика веры протекает на фоне изменения, кризиса традиционных ценностей и появления новых норм поведения. Культура как критерий (аспекты – парадигма веры и когнитивность, идеация веры, культурное бытие) раскрывается в том, что происходит утверждение в вере божественного при констатации «смерти Бога». Теперь обратимся к более подробному рассмотрению современного состояния феномена религиозной веры в контексте выделенных выше критериев. 1. Критерий социокультурной реальности (аспект – секуляризационные процессы и религиозная вера). Вера получает свою предметность как практический, социальный феномен при учете его религиозного содержания. Вследствие секуляризационных процессов происходит изменение парадигмы веры, формирование нового типа благочестия (христианские добродетели в мирской жизни, здравый смысл, разграничение «божественного» и «человеческого»). В рамках данного критерия раскрываются три основные тенденции современного развития общества и религиозного феномена: 1) Процесс секуляризации и десакрализации. Они неотделимы друг друга в развитии современного общества. Их следствием является установка на нахождение пространства мирского и ограничение им жизни без апелляции к Абсолюту. Данная тенденция имеет устойчивый характер, приводит к тому, что вера предстает как глубоко личный религиозный феномен, реализуемый в мирской жизни, укорененный в духовно-нравственной сфере, имеет четкую градацию функций веры: ценностная актуализация в жизни, связь с трансцендентным в рамках культовой практики, секулярный характер парадигмы веры. 2) Сакрализация, деифицирование десакрализованных, демифологизированных религиозных символов, категорий, религиозного комплекса (вера, вероучение, религиозный культ). Данная способность дает возможность человеку конструировать картину мира с учетом своих потребностей, желаний, стремлений. Исключить сакрализацию или десакрализацию из функций сознания невозможно. Вера конструирует парадигму мышления. Происходит формирование мировоззрения человека, системы религиозных представлений и уровня религиозного сознания на основе признака святости посредством сакрализации, когнитивности, идеации. Используя формулу Г.В.Ф. Гегеля: «тезис – антитезис – синтез» можно прийти к новой форме веры, например, к квазивере. Где новое сакральное существует в «секулярном дискурсе» [1, с. 9], получает толкование в рамках современных реалий. Это замыкает человека и его веру в мирском пространстве, выводя человека из общения с трансцендентным. Негативным следствием можно считать мысль о «смерти Бога». Эта «смерть» выступает результатом логики секуляризации. Религиозная вера становиться связью не с Богом, а с «божественным», с тем, что опознается как священное, но представленное сознанием в демифологизированных символах. Мы имеем дело с «верой без Бога», где предельным интересом становиться божественное, а Бог исчезает (эту идею развивал в своих трудах П. Тиллих). Происходит формирование нового типа веры – квазиверы. 3) Ресакрализация феноменов веры. Главным отличием данной тенденции является значимость религиозного феномена в личной сфере человека в пространстве мирского, в рамках посюсторонних ценностей и идеалов. Это является следствием секулярной идеи – вера, религия личное дело каждого. В раках данной тенденции возникает идея личной связи с Богом в этой реальности без авторитетной роли культовой практики (как следствие растущая отчужденность людей от религиозного культа). Вера претерпевает изменения – интенции связанные со сферой трансцендентного замещаются верой в необъяснимое (НЛО), разворачивается в рамках спиритизма, оккультизма, магии и т.п. Мы уже начинаем говорить о квазивере, квазирелигиозности, квазирелигии, новых религиозных образованиях, которые привлекают все больше людей. Квазивера все больше участвует в формировании сознания общества и определяет его религиозное мировоззрение. Ярким примером данной тенденции может выступать также явление «религиозного возрождения» («секуляризация наоборот»), при котором наблюдается: 1) нарастание в культуре и обществе «удельного веса» религиозной составляющей; 2) снижение «удельного веса» светской составляющей [3]. Об этом пишет, например, С.Д. Лебедев. Он видит суть проблемы в двух ключевых и несводимых друг к другу смысловых пластах: «духовном» («религиозное» – жизненная потребность и первичная потребность) и «культурном» (социальный ответ на «религиозное») [3]. С.Д. Лебедев считает, что проблема секуляризации общества заключается в разрыве и диспропорции между глубинным духовным содержанием культуры и ее репрезентативной формой. Например, фактическое следствие в жизни христианским императивам без осознания их духовно-религиозной природы, считая их реализацией общечеловеческих ценностей [8]. В современном обществе вера уходит в пласт религиозных мировоззрений и представлений (парадигма веры). Является целокупным актом всех человеческих сил, актуализирующим систему ценностей, которая может неидентифицироваться с конкретной религиозной конфессией, выступая как результат формирования личной парадигмы веры. 2. Рациональность как критерий веры (аспект – вера и знание-сомнение). Одной из главных особенностей современного общества выступает постоянная включенность и сопряженность человека, его опыта жизни, религиозного опыта с сомнением, которое выступает следствием рационального знания, направленного на объективность. Ситуация сомнения определяет веру и ее динамику развития, которая действует в рамках схемы: вера-сомнение-вера/деструкция. Связка вера-сомнение неизменна и неустранима из жизни современного человека, способствует в процессе духовной работы выходу на более высокую ступень развития. Вера и деструкция являются противоположными. В конечном счете, они определяют жизнь человека, нравственные ориентиры и поступки. 3. Экзистенциальный критерий (аспекты – эволюционной перспективы, динамики развития веры, «бытийно-ценностный феномен») и изменение, кризис традиционных ценностей и появление новых норм поведения. Ценностная проблематика необходимо включена в веру, через веру человек полагает систему ценностей для преображения жизни и следования нравственным идеалам. Человек, являясь высшей ценностью, имеет стремление актуализировать свое назначение и смысл. Это нравственное самосовершенствование имеет сознательный характер, конечной целью может стать стремление к абсолютному. Стремление человека к самосовершенствованию потенциально и актуально. Но личность может впасть в индивидуализм, эгоизм, эгоцентризм, доходящий до самых извращенных форм. Это путь полной деградации, «совершенствования» направленного на личное благо. Принятие за основу системы ценностей, которая будет оправдывать деятельность человека. Объектом и субъектом веры становится сам человек (самоопределяющаяся личность). Происходит «самообожествление». Оливье К. считал, что самообожествление результат обмирщения веры, следствием которой является фанатизм своего «Я». Другой крайностью выступает «борьба с самим собой» [4, с. 316], как пример притворного аскетизма, изощренного тщеславия. Результаты этой «борьбы» обожествляются. Здесь удовольствие в самопревознесении через глумление над собой. Это мнимое совершенствование при скрытой деградации личности. Вера если и направлена на трансцендентное, то проходит сквозь него к себе самообожествленному. Это латентный эгоцентризм. Произошла трансформация религиозных ценностей, культура подверглась рационализации и интеллектуализации. Сознание, общество, культура становятся массовыми, происходит тиражирование стандартов, изменение ценностей и идеалов, статуса бытия человека, его личного пространства. Современный мир это обезличивание и стандартизация деятельности человека, его духовной наполняемости. Произошло усреднение человека. Он становиться человеком-машиной. Это приводит к утрате Бога. Современное состояние общества характеризуется быстрым изменением культурной среды, разрывом с традиционными ценностями, этическим вакуумом, потерей смысла. Здесь человек может сохранить себя как духовное существо лишь посредством мужества веры, прорыва из эгоизма и самодеструкции в сферу трансцендентного. Это возможно посредством веры как нравственной основы жизни в рамках мирской реальности, в которой человек бытийственно укоренен. Поэтому от парадигмы веры зависит смысл существования, т.к. прочных связей с предшествующей культурой, традицией у современного человека мало. 4. Культура как критерий (аспекты – парадигма веры и когнитивность, идеация веры, культурное бытие) и утверждение в вере божественного при констатации «смерти Бога». Это состояние общества хорошо вскрыл Ф. Ницше определив как одиночество, покинутость, оставленность из-за смерти Бога. Это опыт современного человека, в котором имплицируется неопределенная перспектива «божественного», как след давно отошедшего Бога [2]. Устранение идеи Бога выступает констатацией кризиса европейской культуры и сознания, но не полное замещение религиозного сознания светским, так как полностью «убить Бога» человек не может из-за взаимосвязанности между ними (Ю.Р. Селиванов). Поэтому Его смерть есть лишь факт того, что Он удалился в пространства бессознательной стороны души. Вера в современном мире может поддерживать человека и вывести его из кризиса жизни, растерянности и отчаяния, она носит онтологический характер [6, с. 154]. В этом плане мы считаем, что феномен веры в каждом своем индивидуальном (не эгоистическом) проявлении есть духовный стержень и неразрывная связь с другими людьми и трансцендентным. Даже если это вера с религиозным опытом «без Бога», а только с присутствием и ощущением божественного (П. Тиллих). Но в этой «вере без Бога» сам акт веры не утрачивает смысла при утрате смысла религиозных содержаний. Данный опыт веры может быть актуальным для любого члена социума, в нем могут проявиться индивидуальность, воля, ценности и идеалы, которые утверждаются как основа и цель жизни. Выше раскрытые критерии современного состояния феномена религиозной веры помогают глубже понять саму веру, ее роль в жизни секулярного человека и задают область и перспективу дальнейших исследований религиозного феномена. Данные критерии не исчерпывают всего многообразия современного феномена веры, но являются систематизирующими при обращении к исследованию веры, ее модификации квазиверы. Данные критерии веры способствуют раскрытию проблем современной культуры, концентрируют внимание на ценностной, духовной стороне ее проблем. Исследование веры может способствовать преодолению кризиса в культуре и формированию нового типа культуры, возможно, в перспективе формирования постсекулярного общества. Библиографический список Гутнер Г. Секулярность, постсекулярность и универсализм. Замечания к диалогу Хабермаса и Ратцингера. // Хабермас Ю., Ратцингер Й. (Бенедикт XVI) Диалектика секуляризации. О разуме и религии. М., 2006. 112 с. Евстропов М.Н. Жорж Батай: опыт бытия как критика онтологии. URL: http://sun.tsu.ru/mminfo/000063105/344/image/344-050.pdf (дата обращения 16.10.2011). Лебедев С.Д. О «религиозном возрождении», секуляризации и фундаментализме: к проблеме соотношения понятий. URL: http://www.rusoir.ru/print/01/26/index.html (дата обращения 23.04.2008 г.). Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов. // Сочинения в 2 т. Т. 1. Литературные памятники. М., 1990. 829, [2] с.,1л. портр. С. 231-490. Оливье К. Власть и вера. URL: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/bogoslov/Article/Ol_VlVer.php/ (дата обращения 01.06.2007). Фромм Э. Человек для самого себя. // Психоанализ и этика. М., 1993. 415с. С. 154. Чеснова Е.Н. Критерии определения смыслового содержания понятия религиозной веры. // Наука, техника, человек: межвузовский сборник научных работ аспирантов и молодых ученых. / Под ред. д-ра филос. наук, проф. О.Д. Гараниной, д-ра филос. наук, проф. С.И. Некрасова, канд. филос. наук, проф. И.А. Ламбаевой. М.: МГТУ ГА, 2013. Вып. 5. 124 с. С. 118-121. Чеснова Е.Н. Феномен религиозной веры в современном мире: особенности существования и перспективы.// Научный диалог. 2013. № 11 (23): История. Социология. Философия. 176 с. С. 164-176. http://vestnik-rzi.ru
  18. Serjio
  19. Serjio
    http://modernlib.net/books/de_balzak_onore/obednya_bezbozhnika/read/ Оноре де Бальзак Обедня безбожника Огюсту Борже посвящает его друг, Де Бальзак. Доктор Бьяншон, обогативший науку ценной физиологической теорией и еще в молодости ставший знаменитостью Парижского медицинского факультета — центра просвещения, почитаемого европейскими медиками, — до того как сделаться терапевтом, долгое время был хирургом. В свои студенческие годы он работал под руководством прославленного Деплена, одного из величайших французских хирургов, блеснувшего в науке, как метеор. Даже враги Деплена признавали, что он унес с собой в могилу свой метод, который невозможно было передать кому-либо другому. Как у всех гениальных людей, у него не оказалось наследников: он все принес и все унес с собой. Слава хирургов напоминает славу актеров: они существуют, лишь пока живут, а после смерти талант их трудно оценить. Актеры и хирурги, а также, впрочем, великие певцы и музыканты-виртуозы, удесятеряющие своим исполнением силу музыки, все они герои одного мгновения. Судьба Деплена служит доказательством того, как много общего в участи этих мимолетных гениев. Его имя, еще вчера столь знаменитое, нынче почти забытое, не выйдет за пределы медицинского мира. Но, впрочем, разве не требуются чрезвычайные обстоятельства, чтобы имя ученого перешло из области науки в общую историю человечества? Обладал ли Деплен той универсальностью знаний, которая делает человека выразителем или фигурой своего века? У Деплена было изумительное чутье: он постигал больного и его болезнь путем не то природной, не то приобретенной интуиции, позволявшей ему установить индивидуальные особенности данного случая и точно определить тот час и минуту, когда следовало производить операцию, учтя при этом атмосферические условия и особенности темперамента больного. Чтобы иметь возможность идти таким образом в ногу с природой, не изучил ли Деплен непрестанное усвоение тех элементов, которые человек извлекает из воздуха и земли и перерабатывает на свой особый лад? Пользовался ли он той мощной силой дедукции и аналогии, которой был обязан своим гением Кювье? Как бы там ни было, этот человек стал поверенным всех тайн плоти, он читал в ее прошлом и в ее будущем, опираясь на настоящее. Но воплотил ли он в своем лице всю науку, как Гиппократ, Гален, Аристотель? Создал ли он школу, открыл ли ей пути к новым мирам? Нет. Правда, нужно признать, что этот неусыпный наблюдатель химии человеческого организма проник в древнюю науку магов: он схватывал жизненные начала еще в их становлении, видел истоки жизни, видел ту жизнь, которая не стала еще жизнью и которая подготовительной своей работой обусловливает существование организма. Но, к сожалению, все в Деплене носило личный характер: эгоизм был при жизни причиной его одиночества, и этот же эгоизм убил его посмертную славу. Над его могилой не высится статуя, которая громко вещает грядущим поколениям тайны, раскрытые самоотверженными исканиями гения. Но, быть может, талант Деплена соответствовал его убеждениям, а потому и был смертен. Для Деплена земная атмосфера была полостью, зарождающей в себе жизнь, земля была подобна яйцу в скорлупе, и вот он, не будучи в состоянии ответить на вопрос, что было вначале: яйцо или курица, отрицал и петуха и яйцо. Он не верил ни в сотворение первобытного животного мира, ни в бессмертие человеческой души. Деплен не сомневался, он отрицал. То был откровенный, чистейшей воды атеизм, который присущ многим ученым: это прекраснейшие люди, но они до мозга костей атеисты — атеисты, исповедующие атеизм с такой же убежденностью, с какой религиозно настроенные люди его отвергают. У Деплена и не могло сложиться иных убеждений: ведь он с молодых лет привык рассекать скальпелем человека — венец всего живого — до его рождения, при жизни и после смерти, привык копаться во всех его органах и нигде не находил эту единую душу, столь необходимую для всех религиозных учений. Обнаружив в организме три центра — мозговой, нервный и дыхательно-кровеносный, — из которых первые два способны так замечательно заменять друг друга, Деплен в конце своей жизни даже пришел к убеждению, что слух и зрение не являются абсолютно необходимыми для того, чтобы слышать и видеть: их явно может заменить солнечное сплетение. Найдя таким образом в человеке две души, Деплен увидел в этом подтверждение своих атеистических взглядов, хотя вопрос о боге этим фактом отнюдь не задевался. Говорят, что знаменитый хирург умер, не раскаявшись в своих заблуждениях, как, к сожалению, умирают многие гениальные люди, да помилует бог их души. Этот крупный человек был во многом мелочен — так говорили о Деплене враги, желавшие омрачить его славу. Но в том, что они считали его мелочностью, правильнее видеть противоречия чисто внешнего порядка. Завистники и тупицы никогда не могут понять тех побуждений, по которым действуют выдающиеся умы; поэтому, как только они подметят несколько таких поверхностных противоречий, они тотчас хватаются за них, составляют на их основании обвинительный акт и добиваются немедленного осуждения обвиняемого. Пусть в дальнейшем успешное достижение цели оправдывает тактику, подвергшуюся стольким нападкам, и обнаруживает соответствие между средствами и целью, но авангардные стычки с клеветой не проходят бесследно. Так в наши дни осуждали Наполеона за то, что он простирал крылья своего орла над Англией: только 1822 год уяснил нам 1804 год и булонские десантные суда. Слава и познания Деплена были неуязвимы; поэтому его враги избрали своей мишенью всякие странности его нрава, его характер. Между тем Деплену просто была присуща та черта, которую англичане зовут эксцентричностью. То он одевался с великолепием трагика Кребильона, то обнаруживал странное равнодушие к вопросам костюма, то ездил в коляске, то ходил пешком. То резкий, то добрый, казавшийся жадным и скупым и, однако же, способный предоставить свое состояние в распоряжение своих изгнанных повелителей, которые удостоили его чести принять на несколько дней его поддержку, — он больше чем кто бы то ни было вызывал самые противоречивые суждения. Правда, чтобы добиться некоей черной орденской ленточки, гоняться за которой ему бы, как врачу, не пристало, он оказался способен выронить при дворе молитвенник из кармана, — но будьте уверены, что втайне он над всем в жизни насмехался. Деплен имел возможность наблюдать людей и с показной стороны и без прикрас, он видел их такими, какими они являются в действительности, в самых торжественных и в самых обыденных жизненных обстоятельствах, — и он глубоко презирал людей. У великого человека качества его души нередко находятся в соответствии друг с другом. Если у кого-нибудь из этих колоссов больше таланта, чем ума, он все-таки умнее того, о ком говорят просто: «Это умный человек». Гениальность предполагает внутреннее зрение. Зрение это может быть ограничено кругозором отдельной специальности; но кто видит цветок — видит и солнце. Однажды, услышав из уст спасенного им дипломата вопрос: «Как здоровье императора?», Деплен заметил: «Царедворец ожил, — оживет и человек». Тот, кто способен бросить такое замечание, не только хирург, не только врач, — но еще и большая умница. Вот поэтому наблюдатель, привыкший терпеливо и прилежно всматриваться во все человеческое, извинит его самомнение и поверит, как верил в это он сам, что из великого хирурга мог бы выйти не менее великий министр. Из целого ряда загадок, усматриваемых современниками в жизни Деплена, мы выбрали одну из самых интересных: в конце нашего рассказа будет дана ее разгадка, и эта разгадка очистит память Деплена от некоторых нелепых обвинений. Орас Бьяншон был одним из любимых учеников Деплена. Прежде чем поступить ассистентом-практикантом в клинику Отель-Дье, Орас Бьяншон, будучи студентом-медиком, проживал в Латинском квартале, в нищенском пансионе, известном под названием «Дом Воке». Бедный молодой человек испытывал там муки жестокой нужды, но, как из горнила, мощные таланты должны выходить из нее чистыми и неуязвимыми, подобно алмазам, которые могут выдержать любой удар, не разбившись. Закаляясь на огне своих яростно пылающих страстей, они проникаются неподкупной честностью и, замкнув свои обманутые вожделения в пределы непрестанного труда, заранее приучаются к той борьбе, которая составляет удел гениев. Орас был человек прямой, не способный ни на какие компромиссы в вопросах чести, — человек не фразы, а действия, готовый заложить для друга свой единственный плащ, пожертвовать для него своим временем и сном. Словом, это был один из тех друзей, которые не задумываются над тем, много ли они получат в обмен за то, что дают сами, так как бывают уверены, что и сами они, в свою очередь, получат больше, чем дадут. Большинство друзей Ораса испытывало к нему то глубокое внутреннее уважение, какое внушает к себе добродетель, чуждая всякой позы; некоторые же из них боялись его осуждения. Но Орас проявлял свои достоинства без малейшей педантичности. В нем не было никакой склонности к пуританизму или к проповедничеству: давая совет, он охотно пересыпал его крепкими словечками и при случае любил выпить и закусить на славу. Веселый собутыльник, столь же мало чопорный, как и любой кирасир, прямой и откровенный, не как моряк — ибо теперешние моряки — хитрые дипломаты, — а как славный молодой человек, которому нечего скрывать в своей жизни, он шел вперед с высоко поднятой головой и смеющимися глазами. Чтобы выразить все одним словом, скажем, что он был Пиладом многих Орестов: ведь в наши дни наиболее реальным воплощением античных фурий являются кредиторы. Орас переносил свою бедность с той легкостью духа, которая является, быть может, одним из основных элементов мужества; и как все те, у кого нет ничего, почти никогда не брал у других взаймы. Воздержанный, как верблюд, проворный, как олень, он отличался твердостью убеждений и строгостью. Когда знаменитый хирург понял те достоинства и недостатки, которые в их совокупности делают вдвойне драгоценным доктора Ораса Бьяншона для его друзей, тогда началась счастливая пора т в жизни Ораса. Если главный врач клиники берет молодого человека под свое покровительство, карьера этого молодого человека может считаться обеспеченной. Деплен обычно брал с собой Бьяншона в качестве ассистента при своих врачебных визитах в богатые дома; некоторое вознаграждение обычно перепадало при этом и ассистенту, не считая того, что во время этих визитов ему, провинциалу, постепенно раскрывались тайны парижской жизни. Деплен прибегал к услугам Бьяншона в качестве ассистента и тогда, когда принимал больных у себя на дому, иногда он поручал ему сопровождать какого-нибудь богатого больного на минеральные воды — словом, он подготовлял Бьяншону клиентуру. В результате у хирурга-тирана появился через некоторое время Сеид. Эти два человека, из которых один, находившийся на вершине почестей и знания, пользовался огромным богатством и огромной славой, другой, не богатый и не знаменитый, мерцал незаметной звездочкой на парижском небосклоне, стали близки друг другу. Великий Деплен ничего не скрывал от своего ассистента. Бьяншону было известно, села ли такая-то женщина на стул рядом с его учителем или на тот пресловутый диван, который стоял в кабинете Деплена и на котором он спал; Бьяншон был посвящен в тайны этого темперамента, соединившего в себе пылкость льва и силу быка, темперамента, который постепенно раздвинул, расширил сверх меры грудь великого человека и послужил причиной его смерти (Деплен умер от расширения сердца). Ассистент изучил все странности этой безмерно занятой жизни, все расчеты скаредной скупости, все надежды политика, скрытого в этом человеке науки, и он предвидел то разочарование, которое принесет Деплену единственное чувство, доступное его сердцу: ибо все-таки это было сердце не из бронзы, а только снаружи похожее на бронзовое. Однажды Бьяншон рассказал Деплену, что один бедный водонос, живший в квартале Сен-Жак, тяжко заболел от переутомления и нужды: всю долгую зиму 1821 года этот бедный овериец питался одной картошкой. Деплен бросил всех своих больных. Чуть не загнав свою лошадь, он примчался с Бьяншоном к бедняку, которого и перевезли под личным присмотром Деплена в больницу, открытую знаменитым Дюбуа в предместье Сен-Дени. Деплен вылечил овернца, а когда тот выздоровел, дал ему денег на покупку лошади и бочки. Этот овернец отличился впоследствии одним своеобразным поступком. Кто-то из его друзей заболел. Овернец тотчас же привел его к Деплену, говоря своему благодетелю: — Я не потерпел бы, чтобы он пошел к кому-нибудь другому. Как ни был груб Деплен, но тут он пожал овернцу руку и сказал ему: — Приводи их всех ко мне. Он поместил уроженца Канталя в клинику Отель-Дье и проявил в отношении его величайшую заботливость. Бьяншон уже неоднократно замечал пристрастие своего принципала к овернцам-водоносам; но так как для Деплена его работа в клинике Отель-Дье служила предметом своеобразной гордости, ассистент не усмотрел в его поведении ничего необычного. Однажды, проходя часов в девять утра по площади св. Сульпиция, Бьяншон увидел своего учителя: Деплен входил в ту церковь, от которой получила свое имя и площадь. Деплен, всегда пользовавшийся кабриолетом, на этот раз, однако, пришел пешком и украдкой вошел в церковь через боковые двери с улицы Пти-Лион, будто входил в какой-то подозрительный дом. Ассистент, знавший убеждения своего учителя и к тому же сам кабанист, диавольски (именно в таком начертании, по-видимому, означающем у Рабле высшую степень дьявольщины) упорный, почувствовал понятное любопытство; стараясь остаться незамеченным, он проник в церковь и увидел картину, немало его удивившую: великий Деплен, этот атеист, так безжалостно издевавшийся над ангелами, которые недоступны ланцету, не знают ни фистулы, ни гастритов, — этот неустрашимый насмешник смиренно стоял на коленях… и где же? В часовне богоматери! Он отстоял там обедню, пожертвовал на церковь, на бедных — и все это с той же серьезностью, как при какой-нибудь операции. «Уж верно, он зашел в церковь не затем, чтобы кое-что выяснить в вопросе о родах богоматери, — подумал изумленный Бьяншон. — Если б я увидел его поддерживающим одну из кистей балдахина на празднике Тела господня, это было бы только смешно. Но застать его в церкви в этот час, одного, без свидетелей — это поистине наводит на размышления!» Не желая, чтобы кто-нибудь мог подумать, будто он подсматривает за главным хирургом клиники Отель-Дье, Бьяншон удалился. Случайно Деплен в тот же день пригласил его отобедать с ним в ресторане. За десертом Бьяншон искусно навел разговор на обедню, назвав ее лицемерной комедией. — Комедия, которая стоила христианскому миру больше крови, чем все войны Наполеона и все пиявки Бруссе, — сказал Деплен. — Обедня — папское изобретение, не старше шестого века; в основе его лежат слова: «Сие есть тело мое». Какие потоки крови пришлось пролить, чтобы установить праздник Тела господня, которым папский престол хотел ознаменовать свою победу, в споре о реальном пресуществлении даров, над еретиками, которые триста лет вносили смуту в церковь. Папское нововведение привело к войнам с графом Тулузским и альбигойцами: вальденсы и альбигойцы не хотели признавать его. Тут Деплен дал волю своему остроумию атеиста, и из уст его полился поток вольтерьянских острот; выражаясь точнее, это было скверное подражание «Цитатору». «Что за чудеса? — думал Бьяншон. — Куда же девался мой утренний богомолец?» Он ничего не сказал Деплену и усомнился в том, действительно ли видел его в церкви св. Сульпиция. Деплен не стал бы лгать Бьяншону: они слишком хорошо знали друг друга и уже не раз обменивались мыслями по другим, не менее важным вопросам, не раз обсуждали различные системы, трактующие de reruni natura[1], зондировали или рассекали их ножами и скальпелем неверия. Прошло три месяца. Бьяншон не возвращался более к этому эпизоду, хотя он и запечатлелся в его памяти. В том же году однажды один из врачей клиники Отель-Дье в присутствии Бьяншона взял Деплена за руку, как бы желая задать ему вопрос. — Зачем вы заходили в церковь святого Сульпиция, уважаемый учитель? — спросил он. — Я шел к больному священнику — у него гнойное воспаление коленной чашки, — ответил Деплен. — Герцогиня Ангулемская оказала мне честь, обратясь ко мне с просьбой, чтобы я взял на себя его лечение. Атака была отбита. Врач удовлетворился полученным объяснением, но Бьяншона оно не убедило. «Вот как! Он ходит в церковь осматривать больные колени! — сказал себе ассистент. — Он был у обедни». Бьяншон решил выследить Деплена; он припомнил, в какой именно день и час входил Деплен в церковь св. Сульпиция, решил через год быть в это же время у церкви, чтобы проверить, явится ли он снова. Если бы Деплен действительно явился, такая периодичность посещений церкви могла бы послужить основанием для научного исследования данного случая, ибо прямого противоречия между мыслью и действием у такого человека существовать не могло. На следующий год, в тот же день и час, Бьяншон, который уже не был ассистентом Деплена, увидел, как кабриолет хирурга остановился на углу улицы Турнон и улицы Пти-Лион, как его друг вышел из кабриолета и, с иезуитской осторожностью пробираясь вдоль стен домов, направился к церкви, вошел в нее и снова отстоял обедню перед алтарем богоматери. Это был Деплен, собственной персоной! Главный хирург, в душе атеист, игрой случая — богомолец. Положение осложнялось. Упорство знаменитого ученого путало все карты. По уходе Деплена Бьяншон подошел к ризничему, прибиравшему церковную утварь, и спросил у него, был ли только что ушедший господин постоянным посетителем церкви. — Вот уже двадцать лет, как я здесь служу, — ответил ризничий, — и все время господин Деплен приходит четыре раза в год к этой обедне; она и служится по его заказу. «Обедня, заказанная Депленом! — подумал, уходя, Бьяншон. — Это, на свой лад, стоит тайны непорочного зачатия, а ведь одной этой тайны довольно, чтобы сделать любого врача неверующим». Время шло. Хоть доктор Бьяншон и был другом Деплена, ему никак не удавалось найти удобный случай заговорить с ним об этой особенности его жизни. Обычно они встречались во врачебной или светской обстановке; но в ней невозможны те откровенные беседы наедине, когда друзья, грея ноги у камина и откинувшись головой на спинку кресла, поверяют друг другу свои тайны. Наконец через семь лет, после революции 1830 года, когда толпа громила архиепископскую резиденцию, когда под влиянием агитации республиканцев она уничтожала золоченые кресты, сверкавшие подобно молниям над необозримым океаном домов, когда улицей владели Неверие и Мятеж, — Бьяншон вновь подглядел, как Деплен входит в церковь св. Сульпиция. Он последовал за ним и стал с ним рядом. Друг его не выразил ни малейшего удивления, не подал ему никакого знака. Они вместе отстояли заказанную Депленом обедню. — Не откроете ли вы мне причину вашего благочестивого маскарада, друг мой? — спросил Бьяншон у Деплена, когда они вышли из церкви. — Я трижды заставал вас здесь у обедни — вас! Вы должны раскрыть мне эту тайну, объяснить мне это явное противоречие между вашими убеждениями и вашим поведением. Вы не верите в бога — и ходите к обедне! Дорогой учитель, будьте любезны ответить. — Я похож на многих благочестивцев, которые внешне кажутся глубоко религиозными людьми, а на самом деле столь же атеистичны, как вы и я. И Деплен разразился потоком острот, издеваясь над некоторыми политическими деятелями, наиболее известный из которых представляет собой новейшее издание мольеровского Тартюфа. — Я спрашиваю вас не об этом, — сказал Бьяншон. — Я хочу знать, зачем вы пришли сюда и зачем заказали эту обедню. — Ладно, милый Друг, — сказал Деплен. — Я на краю могилы и могу рассказать вам теперь, как я начинал свою жизнь. Бьяншон и великий человек находились в эту минуту на улице Четырех ветров — чуть ли не самой отвратительной парижской улице. Деплен указал Бьяншону на седьмой этаж одного из тех домов, похожих на обелиск, в которые попадаешь по длинному переходу, ведущему от калитки до винтовой лестницы; она обычно скупо освещается глухими оконцами, которые действительно глухи… к проклятьям спотыкающихся жильцов. Этот дом был зеленоватого цвета; в первом его этаже жил торговец мебелью; в остальных этажах, казалось, ютились все разновидности нужды. Подняв энергичным движением руку, Деплен сказал Бьяншону: — Я прожил два года там, наверху. — Знаю. Там жил и д'Артез. Я бывал там почти ежедневно в своей ранней молодости. Мы прозвали эту мансарду «банка, где настаиваются гении». Что же дальше? — Прослушанная нами обедня связана с некоторыми событиями из моей жизни. Они относятся к тому времени, когда я проживал в той мансарде, в которой, по вашим словам, жил д'Артез, — вон там, где стоит горшок с цветами, а над ними развешано белье. Я начинал мою парижскую жизнь в таких трудных условиях, дорогой Бьяншон, что могу претендовать на пальму первенства в смысле тяжести тех страданий, которые заставил меня вынести Париж. Я испытал все: голод, жажду, отсутствие денег, отсутствие платья, обуви, белья — словом, самую жестокую нужду. В этой «банке для настойки гениев» я дышал на свои пальцы, окоченевшие от холода, и мне хотелось бы снова заглянуть туда вместе с вами. Выдалась одна такая зима, когда я работал и видел поднимающийся над моей головой пар, различал собственное дыхание, вроде того пара, который валит в морозные дни от лошадей. Не знаю, в чем находишь себе опору для борьбы с такой жизнью. Я был один, без чьей-либо поддержки, не имел ни одного су на покупку книг и на оплату моего медицинского образования. Друзей у меня не было из-за моего вспыльчивого, подозрительного, беспокойного характера. Никто не хотел понять, что моя раздражительность объясняется жизненными трудностями и непомерной работой: ведь я находился на самом дне социальной жизни, а хотел выбиться на ее поверхность. Тем не менее — могу вам это сказать, так как мне нег нужды притворяться перед вами, — я сохранил в своей душе те добрые чувства и ту отзывчивость, которые всегда будут отличать сильных людей, умеющих взобраться на любую вершину, хотя бы до этого им и пришлось проблуждать немалое время, увязая в болотах нужды. Мне нечего было ждать ни от своих родных, ни от родного города сверх того скудного пособия, которое я получал. Достаточно вам сказать, что в ту пору я покупал себе на завтрак у булочника на улице Пти-Лион черствый хлебец (он был дешевле свежих) и размачивал его в молоке: таким образом, утренний завтрак обходился мне всего в два су. Обедал я через день в одном пансионе, где обед стоил шестнадцать су. Таким образом, я тратил всего десять су в день. Вы понимаете не хуже меня, много ли я мог уделять внимания платью и обуви. Не знаю, сравнимо ли огорчение, которое впоследствии случалось нам испытывать при виде предательских поступков того или другого коллеги, сравнимо ли это огорчение с тем горем, которое мы с вами испытывали, когда замечали лукавую усмешку разорвавшегося башмака или когда слышали треск сюртука, лопнувшего под мышкой. Я пил только воду и питал высокое уважение к парижским кафе. Кафе Цоппи казалось мне чем-то вроде земли обетованной, доступной лишь Лукуллам Латинского квартала. «Ужели когда-нибудь и я смогу выпить там чашку кофе со сливками и сыграть партию в домино?» — думал я. То неистовство, которое вызывала во мне нужда, я переносил на свою работу. Я старался приобрести как можно больше твердых знаний, чтобы возможно больше повысить свою ценность и заслужить таким образом место, которое хотел завоевать. Я потреблял больше бутылок масла, чем ломтей хлеба: лампа, светившая мне в часы упорной ночной работы, обходилась дороже, чем пропитание. Это был поединок — долгий, ожесточенный, безотрадный. Ни в ком я не возбуждал сочувствия. Ведь чтобы иметь друзей, нужно поддерживать знакомство с молодыми людьми, нужно иметь несколько су, на которые ты мог бы пображничать, нужно ходить с ними туда, куда ходят студенты. У меня же не было ничего! А никто в Париже не представляет себе, что значит ничего. Когда приходилось рассказывать другим, в какой нужде я живу, я чувствовал, что нервная судорога сжимает мне горло, что к нему подкатывается тот комок, о котором говорят нам наши больные. Мне случалось потом встречать людей, родившихся в богатой семье, никогда ни в чем не нуждавшихся, не знавших этой задачи на тройное правило; молодой человек так относится к преступлению, как пятифранковая монета относится к иксу. Эти богатые болваны говорили мне: «А зачем вы влезли в долги? А зачем обременяли себя тяжкими обязательствами?» Они напоминают мне ту принцессу, которая, услышав, что народ умирает с голода, спросила, почему не покупает он сдобных булочек. Хотел бы я посмотреть на кого-нибудь из этих богачей, которые жалуются, что я беру с них слишком дорого за операцию, — хотел бы посмотреть на него, окажись он один-одинешенек в Париже, без единого гроша, без друзей, без кредита и располагая лишь головой да руками, чтобы заработать себе на хлеб! Что бы он делал? Куда бы пошел искать себе пропитание? Вам случалось видеть меня озлобленным и безжалостным, Бьяншон: я мстил за свои юношеские страдания той бесчувственности, тому эгоизму, которые на каждом шагу встречаются мне в высшем обществе; я вспоминал о том, сколько преград на моем пути к славе пытались создать ненависть, зависть, клевета. В Париже, когда некоторые люди видят, что вы вот-вот готовы сесть в седло, иной начинает тащить вас за полу, а тот отстегивает подпругу, чтобы вы упали и разбили себе голову; третий сбивает подковы с ног вашей лошади, четвертый крадет у вас хлыст; самый честный — тот, кто приближается к вам с пистолетом в руке, чтобы выстрелить в вас в упор. У вас есть талант, мое дитя, и вы скоро узнаете, какую страшную, непрестанную борьбу ведет посредственность с теми, кто ее превосходит. Проиграете ли вы вечером двадцать пять луидоров — на следующий день вас обвинят в том, что вы игрок, и лучшие ваши друзья будут рассказывать, что вы проиграли двадцать пять тысяч франков. Заболит ли у вас голова, скажут, что вы начинаете сходить с ума. Вырвалось ли у вас какое-нибудь резкое слово — и вот уже вы человек, с которым никто не может ужиться. Если в борьбе с этой армией пигмеев проявите и силу и решительность, ваши лучшие друзья завопят, что вы не терпите никого рядом с собою, что вы хотите господствовать, повелевать. Словом, ваши достоинства обратятся в недостатки, в пороки, и ваши благодеяния станут преступлениями. Удалось ли вам спасти кого-нибудь — скажут, что вы его убили; хотя больной вернулся к нормальной жизни — скажут, что это искусственно вызванное вами временное улучшение, за которое ему придется расплатиться в будущем: если он не умер сейчас, он умрет потом. Споткнетесь — скажут: «Упал». Изобретете что-нибудь и попробуете отстоять свои права — прослывете человеком крайне несговорчивым да еще и расчетливым хитрецом, который не дает выдвинуться молодым силам. Таким образом, друг мой, если я не верю в бога, я еще менее верю в человека. Ведь вы знаете, что во мне живет Деплен, совершенно непохожий на того Деплена, о котором говорят столько дурного. Но не будем копаться в такой грязи. Итак, я жил в этом доме, работал, готовясь к первому экзамену, и сидел без гроша. Знаете, я дошел до той крайности, когда человек решает: «Пойду в солдаты!» У меня оставалась одна надежда: я должен был получить из того города, откуда был родом, чемодан с бельем — подарок старых провинциальных теток, которые, не имея понятия о парижской жизни, уверенные в том, что на тридцать франков в месяц их племянник питается рябчиками, заботятся о его рубашках. Чемодан прибыл в мое отсутствие — я был в университете; оказалось, что за провоз его следует уплатить сорок франков. Привратник — немец-сапожник, ютившийся в каморке под лестницей, уплатил эти сорок франков и оставил чемодан у себя. Долго бродил я по улице Фоссе-Сен-Жермен-де-Пре и по улице Медицинского факультета, ломая себе голову над тем, как бы мне выручить мой чемодан, не уплатив предварительно сорока франков, — понятно, я уплатил бы их, продав белье. Моя несообразительность показала мне, что единственное мое призвание — хирургия. Друг мой, души с тонкой организацией, сильные, когда им приходится действовать в более высокой сфере, лишены той способности к житейским интригам, той находчивости, той оборотливости, которые свойственны более мелким людям; случай — вот добрый гений этих душ; они не ищут — они находят. Я вернулся домой поздно вечером; в это же время вернулся и мой сосед — водонос родом из Сен-Флура, по имени Буржа Мы были знакомы с ним настолько, насколько могут считаться знакомыми два жильца, комнаты которых расположены рядом: каждый из них слышит, как его сосед спит, кашляет, одевается, — и в конце концов они привыкают друг к другу Сосед сообщил, что хозяин дома выселяет меня за то, что я трижды просрочил платеж за комнату; завтра мне предстояло убраться вон Оказалось, что хозяин выселяет еще и моего соседа, из-за его ремесла Я провел самую мучительную ночь в своей жизни «Где достать носильщика, чтобы вынести мой скудный домашний скарб, мои книги? Из каких денег заплатить носильщику и привратнику? Куда идти?» Обливаясь слезами, я все снова и снова задавал себе эти неразрешимые вопросы, как безумцы твердят одни и те же пришедшие им в голову слова. Наконец я уснул. У нужды есть союзник: божественный сон, полный радужных сновидений На следующее утро, когда я закусывал размоченным в молоке хлебцем, в комнату мою вошел Буржа — Господин студент, — сказал он мне с сильным овернским акцентом, — я бедный человек, подкидыш, вырос в Сен-Флурском приюте, не знал ни отца, ни матери при моих достатках жениться мне нельзя У вас тоже не больно много родных, да и добром вы не богаты. Вот что я вам скажу: у меня стоит внизу ручная тележка, я взял ее напрокат по два су за час; все наши пожитки на ней уместятся. Хотите, поищем себе жилье вместе, коли уж нас отсюда выгнали Да ведь и здесь не рай земной — Знаю, мой добрый Буржа, — сказал я, — но вот в чем затруднение: у меня внизу чемодан, в котором лежит на сто экю белья; я мог бы уплатить из этих денег и за комнату и свой долг привратнику, но в кармане у меня нет и пяти франков — Ладно! У меня найдется несколько монеток, — ответил Буржа, весело показывая мне старый, засаленный кожаный кошелек. — Оставьте ваше белье себе Буржа заплатил за мою комнату, за свою и отдал привратнику его сорок франков Затем он взвалил нашу мебель и чемодан с моим бельем на тележку и покатил ее по улицам, останавливаясь у тех домов, где были вывешены объявления о сдаче комнат внаем. Я входил в каждый такой дом и осматривал сдаваемое помещение. Наступил полдень, а мы все еще скитались по Латинскому кварталу в тщетных поисках жилья. Цена — вот в чем было препятствие. Буржа предложил мне перекусить в винной лавочке; тележку мы оставили у двери К вечеру, на улице Роган, у Коммерческого проезда, я нашел на самом верху одного дома, под крышей, две комнаты, отделенные друг от друга площадкой лестницы. Мы сняли их; пришлось на брата по шестидесяти франков квартирной платы в год. Теперь у меня и у моего скромного друга было пристанище. Обедали мы вместе. Буржа зарабатывал до пятидесяти су в день. У него было около ста экю. Он рассчитывал вскоре осуществить свою заветную мечту: купить себе бочку и лошадь. С лукаво-проницательным добродушием, воспоминание о котором доныне трогает мое сердце, он выведал все мои секреты и, узнав, в каком положении я нахожусь, отказался на время от мечты всей своей жизни. Буржа двадцать два года носил воду — и он принес в жертву свои сто экю ради моего будущего. Тут Деплен с силой сжал руку Бьяншона. — Он дал мне те деньги, которые мне были необходимы, чтобы подготовиться к экзаменам! Друг мой, этот человек понял, что у меня есть назначение в жизни, что нужды моего ума важнее его нужд. Он заботился обо мне, он называл меня «сынок», он давал мне взаймы деньги на покупку книг, а иногда он приходил тихонько посмотреть, как я работаю; наконец он с материнской заботливостью дал мне возможность заменить здоровой и обильной пищей ту скудную и недоброкачественную пищу, на которую я был обречен. Буржа было лет сорок; у него было лицо средневекового горожанина, выпуклый лоб, — художник мог бы писать с него Ликурга. Бедняга не знал, на кого ему излить запас нежности, накопившейся в его сердце. Единственным существом в жизни, которое было к нему привязано, являлся его пудель, незадолго до того умерший, и Буржа беспрестанно говорил со мной о своем пуделе, спрашивал у меня, как я думаю, не согласится ли церковь служить по нему заупокойные обедни. Этот пудель, по его словам, был настоящий христианин: в течение двенадцати лет он ходил с Буржа в церковь, ни разу не залаял, слушал орган тишком-молчком и сидел рядом со своим хозяином с таким видом, будто и сам молился вместе с ним. Этот человек понял мое одиночество, мои страдания, — и он сосредоточил на мне всю силу привязанности, на которую был способен. Он стал для меня самой заботливой матерью, самым бережно-деликатным благодетелем; словом, это был идеал добродетели — человек, находящий удовлетворение в том добром деле, которое он творит. Когда я встречался с Буржа на улице, он бросал мне понимающий взгляд, исполненный непостижимого благородства; он старался идти с таким видом, будто идет без всякой ноши; казалось, он был счастлив тем, что видит меня здоровым и хорошо одетым Это была самоотверженность простолюдина, любовь гризетки, перенесенная в более высокую сферу. Буржа выполнял мои поручения, будил меня ночью в назначенный час, чистил мою лампу, натирал площадку нашей лестницы; он был мне хорошим отцом и не менее хорошим слугой и мог поспорить чистоплотностью с английской горничной. Все наше хозяйство лежало на нем. Подобно Филопемену, он пилил дрова. Он умел делать все очень просто, но всегда с достоинством, сознавая, казалось, что его работа облагорожена той целью, которую он себе поставил. Когда я поступил в клинику Отель-Дье ассистентом-практикантом, мне пришлось расстаться с Буржа, так как я должен был жить при клинике. Он впал было в глубокое уныние, но потом утешился мыслью, что скопит мне денег на те расходы, которых потребует от меня работа над диссертацией, и просил меня навещать его в свободные дни. Буржа гордился мною, он любил меня ради меня и ради себя. Если бы вы разыскали мою диссертацию, вы увидели бы, что она посвящена ему. В последний год моей работы в больнице в качестве ассистента-практиканта я располагал уж достаточными средствами, чтобы уплатить свой долг достойному овернцу, купив ему лошадь с бочкой. Он страшно рассердился, узнав, что я истратил на него свои деньги, но все же пришел в восторг, ведь это было осуществлением его заветного желания. Он смеялся и выговаривал мне; смотрел на свою бочку, на свою лошадь и, утирая слезы, говорил: «Нехорошо! Ах, что за бочка! Не надо вам было этого делать… Ну и крепкая же лошадь — прямо овернская!» Я не видел ничего более трогательного, чем эта сцена. Несмотря на мои протесты, Буржа пожелал непременно купить мне тот отделанный серебром футляр с набором хирургических инструментов, который вы видели у меня в кабинете, — нет вещи более драгоценной для меня. Он был опьянен моими первыми успехами, но у него никогда не вырвалось ни единого слова, ни единого жеста, говорившего: «Это я вывел его в люди». А ведь не будь его, нужда прикончила бы меня. Бедняга пожертвовал своей жизнью ради меня; оказалось, что он ел один хлеб, натирая его чесноком, — зато покупал мне кофе, необходимый для моих ночных занятий. Он заболел. Вы сами понимаете, что я проводил ночи у его изголовья. В первый раз мне удалось его отстоять. Но через два года болезнь возобновилась, и, невзирая на самый тщательный уход, на все средства, какие только знает медицина, Буржа скончался. Ни за одним королем не ухаживали так, как ухаживали за ним. Да, Бьяншон, я делал неслыханные усилия, чтобы вырвать эту жизнь у смерти. Мне хотелось, чтоб он получил возможность взглянуть на дело рук своих; хотелось выполнить все его желания, хотелось выразить до конца то — уже не повторившееся в моей жизни — чувство благодарности, которое наполняло мое сердце, хотелось затушить тот огонь, который жжет меня доныне! Буржа, мой второй отец, умер у меня на руках, — продолжал, помолчав, Деплен, заметно взволнованный, — он оставил завещание, по которому все его имущество переходило ко мне; это завещание написали ему в конторе по составлению бумаг, и помечено оно было тем самым годом, когда мы поселились вместе на улице Роган. Этот человек был образцом простосердечной веры. Он любил богоматерь так же, как любил бы свою жену. Хотя он и был страстно верующим католиком, он ни разу не сказал мне ни слова о моем неверии. Когда болезнь его приняла опасный оборот, он просил меня ничего не пожалеть, чтобы обеспечить ему помощь церкви. Я заказал для него на каждый день обедню за здравие. Часто, по ночам, он говорил мне, что боится судьбы, ожидающей его за гробом: ему казалось, что жизнь его была недостаточно праведной. Бедняга! Он трудился с утра до ночи. Если есть рай, кто мог быть достойнее его, чем этот человек? Он принял последнее напутствие церкви, как святой (ведь он и был святым); его смерть была достойна его жизни. Только один человек шел за его гробом: это был я. Похоронив своего единственного благодетеля, я задумался над тем, как смогу я отплатить ему за все, что он сделал для меня. Семьи, друзей, жены, детей у него не было. Но он был верующим, у него были религиозные убеждения — имел ли я право оспаривать их? Он робко заговорил со мной однажды о заупокойных обеднях; он не хотел навязывать мне такого обязательства, думая, что это значило бы требовать платы за свою помощь. При первой возможности я внес в церковь св. Сульпиция нужную сумму и заказал четыре заупокойных обедни в год. Единственное, что я могу сделать для Буржа, — это удовлетворить его благочестивое пожелание. Поэтому четыре раза в год, весной, летом, осенью и зимой, я прихожу в положенный день в церковь и говорю с искренностью скептика: «Господи, если есть у тебя обитель, где пребывают после смерти люди праведные, — вспомни о добром Буржа, и если нужно ему вынести какие-либо мучения, переложи эти мучения на меня, чтоб он мог скорее достигнуть того, что называют раем». Вот, мой милый, все, что может разрешить себе человек моего образа мыслей. Бог, вероятно, славный малый — он не обидится, черт возьми! Клянусь, я отдал бы все свое состояние, чтобы вера Буржа вместилась в моем мозгу. Бьяншон, лечивший Деплена во время его последней болезни, не решается теперь утверждать, что знаменитый хирург умер атеистом. И разве не отрадно думать верующим, что, быть может, смиренный овернец открыл ему врата неба, как некогда он открыл ему врата того земного храма, на фронтоне которого начертаны слова: «Великим людям — благодарное отечество». Париж, январь 1836 г . Примечания 1 О природе вещей (лат.).
  20. Serjio
    Сегодня День Рождения отмечает Екатерина Ивановна Гришаева. Поздравляем именинницу от всей души с наступившим Новым - личным и календарным - Годом, и желаем ей счастья, любви, здоровья, мира, благополучия, больших и маленьких радостей, хороших новостей, новых успехов и достижений!
  21. Serjio
    Это ж мы уже бубликовали!
  22. Victor
    Владислав Иноземцев Конец эпохи. Что идет на смену противостоянию науки и религии в обществе XXI века 5 НОЯБРЯ 2019 10:57 Сегодня как религия, так и наука стремительно маргинализируются, уходя на периферию общественной жизни. И их место все уверенней занимает новая сила Россия — страна во всех отношениях особенная; это недавно подтвердил, например, президент РАН А. Сергеев, заявивший, что ряд важнейших «интегрирующих целей» развития нашего общества «возможно [достичь], если мы объединим усилия науки и усилия Русской православной церкви…» Не будем касаться вопроса о том, выпадут ли, по мнению выдающегося физика, из коллективного созидательного процесса атеисты или приверженцы иных традиционных для России конфессий, — остановимся на соотношении науки и религии в современных обществах, теме самой по себе непростой. Последние несколько сот лет в евроцентричном мире были ознаменованы крайне сложными отношениями между верой и знанием. Хотя, начиная с раннего Средневековья, значительная часть европейских интеллектуалов формировалась в лоне Церкви или была ее служителями, а сами выдающиеся богословы прямо указывали, что «Священное учение есть наука» (St. Thomas Aquinas. Summa theologiae, Prima Parte, 2; 2), по мере социального прогресса религия и наука становились антиподами. С одной стороны, этот процесс был обусловлен тем, что ученые постепенно подрывали традиционную христианскую картину мира — от обоснования утверждения о том, что Земля не находится в центре Вселенной, до открытия эволюционных процессов развития жизни. Прогресс человечества был невозможен без развития технологий, а оно шаг за шагом разрушало основы того мировоззрения, которое было сформулировано в годы расцвета Римской империи. С другой стороны, что, на мой взгляд, было еще более важным, социальные мыслители рискнули отказать Церкви в определении норм общественного устройства с созданием теории естественного права. Появление человека в статусе создателя правовых норм на основе согласия с ему подобными радикально изменило место религии и Церкви в жизни христианских обществ (чего отчасти не случилось в мусульманских) и отодвинуло ее на обочину общественной жизни. Наука очевидно выиграла от подобной трансформации, тем более что секуляризация общества шла наиболее быстрыми темпами именно тогда, когда прогресс знания и технологий был наиболее заметен. XVIII и XIX века радикально изменили облик планеты, доказав, что именно рациональность и технологический прогресс являются теми факторами, которые определяют возможность доминирования над миром. Кроме того, духовное сословие в периоды революционных перемен повсеместно воспринималось как воплощение устаревшего социального порядка, а его праздный характер фокусировал на нем всю силу мести революционных сил — по большей части несправедливой и чрезвычайно жестокой. В какой-то мере можно говорить, что на этой длинной волне утверждения идей рационализма и прогресса наука и сама превратилась в некий объект поклонения: с начала ХХ столетия и до конца его второй трети имена великих ученых и инженеров с восторгом повторялись людьми в самых разных точках планеты. Однако в то же время стали появляться и первые признаки озабоченности общества происходящей «технотpонизацией», воплотившиеся в разного рода мрачных утопических образах будущего. Сегодня, на мой взгляд, даже в самых успешных с точки зрения развития технологий обществах не приходится говорить о науке как о новой религии (хотя в последнее время такие разговоры приходится слышать, например, в контексте обсуждения фанатичной борьбы за спасение Земли от климатических изменений, сторонники которой используют научные аргументы в качестве своеобразного «символа веры»). Причина такого положения вполне понятна: сама современная наука слишком инструментализирована, чтобы даже отдаленно напоминать религиозный культ. В то время как научное знание искореняло религиозные предрассудки, мир казался относительно легко постижимым, а величайшие открытия либо быстро приходили в жизнь миллионов людей (паровая машина, бензиновый двигатель, электричество, радио, современные средства связи и обработки информации), либо символически изменяли облик мира (создание ядерного оружия, старт космической эры), либо казались постижимыми для среднеобразованного человека (теория относительности, принципы строения вещества, основы теории генетики и многое другое). Сегодня же знание стало столь специализированным и глубоким, что элементы универсализма практически полностью исчезли, а это превратило науку из своего рода культовой деятельности в ремесленную (в данной констатации, хочу подчеркнуть особо, нет ничего уничижительного). Фрагмент обложки журнала «Puck», Джозеф Кеплер, 1902Фото: Library of Congress/Wikimedia Commons Масштабное столкновение веры/религии и просвещения/науки, которое было центральным вектором европейской истории XVI–XIX столетий, привело не столько к победе одной из сторон, сколько к десакрализации обеих. Последние десятилетия стали временем огромного увеличения не только числа неверующих людей, но и количества банально необразованных. В первом случае причиной, скорее всего, стала утрата традиционной связи религии с этикой по мере секуляризации нравственной доктрины и развития гражданского общества, ставящего в центр мироздания человека. Во втором важнейшим фактором выступали и выступают растущая непостижимость современного горизонта научного поиска и прогрессирующая инструментализация научных достижений. Ни в религиозной, ни в научной сфере подавляющее большинство людей не могут вообразить себя в роли актора, в то время как роль потребителя мало кого вдохновляет. Свечка в храме, поставленная пару раз в год, и дежурные слова о важности свободы научного поиска — это практически все, что большинство современных жителей евроцентричного мира готовы себе позволить. Наиболее очевидным бенефициаром смертельной схватки веры и рационализма стала гуманистическая правовая культура, начавшая формироваться на заре эпохи Просвещения и сумевшая как сочетать в себе элементы религии и науки, так и со всей возможной решимостью отвергать принципы и той, и другой. Взяв от христианства идею равенства всех человеков, эта культура «забыла» о том, что такое равенство трактовалось отцами Церкви как равенство перед Господом, — результатом явились предпосылки современного демократического общества, носителем власти в котором выступают люди, свободные в своем политическом выборе. Взяв от науки принцип рационализма, она сделала своей высшей целью минимизацию зла, приносимого одними членами общества другим, — итогом стало формирование правовых максим, которые не могут быть оспорены даже в ходе реализации демократических процедур. И по мере того, как религия сдавала свои позиции нравственного эталона, а наука даже не стремилась их перехватить, доктрина естественных прав (или, в ее современном воплощении, прав человека) быстро превратилась в новый источник норм поведения. В данном своем качестве она сыграла неоценимую положительную роль — не меньшую, на мой взгляд, чем внесшая в историю идеи целеполагания и прогресса христианская доктрина в Средние века и чем заложившая основы рационального освоения и преобразования мира наука в Новое время, — но в то же время она довольно быстро прошла путь, аналогичный пути от веры к церкви и от служения знанию к научным иерархиям. Сегодня наиболее передовые общества действительно находятся на некоем распутьи — и нельзя не заметить, что и религия, и наука выступают в лучшем случае на отдаленной периферии главных дискурсов, но никак не задают тон. Возьмем вопрос о различных сексуальных ориентациях. Борьба за одинаковые права представителей любой из них является, на мой взгляд, воплощением самой благой идеи из всех существовавших: все люди совершенно равны (и следует заметить, что речь тут идет действительно о равенстве, а не, как в случае с мультикультурализмом, о коллективных преференциях). Религия в этом споре с бóльшим или с меньшим упорством защищает «традиционные» ценности; наука же методично изобретает все новые методы обеспечения комфортного существования тех, кто их не разделяет. Результат легко предсказать: привычные семейные отношения будут разрушены с такой же неотвратимостью, с какой были разрушены античные политические системы. Или коснемся популярной темы «базового дохода»: и христианская религия, учившая, что «в поте лица своего будешь ты добывать хлеб свой», и традиционная экономическая наука здесь «отдыхают»; основной дискурс находится исключительно в рамках концепций прав человека, и его результат тоже не вызывает сомнений. Базовый доход в большинстве развитых стран будет введен, а творцы новых технологий обеспечат средства невиданного повышения производительности, которая сделает наделение нового праздного класса предметами первой необходимости менее накладным, чем его вовлечение в какую-либо полезную деятельность. Конечно, если главный отечественный ученый и главный российский поп найдут точки взаимного интереса и сольются в едином творческом порыве, за них останется только порадоваться. Но проблема состоит в том, что они не способны ничего изменить в процессе формирования контуров будущего общества. Церковь и наука, я повторю, сегодня находятся на периферии общественных перемен в развитых странах. Первая может концентрировать ретроградную энергию, объединяя (что она всегда и делала) тех, кто не хочет перемен или боится их. Ее наивысшим успехом может быть переработка этой энергии в некие позитивные импульсы, корректирующие скорость и направление общественного прогресса, но в любом случае в такие, которые будут данный прогресс замедлять, но не смогут ему воспрепятствовать. Вторая будет использовать нескончаемые любопытство и энергию поиска (что она тоже делала многие столетия), консолидируя тех, кто полагает развитие знания искупающим любые порождаемые им проблемы. Ее достижения будут проявляться в устранении материальных и технических препятствий для реализации самых смелых социальных экспериментов, хотя сами эти эксперименты будут ставить те, кто имеет к науке минимальное отношение. При этом я бы даже сказал, что именно «равноудаленность» религии и науки от социальных процессов выступает и будет выступать подтверждением современности того или иного общества. Мир XXI века — это мир перемен такого масштаба, которых человечество не знало в своей истории. Религия и наука в равной степени ответственны за такое положение вещей. Первая долгое время сдерживала общество в неких «рамках», которые с ходом времени стали настолько тесными, что теперь не размываются, а скорее взрываются так, как взрывается воздушный шар, проткнутый сразу в нескольких местах. Видимый подъем «консерватизма» и «традиционности» похож на естественное уплотнение оставшихся стенок шарика, из которого выпущен воздух: они намного толще и прочнее, чем у надутого шара, но они через несколько мгновений упадут на пол и будут рано или поздно сметены в мусорный бак. Вторая на протяжении нескольких веков накапливала свой огромный потенциал и сегодня выплескивает его на людей в экспоненциально нарастающих объемах и в таких формах, которые никто не в силах отвергнуть. Мгновенный обмен информацией по всему миру, увеличение продолжительности жизни на десятки лет, реализация утопического принципа «каждому по потребностям» — все это будет обеспечиваться по мере того, как общество сочтет данные новации необходимыми для собственного развития. На каждом новом витке попытки вмешательства и священников, и ученых в определение общесоциальной повестки дня будут смотреться столь же смешно, как попытка применить установления Трулльского собора в российском уголовном судопроизводстве или намекнуть свидетелям глобального потепления о недоказанности его прямой связи с экономической деятельностью человека. Эпоха религиозных обществ кончилась или заканчивается; пятьдесят или сто лет на фоне тысячелетий человеческой истории — не срок, раньше или позже это станет очевидным. Эпоха технотронных обществ не состоялась — и не признавать этого станет невозможно уже очень скоро, по мере того как нерациональные решения станут доминировать в общественной повестке дня. Хорошо это или плохо, я не берусь судить, но новое состояние общества безусловно является воплощением свободы, к утверждению идеалов которой веками шло человечество. Процесс этот, вне зависимости от того, насколько он нам нравится или нет, столь объективен, что стремиться противостоять ему могут только безумцы, а остальным я бы советовал получить максимальное удовольствие от стремительного набора скорости, с которой мы отправляемся в неизвестное будущее. Источник: https://snob.ru/entry/184764/
  23. Victor
    Поклонская променяла голову на тыкву? Почему современные политики так легко меняют свои убеждения? Зачем Наталья Поклонская поддерживает хэлуин и тем самым уничтожает свой имидж? Источник: https://rusprav.tv/poklonskaya-promenyala-golovu-na-tykvu-99860/
  24. Victor
    «Ханука – праздник победы духа» Евгений Сатановский Ведущий программы "От трех до пяти"… Сергей Корнеевский Ведущий. Довид Карпов Раввин. Об истории Хануки. Гость Евгения Сатановского и Сергея Корнеевского в студии «Вестей ФМ» – раввин Довид Карпов. КАРПОВ: Ханука – это праздник прежде всего военной победы. Но дальше мы поймём, что на самом деле главная победа – это победа духа. Потому что, во-первых, военных побед было много, не все мы отмечаем, во-вторых, всё-таки за каждой военной победой стоит именно победа духа, прежде всего. Ну, и наша, я имею в виду российская история, тоже знает много таких побед, когда главным был именно наш дух. САТАНОВСКИЙ: Да, скорее, уже все списали тебя в расход, и вдруг получилось ровно наоборот. КАРПОВ: Ну, например, так, да. САТАНОВСКИЙ: Но единственная у меня просьба: в двух словах расскажи, про что это, потому что не все, кто нас слушает в эфире, знает слово «ханука» совершенно точно, и не все в курсе еврейской истории, а многие и не в курсе русской. Так что в конце концов что-нибудь скажем, про что речь-то. КАРПОВ: Ну, в двух словах. Забегая вперёд, скажу, что есть как всегда интересные параллели между еврейской историей, которая всё-таки насчитывает 3000 лет, и русской истории, по сути, конечно, и вот события Хануки они на самом деле находят некий отголосок и в нашей отечественной истории. Но об этом чуть позже. А вот что касается истории праздника Хануки... Вообще слово «ханука» означает освещение, имеется в виду освещение храма, освещение жертвенника, ну, или в повседневном языке это означает просто новоселье. Можно сказать, что господь бог справил новоселье, потому что Иерусалимский храм был освещён и, соответственно, божественное присутствие снова могло там пребывать. Но речь идёт о том, что... Можно начать, как всегда, от печки, что после того, как распалась империя Александра Македонского, диадохи её дружно поделили, соответственно, образовалось несколько более маленьких империй. Иудея оказалась на территории империи Селевкидов. Ну, это нам не привыкать, потому что Иудея к тому времени уже утратила свою независимость, но... САТАНОВСКИЙ: Так и хочется сказать, как Крым на Украине, но я промолчу. КАРПОВ: Ну, сейчас до Крыма, до Украины может быть ещё доберёмся. Но сначала Ближний Восток. Так вот Александр Македонский – кстати, еврейская традиция хранит очень уважительное к нему отношение – он отнёсся с пониманием к еврейской традиции: не стал устанавливать, как это было принято, свою статую в Иерусалимском храме, не стал насаждать греческую культуру, что, в общем-то, он любил, и в этом плане еврейский народ очень благодарен Александру Македонскому. Это редкий пример такого вот правителя, особенно для того времени. Но когда Александр Македонский умер, и мы оказались под властью Селевкидов, там всё пошло иначе. Был такой Антиох IV, который имел прозвище Эпифан, то есть любитель мудрости, а на самом деле в народе его звали Эпиман, то есть безумный. Он был такой ревностный поклонник греческой культуры. Греческая культура – это в нашем понимании примерно то же самое, что вот западная культура, в которой в принципе ничего плохого нет, так же, как и в греческой культуре, когда её не начинают насаждать силой и когда она не вступает в конфликт со своими национальными ценностями. В данном случае это, безусловно, было так, потому что греческая культура – это языческая культура, и когда он стал устанавливать статуи греческих богов в храме, понятно, что Иудея не могла к этому отнестись спокойно. Полностью слушайте в аудиоверсии. Источник: https://radiovesti.ru/brand/61009/episode/2232173/
  25. Victor
    Кнорозов Ю.В. и кошка Ася Алехин А.А. и кот Чесс
  26. Victor
    «Восточная Европа живет бок о бок с мусульманами уже несколько веков» Евгений Сатановский Ведущий программы "От трех до пяти"… Сергей Корнеевский Ведущий. Владимир Исаев Профессор Института стран Азии и Аф… О христианском влиянии на ислам, об исламе в Восточной Европе и о современном арабском мире. Гость Евгения Сатановского и Сергея Корнеевского в студии «Вестей ФМ» – профессор Института стран Азии и Африки МГУ Владимир Исаев. КОРНЕЕВСКИЙ: А в арабском мире празднуют Новый год вот в таком ключе, как у нас? Потому что Рождество – это, наверно, странно у них праздновать, да? ИСАЕВ: Нет, они празднуют, естественно, мусульманский Новый год, это тоже понятно. Но... КОРНЕЕВСКИЙ: А когда у них мусульманский Новый год? ИСАЕВ: Дело в том, что он двигается, он же по лунному календарю, поэтому он двигается. САТАНОВСКИЙ: Весной, можно сказать осторожно. КОРНЕЕВСКИЙ: Это очень хорошо. ИСАЕВ: А что касается нашего Нового года – да, празднуют. Как-то, ну, вот это... Дело в том, что, давайте говорить уже честно, Ближний Восток если брать, его сердцевину, это, в общем, подступы к Иерусалиму, то есть подступы к христианству. И христианские традиции, как бы ни менялось отношение… А отношение меняется, естественно, и количество христиан падает, об этом мы тоже неоднократно говорили. Ну, вот самый простой пример. Возьмём, скажем, такие места, как, например, тот же самый Вифлеем, и вообще вот эту территорию, которая находится под властью палестинской администрации. Я сейчас не делю на Сектор Газа и на западный берег. САТАНОВСКИЙ: Да я ещё помню, когда там народу было процентов 90 христиан. ИСАЕВ: Нет. Ну, там не 90 было, но хорошо под 40 было. САТАНОВСКИЙ: В далёкие-далёкие времена... ИСАЕВ: В Ираке сейчас осталась одна десятая от того количества, которое было ещё в 2010 году. Скажем, а вот на тех территориях, которые сейчас управляются палестинской администрацией, где было где-то 38-39% всего лишь, ну, 10 лет назад, а сейчас там меньше 10%. В общем, христиане бегут, и вот то, о чём мы в прошлый раз с вами говорили, что некоторые страны Восточной Европы, где, в общем-то, христианский компонент, он ещё возник достаточно давно. В чём разница между, скажем, той же Восточной Европой и Западной Европой? Для Западной Европы в основном это пришельцы. Для Восточной Европы они тоже пришельцы, но слишком давно. И поэтому Восточная Европа, и наша страна тоже, живёт с мусульманами уже несколько веков. После того прежде всего усилился вот этот исход мусульман, прежде всего тех, кого мы называем в нашей истории татаро-монголами, после того, как Тохтамыш потерпел поражение от Тамарлана, и Золотая Орда рассыпалась. И эти люди, естественно, они вынуждены были мигрировать. Но ведь тогда мигрировали не просто, так сказать, люди мужеского пола, как это сейчас происходит, например, в Западную Европу в основном идут люди... Мужчины в основном. КОРНЕЕВСКИЙ: Крепкие мужчины. ИСАЕВ: Совершенно верно. КОРНЕЕВСКИЙ: Потому что захватывать идут же на самом-то деле. ИСАЕВ: Естественно, и это вызывает очень серьёзное... КОРНЕЕВСКИЙ: Опасение? ИСАЕВ: ...Опасение среди местного населения. КОРНЕЕВСКИЙ: Но у вас, а не у них. ИСАЕВ: Да, конечно. КОРНЕЕВСКИЙ: А мне кажется, они такие все благостные: надо помогать, надо помогать. САТАНОВСКИЙ: Не все. ИСАЕВ: А тогда шло обозами. То есть семьями люди уходили. И поэтому в прошлый раз мы, например, говорили о том: Вот Польша, да? Так там, простите меня, основу кавалерии великого полководца европейского Яна Собеского составляли в основном татарские полки, которые дрались против Османской Империи. И доблестно дрались, за что их и награждали привилегиями и так далее. В общем, потом то же самое практически по всем странам. Возьмите Болгарию, возьмите Венгрию, там тоже очень серьёзная вещь, например. А в Чехии совершенно иначе. Полностью слушайте в аудиоверсии. Источник: https://radiovesti.ru/brand/61009/episode/2233205/
  27. Victor
    «Крымское ханство распространило ислам по всему Причерноморью» Евгений Сатановский Ведущий программы "От трех до пяти"… Сергей Корнеевский Ведущий. Владимир Исаев Профессор Института стран Азии и Аф… Гость Евгения Сатановского и Сергея Корнеевского в студии «Вестей ФМ» – профессор Института стран Азии и Африки МГУ Владимир Исаев. ИСАЕВ: Хочу предложить начать со страны, о которой говорят у нас последние несколько лет в наших СМИ, в том числе и на уважаемой мной станции, где я сейчас говорю, это об Украине. И что же там интересного такого? Я вот посмотрел, очень квалифицированно сделан материал, прежде всего, что вообще, первыми мусульманами, которые оказались на территории современной Украины, были хазары. И пришли они туда в первой половине аж VIII века, то есть только-только фактически что-то там начиналось. Более или менее интенсивное прибытие людей, исповедующих ислам, на территорию, повторяю, нынешней Булгарии, началось после того, как Волжская Булгария приняла ислам. САТАНОВСКИЙ: Хотел бы только отметить, не джихад, а по торговым путям, что очень сильно отличает российский ислам и Поволжья, и Сибири, и Урала… ИСАЕВ: Я хочу обратить внимание, хочу подчеркнуть, что во многих из стран, о которых я буду говорить, в чем есть сходство и различие. Прежде всего, основное различие заключается в том, что в этих странах мусульманское население не все является пришлым, потому что оно многие сотни лет проживает бок о бок с коренным населением. Как у нас, например, татары. Ну а вот, если мы посмотрим на ту же самую Украину, то после того, как она через 300 лет, после основания ислама в 922 году Волжская Булгария приняла ислам, то, естественно, часть торговцев и так далее… А почему даже в Индии принимали ислам? Это давало свободную торговлю. САТАНОВСКИЙ: Жесткое кастовое общество, и вдруг ты принял ислам… ИСАЕВ: И ты из него выходишь. САТАНОВСКИЙ: Ну, ты можешь просто делать то, чего… Ну или те, кто был при великих моголах уж сильно потом, где-то при дворе. Хотя в мягкие времена и индуистам разрешалось. ИСАЕВ: Конечно. САТАНОВСКИЙ: Но если ты… Собственно, элита либо низы. ИСАЕВ: Долгое время принимали, как правило… Об элите вот Украина очень хорошо, кстати, Польша тоже очень любопытна, я о ней тоже немножко скажу, надеюсь, что время у нас будет. САТАНОВСКИЙ: Украина, половина от Оттоманской Порты стала. ИСАЕВ: Дело в том, что в 1502 году хан Менгли Гирей разгромил Золотую орду, и, соответственно, Крымское ханство стало источником распространения ислама на все Причерноморье. Со временем Крымское ханство присоединило к себе нынешнюю Одесскую область, Николаевскую, Херсонскую, часть Запорожья и большую часть Краснодарского края. САТАНОВСКИЙ: Я могу надеяться, чтобы влияние Крыма распространялось на его исконные территории и в наше время? Это намек. ИСАЕВ: Можно предложить такой вариант… САТАНОВСКИЙ: Ну, мы мост на Краснодарский край построили… ИСАЕВ: Если говорить серьезно, то для этого есть очень серьезные основания, давайте говорить честно, особенно, если мы будем искать и найдем… Чего их искать, я по ним сейчас смотрел, будем искать документ… Полностью слушайте в аудиоверсии. Источник: https://radiovesti.ru/brand/61009/episode/2230126/
  28. Serjio

  29. Serjio
    Леон Морен, священник (1961) Источник: https://superspisok.ru/filmy-s-zhan-polem-belmondo/
  1. Load more activity
×
×
  • Create New...

Important Information

  I accept