Иванеев С. Вечность несовременна: Какую культуру брать на вооружение

Отклик на статьи «Адепты гибридной войны», «Приказ и молитва»

Сергей ИВАНЕЕВ

 Какую культуру брать на вооружение

Реальность нашего времени при всей сложности своего содержания укладывается в общий фундаментальный принцип эволюционизма: «существовать» всегда означает «развиваться». Для общества, в том числе российского, это требует постоянных поисков ресурсов, способных обеспечивать инновационные изменения. Для постиндустриальной фазы развития общества одним из важнейших ресурсов информационной основы развития становится знание, освоение принципиально новых технологий и универсальная позиция экономии времени. Эти факторы определяют некий контекст, в котором общей нормой деятельности и основой обеспечения устойчивости общественной среды является нахождение оптимального способа организации, принятие инновационных решений, сокращение промежуточных звеньев, которые неизбежно возникают в процессе перехода от условий к заданным результатам и др.

Актуальность этих факторов остается весьма значимой и в сфере военной организации государства.

К сожалению, сегодня приходится нередко наблюдать наличие в законотворческом процессе антиконституционных тенденций -  то есть, противоречащих правовым основам светского государства, где принцип отделения религии и религиозных объединений от государства гарантированы Конституцией РФ. Для военной сферы, как разновидности государственной службы, это означает, что религиозные объединения не участвуют в организации и осуществлении военной службы, не оказывают какого-либо влияния на деятельность военнослужащих.

Поэтому вызывает особое сожаление, что популярный среди военнослужащих еженедельник «ВПК» не остается вне этого «тренда» антиконституционных тенденций и представляет значительные объемы для публикации сомнительных в своей научной обоснованности материалов. В частности, посвященных поиску врагов среди «неправильно мыслящих» и «неправильно верующих» соотечественников. В качестве яркого примера такого явления можно привести две «антисектантские» статьи - Андрея Хвыли-Олинтера «Адепты гибридной войны» и Василия Микрюкова «Приказ и молитва»[ii], где авторы как ни странно единым фронтом выступили против так называемых «деструктивных сект». При этом, основная идеологическая направленность обеих публикаций явно не преследует цели реализации свободы совести и свободы вероисповедания в органах военного управления, а всего лишь избирательно порочит некие избранные религиозные сообщества.

В науке о религии – научном религиоведении, общепризнанным является тот постулат, что любая религия с позиции ее последователей является «единственно истинной». Это означает заведомую невозможность для представителей религиозных организаций формулировать объективистские оценки в адрес других религий. Поэтому первое, что бросается в глаза в упомянутых публикациях, это выступление с оценкой определенных вероисповеданий представителя Русской православной церкви Московского патриархата бывшего работника МВД, а ныне протоиерея Хвыли-Олинтера и явно склонного к религиозно-фундаменталистским взглядам доктора педагогических наук В. Микрюкова.

Чтобы мои оппоненты не записали меня, человека секулярного сознания, в «сектозащитники» или «пятую колонну Запада», напомню, что ранее я неоднократно в СМИ раскрывал правовой механизм захвата киевской хунтой власти на Украине. Там допускались не только грубые нарушения демократических принципов, но и норм национального и международного права, начиная с попрания Конституции Украины, грубых массовых нарушений прав украинских граждан, включая неправомерное применение о отношении них насилия и дискриминации по языковому и национальному признакам, поддержку националистических идей, бесконтрольное распространение оружия среди экстремистских группировок, дискриминацию по признакам гражданства, возраста, пола в вопросе пересечения государственной границы и т. п.

За последние годы проведено множество конференций и круглых столов на тему секуляризма и религиозной свободы, обеспечения баланса интересов, прав и обязанностей верующих и неверующих, соблюдения прав религиозных меньшинств и т.д., что особого смысла поднимать эти вопросы на страницах популярного издания нет.

Единственная моя цель - это показать, что ориентация на Церковь в армии контрпродуктивна в силу того, что падение доверия к религиозным структурам и их роли в позитивных перспективах для нашей страны для общества в целом вполне очевидно. Очевидно и то, что в органах военного управления специализированное конституционно-правовое просвещение военнослужащих с использованием достижений научного знания и воспитания общепринятому светскому, разумному поведению намного важнее, чем целенаправленное навязывание некоей избранной конфессиональной ориентации – православия.

Убежден, что в объективной полемике с оппонентами позиции, которой я придерживаюсь в этом вопросе, я одержал бы победу не потому, что оказался бы лучшим спорщиком, а лишь потому, что заведомо не правы критикуемые мною пропагандисты религиозно-клерикальной идеологии в армии и на флоте.

В России, Украине и Беларуси, как известно, наиболее распространенной религией является православное христианство. Послушные своим церковным пастырям православные верят в существование Бога, в спасительную миссию Иисуса Христа, «…во Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь» (формула Символа веры Никео-Цареградского собора). Но, как убедительнейшим образом свидетельствует практика, нет Бога, не было какой-то спасительной для душ и телес верующих спасительной миссии Иисуса Христа, а православная церковь является единой, святой и апостольской лишь на взгляд ее адептов.

Более того, православная религиозная пропаганда, которую берут на вооружение клерикальные помощники по работе с верующими военнослужащими в Вооруженных Силах Российской Федерации, зачастую содержит в себе дух черносотенства, противореча задачам, поставленным Президентом Российской Федерации на заседании Коллегии Министерства обороны Российской Федерации 20 марта 2012 года.

Руководство Минобороны России надеется, что с приходом в воинский коллектив помощников командира по работе с верующими военнослужащими будет организовано духовное просвещение, активизировано патриотическое и нравственное воспитание военнослужащих и социальная работа. Ожидается, что в результате должно существенно меняться к лучшему морально-психологическое состояние личного состава, оздоравливаться нравственный климат в воинских коллективах, что в конечном итоге приведет к укреплению воинской дисциплины, уменьшению числа суицидальных проявлений, неуставных взаимоотношений и иных правонарушений.

Однако, для примера используемой в войсках помощниками командира по работе с верующими военнослужащими литературы, отнюдь не прививающей «любовь к ближнему», возьмем рекомендованные к публикации Издательским Советом РПЦ ИС 11-116-1697 «Вопросы священнику Даниилу Сысоеву» (-М.: Благотворительный фонд «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева», 2013-192 с.).

Необходимо заметить, что трагически погибший Д. Сысоев являлся  священнослужителем Русской православной церкви, настоятелем московского храма святого апостола Фомы на Кантемировской, основателем Школы Православного Миссионера, радикально настроенным в плане нетерпимости в отношении других религий и мировоззрений.

На странице 78 миссионер прямо закладывает в сознание православных христиан тот тезис, что «Человек, который не верит в Спасителя, он уже не хороший человек».

Нет смысла цитировать откровенно уничижительные высказывания священника в отношении мусульман, иудеев, христиан-протестантов или коммунистов, а также отрицания им научной картины мира. Подобного рода тексты встречаются в каждой религиозной структуре, т.к. любое религиозное сообщество, как результат антагонистических социальных условий, в своей практике имеет (и сохраняет) недружелюбное, а то и откровенно негативное отношение к другим религиям. Получая гипертрофированные формы, такое отнощение (вероненавистничество) может экстраполироваться на целые сообщества, находящиеся и вне данного религиозного сообщества.

Необходимо уточнить, что принципиальное различие между религиозной и светской культурами коренится в объективных свойствах консервативного и нового, постоянно эволюционирующего общества, где, как свидетельствует о том история нашей цивилизации, значимость «посюстороннего», определяющего все сферы жизни человечества, неуклонно усиливается.

Поэтому, если религия имеет дело с трансцендентным миром, акцентируя ценности, символы и отношения, выведенные за пределы «мира земного» и подразумевает контекст «абсолютной вечтности» вечности, а не пространственно-временной объективности, то светское общество с его мировоззрениями и культурой выступают как основы активного познания и освоения действительности земных реалий. Если в религиозной культуре базовой основой является представление о сакральном, священном, то в действительности светского мира это представление свое значение теряет.

По мнению одного из крупнейших российских религиоведов доктора философских наук, профессора МГУ им. М.В. Ломоносова Зульфии Тажуризиной, «светская культура – это бесконечно многообразный богатейший пласт творческой деятельности человечества. Её обычно определяют, как культуру секулярную, нецерковную, нередко – как внерелигиозное состояние сознания, культуру, свободную от религиозного влияния. В целом это верно, хотя, на мой взгляд, не полно. В светской культуре можно обнаружить, по крайней мере, три сферы: это, во-первых, индифферентная по отношению к религии культура с тенденцией к автономному нерелигиозному существованию (научные исследования, художественные произведения, реалистически отражающие жизнь, политические учения, свободные от апелляций к сверхъестественному и т.д., – эти формы культуры заключают в себе вольнодумный потенциал).

Во-вторых, это культура, ориентированная на критику религии и её институтов, – это многообразные проявления свободомыслия. Среди них – скептицизм, антиклерикализм, рационализм, агностицизм, натурализм, стихийный и философский материализм, а также атеизм, который понимался А.В.Луначарским как «законченное светское миросозерцание».[iii] И, наконец, это внецерковная культура, не свободная от религиозно-мистических настроений и идей (например, романы Ф. Мориака, М.де Унамуно или Д.С.Мережковского, или философия Вл.Соловьева).

Таким образом, светская культура характеризуется свободным развитием науки, научного знания, различных видов искусства и художественного творчества. В социально-политической, нравственной и государственной сферах развитие светской культуры означает отделение церкви и религии от государства или подчинение их светской власти, примером чего в истории России может служить упразднение Петром I патриаршества и учреждение Синода для управления делами русской православной церкви. В связи с этим становление светской культуры сопровождалось распространением светского образования, книжного дела, появлением светских учебных заведений, образцами которых на Западе и в России стали университеты»[iv].

Светская культура сложилась как пространство осуществления всех сторон жизни людей, сформированных коллективной человеческой деятельностью, но не как копирование, повторение прошлого, а как освоение будущего: здесь именно время, а не пространство стало внутренним движителем данного общества, способом его самоосознания, самоопределения и саморазвития.

Среди различных направлений философии культуры (в первую очередь, светской), в которых рассмотрены ее сущность, функции, коммуникации, язык, «механизмы» действия, символика и т.д. на основе информационного, структурного, коммуникативного, ценностного, семиотического, игрового, деятельностного подходов – наиболее универсально и глубоко раскрывает особенности этой культуры именно деятельностная ее модель.

И здесь выявляется, что культура (в нашем контексте городская, светская) – это некий способ общественного бытия и самоосуществления людей как субъектов.  А так как субъекты всегда должны проектировать, находить новое соизмерение с внешней реальностью и снова выходить за его границы – трансцендировать, то культура как пространственно-временная атмосфера функционирования субъектов и межсубъектных отношений, существует лишь в динамике. Этому не противоречат культурные нормы, традиции, которые фиксируют устойчивость норм поведения, отношений и др.  Эти нормы выражают то социально-культурное пространство, на основе которого осваивается и изменяется социокультурное время.

Таким образом, культура соединяет образование и общество в векторе инновационности тем, что освобождает субъекта от привязанности к конкретной деятельности, или отношений, нормам которых этот субъект должен следовать, открывая его собственное пространство в качестве арены для самореалиации, соединяя свое содержание (пространство) с субъектностью личности (коллектива, общности). Но образование выходит в пространство культуры как источник его ближайшей востребованности, формируя таких отдельных субъектов (специалистов, граждан, личностей), которые оказываются в состоянии следовать нормам городской культуры – сохранять и развивать ее собственную внутреннюю инновационность.

Культура открывает такие направления развертывания субъектности, как пространство, время, смысл, символы, жанры, стили, структура деятельности, понимание, коммуникации, диалог и партнерство, цели и идеалы. Но главное – культура выступает источником, формой и результатом постоянного обновления мира, в котором обновляется и образовательная среда. Культура формирует и поддерживает ценностные ориентиры науки, знания, творчества, всех базовых свойств человека-субъекта. Она гарантирует своим содержанием постоянное разделение должного и фактического, возможного и действительного, она разделяет (и вместе с тем связывает) нормативное и фактическое, символическое и реальное.

Она универсальна и многопланова, но при этом исключает опору на трансцендентное начало, обретая ее в самом человеке. Поэтому она всегда гуманистична. Исследователи подчеркивают, что «светская культура всегда секулярна и не однопланова, поскольку она исходит из идеологического многообразия»[v], и вместе с тем, «мировоззренческая нейтральность светской культуры позволяет ей следовать за общественным прогрессом во всех сферах, что придает светской культуре динамичный и интернациональный характер»[vi].

Но дело здесь не столько в «мировоззренческой нейтральности» светской культуры, которая всегда связана с системой ценностей, определенной картиной мира, основанной на науке, искусстве, политических отношениях и др., сколько в основаниях динамики светской (городской) культуры: она продуцируется в процессе общественного воспроизводства, соответствуя требованиям и нормам развития общества, и в этом отношении гораздо более динамична, инновационна, чем этническая, народная или любая локальная религиозная культура.