Поиск по сайту

ТАРАС БУЛЬБА: УДИВИТЕЛЬНЫЕ ФАКТЫ, О КОТОРЫХ НЕ РАССКАЗЫВАЮТ В ШКОЛЕ Авторы: КАПЛАН Виталий ВОРОПАЕВ Владимир Повесть Гоголя «Тарас Бульба» изучают в школе в седьмом классе, и нередко у детей (да и у их родителей) возникают недоуменные вопросы: почему герои повести, казаки-запорожцы — положительные герои? Ведь с точки зрения современных этических представлений их можно считать самыми настоящими разбойниками с большой дороги. А для читателей-христиан встает еще и другой вопрос: в чем заключается христианский посыл «Тараса Бульбы»? На непростые вопросы об этой повести Гоголя «Фоме» ответил в нескольких тезисах доктор филологических наук, профессор филологического факультета МГУ Владимир Воропаев. Когда детям учителя или родители разъясняют смысл «Тараса Бульбы», то нередко допускают две серьезные ошибки, примитивизируя эту гоголевскую повесть. Во-первых, это безусловное оправдание ее героев, запорожских казаков. Раз они защищают русскую землю от врагов, раз они защищают русскую веру — то какие могут быть к ним претензии? Они — образец для подражания, ими следует восхищаться, а их, мягко скажем, недостатки особой роли не играют. Такой подход был свойственен советской школе, но встречается и в наши дни. Во-вторых, это безусловная демонизация запорожских казаков. Они подаются как отпетые бандиты, как кровожадные чудовища, нечто вроде орков из «Властелина колец» Толкина. Весь смысл повести, таким образом, сводится к описанию жестокостей прошлого. Это веяние возникло в 90-е годы на волне критического (а зачастую и некритического) пересмотра традиционных представлений. Кстати, представители такого подхода уверены, что «Тараса Бульбу» вообще лучше исключить из школьной программы, что детям вредно его читать. Оба подхода ошибочны. А истина лежит даже не посередине, а вообще в другой плоскости. Все ведь значительно сложнее, и чтобы правильно понимать «Тараса Бульбу» (да и вообще гоголевскую прозу), надо сразу настроиться на то, что быстро и просто понять не получится. Придется думать, сопоставлять и разные произведения Гоголя, и биографические моменты, и исторические факты. Я попробую сформулировать несколько вещей, которые надо учитывать, говоря о «Тарасе Бульбе». Ничего нового, впрочем, не скажу, все это есть не только в сугубо научной, но и в научно-популярной литературе — однако в школе это не всегда рассказывают. Кибрик Е. Остап. Иллюстрации к произведению Гоголя «Тарас Бульба». 1944-1945 «Тарас Бульба» — это героический эпос. А эпос — особый род литературы, очень отличающийся от того что мы называем сегодня реалистическим произведением. Поэтому нельзя воспринимать героев повести Гоголя как героев реалистического романа. Что значит «героический эпос»? Это значит, что каждый герой олицетворяет какое-то одно человеческое качество — доблесть, предательство, мужество, коварство, трусость, жестокость, честь, жадность… В эпическом герое нет сложности, нет тех полутонов, которые свойственны героям привычной нам реалистической прозы. Вот есть в таком герое доминирующая черта — и все остальные черты лишь оттеняют эту главную. Скажем, если сын Тараса, Остап, олицетворяет верность долгу, то неважно, насколько он умен, каковы его культурные запросы, каковы его недостатки. Если другой сын Тараса, Андрий, олицетворяет нравственное падение, предательство, то так же не важны его прочие качества. В эпическом произведении сюжет выстроен так, что столкновение разных героев, символизирующих разные качества, работает на авторский замысел. Поэтому совершенно неважно, где и когда все это происходит, насколько логически непротиворечив ход событий, объяснимы ли рационально те или иные сюжетные повороты. Подходить к эпосу с мерками реалистической прозы — это то же самое, что подходить с такими же мерками к сказке или былине. Но именно с такими реалистическими мерками школьники (и их родители) воспринимают Тараса, Остапа, Андрия и других героев повести. И тогда, вполне естественно, возникают ассоциации с бандитами, отморозками, полевыми командирами, террористами и прочими печальными реалиями нашей современности. Почему так происходит? Потому что хотя «Тарас Бульба» и героический эпос, но внешне он выглядит как историческая проза. Действие происходит вроде бы не в настолько седой древности, как в случае «Илиады» Гомера, и не в толкиновском Средиземье, а в нашем мире. Вроде бы все понятно с местом действия (территория современной Украины) и временем (расцвет польского государства, Речи Посполитой). Вот и тянет читателя воспринимать события в контексте реальной истории той эпохи. Приметы эпоса в «Тарасе Бульбе» надо еще разглядеть. Более того, говорить, что «Тарас Бульба» это только героический эпос, было бы не совсем верно. В какой-то мере это и историческая проза, и даже реалистическая. Поэтому очень непросто вычленить, где тут проявляется эпическое начало, а где повествование приобретает черты реалистического произведения. Потому так легко ошибиться и, по аналогии с какими-то явно реалистическими моментами (например, бытовыми описаниями), счесть реалистическими и те места, которые на самом деле таковыми не являются, а представляют собой черты героического эпоса. Дерегус М. Г. Казнь Остапа. Иллюстрации к произведению Гоголя «Тарас Бульба». 1952 Действие «Тараса Бульбы» происходит в специально сконструированном под авторскую задачу художественном мире. Все моменты, взятые из реальной истории, играют там роль декораций. Взять, допустим, время действия повести. Какие это годы? Есть ли в тексте явные привязки? Да! Например, там есть фраза: «Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников…» Значит, XV век? Не спешите. Там есть и другая фраза, слова одного из эпизодических героев: «А так, что уж теперь гетьман, зажаренный в медном быке, лежит в Варшаве, а полковничьи руки и головы развозят по ярмаркам напоказ всему народу». Какой исторический факт тут подразумевается? Гетман Семерий Наливайко, один из лидеров казацкого мятежа в Польше, был казнен в Варшаве в 1597 году — казнен таким вот зверским способом. Значит, XVI век? Снова не торопимся. Ближе к концу повести упоминается, как восставшие казаки пленили польского военачальника, коронного гетмана Николая Потоцкого: «Согласился гетьман вместе с полковниками отпустить Потоцкого, взявши с него клятвенную присягу оставить на свободе все христианские церкви, забыть старую вражду и не наносить никакой обиды козацкому воинству. Один только полковник не согласился на такой мир. Тот один был Тарас». А Николай Потоцкий — это уже XVII век. Коронным гетманом (то есть главнокомандующим) он был в 1637—1646 годах, а описанное в «Тарасе Бульбе» казацкое восстание («поднялась вся нация») более всего соответствует реально случившемуся казацкому восстанию 1637–1638 годов. Откуда такие «нестыковки»? Работая над книгой, Гоголь пересмотрел множество летописей и исторических источников. Он прекрасно знал эпоху, которой посвящено его произведение. Но важнейшим материалом, который помог писателю так живописно передать характеры запорожцев, стали народные песни и думы. Как установили исследователи, в «Тарасе Бульбе» нет ни одного значимого эпизода или мотива, которые не имели бы своим источником героические народные песни и думы. В тексте — не ошибки автора, а намеренное смешение реалий разных эпох. Это было нужно ему именно для того, чтобы дать ощущение эпичности происходящего. События из разных времен сгруппированы вместе — для того, чтобы создать картину противостояния двух сил, двух полюсов, добра и зла — угнетаемых православных русских людей и угнетателей, поляков-католиков. Как эта картина соотносится с историческими реалиями? На этот счет историки дают разные ответы. Важно иметь в виду, что когда Гоголь говорит «русские люди», «русская земля», «русская сила», «русская вера» — речь идет не об этнической или государственной идентичности, а о духовной. Во времена действия «Тараса Бульбы» (даже если брать по верхней границе (30-е годы XVII века) России не принадлежали те территории («Украйна»), где происходят описанные в повести события. Эти территории принадлежали Речи Посполитой — мощной на тот момент европейской державе, возникшей благодаря слиянию в XIV веке королевства Польского и Литвы. Герои повести, казаки-запорожцы, были подданными польской короны. Часть этих казаков была реестровыми, то есть считались нерегулярными польскими вооруженными формированиями, обязаны были защищать южные границы Польши — и получали за то определенные привилегии и денежное содержание. Поэтому в реальности русскую землю (то есть русское государство) они, конечно же, не защищали. Шмаринов Д. Мать. Иллюстрации к повести Гоголя Н.В. «Тарас Бульба» При этом казаки-запорожцы — православные христиане, а Речь Посполитая была государством католическим, которое, формально декларируя веротерпимость, в действительности оказывало сильнейшее давление на своих православных подданных, принуждая их принимать католичество или униатство (униатство — попытка скрестить Православие с католицизмом, где от православной веры остались только внешние обрядовые моменты). Гонения на православных людей заключались и в ущемлении прав, и в издевательствах, и в финансовом бремени (например, в необходимости платить деньги за саму возможность совершать в православных храмах богослужения), и, как нередко случалось, в физическом преследовании. Упомянутый в повести эпизод — «Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан» — один из множества подобных. Поэтому периодически случавшиеся на восточных территориях Речи Посполитой мятежи и восстания имели одной из своих причин и религиозную мотивацию — стремление защитить православную веру. Эта мотивация не была единственной — там сплетались многие факторы, и социальные, и экономические (например, не всех казаков брали в реестр, и те, кто туда не попадал, лишался привилегий, им было обидно). Но Гоголь в «Тарасе Бульбе» намеренно упрощает эту сложную реальность, изображая мир, где, с одной стороны, господствуют жестокие поляки-католики, а с другой, страдают под их гнетом русские люди (напомню, русские — не в этническом смысле этого слова, а люди, исповедующие русскую веру: в средние века это был просто синоним Православия — такой же, как и греческая вера). Гоголь создает художественный мир, так деформирует время и пространство, чтобы в этих исторических декорациях оказалось возможным говорить о том, что ему было крайне важно: о доблести и мужестве, о смысле воинского подвига с христианских позиций. Суть воинского подвига, с точки зрения Гоголя — готовность отдать жизнь за истину (то есть за истинную веру) и за своих друзей. И такой подвиг могут совершать не только праведники, но и грешники. Ратный подвиг способен спасти человеческую душу, которая иначе погибла бы из-за множества грехов. Важно понять: Гоголь нисколько не идеализирует своих героев-казаков. Ему чужда идея, что героическая смерть на поле брани становится оправданием недостойного образа жизни. Грех остается грехом, даже если грешник в итоге оказывается спасен и попадает в Царствие Божие. «Хорошо будет ему там. “Садись, Кукубенко, одесную меня! — скажет ему Христос, — ты не изменил товариществу, бесчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал Мою Церковь”». Но в том-то и парадокс, что одно не уравновешивает другого. Гоголь, описывая нравы запорожцев, показывает, что они склонны к пьянству, что они пренебрегают соблюдением постов, что они плохо заботятся о находящемся в Сечи храме. «Притом же у нас храм Божий — грех сказать, что такое: вот сколько лет уже, как, по милости Божией, стоит Сечь, а до сих пор не то уже чтобы снаружи церковь, но даже образа без всякого убранства. Хотя бы серебряную ризу кто догадался им выковать! Они только то и получили, что отказали в духовной иные козаки. Да и даяние их было бедное, потому что почти всё пропили еще при жизни своей» — говорит в повести кошевой, то есть выборный предводитель казаков. И уж тем более Гоголь не скрывает присущей казакам жестокости. «Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе». Или: «Не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие козаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя». Вряд ли найдется хоть один читатель, который увидел бы в этих авторских словах одобрение. Но, тем не менее, даже такие грешники способны на самопожертвование, готовы идти ради истины на смерть (подчас на крайне мучительную смерть, как Остап). В человеке парадоксальным образом могут совмещаться мужество и жестокость. Что характерно (и Гоголь это в повести прямо показывает), сама ситуация, в которой приходится умирать, может оказаться следствием греха этих готовых положить жизнь за други своя героев. Например, почему вообще погибли большинство казаков, осаждавших польский город Дубно? Потому что они разделились, часть казацкого войска решила отправиться в набег на татар. Тут у Гоголя явная отсылка к евангельскому «всякое царство, разделившееся в самом себе, опустеет, и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12:25). Но если уж, так или иначе, перед человеком встает выбор — отдать жизнь за благое дело или струсить, предать, то самопожертвование спасает даже грешную душу. Герасимов А. Иллюстрации к повести Гоголя «Тарас Бульба». 1952. В этом и проявляется гений Гоголя: он умел в простом, грешном человеке увидеть способность к подвигу, решимость на подвиг. Очень легко осудить героев повести, поставить себя выше их. Но можно, вслед за Гоголем, посмотреть глубже, увидеть человеческую сложность, противоречивость, увидеть, что грех и героизм не уничтожают взаимно друг друга, как щелочь и кислота в химическом опыте, а способны долго сосуществовать в человеческой душе. И неожиданно — для тех неожиданно, кто привык смотреть на всё рационалистически! — в критический момент такой человек совершает подвиг. Примеров, уже не из повести Гоголя, а из реальной жизни, предостаточно. Взять хотя бы подвиг Александра Матросова, закрывшего своей грудью немецкий пулемет. А кем был Матросов до войны? Трудным подростком. И не случись войны, возможно, так и пошел бы по кривой дорожке… Вообще, Гоголя проблема воинского подвига всегда очень волновала — причем не только как писателя, но в первую очередь как христианина. Позволительно ли христианину убивать на поле брани? Гоголь делал по этой теме выписки из святых отцов, у которых, замечу, не было единого мнения на сей счет. Так, например, святой Василий Великий ввел канон, согласно которому, воин, убивавший в бою, на три года лишался права причащаться. В реальности этот канон не исполнялся (из уважения к воинскому подвигу), но само его принятие говорит о том, что церковное сознание видело здесь проблему. С другой стороны, святой равноапостольный Кирилл приравнивал к христианским мученикам всех воинов, погибших в боях за веру и отечество. Проблема и поныне остается дискуссионной. С богословских позиций ее, кстати, пытался рассмотреть русский философ Иван Ильин в своей книге «О сопротивлении злу силой» (1925 год). Естественно, что свои представления о воинском подвиге Гоголь воплотил и в «Тарасе Бульбе». Более того, он в каком-то смысле сформировал в отечественной культуре представление о том, что такое подвиг. Естественно, подвиги совершались и раньше, но вот осмысление этого слова по-настоящему произошло как раз благодаря «Тарасу Бульбе». Точно так же, как, например, и до «Ревизора» были самозабвенные вруны, пускающие всем пыль в глаза, но только после гоголевской комедии в обиход вошло слово «хлестаковщина». Явление было и раньше, а представление о нем появилось, когда «Ревизор» вошел в русскую культуру. Традиционно считается, что «Тарас Бульба» учит патриотизму. И это действительно так — но только с учетом того, что патриотизм Гоголь понимал по-своему. Для Гоголя патриотизм, то есть любовь к родной земле, неотделим от любви к Богу, то есть от веры и жизни по вере. Он сам писал об этом: «Тому, кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь очень много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, — нужно иметь много любви к человеку вообще и сделаться истинным христианином во всем смысле этого слова» («Авторская исповедь»). А в письме к своему другу, графу Александру Петровичу Толстому, он высказывается еще яснее: «…нам прежде всего нужно жить в Боге, а не в России. Будем исполнять закон Христа относительно тех людей, с которыми нам придется столкнуться, а о России Бог позаботится и без нас». Именно такое понимание патриотизма выразил Гоголь и в «Тарасе Бульбе», оно проявляется во всем художественном строе повести. И ее центральный, сюжетообразующий конфликт — предательство, которое совершил сын Тараса Андрий — как раз об этом. История Андрия — это история о том, как одно предательство влечет за собой другое. То, что он пылко влюбился в дочь польского воеводы — это, конечно, не грех. Грех начинается с тех решений, которые принимает Андрий ради своей любви. Первое, что он отвергает — это веру. Ведь именно разница в вероисповедании была тут главным препятствием. Он православный, она католичка, соединиться браком они не могли, а близость вне брака — несомненный грех что с православных, что с католических позиций. Андрию приходится выбирать, что ему дороже — Православие или прекрасная полячка. Выбирая полячку, он автоматически отвергает Православие. Отвергнув Православие, он отвергает и родину. «Кто сказал, что моя отчизна Украйна? Кто дал мне ее в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты!» — говорит он своей возлюбленной (которая, кстати, куда более трезво оценивает ситуацию: «тебе нельзя любить меня; и знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут отец, товарищи, отчизна, а мы — враги тебе»). Отвергнув отчизну, Андрий предает уже и самых близких своих людей — отца, брата, боевых товарищей. Кончается его предательство тем, что он вступает с ними в бой в качестве польского офицера. А началось все именно с отхода от веры, с отвержения Божиего Промысла о себе. Такое вот «доказательство от противного» Гоголь применяет, чтобы выразить свою мысль: патриотизм — это лишь следствие из главного, то есть из веры в Бога, доверия Богу. Но не будет веры — не будет и патриотизма. Без веры патриотизм лишается своих оснований, его можно отвергнуть с помощью рациональных аргументов (что и делает Андрий, его логика вполне убедительна, если, конечно, вынести за скобки Бога). Кибрик Е. А. Смерть Тараса, цветная автолитография. 1945 В повести «Тарас Бульба» не так-то легко понять, какова позиция автора. Повесть написана от лица некого рассказчика, но было бы ошибкой отождествлять этого рассказчика с самим Гоголем. От чьего лица излагаются читателю события повести? Кто этот рассказчик? Автор, открытым текстом излагающий свои мысли, дающий свои оценки происходящему? Ни в коем случае! Рассказчик в «Тарасе Бульбе» — это тоже герой, только неявный, безымянный. Местами он говорит то, что мог бы безусловно сказать и сам Гоголь, а иногда почти отождествляет себя c героями повести, казаками-запорожцами с их необузданными нравами. К примеру, можно ли представить Николая Васильевича Гоголя, с веселой усмешкой описывающего подробности еврейского погрома на Сечи? Нет, это не Гоголь! А кто? Можно предположить, что это воображаемый современник героев повести. Есть в тексте, кстати, такие слова: «Не погибнет ни одно великодушное дело, и не пропадет, как малая порошинка с ружейного дула, козацкая слава. Будет, будет бандурист (Бандурист — музыкант, играющий на бандуре, струнном инструменте, распространенном в старину на Украине. — Прим. ред.) с седою по грудь бородою, а может, еще полный зрелого мужества, но белоголовый старец, вещий духом, и скажет он про них свое густое, могучее слово». Вот местами в качестве рассказчика мы видим именно такого «седого бандуриста», «белоголового старца». Но это не Гоголь, это его маска. А вот, к примеру, сам Гоголь: «Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы…» — вот это уже взгляд не седого бандуриста, тут уже Гоголь снимает маску рассказчика. А потом снова надевает. То есть в повести между повествователем и автором есть дистанция, причем переменная. Иногда автор и повествователь сближаются до уровня неразличимости, иногда — отдаляются максимально. Позволю себе привести эту его речь целиком: «Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Все взяли бусурманы, все пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а… — сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: — Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них не доведется так умирать!.. Никому, никому!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!» Кто это говорит? Тарас Бульба — или сам Гоголь его устами? Ведь эта речь — пожалуй, квинтэссенция авторской мысли. Такая дружба, такое товарищество, как здесь описано — это ведь ни что иное как воплощение христианской любви — в тех конкретных исторических формах и обстоятельствах. И еще: чтобы понять авторскую позицию в «Тарасе Бульбе», недостаточно читать только «Тараса Бульбу». Его надо сопоставлять с другими гоголевскими произведениями, потому что между ними есть важные смысловые связи. И это, кстати, свойственно не только Гоголю. Вот взять Пушкина, «Капитанскую дочку». Где там позиция самого Пушкина? Чтобы ее понять, нужно смотреть на слова всех героев, сопоставлять их, учитывая контекст, учитывая и предыдущее, и последующее развитие событий, учитывая отношения между героями. И нет среди них ни одного, чью позицию можно было бы полностью отождествить с пушкинской. Пушкинская — шире, многограннее. Вообще, учитель литературы должен привить ученикам понимание того, что художественное произведение — это не слепок с реальности, что у него, произведения, есть свои законы, эстетические. Но если хотя бы чуть-чуть знать и понимать эти законы — тогда понятней станет и окружающая нас действительная жизнь. Подготовил Виталий Каплан На заставке: Герасимов А. Тарас Бульба. 1952 Источник →

Дикая церковная инквизиция, люто боролась с инакомыслием не только в средневековой Европе, но и в России. Православные «святые отцы» были такими же кровожадными садистами и извращенцами, как и их «братья во Христе» – католики... Православная инквизиция в России Автор – Ефим Грекулов Во второй половине XVII в. в Московском государстве возникло широкое религиозное движение, известное под именем раскола. Внешним поводом для этого движения была церковная реформа, предпринятая патриархом Никоном и вызвавшая резкое столкновение внутри православной церкви между защитниками реформы и ее противниками. На стороне противников реформы была значительная часть низшего духовенства, недовольного поборами со стороны церковной знати, ее жестокостью, а также усилением ее власти. Но основной причиной развития раскола была борьба крестьян и посадских людей против феодальной эксплуатации. Это была классовая борьба, принявшая религиозную окраску, чем и объясняется живучесть раскола, просуществовавшего, несмотря на гонения, много лет. Но раскольнические выступления были крайне неорганизованны, политическая и социальная программа их отличалась большой незрелостью. Раскольники старались затушевать классовые противоречия, на первое место выдвигались споры о вере, об обрядах. Раскольническая идеология, так же как и православная, играла сугубо реакционную роль в развитии классового самосознания народных масс, в развитии классовой борьбы. Скрывавшаяся под религиозными спорами классовая борьба вызвала кровавые гонения против сторонников и защитников старой веры. Под лозунгом защиты «чистоты» православной церкви объединились все силы феодально-крепостнического государства, в том числе и церковь. Начало кровавого похода против раскольников как врагов государства и церкви было связано с именем патриарха Никона, который не останавливался перед суровыми мерами, чтобы задушить в самом начале новое антицерковное движение. Патриарх Никон, подобно своим предшественникам, был богатейшим феодалом и не стеснялся в средствах, когда шла речь об увеличении его вотчин и богатств. Современники говорили о Никоне, что он, как разбойник, грабил церкви и монастыри, захватывал вотчины бояр и служилых людей. Этому феодалу принадлежало свыше 25 тысяч крестьянских дворов. Крестьяне, жившие на патриарших землях, подвергались тягчайшей эксплуатации. Как отмечает один источник, Никон своих крестьян «тяжкими трудами умучил». Он беспощадно расправлялся также с неугодившими ему церковниками. За малейшие провинности их заключали в монастыри, отправляли в ссылку. Его называли «лютым волком», «жестоким истязателем». Начав поход против сторонников старой веры, Никон подвергал пыткам наиболее активных представителей раскола. Им резали языки, руки и ноги, сжигали на кострах. При Никоне инквизиторские костры запылали во многих местах. Яркую картину кровавого террора, предпринятого Никоном и его приспешниками, дает, в частности, раскольническая литература. «Никон, – писал в своем послании расколоучитель Аввакум, – епископа Павла Коломенского мучил и сжег в новгородских пределах; протопопа костромского Даниила уморил в земляной тюрьме в Астрахани; священнику Гавриилу в Нижнем приказал отрубить голову; старца Иону Казанца в Кольском остроге на пять частей рассекли; в Холмогорах сожгли Ивана Юродивого, в Боровске – священника Полиевкта и с ним 14 человек. В Нижнем сожгли народу много, в Казани 30 человек, а живущих на Волге в городах и селах и не хотевших принять антихристовой печати клали под меч тысячами. А со мной, –продолжал далее Аввакум, – сидело 60 человек и всех нас мучил и бил и проклинал и в тюрьме держал»[1]. Расколоучитель Андрей Денисов в «Повести о жизни Никона» сравнивает участь раскольников с участью первых христиан в Римской империи. Перечисляя орудия пыток – бичи, клещи, тряски, плахи, мечи, срубы, он упоминает и о железных хомутах – типичном орудии инквизиции: «Хомуты, притягивающие главу, руки и ноги в едино место, от которого злейшего мучительства по хребту лежащие кости по суставам сокрушаются, кровь же из уст, и из ушей и ноздрей и из очей течет»[2]. В другом раскольническом памятнике гонения против сторонников старой веры изображены так. «Везде бряцали цепи, везде вериги звенели, везде Никонову учению служили дыбы и хомуты. Везде в крови исповедников ежедневно омывались железо и бичи. И от такого насильственного лютого мучительства были залиты кровью все города, утопали в слезах села и города, покрывались плачем и стоном пустыни и дебри, и те, которые не могли вынести таких мук при нашествии мучителей с оружием и пушками, сжигались сами»[3]. Повсеместное недовольство инквизиторской жестокостью Никона вынудило правительство (после низложения Никона в 1666 г.) расследовать деятельность этого опального патриарха. Царским указом предписывалось выяснить, кому Никон чинил наказание – «велел бить кнутом, и руки и ноги ломал, или пытал и казнями градскими казнил». Но «пытанных и казненных» было так много, что установить число пострадавших оказалось невозможно[4]. Тем не менее кровавый террор над раскольниками как врагами церкви и феодально-крепостнического государства продолжался и был освящен церковным собором 1666/67 г., на который собрались виднейшие представители церкви. Собор во главе с патриархом, сменившим низложенного Никона, оправдал инквизиционные действия против раскольников и подвел под них теоретическое обоснование; противников церкви, ссылаясь на решения первых вселенских соборов, осудили на различные «томления», т.е. казни. В соответствии с решениями этих соборов еретиков избивали воловьими жилами, им резали языки, руки, ноги, возили с позором по городу, а затем бросали в тюрьмы, где содержали до самой смерти. Ссылаясь на эти примеры, церковный собор требовал подвергнуть тяжким наказаниям и раскольников. Считая сторонников старой веры «хищными волками, на стадо Христово нападающими», и предавая их церковному проклятию, собор призывал светскую власть защищать интересы государства «крепкой десницей» и казнить раскольников смертью. «Православная церковь решила огнем да кнутом, да виселицей веру утвердить... Которые апостолы научили так? Не знаю», – писал Аввакум[5]. Требования церковных иерархов были удовлетворены. Выработанная еще при Иосифе Волоцком теория инквизиции при помощи светского меча на церковном соборе 1667 г. получила дальнейшее развитие. Собором было принято решение о суровом наказании противников официальной церкви не только церковным, но и гражданским судом. Это решение беспощадно применялось и при подавлении крестьянского восстания 1667-1671 гг. под предводительством Степана Разина. Крестьянская война показала, что в выступлениях против официальной церкви часто скрывался социальный протест крестьянских масс против эксплуатации и феодального гнета. Церковные иерархи добивались, чтобы светская власть безоговорочно принимала к суду и розыску раскольников, которых ей посылали представители церкви. Они добились издания в 1672 г. указа об усилении репрессий по отношению к противникам официальной церкви. Для борьбы с расколом в 1681 г. вновь созвали церковный собор во главе с патриархом Иоакимом. Этот собор решил казнить огнем первых расколоучителей и применить самые жестокие меры к их последователям. Постановления собора стали послушно выполняться, и 1 апреля 1681 г. на площади в Пустозерске сожгли в срубе раскольнических учителей протопопа Аввакума, Лазаря, Епифания и Никифорова, томившихся в местной тюрьме. По настоянию патриарха Иоакима в 1684 г. сожгли видного расколоучителя Федора Михайлова. Один из выдающихся раскольнических учителей Никита Пустосвят, как отмечает постановление церковного собора, был «главосечен и в блато ввержен, и псам брошен на съядение»[6]. Царской грамотой 1682 г. «О повсеместном сыске и предании суду раскольников» епископы получили новые полномочия в борьбе с расколом[7]. В церковных застенках раскольников пытали, затем духовные власти выносили решения о суде над ними, и эти решения беспрекословно исполнялись светской властью. Несмотря на церковные проклятия и огненные казни, число раскольников не только не уменьшалось, но быстро росло. На сторону раскольников переходили крестьяне и посадские люди, видя в новой идеологии одно из средств борьбы с социальным гнетом. В 1676 г. раскольников насчитывалось уже свыше ста тысяч. Только в Нижегородском крае при населении в 302 тысячи человек было 86 тысяч раскольников[8]. Из раскольнической литературы видно, что в расколе под религиозной оболочкой скрывался идеологический протест против феодально – крепостнической эксплуатации. Так, в одном раскольническом произведении говорится, что «закон градской вконец истреблен»,вместо законов воцарилось беззаконие, что «лихоимцы» завладели всеми городами и что на местах господствуют «злые приставники»[9]. О страшном терроре против раскола свидетельствует расправа с тремя псковскими раскольниками – Иваном Меркурьевым, Мартином Кузьминым и монастырским «бобылкой», т.е. крестьянином. Этих раскольников судил в 1683 г. псковский митрополичий приказ по распоряжению митрополита Маркелла. Их обвинили в «непристойных словах» против церкви, в «богохульном расколе» и распространении «писем», содержавших критику официальной церкви. Всех обвиняемых бросили в тюрьму Печерского монастыря, где жестоко пытали. Как сообщалось в «распросных речах», они были «на пытке распрашиваны и пытаны крепко и огнем и клещами жжены многажды и были им многие встряски»[10]. Вырвав нужные признания и дав им еще по сто ударов плетьми, инквизиторы отправили свои жертвы в застенок псковского воеводы Бориса Шереметьева, где по настоянию митрополита Маркелла их вновь пытали. Затем Ивана Меркурьева как главного зачинщика сожгли на костре, а пепел развеяли, чтобы «отнюдь знаков и костей не было». Мартина Кузьмина и монастырского бобылку отправили в Печерский монастырь для содержания «под крепким началом». Отобранные у них противоцерковные «письма и тетради» были сожжены[11]. В 1684 г. по доносу дьякона Ивана Григорьева в церковном суде разбиралось дело о раскольнике, Кольском стрельце Иване Самсонове. Его трехкратно пытали, а затем после наказания кнутом сожгли на костре. По настоянию патриарха Иоакима был издан царский указ, которым предписывалось усилить борьбу с «церковными противниками». Людей, обвиненных в «церковных противностях», предлагалось пытать и сжигать на костре, а менее виновных – после наказания кнутом содержать «с великим бережением» в монастырских тюрьмах, давая только хлеб и воду[12]. Церковных противников сжигали не только на кострах, но и в раскаленных железных котлах.Так в 1669 г. были сожжены в железном котле раскольники Петр и Евдоким. Не стерпя жестоких пыток, некоторые крестьяне – раскольники переходили в православие, но это не избавляло их от тяжких наказаний. Так, в 1684 г. в новгородском духовном приказе производилось следствие о «воре – иконнике» Михайлове. Хотя под пытками он и отказался от исповедания раскола, его все же сожгли[13]. В 1671 г. повесили «умоверженного» самозванца Ивашку Клеопина за то, что он, как сказано в приговоре, «иконы и книги божественные бесчестил». Для расправы с религиозным движением в 1685 г. был издан указ, известный под именем «12 статей о раскольниках». Этот указ санкционировал массовый террор под видом охраны «чистоты» православия. Творцом указа был фанатик и злейший враг раскольников патриарх Иоаким, считавший делом своей жизни «искоренение злого плевела еретического вконец». Указ предписывал пытать тех, кто не подчинялся официальной церкви и ее служителям, – не ходил, как требовалось, к исповеди, не посещал церковных служб, не пускал в свой дом священников для исполнения треб, кто своим враждебным отношением к церкви «чинил соблазн и мятеж». «Церковных противников» вновь предлагалось сжигать в срубе, а пепел их развеивать по ветру. Раскольников, раскаявшихся под пытками, предписывалось заключать в монастырские тюрьмы и держать пожизненно в строгом заточении. Имущество церковных мятежников – крестьянские дворы, лавки посадских людей, промысла – отбиралось, а поселения «сжигались без остатку»[14]. На основании этого указа епархиальные архиереи организовали массовые облавы на раскольников, подвергая их пыткам и казням. Представителей церкви сопровождали офицеры и стрельцы. По настоянию духовных властей уничтожались деревни и села, где жили раскольники, их скиты и монастыри. В Каргополе инквизиторы сожгли Андрея Семиголова и «еще Андрея с братом»; на Чаранде сожгли кузнеца Афанасия с Озерец. Предварительно его пытали в трех застенках, ломали клещами ребра, выставили на долгое время на мороз и поливали водой[15]. По свидетельству иностранцев, только перед пасхой 1685 г. патриархом Иоакимом было сожжено в срубах около девяноста «церковных противников»[16]. Пытки и казни усилили массовое бегство крестьян и посадских жителей. Они оставляли свои деревни и слободы, бежали на Дон, за Урал, за рубеж, где организовывали раскольничьи центры со своей хозяйственной жизнью. В эти центры устремились беглые «сходны», искавшие пристанища и работы. Для сыска беглых посылались карательные отряды во главе с представителями духовенства. Не везде крестьяне безропотно переносили гонения. Нередко они с оружием в руках защищали свое добро, право молиться, как подсказывала им совесть. Новгородский митрополит Корнилий для сыска раскольников направил в Заонежскую область протопопа Льва Иванова со стрельцами. Этот отряд был крестьянами обстрелян. В Пудожской волости упорное сопротивление отряду стрельцов, посланному епископом Афанасием, оказали крестьяне – раскольники во главе со старцем Иосифом. Не подчинились раскольники и воинскому отряду, посланному по настоянию тобольского епископа Игнатия. Стародубского священника Якова Хончинского в 1677 г. крестьяне вытащили из алтаря и избили. Нападение на церкви и духовенство и «поругание» креста и икон носило массовый характер[17]. Много раскольников было на Дону, куда бежали крестьяне, спасаясь от преследований, от феодального гнета и закабаления. Репрессии против них были организованы по настоянию патриарха Иоакима. Пойманных раскольников доставляли в патриарший приказ и подвергали пыткам. Стремясь очистить Дон от «еретиков», инквизиторы вырезали им языки «за противные ругательства церкви», вытягивали их клещами, предавали смертной казни, заключали в монастырские тюрьмы[18]. Верные Москве зажиточные казаки помогали царю и патриарху под видом борьбы с «церковными противниками» подавлять протест крестьян против гнета и кабалы. Агентами патриарха в 1688 г. был захвачен организатор выступления против Москвы донской атаман Самойло Лаврентьев. Его пытали в духовном приказе, а затем казнили в Москве вместе с раскольничьим попом Самойлой. В Черкасске сожгли попа – раскольника за то, что тот не молился богу за царя и вел агитацию среди раскольников против Москвы. Борясь с расколом казнями и пытками, духовное ведомство прибегало также и к идеологическому воздействию на массы. По поручению московского патриарха Иоакима противников церкви подвергали проклятиям и анафеме. Духовные власти издавали специальную литературу, которая ставила своей целью посрамить врагов царя и церкви, вызвать к ним всеобщую ненависть и презрение. В 1667 г. был издан «Жезл правления», в 1682 г. «Цвет духовный», «Обличение неправды раскольнической», составленное тверским епископом Феофилактом Лопатинским, и др. В этой литературе раскольники назывались невеждами, еретиками, злодеями, их считали заслуживающими анафемы и казни. Инквизиционные методы борьбы с еретиками в XVIII в. получили дальнейшее развитие. В «Статьях о святительских судах», составленных в 1700 г. при Петре I по инициативе патриарха Адриана, вновь доказывалось право церкви на беспощадное уничтожение ее врагов. Следствие о «церковных мятежниках» вели патриарший приказ и епархиальные церковные суды, упорствующих отсылали в стрелецкий и другие приказы для «градского» наказания[19]. Идеологами и организаторами террора по отношению к раскольникам и другим противникам церкви были церковные иерархи. Филофей Лещинский, назначенный в 1702 г. сибирским митрополитом, рекомендовал Петру I истреблять церковных раскольников, а дома их разрушать до основания. Ближайший помощник Петра, нижегородский епископ Питирим в 1706 г. подробно разработал программу по борьбе с антицерковным движением. Называя «церковных мятежников» государственными преступниками, которые «благочинию государственному не радуются», «на церковь вси злобою согласны», Питирим предлагал хватать их, наказывать смертью, а деревни уничтожать. Петр I одобрил предложенные Питиримом меры борьбы с антицерковным движением. В 1718 г. им был издан указ о строгом преследовании раскольников, об оказании правительственными органами помощи церковным инквизиторам в их «равноапостольском деле», как назвал Петр кровавую расправу духовенства с врагами церкви. За неоказание такой помощи виновные карались смертью «без всякого милосердия» как враги святой церкви. Раскольнических «заводчиков» и учителей предписывалось подвергать жестокому наказанию и, вырезав ноздри, ссылать на галеры[20]. Питирим составил в 1718 г. особое руководство по борьбе с расколом, назвав его «Духовной пращицей». Этой книгой в течение многих лет пользовались представители церкви как незаменимым пособием для борьбы с еретиками и прочими врагами господствующей церкви. Под видом ответов на вопросы раскольников Питирим дал в «Духовной пращице» развернутую программу борьбы против раскола. И в «доношении» на имя Петра I и в своей «Пращице» Питирим доказывал право церкви на физическое уничтожение ее врагов. «В новой благодати, – писал он, – подобает наказанию и смерти предавать непокоряющихся восточной церкви». Он ссылался при этом на евангельские тексты и «творения» Иосифа Волоцкого, причем не гнушался и подлогом. Им использовалось, например, «Соборное деяние на еретика – армянина Мартина 1157 г.» для доказательства древности трехперстного знамения. Со старого пергамента были соскоблены прежние письмена и написаны новые почерком XVIII в. Эту фальшивку показывали раскольникам, хотя подложность ее была установлена еще в 1722 г. старообрядческим начетчиком Андреем Денисовым. Питирим не ограничился только теоретическим обоснованием необходимости физического уничтожения врагов церкви. Будучи нижегородским епископом, он организовал крестовый поход против раскольников,добиваясь насилиями и угрозами массового возвращения их в православие. В Нижегородском крае, где особенно чувствовался феодально-крепостнический гнет, отступников от официальной церкви было очень много – в 1718-1724 гг. их насчитывалось 122 тысячи. Питирим лично вел допросы раскольников с пристрастием, пытал их в архиерейской тюрьме, подвергал «градскому» наказанию с вырезыванием ноздрей. Таким образом, как хвалился Питирим, в православие было обращено свыше 68 тысяч человек. Спасаясь от гонений этого инквизитора, 12701 человек бежали, 1585 – не выдержали пыток и истязаний и умерли, 598 были сосланы и отправлены на каторгу[21]. По инициативе Питирима раскольничьи поселения, скиты и монастыри разорялись. Даже за рубежом раскольники не чувствовали себя в безопасности от свирепого инквизитора. В 1715 г. по его настоянию был разорен раскольнический центр Ветка, куда бежали из России раскольники, беглые «сходцы», спасаясь от преследований и в поисках работы. Так меч духовный, соединившись с мечом светским, беспощадно расправлялся с противниками официальной церкви. Этого жестокого инквизитора благодарная церковь незадолго до империалистической войны объявила «святым» и с большим торжеством организовала его «прославление», сфабриковав предварительно описание 260 «чудес», якобы совершившихся у его гроба. Жестоким инквизитором был и новгородский архиепископ Феодосий Яновский, действовавший против раскольников вместе с Преображенским приказом и Тайной канцелярией. А местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский вслед за епископом Питиримом в своем произведении «Камень веры» пытался теоретически обосновать необходимость жестоких гонений против «врагов» церкви, отмечая, что в народе часто бывают споры о вере – «пререкования и противословия». Осуждая тех, кто считал кровавый террор несовместимым с «кротостью церкви», он доказывал необходимость и «спасительность» смертной казни для церковных противников, ссылаясь при этом на опыт католической инквизиции. «Опыт показывает, – писал он, – что многие еретики, как донатисты, манахеи, альбигойцы и пр., оружием истреблялись»[22]. Он приводил также высказывания одного из столпов церкви – Августина о необходимости казнить еретиков. Подобно католическим инквизиторам Стефан доказывал, что церковь, предавая еретиков смерти, заботится прежде всего о спасении их души. «Если праведно убивать человекоубийц, злодеев, чародеев, – говорил он, – то тем более еретиков, которые паче разбойников душу убивают и в царстве мятеж всенародный творят»[23]. Призывая церковных мятежников к покаянию, Стефан грозил им, что в случае отказа «церковь оружие свое очистит, лук свой напряжет и возбудит сердца властелинов на месть расколу... И тогда достойную месть лютой кончиной воспримите»[24]. Инквизиторской жестокостью по отношению к противникам государственной церкви проникнут и «Духовный регламент», составленный архиепископом Феофаном Прокоповичем и утвержденный Петром в 1720 г. Людей, порвавших с официальной церковью, Духовный регламент называет «лютыми неприятелями, государству и государю непрестанно зломыслящими». Для борьбы с раскольниками регламент также предписывал наказывать их смертью и разорением их жилищ. Он мобилизовал для этого не только служителей культа, но и все население, обязывая всех доносить на раскольников церкви. За доносы «доводчикам» было обещано вознаграждение. Регламент считал, что лучшее средство распознать раскольников – это церковное причастие. За нехождение к исповеди и причастию назначались штрафы. Для раскольников ввели особое платье, которое должно было посрамить их в глазах народа. Особые штрафы назначены были за ношение бороды: раскольники считали бороду существенным признаком «истинного» православия. Феофан создал также особый институт духовных инквизиторов, которые должны были «с прилежнотщательным радением» следить за деятельностью епархиальных архиереев по борьбе с расколом. Первым протоинквизитором был назначен игумен московского Данилова монастыря Пафнутий. С 1721 г. дела об антицерковных выступлениях велись непосредственно и во вновь организованном Синоде – высшем органе по управлению делами православной церкви. Если требовался допрос «с пристрастием», то обвиняемых посылали в Сыскной приказ. На основании утвержденных в 1722 г. «Докладных пунктов Синода» Сыскной приказ обязан был оказывать Синоду помощь в его борьбе с церковными противниками.Так, Синод отправил в 1743 г. в Сыскной приказ крестьянина села Покровского Полуекта Никитина, обвинив его в том, что он-де «злейший враг церкви и благочестия противник». Несмотря на преклонный возраст Никитина (ему было 70 лет), его подвергли пыткам – подняли на дыбу и били кнутом. Никитин умер под пытками, не раскаявшись в том, в чем обвиняли его духовные власти. Таким же пыткам подвергли крестьянина Павла Сахарова, который во время насильственного причастия выплюнул «святые дары». Его отослали в «крепких кандалах» в московский Высокопетровский монастырь, дважды пытали, а затем за «богохульство и противность» приговорили к сожжению. Раскольников, бежавших в Сибирь, ловили и отправляли на вечную каторгу в Рогервик (порт на берегу Балтийского моря), раскольничьи поселения, монастыри и скиты громили, «дабы и след того места не знаем был». Мощи, чтимые раскольниками, и могильные памятники раскольнических учителей истреблялись. В 1722 г. Синод направил в Выговскую пустынь монаха Неофита для расправы с раскольниками. Другой представитель Синода, монах Иосиф Решилов разгромил стародубских раскольников на Украине. Даже представители светской власти называли монаха Решилова развратником, хищником, наглым проходимцем и грабителем Стародубского края. Представители Синода обладали большими полномочиями и наводили ужас на население. За укрывательство и защиту раскольников синодальные инквизиторы наказывали как «за противность власти». Жестокая расправа Решилова с крестьянами была причиной крестьянских восстаний. Поэтому Сенат хотел пресечь деятельность этого инквизитора, но Синод не дал его в обиду[25]. Большой воинский отряд в 1735 г. перешел польскую границу и вторично разгромил крупнейшее раскольничье поселение Ветку. Были сожжены дома ветковских крестьян, монастырские постройки, церковь. Инквизиторы захватили свыше 13 тысяч раскольников и отправили их в глубь России. Раскольнический учитель Варлаам был заключен под крепким караулом в нижегородский Печерский монастырь, чтобы он как сказано в решении, не мог «рассевать плевелы своего учения». В синодальной канцелярии содержали раскольников в таких условиях, что многие из них не выдерживали тяжести заключения, болели и умирали. Чтобы разгрузить свою тюрьму, Синод в январе 1732 г. велел 173 заключенных синодальной канцелярии разослать по монастырям для содержания «в цепях и железах и в трудах монастырских неисходно». Полномочия церковных властей по борьбе с расколом все расширялись. При епископах были организованы особые мирские суды по раскольническим делам, следствие по этим делам велось в Приказе церковных дел. По настоянию Синода раскольнические дела были причислены к «злодейственным», «понеже, – как сказано в указе, – раскольничья прелесть упрямства наполненная, правоверию противна и злодейственна»[27]. Особо важные дела рассматривались в Канцелярии тайных розыскных дел, но и тут на допросы и пытки являлись представители Синода. Так, в декабре 1720 г. Тайная канцелярия вела следствие о раскольнике Якове Семенове. Присутствовавший при допросах архимандрит Александро – Невскогомонастыря Феодосий предложил Семенова нещадно бить кнутом и, сослав в Соловецкий монастырь, держать в земляной тюрьме «до кончины жизни неисходно». Так и было сделано. В распоряжение Синода для борьбы с раскольниками предоставлялись воинские отряды. Кроме того, повсеместно рассылались синодские указы о выделении в распоряжение епархиальных властей воинских команд. Для усиления борьбы с церковными противниками Синод издал в 1721 г. особые «Пункты для вразумления раскольников», составленные архимандритом Заиконоспасского монастыря Феофилактом Лопатинским и архимандритом Златоустовского монастыря Антонием. В этих «пунктах» вновь была сделана ссылка на постановления Кормчей книги об еретиках и на необходимость их наказания по «градским» законам. Синод ссылался также на постановления церковного собора 1666/67 г. и на Уложение 1649 г. Гражданской власти оставалось только выполнять решения Синода о наказании еретиков. При Синоде была организована в 1723 г. особая розыскная раскольническая канцелярия, во главе которой стояли инквизиторы – тверской архиепископ Феофилакт Лопатинский и иеромонах Афанасий Кондоиди. По данным Синода, из 190 тысяч записавшихся в раскол с 1716 по 1737 г. обращено в православие, бежало, сослано на каторгу и умерло в результате гонений 111 тысяч[28]. Феофилакт составил особое руководство для церковников – «Обличение неправды раскольнической». В нем раскольники именовались «злокозненными и деревенскими мужиками». В 1745 г. «Обличение» дополнил известный ростовский митрополит Арсений Мациевич. И он не жалел бранных слов по адресу раскольников, называя их «сатановерами», «хищными волками, душепогубительными бесами». Приводя примеры из Ветхого и Нового заветов, а также из церковной истории, Арсений доказывал право церкви на физическое уничтожение ее врагов. «Учение Христа, – говорил он, – дает к тому достаточно оснований»[29]. И сожжение раскольников как врагов церкви в этот период было далеко не редким явлением. Раскольника старца Варлаама обвинили в том, что он произносил хулу на бога и на иконы. У него вырвали язык, а затем сожгли. Сожгли живым и Матвея Николаева за его «великий раскол». Раскольник Денис Лукьянов умер под пытками, а после смерти тело его было сожжено[30]. Крестьянин Павел Сахаров во время насильственного причастия выплюнул дары, которые принимаются при этом. Его отослали в «крепких кандалах» в московский Высокопетровский монастырь, где дважды пытали, затем за богохульство приговорили к сожжению. К смертной казни сожжениемприговорили в 1752 г. дворцового коменданта Якова Куприянова, обвиненного в богохульстве. Иностранец Берхгольц, оставивший интересный дневник о своем пребывании в России, подробно рассказывает, как сжигали людей за богохульство. По его словам, в 1718 г. в Петербурге сожгли заживо человека, который сказал, что почитание икон является идолопоклонством, и который во время совершения церковной службы выбил икону из рук епископа. «Осужденного, – писал Берхгольц, – поставили на костер, сложенный из разных горючих веществ, и железными цепями привязали к устроенному на нем столбу с поперечной на правой стороне планкой, к которой прикрепили толстой железной проволокой и потом плотно насмоленным холстом руку, служившую орудием преступления. Сперва зажгли одну эту правую руку и дали ей одной гореть до тех пор, пока огонь не стал захватывать далее, а князь кесарь вместе с прочими вельможами не приказал поджечь костер. При таком страшном мучении преступник не испустил ни одного крика и оставался с совершенно спокойным лицом, хотя рука его горела минут семь или восемь, пока, наконец, не зажгли всего возвышения. Он неустрашимо смотрел все это время на пылавшую свою руку и только тогда отвернулся в другую сторону, когда дым уже очень стал есть ему глаза и у него начали гореть волосы»[31]. Рассказ очевидца – лучшее свидетельство беспощадного отношения к лицам, выступавшим против церкви и ее обрядов. По инициативе духовных властей проводились также массовые процессы против участников антицерковных движений. Таково было, например, дело «о богопротивных сборищах и действиях», возникшее в 1733 г. и законченное лишь в 1739 г. Сторонники этого движения искали средства для избавления от гнета и улучшения своего существования в мистическом движении. По этому делу привлекли в качестве обвиняемых 303 человека. Хотя следствие велось в Тайной канцелярии, душой процесса были члены Синода: архиепископ Феофан Прокопович, епископы Питирим и Леонид Сарский. Феофан руководил допросом обвиняемых, читал и сличал их показания, сводил подсудимых на очные ставки. Допросы при помощи «пытки и огня» велись в его присутствии. Следствие над группой раскольников, привлеченных по этому делу и живших в Москве, вели архимандриты московских монастырей Кирилл и Евсевий. Непосредственное участие в следствии принимал также Синод. Ему представлялись подробные донесения о следствии, «экстракты» из расспросных речей. Синод оказывал давление на членов следственной комиссии, добиваясь осуждения всех привлеченных по этому делу лиц. Послушная следственная комиссия, где главенствовали церковные иерархи, осудила пятерых на смерть, 11 человек были наказаны кнутом, им вырвали языки и сослали на каторжную работу; 225 «виновных» били кнутом и сослали на каторгу; более 60 человек после наказания плетьми заточили в монастырь[32]. *** 1. С. Максимов. Рассказы из истории старообрядчества по раскольническим рукописям. СПб., 1887, стр. 89; см. также «Памятники истории старообрядчества XVII в.», кн. 1, вып. 1. Л., 1927, стр. 16, 63-66. 2. Там же, стр. 54. 3. И. Филиппов. История Выговской пустыни. СПб., 1862, стр V 4 Н. 4. Ф. Каптерев. Патриарх Никон, т. II. Сергиев Посад, 1913, стр. 162 5. «Житие протопопа Аввакума им самим написанное». М., 1960, стр. 109. 6. АИ, т. V, № 194. 7. АИ, т. V, № 100. 8. Ф. Елеонский. О состоянии русского раскола при Петре I. СПб., 1864, стр. 7, 26. 9. Н. В. Варадинов. История министерства внутренних дел, т. 8. СПб., 1862, стр. 536. 10. «Судные процессы XVII-XVIII ее. по делам церкви». – «Чтения ОИДР», кн. 3, 1882, стр. 16. 11. Там же, стр. 16-18. 12. Там же, стр. 15. 13. «Чтения ОИДР», кн. 4, 1847, стр. 77. 14. Там же, стр. 27-30. 15. «Повесть душеполезная о житии преподобного отца Корнилия». – С. Максимов. Рассказы из истории старообрядчества, стр. 25. 16. М. И. Лилеев. Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII ее. Казань, 1895, стр. 8. 17. М. И. Лилеев. Указ. соч., стр. 147. 18. Н. Д. Сергиевский. Наказание в русском праве XVII в. СПб., 1887, стр. 143. 19. «Чтения ОИДР», кн. 4, 1847, стр. 17. 20. «Чтения ОИДР», кн. 2, 1889, стр. 81. 21. А. Синайский. Отношение русской церковной власти к расколу старообрядчества в первые годы синодального управления. СПб., 1895, стр. 56. 22. А. Н. Филиппов. О наказаниях по законодательству Петра I. СПб., 1800, стр. 138. 23. А. Н. Филиппов. О наказаниях по законодательству Петра I, стр. 138-142. 24. Там же, стр. 142. 25. «Полное собрание постановлений по ведомству православного исповедания», т. 4. СПб., 1886, № 1454. 26. «Полное собрание постановлений по ведомству православного исповедания», т. 1, 1886, № 225, 241. 27. «Собрание постановлений по части раскола, состоявшихся по ведомству святейшего Синода», кн. 1. СПб., 1860, стр. 3. 28. М. И. Лилеев. Указ. соч., стр. 291. 29. А. Синайский. Указ. соч., стр. 136. 30. «Описание архива святейшего Синода», т. 5, 1725, № 232. 31. Н. Д. Сергеевский. Указ. соч., стр. 76; см. также Ард. Попов. Указ. соч., стр. 287-288. 32. И. А. Чистович. Дело о противных сборищах и действиях. М, 1887. См. также А. И. Клибанов. К характеристике новых явлений в русской общественной мысли второй половины XVII – начала XVIII ее. – «История СССР», 1963, № 6, стр. 85-103. Источник: http://новости-россии.ru-an.info/новости/православная-инквизиция-в-россии-по-кровожадности-не-уступала-европейской/

Знахарка Елена Нарижняк Проходи милок , не глядя Через энтот - тот порог , Сплюнь налево , направляя Всю струю на потолок . Только вытрь о коврик боты . Черный кот мой чистоплотный : Протухает шерсть от грязи - В ней исчадие заразы . Все четыре вытри сразу . Тьфу - тьфу -тьфу ! Боюсь проказы , А покуда сядь в ведро - Тебе крупно повезло . Не гляди на левый угол - Паучиха там сидит , Моет лапы каждый ужин : Рукомойник ей висит . А теперь пожалуй в гости . Брошу на мышиный хвостик : Ай - ай - ай ! Душа болит - Будешь полный инвалид . Думы ведаю , не глядя На вчерашний Луноскоп , Зря прикрылся ты тетрадкой Под названьем "Гороскоп " В ем - неправильные даты , Если кушал натощак , И тогда все фигуранты Прейскурантом в швах трещат . Красный нос совсем холодный И похож на огурец . Попечалься о здоровье - Не бездойный твой конец . Не волнуйся своей правдой - У меня листок тетрадный , В ем записаны слова , Чтоб не мерзла голова . Я сверну клубочек шерсти , Чтоб не плакала невеста . Нет невесты ? Не волнуйся И в дела мои не суйся . Карта слева - ваших нет , Карта справа - шлет привет Царь - невеста . Слепок теста Узаконит весь пакет . Да не прячь житейской правды Замусоленный конверт : В ем - все зло , здоровья ради Я возьму его , на смерть . Только я привычна к яду - Не берет меня ничто . Положи его не рядом , А на левое плечо , А не то , болит несносно . Тьфу - тьфу - тьфу ! Боюсь коросты . Я прилажу то плечо К батарее , где же еще ? Капни яду мне на руку : Сильно пухну я от скуки . Извлеку я корень боли - Будешь насмерть мной доволен . У меня умок незрящий : Сведу с прошлым - настоящим , Пересыплю слоем соли , Положу на антресоли . А покуда , мил - дружок Забирайся на полок , Веник сдобрю карасином - Будешь пахнуть как резина . Да не бойся той отравы : Деколон я дам на травах - Враз забудешь свою смуту , Даже черт с таким не шутит . Коли хрупнет что то в носе , Иль подагра заболит , Знай : я твой домушный дохтур , По призванью Айболит . Ежли клещ тебя укусит , Напугай энцефалит : Мухомора на ночь скушай - Препользительнейший гриб ! Раздели на два ломточка : Один - внутрь , другой в носочек Сунь скорее . Меня слушай , Не то сглупишь свою душу . За трефовою дорогой Плюнь налево от порога , Не пропутай ты углы - Ныне ночь : ни згя , ни зги . Запиши углем мой адрес : " Куст ракиты за углом , Дальше прямо , там узнаешь В старом дереве дупло " . Дважды крякнешь старой уткой , Чтоб с тебя слетела грязь - Тут и я с венцом науки , Чертовщины не боясь . А теперь , с Валетом вместе Замешу тугое тесто , Настругаю пуд лапши От всей знахарской души . 26 02 2010

Я когда-то умру, мы когда-то всегда умираем, Как бы так угадать, чтоб не сам, чтобы в спину ножом. Убиенных щадят, отпевают и балуют Раем, Не скажу про живых, а покойников мы бережем. В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок, И ударит душа на ворованных клячах в галоп. В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб. Прискакали, гляжу - пред очами не райское что-то, Неродящий пустырь и сплошное ничто, беспредел. И среди ничего возвышались литые ворота, И огромный этап, тысяч пять на коленях сидел. Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом, Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел. Седовласый старик слишком долго возился с засовом И кряхтел и ворчал, и не смог отворить, и ушел. И измученный люд не издал ни единого стона, Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел. Здесь малина, братва, нас встречают малиновым звоном! Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел. Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ? Мне, чтоб были друзья, да жена чтобы пала на гроб, Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб. Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых, Это Петр Святой, Он апостол, а Я остолоп. Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок, Но сады сторожат, и убит я без промаха в лоб. И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых, Кони просят овсу, но и я закусил удила... Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок, Для тебя привезу, ты меня и из рая ждала!

Почему Реформация похожа на компьютерную игру, а Лютер проклял бы всех В уходящем году исполнилось 500 лет, как немецкий монах Мартин Лютер провозгласил знаменитые «95 тезисов», начав Реформацию в Католической Церкви. Как он повёл бы себя, оказавшись в нашем времени, чем схожи Реформация и Октябрьская революция и какова связь между протестантизмом и Альфредом Хичкоком, рассказывает религиовед Оксана Куропаткина. Оксана Владимировна Зеленова (Куропаткина) родилась в 1984 году в Обнинске. В 2006 году окончила Московский педагогический государственный университет по специальности «Русский язык и литература», в 2007 г. — Библейско-богословский институт святого апостола Андрея по специальности «Теология». В 2009 г. в Российском государственном гуманитарном университете защитила диссертацию на соискание учёной степени кандидата культурологии по теме «Религиозная и социокультурная самоидентификация "новых" пятидесятников в России». Преподавала в ББИ святого апостола Андрея, Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, Российско-американском институте, Свято-Филаретовском православно-христианском институте. С августа 2008 г. — научный сотрудник, с 2011 г. — старший научный сотрудник Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования при Отделении общественных наук РАН. С 2015 года — старший научный сотрудник Центра изучения и развития межкультурных отношений. Реформация ― это упрощённый квест до Бога ― Оксана, могли бы вы объяснить для профанов, что такое Реформация и почему она началась именно в 1517 году? Чего хотел добиться Мартин Лютер? ― Реформация была одним из движений за обновление Церкви, а они возникали на протяжении всей истории Запада. Эти поиски вдохновлялись важнейшим вопросом: «Как угодить Богу?». Для средневековых людей этот вопрос был таким же существенным, как для нас курс евро или доллара. Общая установка была такова, что загробный мир ― это самое главное. И вся система жизни должна быть устроена таким образом, чтобы обеспечить человеку загробное блаженство, а это невозможно без угождения Богу. А как Ему угодить? Всю систему ответов на этот вопрос можно представить в качестве компьютерного квеста: есть точка «А», на которой мы находимся, и есть пункт «В» (Бог), до которого надо дойти. Средневековая Церковь предлагала несколько вариантов. Самое лучшее ― уйти в монахи, а если вы этого не можете, то живете обычной жизнью, а то, чего вам недостает, компенсируете по принципу компьютерной игры: когда не хватает своих ресурсов, добираете их в окружающем вас пространстве. Есть святые люди, которые уже Богу угодили и сделали столько добрых дел, что с лихвой хватит не только на них, но и на многих других. Вы, с помощью Церкви, «заимствуете» у них их заслуги и благодаря этому достигаете Бога. Именно это легло в основу практики индульгенций. Индульгенция ― это бумага, согласно которой человек освобождался от церковного наказания, епитимии, за грехи, в которых раскаялся, благодаря «сверхдолжным заслугам». Но есть проблема: Церковь, главный «разработчик» путей к Богу, поражена «вирусами» ― алчностью, равнодушием, лицемерием. Соответственно, с точки зрения реформаторов, ее нужно очистить, так как она ― основа общества, основа богоугодной жизни. Как правило, большая часть движений за такое очищение оставалась внутри Церкви и так или иначе добивалась цели. Те же, кто не мог договориться с Церковью, назывались еретиками и отторгались от неё. Именно радикалы-еретики сформировали ту повестку, которую впоследствии озвучил Мартин Лютер. Это требование перевода богослужения на понятный язык и требование евангельской чистоты как церковной структуры, так и жизни. Всё это имеет прямое отношение к «квесту» до Бога: он должен быть не извилистым и сложным, а простым. К началу XVI века в Европе уже отгремели два предреформационных движения: в Англии (Джон Уиклиф) и в Чехии (Ян Гус). Основная их установка ― Церковь как разработчик «квеста» не нужна, свой путь к Богу каждый человек способен разработать самостоятельно. Не нужно выполнять все сложные церковные предписания, участвовать в Таинствах и так далее. Есть Бог, к которому может обратиться всякий человек, и есть «инструктивное письмо» от Бога ― Библия. Мартин Лютер Эти движения были осуждены, а вот так называемое devotio moderna (с латинского «новое благочестие» ― «ТД») осталось внутри Церкви. Это движение было нацелено на самоорганизацию мирян, которые объединяются в общины, практикующие молитву, аскетический образ жизни и так далее. Тяга к общинной жизни помимо церковных структур была очень большой. Начало XVI века ― период, когда Европа кипит идеями: и от еретиков, и от devotio moderna. Возмущение вызывает торговля индульгенциями ― из бумаги, дающей отпущение грехов за раскаянный грех, индульгенция стала гарантией прощения всех преступлений за деньги. Лютер честно прошел все предлагаемые Церковью пути: стал монахом и ревностно выполнял все предписания. После серьезного кризиса он пришел к выводу, что человек угождает Богу не делами, а только искренней верой. Только с помощью Бога произойдут внутренние изменения ― не только из внешнего поведения, но и из сердца уйдут злые побуждения. Бог уже все для тебя сделал, твоя задача ― следовать за Христом. Таким образом, Лютер предложил упрощенный вариант «квеста» до Бога. ― Спустя 28 лет Католическая Церковь начала встречное движение ― Контрреформацию. Чего она пыталась достичь и чего достигла в итоге? ― Само слово «Контрреформация» предполагает, что католики вступили в резкое противодействие протестантам и всё, что те придумали, «закатали в асфальт». На самом деле это не так. Контрреформация была похожа на что-то вроде «маркетинговой разведки» соперника: выясним его сильные стороны, возьмем их на вооружение и будем усовершенствованной, более конкурентоспособной структурой. В тех местах, где протестантов было достаточно, Контрреформация действовала силой оружия, а там, где на людей можно было воздействовать силой убеждения, активно его использовала прежде всего ее. Реформация предполагала личную ответственность каждого человека перед Богом. Если у человека есть такая ответственность, это его возвышает. Второе, чем привлекала Реформация –каждому человеку был открыт доступ к отношениям с Богом. Для этого не нужно было проходить сложную многоступенчатую подготовку: когда обращаешься к Богу, Он может изменить твое сердце. Третье ― Реформация предложила образование для всех слоев населения. Каждый человек должен уметь читать «инструктивное письмо» (Библию). Лютер был одним из первых, кто выступил за всеобщее образование, то есть учение, которое раньше было открыто только для определенных слоев населения, теперь была доступно многим. И четвертое ― Реформация предложила целый проект переустройства общественной системы на основании библейских ценностей. Общество должно представлять собой сеть независимых друг от друга ассоциаций, которые защищают свои интересы и обладают внутренней независимостью (яркий пример ― западное гражданское общества). Государство ― это арбитр, который балансирует интересы разных групп, выступает с позиций интересов общества и защищает закон. Таким образом, Реформация предложила людям прекратить жить под давлением иерархических структур. Что же в ответ сделали католики? Первые два пункта они реализовали, создав целый ряд новых орденов, нацеленных на личную духовную практику, на мистические переживания. Обновился культ почитания святых и Божией Матери. Святой ― это личность, с которой у тебя есть личные отношения, которая тебе интересна и которой ты хочешь подражать, хочешь быть с ней в духовном родстве. Эту личностность и открытость для всех благочестивых людей Контрреформация заимствовала у протестантов для своей мистической и орденской практики. Хуан де ла Крус (в русском переводе ― Иоанн Креста) и Тереза Авильская, знаменитые испанские святые XVI века ― безусловный «продукт» Контрреформации. Хуан де ла Крус Если мы говорим об образовании, нельзя не упомянуть орден иезуитов, который был создан Игнатием Лойолой для защиты интересов римского престола. Главная сила иезуитов была не в интригах, как мы привыкли думать, а в мощной образовательной программе. Реформация предлагает образование, которое включает в себя и воспитание, и благочестивую жизнь. Иезуиты предложили то же самое, только от лица Римско-Католической Церкви. Более того, в жажде просвещения мира иезуиты опередили даже протестантов, начав раньше их миссионерствовать в неевропейских странах (считается, что Франциск Ксаверий, один из основателей ордена иезуитов, обратил к Христу больше людей, чем кто бы то ни было в истории, не считая апостола Павла ― «ТД»). Наконец, государство и общество, которые предложила Реформация, тоже были заимствованы католичеством. Общество и власть во всех европейских странах так или иначе были преобразованы Реформацией, даже если этого не особенно хотели. Закон есть результат общественного согласия, что государь ответственен перед народом, что общественные ассоциации защищают свои интересы ― эти новые правила игры были приняты Католической Церковью. Кстати, многочисленные новые ордена уже в новой политике гражданского общества. Церковь воспринимает себя как отдельный институт, который продвигает свои интересы в других ассоциациях. ― Можно ли сказать, что Контрреформация была задумана специально для того, чтобы открыто не принимать предложения Лютера, а сделать вид, что католическая церковь сама пришла к этим изменениям? ― Можно. Но Католическая Церковь скорее утверждала, что все, что Лютер сказал разумного и здравого, в Церкви и так всегда было. Лютер проклял бы всех ― Итогом Реформации стало возникновение протестантизма. Был бы Лютер доволен, увидев десятки, если не сотни протестантских конфессий, серьёзно отличающихся друг от друга? ― Точно не был бы доволен. Он этого не хотел. Он вообще не хотел создавать какую-то новую Церковь. Как и Франциск Ассизский (католический святой конца XII ― начала XIII вв., основатель нищенствующего ордена францисканцев ― «ТД»), он настаивал на преображении Церкви и до конца надеялся, что будет услышан и Церковь в итоге реформируется. ― В чем тогда причина возникновения этих конфессий, и в чём их основное отличие? ― Главная причина такова, что Римский Папа Лев X категорически не принял Лютера. Вникать в то, что говорил реформатор, Папа не особенно хотел и решил, что новое движение нужно задавить силой, а не вступать в нормальный диалог, и в 1520 году издал буллу об отлучении Лютера от Церкви. После публичного сожжения буллы Лютером стало очевидно, что он и его соратники находятся в прямой оппозиции Риму. Соответственно, решили они, Церковь нужно реформировать так, будто Папа ничего не сказал. Тогда Церковь разделилась на тех, кто считал, что Лютер прав, и на тех, кто считал, что быть в Церкви значит быть лояльным Папе Римскому. Независимо от Лютера на территории Швейцарии действовал священник Ульрих Цвингли, провозглашавший идеи, похожие на лютеровские. Цвингли и не собирался находить какой-то общий язык с Папой. Его поддержал магистрат Цюриха, который помог провести реформу Церкви. Так возникли уже два направления Реформации. Они пытались друг с другом договориться, в 1529 году была встреча Лютера и Цвингли, но, поскольку у них было разное понимание Таинства Причастия, они не сошлись и дальше действовали самостоятельно. Ульрих Цвингли Еще одно «крыло» возникло по политическим причинам. Идеями Лютера воспользовался английский король Генрих VIII, которому нужно было развестись с женой, не рожавшей ему наследника. Но Папа не позволял это сделать, поэтому Генрих, до этого активно защищавший католицизм против реформаторов, в 1534 году провозгласил себя главой Церкви Англии. После этого король дал богословам задание создать вероучение новой Церкви. Смешанный, компромиссный характер англиканства виден, например, в том, что были взяты реформационные идеи, но была сохранена католическая обрядность. Появилось и еще одно направление протестантизма. Утверждение Лютера, что каждый человек равен перед Богом, радикалы решили перенести на социальный уровень: «Если мы все равны перед Богом, почему у нас есть господа, почему есть богатые и бедные? Давайте всё у всех отберем и поделим!». Так появились анабаптисты, которые совершили первые в истории новой Европы коммунистические эксперименты. Так что протестантизм изначально не был единым движением. Что-то в нем возникало по политическим мотивам, что-то ― по внутренним причинам, но к консенсусу никто прийти не мог. Все нынешние протестантские деноминации развились на основе возникших в XVI в. Разница между ними похожа на разницу между научными школами: все стремятся к истине, но у одних сложилась такая практика и методология, у других ― другая. ― А как бы Лютер отнёсся к современному состоянию протестантизма, в том числе нарастающим либеральным тенденциям, совместным молитвам с католиками, женскому священству, благословению однополых браков и всё большему размыванию вероучения? ― Да проклял бы всех. Я думаю, он решил бы, что Церкви нужна новая Реформация. Лютер был человек горячий и нетерпимый по той причине, что горел истиной, которую он, как считал, сам открыл. Любой компромисс в вопросах вероучения и церковной практики был для него сродни предательству. Лютер был нетерпим не только к своим оппонентам, но и к друзьям. Так, его друг Филипп Меланхтон, который до последнего пытался сгладить противоречия, вызывал яростный гнев реформатора. При этом, как ни странно, Лютер был хорошим другом. Он был очень внимателен, если кто-то из друзей переживал или расстраивался, вникал в то, что с человеком происходит, писал письма одобрения и поддержки. В компании за кружкой пива (которое Лютер очень любил) он был очень веселым и компанейским человеком. Неудивительно, что у Лютера было много друзей, которые любили его и смирялись с его непростым характером. ― Можно ли сказать, что направление развития протестантизма было задано с самого начала, или никакой предопределенности не было? ― То, что протестантизм будет разнообразен, было заложено в самой его парадигме. То, что протестантизм вступит в яростный конфликт с Католической Церковью, тоже, мне кажется, заложено в его природе. То, что он принесет радикальные изменения, трансформации реальности ― тоже было очевидно. Если меняется подход к поиску Бога, это не может не спровоцировать серьезных изменений в обществе. Если Церковь делает всё неправильно, соответственно, и общество выстроено неправильно: «Мы, мы наш новый мир построим...». ― История не знает сослагательного наклонения. Тем не менее, могли бы вы предположить, как менялось бы западное христианство, если бы не случилось Реформации? ―Я думаю, что Реформации не могло не быть. Другое дело, что она могла бы остаться внутри Католической Церкви. Точно так же, как движение за обновление монашеской жизни в XII-XIII вв., когда отдельные еретики вышли за пределы церковной ограды, но раскола не произошло. Я предполагаю, что западная Церковь была бы очень похожа на то, что с ней произошло в конце XVII в. Обязательно был бы акцент на личное благочестие, на личные отношения с Богом, на личную ответственность, и обязательно была бы децентрализация и демократизация церковной жизни. Но, скорее всего, не было бы такого количества кровопролитных гражданских и международных войн. Рембрандт, Бах и Хичкок ― Можно ли сказать, что Октябрьская революция в России и Реформация по своим разрушительным последствиям в чем-то похожи? ― По негативным последствиям эти события точно можно сравнивать, так как в обоих случаях было большое количество жертв. Но сказать это будет недостаточно. В том, что сейчас говорят про отечественную революцию, меня не удовлетворяет однобокость подхода. Ситуация преподносится так, будто большевики свалились с неба как инопланетяне: до этого в России всё было хорошо, но тут пришли они и сделали всем плохо. Тем же самым страдает и подход к Реформации: откуда ни возьмись, появился Лютер со своими тезисами и поверг Европу в пучину кровавых последствий. Мне кажется важным понимать и про Реформацию, и про революцию, что они были в определенной степени неизбежны. Мы можем говорить о том, как можно было бы достичь преображения Церкви и общества без такого количества крови и инфернальных личностей, но это вынуждает нас констатировать, что ответственность за раскол Церкви и произошедшую революцию несут властные и интеллектуальные элиты. Если бы Папа Римский и вся стоящая за ним структура вовремя и адекватно среагировали на Лютера, было бы по-другому. Если бы властная и интеллектуальная элита России вовремя отреагировала на объективную потребность общества в модернизации, революции бы не было. Но, к сожалению, мы имеем то, что имеем. Если власть (и светская, и церковная) не решает проблемы мирным способом, революция неизбежна. Возлагать ответственность за это только на революционеров удобно, но неправильно. Филипп Меланхтон ― Как Реформация затронула Россию? ― Несколькими путями. Во-первых, с идеями Реформации Россия познакомилась с самого начала. Купцы кальвинистского и лютеранского исповедания появились еще при Василии III, отце Ивана Грозного. Русские цари к ним относились вполне лояльно ― естественно, с запретом проповедовать свою веру, но с разрешением исповедовать её так, как они считают нужным. Иван Грозный интересовался лютеранством, с удовольствием спорил с пасторами по поводу «люторовой ереси». Интересно, что именно он разрешил лютеранам построить церковь в Москве. Полемика с лютеранами была на протяжении XVII века. Положение 1649 года категорически запрещало иностранцам распространять свою веру. В1702 году Петр I издал указ, согласно которому торговым и военным людям, приезжающим в Россию, дается свобода вероисповедования. Русские люди знакомились с идеями Реформации через купцов и через офицеров-иностранцев, некоторые из которых были соратниками Петра Великого. Когда Петр разрабатывал реформу Церкви, он её сделал по лютеранскому образцу. Сам по себе Синод вполне православен: постоянно действующие малые соборы епископов известны в греческих Церквах как минимум с XV века. Но идея, что над коллегиальным органом, управляющим Церковью, стоит светский владыка ― это практика протестантских стран. Второй путь Реформации в России ― это русское религиозное сектантство XVIII-XIX веков. Оно появилось среди русских православных крестьян, критически относящихся к церковным институтам и создающих собственные общины. На наших «сектантов» повлиял анабаптизм, который пришел через Польшу и Украину. Наконец, третий путь Реформации, менее известный, но самый радикальный ― через православных епископов. Во времена петровских преобразований перед иерархами встал вопрос: как организовать жизнь своей паствы? Самые истово верующие и харизматичные люди ушли в старообрядчество, остались соглашатели, которым до религиозных вопросов не было дела. Народ не просвещен, не знает, как жить по-Божьему. Тогда решили взять западную религиозную традицию, перетолковать её по-православному и использовать для назидания народа. Самым подходящим для этого был пиетизм. Это движение внутри немецкого лютеранства, представленное малыми домашними группами, когда люди собирались, чтобы читать Священное Писание и соотносить прочитанное с реальной жизнью. Пиетисты оставили произведения, где подробнейшим образом описывали то, что называется «рождением свыше, и то, что мы сейчас часто можем слышать у баптистов и пятидесятников. «Рождение свыше» ― это момент, когда в душе у человека происходит переворот. Вся назидательная литература, особенно немецкая, содержала руководство как подготовиться к этому моменту. Одно из главных произведений на эту тему ― любимая пиетистами книга «Об истинном христианстве» Иоганна Арндта. По поручению Феофана Прокоповича в 1735 г. книга Арндта впервые была переведена на русский язык. Ее очень любил святитель Тихон Задонский, в одном из своих писем рекомендовавший прежде всего читать Библию, «затем Арндта прочитывать, а в прочие книги, как в гости прогуливаться». Вот так лютеранское благочестие попало в нашу русскую православную традицию. ― Что протестантизм дал мировой культуре? ― Например, жанр натюрморта. Натюрморт ― это не просто изображение неживого, а картина, имеющая символическое воспитательное значение. Если мы посмотрим на классические голландские натюрморты XVI-XVII веков, то увидим, что эта «рисовка» должна наводить тебя на мысль, что ты скоро умрешь. В ней всё имело определенный смысл. Конечно, мы не можем не упомянуть, что живопись в кальвинистских странах была изгнана из храма. Поскольку рисовать ничего там было нельзя, церковные христианские мотивы перешли в светскую живопись. Если говорить про музыку, то, конечно, это Бах и Гендель ― великий лютеранин и великий англиканин. Георг Фридрих Гендель Я бы еще сказала, что впоследствии протестантизм повлиял и на мировой кинематограф, прежде всего европейский и американский. Например, я вижу страх внутреннего хаоса, обостренный Реформацией, в таких жанрах, как триллер и фильмы ужасов ― привет Альфреду Хичкоку ― Как показал немецкий социолог и философ Макс Вебер, протестантизм решающим образом повлиял на развитие капитализма. Но почему в Европе все протестантские страны богаты (сюда можно добавить и США, Канаду, Австралию, Новую Зеландию), а в протестантских государствах Африки, Центральной Америки и большей части Океании никакого экономического чуда не наблюдается? ― Я бы не стала связывать это только с верой, так как есть множество экономических, природных, социальных и политических факторов. Определенная связь между богатством протестантских стран и протестантизмом безусловно есть. Особая протестантская этика ― порождение Реформации: каждого человека Бог поставил на свое место, дал определенный функционал и задачи. Твое дело ― хорошо делать то, чем занимаешься, как если бы ты это делал для Господа. Это культ профессионализма. Средства, которые ты получаешь в результате своей деятельности ― это средства для прославления Бога, для продвижения Его идей по миру. Нетрудно предположить, что критическая масса людей, настроенных таким образом, обязательно преуспеет. Дальше ― новая Реформация? ― Каковы нынешние перспективы развития протестантизма? ― Я думаю, те протестанты, которые говорят о новой Реформации, не так уж неправы. Мне кажется, основной потенциал за 500 лет протестантизм уже исчерпал. То, что сейчас он сталкивается с обмирщенным секуляризированным обществом, которому не может противостоять, говорит о том, что чего-то ему не хватает. Есть ощущение, что всей протестантской системе необходим «апгрейд». Сейчас цивилизация проходит новый виток, и протестантизму надо найти точку, где верность своим основам будет сочетаться с умением жить в XXI веке. Не прогибаться под изменчивый мир, а прогибать его под себя. Если протестантизму это удастся, тогда он перейдет на новый этап своего развития, если же нет, он будет как соль, потерявшая силу. ― Как пятивековой юбилей Реформации «отмечало» научное сообщество? ― В разных городах России прошли конференции, посвященные осмыслению наследия Реформации, попыткам его как-то оценить и осветить. На мой взгляд, этого недостаточно, как не было достаточного освещения и проработки темы революции. Мне вообще кажется, что есть недостаток рефлексии по поводу грандиозных исторических событий трагического плана. Если мы о них говорим, то не можем утверждать, что «дела давно минувших дней» не имеют к нам никакого отношения. Если же они касаются нашей жизни, то мы сталкиваемся с неудобным вопросом: «Как дальше жить?». Поэтому гораздо проще сделать вид, что ничего не было, ― так многие и сделали. ― Что бы вы посоветовали прочесть человеку, только начинающему знакомиться с историей Реформации? ― Я бы посоветовала прочитать послание Лютера «К христианскому дворянству немецкой нации» 1520-го года. Оно небольшое, хорошо знакомит со стилем и с основными идеями автора. Думаю, светскому человеку будет понятно рассуждение, что крестьянин, сапожник, кузнец, выполняя своё дело, священнодействуют. Еще я бы порекомендовала ознакомиться с частью книги Жана Кальвина (ученик Ульриха Цвингли, основатель кальвинизма ― «ТД») «Наставления в христианской вере» ― «О христианской жизни». Человеку, который не только это прочел, но и основные статьи в «Википедии» и хочет познакомиться с чем-то не особенно нагруженным, но вводящим в контекст, я бы посоветовала недавно переведенную на русский язык книжку Хайнца Шиллинга «Мартин Лютер. Бунтарь в эпоху потрясений». Не надо пугаться, что она большая. Я начинала её читать по долгу службы и зачиталась как романом. Это очень интересное фундаментальное исследование, которое изложено на научно-популярном языке. Если вы прочитаете эту книжку, можно смело сказать, что основные вещи про Реформацию вы поймете. Беседовал Михаил Ерёмин Источник: http://www.taday.ru/text/2218813.html

Желтый ангел Александр Вертинский В вечерних ресторанах, В парижских балаганах, В дешевом электрическом раю. Всю ночь ломаю руки От ярости и муки И людям что-то жалобно пою. Гудят, звенят джаз-банды И злые обезьяны Мне скалят искалеченные рты. А я, кривой и пьяный, Зову их в океаны, И сыплю им в шампанское цветы. А когда настанет утро, я бреду бульваром сонным Где в испуге даже дети убегают от меня Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным, И в лучах моей короны умирает светоч дня. На башне бьют куранты, Уходят музыканты, И елка догорела до конца. Лакеи тушат свечи, Уже замолкли речи, И я уж не могу поднять лица. И тогда с потухшей елки тихо-тихо желтый ангел Мне сказал: "Маэстро бедный, Вы устали, Вы больны. Говорят, что Вы в притонах по ночам поете танго Даже в нашем добром небе были все удивлены." И, закрыв лицо руками, я внимал жестокой речи Утирая фраком слезы, слезы горя и стыда. А высоко в синем небе догорали Божьи свечи И печальный желтый ангел тихо таял без следа. 1934

Почему школьник из Нового Уренгоя был прав, пожалев солдат вермахта Фото: Сергей Карпов / Reuters Выступление новоуренгойского гимназиста Николая Десятниченко перед немецкими депутатами и его слова о «невинно погибших» пленных солдатах вермахта спровоцировали волну критики в его адрес. На родине подростка тут же обвинили в реабилитации фашизма, а свердловский общественник Сергей Колясников пожаловался на него в Генпрокуратуру и ФСБ. Не остались в стороне и депутаты с чиновниками, указавшие на недостатки в патриотическом воспитании. Однако корни этой дискуссии куда глубже — в непростых взаимоотношениях внутри российского общества. Ведущий научный сотрудник Института социологии РАН Леонтий Бызов рассказал «Ленте.ру», как власть пытается навязать гражданам свое видение прошлого и смогут ли россияне в итоге примириться с неоднозначной, но настоящей историей своей страны. «Лента.ру»: Почему российские патриоты ополчились на старшеклассника? Леонтий Бызов Леонтий Бызов: Дело в том, что наше общество расколото по многим вопросам. Этот раскол проецируется на все исторические эпохи — в частности, на годы Великой Отечественной войны. Представители консервативного большинства (особенно его радикальное крыло, ярким представителем которого можно назвать министра культуры Владимира Мединского) стараются замалчивать негативные эпизоды истории. Таким образом эти люди строят вокруг войны определенный миф о великом русском народе-победителе, о его вождях в лице Иосифа Сталина, маршала Жукова и других, которые вели народ к триумфу. Из этого же следует логика, что мы победили потому, что сильнее всех и обладаем превосходящей системой ценностей. «Народ забыл, что Победа — это результат ошибок, поражений, огромных жертв» Леонтий Бызов Большая часть людей находится под влиянием этого исторического момента. Все сводится к одному лишь факту победы, который преподносится и пропагандируется как главное событие войны. И это при том, что у нас миллионы людей погибли на фронтах. В результате народ забывает о том, что было до триумфа и каким путем мы к нему пришли. Все это уже за пределами исторической памяти, умершие в те годы прадедушки и прабабушки превращаются в семейные предания. Молодое поколение никак не связывает себя с этими людьми — они погибли, но мы-то победили! Это легкое отношение к тем событиям выражается через популярный последние несколько лет лозунг «Можем повторить». Фото: Host photo agency / RIA Novosti via Getty Images В этом смысле культ военной победы — это символ превосходства России над остальным миром. Из сознания людей исчезло понимание, что это результат ошибок, поражений, побед, огромных жертв. Теперь Победа — это одно лишь превосходство. Сейчас нам постоянно внушают, что русские лучше других, потому что они носители единственно правильной веры, потому что они добрее, умнее, коллективнее. А Запад — это «Гейропа», «либерасты», разлагающийся мир, распадающаяся мораль. Это немного утрированная, но все же официальная точка зрения, и она в той или иной форме постоянно звучит у нас в пропагандистских материалах. МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ 11:10 — 28 ноября 2014 «Слова ненависти заменяют аргументы» Почему в язык современников снова возвращаются советские штампы и куда уходит логика Но разве не героическое прошлое объединяет нации и народы? Большинство действительно придерживается упомянутой мной официальной точки зрения. А либеральное меньшинство постоянно говорит о том, что победа была достигнута очень большой ценой и кровью, что здесь далеко не все так однозначно, а Сталин был одним из виновников развязывания войны. В итоге найти согласие между двумя противоположными сторонами чрезвычайно сложно. Неслучайно сейчас у нас идут нападки даже на профессиональных историков, задача которых, казалось бы, — объективный разбор исторических материалов. Пропагандируемая Мединским точка зрения убеждает граждан в том, что есть «правильная» история, которую нужно знать, и «неправильная», которую надо забыть. История становится элементом пропаганды и воспитания, а не инструментом для поиска истины. МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ 00:07 — 20 апреля 2015 «Сдвиг в сторону гордости и парадности» Как с годами изменился первоначальный смысл Дня Победы Россия всегда была противоречивой страной. Российская цивилизация сложна, на все можно смотреть разными глазами, поэтому русский спор вечен. Но когда власть начинает в него вмешиваться и обозначать какую-то позицию как официальную идеологию, а остальных, с этим не согласных, записывать в диссиденты, либеральную оппозицию или пятую колонну, это нарушает баланс в споре и ведет к усилению конфронтации между людьми. Вместо нормальной дискуссии они начинают видеть друг в друге врагов. Сейчас наше историческое общее нас скорее разъединяет, чем объединяет. Москва. Парад Победы 24 июня 1945 года Фото: ТАСС В данном случае общественность возмутило то, что в своей речи школьник превратил солдата вермахта из монстра в простого человека и даже имел наглость ему сопереживать. Люди считают это недопустимым в свете последних идеологических веяний. Еще в конце 1990-х годов россияне относились к Германии позитивно, намного лучше, чем к любой другой западной стране. В людях не было ощущения, что немец — это враг. Мы воспринимали их как друзей, читали антифашистскую литературу — Гюнтера Грасса, Ремарка и других писателей-гуманистов, многие из которых в юности были солдатами вермахта. МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ 00:02 — 7 февраля «Патриотизм — это не только гордость за свою страну, но и стыд» Наталия Солженицына о семье, долге и революции Нельзя сказать, что этот мальчик открыл что-то новое, чего мы раньше не знали. Историческое примирение наших народов состоялось еще до его рождения. Но, к сожалению, в последние годы мы идем по кругу и заново решаем те же проблемы, что уже преодолевали в прошлом. Сегодня в обществе поднимается волна шовинизма. Немцы и европейцы в целом воспринимаются как враги. По этой же логике следует, что хороших солдат вермахта не было и быть не могло. Исчезает нормальное человеческое понимание. При том что и наш народ не был однороден. В гражданскую войну были белые и красные, во Вторую мировую — власовцы. 40 лет назад люди плакали над «Архипелагом ГУЛАГом» Солженицына, но все же воспринимали написанное с пониманием. Это был человечный взгляд на тех, кто оказался в безвыходном положении в этой мясорубке войны. Никто не проводил четкой черты между друзьями и врагами. «История становится элементом пропаганды и воспитания, а не инструментом для поиска истины» Леонтий Бызов Сегодня власти искусственно политизируют общество. Пропагандируется идея, что все, кто не с нами — те против нас. Врагами объявляются этот мальчик, противники ура-патриотизма и прочие несогласные с официальной линией. Николай Десятниченко Кадр: страница Андрея Короткина в Facebook Выходит, в прошлом мы уже переосмыслили войну, пришли к какому-то компромиссу, но потом что-то надломилось, и в общественном сознании произошел откат — мы опять вернулись в прошлое? Именно так. Наши лучшие писатели, кинематографисты — к примеру, Василь Быков — пытались призвать людей к пониманию психологии персонажей, которые оказались «предателями» не потому, что они такими в действительности были, а потому, что так сложились обстоятельства. Все это осмыслялось в 1960-1970-е годы. А сегодня вот именно что надломилось что-то, и нас ставят перед совершенно неправильной дилеммой. Нынешней молодежи наша история неинтересна. Они смотрят на Великую Отечественную как на компьютерную игру за пределами собственного жизненного опыта и опыта людей, с которыми они пересеклись в своей жизни. У молодежи трудно вызвать сочувствие, они не воспринимают войну как страшную трагедию, для них наша история — это игрушка с лозунгом «Вперед! На Берлин!». Я считаю, что пропаганда, которая ведется нашими государственными институтами, разрушает гуманистическое отношение к истории. Памятник участникам Ялтинской конференции 1945 года Фото: Артем Креминский / РИА Новости Но если этот гимназист, представитель молодого поколения обратился к теме исторической памяти — значит, происходит какой-то сдвиг в сознании молодежи? Таких молодых людей единицы. В основном молодежь этим не интересуется. Но исключения всегда есть. Например, молодые люди участвуют в программах «Мемориала», «раскапывают» истории погибших солдат, их семей, ищут родственников. Это все важно, но это лишь капля в море на фоне той пропагандистской волны, которая превалирует в наших СМИ. МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ 00:07 — 7 мая 2015 «Великая Отечественная превратилась в комикс» Как историческое событие становится мифом и стоит ли этого пугаться Как можно сейчас примириться с нашим прошлым? Усилия творческих людей — это первое, поскольку искусство обладает огромной силой и убедительностью. Сейчас мало читают, и наивно рассчитывать, что книга повернет мир к лучшему. Поэтому кинематограф, музыка — все, что способно вызвать у людей сострадание и соучастие, чрезвычайно важны. И, конечно, умные телевизионные передачи. Если убрать весь негативный фон вокруг истории с новоуренгойским старшеклассником, то само обсуждение подобной темы — это позитивный сигнал? Переосмыслить — это чрезвычайно важно. У каждого поколения свой подход. Наш опыт трудно передать следующему поколению, оно должно пропустить все через себя, проявить интерес к прошлому. И то, что к этим темам обращаются, — это замечательно. Беседовала Виктория Кузьменко https://lenta.ru/articles/2017/11/21/historical_memory/?utm_source=news.mail.ru

Маршал Язов о чудовищной лжи и правде о Сталине Опубликовано 18 июля, 2017 - 09:08 Корр.: Недавно кинорежиссёр Никита Михалков предложил признать преступной деятельность Горбачёва и Ельцина. Неплохо было бы присоединить к ним «дорогого Никиту Сергеевича». Есть и подходящий повод: исполнилось 60 лет тому самому «историческому» докладу, который Николай Стариков назвал «сборником небылиц, лжи и клеветы», а американский историк Гровер Ферр — «антисталинской подлостью». Д.Т. Язов: Заметьте, приступив к анализу хрущёвского доклада, дотошный американец, столкнувшись с первыми нестыковками, делает осторожный вывод: «преступное мошенничество?» Пока со знаком вопроса. К концу работы у него уже не оставалось сомнений: «Из всех утверждений „закрытого доклада”, напрямую „разоблачающих” Сталина или Берию, не оказалось ни одного правдивого». У нас на эту тему появилось много честных, серьёзных исследований. Я имею в виду книги Арсена Мартиросяна, Юрия Жукова, Елены Прудниковой, того же Николая Старикова. Надо только захотеть услышать правду. Корр.: Но беда-то в том, что нашим оппонентам правда не нужна. Хотя спесь с них понемногу сбивают. Недавно в телевизионной передаче, обсуждавшей «юбилейный доклад», достойный отпор антисталинистам дали: Николай Стариков, Виталий Третьяков, Карен Шахназаров, Сергей Шаргунов. Я знаю, что в 1956 году Вы учились на последнем курсе Военной академии имени Фрунзе. Как в вашем коллективе восприняли «откровения» Хрущёва? Д.Т. Язов: Для нас, недавних фронтовиков, имя Сталина было, можно сказать, святым. В те дни маршал Рокоссовский так и сказал: товарищ Сталин для меня святой. Военный авторитет Верховного Главнокомандующего был непререкаемым. Там есть такие сроки: «Не мать, не сына — в этот грозный час Тебя мы самым первым вспоминаем». Вот и посудите, как мы могли воспринимать обрушившийся на нас поток самых фантастических обвинений? Наверное, самое первое ощущение — шок. Чувство какой-то чудовищной несправедливости. Преподаватель, знакомивший нас с докладом, плакал. Начальником академии в тот момент был Павел Алексеевич Курочкин — генерал армии, Герой Советского Союза, крупный военачальник. Он сказал тогда — за точность слов не ручаюсь, но смысл передаю точно — товарищ Сталин был великим вождём и гениальным Верховным Главнокомандующим. Таким он и останется для нас на всю жизнь. Это, понятное дело, говорит человек военный. Его мнение — честное и смелое — объяснимо. Но вот ещё одно мнение: человека, который в тридцатые годы был репрессирован и, как говорится, хватил лиха сполна. Побывал в трёх ссылках. Одну отбывал, как и Сталин, в Туруханском крае. Я говорю о Валентине Феликсовиче Войно-Ясенецком. Святителе Луке. Бывшем архиепископе Симферопольском и Крымском, известном хирурге. Во время войны он совмещал служение Богу с работой в эвакогоспитале. Написал несколько серьёзных статей, в том числе по гнойной хирургии, за что был удостоен Сталинской премии. Специалисты говорят, что его работы не утратили своей актуальности и сейчас. Не знаю, был ли он знаком с пресловутым докладом, но его мнение прямо противоположно хрущёвскому: «Сталин сохранил Россию, показал, что она значит для мира. Поэтому я, как православный христианин и русский патриот, низко кланяюсь Сталину. Сталин — богоданный вождь». Заметьте, эта оценка звучит от человека, причисленного к лику святых. А вот мнение другого религиозного деятеля, митрополита Иоанна Санкт-Петербургского: Корр.: Может, атеист Хрущёв потому так и ополчился на вождя? А заодно и на всю православную церковь. Говорят, по его указанию, было снесено храмов больше, чем в самые богоборческие времена. Д.Т. Язов: Вот это как раз нетрудно проверить. Хрущёвский «крестовый» поход против церкви происходил на глазах многих ныне живущих людей… Корр.: Что не помешало нашим либералам и этот грех «повесить» на Иосифа Виссарионовича. Д.Т. Язов: Ну это либо невежество, либо злой умысел. Известно, например, письмо Сталина Менжинскому от 1933 года. Приведу из него короткую выдержку: «ЦК считает невозможным проектирование застроек за счёт разрушения храмов и церквей, что следует считать памятниками архитектуры древнерусского зодчества». В то же, примерно, время из репертуара одного из московских театров была снята комическая опера «Богатыри», что не обошлось, конечно же, без вмешательства Сталина. В обосновании говорилось, что опера «даёт антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являющегося в действительности положительным этапом в истории русского народа». Корр.: Я читала, что сталинская Конституция 1936 года вернула священнослужителям избирательные права, верующие же получили право венчаться, крестить детей, праздновать Пасху… А чем лично Вы обязаны Иосифу Виссарионовичу? Д.Т. Язов: Если на время абстрагироваться от военной составляющей, могу сказать, что не только я, но и большинство моих сверстников тем, кем мы стали, обязаны, в первую очередь, Сталину. Социализм, который он построил в «отдельно взятой стране, дал миллионам таких как я: образование, профессию, возможность совершенствоваться в своём деле. При какой другой власти мальчишка из глухого сибирского села мог стать маршалом? А ведь нас в семье было 10 детей. И поднимала мать такую ораву почти в одиночку. Отец рано умер, а позже и отчим погиб в Великой Отечественной. Всех вырастила, поставила на ноги. Корр.: Похожая ситуация была в крестьянской семье бывшего диссидента, известного философа Александра Зиновьева. Детей было одиннадцать. Все вышли в люди. Один стал профессором, другой — директором завода, третий — полковником и так далее. В эту эпоху, — пишет Зиновьев, — «происходил беспрецедентный в истории человечества подъём многих миллионов людей из самых низов общества в мастера, инженеры, учителя, врачи, артисты, офицеры, учёные, писатели, директора». При Сталине, приходит он к выводу: «было подлинное народовластие…, а сам Сталин был подлинно народным вождём». Вот потому-то мать Зиновьева, простая крестьянка всю жизнь хранила в Евангелии портрет Сталина. Д.Т. Язов: Сейчас ёрничают, говоря о Сталине: «отец народов». А он действительно был для народа кем-то вроде отца. Эту глубинную связь со своим вождём люди чувствуют до сих пор. Потому и голосуют за него, рисуют иконы и ставят памятники вопреки колоссальным препятствиям. Люди тоскуют по былому величию страны, по одержанным при Сталине победам, по уверенности, с которой народ смотрел в своё будущее, по справедливости, которая царила тогда в обществе. Кто-то назвал это народное состояние «поисками отца во времена безотцовщины». Точнее не скажешь! Корр.: Сейчас, в связи с «юбилеем» опять подняли тему репрессий. Опять у наших антисталинистов капитаны командуют дивизиями, поскольку все, кто выше, поголовно истреблены. «Покажите мне хоть одного такого капитана! — неоднократно взывал к своим оппонентам Владимир Сергеевич Бушин. Блестящий публицист, фронтовик и мой давний друг. Я решила поискать. Нашла подсказку. Якобы в Ленинградском военном округе накануне войны во главе дивизий были сплошь капитаны. Вот я и отправилась на Волховский фронт. Проштудировала мемуары Кирилла Афанасьевича Мерецкова. И, представьте, нашла одного замечательного капитана. История эта связана с трагическими событиями 1942 года, когда в окружение попала 2-я ударная армия. На поиски Военного совета и штаба армии Мерецков отправил танковую роту с десантом и своего адъютанта капитана Михаила Григорьевича Бороду. А дальше рассказ продолжит сам командующий фронтом: «Выбор пал на капитана Бороду не случайно. Я был уверен, что этот человек прорвётся сквозь все преграды. Когда началась Великая Отечественная война, краснознамёнец Михаил Григорьевич Борода, отличившийся ещё во время войны с Финляндией, являлся начальником 5-й погранзаставы возле Суоярви на финляндской границе. Финнам удалось… взять заставу в кольцо… 22 дня герои выдерживали осаду. А когда боеприпасы оказались на исходе, пограничники штыковой атакой прорвали кольцо окружения с неожиданной стороны — в направлении к Финляндии — и ушли от преследования в полном вооружении и неся с собой раненых». И дальше Мерецков продолжает: «Михаил Григорьевич не раз отличался в бою. Так, весной 1942 года под Мясным Бором он получил от меня задание: помочь дивизии полковника Угорича отбить атаку противника, рвавшегося к Ленинградскому шоссе. Когда комдив был смертельно ранен, Борода временно принял на себя его функции и не дал дивизии отступить». Д.Т. Язов: Да, такого капитана стоило поискать. А чтобы покончить с этой темой, скажу, что и во время войны и после мне не случалось встречать во главе дивизий капитанов. Командовали исключительно полковники и генералы. Кстати, я воевал по соседству с капитаном Бородой — на Волховском фронте. Корр.: Почти все наши крупные военачальники — из крестьянских, часто многодетных семей: и Жуков, и Конев, и Черняховский, и Чуйков, и многие другие. У родителей Чуйкова, например, было 12 детей. Геббельс, рассматривая в 1945 году фотографии советских военачальников, признал: «По лицам их видно, что вырезаны они из хорошего природного дерева… Приходишь к досадному убеждению, что командная верхушка Советского Союза сформирована из класса, получше, чем наша собственная». Как же это удалось — крестьянским детям превзойти немецких «сверхчеловеков»? Д.Т. Язов: Вынужден повториться: и это во многом тоже благодаря заботам Иосифа Виссарионовича. Он большое внимание уделял подготовке военных кадров. В стране действовали десятки военных училищ, несколько академий, включая Академию Генерального штаба. На должность её начальника был назначен крупнейший военный специалист — Борис Михайлович Шапошников. Сталин его очень ценил и уважал. Однажды поинтересовавшись, чему учат будущих военачальников, вождь обнаружил, что третья часть учебного процесса отведена… политобразованию. Такова была традиция. Сталин собственноручно вычеркнул этот раздел и дал указание возникший пробел заполнить военными дисциплинами. Для Иосифа Виссарионовича такой подход к делу был вполне типичным. «Армия, — говорил он, — может быть сильной только тогда, когда пользуется исключительной заботой и любовью народа и правительства… Армию надо любить и лелеять». При Сталине к армии так и относились. Внимателен и заботлив был Верховный Главнокомандующий и к своим подчинённым. Как нельзя лучше это доказывает история с генералом Вольским. Корр.: У некоторых авторов, пишущих о войне, я встречала мнение, что такого случая вообще не могло быть… Д.Т. Язов: Случай, действительно, не ординарный. Но какие могут тут быть сомнения. Об этой истории довольно подробно рассказал Александр Михайлович Василевский. Он был тогда начальником Генштаба и представителем Ставки на Сталинградском фронте. Готовилось наше контрнаступление. Была определена дата: 19 ноября. И вдруг 17-го вечером Сталин вызывает Василевского в Москву и знакомит с письмом командира 4-го механизированного корпуса генерала Вольского. А надо сказать, что именно этот корпус должен был стать главной ударной силой фронта. Письмо примерно такого содержания: «Дорогой товарищ Сталин! Считаю своим долгом сообщить Вам, что я не верю в успех предстоящего наступления. У нас недостаточно сил и средств для этого. Я убеждён, что мы не сумеем прорвать немецкую оборону и выполнить поставленную перед нами задачу. Что вся эта операция может закончиться катастрофой и вызовет неисчислимые последствия, принесёт нам потери, вредно отразится на всём положении страны… Корр.: Не могу удержаться от реплики: это какой же верой в своего Главнокомандующего надо было обладать, чтобы в столь неподходящий момент поделиться с ним своими сомнениями. Ведь реакция могла быть самой суровой. Д.Т. Язов: На самом деле произошло вот что. Сталин поинтересовался, что за человек, написавший ему это тревожное письмо. Получив отличную характеристику, попросил соединить его с Вольским. Со слов Василевского, он сказал ему: «Я думаю, что Вы неправильно оцениваете наши и свои возможности. Я уверен, что Вы справитесь с возложенными на Вас задачами и сделаете всё, чтобы ваш корпус выполнил намеченное и добился успеха… Готовы ли Вы сделать все от вас зависящее, чтобы выполнить поставленную перед Вами задачу?» Услышав положительный ответ, Сталин спокойно закончил: «Я верю в то, что вы выполните вашу задачу, товарищ Вольский. Желаю вам успеха». Василевский вернулся в Сталинград. Операция развивалась успешно. Вольский действовал смело и решительно. Поставленную задачу выполнил. Вот как зафиксировал этот факт Василий Иванович Чуйков в своей книге «От Сталинграда до Берлина»: «23 ноября в 16 часов части 4-го танкового корпуса под командованием генерал-майора А.Г. Кравченко и 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта под командованием генерал-майора В.Т. Вольского соединились в районе хутора Советский. Кольцо окружения сомкнулось». Когда Василевский в очередной раз докладывал Сталину об обстановке, тот спросил, как действовал Вольский и его корпус. Услышав, что действовали они отлично, сказал: «Вот что, товарищ Василевский, раз так, я прошу Вас найти там, на фронте, хоть что-нибудь пока, чтобы немедленно от моего имени наградить Вольского. Передайте ему мою благодарность и дайте понять, что другие награды… впереди». У Василевского был трофейный немецкий «вальтер». К нему прикрепили дощечку с соответствующей надписью, и Александр Михайлович передал командиру корпуса слова Сталина и подарок. «Мы стояли с Вольским, — вспоминал позже Василевский, — смотрели друг на друга и с ним было такое потрясение, что этот человек в моём присутствии зарыдал, как ребёнок». Вот, что значит вовремя поддержать человека, помочь ему обрести уверенность и сказать напоследок доброе слово. Таким он был, наш Верховный Главнокомандующий. Корр.: Но на этом ведь история не закончилась… Д.Т. Язов: Да. Было у неё героическое продолжение. Это случилось уже после того, как армия Паулюса была окружена. Но на выручку ей спешила специально созданная группа «Дон» под командованием Манштейна. Танкам немцев удалось прорвать нашу оборону. Сложилась опаснейшая ситуация. Могло пройти суток двое и уже поздно было бы что-то предпринимать. Трёхсоттысячная армия Паулюса могла уйти из Сталинграда. Ставка решила выдвинуть навстречу Манштейну 2-ю гвардейскую армию Малиновского. Но её нужно было перебросить с другого фронта. К нужному сроку она не успевала. Положение спасли корпус Вольского и находившиеся поблизости части. Они задержали немцев до подхода гвардейцев Малиновского. Вот что писал по этому поводу командующий фронтом Ерёменко: «Величайшая заслуга наших частей и соединений, вступивших в неравный бой с группой войск Гота — Манштейна, состоит в том, что они ценой неимоверных усилий и жертв выиграли восемь дней драгоценнейшего времени, необходимого для подхода резервов». В те дни газета «Красная Звезда» писала об одном из полков корпуса Волького: «подвиг, совершённый этим полком, перекрывает все представления о человеческой выносливости, выдержке и воинском мастерстве». Корпус вскоре стал гвардейским. А что касается письма, с которого всё началось, то тут, видимо, сказались и страшное перенапряжение тех дней и чувство огромной ответственности и опасение, что может не получиться. Такое на войне бывало, особенно с теми, кто не прошёл боевого крещения, не успел побывать в серьёзных боях. Корр.: А как сложилась дальнейшая судьба Вольского? Д.Т. Язов: Я потерял его из виду. Знаю, что после корпуса он командовал гвардейской танковой армией. В 1944-м ему было присвоено звание генерал-полковника. Наши пути не пересекались. Слышал, что он рано ушёл из жизни. Наберётся немало случаев, когда Сталин выручал человека в трудную минуту, входил в его положение, поддерживал, оказывал доверие. Об одном из таких примеров рассказывает комиссар Генштаба Ф.Е. Боков. В январе 1943 года он знакомил Верховного Главнокомандующего с документами. Среди них оказалось предписание командующего Южным фронтом Ерёменко и члена Военного совета Хрущёва. Они требовали снять с должности командира 4-го гвардейского механизированного корпуса генерала Танасчишина. Он обвинялся в превышении власти. Приведу с небольшими сокращениями состоявшийся диалог. — Это какой Танасчишин? — спросил И.В. Сталин. — В прошлом кавалерист? — Да. Зовут его Трофим Иванович. — Я его хорошо знаю. Боевой рубака… А как его корпус воюет? — Очень хорошо. При Танасчишине стал гвардейским. Уточнив, в чём конкретно обвиняют генерала, Сталин подытожил: «личных мотивов у него не было. Болел за выполнение боевого задания, но переусердствовал…» И вынес решение: «Снимать не будем. Передайте Ерёменко и Хрущёву, что Сталин взял Танасчишина на поруки». Ерёменко с Хрущёвым оставалось только повторить: на поруки, так на поруки. Корр.: Дмитрий Тимофеевич, а я ведь встречала похожий случай в мемуарах Главного маршала авиации Александра Евгеньевича Голованова. Там фигурирует лётчик-истребитель, прибывший в Москву за боевой наградой — звездой Героя Советского Союза. Получил, отметил с друзьями и поздно ночью возвращался домой. Услышав женский крик, бросился на помощь. К незнакомой девушке приставал солидный мужчина. В случившейся разборке лётчик застрелил обидчика. Пострадавшим оказался ответственный работник какого-то наркомата. Доложили Сталину. Разобравшись в происшедшем, он спросил, что можно сделать по закону? Ему ответили: до суда героя можно взять на поруки. Сталин написал заявление в Президиум Верховного Совета с просьбой отдать боевого лётчика ему на поруки. Просьбу удовлетворили. Лётчик вернулся на фронт, геройски воевал и погиб в одном из воздушных боёв. Рассказав об этой истории, Голованов, близко знавший Сталина, отмечает: «Строгий спрос по работе и одновременно забота о человеке были у него неразрывны. Они сочетались в нём так естественно, как две части одного целого и очень ценились всеми близко соприкасавшимися с ним людьми. После таких разговоров как-то забывались тяготы и невзгоды. Вы чувствовали, что с вами говорит не только вершитель судеб, но и просто человек». Д.Т. Язов: Вы спрашивали, как нашим полководцам удалось превзойти немецких. Их воспитывала, поднимала на служебные высоты сама атмосфера, созданная в армии при Сталине. Главный маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев отмечал: «Сталин обладал завидным терпением, соглашался с разумными доводами. Но когда по обсуждаемому вопросу принималось решение, оно было окончательным». В своей книге «Об артиллерии и немного о себе» Николай Дмитриевич описывает совместную работу с Верховным Главнокомандующим. «Работу в Ставке отличала простота, большая интеллигентность. Никаких показных речей, повышенного тона, все разговоры — вполголоса… Он не любил, чтобы перед ним вытягивались в струнку, не терпел строевых подходов и отходов. При всей своей строгости Сталин иногда давал нам уроки снисходительного отношения к небольшим человеческим слабостям. Особенно мне запомнился такой случай. Как-то раз нескольких военных задержали в кабинете Верховного дальше положенного. Сидим, решаем свои вопросы. И тут как раз входит Поскрёбышев и докладывает, что такой-то генерал… прибыл. Пусть войдёт, — сказал Сталин. И каково же было наше изумление, когда в кабинет вошёл не совсем твёрдо державшийся на ногах генерал! Он подошёл к столу и, вцепившись руками в его край, смертельно бледный, пробормотал, что явился по приказанию. Мы затаили дыхание. Что-то теперь будет с беднягой! Но Верховный молча поднялся, подошёл к генералу и мягко спросил: — Вы как будто сейчас нездоровы? — Да, — еле выдавил тот пересохшими губами. — Ну тогда мы встретимся с вами завтра, — сказал Сталин, — и отпустил генерала. Когда тот закрыл за собой дверь, И.В. Сталин заметил, ни к кому не обращаясь: — Товарищ сегодня получил орден за успешно проведённую операцию. Что будет вызван в Ставку он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет. . Рассказав эту поучительную историю, Яковлев добавляет, что во многом благодаря Сталину, в руководстве страной с первого дня войны и до последнего было нерушимое единство. Слово Верховного Главнокомандующего было законом. Корр.: Дмитрий Тимофеевич, заметили, что наши либералы запустили по новому кругу свою заезженную пластинку: войну мы выиграли вопреки Сталину? Жириновский просто в истерике заходится, пытаясь доказать недоказуемое. Д.Т. Язов: Всё объяснимо. Приближаются выборы. В Думу хочется. А предъявить народу нечего. Вот и пускают в ход давно опровергнутые небылицы. Я недавно прочитал книгу Феликса Чуева о нашем выдающемся авиаконструкторе Сергее Владимировиче Ильюшине. Ему принадлежат вот эти слова: «У Сталина была хорошая черта: он не любил всякую сволочь и очень любил Россию Он был для честных. И воспитывал надёжных. Потому и побеждали». Корр.: Слово русского гения Ильюшина против домыслов «сына юриста» Жириновского. Неплохо выглядит. Мой отец во время войны летал на знаменитом ильюшинском штурмовике «Ил-2». О войне он рассказывать не любил, но в семье были книги про авиацию. В одной из них я нашла слова английского генерала: «Россия выпотрошила немецкую армию. Ил-2 был одним из её наиболее важных хирургических инструментов». Д.Т. Язов: А Вы знаете, что в судьбе этого прославленного самолёта, можно сказать, решающую роль сыграл Иосиф Виссарионович. Не знаю, что было причиной — может быть, недомыслие, косность, не исключена и зависть — но против самолёта ополчились все, от кого зависел его выпуск. Особенно упорствовали военные. Ильюшин не сдавался. Но на всякий случай приготовил чемоданчик с сухарями. До серьёзной опалы дело не дошло. Вмешался Сталин. Отправил за конструктором машину. Привёз к себе, сказав: — Если не возражаете, товарищ Ильюшин, поживёте пока у меня. Здесь, надеюсь, Вам никто не будет мешать работать. Конструктор прожил у вождя неделю. Позже он делился своими впечатлениями с сотрудниками: «У Сталина никакой роскоши, но огромное количество книг. Все стены в книгах. Он читал по ночам по триста-пятьсот страниц… Мы вместе питались — щи, гречневая каша, никаких разносолов… Конечно, за эту неделю я измучился до предела. Выдержать темп работы Сталина непросто». Но самое интересное было впереди. В один из дней вождь привозит Ильюшина на заседание Политбюро. Кроме соратников Сталина присутствуют авиационные специалисты. Выслушав разные мнения, Иосиф Виссарионович сказал: «А теперь послушайте, что думаем по этому поводу мы с товарищем Ильюшиным…». В итоге ильюшинское КБ осталось в Москве, а Сергей Владимирович и его сотрудники получили возможность спокойно заниматься своим делом. Казалось бы, всё улажено. Но Сталин не выпускает историю с самолётом из своего поля зрения. И вот через какое-то время директорам авиационных заводов Шенкману и Третьякову летит грозная сталинская телеграмма: «Вы подвели нашу страну и Красную Армию. Вы не изволили до сих пор выпускать самолёты Ил-2. Самолёты Ил-2 нужны нашей Красной Армии теперь как воздух, как хлеб. Шенкман даёт по одному Ил-2 в день, а Третьяков даёт Миг-3 по одной, по две штуки. Это насмешка над страной, над Красной Армией. Нам нужны не МиГи, а Ил-2. Если 18-й завод думает отбрехнуться от страны, давая по одному Ил-2 в день, то жестоко ошибается и понесёт за это кару. Прошу Вас не выводить правительство из терпения и требую, чтобы выпускали побольше Илов. Предупреждаю последний раз». Корр.: И кто-то ещё смеет утверждать, что войну мы выиграли вопреки Сталину. Д.Т. Язов: Послушайте, что было дальше. «Отбрехнуться» не удалось. После сталинских указаний всё нашлось для производства необходимого количества самолётов. И на фронт ежедневно пошло по сорок Илов. А машина была, действительно, замечательной. О ней говорили: это русское чудо, звёздный час Ильюшина. В мире не было равного этому самолёту. А вот немецкая оценка: «Самолёт Ил-2 — свидетельство исключительного прогресса. Он является главным, основным противником для немецкой армии». Для Сталина всегда на первом месте было дело. И, конечно, человек, от которого зависела судьба этого дела. Известен, например, такой случай. Верховный Главнокомандующий был недоволен работой начальника Главного штаба Военно-морского флота. Встал вопрос о замене. Рекомендовали адмирала Исакова, но были сомнения: утвердят ли его кандидатуру. У адмирала была ампутирована нога. Все сомнения развеял Сталин. Он сказал: «Лучше работать с человеком без ноги, чем с человеком без головы». Корр.: Вы, конечно, смотрели один из последних телевизионных «Поединков», где скрестили шпаги лидер ЛДПР Владимир Жириновский, производивший, мягко говоря, впечатление человека не совсем вменяемого и спокойный, корректный, вооружённый множеством фактов, Николай Стариков. Основной удар, естественно, наносился по Сталину, но досталось и Старикову, его защищавшему. Против него ополчились не только команда Жириновского, но и так называемый эксперт с какой-то учёной степенью и даже Соловьёв, ввернувший по ходу разговора про зловещие энкаведешные «воронки», забирающие по ночам добропорядочных граждан. И что в итоге? Старикова поддержало на 50 тысяч телезрителей больше, чем его коллективных оппонентов. Народ чует ложь за версту. Д.Т. Язов: Если вернуться к Александру Зиновьеву, то он называл Сталина не только «величайшей личностью нынешнего столетия», «величайшим гением», но и «самым подлинным и верным марксистом». Но я бы хотел вернуться к разговору о сталинских военачальниках. Посмотрите, какую блестящую плеяду командующих вырастил Иосиф Виссарионович во время войны. Вот перед вами типичная судьба крестьянского парня, ставшего маршалом бронетанковых войск, дважды Героем Советского Союза. Всё, что связано со Сталиным, Михаил Ефимович Катуков отображает в своей… автобиографии. Корр.: Почему в биографии? Он не отделяет свою личную жизнь от вождя? Разве не проще было написать мемуары? Д.Т. Язов: Он их и напишет. Позже. Но самое сокровенное — в автобиографии. «В сентябре месяце я впервые увиделся с товарищем Сталиным. Много я думал, как доложу ему… Но вышло совсем не так. „В прихожую вышел сам товарищ Сталин, протянул мне руку и сказал: Здравствуй, товарищ Катуков, заходи ко мне…” В тот день был у меня двойной праздник. Я первый раз увидел товарища Сталина, говорил с ним, и в день 17 сентября мне исполнилось 42 года». — Я брал на себя, — продолжает Катуков, — серьёзную ответственность в тяжёлые годы войны и честно выполнил свой долг, закончив войну в Берлине. И самой высшей для меня наградой было сознание, что и присягу, и данное слово товарищу Сталину, я выполнил». Под автобиографией дата: 1960-й год. Позже в своей книге «Памятное» Екатерина Сергеевна так описала свои ощущения тех лет: «Товарищ Сталин был для нас таким высоким идеалом коммуниста-большевика, что все мы, в том числе и я, отдали бы за него свои жизни, не задумываясь». Д.Т. Язов: Побывавший в 1937 году в Москве известный немецкий писатель Лион Фейхтвангер, размышляя о Сталине, заметил: «Скоро начинаешь понимать, почему массы его не только уважают, но и любят. Он часть их самих… Сталин, как он предстаёт в беседе, не только великий государственный деятель, социалист, организатор, — он, прежде всего — настоящий человек». Корр.: А вот в человечности — то ему как раз и отказывают. Изображают патологическим злодеем, монстром и так далее — в соответствии с фантазией злопыхателей. Д.Т. Язов: Я уже рассказывал, каким внимательным, терпеливым, заботливым он был руководителем. Приведу ещё один пример. Иван Степанович Конев рассказывает Константину Симонову о том, как он с группой других военачальников был на совещании у Сталина. Дело происходило уже после войны и встал вопрос об отпуске. Вождь спрашивает: — Как здоровье? — Здоровье так себе, товарищ Сталин. — В отпуск идёте? — Да, иду. — Насколько? — На полтора месяца… Больше не положено, товарищ Сталин. — Как так не положено? И, обращаясь к Булганину, который был первым заместителем наркома, говорит: — Дайте ему три месяца. И ему три месяца, и ему три месяца, и ему три месяца. Надо понимать, что люди вынесли на своих плечах. Какая была тяжесть, как устали… Надо три месяца, чтобы почувствовали, привели себя в порядок, отдохнули, полечились». Вот и судите, каким он был человеком. Таким, как у Фейхтвангера и Конева. Или таким, как у Сванидзе и Жириновского. Корр.: Дмитрий Тимофеевич, не прощу себе, если не спрошу Вас о Рокоссовском. Он был из тех, кто как и Катуков, сохранил верность своему Главнокомандующему до конца. Хотя мог затаить обиду за то, что Сталин перебросил его с 1-го Белорусского, нацеленного на Берлин, на 2-й Белорусский фронт. Многие считают, что это было несправедливо, что русскому шовинисту Сталину нужен был в Берлине человек с русской фамилией. Д.Т. Язов: Начну с того, что Сталин любил Рокоссовского за его деликатность, интеллигентность и, конечно, за огромный военный талант. А замена его Жуковым на 1-м Белорусском никакого отношения к национальности Константина Константиновича не имеет. Жуков был первым заместителем Верховного Главнокомандующего. Он знал людей, с которыми ему предстояло иметь дело. Как заместитель Сталина он правомочен был вести переговоры и в конце концов подписать акт о безоговорочной капитуляции Германии. Так что тут дело в простой субординации, если можно так сказать. Кстати, манера общения с людьми и Сталина, и Рокоссовского схожи. Те же доброжелательность, уравновешенность, спокойствие. Этим Рокоссовский отличался от многих своих коллег военной поры. Вот как сам Константин Константинович определяет свой стиль общения с подчинёнными: «У каждого руководителя своя манера, свой стиль работы с ближайшими сотрудниками. Стандарт в этом тонком деле не изобретёшь. Мы старались создать благоприятную рабочую атмосферу, исключающую отношения, построенные по правилу „как прикажете”, исключающую ощущение скованности, когда люди опасаются высказать суждение, отличное от суждения старшего». Корр.: Наверное, нелегко ему пришлось с этим своим сводом правил, попав в подчинение к Жукову на Западном фронте? Д.Т. Язов: Не забывайте, что это было под Москвой, в самые критические дни, когда всё висело на волоске. Может быть, в тот момент там и нужен был такой человек, как Жуков. Жёсткий, бескомпромиссный, не щадящий никого ради победы. Так было и в том случае, о котором я хочу рассказать. Рокоссовский тогда командовал 16-й армией. Оценив обстановку, он попросил разрешения отвести свои ослабленные в непрерывных боях дивизии за Истринское водохранилище, там подготовиться и дать врагу отпор. Иначе, считал он, противник опрокинет с трудом обороняющиеся войска и, как говорится, на их плечах форсирует водохранилище. Последовал незамедлительный ответ: «Приказываю стоять насмерть, не отходя ни на шаг». Стараясь избежать катастрофы, командующий армией обратился напрямую к начальнику Генштаба. Тот, приняв во внимание сложившуюся ситуацию, разрешил отвод. Но всё решила грозная телеграмма Жукова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать!» Видимо, узнав о стычке, Сталин позвони л Рокоссовскому. Тот приготовился получить ещё одну выволочку. Как и предполагал командарм, его войска вынуждены были отступить. Но вопреки ожиданиям в телефонной трубке услышал спокойный, доброжелательный голос Иосифа Виссарионовича: «Прошу Вас продержаться ещё некоторое время, мы вам поможем». На следующее утро в 16-ю армию поступили: полк «катюш», два полка противотанковой артиллерии, четыре роты солдат с противотанковыми ружьями, три батальона танков и две тысячи москвичей, чтобы пополнить поредевшие дивизии. Я привёл этот случай, чтобы ещё раз показать, каким заботливым, внимательным и человечным был Верховный Главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин. Так, что Лион Фейхтвангер не ошибся в оценке нашего вождя. В заключение хотел бы привести слова старейшего сталинского соратника Вячеслава Михайловича Молотова, разжалованного Иосифом Виссарионовичем, что не помешало ему сохранить верность вождю и объективность его оценки. «Чем больше на него нападают, тем выше он поднимается… Более последовательного, более талантливого, более великого человека, чем Сталин, не было и нет». Корр.: А я бы добавила ещё одно свидетельство Вячеслава Михайловича: «Мне наши полководцы рассказывали, что Сталин перед сражением, напутствуя, обычно говорил: «Ну, дай Бог!» или: «Ну помоги, Господь!» Спасибо, Дмитрий Тимофеевич. Надеюсь, мы продолжим этот разговор. И, как говорил Иосиф Виссарионович, помоги, Господи! Беседу вела Галина Кускова. http://www.kramola.info/vesti/vlast/marshal-yazov-o-chudovishchnoy-lzhi-i-pravde-o-staline?utm_medium=referral&utm_source=lentainform&utm_campaign=kramola.info&utm_term=1245878s7953&utm_content=5608068

Часики-колечики Веник Каменский Мой по батьке дед - Васька Сухарев - Ох, любил трындеть За сивухою: "На щеках пушок Стал усищами - Всю войну прошел, Мертвых тыщами, На войне служил Похоронником - Накопал могил В кашке-доннике, Да ничьей души Мной не сгублено! Бог Исус, пиши, Жалуй рубликом!" ...ох вы, часики, Ох, колечики, Ох, солдатики - Искалечены... Плыл сивушный дух Над иконами, Бились тучи мух - Злые, сонные. Бабка шикала: "Вася, тише ты". "Цыц ты, дикая, Зубы вышибу. Кольца-часики Мертвым надо ли? Дал Бог Васеньке - В руки падали". ...ох вы, часики, Ох, колечики. Ох, солдатики Искалечены... Думашь, рай тебе, Сон под вербами? Гауляйтера Пустят первого. Бог поморщился, Судит ратников: "Лучше коршуны, Чем стервтяники". А в раю привал, Чай с махоркою, Глянь - часы отдал Жуков Теркину: "Балалаечник, Ну утешный ты!" Травят баечки Души грешные. ...ох вы, часики, Ох, колечики, Ох, солдатики Искалечены...

Евгений Агранович ЕВРЕЙ-СВЯЩЕННИК Еврей-священник — видели такое? Нет, не раввин, а православный поп, Алабинский викарий, под Москвою, Одна из видных на селе особ. Под бархатной скуфейкой, в чёрной рясе Еврея можно видеть каждый день: Апостольски он шествует по грязи Всех четырёх окрестных деревень. Работы много, и встаёт он рано, Едва споют в колхозе петухи. Венчает, крестит он, и прихожанам Со вздохом отпускает их грехи. Слегка картавя, служит он обедню, Кадило держит бледною рукой. Усопших провожая в путь последний, На кладбище поёт за упокой... Он кончил институт в пятидесятом — Диплом отгрохал выше всех похвал. Тогда нашлась работа всем ребятам — А он один пороги обивал. Он был еврей — мишень для шутки грубой, Ходившей в те неважные года, Считался инвалидом пятой группы, Писал в графе "Национальность": "Да". Столетний дед — находка для музея, Пергаментный и ветхий, как талмуд, Сказал: "Смотри на этого еврея, Никак его на службу не возьмут. Еврей, скажите мне, где синагога? Свинину жрущий и насквозь трефной, Не знающий ни языка, ни Бога... Да при царе ты был бы первый гой". "А что? Креститься мог бы я, к примеру, И полноправным бы родился вновь. Так царь меня преследовал — за веру, А вы — биологически, за кровь". Итак, с десятым вежливым отказом Из министерских выскочив дверей, Всевышней благости исполнен, сразу В святой Загорск направился еврей. Крещённый без бюрократизма, быстро, Он встал омытым от мирских обид, Евреем он остался для министра, Но русским счёл его митрополит. Студенту, закалённому зубриле, Премудрость семинарская — пустяк. Святым отцам на радость, без усилий Он по два курса в год глотал шутя. Опять диплом, опять распределенье... Но зря еврея оторопь берёт: На этот раз без всяких ущемлений Он самый лучший получил приход. В большой церковной кружке денег много Рэб батюшка, блаженствуй и жирей. Что, чёрт возьми, опять не слава Богу? Нет, по-людски не может жить еврей! Ну пил бы водку, жрал курей и уток, Построил дачу и купил бы ЗИЛ, — Так нет: святой районный, кроме шуток Он пастырем себя вообразил. И вот стоит он, тощ и бескорыстен, И громом льётся из худой груди На прихожан поток забытых истин, Таких, как "не убий", "не укради". Мы пальцами показывать не будем, Но многие ли помнят в наши дни: Кто проповедь прочесть желает людям Тот жрать не должен слаще, чем они. Еврей мораль читает на амвоне, Из душ заблудших выметая сор... Падение преступности в районе — Себе в заслугу ставит прокурор. 1962

Никита Кричевский: к бунтам в России приводила слепоглухота власти Ещё в 1871 году Николай Костомаров, рассуждая о гарях, приходил к следующему выводу: «Раскольничьи самосожжения были в своё время такими же геройскими подвигами, какими бы теперь считали решимость защитников отечества лучше погибнуть в крепости, взорвав её на воздух, чем сдаться неприятелю». Никита Кричевский Бессмысленность беспощадных бунтов В русской жизни всегда была велика роль случая – «чёрного лебедя» как символа непредсказуемости Новая глава посвящена разбору бессмысленных и беспощадных русских бунтов, которые молва также связывает с Расколом. Действительно, количество выступлений против «попрания веры» было огромным. Но, как это часто бывает, большинство восстаний причисляется к Расколу лишь формально, а на деле имеет совсем другие причины. В этой части нашего повествования мы поговорим о трёх бунтах – Соляном (1648–1649), Медном (1662) и Хованском (1682), – имевших к расколу в лучшем случае косвенное отношение. Ещё два восстания – Разинщину и Пугачёвщину – вынесем за скобки, полагая, что количество литературы о тех событиях велико и без нашего скромного участия. СОЛЯНОЙ БУНТ Строго говоря, Соляной бунт не имеет отношения к Расколу просто потому, что произошёл в 1648–1649 годах, то есть за несколько лет до Раскола. Тем не менее упомянуть его нужно хотя бы для того, чтобы показать всю наследственную дурость власти. Казна на Руси практически всегда испытывала затруднения, не стало исключением и правление царя Алексея Михайловича. Чтобы поправить государевы финансы, в 1646 году правительство бывшего царского воспитателя, а в тот момент «премьер-министра» Бориса Морозова не только по русской привычке увеличило подати, но и ввело повышенные пошлины на соль, главнейший консервант того времени, позволявший сохранять потребительские свойства пищевых продуктов длительное время. Само собой, продовольствие быстро поднялось в цене, народ начал отказываться от соли, а у производителей и купцов резко упала выручка со всеми вытекающими для их кошельков и казны последствиями. В 1647 году соляной побор был отменён, однако прочие подати остались. Чтобы возместить «выпадающие доходы», власти, естественно, решили сократить расходы, конкретно – жалованье государевым людям. Всё это, помноженное на неприкрытые коррупцию и кумовство, в 1648–1649 годы привело к массовым выступлениям дворовых людей, посадского населения, ремесленников и стрельцов. Но не против царя (сакральность помазанника Божия для русского человека всегда, в том числе и сегодня, неоспорима), а против Морозова и его окружения. Вот как иностранные посланники описывали происходившее в Москве в те дни: «Морозов, для предотвращения бедствия, велел созвать всех стрельцов, числом до 6000, и приказал им выгнать с Кремлёвской площади мятежную толпу и подавить волнение. Но стрельцы воспротивились такому приказанию… [После жалобы царю и его превратно истолкованного совета поговорить с Морозовым лично] толпа вместе со стрельцами, по недоразумению полагавшими, что им самим нужно разобраться с Морозовым, бросилась к дому Морозова и принялась его штурмовать. Навстречу им вышел управитель Морозова, по имени Мосей, и хотел их успокоить, но они тотчас сбили его с ног и умертвили ударами дубины… Когда этот Мосей, управитель Морозова, был умерщвлён таким плачевным образом, весь народ, также и стрельцы, принялись грабить и разрушать дом Морозова так, что даже ни одного гвоздя не осталось в стене; они взламывали сундуки и лари и бросали в окошко, при этом драгоценные одеяния, которые в них находились, разрывались на клочки, деньги и другая домашняя утварь выбрасывалась на улицу, чтобы показать, что не так влечёт их добыча, как мщение врагу». В ходе Соляного бунта были убиты многие представители высшей власти: толпа забила до смерти «автора» соляного побора дьяка Назария Чистого и буквально растерзала в Кремле двух начальников приказов – Леонтия Плещеева и Петра Траханиотова. Самого же Морозова под усиленной охраной спешно вывезли в северный Кирилло-Белозерский монастырь. Впрочем, ссылка продлилась недолго, и вскоре тот вернулся в Москву, правда, ключевых должностей, дабы не дразнить гусей, уже не занимал. К слову, Соляной бунт был подавлен не только силой, но и хитростью. Чтобы расколоть ряды протестующих и возродить в стрельцах расположение к власти, военным выдали двойное денежное и хлебное жалованье, а царь и бояре принялись наперебой зазывать служивых на примирительные обеды, на которых жаловали награды, сукно, пивные и винные бочки. Тем не менее бунт не на шутку испугал молодого Алексея Михайловича, побудив того лично заняться государственными вопросами, в частности приступить к разработке Соборного уложения, принятого в 1649 году. Несмотря на подавление бунта в столице, всполохи народного негодования продолжились на местах: в 1648 году мятежи были отмечены в Козлове и Сольвычегодске, в 1649 году в последний момент был предупреждён московский мятеж закладчиков, в 1650 году произошли выступления во Пскове и Новгороде, наконец, в 1662-м в Москве разгорелся Медный бунт, о котором мы сейчас и поговорим. МЕДНЫЙ БУНТ Начавшаяся в 1654 году длительная война с Речью Посполитой вновь потребовала от казны больших расходов. Осторожное (ещё свежи были воспоминания о Соляном бунте) повышение налогов результата не дало, и тогда группа очередных «реформаторов» во главе с Афанасием Ординым-Нащокиным предложила царю провести «медную» эмиссию – наладить чеканку медных денег по номиналу серебряных. Увеличить производство собственной серебряной монеты Русь тогда не могла, так как своих серебряных рудников у страны ещё не было, а первые бумажные ассигнации появились в России лишь в 1769 году при Екатерине II. (Не правда ли, похоже на некоторые современные предложения завалить страну необеспеченными деньгами и тем самым решить все экономические вопросы? Похоже. А теперь – что из этого вышло.) Медные деньги начали чеканиться сразу в Москве, Новгороде и Пскове. Жалованье выплачивалось медью, но вот подати и сборы собирались серебром. Бесконтрольный выпуск медных денег предсказуемо привёл к их обесценению и, несмотря на запретительный царский указ (снова что-то знакомо-запретительное, не так ли?), к повышению розничных цен, прежде всего на хлеб. Бунт вспыхнул летом 1662 года. Но «спусковым крючком» стал вовсе не рост цен или безответственная правительственная политика, а обвинения царского тестя Ильи Милославского, а также нескольких членов Боярской думы в том, что они вступили в коллаборационистский сговор с враждебной в тот момент Польшей, одним из следствий которого и стало повышение цен на всё и вся. Разъярённая толпа числом до пяти тысяч человек по обычаю разгромила дома главных «шпионов» и двинулась на этот раз не в Кремль, как при Соляном бунте, а в Коломенское, где в загородном дворце проводил свой «отпуск» царь. Алексей Михайлович, набравшийся популистско-демагогического опыта общения с народом ещё во время Соляного бунта, естественно, пообещал уменьшить налоги и покарать нерадивых. Удовлетворённые челобитчики двинулись обратно, но встретили «вторую волну» протестующих, возмущённых тем, что в Москве служивые люди начали уничтожать расклеенные по всему городу листовки («воровские листы»), в которых рассказывалось о роли высокопоставленных «преступников» в народном обнищании. Разминулись бы тогда две нестройные колонны – и никакого Медного бунта не случилось бы. Но в русской жизни (да и не только в русской) всегда была велика роль случая, «чёрного лебедя» как символа непредсказуемости. Сдвоенная толпа развернулась обратно к Коломенскому. Но там их уже ждали стрелецкие полки и царские наёмники. В результате неравной схватки до тысячи человек были убиты и утоплены в Москве-реке, а ещё до трёх тысяч арестованы. Бунтовщиков пытали, отсекали руки и ноги, клеймили лица, ссылали в самые дальние уголки Руси: в Сибирь, Казань, Астрахань, на Соловки. Многим «повезло» ещё меньше: их с завязанными руками и ногами сажали в большие лодки-баржи и пускали ко дну на Москве-реке. К тому же всех грамотных москвичей обязали сдать образцы почерков для выявления изготовителей листовок. Впрочем, «писателей» так и не нашли. В итоге, помимо традиционного монаршего головотяпства, подметим ещё одну «наследственную» черту русского государственного управления – слепоглухоту власти, хронически не умеющей распознать ухудшение социального самочувствия при наличии соответствующих «глаз» и «ушей». В начале 1660-х годов, как и в другие исторические периоды, царь и элиты до последнего надеялись, что грозовые тучи разойдутся сами собой, а может, просто не знали, что предпринять. Медные деньги? Ах да – их выпуск был прекращён в 1663 году. ХОВАНЩИНА В преддверии рассказа о Хованщине необходимо сделать несколько важных вводных замечаний. Правление сына царя Алексея Михайловича, Фёдора Алексеевича, было недолгим: через шесть с небольшим лет, 27 апреля 1682 года, в возрасте 20 лет он отошёл в мир иной, не оставив распоряжений относительно престолонаследия. Единственный ребёнок царя Фёдора – Илья Фёдорович умер в 1681 году, во младенчестве, с разницей в несколько дней с матерью, царицей Агафьей. У Фёдора остались старшая сестра Софья (дочь Алексея Михайловича от брака с Марией Милославской) и два малолетних брата: Иван (сын от первого брака с Милославской) и Пётр, тот самый Пётр I (сын от второго брака с Натальей Нарышкиной). Царевич Иван был старше Петра почти на шесть лет, но в силу болезненности управлять страной не мог. Поговаривали, что «царевич Иван был хилый, болезненный мальчик с ограниченными умственными способностями», но, вероятно, это был наговор со стороны Нарышкиных в борьбе за царский трон. Не в состоянии руководить государством был и девятилетний Пётр, крепкий и здоровый мальчик, но слишком юный для исполнения царских обязанностей. Власть фактически перешла к царевне Софье. Смерть молодого царя породила не только безвластие, но и предсказуемое противостояние в верхах (после смерти Фёдора Алексеевича часть бояр сделала ставку на Милославских, другая – на Нарышкиных), вылившееся в Стрелецкий бунт 1682 года, также известный как Хованщина, по фамилии главы Стрелецкого приказа князя Ивана Хованского. Стрелецкий бунт стал одновременно наглядным свидетельством укоренившейся на Руси моды использовать армию как инструмент решения элитами клановых задач, так и отчасти попыткой вернуть страну к «прежней вере». Стрельцы же собственной «повестки» не имели, если не считать недовольства зарвавшимися, погрязшими в воровстве командирами и перспективами понижения стрелецкого статуса до уровня городской полиции. 27 апреля 1682 года, в день смерти Фёдора Алексеевича, Нарышкины, заручившись поддержкой патриарха, поспешили возвести на престол малолетнего Петра (высочайший документ от 27 апреля 1682 года озаглавлен как «Объявление о кончине Государя Царя и Великого Князя Фёдора Алексеевича и об избрании на Всероссийский престол благоверного Государя Царевича и Великого Князя Петра Алексеевича»). Тут же взбунтовались Милославские, указав на нарушенный порядок престолонаследия по старшинству. Милославские и подбили стрельцов на бунт, формальной причиной которого стала «утка» об удушении царевича Ивана (на Руси, как мы уже видели на примере Соляного и Медного бунтов, повод для волнений крайне редко соответствовал реальности). О старообрядцах, как видите, пока ни слова. 15 мая под предлогом отмщения за царевича стрельцы, ведомые Милославскими, захватили Кремль. Их не остановило даже то, что царевна Софья вывела на Красное крыльцо обоих братьев, целых и невредимых. Поскольку предлог оказался ложным, а первые кровавые шаги уже были сделаны (к тому времени начались расправы над Нарышкиными и некоторыми стрелецкими командирами), возник классический русский бунт, тот самый «бессмысленный и беспощадный», как позднее охарактеризовал его классик. За три дня стрельцы «бессмысленно» убили многих не успевших укрыться членов клана Нарышкиных, а также некоторых стрелецких начальников и их родственников (стрельцы не без оснований опасались мести). Убили даже лекаря покойного Фёдора Алексеевича за то, что он якобы давал усопшему Государю отравленные снадобья. Власти в те дни в стране не было, вместо неё гуляла вольница обезумевших от вина и безнаказанности «беспощадных» мятежников. 19 мая стрельцы подали челобитную, правда, неизвестно кому (видимо, Петру, против восшествия которого на престол они под началом Милославских выступали; не Ивану же с Софьей), в которой ультимативно потребовали выплатить им долги по жалованью общей суммой в фантастические 240 тысяч рублей. Челобитная была вынужденно удовлетворена, и царевна Софья, вообще-то на тот момент ещё не обладавшая властными полномочиями, распорядилась собирать деньги по всей стране, начав с переплавки и продажи золотой и серебряной посуды из царской столовой. 23 мая стрельцы с подсказки Милославских предъявили новое требование: венчать на царство сразу обоих царевичей. Причём Иван V должен был стать старшим царём, а Пётр I – младшим. Это условие также было выполнено: 26 мая издан Акт «О совокупном восшествии на Всероссийский Престол Государей Царей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича и о вручении, за малолетством Их, управления государственными делами Сестре Их, Царевне Софье Алексеевне», а 25 июня состоялся «Церемониал о венчании на Царство Великих Государей, Царей и Великих Князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича». Старообрядческая тема стала заметной лишь в конце июня 1682 года, когда среди стрельцов, не знавших, что им делать дальше, стало ощутимым влияние наивных старообрядческих лидеров (к тому же князь Хованский тайно придерживался старообрядческих убеждений). Престол поделили, жалованье получили, Москву на уши поставили – как бы ещё покуражиться? В те дни чаша весов начала склоняться от мятежников к власти. Во-первых, посвящение в государи прошло не по старым, как настаивали стрельцы, а по новым церковным книгам. Во-вторых, религиозный диспут, запланированный на 23 июня, состоялся только 5 июля и не на Лобном месте, а в Грановитой палате (собственно, никакого диспута и не было, случилась перепалка с потасовкой, что, однако, было расценено стрельцами и старообрядцами как победа). В-третьих, уже в начале июля некоторые стрельцы понесли повинные властям, что «стоять за веру – не их дело», и сами переловили старообрядческих заводил. Один из них, бывший суздальский поп Никита, 11 июля был обезглавлен на Красной площади. Дальнейшее было делом техники, и Софья Алексеевна провела операцию по возвращению власти с блеском. 19 августа в Донском монастыре должен был состояться крестный ход, в котором по обычаю принимала участие царская семья. Воспользовавшись этим, высочайшая династия под охраной верных царских стольников выехала якобы в Донской монастырь, но по пути свернула в Коломенское, откуда к 14 сентября добралась до села Воздвиженского, неподалёку от Троице-Сергиевого монастыря. Здесь же собрались члены Боярской думы и участники дворянского ополчения. Почувствовав, что судьба отвернулась от них окончательно, Хованский с сыном отправились в Воздвиженское на переговоры о будущем государственном устройстве, но неподалёку, в Пушкино, были схвачены. 17 сентября, в день рождения Софьи, Хованских привезли в Воздвиженское, где в присутствии нескольких бояр им было предъявлено обвинение в намерении завладеть престолом и вынесен смертный приговор, тут же приведённый в исполнение. Видимо, в подарок регентше (снова традиция?). По возвращении в столицу мать Петра Наталья Кирилловна предпочла постоянно жить вместе с сыном Петром Алексеевичем не в Кремле, где по-прежнему хозяйничали Милославские, а в подмосковном селе Преображенском. Там они наверняка не раз вспоминали ужасы Хованщины: ведь практически все трагические события происходили на глазах царевича, оказав огромное негативное воздействие на его психическое здоровье. Кстати, когда в 1698 году возник ещё один стрелецкий бунт, инициированный опальной к тому времени Софьей Алексеевной, повзрослевший Пётр, срочно вернувшись из-за границы, принял личное участие в «великом розыске» и последующих казнях. Как отмечали иностранцы, «видели, как он за один вечер собственными руками отрубил двадцать голов, и слышали, как он хвастал своей ловкостью». Общее число казнённых стрельцов в те дни измерялось тысячами, тела в назидание зарывали вдоль дорог, а немногие оставшиеся в живых стрельцы вместе с семьями и родственниками ссылались на окраины страны. Памятуя о налёте на Хованщину старообрядчества и, естественно, в продолжение дела своего отца, Софья Алексеевна быстро издала указ, впоследствии названный законом «Двенадцати статей царевны Софьи». Вот их краткое осовремененное изложение от историка Фёдора Мельникова: «Кто распространяет старую веру, тех приказано пытать и сжечь в срубе, а пепел развеять; кто тайно будет содержать древнюю веру, тех нещадно бить кнутом и ссылать в отдалённые места. Приказано бить кнутом и батогами даже тех из верующих людей, которые окажут хотя бы какую-нибудь милость гонимым христианам: дадут им или поесть, или хоть только воды испить… Всякое имущество староверов: дворы, поместья, вотчины, лавки и всякие промыслы и заводы – приказано отбирать и отписывать на «великих государей». Всё, круг замкнулся. Преследование собственного народа, развязанное царскими и церковными властями, действовавшими в рамках «правового поля» (Соборного уложения 1649 года), не оставляло народу выхода – только самоистребление или бегство. Повсюду говорили о «сжигавшихся сотнями и тысячами невинных жертвах». К примеру, синодальный историк Пётр Смирнов констатировал со ссылкой на документы той эпохи, что только «в 1687 году в местечке Берёзове Олонецкого края сгорело более тысячи человек во главе с неким Пименом. В том же году в Палеостровском монастыре, что на острове, в самой северной части озера Онежского, инок Игнатий сжёгся с 2700 раскольников. В Сибири пример самосожжения, с 1700 жертвами, показал ещё в 1679 году поп Дометиан». А сколько безвестных гарей случилось в других уголках бескрайней Руси? МЕНТАЛИТЕТ? …Задолго до ратных подвигов в Русско-японскую, а особенно в Великую Отечественную войну многим исследователям Раскола было ясно, что они открывают прежде малоизведанные черты русского менталитета. Ещё в 1871 году Николай Костомаров, рассуждая о гарях, приходил к следующему выводу: «Раскольничьи самосожжения были в своё время такими же геройскими подвигами, какими бы теперь считали решимость защитников отечества лучше погибнуть в крепости, взорвав её на воздух, чем сдаться неприятелю». Костомаров как в воду глядел. Вот, к примеру, что сообщал с фронта в начале Великой Отечественной войны начальник Генерального штаба Сухопутных войск вермахта (1938–1942) Франц Гальдер: «На отдельных участках экипажи танков противника покидают свои машины, но в большинстве случаев запираются в танках и предпочитают сжечь себя вместе с машинами». Что касается «погибнуть в крепости», то в историю Великой Отечественной навсегда вошла героическая оборона Брестской крепости: к тому времени враг был уже под Смоленском, а защитники крепости по-прежнему стояли насмерть. «Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина!» – надпись, сделанная неизвестным солдатом на стене крепости 20 июля 1941 года. Источник: http://newizv.ru/news/society/28-02-2017/nikita-krichevskiy-k-buntam-v-rossii-privodila-slepogluhota-vlasti

УВАЖАЕМЫЕ КОЛЛЕГИ! ФГБОУ ВО «Ивановский государственный университет» Ивановский филиал ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации» Свято-Алексеевская Иваново-Вознесенская Православная Духовная семинария 29–30 марта 2017 г. проводят XVI Международную научную конференцию «Государство, общество, церковь в истории России XX-XXI веков» К участию в конференции приглашаются ученые, священнослужители, преподаватели, аспиранты духовных и гражданских учебных заведений (академий, семинарий, университетов, институтов, техникумов и училищ) и другие специалисты. На конференции предполагается обсудить проблемы: – истории российской государственности; – истории Русской Православной Церкви и других конфессий в контексте истории российского государства и общества; – социальной структуры общества; – политические партии и движения; – развитие местного самоуправления; – становление и развитие интеллигенции/интеллектуалов в изменяющейся социально-политической действительности; – духовное и культурное развитие общества. – междисциплинарные подходы к осмыслению истории России. Хронологические рамки конференции: рубеж XIX–XX вв. – рубеж XX–XXI вв. В ходе конференции предполагается работа следующих секций: 1. Русская Православная Церковь (рубеж XIX–XX вв. – рубеж XX–XXI вв.). 2. Интеллигенция/интеллектуалы и духовное развитие общества в России и на постсоветском пространстве в XX – начале XXI веков. 3. Российское государство и общество (рубеж XIX–XX вв. – рубеж XX–XXI вв.). 4. Междисциплинарные подходы к осмыслению истории России (рубеж XIX–XX вв. – рубеж XX–XXI вв.) Обращаем Ваше внимание, что материалы сборника оргкомитет планирует опубликовать в РИНЦ. Возможно заочное участие. Оргкомитет предполагает опубликовать материалы конференции к началу ее работы. Для участия в конференции необходимо до 30 декабря 2016 года на электронный адрес выслать заявку и текст статьи объемом не более 5 страниц (материалы, превышающие данный объем, оргкомитет не рассматривает). komissarova-ia@rambler.ru и komissarova.ir.an@gmail.com (Просьба, высылать материалы и заявку на оба адреса). Оргкомитет оставляет за собой право отбора тезисов и статей для публикации и технической корректуры. Официальное извещение оргкомитета о публикации и приглашение на конференцию будет направлено по электронному адресу после окончания сбора всех материалов и заседания оргкомитета, ориентировочно в конце января 2017 г. В заявке на участие в конференции следует указать: Ф.И.О. (полностью), ученую степень, должность и место работы (название полностью и в сокращении), ученое звание, контактный телефон, e-mail, какое участие в конференции (очное или заочное) предполагается, согласие на размещение материалов сборника в РИНЦ. Оплата расходов (проезд и проживание) за счет командирующей стороны. Для заочных участников оргкомитет после проведения конференции вышлет сборник материалов бандеролью наложенным платежом: стоимость сборника – ориентировочно 300 рублей плюс стоимость почтовых расходов. Требования к оформлению статей: 1. Формат А 4, шрифт – 14 Times New Roman. 2. Междустрочный интервал – одинарный. 3. Поля – 2 см. 4. Отступ – 1 см. 5. Оформление заголовка. Выравнивание по левому краю: инициалы, фамилия автора – все через пробел строчными буквами и полужирным шрифтом, следующая строка должность автора и место работы обычным шрифтом (строчными буквами), заголовок статьи полужирным шрифтом, прописными буквами, выравнивание по центру через строчный пробел, подзаголовок в скобках с новой строки (строчными). Смотри ниже – образец. 6. Библиографические ссылки оформляются внутри текста в круглых скобках, тем же шрифтом что и основной текст по ГОСТ 7.0.5.-2008. (раздел: внутритекстовые ссылки). 7. Оргкомитет оставляет за собой право технической корректуры. 8. Тексты статей должны быть выверены, авторы несут полную ответственность за содержание. Образец А. В. Иванов доцент Ивановского государственного университета ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИОГРАФИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ (XX – начало XXI вв.) Текст тезисов Все вопросы о конференции и оформлении материалов можно задать ответственному секретарю оргкомитета – Комиссаровой Ирине Анатольевне 8 (4932) 93-85-11 – деканат исторического факультета ИвГУ, 153025, г. Иваново, ул. Тимирязева, д. 5, 6 (новый) учебный корпус, каб. 403. 8-910-668-8230 – сотовый Комиссаровой И.А., komissarova-ia@rambler.ru, komissarova.ir.an@gmail.com С искренним уважением оргкомитет

Научно-практическая конференция «Российская государственность и революция: социально-политические и культурные детерминанты развития России в XX-XXI-м веках» 14-15 октября 2016 г. Организаторы конференции: · Владимирский филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации · Владимирское региональное отделение Российской ассоциации политической науки ПРИМЕРНАЯ ПРОБЛЕМАТИКА КОНФЕРЕНЦИИ: Традиционная конференция по проблемам российской государственности в этом году будет посвящена социально-политическим и культурным условиям, определяющим развитие российской государственности в последние сто лет. «Долгий XX-й век» (выражение Дж. Арриги), начавшийся в конце XIX века и принесший с собой невиданные трансформации для России, видимо, еще не закончился, хотя и привел к созданию нового варианта российской государственности на рубеже XX и XXI веков. Главной задачей конференции станет научное осмысление культурно-исторических и социально-политических особенностей развития российской государственности в период «долгого XX-го века». Примерные вопросы конференции: 1. Методологические проблемы исследования российской государственности. 2. «Долгий двадцатый век» и российская государственность: традиции и инновации. 3. Трансформации социально-культурных основ российской государственности в эпоху революций. 4. Социально-политические модели российской государственности в XX веке. 5. Диалектика развития и взаимовлияния экономических и социально-политических основ российской государственности в XX-м веке. 6. Российская государственность в XXI-м веке: прогнозы и предостережения. Председатель оргкомитета конференции: Картухин Вячеслав Юрьевич – Заместитель председателя Законодательного Собрания Владимирской области, директор Владимирского филиала РАНХиГС, к.ю.н, Члены оргкомитета: Илларионов Александр Ефимович, заместитель директора Владимирского филиала РАНХиГС, к.э.н., доцент Евстифеев Роман Владимирович, ведущий научный сотрудник кафедры менеджмента, д.полит.н. Калмыкова Марина Владимировна, заведующий кафедрой социально-гуманитарных дисциплин, к.и.н., доцент Чирикин Виктор Александрович, заведующий кафедрой государственно-правовых дисциплин, к.ю.н., доцент Ответственный секретарь: Жукова Ольга Александровна – ведущий специалист отдела аспирантуры Владимирского филиала РАНХиГС Тел: (4922) 333-707, внутренний 11-70; Моб. +7 (904) 653-54-93 Адрес: г. Владимир, Горького, д. 59 а, к. 27 Конференция проводится во Владимирском филиале РАНХиГС Учебный корпус №1 (г. Владимир, ул. Горького, д.59а, ауд.303) Начало пленарного заседания 14 октября 2016 года в 10.00. Регистрация участников: с 9.00 до 10.00 час. 15 октября планируется проведение специального заседания дискуссионного клуба «Спасскiй Холмъ» по проблематике конференции с участием ведущих ученых и специалистов. Для участия в работе конференции приглашаются социологи, историки, политологи экономисты, культурологи, исследователи, занимающиеся различными аспектами развития государственности, представители органов государственной власти и местного самоуправления, аспиранты и студенты высших учебных заведений Тезисы докладов и выступлений участников конференции будут опубликованы в специальном сборнике. Требования к оформлению докладов или их тезисов Установки: - Формат doc или rtf. Шрифт Times New Roman, 14 кегль, межстрочный пробел – 1,5 интервала; поля по 2 см по периметру страницы, абзацный отступ – 1 см. Не использовать табуляций, автоматических списков. Структура тезисов и докладов должна быть следующей: - в левом верхнем углу указывается индекс УДК; - инициалы и фамилия автора (или авторов) должны быть напечатаны в правом верхнем углу строчными буквами (начиная с прописных) с указанием степени и звания, замещаемой должности; - через 2 интервала печатается название тезисов или доклада посредине строки прописными буквами; - через 1,5 интервала на русском языке печатается аннотация и ключевые слова; - через 1,5 интервала на английском языке печатается аннотация и ключевые слова; - через 1,5 интервала печатается текст тезисов или доклада. Заявка и тезисы доклада (выступления) в объеме до пяти полных страниц представляются в Оргкомитет до 20 сентября 2016 г. в электронном виде по адресу: academia33@yandex.ru Заявка на участие в конференции Фамилия, имя, отчество Место работы Должность Ученая степень Ученое звание Адрес Контактный телефон e-mail Тема выступления (если планируется) или статьи Технические средства, необходимые для выступления

Рождение христианской культуры Западной Европы ЛАТИНСКИЙ ЯЗЫКХРИСТИАНСТВОСРЕДНЕВЕКОВЬЕРЕЛИГИЯКАРЛ I ВЕЛИКИЙ 11 лекций историка Олега Воскобойникова о христианской культуре, появлении патристики и развитии раннесредневековой архитектуры https://postnauka.ru/courses/68767

Имена кровавых князей Гардарики Даниил Кузнецов/ 19 июня, 15:0 Доктор филологических наук, замдиректора института славяноведения РАН, ведущий научный сотрудник лаборатории медиевистики НИУ "Высшая школа экономики" Фёдор Борисович Успенский рассказал Марии Бачениной об именах первых русских князей, об их скандинавских и половецких невестах и кровавых нравах той эпохи. Фото: © L!FE/Марат Абулхатин М.Б.: Здравствуйте! Ф.У.: Добрый вечер! М.Б.: Поговорим сегодня о традиции династических имён в домонгольской Руси, системе двоимённости и всём, что с этим связано. В какой момент сложилась традиция, что имена — это не просто так, а что-то важное и особенное? Такое ощущение, что кому-то было нечего делать, он посидел, подумал и для пущего авторитета взял и придумал столь весомую вещь. Когда это началось? Ф.У.: Мне кажется, это ложное впечатление, потому что особое отношение к имени, особый язык имён — это вещь исключительно древняя. Настолько древняя, что толком отследить её невозможно. Во-первых, нет культур, где не было бы личных имён. Ясно, что это — ровно то, что объединяет всё население планеты. Во-вторых, в ходе истории люди теряли такое отношение к имени. Мы не знаем где истоки, но начинали они как раз с исключительно сакрального и чрезвычайно высокого уважения к имени. Постепенно, конечно, это терялось. Сакральное постепенно растворялось и делалось всё более доступным. Но я бы сказал, что имена и сейчас играют особую роль. М.Б.: Я согласна. Не сакральную, но особую. Сакральность — это слишком громкое слово для нынешней ситуации. Понятно, что с приходом христианства на Русь Церковь приносит с собой целый корпус новых имён — совершенно чужих и ни с чем не ассоциирующихся. А какие имена были популярны до крещения? Ф.У.: Многие из этих имён дожили до наших дней, но не все. М.Б.: А сколько возрождается! Ф.У.: Это уже новая мода. Если говорить о том, что мне ближе всего, а именно — славянах и скандинавах, там был очень богатый дохристианский именослов. Тут история Руси и история Скандинавии развивалась разными путями, что нетипично для них, так как они во многом очень похожи. Но не в отношении имён. Когда появляется христианство, все имена дохристианского происхождения — Широслав, Добромир, Остромир, Мстислав, Изяслав — никуда не исчезают, но к ним добавляются христианские имена конкретных святых, связанных с церковным календарём. Так появляется система двуимённости. Но пока я бы не называл это системой, это станет системой внутри княжеского рода, где это начинает особым образом обыгрываться и переводиться на язык власти. Вообще у людей сохраняется их родовое имя, связывающее их с историей рода, но плюс к этому добавляется христианское имя, которое они получают при крещении по одной простой причине: церковь полностью игнорировала в восточной традиции языческие имена. Невозможно было представить ситуацию, чтобы некий Жирослав причащался в церкви под этим же именем. В Скандинавии с этим всё было иначе. Там церковь как раз сконцентрировалась на других аспектах. Например, на таком принципиальнейшем вопросе как поедание конины. М.Б.: А почему там так, а у нас по-другому? Ф.У.: Это разлетание некогда общей традиции. Конечно, в Скандинавии, при том, что они очень много взаимодействовали с Русью и многое переняли от восточного христианства, основной поток христианизации происходит из латинских источников, из западного христианства. Конечно, у них образуется некий причудливый симбиоз, но всё-таки они довольно быстро дрейфуют в сторону западного христианства, в том числе они и формально-бюрократически принадлежат к Гамбургско-Бременской епархии, а это вовсе никакая не Византия. Но так или иначе, они начинают расходиться в разные стороны. В Скандинавии никакого запрета на языческие имена не было. Есть случаи, когда какие-то люди получали дополнительные христианские имена, но это была редкость. Есть, например, знаменитый персонаж эпохи викингов Кнуд Могучий, который к крещению стал Ламбертом, но мы об этом как-то случайно узнаём. А у русских князей тут всё было довольно жёстко и последовательно. Как Владимир Святой стал Василием в крещении, так и всякий князь, обладающий мистическим именем — Мстислав, Изяслав, Святополк, Ярослав, Ярополк — обязательно получал христианское имя. М.Б.: Допустим, первое поколение — там понятно, у него было родовое имя, и необходимо было при крещении дать христианское. Но и дальше они придерживались этой традиции вместо того, чтобы просто отказаться от родовых и брать христианские. Какое имя было важнее? С. В. Иванов. "Съезд князей". Фото: © wikipedia.org Ф.У.: Интересный вопрос. Ответ на него зависит от того времени, о котором мы говорим. Если мы говорим про XI век, когда христианство на Руси уже укоренилось, но они ещё были неофитами, акцент во многом был всё-таки на родовых династических именах. А вот в XII веке, веке полностью просвещённого христианства на Руси, возможно акцент делался на христианские имена. Но здесь вопрос, о какой социальной страте мы говорим. Если это князья, то у них, конечно, христианские и родовые имена поначалу употреблялись в разных культурных нишах и регистрах. Если речь шла о власти, то там было важнее династическое имя, по которому видно, чей ты сын или внук. Князь, конечно, с одной стороны был связан с новой верой, которая приходит на Русь, а с другой — он должен всем и вся поддерживать свою укоренённость традиции. Он был и новатором, и архаистом одновременно. Поэтому в церковной жизни христианское имя было важнее. Сами Рюриковичи, видимо, и то, и другое имя считали одинаково важными. Видимо, там царило немножко наивное убеждение, что чем больше у человека имён, тем лучше. М.Б.: Он более защищён что ли? Ф.У.: В одной саге сказано, что чем больше у человека имён, тем больше ему сопутствует удача, без пояснений. М.Б.: К моменту крещения Руси у Рюриковичей было всего три поколения. Используются скандинавские имена, на русский манер это Олег, Игорь. Откуда они брали славянские имена? Из церковного свода? Или были другие источники? Ф.У.: Нет, если говорить о первых Рюриковичах, это был ещё дохристианский период. Там была княгиня Ольга, которая приняла крещение и стала Еленой. Ольга — это скандинавское имя, а Елена — это имя Святой Елены, матери Константина Великого. Но она оставалась правительницей в языческой стране. Так что как ответить на Ваш вопрос, я не знаю. Потому что мы живём в убеждении, что как пришёл Рюрик, так Рюриковичи и появились на Руси. А на самом деле, видимо, на Руси какое-то время конкурировали несколько разных династий и элит. М.Б.: Это Вы про какой век говорите? Ф.У.: Про X век, предкрестильное время. В составе древнейших летописей есть договор Руси с греками, там упоминается "всякое княжьё" и это вовсе не Рюриковичи, а какие-то элитарные фамилии. М.Б.: Так и сказано "всякое княжьё"? Ф.У.: Да. М.Б.: Прелесть какая. Ф.У.: На древнерусском ничего в этом уничижительного нет. Они явно конкурировали за власть. Или какая-нибудь Рогнеда Полоцкая, которая стала женой Владимира. В Полоцке был некий человек, который пришёл из "заморья", звали его скандинавским именем Рёгнвальд, по-русски — Рогволод. Владимир посватался к его дочери, она отказала, потому что Владимир был сыном рабыни. Потом произошли известные драматичные события, когда он опозорил её на глазах семьи, всю семью вырезал, взял её насильно в жёны. Но потом она, правда, стала прародительницей вообще всех Рюриковичей. Все Рюриковичи из Киева, Чернигова, Турова — это всё потомки Рогнеды. М.Б.: Стерпится — слюбится. Ф.У.: Я бы не назвал это браком по расчёту, но это был, безусловно, во многом искусственный брак. Тем не менее, от него пошла вся ветвь русских князей. М.Б.: Но ведь двуимённость до сих пор сохранилась. Вы говорите, что она ушла в прошлое, но сейчас если крестится человек с нехристианским именем, ему дают имя при крещении. Считается, что именно в этом сакральность — оно тайное, это имя, которое защищает. Так зачем эти хлопоты? Только для того, чтобы чтить свой род? С. А. Кириллов. "Княгиня Ольга (Крещение)". Фото: © wikipedia.org Ф.У.: Безусловно. Дело в том, что вся власть русского князя в домонгольское время и все властные полномочия строились только на одном аргументе — на праве крови. Он был сыном русского князя Рюриковича, членом рода Рюриковичей. Эта принадлежность по мужской линии к огромной семье была главным притязанием на власть — некое наследственное право на власть. А, например, у Мстислава Великого в конце XI — начале XII веков было вообще три имени. М.Б.: А третье откуда? Ф.У.: Сейчас расскажу. Вряд ли всякий раз, когда он вспоминал, что он Мстислав, он думал: "Ах, языческое имя!" Нет, конечно. Просто это имя было на одном культурном этаже, крестильное имя Фёдор — на другом. Оно было связано, прежде всего, с церковной жизнью. И, наконец, у него было имя, которое он получил от своей мамы, англичанки по имени Гида, которая была дочерью последнего англосаксонского короля. М.Б.: Он проиграл Англию? Ф.У.: Да, он в 1066 году проиграл Англию. Сначала он выиграл её у норвежцев в битве при Стэмфорд-Бридже, а потом проиграл в битве при Гастингсе. Этого короля звали Гарольд Годвинсон. И поскольку его дочь бежала из Англии, побывала в Дании, потом её выдали замуж на Русь за Владимира Мономаха, то её первенец Мстислав получил ещё одно имя — Гарольд, в честь деда по матери. М.Б.: Там, наверное, так и упоминается? Ф.У.: В западных источниках он довольно хорошо известен. Он был знаменитый, славный князь и упоминается исключительно как Гарольд, как внук этого Гарольда Годвинсона. М.Б.: Хорошее имя. Вы знаете о том, что сейчас Святополк и Мстислав — это популярные имена? Ф.У.: Да, это очень интересно. Я этим напрямую не занимаюсь, меня больше интересует древность, но это очень интересная тема для социолога, лингвиста — как появляется мода на имена. Почему, например, Святополк становится популярным, а какой-нибудь Ярополк, который ничем не хуже, — нет. М.Б.: Я думаю, что СВЯТОполк — это понятно и очевидно, а ЯРОполк — это немножко негативный вектор. Ф.У.: Хотя это связано не с яростью и гневом, а с тем, что мы знаем о солнце как о яриле. Так или иначе, мода на имена чрезвычайно интересна как на древнем материале, так и на современном. М.Б.: Ведь всегда есть популярные и непопулярные имена. Когда я была маленькой, все сплошь были Светами и Ленами. Маш было очень мало. Сейчас же всё перевернулось. В своё время было популярным имя Валера, сейчас оно совершенно не популярно. Ф.У.: Или Валентин и Валентина. М.Б.: Да. Почему тогда какое-то имя было модным, какое-то — нет? И вообще, можно ли говорить о моде, если одно имя считалось нехорошим, а другое — хорошим? Ф.У.: Как в древности была устроена мода на имена, сказать очень трудно, потому что нам не хватает источников. Какие-то замечания на полях сделать можно, потому что есть интересные эпизоды и моменты, которые говорят даже не столько о моде, сколько о силе родовой традиции, которая стоит за всем этим. Например, известный эпизод, когда были убиты два святых мученика — Борис и Глеб. Убил их, по официальной версии, персонаж по имени Святополк Окаянный, который был тут же предан анафеме, ни у кого не было идеи прославить его имя в веках. Но тем не менее, мы видим, что в следующих поколениях имя Святополк осталось. В честь этого Святополка продолжают называть, никаких проблем с этим не испытывая. М.Б.: Может быть, мы не совсем верно думаем о нём? Ф.У.: Может быть. Тем более, есть версии о том, что это не он убил, а Ярослав Мудрый руку приложил. Но это предмет отдельного разговора. Одна из древнейших икон, изображающая Св. Бориса и Глеба. Найдена в Новгороде, но скорее всего написана в Твери в начале 1300-х. Фото: © wikipedia.org Как устроены механизмы сохранения и исчезновения имени — очень интересно и в то же время очень загадочно. Надо сказать, что княжеские имена и имена простых людей на Руси разделены чёткой границей. Невозможно себе представить даже боярина по имени Мстислав. Эти имена принадлежали только князьям, это было их личное имущество. Имя вообще воспринималось как некий объект. Соответственно, никаких князей по имени Хотимир или Жирослав быть не могло, потому что таких имён у Рюриковичей не было. Мы видим закон, который хорошо известен историкам костюма, к примеру. Многие из них говорят, что то, что в начале столетия носит элита — дворяне, графья — к концу столетия носят их лакеи. То есть мода постепенно спускается вниз. Что-то похожее иногда случалось и с именами Рюриковичей. Например, в XII веке было много родовых княжеских имён — Ярополк, Мстислав. Постепенно часть из них уходит, вытесняясь христианскими. И имена, которые уходят из княжеского обихода, мы начинаем наблюдать у их ближайшего окружения, например, у галицких бояр. Представить себе такое в XI веке было невозможно. М.Б.: А что сделали бы? Казнили? Ф.У.: Вряд ли бы казнили. Просто в голову бы не пришло. Это немыслимая ситуация не из-за нравственной парадоксальности, просто так бы не получалось. Ещё интересная вещь — это взаимодействие русских и половецких князей. Вы знаете, что половцы в какой-то момент появляются, как саранча, на Руси. Сначала русские князья от них были в ужасе, потому что они набегали, были кровопролитные сражения. Но эти набеги для них тоже бесследно не проходили, потому что за войной всегда следовало примирение, за миром — опять война. Отношения с половцами — это такой строгий ямб или хорей. И в конце XII века мы вдруг видим половцев с именами русских князей. Там вообще много загадок, потому что половцы очень взаимодействовали с русскими князьями. То они воевали, то мирились, и половцы всё это время оставались некрещёнными. А христианам с некрещёнными взаимодействовать нехорошо. Тем не менее, были изобретены какие-то выходы, но русские князья бок о бок жили с половцами, взаимодействовали с ними и военным, и мирным образом. Если вспомнить неудачный поход князя Игоря на половцев, там главные действующие лица — сам князь Игорь и половецкий князь Кончак, который оказывается его лютым врагом. Вообще-то Игоря и Кончака связывали долгие годы дружбы, они с одного поля битвы бежали в одной ладье, когда их разгромили. Когда читаешь летопись, возникает странное подозрение, что они вообще были чуть ли не побратимы. М.Б.: А кто такие побратимы? Ф.У.: Это люди, которые не связаны кровным родством, но они приносят друг другу нечто вроде обета быть друг другу как братья. Это даёт не только массу преимуществ, но и налагает обязательства. Например, за побратима надо мстить, если с ним что-то случится. Я не хочу сказать, что князь Игорь и Кончак точно были побратимами, но подозрения такие есть. И они укрепляются, когда у Кончака родился сын, который известен в летописи как Юрий Кончакович, а князь Игорь в крещении был Георгием, то есть Юрием. То есть такое впечатление, что Кончак назвал своего сына в честь своего русского приятеля. М.Б.: А как это — мстить, если по заповедям мстить нельзя? И как наши женились на половчанках, если те были некрещёнными? Ф.У.: Половчанки перед свадьбой обязательно крестились. Немыслимая ситуация, чтобы русский князь взял в жёны язычницу. М.Б.: А почему они отдавали предпочтение половчанкам? Только из-за рыночных, экономических отношений? Ф.У.: Красоты ради. Они были очень красивыми. В летописи есть один загадочный эпизод. Конечно, половчанки крестились, когда выходили замуж за русских князей, но есть странный эпизод, когда одна русская княгиня овдовела, а было правило, что после этого она не может выйти замуж за другого русского князя, она бежала в половецкую орду и вышла там замуж за князя Башкорда. Как она вышла, непонятно, потому что она — христианка, а он — язычник. Этот эпизод уникален. Но тут важно другое — этот князь Башкорд помогает пасынку, он приводит полчище своих воинов на помощь маленькому сыну его жены. М.Б.: А он остался там? Ф.У.: Да, он остался княжить на Руси. М.Б.: Вот это история! Ф.У.: Да, загадочная. Но это — не то же самое, что бросить сына в современной жизни. Он был уже полноценным князем, и его взрослые дяди и прочие кровные родственники всё время пытались отобрать княжество. Так вот этот половецкий отчим присылал огромные полчища половцев, которые его защищали. И ни у кого это никаких возражений не вызывало. Так что этот эпизод необъясним. М.Б.: Давайте про женщин поговорим. Что известно про их двойственность имён, про крещение? Первая встреча князя Игоря с Ольгой. Худ. В. К. Сазонов. Фото: © wikipedia.org Ф.У.: Первой приняла крещение женщина — княгиня Ольга. Та система, о которой мы с вами говорим, когда есть родовое и христанское имя, была и у женщин. Другое дело, что у женщин, особенно у дочерей князя, были немного иные функции, нежели у мальчиков. У них, безусловно, были какие-то владения, наследственные права, но им не предстояло княжить. У них не было такой проблемы сцепки языка имён и языка власти просто потому, что их власть была куда более камерной и локальной. Женщина должна была либо связать две ветви Рюриковичей, либо она выходила замуж за границей. Таких случаев было очень много, весь XI век они выходили замуж за границей — в Венгрии, в Польше, во Франции, в Скандинавии. Везде были русские княжны, которые, кстати, приносили с собой много нового. Знаменитый случай с Анной Ярославовной, дочерью Ярослава Мудрого: она была во Франции замужем за королём, и в этом браке родился мальчик с именем Филипп. Сейчас это имя воспринимается как неотъемлемая часть французской династии, а тот случай был первым. Это греческое имя, явно она с собой его принесла. От этой Анны Ярославовны ведь осталась замечательная подпись — Anna Regina, королева Анна. Так что у женщин были другие задачи и другая социальная нагрузка. Поэтому вся эта система двуимённости существовала и в женской сфере, но на женщинах можно было экспериментировать. Например, христианские имена легче и быстрее приживаются именно в женской среде. М.Б.: Не всё так железобетонно, я это понимаю. Ф.У.: Да. Поэтому христианские имена очень быстро и легко распространяются в женской среде. А оттуда уже происходит влияние на мужчин. М.Б.: Не могу не спросить. Почему было удивительно, что она могла автограф оставить? Они образованием не славились? Ф.У.: Владимир Святой вообще, видимо, был неграмотным человеком. Писать он не умел почти наверняка, читать — тоже сильно сомневаюсь. Он, скорее всего, знал иностранные языки, но на бытовом уровне — греческий, скандинавские. Но грамотным он не был. А с другой стороны, проходит несколько десятилетий, и мы застаём его правнука, Владимира Мономаха, который оставляет завещание своим детям. Это такой невероятный полёт учёности и начитанности для того времени! Это остроумный, очень тонкий коллаж из разных цитат. Это говорит о том, что он был явно одним из самых образованных людей своего времени. "Крещение Руси". Фреска работы В. М. Васнецова в киевском Владимирском соборе. 1896. Фото: © wikipedia.org М.Б.: Это можно связать с тем, что Русь крестили? Ф.У.: Несомненно. Уже в эпоху правления Ярослава Мудрого появляются школы. М.Б.: "В Чувашии было такое поверье: несколько имён давали ребёнку для того, чтобы смерть долго его искала", — пишет слушатель. Ф.У.: Это очень интересно. Это было и у славян. Только этот принцип выражался не в том, что давали несколько имён, а в том, что ребёнку могли давать отвратительное имя, например, Гнида, Бздун, именно для того, чтобы злой дух, придя к этому ребёнку и узнав как его зовут, с отвращением отвернулся и не забрал его. М.Б.: Это было уже второе или третье имя? Ф.У.: Нет, у простых людей такие имена могли быть основными. Это очень древний принцип, который был не только у славян, но и в самых разных культурах. Это называется апотропеическим именем, когда оно даётся как средство для того, чтобы отгонять злые силы. М.Б.: Но это не было смешно, раз давали такие имена? Ф.У.: Ничего смешного нет в том, что тебя зовут Шишка или Гнида. М.Б.: Откуда учёные узнают о вторых и третьих именах? Они же были тайными. Ф.У.: Они могли быть тайными. Вообще крестильных имён мы знаем гораздо меньше, чем родовых. Есть летописи, есть печати русских князей. Они устроены интересным образом: на одной стороне изображён святой владельца печати, а на другой — святой его отца. То есть это такое материализовавшееся имя-отчество. Проблема тут в том, как понять где сторона владельца, а где — его отца. Но этому посвящена целая наука, она называется сфрагистика. Начинал её выдающийся учёный Николай Петрович Лихачёв, а продолжил ныне живущий, тоже очень крупный исследователь — Валентин Лаврентьевич Янин. Кроме летописей есть кое-какие письменные тексты — грамоты, переводные тексты, где писец в конце мог приписать, что эта рукопись написана при правлении такого-то князя. М.Б.: У нас же практически у одних отчества есть. Ф.У.: Не только, у исландцев есть. У них нет фамилий. У нас есть триада — фамилия, имя и отчество, а у современных исландцев в паспорте указаны имя и отчество, фамилий нет. Более того, чтобы получить фамилию, надо получить специальное разрешение от комиссии. М.Б.: Вы серьёзно? Ф.У.: Абсолютно. Я был в шоке от того, как устроена телефонная книга в Исландии. Людей которых зовут Йон Йонсон, к примеру, огромное количество — из 300 тысяч их будет тысяч 50. И как понять, какой именно тебе нужен, невозможно. М.Б.: А почему же они не хотят фамилии придумать? Ф.У.: Это древняя традиция. Когда-то у скандинавов вообще не было фамилий, это довольно позднее явление, связанное с поздним временем. У домонгольских Рюриковичей тоже не было никаких фамилий. Фото: © wikipedia.org Сейчас не так много культур, где сохранилось отчество, а у нас оно сохранилось во многом благодаря тому, что, видимо, с того момента, как у нас появляется отчество, оно сразу становится инструментом некой элитарности, социального различия. В эпоху Екатерины были специальные указы кому с каким отчеством именоваться — кто имеет право на отчество на -ич, кто — на -ов, а кто вообще не имеет права на отчество. Это всегда каким-то образом регламентировалось именно потому, что отчество с самого начала ассоциировалось с некой элитарной выделенностью человека. Мы, желая в официальной обстановке обратиться к человеку, называем его по имени-отчеству, это эхо какого-то элитарного статуса. У князей отчества были, у новгородских бояр. А вот были ли у простых крестьян — большой вопрос. Думаю, что нет. М.Б.: В связи с какими событиями — решающая битва, свадьба и так далее — обращали внимание на имя? Допустим, тебе, Мария Сергеевна Баченина, не надо идти на эту битву, потому что Марии у нас никогда не побеждали. Ф.У.: Этот вопрос совершенно закономерен, потому что у каждого имени есть некоторая семантическая аура, оно с чем-то ассоциируется. Известны случаи в династии Рюриковичей XIII—XIV века, когда в княжеских семьях несколько раз подряд рождались мальчики, которых называли Даниилами, и они умирали в младенчестве. И с какого-то момента это имя на недолгое время исчезло из обихода князей. Потом снова начали так называть и всё было в порядке. Или другой пример: у Владимира Святого был сын, брат Ярослава Мудрого, по имени Судислав, полноценный русский князь. В результате борьбы за власть его посадили в поруб, и там он просидел 30 с чем-то лет. Его вывели из этого поруба племянники, хотя и опасались это делать, потому что он остался старшим в роду. Так вот это имя — Судислав — больше никогда не повторилось в княжеском роду, ни у кого не появилось желание назвать своего наследника этим именем. Оно просто исчезает из княжеского рода, а точнее — опускается на этаж ниже. Русские бояре по имени Судислав вполне встречаются. М.Б.: Когда невесту привозили из-за рубежа, её крестили и оставляли зарубежное имя и христианское? Ф.У.: Мы не всё про это знаем. До 1054 года вообще это неважно, потому что это год Великой схизмы. Да и после этого довольно долгое время последствия этой схизмы напрямую не мешали бракам. И католики, и православные довольно легко и свободно друг с другом взаимодействовали. В том числе, конечно, никто не перекрещивал, католичку не делали православной и наоборот. Хотя у Ярослава Мудрого была жена Ингигерда, шведка, которая приехала на Русь уже христианкой, но в русских источниках она известна под именем Ирина. М.Б.: Удобнее так. Ф.У.: Да, возможно, в этом дело. Имя Ирина просто было семейным в этом роду. Если представить ситуацию и сказать, что князь Мстислав Великий вдруг бы женился в Норвегии, там его бы, конечно, стали звать Гарольдом. Вот и с ней произошло примерно то же самое. Может, у неё была какая-нибудь тётка по имени Ирина где-то в Швеции и она взяла это имя и начала им пользоваться. М.Б.: Спасибо Вам большое! В гостях у нас был Фёдор Борисович Успенский, доктор филологических наук, профессор РАН, заместитель директора института славяноведения РАН, ведущий научный сотрудник лаборатории медиевистики НИУ "Высшая школа экономики". Ф.У.: Спасибо! https://life.ru/t/наука/421550/imiena_krovavykh_kniaziei_ghardariki

31 июля 1944 г. погиб известный французский писатель, автор «Маленького принца», профессиональный летчик Антуан де Сент-Экзюпери. Обстоятельства его гибели долгое время оставались загадкой для биографов. Тайна была раскрыта только в ХХI веке, когда один из участников трагедии сделал сенсационное признание. Последние два года своей жизни Сент-Экзюпери состоял в эскадрилье разведчиков, и в 1942-1944 гг. не раз совершал опасные полеты над немецкими позициями, совершая аэрофотосъемку. 31 июля 1944 г. он не вернулся с очередного задания. Его самолет неожиданно исчез с радаров в районе Сен-Рафаэля – небольшого городка на Лазурном берегу Франции. Останки самолета и летчика не были обнаружены, и долгое время он считался без вести пропавшим. Экзюпери на *Локхид* F-5A-1-LO заруливает на стоянку после разведывательного полета весной 1944 года Было несколько версий относительно причин катастрофы: механическая неисправность, воздушный бой и даже самоубийство пилота. Самой распространенной была версия о том, что самолет Экзюпери сбил немецкий истребитель и он разбился в Альпах. Но в 1998 г. французский рыбак Жан-Клод Бьянко в Средиземном море недалеко от Марселя, в сети с рыбой нашел браслет, на котором было выгравировано имя писателя, его жены и адрес издателя, выпустившего «Маленького принца». Как оказалось, этот браслет действительно принадлежал Антуану де Сент-Экзюпери, что дало повод к проведению поисков в Средиземном море. Браслет Сент-Экзюпери, найденный рыбаком Ныряльщик и водолаз Люк Ванрель подтвердил эту версию, обнаружив в 2000 г. на 70-метровой глубине обломки самолета. После этого французское правительство запретило любые поиски в этом районе. Разрешение было получено лишь осенью 2003 г. Тогда со дна подняли фрагменты самолета, среди них был обломок кабины летчика с сохранившимся серийным номером: 2734-L. Информацию проверили в военных архивах и установили, что это был бортовой номер Lockheed Lightning P-38 – того самого самолета, которым управлял Экзюпери. Самолет *Локхид*, на котором летал Антуан де Сент-Экзюпери Останки самолета были рассеяны на достаточно большом пространстве – 1 км в длину и 400 м в ширину. На фрагментах не обнаружили следов от пуль и других признаков нападения, в военных архивах не было свидетельств о том, что в этот день велись обстрелы и воздушные бои. Поэтому решили, что самолет разбился в результате поломки. Также было установлено, что он вошел в воду вертикально на большой скорости, в момент столкновения с водой произошел взрыв. У пилота не было шансов выжить. Единственная вещь пилота, уцелевшая в этой катастрофе, – тот самый серебряный браслет, найденный рыбаком. Тайна гибели Экзюпери неожиданно раскрылась в 2008 г., когда бывший пилот Люфтваффе Хорст Рипперт признался в том, что именно он 31 июля 1944 г. сбил самолет Экзюпери. На тот момент он не знал, кто находится в кабине пилота, а после очень сожалел о том, что стал причиной смерти писателя. По словам Рипперта, он решил признаться, чтобы в 88 лет облегчить душу, и чтобы Экзюпери не считали дезертиром или самоубийцей: «Это произошло недалеко от Тулона. Я совершал разведывательный полет, когда увидел истребитель с французскими опознавательными знаками. Решил вступить в бой. Совершил маневр и оказался в хвосте у неприятеля. Атака была успешной, и я сбил самолет, который упал в воды Средиземного моря. Я надеялся и все еще надеюсь, что это был не он. В молодости мы все читали его книжки и обожали их». Записи в журналах отсутствовали, так как свидетелей воздушного боя, кроме самого Рипперта, не было, и этот самолет не был официально засчитан ему как сбитый. Обломков со следами пуль могли не найти, хотя попадания в кабину пилота было бы достаточно, чтобы загнать в пике практически неповрежденный самолет. Памятник Сент-Экзюпери в Тарфае Долгое время родственники писателя и поклонники его творчества не хотели верить в его смерть. Они говорили, что Сент-Экзюпери просто исчез, как Маленький принц, и повторяли его слова: «Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, – и ты услышишь, что все звезды смеются». Писатель и военный летчик Антуан де Сент-Экзюпери http://knigi.mirtesen.ru/blog/43892378334/Poslednyaya-tayna-Sent-Ekzyuperi:-kak-razgadali-zagadku-gibeli-p

26 июля 2016 «Пусть помнят враги России день 9 мая!» – кричали участники петербургского «Бессмертного полка» в 2016 году. Это высказывание имеет смысл только в современном политическом контексте. За последние два года формы празднования 9 мая резко изменились. Для многих из праздника-воспоминания о славном прошлом день Победы трансформировался в утверждение военной мощи и славы в настоящем, наш ответ «им» на репутационные и экономические потери. Других такая «победная» коммеморация войны не устраивает. Александра Архипова и Анна Кирзюк Интернет-аудитория разделилась на два «воображаемых сообщества»: назовем их «сообщество-I» и «сообщество-II». Консолидация внутри «сообщества» происходит за счет общего языка, символов и политической позиции. И те, и другие ощущают себя потомками воевавших, но одни при этом чаще идентифицируют себя с победителями, а другие с – жертвами войны. В повседневной жизни представители обоих воображаемых сообществ молчат, но День Победы становится «точкой сборки» для каждого из них – об этом свидетельствуют ожесточенные споры, которые начинаются на страницах социальных сетей в преддверии праздника. В последние апрельские дни Facebook и Vkontakte наполнены постами на тему: надену или не надену я георгиевскую ленту, буду ли я участвовать в Бессмертном полку. Каждый определяется, на каком участке фронта этой символической войны он будет стоять. Даже нейтралитет в этой войне требует публичного выражения своей позиции. Почему такая война за войну происходит прямо сейчас? Пьер Бурдье описал культурное явление, названное им «унификация лингвистического поля». При создании общей государственной идеологии разные сообщества интегрируются в одно символическое поле и вынуждены пользоваться одним языком. В 2016 г. министр культуры Владимир Мединский прямо воплотил один из тезисов Бурдье на практике, заявив, что в нашем современном обществе не может быть разногласий в интерпретации главного праздника: У нас установилось общественное согласие в отношении собственной истории. Это согласие выражается очень просто и зримо – в «Бессмертном полке» <…> Великая Отечественная и поколение победителей канонизированы обществом – это то святое, что вообще не подлежит никакому обсуждению» Таким образом российская государственная идеология задает догматическое восприятие как самой войны, так и принципов ее коммеморации, не допуская никаких альтернативных трактовок. Праздник победы, согласно этой логике, это праздник интегрирующий, объединяющий всех представителей общества. Однако, согласно Бурдье, следствием унификации символического поля является борьба между разными сообществами за «правильную» интерпретацию символов, что приводит к конфликтному диалогу, который сейчас мы и наблюдаем. Насмешки в одном лагере вызывают корректировку символического поведения в другом, причем не всегда мы можем понимать, чья реплика первична, а чья – является реакцией. Линия фронта в этой символической войне – те практики, в которые участник дискуссии вовлекается или позволяет себя вовлечь. Обретение «языка противостояния» позволяет показать «своим», куда стрелять. Надписи на лобовом стекле «Можем повторить», «Спасибо деду за победу», георгиевские ленточки, «милитари-маскарад» – это язык «сообщества-I», на котором оно говорит о своей победе. Без этого сообщество не будет воспринимать себя как группа, и не будет опознаваться «врагом». 11 мая 2016 года, стоя в московской пробке, мы наблюдали, как иномарка с наклейкой «можем повторить» и георгиевской ленточкой яростно сигналила машине с украинскими номерами. В эту коммуникацию – 30-секундный акт агрессии – неожиданно включился третий автомобиль, тоже с георгиевской ленточкой. В этом году «война за войну» интенсифицируется настолько, что «сообщество-II» начинает говорить о своих противниках с помощью hate–speech. В преддверии праздника появляются специальные неологизмы, например, «победобесие», позволяющее высказаться максимально оскорбительно в адрес «чужих» символических практик, причем именно в праздничные дни. Участники «сообщества-I» не только солидаризируются с официальными нарративами о войне, но и участвуют в санкционированных государством акциях. В тоже время участники «сообщества-II» считают, что дорогие государственные торжества неуместны в ситуации экономического кризиса и подчеркивают это анекдотами: «По Красной площади проходит колонна замороженной накопительной части пенсии за 2014-2016 года. За ней четким строем идет мост через реку Лена». Представители «сообщества-I» надевают георгиевские ленты, обмениваются стандартными поздравительными открытками, заказывают в интернет-магазинах наклейки для автомобилей «На Берлин!», на праздничные гуляния 9 мая одевают в военную форму себя или своих детей. «Сообщество-II» демонстративно дистанцируется от символов, акций и ритуалов победы. В последние два года их «графическим лозунгом» становится призыв к бойкоту символов, столько важных для «сообщества-I». Именно осмеяние, граничащее с оскорблением, стало одним из самых продуктивных способов дистанцироваться от чужих символических практик. В преддверии праздника члены «сообщества-II» начинают активно размещать на своих страницах фотографии символического мира противника с ироническими комментариями. Можно снабдить скриншот рекламного «костюма победы» для младенцев заголовком «Новости предпраздничного дурдома» и таким образом предложить своим подписчикам посмеяться над практикой одевать детей в военную форму. Вот, например, бренд «Патриотка» изготавливает «кокошник победы» – головной убор из георгиевских лент и значков. Немедленно после этого появляется серия демотиваторов, где «кокошники» красуются на головах у премьера Медведева, байкера Хирурга и певца Кобзона. Активные члены «сообщества-I», впрочем, не остаются в долгу и постят карикатуры в стиле журнала «Крокодил», где хулители георгиевской ленты представлены в виде бесноватых. Особое неприятие в рядах «сообщества-II» вызывает использование символики победы с целями, далекими от коммеморативных, например, в рекламе. Коммерческий дизайн действует в рамках системы, где символы победы являются таким же означающим для 9 мая, как, скажем, елка – для Нового года. В результате георгиевская лента прикрепляется к собачьим ошейникам, изображается на упаковке продуктов, вывесках ночных клубов и даже становится лямками на вьетнамках. Ленинградский вокзал, 10 мая 2016 г. Между тем пользователи из «сообщества-II» видят в таких случаях недопустимое смешение кодов – низкого коммерческого и высокого коммеморативного и распространяют, например, картинки с ироническими комментариями, где георгиевская лента используется в рекламе ночных клубов. Накал страстей по поводу символов Победы в снижающем контексте привел к тому, что «сообщество-I» начало менять свою тактику: в социальных сетях распространилась визуальная инструкция с указанием «нормативного» способа ношения ленты. Но одна из самых болезненных точек противостояния для этих сообществ – это акция «Бессмертный полк», которая 9 мая прошла во многих городах России. Чтобы репрезентировать «Бессмертный полк» так, как его видит «сообщество-I» – акция всенародного единства и солидарности – в сети публикуются фотографии, подчеркивающие многолюдность шествия. Примерно также поступали участники оппозиционных митингов 2011-2012 годов. В то же время как представители «сообщества-II» доказывают неискренний характер акции. Например, демонстрируют, что в шествии «участвовали» не только портреты погибших на войне родственников, но и просто умерших родственников, а иногда и вовсе не родственников. Накануне события в сети появились фотографии, на которых в супермаркетах со скидкой или без продавались штендеры для «Бессмертного полка», при этом с уже вставленными фотографиями безымянных солдат. Фотография в магазине явным образом была поставлена в рекламных целях – обратить внимание покупателей на то, какого рода товар здесь продается и как его использовать. Однако «Сообщество-II» восприняло этот нейтральный коммерческий жест как свидетельство фальшивости предстоящей акции. В результате такие фотографии стали распространяться в сети в сопровождении иронических подписей, вроде: «А вы успели купить со скидкой свежих дедов к завтрашнему параду?».. Изначально «Бессмертный полк» воспринимался как внеполитическая коммеморация погибших во время Великой Отечественной войны. Однако в этом году прокурор Крыма Наталья Поклонская пришла на акцию с иконой Николая II, а депутат Никонов – с портретом своего деда Молотова. Такой поступок – признак произошедшего недавно изменения в содержании акции. Теперь для некоторой части общества акция стала способом публично продемонстрировать свою актуальную идентичность – историческую или политическую. Смысловые границы акции «растягиваются» и в другую сторону. Например, коммеморативная составляющая усиливается, но связывается с недавним прошлым: участники «Бессмертного полка» в ДНР несли портреты родственников, погибших во время конфликта на Юго-Востоке Украины. В юмористических текстах «сообщества-II» экспансия смысла – от коммеморативного к политическому – доводится до логического конца. В их текстах «Бессмертный полк» состоит из персонажей комиксов и фильмов, держащих в руках изображения других (никогда не существовавших в реальности) персонажей. Реакция на поступок Никонова была принципиально другой: его деду предсказуемо припомнили подписание в 1939 году пакта Молотова-Риббентропа. «Сообщество-II» распространяет пародийные слоганы «Деды подписали!» или «Деды дружили!» под фотографией депутата с его дедом. В этом противостоянии «сообщества-I» и «сообщества-II» парадоксальным образом ревнителем чистоты праздничных символов становится «сообщество-II». Именно его представители не только стараются придерживаться «высокого кода» в публичных репрезентациях памяти о войне, но и порицают смешение контектов. Поэтому они так рефлексируют над георгиевскими ленточками, которые они не носят, и над расширением смысловых границ акции «Бессмертный полк», на которую не ходят. Их «оружием» в войне за войну становится или смех, или моральное осуждение: У меня остается только один вопрос к властям: какого черта, все еще не принят закон об уголовной ответственности, за кощунство над Днем Победы? Над символами? Почему у нас за «оскорбление чувств верующих» вешают «трешечку» а за оскорбление памяти всего народа... Да просто не замечают этого оскорбления?! (…) Почему нет законодательной нормы тупо запрещающей использовать символику связанную с государственным праздником «День Победы» в коммерческих целях? Несмотря на высказывания министра культуры, конкуренция между сообществами I и II показывает не интегративный, а дезинтегративный характер современного праздника 9 мая: скажи мне, как ты празднуешь день Победы, и я скажу, кто ты. Только по инерции мы продолжаем называть этот новый праздник – наш день Победы. Исследовательская группа «Мониторинг актуального фольклора», РАНХИГС http://urokiistorii.ru/node/53357

Монография профессора кафедры отечественной истории новейшего времени РГГУ Михаила Бабкина посвящена теме взаимоотношений православного духовенства (прежде всего высшего) с государственной властью Российской империи в предреволюционные 1904–1917 годы. Как показывает автор, еще до первой революции священноначалие проводило работу над литургийными текстами, принижая в них поминовение царствующей династии и преувеличивая титулование архиереев. Уже в вышедшем в январе 1900 года «Служебнике» исчезает вынимание на проскомидии специальной просфоры с молитвой «за здравие» царя. Если учесть, что это издание и повторявшие его последующие выходили в Санкт-Петербурге в Синодальной типографии с грифом «По благословению Святейшего Синода», то, как отмечает автор, это «свидетельствовало о нежелании высшего духовенства поддерживать самодержавный строй» (стр. 182). В то же время в декабре 1898 года Синод принял определение о том, что местный архиерей на литургии будет поминаться как «преосвященнейший» (на сугубой ектении) и «великий господин наш преосвященный» (при великом входе). Эти исправления вошли в изданный в 1902 году в Киеве «Служебник». ДОКУМЕНТ: Проф. Михаил Бабкин. СВЯЩЕНСТВО И ЦАРСТВО: духовенство Православной Российской Церкви и свержение монархии (начало XX в. – 1918 г.). Тезисы доклада на социологическом факультете МГУ, Москва, 27 мая 2010 г. Российская империя и Православная церковь составляли единое церковно-политическое тело, единый организм. И государство (Империя), и Церковь, по существу, являлись двумя ипостасями этого нераздельного тела, находившегося под скипетром православного самодержца. Одним из показателей их единства являлась невозможность проведения чёткой границы между светским (в привычном ныне понимании) и церковным законодательством. Связь Империи и Православной российской церкви (далее – РПЦ) была в первую очередь сакральной, а не оформленной юридически. Высшим органом церковного управления (но не власти) являлся учреждённый 25 января 1721 г. царём Петром I Святейший правительствующий синод – своеобразное сословное представительство при верховной власти, своей властью приравненным к власти патриарха, или постоянно действующий "малый церковный собор" (синод, по-гречески – σύνοδος, означает собор). Деятельность синода контролировало назначавшееся императором светское лицо – обер-прокурор Св. синода, являвшийся официальным представителем власти Его Величества. Юридической основой создания института обер-прокуратуры была необходимость доклада верховной власти о течении церковных дел. На обер-прокуроре лежали функции охранения государственных интересов в сфере церковного управления и контроля над органами власти РПЦ в центре (Св. синодом) и на местах (духовными консисториями). Хотя обер-прокуроры и имели практически неограниченные возможности влияния на органы центральной и местной церковной власти, однако этим правом они практически не пользовались, предпочитая не участвовать в деле чисто церковного управления. В целом же компетенция обер-прокурора ограничивалась административным управлением и не распространялась на сферу вероисповедания и церковного права. Юридически участие императора в церковных делах повышало статус РПЦ и её постановлений. Акты Св. синода, изданные "по указу Е.И.В.", в виде указов, уставов или законов вносились в собрание законов Российской империи. Единство империи и церкви, основанное на православной вере, хотя и не было лишено недостатков, но, в целом, было очень плодотворным. Империя, поддерживая Русскую церковь морально и материально через институт обер-прокуратуры, избавляла епископат от рутинной бюрократически-канцелярской работы (связанной, например, с хозяйственной деятельностью и поисками источников финансирования), поддерживала просветительскую и миссионерскую её деятельность. Православной церкви в Российской империи были созданы условия наибольшего благоприятствования. В Основных законах насчитывалось более тысячи статей, оберегавших привилегии и имущественные права РПЦ. Архиереи фактически являлись высшими духовными сановниками империи. По табели о рангах митрополиты, архиепископы и епископы приравнивались к трём первым классам военных и гражданских начальников. РПЦ, буквально слитая воедино с Российской империей, не обладала правами юридического лица и не имела самоуправления. Хотя такими правами по отдельности были наделены Св. синод, приходские церкви, монастыри, духовно-учебные заведения и проч. церковные структуры, владевшие, например, недвижимым имуществом и капиталами. Русские цари не видели особого смысла в предоставлении церкви "свободы самоуправления", поскольку видели её главную цель в христианизации народа, а именно – в совершении богослужений, катехизации паствы, поднятии среди неё нравственности, образованности, в почитании праздников, миссионерстве и проч. Для чего иерархи фактически и освобождались посредством обер-прокуратуры от мирских дел. Однако те, наоборот, стремились расширить свои государственные функции в ущерб церковным. Значительная часть епископата считала своё положение в рамках сложившихся в России государственно-церковных отношений неприятным и оскорбительным. Участие царя в церковных делах давало повод для постоянного недовольства духовенства "вмешательством" в церковные дела православного императора (светской-де власти). Наличие в государстве помазанника Божия, так или иначе участвующего в делах церковно-правительственного управления (юрисдикции), в охране вероучения и контроле за церковным благочинием, ставило духовенству фактический заслон в получении желаемой и искомой свободы самоуправления. Поскольку формально РПЦ была частью административного аппарата империи, это давало основание определённым слоям общественности считать православных священнослужителей прислужниками самодержавия, а также возлагать на РПЦ долю ответственности буквально за любые ошибки царского правительства, за политические "репрессии" и даже за социальную несправедливость в обществе. С начала XX в. вплоть до Первой мировой войны в России происходил неуклонный рост численности как паствы РПЦ, так и всех слоёв духовенства. На подъёме было строительство храмов и монастырей. Церковь, являясь опорой Трона, оказывала заметное влияние на общественно-политическое сознание православного народа империи. С рубежа XIX–XX вв. вплоть до начала Февральской революции представителями высшей иерархии РПЦ проводилась деятельность, направленная на ограничение участия императора в церковном управлении и на "отдаление" церкви от государства. Подтверждением этому служат, в частности, сокращение с января 1900 г. поминовения императора на проскомидии (начальной стадии литургии – центрального христианского богослужения), а также произведённое в феврале 1901 г. сокращение "верноподданнической" части присяги для рукополагаемого в сан епископа и отмена присяги для членов Св. синода. Показателем стремления высшей иерархии повысить свой внутрицерковный статус служит и проходившие в тот период процессы постепенного увеличения богослужебных титулований архиереев, а также учащения поминовений епархальных преосвященных. О желании высшего духовенства ограничить участие императора в церковном управлении свидетельствуют и "отзывы" епархиальных архиереев о церковной реформе, датируемые 1905–1906 гг. В них отражалось недовольство представителей иерархии сложившимся в России строем церковного управления. Об этом, а также о стремлении восстановить в РПЦ патриаршее управление говорилось и в материалах Предсоборного присутствия (1906 г.), а также Предсоборного совещания (1912–1913 гг.). Названные церковные комиссии предлагали усилить в управлении РПЦ власть епископата. В то же время духовенство едва ли не демонстративно уклонялось от разработки богословского взгляда на царскую власть. В целом, оно придерживалось "рациональных" оценок, дававшихся царской власти юристами, политологами и историками. При этом совершенно не выясненными оставались такие вопросы, как церковные полномочия императора и т. н. священные права помазанника Божьего. Даже относительно вопроса является ли миропомазание государя церковным таинством или не является таковым, среди иерархии не было единства. Меры, предпринимавшиеся представителями епископата в предреволюционные годы, были направлены на "десакрализацию" власти российского самодержца. Они сводились к укоренению в сознании паствы представлений о царе не как о духовно-харизматическом "лидере" народа и "Божием установлении" (помазаннике), а как о мирянине, находящемся во главе государства. Духовенство (в частности, члены Синода РПЦ) стремилось обосновать, что между царской властью и какой-либо иной формой правления нет, по сути, никаких принципиальных отличий: всякая, мол, власть – "от Бога". После нескольких безуспешных попыток добиться высочайшего разрешения на созыв Поместного собора представители архиерейского корпуса стали связывать надежды на "освобождение", "раскрепощение" Церкви от императорского контроля с возможностью смены формы государственной власти в России в пользу "любой" формы правления. Стремясь увеличить свою власть за счёт умаления прав верховной власти в области церковного управления, видные представители высшего духовенства работали, по существу, на революцию. И само "освободительное движение" (в первую очередь – в лице левых и центристских партий) добивалось в принципе аналогичного: ограничения власти царя в пользу "народного представительства". Определённым "испытанием на верноподданичество" для высшей иерархии явилась Первая российская революция. Во время неё Св. синод в целом вёл себя непоследовательно и весьма противоречиво. С одной стороны, он придерживался своеобразной аполитичности (нередко умалчивая о революционерах и порицая лишь их противников), с другой – старался оказать поддержку правительству. Колебания политической линии высшего органа церковного управления были обусловлены отсутствием у него чёткой позиции в отношении к царской власти. Поскольку иерархи рассматривали императора как "внешний институт" по отношению к церкви, то, соответственно, они "не считали своим долгом" проповедовать пастве о необходимости сохранения незыблемости православной империи как единого церковно-государственного "тела", видя в нём лишь преходящую форму исторически сложившейся русской государственности. В целом, духовенство с начала ХХ в. постепенно становилось в оппозицию к царской власти, стремясь освободиться от государственного надзора и опеки, стремясь получить возможность самоуправления и самоустроения. Это освобождение отождествлялось с падением царской власти, о чём весной и летом 1917 г. духовенством делались признания как в устных проповедях, так и в церковной периодической печати. Основным мотивом соответствующих действий священнослужителей было стремление разрешить многовековую проблему "священства-царства" в свою пользу[1]. Наиболее яркое выражение противостояния высшего духовенства монархии (в контексте проблемы "священства-царства") приняло в первые дни и недели Февральской революции. При начале революционных волнений в Петрограде высший орган церковного управления – Св. синод смотрел на них безучастно, не предприняв никаких шагов по защите монархии. Поступавшие же в те дни к высшему органу церковного управления ходатайства видных сановников империи о необходимости поддержки царского престола остались неуслышанными. Члены Синода фактически признали революционную власть (Временное правительство, сформированное Исполнительным комитетом Государственной думы) уже днём 2 марта, до отречения от престола Николая II. В первых числах того месяца они вели сепаратные переговоры с Временным правительством: о поддержке духовенством новой власти в обмен на предоставление РПЦ свободы в самоуправлении. Т. е. до опубликования официальной позиции Св. синода в отношении совершившегося государственного переворота и церковная, и светская власть двигались друг другу навстречу при осознанном решении "отменить" монархию в России. Позиция высшего духовенства свидетельствовала о том, что иерархи решили воспользоваться политической ситуацией для осуществления своего желания получить освобождение от влияния императора ("светской" власти) на церковные дела и фактически избавиться от царя как своего "харизматического конкурента". Несмотря на отсутствие в целом юридического отречения от престола Дома Романовых[2], Св. синод 6–8 марта распорядился изъять из богослужебных чинов поминовение царской власти. В соответствии с чем были внесены изменения в молитвословия всех богослужебных кругов: в суточный, недельный и годичный. В результате царская власть в церкви (соответственно, в обществе, в государстве) оказалась уничтоженной "духовно", т. е. фактически оказалась преданной церковно-молитвенному забвению, стала поминаться в прошедшем времени. Хотя до решения Учредительного собрания о форме власти в России говорить об упразднении царского правления можно было лишь теоретически. Священнослужителям принадлежит временной приоритет в узаконивании российской демократии (народовластия). Если Россия была провозглашена А.Ф. Керенским Республикой через шесть месяцев после революционных событий февраля-марта 1917 г., то Св. синодом "молитвенно-духовно" (и "богословски", и "богослужебно") это было сделано уже буквально через шесть дней. Св. синод фактически упразднил государственно-религиозные праздники Российской империи – "царские дни" до соответствующего правительственного постановления. Смена государственной власти, происшедшая в России 2-3 марта, носила временный характер и теоретически была обратима (в том смысле, что самодержавие как авторитарную власть возможно было реформировать в конституционную монархию). За такой вариант dejure выступала, в частности, конституционно-демократическая партия "Народной свободы" – кадеты (точнее – их правое крыло). Члены же Св. синода в своих "республиканских устремлениях" в марте 1917 г. фактически оказались левее кадетов. Духовенству РПЦ принадлежит приоритет и в изменении государственной, исторически сформировавшейся монархической идеологии Российской империи. Св. синод уже 7–9 марта официально отрешился от второй составляющей лозунга "за Веру, Царя и Отечество". Временное же правительство декларировало о недопущении возврата монархии лишь 11 марта. Процесс перехода РПЦ на сторону Временного правительства, на сторону революции завершился 9 марта 1917 г. В тот день Св. синодом было выпущено послание "К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий" и объявлена "для исполнения" по духовному ведомству "Присяга или клятвенное обещание на верность службы Российскому Государству для лиц христианских вероисповеданий", утверждённая Временным правительством 7 марта. Члены Св. синода, приведя православную паству к присяге на верность Временному правительству и не освободив народ от действовавшей присяги на верноподданство императору, сподвигли, по сути, российских граждан на клятвопреступление. Показателем радикальной настроенности членов "царского" состава Св. синода служит и тот факт, что формы церковных (ставленнических) присяг, установленные ими 24 марта 1917 г., по своему содержанию оказались левее государственной присяги, введённой Временным правительством 7 марта. Уже к концу марта 1917 г. все места богослужебных, ставленнических и других чинов РПЦ, где ранее поминалась царская власть, были исправлены Св. синодом. Изменения заключались в буквальной замене поминовения императора и лиц Царствующего (по версии Св. синода – "царствовавшего") Дома на поминовение "благоверного Временного правительства". Однозначная замена царской власти на народовластие не соответствовала политическому положению страны, потому что образ правления в России должно было установить только Учредительное собрание (потенциально – высший орган государственной власти). Содержание же изменённых книг соответствовало республиканскому устройству России как якобы свершившемуся факту. Действия Св. синода в первые недели Февральской революции свидетельствовали об отсутствии у его членов стремления рассматривать политическое положение России как находящееся в состоянии "неопределённости" образа правления до соответствующего решения Учредительного собрания. Действия Св. синода носили безапелляционный характер и указывали, что органом высшего церковного управления выбор сделан в пользу процесса становления новой власти, а не на "реставрацию" монархии. В результате такой позиции церковной власти – с учётом влияния подведомственного ему духовенства на 100-миллионную православную паству – была по сути ликвидирована вероятность монархической альтернативы политического развития России. И революция, опираясь на ряд факторов, получила необратимый характер. Вследствие чего можно утверждать, что члены Св. синода в марте 1917 г. осуществили определённое вмешательство в политический строй российского государства. Анализ компетенции членов высшего органа церковного управления в принятии мер охранительного характера по защите самодержавного строя позволяет заключить, что альтернатива действиям (во многом – бездействию) Св. синода в февральско-мартовские дни 1917 г. была. В распоряжении Синода было много возможностей, которые уже применялись, в частности, в период Первой российской революции. Тем не менее ни одна из мер по поддержке или трона (до 2 марта), или самого института монархии (продолжавшего существовать по крайней мере до решения Учредительного собрания о форме правления в России), или арестованной Царской семьи предпринята не была. Начиная же с 6 марта 1917 г. Св. синодом был проведён комплекс охранительных действий в отношении Временного правительства. Среди различных факторов, влиявших в период начала Февральской революции на судьбу монархии, одним из решающих был характер отношения духовенства РПЦ к институту царской власти. Сама власть императора, как помазанника Божия, имела духовную основу именно в Православии. Потому с большой долей уверенности можно утверждать, что если бы Св. синод в судьбоносные для царя и страны февральско-мартовские дни 1917 г. предпринял в отношении монархии находящиеся в его компетенции охранительные меры, то политические события и в столице, и на местах пошли бы по иному сценарию. Члены Св. синода, с первых чисел марта 1917 г. взяв курс на установление в России республиканского правления, в определённом смысле проявили политическую близорукость. Пойдя навстречу Временному правительству и поддержав свержение монархии, они не смогли верно предвидеть дальнейшего развития политических событий и остановить расползание революции. Февральский же "этюд" оказался лишь "увертюрой" Октября. Царская власть являлась в многонациональной и многоконфессиональной России, с её разным уровнем социально-экономического развития огромных территорий, системообразующим стержнем. И последствия исчезновение этого стержня теоретически можно было предвидеть: как предвидел это один из лидеров кадетской партии П.Н. Милюков, открыто выступавший за установление в стране конституционно монархического правления. Однако на протяжении всего 1917 г., невзирая на сменяющие один за другим кризисы власти и нарастание в стране центробежных явлений, никакой корректировки политического курса Русской православной церкви "вправо" проведено не было. Официальное духовенство не рассматривало существовавшую в тот период в России (вплоть до созыва Учредительного собрания) конституционно монархическую альтернативу народовластию. Действия высшей церковной иерархии в период февральско-мартовских событий 1917 г. оказали заметное влияние на общественно-политическую жизнь страны. Они послужили одной из причин "безмолвного" исчезновения с российской политической сцены правых партий, православно-монархическая идеология которых с первых чисел марта 1917 г. фактически лишилась поддержки со стороны официальной церкви. Епископату и приходскому духовенству РПЦ, исполнявшим в порядке внутрицерковной дисциплины распоряжения Св. синода, принадлежит одна из определяющих ролей в установлении на местах новой власти. При этом формы воздействия священнослужителей на общественно-политическое сознание паствы весной 1917 г., с одной стороны, были традиционные: проповеди, печатные воззвания, тиражирование резолюций своих собраний и съездов, служения молебнов, крестных ходов и проч. С другой – многие из них носили печать митинговой демократии. Это выразилось в широком участии духовенства в революционных торжествах: "праздниках революции", "днях похорон освободительного движения", 1 Мая и проч. Эти "праздники", проходившие под красными знамёнами, музыку и песни революции, благодаря участию в них пастырей и архипастырей РПЦ (нередко выступавших и на митингах), "освящались" авторитетом церкви и приобретали оттенок православных торжеств. Соответственно, верующие начинали воспринимать эти праздники как "свои". Тем самым в общественном сознании легитимировались и новая власть, и новые мелодии, и новые символы. Действия, предпринятые в послефевральский период 1917 г. духовенством в центре и на местах (и Св. синодом, и епископатом, и приходским духовенством) способствовали, в целом, смещению влево спектра общественно-политических настроений православной паствы. В 1917 г. российское духовенство в целом относилось к императорской власти не как к сакральной власти помазанника Божьего, а как к переходной форме политической системы, соответствующей определённому историческому этапу развития России. Массовая поддержка со стороны клириков РПЦ свержения самодержавия во многом была обусловлена позицией Св. синода по отношению к февральско-мартовским событиям 1917 г. Действия духовенства, направленные на придание революции легитимности, шли "сверху": от Св. синода к епархиальным архиереям и к приходским пастырям. Вместе с тем Св. синод выполнял и "карательную функцию" по отношению к "контрреволюционно" настроенному духовенству, проповедовавшего, в частности, о сложившемся в стране "междуцарствии". Политика, проводимая весной и летом 1917 г. центральной и местными духовными властями, а также Временным правительством, свидетельствовала об их союзе по многим вопросам: об отношении к изменению в стране формы правления, о предоставлении народу гражданских свобод, доведении войны до победного конца и проч. Разногласия между церковью и государственной властью возникли лишь в конце июня – после решения Временного правительства передать церковные школы в ведение Министерства народного просвещения. Одной из причин, вследствие которых в общественном сознании установилась точка зрения о негативном, в целом, отношении Православной церкви к свержению монархии, явилась широко проводимая в 1917 г. (начиная с весны) церковная миротворческая деятельность. Призывы российского духовенства к миру, спокойствию, созидательному труду и к повиновению государственной власти стали широко звучать лишь после прихода к власти Временного правительства. Раздаваясь с амвонов, со страниц епархиальных и других изданий, эти призывы побуждали народ к повиновению новой власти, способствовали формированию у него положительного отношения к свержению династии Романовых и, тем самым, фактически узаконивали Февральскую революцию. По словам князя Жевахова российская "революция явила всему миру портретную галерею революционеров, облечённых высоким саном пастырей и архипастырей Церкви". Социально-политическая активность священно- и церковнослужителей начала спадать приблизительно с июля 1917 г. Революционные иллюзии и энтузиазм духовенства стали рассеиваться с наступлением общего разочарования граждан России в политике Временного правительства. Во внутрицерковной жизни весной и летом ясно обозначился кризис власти. Иерархи стремительно теряли контроль над приходскими священниками. В свою очередь, сами священники всё больше и больше ощущали на себе возрастающую требовательность и непокорность как прихожан, так и подчинённых себе пономарей и псаломщиков. Весной и летом 1917 г., на фоне получившего широкое распространение процесса отхода общества от церкви, среди части паствы возникли воинствующие антиклерикальные настроения. Все эти факторы в совокупности обусловили резкое снижение церковных доходов, затронув тем самым материальные интересы российского духовенства. В результате в духовной среде начало расти недовольство сложившейся в стране политической и социальной обстановкой. Священнослужители стали придерживаться более правых взглядов и даже переходить в оппозицию революции. Тревожные ноты о грядущих судьбах России, её народа и Православной церкви зазвучали в июле-августе и в проповедях епархиальных архиереев. К концу октября духовенство стало склоняться к идее необходимости установления централизованной "сильной власти" если не в государстве, то в церкви. В середине августа 1917 г. был созван Поместный собор РПЦ, проработавший более года. На нём 5 ноября был избран патриархом Тихон (Беллавин), возведённый в этот сан 21 числа того же месяца. В результате восстановления патриаршества и реформирования внутрицерковного управления, церковные полномочия царя (в области церковно-правительственного управления (юрисдикции), охраны вероучения и контроля за церковным благочинием) в полной мере перешли к духовенству. С учётом того, что Дом Романовых в целом не отрекался от престола, можно утверждать, что это был не "естественный" переход прав царя к духовенству, а едва ли не насильственное изъятие, осуществлённое под прикрытием революционных светских властей. Если до Октябрьской революции церковные права императора Временное правительство и Св. синод негласно делили между собой[3], то после неё – те полностью оказались в руках высших органов церковной власти. С учётом же того, Дом Романовых не отрекался от престола, и во время разработки и принятия Поместным собором постановлений об управлении РПЦ[4] помазанник Божий находился в заточении, можно утверждать: на Поместном соборе была осуществлена узурпация высшим духовенством прав императора в области церковного управления. Поместный собор фактически продолжил политическую "линию Февраля", начатую Св. синодом в первые дни весны 1917 г. Все поступавшие к нему предложения о необходимости пересмотреть позицию РПЦ в отношении свержения монархии – его руководящим звеном или пресекались, или не допускались до рассмотрения. А что и было допущено – то не было доведено до выработки даже проекта какого-либо решения. Вместе с тем на соборе коренным образом был изменён 11-й анафематизм чина "Недели Православия". Анафема, грозившая "дерзающим на бунт и измену" против царя, была переориентирована на возводивших хулу на Православную церковь, на посягающих на её собственность и жизнь духовенства. На Октябрьский переворот высшие органы церковного управления фактически не отреагировали. Они не оказали никакой поддержки тому правительству, которое с первых чисел марта 1917 г. в вероучительных текстах наименовали "Благоверным" и объявили правящим по "повелению Божией Матери" (см., например, Богородичный тропарь утрени, введённый Св. синодом 7-8 марта). Вплоть до начала декабря 1917 г. духовенство в отношении советской власти занимало выжидательную позицию. Причём некоторые священнослужители даже возлагали на большевиков определённые надежды. Так, епархиальные архиереи Петрограда и Москвы полагали, что новая власть будет заботиться "только о благе русского народа", что она "водворит порядок на Руси, право и правду, обеспечит свободу". Позже, когда советская власть стала ущемлять церковные интересы, Поместный собор и Священный синод стали или игнорировать её постановления, или же принимать решения обратного характера. Т. е. священство попыталось оказывать своеобразное противодействие большевистскому "царству". Вместе с тем органы церковной власти интересовали по сути, лишь свои интересы. "Отрешаясь от политики", они, например, не отреагировали на разгон большевиками Учредительного собрания, и вплоть до расстрела Царской семьи не вспоминали о её участи. С третьей декады января 1918 г. для РПЦ начался новый исторический этап. Во исполнение советского декрета "Об отделении церкви от государства и школы от церкви" и других соответствующих ему постановлений, РПЦ своим статусом была приравнена к частным обществам и союзам. Она лишилась прав юридического лица. Ей было отказано в каких-либо субсидиях от государства. Её собственность была объявлена народным достоянием. В целом, Православная церковь фактически была поставлена "вне закона" страны Советов. В ответ на это духовенство стало выражать протесты правительству. В частности – начало проводить крестные ходы и публичные молебны о прекращении "воздвигнутых на Церковь Божию гонений". Однако эти меры не принесли желаемого результата: в большевистском "царстве" духовенство было по сути беззащитным и бесправным. Но все эти реалии в определённой мере были обусловлены официальной политической позицией самого духовенства РПЦ в предшествующий – послефевральский период 1917 г. "Двойственная" позиция епископата в отношении верховной власти в начале XX в., фактическое участие высшего духовенства в свержении монархии[5], а также восстановление в ноябре 1917 г. на Поместном соборе в РПЦ патриаршества дают основание для продолжения исследования церковно-государственных отношений в России со стороны проблемы "священства-царства". Актуальность этого исследования подтверждают наблюдающиеся на рубеже XX–XXI вв. тенденции к постепенной клерикализации российского общества[6] и усиление внутрицерковной власти епископата. Эпоха 1917–1918 гг. принесла для РПЦ, по большому счёту, типичные для всех революций результаты: смену элит и передел собственности. В пользу духовенства в стране изменилась харизматическая власть: царскую сменила патриаршая. В пользу светско-советского "царства" был сделан передел церковной собственности. После же известных (фактически – революционных)политических событий, произошедших в России на рубеже 1980–1990 гг., для РПЦ наступило "время благоприятно". При очередном переделе собственности, проходившим в тот период в стране, значительная часть церковного имущества, изъятого в своё время советским государством, была возвращена своим прежним "хозяевам". Сопровождавшая же соответствующие преобразования в стране смена "светских" элит не коснулась внутренней организации РПЦ. В условиях отсутствия "харизматической конкуренции" между церковью и светским, лишённым сакрального содержания "царством", были установлены те формы взаимоотношений, в пользу которых в начале декабря 1917 г., по существу, и высказывался Поместный собор. То, за что духовенство "боролось" в период с начала XX в. по 1917 г. включительно, ему удалось получить в 1990-е гг.[7] И в современной России между церковью и государством установились такие взаимоотношения, которые названы патриархом Алексием II "близкими к идеальным"[8]. И если судить по положению церкви в царской России и нынешнему состоянию вещей, то можно констатировать, что в XX в. на "харизматическом фронте" священство взяло верх на царством. Основные положения доклада раскрыты в статьях: 1.Бабкин М.А. Приходское духовенство Российской православной церкви и свержение монархии в 1917 г. // Вопросы истории. 2003. № 6. С. 59–71. 2.Бабкин М.А. Святейший синод Российской православной церкви и свержение монархии в 1917 году // Вопросы истории. 2005. № 2. С. 97–109. 3.Бабкин М.А. Иерархи Русской православной церкви и свержение монархии в России (весна 1917 г.) // Отечественная история. 2005. № 3. С. 109–124. 4.Бабкин М.А. Реакция Русской православной церкви на свержение монархии в России. (Участие духовенства в революционных торжествах) // Вестник Московского университета. Серия 8: История. 2006. № 1. С. 70–90. 5.Бабкин М.А. Восстановление патриаршества. 1905–1917 гг. // Свободная мысль. 2007. № 10. С. 171–184. 6.Бабкин М.А. События Первой русской революции и Святейший синод Российской православной церкви (1905–1906 гг.) // Уральский исторический вестник. Екатеринбург, 2008. № 4 (21). С. 30–38. 7.Бабкин М.А. Поместный собор Русской православной церкви 1917–1918 гг. и "послереволюционная" судьба Николая II. (К 90-летию убийства Царской семьи) // Посев. 2008. № 7 (1570). С. 13–16. 8.Бабкин М.А. 2 (15) марта 1917 г.: явление иконы "Державной" и отречение от престола императора Николая II // Посев. 2009. № 3 (1578). С. 21–24. 9.Бабкин М.А. Воззрения иерархов Русской православной церкви на миропомазание всероссийских императоров в царствование Николая II // Москва. 2009. № 5. С. 229–233. 10.Бабкин М.А. Поместный собор 1917–1918 гг.: вопрос о совести православной паствы // Вопросы истории. 2010. № 4. С. 52–61. См. также: 11.Бабкин М.А. Современная российская историография взаимоотношений Русской православной церкви и государства в начале XX века (досоветский период) // Отечественная история. 2006. № 6. С. 171–180. 12.Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. (Материалы и архивные документы по истории Русской православной церкви) /Сост., авт. предисловия и комментариев М.А.Бабкин. М., Изд. Индрик. 2008. Изд. 2-е, исправленное и дополненное. – 632 с. Михаил Анатольевич Бабкин, доктор исторических наук, профессор Московского педагогического государственного университета Тезисы доклада. Круглый стол на Социологическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова. 27 мая 2010 г. http://www.evangelie.ru/forum/t71346.html Источник →

В России их встретить достаточно сложно. Но стоит очутиться в Европе, и они смотрят на путешественников сверху вниз – со стен храмов и прочих зданий. Гаргульи – то страшные, то смешные, то агрессивные, то несчастные – обитают чаще всего на готической и романской архитектуре, но можно их встретить даже на современных зданиях. Легенда о Гаргулье появилась на территории современной Франции и датируется VII веком нашей эры. Согласно легенде неподалёку от Реана, в логове в болотах на берегу Сены жил то ли змей, то ли дракон. Он терроризировал местных жителей и нападал на суда, которые шли по Сене. Чудище извергало из пасти то огонь, то мощные потоки воды. Каждый год, чтобы как-то защититься от свирепого зверя, жители Руана приносили ему жертвы. Звали дракона Gargouille. И бесчинствовала Гаогулья до тех пор, пока не явился Святой Роман и не усмирил её. Гаргульи на Соборе Парижской Богоматери. Химеры Собора Парижской Богоматери. История эта весьма занимательна. Когда епископ Роман решил изловить Гаргулью, то прийти ему на помощь согласился только один человек – преступник, которому терять было нечего, поскольку его уже осудили на смертную казнь. Этого преступника и использовал Святой Роман в качестве приманки, отправив его в логово чудовища. Гаргулья учуяла человеческих дух и вышла из логова, чтобы полакомиться, но тут епископ лишил её воли при помощи святого креста и молитвы. Гаргулья с покорностью легла у ног святого, и он привёл покорившегося зверя в город, где нечисть была отправлена на костёр. Гаргульи Сен-Дени. Гаргульи на храме Sint-Petrus-en-Pauluskerk в Остенде, Бельгия (слева) и на Ульмском соборе, Германия (справа) Гаргулья Йоркского собора. Хвост и туловище Гаргульи сгорели, а вот глотка то ли оказалась жаростойкой, то ли епископ распорядился её не сжигать – сегодня не разберёшься. Голову с глоткой прикрепили в назидание другим драконам к Руанскому собору, чтобы продемонстрировать нечисти, что случается с теми, кто вредит людям. Вестминстерское аббатство в Лондоне. Начиная с XI века изображения гаргулий люди стали вырезать из камня на наружных стенах готических и романских построек. Не исключено, что делали такие фигуры и раньше из дерева, но этот материал не имел никаких шансов сохраниться до времён научного описания. Современная химера в Валенсии Испания. Люди не просто усаживали гаргулий на здания, а придумали им работу – извергать воду. Их изваяниями оформляли водостоки. Так, отводя потоки дождевой воды от стен зданий, они начали приносить пользу людям. Ведь вода, выбрасываемая из пасти гаргулий, падала на расстояние от стен, поэтому фундамент не подмывало. Правда, с XVIII века люди освободили гаргулий от тяжёлой работы по сливу воды, начав использовать водостоки. А старушки-гаргульи стали элементом архитектурного декора. Зато каким ярким! Гаргулья Сен-Жермен-л’Осеруа, 12-15 в.в., Париж. Стоит отметить, что с течением времени облик гаргулий существенно менялся – к змеям и драконам добавились различного рода угрожающие люди, птицы, мифические создания и их гибриды в самых невероятных сочетаниях. Гаргульи на фасаде Саратовской консерватории. P.S. По поводу гАргулья или гОргулья стоит отметить, что лингвистические словари не фиксируют это слово. В соответствии с этимологией следует писать через А (фр. gargouille). Но в Википедии это слово зафиксировано с написанием через О, что, на наш взгляд, не вполне верно. Источник

Три ступени В рубайяте Хайяма, как в разрозненных листках дневника, сохранились следы его напряженных духовных исканий. Недаром сам он упоминает о «семидесяти двух ученьях» — ветвях ислама: легко ли в таком множестве религиозных течений выбрать созвучное себе? Мало того: здесь же, рядом, и древний зороастризм, и иудаизм, и христианство… Обширное поле поиска. Вот косвенное свидетельство того, что эти проблемы какое-то время занимали Хайяма (? 227): «В чести невежество… Сменю религию… В исламе — стыдно мне». И стыдно явно не за себя, а за ислам, положения которого таковы, что неизбежно представляют человека грешником. Из первой строки этого четверостишия, пускай полушутливого, видно, что Хайям искал среди религиозных учений пищу не только сердцу, но и уму: он выбирал мировоззрение, с которым согласился бы как ученый. И, как увидим, среди известных в его время — не согласился ни с одним. Обратите внимание на рубаи ? 247 — свидетельство того, что подобный поиск Хайям (видимо, уже умудренный собственным опытом) считал необходимым для каждого. Стихи Хайяма, рассмотренные в совокупности, позволяют выделить три этапа в его поисках собственной позиции: 1) юная восторженность перед Творцом, порождавшая экстатические стихи; вскоре — прохождение суфийской школы и последующий разрыв с ее представлениями о цели человеческих устремлений; 2) после краткосрочного интереса к зороастризму — разочарование во всех известных Хайяму мировоззрениях, период «мировой скорби» в его стихах; 3) выработка и проповедование собственной мировоззренческой концепции. Любопытно, что, когда четверостишия Хайяма расставлены соответственно этим этапам, хорошо заметен такой же поэтапный рост его как поэта. Вначале — традиционные восхваления Аллаха, в которых, при всей взволнованности и искренности, а часто и вдохновенности автора, отчетливо видны следы старательного поэтического ученичества. Он овладевает формой стиха виртуозно, но ему, по сути, еще нечего сказать своего. Суфийские стихи уже раскрепощеннее по форме, в них иногда начинают встречаться по-хайямовски пронзительные образы. Об интересе к зороастризму свидетельствуют несколько четверостиший. Особенно любопытно одно из них, носящее откровенно дневниковый характер. Можно только удивляться, как искаженно было оно переведено В. Державиным: Шёл в кабак я, тепля в сердце веру чистую одну, Что зуннаром светлых магов там свой стан я затяну. Там я так вином упился, что служитель харабата Выбросил мои пожитки, после вымыл майхану. В оригинале нет ни «кабака», ни «майханы» (опять же питейного заведения), ни какого-либо упоминания про вино. Есть «харабат» («развалины»), но здесь это название молельного дома зороастрийцев, а не привычное в гедонистской поэзии иносказание для «кабака». И есть зуннар, в данном контексте это ритуальный пояс огнепоклонников, но автор-то уже опоясался им, что и является необходимой завязкой в сюжете этого четверостишия (см. ? 235). Религия эта замкнута, последователи Заратуштры избегают допускать в нее посторонних. Любопытствовать — да, но… Автор, который по наивности решил доказать свой интерес к магии огнепоклонников, опоясавшись их зуннаром, для служителя харабата стал попросту наглым самозванцем, чем и заслужил справедливые побои и изгнание из храма. Возможно, этим анекдотичным эпизодом и закончилось знакомство Хайяма с их религией. Скорей всего, роль опрометчиво надетого зуннара сыграли (не в стихах, а в жизни) самоуверенные суждения молодого ученого о магических тайнах. Но именно здесь, в «зороастрийских» стихах, поэзия Хайяма вдруг буквально взрывается радостью жизни, наполняется весенней музыкой, солнцем и щебетом птиц. Удивительно или нет, но факт: суфизм не вдохновил Хайяма ни на одно жизнерадостное стихотворение! И впоследствии Хайям неоднократно поминает зороастризм добрым словом, он как бы продолжает числить себя среди его последователей (например, см. ? 759). Однако чем ярче и радостней солнечный свет, тем гуще ночная тьма. Эти вспышки веселья контрастно оттеняют бездну остро ощутимого Хайямом незнания; вокруг соловьиной весны поэт видит лишь черную бездонную пропасть, в которую случайной искоркой летит весь наш праздничный мир. Но и этот мир, в свою очередь, — бездна: гонимые ураганом времени, на миг вспыхивают и исчезают пылинки-люди. Зачем? За что?.. Вопросы без ответа. И вот в стихах Хайяма начинает звучать «мировая скорбь», вселенский нигилизм. Стихи этого периода наиболее известны, для многих читателей как раз они-то и создают поэтическое лицо Хайяма. Не удивительно: они потрясают «бетховенскими» контрастами между вспышками юного веселья и юного трагизма (юность, как утверждали мудрые греки, — возраст от 20 до 40 лет). Заметим, это примета именно юного пера: говорить такое, что хоть сейчас — головой в омут, но при этом говорить так, что слушатели более приходят в восторг, чем сопереживают. Позже, в старости, у Хайяма возникает новый пласт трагических стихов, но там иные, сугубо личные мотивы и гораздо более мягкая, человечная поэтика, так что их легко различать. Гипнозу стихов «нигилистического» периода поддаются не только читатели. Исследователи, анализировавшие миросозерцание (увы, не мировоззрение) Хайяма, сосредоточивались именно на них, отсюда и шли их выводы, будто в целом Хайям — поэт пессимизма, бессмысленности жизни, и т.п.17. Это верно, однако, лишь для одного этапа его жизни. Причем не главного. Возможно, и не очень долгого. Этот этап — лишь преддверие взлета, лишь предисловие к стихам Хайяма, пока еще только вырастающего в поистине великого мыслителя и поэта. Теперь обратимся к четверостишиям, которые я отношу к третьему, вершинному этапу Хайяма. Их сотни. Здесь уже звучит полностью раскованная поэтическая речь; пронзительные хайямовские образы и приемы письма, презревшие все поэтические традиции, рассыпаны во множестве; сверкающие созвучия и внутренние рифмы возникают как бы сами собой, без усилий автора; при необходимости вдруг опять предстают головокружительные стихотворные конструкции, выполненные с прежним блеском, однако наполненные теперь словами, несущими глубокий неожиданный смысл. В совокупности эти стихи заставляют сделать вывод, что Хайям создал собственное этико-философское учение, уникальное и по большому счету революционное. Казалось бы: чего ради извлекать мировоззрение Хайяма из четверостиший, если известны его философские трактаты? Но вот что пишут В. А. Розенфельд и А. П. Юшкевич во вступительной статье к книге трактатов Хайяма в переводе на русский язык: «Проблем философии и религии Хайям касается во множестве четверостиший и в пяти специальных трактатах. Все это, казалось бы, дает более чем богатый материал для суждения о его мировоззрении. В действительности же вопрос о мировоззрении замечательного ученого и поэта далек от ясности. С давних пор Хайяма трактовали то как вольнодумного мыслителя, то как религиозную натуру, чуть ли не как мистика. Дело в том, что философские трактаты во многом расходятся с поэтическими высказываниями, да и в последних имеется разнобой. Мы полагаем, что нет оснований априорно больше доверять философским трактатам, чем четверостишиям».18. Вот и попробуем довериться четверостишиям. Конечно, это будет реставрация не философской системы Хайяма в чистом виде, а ее поэтической версии. В стихах высокие абстрактные понятия подменяются живыми образами, и хотя взаимоотношения таких персонажей соответствуют соотношениям философских понятий, хотя мировая пьеса та же, режиссура в поэтическом театре совершенно иная. Простой пример. Хайям как астроном наверняка разделял гелиоцентрическую концепцию Бируни. Однако в стихах его Земля по старинке покоится на Тельце и Рыбе. Так ближе читателю и поэтичней. Лишь однажды оказалось более поэтичным представить Землю планетой, подобной Венере-Зухре. Точно так же в стихах обретают зримые черты и человекоподобные свойства характера такие персонажи, как Аллах, рок, небеса, смерть… Поэтому подчинимся правилам поэтической игры и не будем гадать, как Хайям строго философски понимал, допустим, абсолютный детерминизм Бытия, который в стихах традиционно изображал через Калам, Скрижали и тому подобные сказочные атрибуты. Начало и продолжение здесь: http://greylib.align.ru/510/igor-golubev-tajnopis-omara-xajyama.html

VIII Международный петровский конгресс «PETRO primo CATHARINA secunda»: Два монарха, две эпохи – преемственность, развитие, реформы Санкт-Петербург, 10-11 июня 2016 года Ежегодно в Санкт-Петербурге проходят международные петровские конгрессы, приуроченные ко Дню рождения Петра Великого. Их цель – всестороннее изучение петровской эпохи и её наследия, привлечение внимания к проблемам сохранения петровских памятников, расширение сотрудничества российских и европейских учреждений науки, образования и культуры. Организаторами конгрессов выступают Министерство культуры Российской Федерации, Комитет по культуре Санкт-Петербурга, Государственный Эрмитаж, Государственный музей-заповедник «Петергоф», Государственный музей-заповедник «Павловск», Государственный музей истории Санкт-Петербурга, Институт культурных программ, Институт Петра Великого, Фонд имени Д.С. Лихачева. Восьмой петровский конгресс состоится в Санкт-Петербурге 10-11 июня 2016 года и будет посвящен екатерининской эпохе в истории России. В название конгресса вынесены слова «Petro primo Catharina secunda» / «Петру Первому Екатерина Вторая», выбитые на постаменте Медного всадника. Этими словами Екатерина II как бы устанавливала линию преемственности между деяниями Петра и собственной деятельностью. * * * В сознании россиян два монарха в истории России выделяются безусловно: Петр I и Екатерина II. Это не случайно. На роль петровских наследников и продолжателей его дела претендовали едва ли не все российские правители. Однако историческая память поставила в ранг, сравнимый с петровским, лишь одну императрицу – Екатерину II. Лишь ей одной был присвоен титул «Великая», по аналогии с Петром Великим. В ходе VIII Петровского конгресса мы хотим обсудить это явление, понять его истоки, исследовать отражение в народной памяти и литературе, попытаться ответить на вопрос: что позволяет поставить рядом этих двух правителей России? Реформы? Приверженность просвещению? Европейский вектор развития? Государственное строительство, расширение территорий, методы управления? Успехи российской культуры? Развитие промышленности и торговли? Между Петром Великим и Екатериной значительно больше связей, чем представляется на первый взгляд – от символических до реальных. Вспомним встречу Петра I с прусским королем Фридрихом Вильгельмом I в только что завоеванном Щецине в 1716 году. Мог ли Петр тогда знать, что через 13 лет, в 1729 в этом городе родится девочка, которая в будущем продолжит его реформы и послужит величию его страны – Екатерина II? Или Санкт-Петербург – основанный Петром и получивший свой классический «строгий, стройный вид» при Екатерине? После напряжения петровских реформ стране был необходим отдых и медленное освоение нового европейского опыта, который должен был стать органичным для государства и правящего сословия. Фактически, в течение сорока лет, прошедших после Петра I, страна двигалась в русле его реформ, доделывала то, что было им задумано: от обследования обширнейших территорий до создания высшего образования, от укрепления мануфактур до развития науки. Однако лишь Екатерине II удалось решить многие из поставленных Петром Великим задач и пойти дальше: создание системы общего образования, восстановление флота, расширение империи, успешная внешняя политика, реорганизация местного управления, развитие градостроительства, промышленности, торговли, науки и искусства. Вспомним два литературных образа: «птенцы гнезда петрова» и «екатерининские орлы». Речь идет не просто о свитах, но о сподвижниках и единомышленниках. Ни одно другое императорское окружение не вошло в историю с такими характеристиками. Эти два монарха не боялись окружать себя яркими, неординарными личностями. Про окружение Екатерины было сказано: «Ее орлам прощаются все пороки, кроме одного – бездарности» (Н. Эйдельман). Идеи, заложенные в петровской «Табели о рангах», закрепившей приоритет выслуги и личных достоинств перед происхождением, получили развитие в екатерининском «Наказе» и «Жалованной грамоте дворянству», где провозглашалисьотмена пыток, презумпция невиновности, неприкосновенность личности. Появилось первое «непоротое поколение». Екатерина II венчает одну эпоху в истории страны и открывает новую. Все это и ставит ее в ранг наиболее уважаемых в истории России монархов. * * * На VIII Международном петровском конгрессе «Petro primo Catharina secunda»: Два монарха, две эпохи – преемственность, развитие, реформы» предполагается обсуждение следующих тем: Идеи Просвещения в политический практике и общественной мысли Европейский вектор развития Законотворческая деятельность Внешняя политика Русская Православная церковь и власть Развитие образования, искусства, литературы, благотворительности Градостроительство и архитектура Развитие промышленности и торговли Армия и флот Рабочие языки конгресса – русский и английский. Для участия в конгрессе необходимо до 14 марта 2016 года включительно представить в Оргкомитет заявку и краткие тезисы доклада (1000-1800 знаков). В заявке необходимо указать фамилию, имя, отчество, место работы и должность, ученую степень, контактные данные (электронная почта, городской и мобильный телефоны), название доклада. Оргкомитет оставляет за собой право отбора докладов. Предпочтение будет отдаваться докладам общего характера, содержащим сравнительный анализ двух эпох, перед докладами фактологического характера и узкой направленности. Проживание иногородних участников конгресса в Санкт-Петербурге с 9 по 12 июня обеспечивается организаторами. Оргкомитет Конгресса: Тел.: +7 812 272 91 43, тел./факс: +7 812 272 29 12 Е-mail: petr@lfond.spb.ru

ВведениеГосударство, созданное иезуитами среди индейского племени гуарани, не оставило равнодушными многих мыслителей. До сих пор католики не знают, как «парагвайский эксперимент» оценивать – как великую победу католицизма, или как еретическую попытку построения Царства Небесного на земле, о которой лучше помалкивать. Конечно, источников, описывающих порядки в государстве, явно недостаточно: иезуиты о порядках в этом государстве особенно не распространялись, да и гостей пускали с большим разбором. И тем не менее, «эксперимент» получил достаточную известность. При этом интересно, что такие ненавистники Церкви, как Вольтер и Монтескье, отнеслись к нему положительно. Вольтер назвал государство «в некоторых отношениях триумфом человечества» [цит. по: 4, с. 353], а Монтескье писал: «В Парагвае мы видим пример тех редких учреждений, которые созданы для воспитания народов в духе добродетели и благочестия. Иезуитам ставили в вину их систему управления, но они прославились тем, что первые внушили жителям отдаленных стран религиозные и гуманные понятия» [цит. по: 5, с. 78]. Отрицательно относятся к нему представители коммунистического движения. Поль Лафарг, заключая книгу «Иезуитские республики» [6], пишет, что Республика иезуитов «ни в каком случае не была коммунистическим обществом, где все члены принимают равное участие в производстве сельскохозяйственных и промышленных продуктов и равные имеют права на произведенные богатства. Она была скорее капиталистическим государством, где мужчины, женщины и дети, осужденные на принудительную работу и телесное наказание, лишенные всяких прав, прозябали в равной нищете и равном невежестве, как ни блестяще процветали земледелие и промышленность в стране, как ни велико было изобилие богатств, производимых ими» [там же, с. 41]. Так или иначе, но замолчать совсем феномен государства иезуитов было нельзя: это был из ряда вон выходящий случай. Представьте: в то время, как Россия переживает огромный и сложный период своей истории – от смутного времени до императрицы Елизаветы, – на другом конце света, в Южной Америке, существует «живая утопия», христианское государство, строго коммунистическое по своему социальному строю. Гуарани – большое племя индейцев, занимавшееся первобытным земледелием, охотой, рыбной ловлей, разведением домашней птицы и свиней. Особенность гуарани – каннибализм (ритуальный), причем, человечину они ели почти сырой [1, с. 41]. И в то же время все очевидцы отмечали удивительную доброжелательность, кротость и даже «детскость» этого народа. Парагавай – колониальная провинция, подчиненная Испании. Однако фактически эта территория находилась на границе испанских и португальских владений (Бразилия была португальской колонией), причем португальцы тоже претендовали на эту территорию. Как испанцы, так и португальцы обращались с местным населением крайне жестоко. В большом ходу были набеги «паулистов» («бандейрантов») – охотников за рабами. В результате к концу XVI в. численность гуарани с миллиона человек сократилась до 5 тыс. Образование «государства» Всё начало меняться, когда в Парагвае появились иезуиты (1585 г.). Они активно боролись против обращения местного населения в рабство, чем активно расположили его к себе. Отмечается, что туземцы были покорены не насилием, а только убеждением и добрым отношением. Гуарани охотно крестились и принимали основы христианской веры. Мастерски балансируя между испанцами и португальцами, иезуиты сумели настолько упрочить свое положение, что в 1611 г. получили от испанской короны монопольное право на учреждение миссии в Парагвае, причем индейцы освобождались на 10 лет от уплаты налогов [2, с. 168]. Тем самым было положено начало «государству» иезуитов, которое расположилось в треугольнике нынешних городов Асунсьон, Буэнос-Айрес, Сан-Паулу – всего 200 тыс. кв. км. Интересно, что соответствующие области Аргентины и Парагвая, где располагалось «государство», до сих пор называются Мисьонес – район миссии. Идею создать христианско-коммунистическое государство в Парагвае приписывают иезуитам отцам Симону Мацете и Катальдино. По некоторым сведениям, они разработали проект такого государства, используя «Город Солнца» Кампанеллы (книга вышла в 1623 г.). По мысли основателей, государство создавалось для организации правильной религиозной жизни верующих в духе первых христиан. Целью его было спасение души. В основу государства были положены коммунистическое хозяйство, имущественное равенство и изоляция от остального мира [1, с. 30]. Отцы-идеологи жили и в лесах с гуарани. Но всё же основную непосредственную работу «на местах» проводили отцы иезуиты Диего де Торрес и Монтойя. Первый из них стал в 1607 г. настоятелем только что образованной «провинции» иезуитов в Парагвае. Жизнь в «государстве» В 1645 г. иезуиты получают от короля Филиппа III привилегию на невмешательство светских властей в их колониальную деятельность. С этого времени государство иезуитов входит в пору своего расцвета. Некоторые исследователи считают, что слово «государство» в применении к этому явлению условно. Если это и справедливо применительно к раннему этапу миссии иезуитов, то позже можно усмотреть все основные признаки государства: центральную и местную власть, армию, полицию, тюрьмы и пр. Уже к 1610 г. возникла идея селить как крещеных, так и ждущих крещения индейцев в особых поселениях – «редукциях» (от исп. reducir – превращать, обращать, приводить к вере), которыми руководили священники ордена [3, с. 34]. В конце концов, иезуиты образовали 31 редукцию, с населением от 250 до 8 тыс. человек. Их объединение под началом руководителя провинции и назвали «государством иезуитов». Редукции представляли собой укрепленные поселения, в каждом из которых было только два отца-иезуита – администратор и духовник. Кроме того, была администрация из туземцев-«коррехидов» во главе с мэром-коррехидом. На все общественные должности раз в год назначались выборы, в которых участвовало всё население редукции. Частые набеги испанских «паулистов» заставили иезуитов к 1639 г. создать из индейцев свою армию – многотысячную, хорошо обученную, вооруженную ружьями и управлявшуюся офицерами-индейцами. Отец Антонио Зепп, посетивший одну из крупнейших редукций – Япею, нашел там великолепные здания из камня и дерева, фабрики, магазины, арсенал, тюрьму, прядильную для старых женщин, аптеку, больницу, гостиницу, кирпичные заводы, печи для обжига извести, мельницы, красильни, литейные (для колоколов). Мощеные улицы редукции выходили на большую центральную площадь, где помещались храм, статуя Богоматери, коллегия (резиденция иезуитов), кладбище, приют для вдов. Впрочем, жилища туземцев были просты – однокомнатные хижины из тростника (позднее – из камня), без навесных дверей, окон и дымовых труб [3, с. 36]. За оградой располагались хорошо ухоженные сады, поля риса, табака, пшеницы, бобов и гороха [1, с. 26-27]. В прериях паслись огромные стада рогатого скота и овец. Социальная организация редукций поражает воображение. Частной собственности не было (это соответствовало и традициям гуарани, не знавших собственности). Правда, каждой семье выдавался небольшой личный участок, на котором, однако, можно было работать не более трех дней в неделю. Остальное время – работа на общественное хозяйство. Всё выработанное помещалось в общественные склады, откуда всем выдавалось поровну. Деньги применялись только на свадебном обряде: жених «дарил» невесте монету, но после венца монета возвращалась. Хотя торговля внутри редукции отсутствовала, однако, существовала государственная внешняя торговля: продукты сельского хозяйства и фабричные изделия сплавлялись по Паране и Уругваю к океану и там обменивались на необходимые государству вещи (прежде всего, железо и соль). Индейцев в таких путешествиях всегда сопровождал священник, указывая им на пороки «белых людей», работавших золотому тельцу. За время существования государства иезуиты внедрили прогрессивные агротехнические технологии, в результате чего гуарани сумели полностью обеспечить себя продуктами. Стали процветать различные виды ремесел, в том числе – ювелирное, часовое, швейное, судостроительное – гуарани строили корабли крупнее тех, что строились на лондонских верфях. Расцветали художественные промыслы – ткачество, резьба по дереву и камню, гончарное дело [там же, с. 38]. Столица «государства», редукция Канделария, была связана с остальными редукциями сетью дорог, на которых было до 80 почтовых станций. Вся жизнь редукций была подчинена церковным установлениям. Были возведены величественные, богато украшенные храмы. Присутствие на богослужениях было обязательным. Все причащались установленное число раз (раз в месяц). Иначе говоря, все жители редукции составляли один приход, причем соблюдалось удивительное послушание духовным отцам. Даже Лафарг указывает, что утром и вечером – до и после работы – все отправлялись в церковь. По свидетельству Шарлевуа – иезуита, написавшего «Историю Парагвая», – «Церкви никогда не пустуют. В них всегда присутствует большое количество народа, проводящего всё свободное время в молитвах» [цит. по: 6, с. 31] – прямо рай, с точки зрения священников. Распорядок дня был строго определен. Перед рассветом раздавался удар колокола, что будил всех, – давалось полчаса на сборы, индивидуальную молитву. В 7 утра – утренняя служба в церкви, после чего завтракали и распределялись на работы, с 8-ми шли работать, а дети отправлялись в школы. Между 11-ю и 12-ю – обеденный перерыв на час, затем возвращались к работе. В 16 часов рабочий день кончался, впереди были занятия по катехизации, новые молитвы, ужин, вечерняя служба. Между 20-ю и 21-м часом снова звучал колокол и жители отходили ко сну. По воскресным и праздничным дням работать было запрещено, проводилась торжественная месса, представления театра, танцы, учебные бои, музыкальные концерты и пр. [url: http://antinormanist.dreamwidth.org/128129.html (дата обращения: 24.06.2014)]. Индейцы оказались на удивление талантливы, особенно – в музыкальном отношении, и вскоре в этом народе выросли замечательные музыканты, композиторы, певцы. В каждой редукции было порядка 30–40 музыкантов. Играли на органах, скрипках, клавесинах и прочих европейских инструментах, производство которых было налажено в редукциях. В Япее была даже организована консерватория. Интересно, что много музыки для гуарани написал известный композитор Доменико Циполи, который в конце жизни стал иезуитом и поехал в Парагвай. Однако искусство было исключительно церковным [1, с. 35]. Испанской литературы туземцы не знали – они обучались родному языку (иезуиты создали азбуку языка гуарани). В редукции Кордова была типография. Выпускаемая литература – сплошь церковная, в основном, – жития. Впрочем, эти мнения о тотальной церковности культуры могут быть подвергнуты сомнению, поскольку известно, что музыкальные инструменты, сделанные гуарани, славились на всём континенте. Есть сведения о театральных постановках, оркестрах и танцевальных ансамблях, которые, как известно, в богослужениях не применялись [3, с. 38]. Уровень преступности был чрезвычайно низкий. В подавляющем большинстве случаев наказания ограничивались епитимьей (молитва и пост), замечаниями или публичным порицанием. Правда, иногда приходилось применять более серьезные меры: наказание палкой (не более 25 ударов) или тюремное заключение, срок которого не превышал 10 лет. Смертной казни не было, хотя и случались убийства. В нравственном отношении гуарани сделали громадный скачок. Каннибализм был полностью ликвидирован. Отцы добились перехода, в основном, на растительную пищу. Но и мясную давали вволю, хотя только вареную. Отметим, что ночью выходить на улицу запрещалось, а выход за границы редукции возможен был только по благословению отца-иезуита. Брак в государстве – по выбору отцов, девушки – в 14 лет, юноши – в 16. Демографические меры были оригинальны. Один из путешественников пишет: «Иезуиты поощряли ранние браки, не допускали, чтобы взрослые мужчины оставались холостыми, а всех вдовцов, за исключением совсем уж преклонного возраста, склоняли к новому браку… Сигнал подъема давали обычно за полчаса до момента, когда действительно надо было вставать» [там же, с. 36]. Эти ли меры, или высокая социальная защищенность, дали удивительный рост населения: в лучшие времена численность «государства» составляло не менее 150 тыс. чел. (в [3] говорится даже о 300 тыс. чел.). Однако не всё было гладко. Известен случай, когда юноши и девушки, недовольные брачными порядками, убежали из редукции в горы. Отцам стоило больших усилий вернуть их, а их брачные союзы были узаконены [1, с. 45]. Закат Однако, «царству счастья и благоденствия» не суждено было жить вечно. Поползли рассказы о несметных богатствах, якобы скопленных иезуитами в редукциях. На руководителей государства иезуитов светские власти не раз писали доносы и клеветы; однажды дело дошло даже до папского расследования. И вообще иезуитами везде были крайне недовольны. Еще в XVII в. иезуиты были удалены из всех португальских владений в Южной Америке. А в 1743 г. они были официально обвинены в нелояльности и испанской короне. Да и Рим их не жаловал – в том же году он запретил иезуитам торговлю. В 1750 г. между Испанией и Португалией был подписан договор, по которому «государство» иезуитов делилось на Испанскую и Португальскую зоны с последующей эвакуацией португальских редукций в испанские владения. Это 30 тыс. человек и 1 млн голов скота, так что переселение на деле было нереально. Фактически эти редукции отдавались португальцам, которые бы их быстро уничтожили. Иезуиты стали противиться этому договору и приказам испанских властей. Из Испании для выполнения договора был прислан иезуит Альтамирано, которому были даны широкие полномочия. В 1753 г. население четырех португальских редукций, откуда ушли иезуиты, вооружилось и отказалось эвакуироваться. Альтамирано пишет, что их подстрекали местные иезуиты, не подчинившиеся приказу. Испанцы послали войска, но индейцы отбились. В 1756 г., при повторном походе объединенных испанских и португальских войск, индейцы были разбиты. Правда, в 1761 г. договор между Испанией и Португалией был аннулирован, и индейцев стали возвращать на прежнее место жительства. Но уже развал «государства» предотвратить было нельзя – против иезуитов были и Мадрид, и Лиссабон. Заключение Польский журналист Ян Фийор объясняет упадок «государства» иезуитов тем, что у туземцев атрофировался интерес к материальным благам, собственнические инстинкты и идея предпринимательства [3, с. 39]. Заключение, ни на чем не основанное. Идеологичность этого вывода бьет в глаза, но не будем слишком строги – ведь правоверному католику причины гибели нужно вывести из католической социальной доктрины, в которой частная собственность рассматривается как «естественный закон» и благословлен весь новый мировой порядок, основанный на стремлении к прибыли. Думается, что искать причины гибели нужно в другом. Слишком ясно, что в нашем падшем мире такое явление, как «государство всеобщего благоденствия», не может не вызывать дикой ярости и ненависти. Нет, не внутренние причины, а агрессия «мира сего» привела к его гибели. И в этом ничего удивительного нет. Наоборот, поистине чудо, что такая «реализованная утопия» жила и развивалась более 150 лет. Литература 1. Святловский В. В. Коммунистическое государство иезуитов в Парагвае в XVII и XVIII ст. Пг.: Путь к знанию, 1924. С. 85. 2. Григулевич И. Р. Крест и меч : Католическая церковь в Испанской Америке, XVI–XVIII вв. М.: Наука, 1977. 295 с. 3. Фийор Ян М. Утопия или земной рай? Первое в мире коммунистическое общество // Истина и жизнь. 2001, № 4. С. 32–39. 4. Бемер Генрих. История ордена иезуитов. Смоленск: Русич, 2002. 464 с. 5. Андреев А. Р. История ордена иезуитов : Иезуиты в Российской империи : XVI – начало XIX века. М.: Русская панорама, 1998. 256 с. 6. Лафарг Поль. Иезуитские республики. СПб., 1904. 41 с. 7. История иезуитских редукций Парагвая [Электронный ресурс]. URL: дата обращения: 24.06.2014. Источник →

Сомин Н. Борьба двух имущественных учений в истории Византии Эта лекция должна ответить на один важный вопрос. А именно: как же так получилось, что в нашей замечательной православной Церкви идеи Златоуста вдруг были забыты. Сейчас, конечно, Златоуст почитается как величайший святой, но его имущественное учение во многом просто не используется. Но для этого нам придётся сделать небольшой экскурс в Византию. Одни историки считают, что Византия началась с императора Константина Великого, который обратился в православие и сделал неожиданно гонимую православную Церковь не только свободной, но и Церковью государственной, Церковью господствующей. Другие историки считают, что Византия появилась позже лет так на 70-80, во времена императора Аркадия. Того самого императора, который упёк Златоуста в ссылку. Ну это, собственно, не суть важно. Важно, что появилось очень мощное православное государство, которое просуществовало 1000 лет. Это государство нельзя сказать чтобы было всегда равно себе. Оно изменялось, изменялись его и какие-то административные параметры, изменялось военное дело, изменялась экономика. Но две вещи всегда оставались неизменными. Это, во-первых, православная вера, которой ромеи, как себя называли на самом деле византийцы, очень твёрдо держались. И, во-вторых, власть императора. Без императора Византия жить не могла, и, более того, между Церковью и государственной властью образовалась, как говорили греки, симфония, то есть согласие между ними. И вот эта симфония явилась таким замечательным социальным достижением византийцев, можно сказать — их социальной доктриной. Вообще, этот вопрос симфонии очень интересен, и я чуть-чуть остановлюсь на нём подробнее. Дело в том, что часто говорят, что Церковь и государство‑ вещи совершенно разные. Церковь‑ она сопровождает людей в царство небесное, а государство занимается сугубо земными делами, и поэтому каких-то близких контактов между ними быть не должно. Такую позицию очень часто можно встретить в церковных кругах. Мне кажется, что такая позиция, мягко говоря, уязвимая. Да, одной из задач Церкви является приближение людей к Богу или, говоря церковным языком, спасение. Но, как я уже замечал, так узко смотреть на задачи Церкви было бы неверно. Есть ещё вторая, более широкая задача. Это -преображение этого мира, отвоевание этого мира от власти Сатаны. И один из важных фронтов этой борьбы - это социум, социальные отношения между людьми. И в самом деле: эти две задачи Церкви очень сильно переплетены и связаны, и одна без другой в общем-то и существовать не может. В самом деле, допустим, Церковь полностью отделена от государства. Но в этом случае эти социальные отношения, которые очень важны для спасения человека, оказываются вне её влияния. Дело в том, что, конечно, грех прежде всего гнездится в душах человеческих, это безусловно. Но не только в них. Люди действуют, они создают общество, они преобразуют природу, мир, в котором живут. И вот эта падшесть, греховность, которая в душах людей существует‑ она неизбежно выливается во внешний мир и там огустевает в виде культуры, экономики, каких-то социальных отношений между людьми. И уже новые поколения рождаются и вступают в уже греховный мир, который очень сильно воздействует на людей, очень сильно. Воспитывает их, так сказать, в своём духе. И поэтому, чтобы решить задачу преображения этого мира Церковь без государства обойтись не может. Да и первую задачу она решить по сути дела не может, потому что если мир плох, то против него обычно выступают люди, но это‑ наиболее сильные, волевые, которые идут против течения. А большинство, как вы знаете, идёт по течению, подчиняется реалиям этого мира и впитывает в себя все его грехи. Поэтому при такой ситуации обязательно есть люди спасающиеся, но их немного. Это, как будто бы представьте себе: войска окружены, и некоторые наиболее сильные выходят из окружения, а остальные‑ сдаются в плен. Нам же нужна не такая ситуация, а нам нужна полная победа. И поэтому без симфонии, без такого союза Церкви и государства, решить эту задачу абсолютно невозможно. Это так или иначе поняли византийцы. И замах у них был очень большой: создать христианское общество. Общество, ориентированное на всеобщее приближение у Богу не отдельных людей, а в пределе‑ всех, всего народа. И союз Церкви и государства должен был эту задачу решить. Как говорят учёные, это было в задумке сотериологическое общество. То есть общество, ориентированное на спасение. И византийцы очень, очень, очень любили свою единственную, уникальную христианскую империю и гордились, как гордились советские люди Советским Союзом, что они живут в некоем уникальном, не похожем на другие государстве. Но, конечно, уникальном в своём роде. Византийцы где-то рассматривали свою империю как если не царство Божие, то как преддверие царства Божия: сначала тут человек живёт, а после, естественно, уже переходит в настоящее Царство. В этом смысл симфонии –создать подлинное христианское общество. Но это в теории. А на практике всё получилось немножко не так, гораздо более приземлённо. Во-первых, конечно, подразумевалось, что в этом союзе всё-таки ведущую роль играет Церковь. Но в жизни получилось не так. Оказалось, что именно государство в лице императора захватило в этом союзе ведущую роль. И когда в VI веке при императоре Юстиниане вот эта концепция симфонии Церкви и государства была зафиксирована‑ причём зафиксирована в новеллах, то есть в законах Византийской империи ‑ то там, если прочитать по-простому очень витиеватые византийские формулировки, получится примерно следующее. Юстиниан говорит священникам: «Всё, вы за меня только молитесь. На этом ваша функция и кончается. Всё остальное сделаю я сам. Я‑ православный государь, я управлю всю империю, установлю нужную экономику, социальные отношения, да и Церковью я на самом деле буду командовать. А вы только молитесь за меня». То есть Церковь была отодвинута от решения социальных проблем. Ей была предоставлена область работы с личными душами, но не более. Более того, императоры рассматривали Церковь, как некое министерство. Обычно патриарх назначался по воле императора. Обычно это был или какой-то крупный чиновник, или, скажем, племянник императора. Конечно, это решение, утверждал собор епископов, но он всегда одобрял. Это первое. Второе. В Византийской империи очень большое внимание уделяли праву. Причём право византийское было на 90-95 процентов взято из римского права. И византийцы всегда гордились тем, что в этом смысле они – преемники Римской империи. А римское право основано на частной собственности. На праве частной собственности, которое там формулируется весьма жёстко: что собственность ‑ это вот такое полное владение имением: что хочу, то с ним и делаю. Хочу‑ подарю, хочу‑ продам, хочу – буду там бурить скважину до центра Земли: моя собственность. И это в общем-то очень здорово влияло на жизнь Византии и византийцев. И, наконец, сами императоры. Да, некоторые из них были канонизированы и были квалифицированными богословами. Но большинство было людьми достаточно далекими от христианства. Хотя, безусловно, император Византийской империи не мог не быть православным. И они вели своё государство «по заветам века сего», а вовсе не по христианским заповедям. А Церковь, к сожалению отодвинутая от социальных проблем, не объясняла, что же такое есть христианское государство, христианский социум. И поэтому получились ножницы. С одной стороны, мы видим в Византии расцвет храмового христианства. Масса замечательных храмов. Великолепный храм Святой Софии, потрясающий, с куполом диаметром 33 метра был построен из камня. Замечательные богослужения, была создана великолепная литургия. Появилась масса богословов, в результате ожесточенных споров была разработана православная догматика, появилась масса монастырей. И прочее. А с другой стороны социальная жизнь в Византии была, прямо скажем, не христианской. Рабство. Оно де-юре существовало вплоть до гибели Византийской империи, которая произошла в 1453-м году. Хотя рабство было смягчено по сравнению с Римской империей, значительно смягчено, а после ‑ в поздний византийский период ‑ оно перестало быть актуальным по экономическим соображениям, стало экономически невыгодным. А в ранний период рабов в Византии было полно. И рабов имели все сословия общества: начиная от крестьян и кончая епископами. И это не считалось зазорным: вроде так и надо. Очень серьёзное социальное расслоение было между народом. Применялись и узаконивались самые изощрённые способы закабаления и эксплуатации крестьянства. И так далее, и так далее. В Византии мы, что интересно, никогда не наблюдаем коммунистических движений, даже локальных, сколь-нибудь серьёзных. Вот такова сила была римского права здесь. Поэтому, заключая такой небольшой обзор, следует признать, что само византийское общество было в своей основе своей противоречивым. С одной стороны, идеология православия, а с другой стороны в реальной жизни, в социуме это православие как бы куда-то девалось, фактически не приводило к преображению отношений между людьми, не приводило к увеличению любви. И, переходя, наконец, к нашей основной теме — к имущественной этике — мы и в ней видим вот такое же противоречие, борьбу разных подходов к имущественной этике. Но всё по порядку. Ещё до Византии, в период церкви гонимой, в I-II век если посмотреть, то оказывается, что очень многие христианские общины пытались копировать общину иерусалимскую. В которой, как вы знаете из предыдущих лекций, был реализован христианский коммунизм. Откуда это видно? Видно из самых первых документов, манускриптов. Это манускрипты первого века: Дидахе — «Учение двенадцати апостолов». И ещё ранний манускрипт — послание Варнавы. О том, что христианские общины живут общей собственностью, так же как Иерусалимская община, свидетельствует широкое распространение института дьяконства. В то время дьяконы не служили в церкви, а занимались социальной работой, распределением благ. Это было их основное церковное служение. Мы имеем свидетельства христиан во II веке: это святой Иустин Философ, который прямо говорит, что «мы живём в общей собственности». Или в начале III века известный богослов Тертуллиан: он тоже прямо говорит, что «мы живём общей собственностью». Но всё меняется. Наступил III век. Хотя в III веке были гонения на христиан, но иногда преувеличивают масштабы этих гонений. Они были либо кратковременными, либо локальными. И число мучеников — оно там измеряется сотнями, вот где-то такие масштабы. Самые суровые гонения были в XX-м веке, когда по реальным подсчётам было репрессировано примерно сто тысяч активных православных христиан, причём примерно 40% из них было либо расстреляно, либо умерло в лагерях. Это я к чему говорю? Что в III веке в Церковь приходят люди достаточно состоятельные, богатые. Которые, становясь христианами, вовсе не хотят отказываться от своего имения. Так сказать, хотят совместить приятное с полезным: и попасть в Царство небесное, и здесь пожить. Они так или иначе финансируют жизнь христианских общин, становятся уважаемыми людьми. И идеологом этой группы становится Климент Александрийский — богослов, о котором я уже не раз говорил, поэтому я буду краток. Климент Александрийский‑ это церковный деятель где-то начала III века, который первым предложил так называемую умеренную имущественную доктрину. Эта доктрина заключается в двух положениях. Первое. Иметь собственность, любую, даже большую, для христианина не предосудительно. И ему противопоставляется второе положение: но попадать в зависимость от этой собственности, подчиняться ей‑ это уже грех. Эта доктрина, с одной стороны – видите? — она противоречива. Иоанн Златоуст это хорошо объяснил: у кого богатство‑ он его собрал неспроста. Он его собрал потому, что он сребролюбив, и хочет ещё большего богатства. То есть, он находится в зависимости от богатства. Но, с другой стороны, я бы не сказал, что это худшая доктрина. Отнюдь. Она не худшая, она обладает определёнными достоинствами. Скажем, гибкостью: она может быть приноровлена и к жизни аскетов, которые ничего не имеют, и к жизни простых мирян, и к жизни богачей тоже. Книга Климента Александрийского «Кто из богатых спасется», где эта концепция изложена, эта маленькая книжечка в 40 страничек, приобрела большую популярность в Церкви и где-то стала таким что ли нормативным взглядом на наш с вами вопрос. Но пришёл IV век, век расцвета византийского богословия. Когда Церковь перестала быть гонимой, появилась масса замечательных христианских деятелей, богословов, и позиция Климента Александрийского была превзойдена. И вершиной этого нового богословия явилось учение Иоанна Златоуста, о котором я очень подробно говорил на предыдущей лекции, поэтому повторяться не буду. Но дело в том, что с основными положениями златоустовской концепции согласны и другие отцы Церкви. Например, тема очень важная для Златоуста, тема оскудения любви при увеличении богатства. Златоуст об этом множество раз говорит. Ну и другие святые отцы тоже. Например, Василий Великий, он изрёк удивительно афористичную чеканную формулу: «чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви». Потрясающе здорово сказано! То же самое говорит Авмвросий Медиоланский и другие святые отцы. Другая мысль златоустовская: «всё Божие, а потому всё общее». Об этом, например, говорит такой известный святой III века как Киприан Карфагенский. И Василий Великий, и Амвросий Медиоланский, и Киприан Карфагенский, и Григорий Богослов, — это всё предшественники Златоуста. Они тоже, так или иначе, достаточно активно высказываются по имущественным вопросам. Хотя и обращаются к ним не так часто, как Златоуст. И, оказывается, очень многие зластоустовские мысли уже были ранее высказаны. Например, Златоуст считал, что большинство из богатых собрало своё богатство неправедным образом. А Василий Великий говорит: «кто обнажает одетого, того назовут грабителем, а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого названия?» Иначе говоря, кто сидит на богатстве и не раздаёт этого бедным, тот вор, с точки зрения Василия Великого, грабитель. Ещё одна мысль, впрочем, типичная для Златоуста: нестяжание как личный идеал христианина. Да об этом все святые говорят: Григорий Нисский, Киприан Карфагенский, тот же Василий Великий. Можно набрать массу цитат. Они же различают характерную для Златоуста разницу в требованиях между новоначальными и совершенными. Помните, я вам на прошлой лекции говорил, что Златоуст выстраивает лестницу совершенств. А вот другие отцы, например блаженный Иероним советует: «Хочешь быть совершенною, продай всё, что имеешь, и отдай нищим. Не хочешь быть совершенною, но хочешь удержать вторую степень добродетели, оставь всё, что имеешь, отдай детям, отдай родственникам. Или: «ты благотворишь, ты жертвуешь, но это только первые опыты твоего воинствования. Ты презираешь золото — презирали его и философы мира. Ты думаешь, что стал уже на верху добродетели, если пожертвовал части целого. Самого тебя хочет Господь в жертву живую, благоугодную Богу. Тебя, говорю, а не твоего». То есть, просто пожертвовать — это только первая ступень добродетели. Однако, есть момент, в котором предшествующие Златоусту святые отцы превзошли Златоуста. Это вопрос о происхождении права собственности. Златоуст, говорит о том, что вначале не было золота, и никто не любил золото. Но подробно эту мысль не развивает. А вот другие святые отцы на этот предмет высказываются очень квалифицированно и четко. Например, Лактанций, предшественник, где-то почти за 100 лет до Златоуста жил, латиноговорящий отец, поборник справедливости. Он вот что говорит, я зачитаю: «Любостяжание есть источник всех зол. Оно происходит от презрения к истинному величию Божию. Люди, обилующие в чём либо, не только перестали уделять другим избытки свои, начали присваивать и похищать себе чужое, будучи влекомы к тому собственную корыстью. То, что было прежде в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в домах немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни, беречь их тщательно, дабы небесные дары сделать своей собственностью. Не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого у них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того составили они себе самые несправедливые законы под личиною мнимого правосудия, посредством которого защитили против силы народа своё хищничество». Примерно в том же духе высказывается Василий Великий, Григорий Богослов, Амвросий Медиоланский. Я эти цитаты не привожу за неимением времени. Но суть дела в том, что сначала появилось сребролюбие, а законы, частнособственнические законы, освящающие право собственности, они возникли позже и составлены для того, чтобы оправдать захват сильными собственности. В этом пункте другие святые отцы оказываются более политэкономами, оказываются более социологами, чем Иоанн Златоуст. А в целом, ещё раз повторяю: учение Иоанна Златоуста ‑ это вершина православного имущественного богословия, но с ним практически во всём солидарны другие святые отцы. И поэтому златоустовскую концепцию следует называть святоотеческой концепцией. В мире, к сожалению, происходит часто всё не так, как мы хотим. Златоуст был, говоря современным языком, репрессирован, и умер в ссылке. Об этом я говорил, но трагедия была не только в этом. Дело в том, что Златоуст был необычайно популярен. И к нему в Константинополь для того, чтобы послушать великого святителя, съезжались из других городов другие богословы и христиане поучиться у него. И постепенно вокруг Златоуста стал образовываться круг его поклонников, учеников. Много епископов, богословов. И после того, как Златоуст погиб, вся эта школа, которая ещё не оформилась, была разгромлена. На сторонников Златоуста посыпались гонения, причём гонения от государственной и церковной власти. Биограф и друг Златоуста епископ Палладий Еленопольский на нескольких страницах приводит только список тех людей, которые были подвергнуты гонениям: их около сотни. А это всё епископы, известные пресвитеры, монахи, миряне, которые сотрудничали с Златоустом. Например, известная диаконисса Олимпиада, которая после была причислена к лику святых. Что это означает? Обычно вот эту историю с низложением Златоуста недооценивают. Её наши церковные историки рассматривают как некий такой эпизод нравов, не очень хороших в Церкви, но которые особенно на историю Церкви не повлияли. На самом деле не так. Это была трагедия, причём общецерковная трагедия. Дело в том, что после всех этих репрессий нравственное богословие в Византии постепенно сходит на нет. Смельчаков, которые обличали бы царей, обличали бы богатых, становится всё меньше и меньше. Люди боятся высовываться, грубо говоря. И византийское богословие прирастает богословием другого типа — высоким богословием. Сразу после гибели Златоуста начались споры в Церкви о соединении двух природ во Христе. Споры очень жаркие, но споры, далекие от реальной жизни, не касающиеся нравственного богословия. А нравственное богословие постепенно-постепенно в Византии сходит на нет. Златоуст умер в 407 году (кстати, сегодня 25 сентября, он умер 27 сентября). В этом, V веке остались некие не репрессированные ученики Златоуста, такие как, например, Исидор Пелусиот, монах святой жизни, церковный писатель, Иоанн Кассиан Римлянин, Феодорит Киррский. Первые два точно приезжали в Константинополь слушать Златоуста и так и стали его учениками. Читая писания, можно увидеть: да, действительно, они очень часто повторяют златоустовские мысли златоустовскими словами. Но, конечно, их известность и авторитет несравнимы с златоустовским. А что касается Феодорита Киррского, епископа города Кирры около Антиохии, то он первый начинает преобразование златоустовской концепции в умеренную доктрину. Феодорит Киррский живет в середине V века, когда уже не было никаких сомнений, что византийское общество есть и останется обществом крепких частных собственников. И задача Феодорита – уже не вести людей к вершинам, а, скорее, оправдать существующее положение. Да, есть богатые и бедные. Да, есть ножницы между ними. Но Феодорит Киррский говорит, что и те и другие нужны. И бедные не могут обойтись без богатых, и богатые не могут обойтись без бедных, и вместе они как бы сотрудничают друг с другом и делают общее дело. Идут годы. И учение Златоуста начинает постепенно забываться. В VIII веке фиксируется круг Евангельских чтений. Вы знаете, что в Церкви на каждой литургии обязательно читаются Евангелие и Апостол (Апостол‑ это выдержки из посланий апостола Павла или других апостолов или из Деяний Апостольских). И вот интересный момент: фиксируются они так, что вот все эти коммунистические фрагменты, о которых я говорил в лекции про Иерусалимскую общину, они отсутствуют, они выкинуты из этих чтений, так что в Церкви люди просто их не слышат. И вы это можете проверить. Деяния Апостольские читаются в Пасхальные дни. И там, как только текст доходит до одного из этих фрагментов, оно прерывается. Как доходит до следующего — тоже прерывается, будто бы нарочно выкинуты. Это VIII век, византийское наследие. Так, чтобы не смущать народ разными такими вещами, как общая собственность. После теряется не только сам дух златоустовского учения, теряется его буква. Все толкователи Священного Писания, которые говорят, что они следуют духу и букве Златоуста, они все говорят, что надо уделять часть из имеющегося, но никогда не говорят «отдай всё». Это забыто достаточно прочно. Хотя, надо сказать, всё и в позднем византийском богословии не так уж плохо. Есть два имени, которые сохранили златоустовский багаж. Это, во-первых, святитель Феофилакт Болгарский, богослов XI — XII веков. Есть толкование Феофилакта на практически весь Новый Завет. Эти толкования очень авторитетные, на которые Церковь часто ссылается. И важно, что Феофилакт является учеником Златоуста. Если эти толкование внимательно почитать, то там очень часто появляются златоустовские мысли, златоустовские слова. Видимо, Феофилакт очень хорошо в самом деле проштудировал Златоуста. И вот кто бы написал работу «Феофилакт Болгарский как ученик Златоуста», но для этого надо, конечно, перепахать очень много материала. Пока я такой работы не встречал. (Перед зрителями моих лекций я должен извиниться за оговорку – везде в этом абзаце я вместо Феофилакта Болгарского на видео упоминаю Феодорита Киррского – Н.С.) Второй богослов, даже ещё более ранний, X — XI веков. Это Симеон Новый Богослов. Симеон Новый Богослов — это великий святой, монах, аскет, составитель замечательных бурно-пламенных гимнов, воспевающих Христа. Но оказывается, что Симеон Новый Богослов был ещё и правдолюбцем, таким же правдолюбцем как Иоанн Златоуст. То есть человеком неудобным, который подвергался гонениям, как со стороны монашества, так и со стороны епископата. Но более всего удивительно, что в одном из своих сочинений он продолжает златоустовскую традицию, причём он идёт дальше Златоуста, он ещё более ригористичен. Так, он сторонник общей собственности. Он пишет: «Вещи и деньги в мире являются общими для всех. Как свет, как воздух, которым мы дышим, и сами пастбища неразумных животных на равнинах и горах. Всё, следовательно, было установлено общим для одного пользования плодами. Но господство не дано никому. Однако страсть к стяжанию, проникшая в жизнь как некий узурпатор, разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано Владыкою всем в общее пользование». Здесь Симеон Новый Богослов повторяет те «политэкономические» высказывания святых отцов до Златоуста. Далее очень интересно. Помните, я говорил, что однажды Златоуст высказался, что слово «моё и твоё», которым он обозначал право собственности, — от дьявола. Это было только однажды и применимо к частному случаю собственности супругов. А вот Симеон Новый Богослов говорит: «Дьявол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наши сбережения то, что было предназначено для общего пользования». Частная собственность — от дьявола. И, наконец, ещё одно. Симеон Новый богослов считает, что даже если человек однажды был богат, а после одумался и всё раздал — в этом никакой доблести нет. Он пишет: «Тот, кто раздаёт всем из собранных у себя денег, не должен получить за это награды, но скорее остаётся виновным в том, что он до этого времени несправедливо лишал их других. Более того, он виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их насильственно умирать от холода и голода. На самом деле он убийца всех, кого он мог напитать». Если Златоуст и Василий Великий говорят, что богатый — это вор и грабитель, то Симеон Новый Богослов идёт дальше, он говорит: богатый, который сидит на своих деньгах — это убийца. Вот как строго он судит в этом деле. Но, несмотря на это, высказывания ни Феофилакта Болгарского, ни Симеона Нового Богослова уже никак на социальную доктрину византийского православия повлиять не могли. Всё, так сказать, уже было к тому времени определено общим ураганом. Теперь я перейду снова к Византии. Господь ждал, тысячу лет ждал, что всё-таки византийская Церковь и византийское общество как бы найдут друг друга, и в Византии это преддверие Царствия Небесного и начнёт преображение социума. Но, к сожалению, этого не произошло. Более того, в поздней Византии ослабляется влияние государства и усиливается влияние крупных частных собственников. Если вкратце наметить развитие экономических реалий Византии, то мы имеем примерно следующую картину. Ранний период Византии IV — V — VII века. Используется рабский труд, но сильное государство организует государственное производство. Государственные ремёсла процветают в городах. Византийские ремесленники были не только частными, а в основном объединялись в государственные, под контролем государства, предприятия. Они были чрезвычайно искусными. Византийские изделия ценились просто на вес золота. Шёлковые ткани тоже ценились по весу выше золота. И за счёт внешней торговли византийское государство во многом сводило концы с концами, содержало сильную армию и успешно отражало нападения врагов, которые были беспрестанно. В средний период Византия живёт за счёт крестьянского труда, причём крестьяне организуются в общины. Это похоже на наши общины в Российской империи, только за одним маленьким исключением. Византийские крестьяне держали свою землю в личной собственности. В византийских крестьянских общинах не было переделов земли. В результате этого эти общины стали постепенно как бы терять вес, распадаться и крестьяне всё более и более попадали в зависимость к крупным собственникам, крупным держателям земли. И вот здесь постепенно начался закат византийской экономики. Где-то в XII веке, в Константинополе большую силу возымели итальянские купцы из Генуи и Венеции. Они монополизировали внешнюю торговлю и во многом монополизировали даже внутреннюю торговлю в Византии. Потому, что Генуя и Венеция — это первые капиталистические города. Очень ушлые ребята, которые приехали в Византию со своими банками, давали большие кредиты. И они очень быстро завоевали положение. Византийские императоры то с ними дружили, так что целые кварталы этих купцов были в Византии, то их выгоняли. Венецианцы, конечно, запомнили такое не всегда хорошее к ним отношение и профинансировали 4-й Крестовый поход, который вдруг не пошёл в Святую Землю, а повернул к Константинополю и взял его штурмом. Константинополь был разгромлен и разграблен, и примерно лет 50-60 жизнь Византийской империи висела, так сказать, на липочке. От неё остались только отдельные куски. После византийцы сумели возвратить себе Константинополь, но былого величия Византия уже никогда не достигла. Разорённая экономика, армию содержать не на что, да и людей не стало, оказывается, не кого было призывать в армию. В последний период Византии армия была в основном наёмная. А сами знаете, наёмники — они патриоты относительные. Византийцы стали терпеть поражения от турок, которые завоевали практически всю Малую Азию и подступали к стенам Константинополя и не раз его осаждали. После константинопольский патриарх ищет деньги на западе, а для этого он идёт на унию, то есть подчинение папской власти. Сначала Лионская уния, после Флорентийская уния, которую подписали епископы и патриархи. Но обе унии народ не принял, и они, так или иначе, сошли на нет. Собственно, запад помогал Византии, но нехотя, очень лениво. И в конце концов, в 1453 году турки подступили к стенам Константинополя и, несмотря на то, что эти стены были очень прочными и высокими, и взять их было очень трудно. Тем не менее, ослабленная армия — она не сумела их оборонить. Город был взят, разграблен, население было в основном просто турками перерезано, и Византийская империя окончила своё существование. Окончила, так сказать, радикально. У Византийской империи нет преемника. Церковь византийская осталась, а вот государство исчезло. Вот такая печальная судьба. Господь покарал. Он долго ждал, долго надеялся, но долготерпению Божию всегда когда-то приходит конец. Вопросы. (Вопрос): Вы процитировали Иоанна Златоуста и Василия Великого в связи с соотношением богатства и любви. Не кажется ли вам, что бедность, крайняя нужда, тем более, нищета отнюдь не способствуют произрастанию любви, ну, во всяком случае, среди мирян? (Лектор): Понимаете, Златоуст различает добровольную бедность и недобровольную бедность. Добровольная бедность для него — личный идеал христианина. Почему? Потому что бедность как бы облегчает человека, он перестаёт заботиться о приобретении и становится восприимчивым к Божиим энергиям. Однако в чем-то вы правы – иногда бедность озлобляет. Но бедность только недобровольная. Причём озлобляет далеко не всегда. Недобровольную бедность Златоуст рассматривает как состояние мученичества, он говорит, что это хуже разжённой печи. А потому бедные, любые, и добровольные, и недобровольные: одни мученики, а другие блаженные. И те, и другие наследуют Царство Небесное. А богатство, оно, с точки зрения Златоуста, практически всегда создаётся умалением любви. Богатство создаётся за счёт ограбления других, так или иначе. Поэтому бывают люди, которые сохранили в себе Божии дары при богатстве, но их очень мало. Это редкий случай, это святые люди, которые, несмотря на пагубное влияние богатства, тем не менее, сохранили в себе любовь. Так что в среднем получается, что бедный более любвеобилен, чем богатый. (Вопрос): Позвольте ещё один вопрос: смотрели ли вы, скорее всего, смотрели, фильм Тихона Шевкунова «Гибель империи». Если смотрели, ваше отношение к этому фильму, удался ли фильм, и не видите ли вы в этом фильме прямых аналогий с самой современной, новейшей истории России? (Лектор): Ну, по-моему, этот фильм и создавался как аналогия современной России. Это фильм-предостережение, что если вы будете жить, как жили поздние византийцы, будет плохо и империя погибнет. Как погибла Византийская империя, также может погибнуть и Россия, и от неё ничего не останется. У нас будут в Московской губернии жить кавказцы, негры, но не русские православные. В общем, я считаю, этот фильм неплохой. Там даже затрагивается имущественная тема, где-то Тихон Шевкунов говорит, что там были олигархи, которые способствовали гибели Византии. Под ними он понимает, конечно, крупных земельных собственников. Но, понимаете, я всё-таки к самому автору фильма, грешным делом, отношусь с недоверием. И вот почему. Однажды, год был, я не знаю, может быть, 92-й. В общем, перестроечное время, однажды я смотрел телевизор, вот грех такой был. И там выступал, ещё просто иеромонах, Тихон Шевкунов. И он так расхваливал только что народившийся у нас в России капитализм, так он расхваливал то, что у нас произошло в результате перестройки, так он восхищался частной собственностью, что я тогда подумал: но это же монах, помилуйте, он дал обет нестяжания! В чём же дело, почему он так это всё расхваливает? Здесь что-то не то. Надо в этом деле разобраться. И вот с тех пор я в этой проблеме разбираюсь. (Вопрос): Как вы считаете, остались ли какие-нибудь следы у Златоуста, его взгляды, и чем обусловлены они были, что чрезмерное богатство являлось как бы чрезмерным источником паразитирования общности, которое вело потом к загниванию его и к ослаблению и неэффективному развитию. И вообще, эти его взгляды по поводу регулирования эффективности развития, может быть, они были причиной чрезмерного богатства, то есть, появления прослойки паразитирования? (Лектор): Понимаете, вы очень как бы социологически смотрите на вопрос. Иоанн Златоуст так не ставил проблему. Он ставил её с двух сторон. Со стороны аскетической: богатство плохо влияет на состояние души, делает её злющей, и тем самым человек теряет возможность спасения. И с точки зрения любви между людьми: богатство остужает любовь. Это, так сказать, уровень микросоциальный. Вот уровень макросоциальный — богатство по отношению к государству, по отношению ко всему обществу и роли его в развитии общества — здесь каких-то таких определённых высказываний у Златоуста не находится. Единственное, он очень часто пользуется термином «Мамона». Но под Мамоной он понимает именно вот это мамоническое устроение общества. Под Мамоной он понимает вовсе не идола богатства, а дух богатства, который в обществе разлит. Он более чётко как-то сформулировать это не мог. Златоуст не был социологом ни в какой мере. Он был пастырем. Но интуитивно он как бы к этим понятиям приходил. Я уверен, что если бы златоустовская школа не была разгромлена, безусловно, мы что-то подобное бы услышали и на этом уровне. Но, к сожалению, так не получилось. (Вопрос): У меня вопрос немного шире сегодняшней темы, звучит он так: в чём причина информационного вакуума, связанная с историей Византии? Вот в нашей конкретно стране и на западе. Страна существовала более тысячи лет. Очень сильная страна. Я читал где-то, что, якобы, в X веке 90% всего золота находилось в этой стране. Почему запад абсолютно её игнорирует? Он что, боится этой истории? Когда мы говорим «средневековье», мы всегда в первую очередь думаем о западном средневековье, при этом в Византийскую историю, даже в современной России не проходят. Что вы думаете по этому поводу, и как стоит из этого выходить? (Лектор): Да, действительно, Византии, в историческом смысле, не повезло. Запад выстроил очень неприглядный портрет Византии, что византийцы — очень коварный, хитрый народ, который занимается только интригами, в отличие от благородного рыцарства, которое в то же время было на Западе. Это такой типично западный взгляд. Понимаете, Византия — другая цивилизация, чем Запад. И в этом всё дело. Это разрыв цивилизаций. Он обусловил и разрыв Церквей, который, в конце концов, произошёл. Именно поэтому, как запад ненавидит Россию, вот так же он ненавидел и Византию. И, конечно, он потирал ладони после того, когда Византия погибла. Хотя после западу пришлось много претерпеть от турок. В советское время тоже Византией занимались. У нас были достаточно сильные византологи, и советская школа византинистики — она неплохая. Она как раз хороша тем, что там много занимались социально-экономическими вопросами. Ну, с марксистской точки зрения, но, тем не менее, занимались, и много там поняли. Но те столпы, на которых Византия стояла, православие и императорская власть — они совершенно чужды были советской идеологии: с неё мы не можем, мол, брать никакого примера. Если всё-таки советская цивилизация считала, что она выросла из западной цивилизации, но превзошла её, то ни в коем случае не из византийской цивилизации. А сейчас вообще общество западно-ориентированное, и к тому же атеистическое, на самом деле. Поэтому уровень изучения Византии сейчас, по-моему, очень низкий, гораздо ниже, чем он был в Советском Союзе. Всё опустилось до уровня истории императоров и войн. Каких-то серьёзных обобщений социальных сейчас не делается. Я читал некоторые современные книжки по Византии: это что-то… (Вопрос): Можно ли основную Вашу мысль понять так, что частная собственность являлась одной из причин крушения Византийской империи? (Ответ): Да, конечно, одна из причин. Такая причина глубинная, которая на поверхности не видна, но она действовала. Господь иного хотел от Византии. Подлинная христианская жизнь – это жизнь в общественной собственности. Коли уж Византия села на частную собственность, то в конце концов у Бога её судьба была предрешена. Другое дело, что Господь очень долго терпел и благодаря этому Византия протянула очень долгое время. (Вопрос): Какие Вы бы посоветовали прочесть работы Иоанна Златоуста о вреде частной собственности, где это более ярко отражено? (Ответ): К сожалению, надо читать всего Златоуста. У него нет каких-то таких целенаправленных произведений. Дело в том, что 95 процентов произведений Златоуста – это проповеди, записанные в храме, произнесенные им после Евангельских или Апостольских чтений. И там он в какой-то мере зависел от тематики этих чтений, но не совсем зависел. Он умел переключаться на свободные темы и эти темы были нравственными, самыми разными: о воспитании детей, о браке. Но оказывается, больше всего он говорил о частной собственности, о богатстве, бедности, милостыни. Вот об этих всех вещах. Но переключался он на эту тему довольно неожиданно, спонтанно. И получается, что примерно в каждой третьей его проповеди эта тема есть. Но она занимает отнюдь не весь текст проповеди, а это несколько высказываний: одно, два, три высказывания. Но вместе они составляют тысячи различных высказываний. Проблема современного богословия это всё выявить, проработать, классифицировать, продумать. Это до сих пор не сделано или имеются только такие начальные работы, работы русских богословов начала XX века. Работа Попова «Иоанн Златоуст и его враги»: там эта тема затрагивается, но не настолько специализированно. Есть книга профессора Василия Ильича Экземплярского «Учение древней Церкви о собственности и милостыни». Совсем недавно она наконец-то переиздана в России в краснодарском издательстве. Может быть, она появится у нас на московских прилавках. Книга потрясающая, гениальная, просто замечательная! Ещё на моем сайте: Ваш покорный слуга написал книжонку, посвященную целенаправленно этому вопросу, «Имущественное учение Златоуста». Но она в бумажном виде не издана, приходите на мой сайт и читайте. (Вопрос): Каково Ваше отношение к философии хозяйствования Сергея Николаевича Булгакова? (Ответ): Отношение довольно скептическое. Я много разбирался в Булгакове, изучал его. Я надеюсь, что я сделаю специальную лекцию, посвященную Булгакову. Это очень интересно. Сам он человек потрясающий, замечательный, очень глубокий. Но человек, который менял свои мнения. У него можно выделять периоды: вот он марксист, вот он идеалист, вот он христианский социалист, вот он «сел» на умеренную доктрину, вот он написал философию хозяйства – новый этап, книгу, которая слишком разрекламирована, считается каким-то новым словом в богословии. Я её так высоко не ставлю. Дело в том, что общая идея этой книги – посмотреть на хозяйство из духовного космоса, посмотреть, какое значение имеет хозяйство как человеческий феномен в космической деятельности Господа. В то же время нравственная составляющая этого вопроса ‑ богатые и бедные ‑ в этой книге полностью отсутствует. Булгаков к тому времени считал, что это пережиток XIX века: политэкономия, которая занималась эксплуатацией — это всё в прошлом. Он уже живет в XX веке, в котором мыслят иными категориями, смотрят на проблему как хозяйство, что характерно для Булгакова, не касаясь нравственных вопросов. Я совершенно не ценю эту книгу, если говорить грубо. (Вопрос): У меня вопрос по поводу симфонии властей. Она когда-нибудь у нас на Руси была, в нашей истории — на примере государства Российского? При каком государе? Вообще, возможна ли она? (Ответ): Симфония церкви и государства – это Божие веление, как я себе представляю. Так должно быть, так хорошо, так Богом заповедано. Поэтому симфония должна реализовываться в нашем мире. Но всегда симфония была очень ограниченной, и на Руси тоже самое. Мы же себя считали Третьим Римом. Второй Рим поддался латинам и поэтому погиб, как считали у нас на Руси. Мы — Третий Рим и продолжаем дело Второго Рима. И Российская империя во многом шла по стопам Византийской империи. И идея симфонии в ней была в общем точна такая же. Но и там она была реализована в общем-то косо. И я не могу сказать при каком государе это было лучше всего, потому что во всех периодах есть, на мой взгляд, существенные недостатки. Я надеюсь о России и об этих вопросах сделать пару лекций, а может быть и более, потому что Россия — моя любимая Родина. И о России надо говорить более подробно. Выделить какого-то государя, при котором симфония реализовалась, я не могу. Николай Сомин Лекция 6. От 25.09.2013 г. Источник: Новый социализм в XXI веке

Владимир Абаринов Опубликовано 27.11.2015 10:25 920 лет назад, 27 ноября 1095 года, папа римский Урбан II призвал христиан Европы отправиться в поход в Святую Землю и отвоевать у мусульман Иерусалим и Гроб Господень. Готфрид ликует; день еще не меркнет; Идет он в город, им освобожденный, И, руки не омыв от вражьей крови, Вступает вместе с воинами в храм, Там прикрепляет он свои доспехи И, распростершись ниц перед святым Господним Гробом, произносит громко Смиренные молитвы и обеты. Торквато Тассо "Освобожденный Иерусалим" Перевод Владимира Лихачева Недавно я побывал в Вермонте. Там есть гора Эквинокс, с вершины которой открывается вид на четыре штата, а на ее склоне расположен единственный в Северной Америке монастырь картезианцев, Обитель Преображения. Он построен уже в ХХ веке из блоков белого вермонтского гранита архитектором-модернистом Виктором Крайст-Джанером. Доступ туда закрыт, ведь картезианцы – орден затворников и молчальников. Их сегодня в мире всего около 400 человек. А в округе в сувенирных лавках продаются статуэтки Святого Бруно, основателя ордена. Я стоял на вершине горы, смотрел на белые кубики монастыря и удивлялся: до чего же все-таки Земля круглая. До поездки я уже думал о Клермонском соборе и папе Урбане II, учителем и наставником которого был Святой Бруно. А вскоре после этого грянули взрывы и автоматные очереди в Париже. В тексте, который опубликован мировыми медиа как заявление ИГИЛа (не будем сейчас обсуждать отдельный вопрос атрибуции), в социальных сетях, где высказываются сторонники ИГИЛа, навязчиво повторяется слово "крестоносцы". О футбольном матче между командами Франции и Германии в присутствии первых лиц обоих государств сказано, что это была игра двух крестоносных наций, то есть что-то вроде рыцарского турнира союзников. Риторика, апеллирующая к истории Крестовых походов, – характернейшая черта нынешней исламистской пропаганды. Начиная разговор о Крестовых походах, надо прежде всего отказаться от атеистического взгляда на веру и церковь, который подразумевает, что церковники сами ни в какого бога не верили и лишь морочили народу голову. Это взгляд века Просвещения. А в Средневековье вера была не просто искренней – она определяла весь жизненный настрой человека. Если отрицать это, невозможно понять, почему столько людей в Европе вдруг по призыву папы снялись с насиженных мест, распродали все свое имущество и пошли воевать за тридевять земель. Гроб Господень был для них не абстракцией или символом. Мощи святых, другие христианские реликвии, хранившиеся в европейских храмах, имели практическое значение: они исцеляли, от них исходила духовная благодать. Те, чьи останки покоились в раках, когда-то были такими же людьми, а теперь души их вознеслись и стали заступниками за живущих. И, что особенно важно, эти святыни были видимыми и осязаемыми. Они составляли духовное достояние каждого христианина. Острое сознание собственной греховности и посмертного наказания не покидало христианина никогда, тревожило его изо дня в день. Он молился, постился, жертвовал монастырям и все-таки оставался безнадежным грешником. В возмездии за грехи он ничуть не сомневался. Как, не будучи ни монахом, ни схимником, искупить свою вину перед Богом? Идея Крестового похода, высокого духовного подвига, давала ему такую возможность. Это была епитимья, отпускающая все грехи. Мой собеседник – востоковед-арабист, исполнительный директор Центра исследований актуальных проблем современности Академии МНЭПУ Надежда Глебова: – Это верно, хотя и не лишено определенного идеализма. Множество людей оказывались встроенными в структуру государства за счет обязанности так или иначе "служить" его интересам не за страх, а за совесть, а последняя была в "ведении" религии. Именно религия делала его смирение оправданным не столько перед лицом наказания в виде смерти, сколько перед лицом бога, причем заведомо милосердного бога. Этот бог судит всех: и тех, кто считается "маленьким человеком", и тех, кто облечен властью. Это "равенство" перед лицом бога в будущем гарантировало определенное смирение и "понимание" в настоящем. Формально и мощи не были для них только символом и залогом определенного желанного исцеления и т. п. Эти мощи и другие христианские реликвии шов за швом связывали различные исторические пласты и события в единое пространство, в единое тело Господне, дающее ощущение преемственности и ненапрасности личного пути. Множество совершенно обычных людей увидели в этом возможность, ничего не меняя кардинально в себе и не отказываясь от привычного образа жизни, достичь "царствия". Нужно еще помнить: сообщество рыцарей-крестоносцев во всем их своеобразии и пестроте национального состава могло угомонить нечто, что было бы непререкаемым авторитетом в этом множестве людей, едва ли имеющих постоянные авторитеты среди людей. Таким объединяющим фактором была религия, – говорит Надежда Глебова. Папа Урбан, которого в миру звали Одо де Шатильон де Лажери, до Святого Престола добирался долго и трудно. Его становление как пастыря проходило под знаком понтификата Григория VII: они оба были выходцами из знаменитого аббатства Клюни и оба – адептами клюнийской реформы, которая имела целью очистить церковь от накопившейся скверны, вернуться к строгому уставу безбрачия и бессребреничества. Главным политическим нервом той эпохи было противостояние Святого Престола и императора Священной Римской империи. Это была борьба за умы и души между церковью и кесарем. Папа Григорий, человек могучей воли, поставил императора Генриха IV на колени в Каноссе. Папа Урбан своим проектом Крестового похода поднимал моральный авторитет Святого Престола на недосягаемую высоту. Теперь он был предводителем христианского мира. Идея похода в Святую Землю витала в воздухе. Папа Урбан придал ей идеологически законченную форму и обеспечил, как мы сказали бы теперь, эффективный пиар. Созванный папой в ноябре 1095 года собор во французском городе Клермон не был сугубо внутрицерковным событием – хотя бы потому, что внецерковных событий тогда вообще не бывало. Собрание такого количества пастырей было чем-то гораздо большим, чем нынешние саммиты "Семерки" или "Двадцатки". Он проходил при большом стечении французского дворянства и рыцарства, а также окрестного простого люда, для которого лицезреть папу и кардиналов уже было благодатью. Это был не "путинг", туда не посылали людей по разнарядке ни епископы, ни бароны – они пришли по доброй воле, чтобы услышать из уст папы Божью истину и получить его благословение. Надежда Глебова продолжает: – Рискну категорически заявить, что получение в свое попечение папского престола ни для одного папы не проходило без борьбы в том или ином значении этого слова. Папа Урбан не был исключением. Не вдаваясь в особые детали в создании образа этого человека и папы, нужно все-таки отметить следующее: перед глазами Урбана был опыт его непримиримого и крайне упрямого предшественника Григория VII. Хотя он и был одним из его самых доверенных лиц, он не мог не видеть, что именно из-за этих качеств Григорий в конечном счете потерпел поражение. Урбан был совсем иным: противоположности притягиваются... Фактически в качестве "толчковой" в своих отношениях с германским императором и норманнскими герцогами он выбрал Францию, что было обусловлено не столько "родственными связями", но и жестким расчетом. Франция была той территорией, о которой Урбан понимал все или почти все. Кстати, когда говорят о Клермонском соборе, чаще всего, забывают о том, что по пути на него Урбан собрал многолюдный собор в Пьяченце. Это была своеобразная репетиция Клермонского собора, но и она была использована весьма прагматично: в очередной раз был развенчан неудачливый соперник – антипапа Климент, – говорит Глебова. Да, папа Урбан был не просто главой католической церкви, но и крупнейшим политиком своего времени, искусным, изощренным и дальновидным. Собор в Клермоне обсудил ход церковной реформы и отлучил от церкви короля Франции Филиппа I – ввел против него, современно выражаясь, санкции за то, что он женился второй раз при живой жене. Но эта мера была пострашнее нынешних санкций: Филипп в конечном счете уступил, потому что вассалы отказались подчиняться ему, и в Крестовом походе он участвовать не смог – его, так сказать, не взяли в коалицию. Наконец, 27 ноября в чистом поле в окрестностях Клермона Урбан II произнес свою знаменитую речь. Ее точного текста не существует: папа говорил без бумажки, а хронисты передают так, как запомнили, и их редакции очень разные. Примечательны и авторские ремарки. Вот преамбула священника Фульхерия Шартрского: Папа, движимый набожностью и состраданием, а также любовью и благословлением Господа, перейдя через горы, спустился в Галлию, и в Оверни у Клермона, так зовется тот город, предупредив легатов повсюду надлежащим образом, велит собраться собору. И было указано присутствовать тремстам десяти епископам и аббатам с посохами. Затем папа, в назначенный для этого день, призвал их к себе и сладостной речью обстоятельно рассказал о причине собора. Он жалостным голосом поведал о великом, скорбном плаче церкви и мира, подвергающегося стольким бедствиям, что, как это уже было сказано, подорвана сама вера, и имел с ними продолжительную беседу. Затем мольбами и увещеваниями, папа побуждал всех их, чтобы, восстановив силу веры, они с большой заботой, мужественно воодушевились для искоренения происков Дьявола и постарались вернуть надлежащим образом прежнее положение Церкви, которое было безжалостно ослаблено нечестивцами. Монах Роберт Реймский передает обстановку речи так: В год воплощения Господня тысяча девяносто пятый, в земле Галльской, а именно в Оверни, торжественно происходил собор в городе, который называется Клермон; участвовал в соборе папа Урбан II с римскими епископами и кардиналами. И собор этот был чрезвычайно славен тем, что съехалось множество галлов и германцев, как епископов, так и князей. Разрешив на нем дела церковные, господин папа вышел на обширную размерами площадь, ибо никакое помещение не могло вместить всех присутствовавших. И вот папа обратился ко всем с убедительной речью, проникнутой риторической сладостью... Речь эта содержала прежде всего описание горя и притеснений, которые терпят христиане Святой Земли, захваченной "мусульманскими нечестивцами", потому и голос его в этом месте был "жалостным". Но когда он заговорил о необходимости прийти на помощь единоверцам на Востоке, голос папы окреп. Версия Фульхерия: С просьбой об этом деле обращаюсь к вам не я, а сам Господь, поэтому призываю вас, провозвестники Христовы, чтобы собрались вы все – конные и пешие, богаты и бедные – и поспешили оказать помощь уверовавшим в Христа, чтобы отвратить, таким образом, то поганое племя от разорения наших земель. Я говорю об этом находящимся здесь, а прочим передам потом: так повелел Иисус! Всем тем, кто, отправившись туда, в пути или при переправе, либо же в сражении с язычниками, окончит свою смертную жизнь, то тотчас получит отпущение грехов своих. Роберт: О, могущественнейшие воины и отпрыски непобедимых предков! Не вздумайте отрекаться от их славных доблестей, – напротив, припомните отвагу своих праотцев. И если вас удерживает нежная привязанность к детям, и родителям, и женам, поразмыслите снова над тем, что говорит Господь в Евангелии: "Кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную". Роберт Реймский свидетельствует, что слова папы вселили в слышавших его необыкновенное воодушевление: "Всех, кто там был, соединило общее чувство, так что возопили: "Так хочет Бог! Так хочет Бог!" Жестом призвав к тишине, Урбан повторил эту фразу, вложив в нее мистический смысл: Дражайшие братья... если бы не Господь Бог, который присутствовал в ваших помыслах, не раздался бы столь единодушный глас ваш; и хотя он исходил из множества уст, но источник его был единым. Вот почему говорю вам, что это Бог исторг из ваших глоток такой глас, который он же вложил в вашу грудь. Пусть же этот клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено Богом. И когда произойдет у вас боевая схватка с неприятелем, пусть все в один голос вскричат Божье слово: Так хочет Господь! Так хочет Господь! Эта фраза стала лозунгом Крестовых походов. С этим кличем крестоносцы и вступали в честный бой, и грабили мирные караваны, как показано в фильме Ридли Скотта "Царство небесное". Продолжим разговор с Надеждой Глебовой: – Эту речь совершенно невозможно рассматривать в отрыве от ее риторики. Почему многие источники с таким пиететом подчеркивали исключительный пыл, с которым выступил Урбан II? Дело в том, что красноречие было едва ли не уникальным талантом среди его современников и исключительно ценилось ими. Отчасти это было связано с предельно низким уровнем образования в то время в целом. Гвиберт Ножанский говорит о том, что непосредственно накануне Крестовых походов учителей грамматики, да, впрочем, и других наук, с большим трудом можно было найти даже в городах, а уровень их знаний никто и никогда не проверял. Надо отметить особо, что речь Урбана произвела такое неизгладимое впечатление на присутствовавших, что впоследствии многие суровые мужи сделали риторику частью своих постоянных упражнений, наряду с военным делом. Об этом есть свидетельства, касающиеся графа Боэмунда Тарентского, одного из виднейших военачальников первого Крестового похода, и даже Ричарда I Львиное Сердце. Произошло грандиозное: рыцарь перестает быть лишь машиной для убийства. Теперь в его жизнь допускается "красота слова" на пути к "красоте веры", – полагает Надежда Глебова. Сразу же после собора папа Урбан отправился в долгую поездку по южной и западной Франции, продолжавшуюся до лета следующего года. Для жителей французской глубинки видеть живого папу было почти то же самое, что видеть Христа. Повсюду шла мобилизация в войско крестоносцев. Нашивая на одежду изображение креста, воин, подобно Симону Киринеянину, принимал на себя часть ноши, которую нес на Голгофу Иисус. Впоследствии, перед Пятым крестовым походом, папа Иннокентий III писал герцогу Леопольду VI Австрийскому: Ты принимаешь крест мягкий и легкий; Он же нес острый и твердый. Ты носишь его поверхностно, на одежде своей, Он же воистину терпел его на Своей плоти. Ты пришиваешь свой льняными и шелковыми нитями, Он же к Своему прибит был прочными железными гвоздями. Принятие креста совершалось согласно ритуалу. Крестоносец давал обет на глазах всей паствы храма, после страстной проповеди священника. Вместе с крестом он получал символы паломничества – суму и посох. Эмоциональный подъем этих церемоний был столь высок, что, когда в 1146 году, при подготовке второго похода, аббат Бернар Клервоский и король Людовик VII появились перед народом и Бернар произнес свою проповедь, для всех желающих вступить в крестоносное войско не хватило заранее заготовленных крестов, и Бернар разорвал на нашивки свою рясу. Надежда Глебова: – Достижение эмоционального подъема у паствы едва ли когда было сверхсложной задачей для представителей церкви, даже в самые сложные для нее времена. А вот как делились по профессионализму и численности участвовавшие в Крестовых походах европейские войска. Из 100 тысяч человек, принимавших участие в первом походе, до Иерусалима дошли – и взяли его – около 40 тысяч; в Аскалонской битве сражались и выиграли ее всего 26 тысяч крестоносцев. Призыв Клермонского собора сподвиг сотни тысяч людей без различия в сословиях двинуться в путь, но после IV Латеранского собора, состоявшегося в 1215 году, война за веру становится уделом и привилегией исключительно воинского сословия. Так что сума и посох, может быть, и были символами паломничества, но они никогда не отменяли меча для большинства участников указанных "паломничеств", – отмечает историк. Очень важно подчеркнуть: Крестовые походы начались тогда, когда распался всемирный исламский халифат, который теперь собирается восстановить ИГИЛ. Во второй половине XI века началось стратегическое отступление мусульман. Они перешли к обороне и на Пиренейском полуострове, и в Сицилии. Крестовые походы – неотъемлемая часть мусульманского интеллектуального дискурса. В массовом сознании, особенно атеистическом, они ассоциируются прежде всего с преступлениями католицизма, хотя на самом деле война была честной, велась на равных и с переменным успехом. Там важнее, интереснее и полезнее сегодня переосмыслить походы. Это был не только идеологический проект, но и политический, и социально-экономический. Он снизил накал феодальных распрей в Европе, сплотил европейское дворянство, пристроил к делу младших отпрысков дворянских родов, которые вследствие закона о майорате остались без имения. Зачастую у них только и имущества было, что конь, оружие и доспехи. Драконов и злых волшебников на всех странствующих рыцарей не хватало – оставалось разбойничать на большой дороге. Теперь у них появилось благородное и богоугодное занятие. Этот проект освободил перенаселенные города Европы от никчемной бедноты, плебса, который двинулся в поход на телегах со всем своим жалким скарбом и малыми детьми, прямо как в царство небесное... И все же главной доминантой первых походов была глубокая и пылкая вера. Именно она, по убеждению крестоносцев, давала им силу, храбрость и стойкость. Во время похода они постоянно видели небесные знамения, им являлись святые и души погибших соратников. Самый поразительный эпизод такого рода произошел, когда весной 1097 года крестоносное войско, одержав первые победы, осадило Антиохию. Город был отлично укреплен, осада оказалась изнурительной. В конце концов крестоносцы ворвались в город благодаря тайному содействию начальника одной из крепостных башен (крестоносцы считали его турком, но современные исследователи полагают, что это был отуреченный армянин, то есть христианин, которого заставили принять ислам). Однако невзятой осталась цитадель внутри города, в которой засели турки. Между тем на выручку Антиохии пришло многочисленное мусульманское войско из Мосула. Крестоносцы, зажатые в городе изнутри и извне, оказались в отчаянном положении. Наступил голод, начались раздоры, людей косили болезни, многих рыцарей охватило малодушие. В этот момент произошло чудо, описанное в послании вождей похода папе Урбану: Тем временем на подмогу нам явилась высочайшая милость всемогущего Бога, пекущегося о нас: в храме блаженного Петра, князя апостолов, мы нашли копье Господне, которое, будучи брошено рукой Лонгина, пронзило бок нашего Спасителя; это копье мы нашли в месте, трижды возвещенном некоему рабу святым апостолом Андреем, который открыл ему также и место, где оно находилось. Копье, которым римский легионер, согласно Евангелию от Иоанна, пронзил плоть уже скончавшегося на кресте Иисуса, было одной из величайших реликвий христианства. Капеллан Раймунд Ажильский, подробно рассказавший историю обретения копья, пишет: Наконец, Господь, в своем милосердии, послал нам копье, и я, который пишу это, поцеловал его, как только конец показался из-под земли. Не могу сказать, каким восторгом и какою радостью исполнился тогда весь город. Находка вселила в павших духом крестоносцев новый боевой пыл. Несмотря на численное превосходство противника, они обратили его в бегство, а потом сдалась на милость победителя и цитадель. А в 1189 году во время Третьего крестового похода император Фридрих Барбаросса, переправляясь на территории современной Турции через реку, которая сегодня называется Гёксу, выронил копье Лонгина и утонул. В результате бóльшая часть немецких рыцарей повернула домой, и вообще весь поход закончился неудачно. Крестовые походы стали ярким нарративом европейской культуры, заложенная в нем пассионарность продолжала работать. В 1843 году, в период подъема движения за объединение Италии, Джузеппе Верди написал оперу "Ломбардцы в Первом крестовом походе", в сюжете которой вымышленные события переплетаются с реальными. В ней есть и чудесные видения, и красавица, плененная мусульманами, и взятие Антиохии благодаря стражнику, тайному христианину, который открывает крестоносцам городские ворота. Опера вдохновляла публику до такой степени, что Верди прозвали "маэстро итальянской революции". В финале оперы хор крестоносцев, взявших Иерусалим, поет хвалу Господу: Тебя мы славим, великий Бог победы, Тебя мы славим, непобедимый Господь! Надежда Глебова продолжает: – Недавно почивший блестящий французский историк Зильбер Дагрон совершенно справедливо заметил: "Появление на исторической сцене ислама сделало неактуальным все то, что до этого было сказано о войне и армии". Особым своеобразием ислама является то, что он, в отличие от христианства, на начальных этапах своего развития практически не знал мирной проповеди. С первых шагов ее пророк вместе со своими сторонниками были вынуждены отстаивать свое право на существование и владение истиной при помощи меча. Другого способа выжить в противостоянии с жестокими бедуинскими племенами у них не было. Молитва читалась перед началом битвы и была такой, чтобы ободрить их перед лицом вероятной и близкой смерти. Молитва и воинское дело были изначально спаяны друг с другом. И то, с чем мы имеем дело сейчас, так или иначе семантически сопряжено с теми тяжелыми этапами становления новой религии. Выбор названия "Исламское государство" относят к строительству халифата. Но происходит это за счет ущемления очень важной составляющей. Государство мусульманина там, где его "умма", к которой он принадлежит. Собственно, именно она и составляет главное государство для него. Все остальное так или иначе сопряжено с нею. Французский мусульманин не будет отказываться от льгот и пособий, которые предоставляет Франция, но является ли последняя для него частью его идентичности на уровне безусловного признания – большой вопрос. А умма будет таковой всю его жизнь в качестве исповедующего ислам. Скорее, это прагматичная договоренность со своей совестью и жизнью. Когда поют хвалу крестоносцам и заявляют о необходимости нового "крестового похода", редко вспоминают о секте ассасинов, отчасти созданной в 1090 году в ответ на события Крестовых походов Хасаном ибн Саббахом. Не вдаваясь сейчас в детализацию их деятельности, достаточно только сказать, что это было первое такое исключительное в своей деятельности сообщество высокопрофессиональных убийц, которые не только выполняли свою кровавую работу, но и были готовы немедленно принять за нее смерть. Собственно именно с их верными последователями мы имеем дело сейчас. В пользу этого говорит и то обстоятельство, что и ассасинам, и современным террористам во многом был свойственен определенный символизм в проводимых "операциях". На протяжении уже многих лет мир символизма отдан на откуп бренд-менеджерам и маркетологам. Разнообразные попытки делают мастера современного искусства, но им так и не удалось составить сколько-нибудь значительное соперничество асам потребительского рынка. В этом отношении создатели планов реализации терактов в Париже являются "асами 80-го уровня" (как говорят в сети Интернет) в отношении "упаковывания смыслов", в том, что могло бы стать банальной бойней. Парижане, в значительной своей части, – исключительные поклонники своего города, который дорог им совсем иначе, чем даже самым искренним франкофонам. Эти теракты "собрали", пожалуй, максимальное количество фокус-групп. А то, что клуб "Батаклан" расположен в нескольких минутах ходьбы от района Маре, получившего свое название от болота, осушенного Орденом тамплиеров, в пятницу 13-го, если и может показаться "совпадением", то весьма символичным. Подобного символизма, объективного и надуманного, будет еще немало, особенно в отношении того, что проходит рядом с темой жизни и смерти. Особым свойством Крестовых походов оказалось то, что они стали вневременными: едва ли не каждое поколение объявляет свой "крестовый поход", фактически сводя на нет шансы на успех своей готовностью отдать свою жизнь, ничего не изменив в ней самостоятельно, – говорит историк, исполнительный директор Центра исследований актуальных проблем современности Академии МНЭПУ Надежда Глебова. http://www.svoboda.org/content/article/27389060.html