Search the Community

Роман Лункин 7 ч. · Не знаю, почему из снижения общего количества православных сделали сенсацию, ну было 70, стало 66%. В ближайшие годы, скорее всего, фицра общего количества православных в стране снизится до 60%, дойдет до 55% в будущем и так и останется. 1. Я не считаю, что количество верующих уменьшается. Соцагентства задают устаревшие вопросы, замеряют что то общеправославное, что вполне естественно уменьшается, так как общество становится более плюралистичным. При этом количество разного рода прихожан на деле увеличивается, как и численность общин, но это мало кого интересует. 2.В том же опросе число соблюдающих пост даже немного увеличилось или осталось тем же, никакого снижения нет, поскольку снижение численности церковной среды не касается вообще. Снижается число номинальных православных, которые традиционно отвечали, что по культуре и истории они православные. 3.Растет число людей верующих без конфессии (среди них есть и протестанты, которые набираю в случае четкого указания конфессии только 1%, а верующих без конфессии все таки 4 %), выросло с 2017 г. в два раза число неверующих. Только интересно, во что они неверующие ). https://www.facebook.com/romanlunkin/posts/4296824257045819?notif_id=1615969922733234&notif_t=notify_me&ref=notif

02.02.2021 16:50:00 Заповеди протеста Рядовое духовенство чувствует запрос на перемены в обществе Роман Лункин Об авторе: Роман Николаевич Лункин – доктор политических наук, заместитель директора Института Европы РАН. Тэги: навальный, протест, несогласные, церковь, пропаганда, перемены Христиане встают на защиту демократических ценностей не менее, а в чем-то и более смело, чем общество в целом. Фото Reuters Вслед за официальными лицами государства председатель Отдела внешних церковных связей РПЦ митрополит Иларион (Алфеев) заявил о недопустимости вовлечения подростков в акции протеста. Вместе с тем иерарх отметил наличие социальных проблем и коррупции в органах власти. Осуждает ли церковь протест или просто заботится о детях? В нынешней политической ситуации позиция клириков не так проста, как кажется. Многообразие российского общества, как в зеркале, отражается в церковной среде. Политическая турбулентность не только выявила способность отдельных христианских деятелей говорить свободно и открыто, но и показала, что религиозный мир встает на защиту демократических ценностей не менее, а в чем-то и более смело, чем общество в целом. Наиболее ярко и масштабно на протесты, идущие в стране, отреагировали православные и протестанты как два самых массовых христианских направления России. Перед глазами у россиян есть примеры нескольких типов протеста, которые приводили к революциям (как в Украине и Киргизии, Грузии, Армении), и один случай, когда выступления против власти были в той или иной форме подавлены (Белоруссия). Всегда хорошо, когда есть с чем сравнить и на что опереться. Во всех политических переменах на постсоветском пространстве духовенство и миряне принимали активное участие именно под религиозными лозунгами. Ни клановая борьба, характерная для Центральной Азии, ни идеологический раскол в украинском обществе не имеют аналогов в России. Господство одной православной конфессии с сильными группами инославных (протестантов и католиков) роднит нашу страну с Белоруссией, где, правда, католицизм более влиятелен, чем в России. Сходство ситуаций состоит в том, что в российской церковной среде политические роли религиозных деятелей распределены так же, как в Белоруссии. В ходе протеста и его мягкого или жесткого купирования со стороны силовых структур включается механизм, который можно назвать «революцией милосердия». Тогда духовенство не может не говорить о сострадании, а любое заявление о милосердии оборачивается против действующей власти и дискредитирует ее. Различие ситуаций в двух странах – в более рафинированном политическом сознании российских церковных деятелей и в резком контрасте их позиции с официальной пропагандой. Откровением стало выступление протоиерея Максима Козлова, главы Учебного комитета РПЦ (важно, что он не просто священник, а один из высших функционеров патриархии), на телеканале «Спас» 27 января с критикой политической ситуации в стране на фоне несанкционированных акций. Козлов подчеркнул, что российское общество отнюдь не монолитно, как думает власть, что всем надоели старые лидеры думских партий, что люди пережили момент эйфории после возвращения Крыма, но такого ощущения «большой правды» уже нет. По его словам, у молодежи нет никакого проекта будущего, официальные массмедиа ничему не учат, молодые люди, подростки думают: «И что, все будет так же до 2036 года – ни туда, ни сюда?» Священнослужитель ясно выразил христианскую точку зрения: Церковь, состоящая из общин активных граждан, открыта для представителей всех политических сил и никого не отвергнет. Патриарх Кирилл последний раз говорил об этом в начале 2012 года в большом рождественском интервью, еще до танцев Pussy Riot в храме Христа Спасителя, после которых патриархия явно противопоставила себя демократическому протесту. После 2014 года эта ситуация стала постепенно меняться: РПЦ не участвовала в пропагандистских шоу об Украине, в 2019 году около 200 священников выступили с открытым письмом с требованием справедливости к фигурантам «московского дела» (участникам протестов после выборов в Мосгордуму), в 2020 году несколько тысяч христиан разных конфессий подписали письмо солидарности с белорусским обществом, где лидер, использующий жестокие методы, был назван «царем Иродом». Без этих этапов поиска «большой правды» нынешняя ситуация была бы непонятна и неожиданна. Люди с демократическими взглядами в РПЦ проявляют себя достаточно разноообразной информационной кампанией. На фоне протестов появились характерные дискуссии, говорящие о поляризации общества. Либеральный богослов Андрей Шишков вступил в спор со священником Георгием Кочетковым, духовником многотысячного Преображенского братства, осудив его за высказывание о том, что христианин может бороться со злом не только в виде несанкционированных митингов. Сам Шишков сравнил Кочеткова с архимандритом Саввой Мажуко, популярным проповедником из Гродно, которого осуждали за «поддержку белорусского ОМОНа» (в реальности Мажуко говорил, что и силовики, и протестующие – это чьи-то дети, и их не надо бить). Целый ряд представителей духовенства выразили солидарность не лидерам, а самому духу протеста. К примеру, священник Воскресенского собора Твери Георгий Белодуров в социальных сетях отметил, что «Навальный отвратителен», но ему, священнику, «противна власть, уничтожившая гражданские свободы в стране». В этом же ключе выступили имеющие большое влияние в христианской среде литературовед Иван Есаулов, историк Феликс Разумовский (по его словам, «Смута – хроническая болезнь русского мира»). Иеромонах Феодорит Сеньчуков задал вопрос по поводу лидера протеста – «Азеф или Гапон?» Как давний критик карантинной политики властей, Сеньчуков внезапно поддержал писателя Захара Прилепина, который заметил, что те, кто требовал закрыть храмы из-за пандемии, сейчас массово вышли без масок на улицы. Иеромонах Дмитрий (Першин) также активно писал в защиту избитых на акциях людей, отметив, что в России «не сработал белорусский сценарий силового хамства». Он был отправлен служить в 2020 году из Москвы в Казахстан, скорее всего за слишком активную и эмоциональную поддержку осужденных по «московскому делу» и других диссидентов (он присутствовал на судебных процессах). Вместе с тем настоятель церкви Святой Троицы в Хохлах протоиерей Алексий Уминский, также поддерживавший в суде своих прихожан – участников несанкционированных акций и подписавший ряд политических обращений (к народу Белоруссии, например), никак не пострадал. Стоит отметить неочевидный для большинства интеллигенции и массмедиа тезис, что политических репрессий в РПЦ нет. Оказалось, что сотни священников, критикующих власть, ничем не рискуют, а митрополит Иларион (Алфеев) еще в 2019 году заявил, что духовенство имеет право на политические высказывания. Ярким примером, показывающим тренд политического поведения клириков, служит активность протоиерея Андрея Винарского, главы епархиального суда Биробиджанской епархии РПЦ и блогера (ведет стримы в Instagram). Начиная с 2020 года Винарский пикетирует суды и отделения полиции, выходит на улицы Хабаровска, отслеживает, кого из задержанных и куда повезли, морально их поддерживает. Открытых и прямых политических призывов священнослужитель не делает, но его уже 10 раз штрафовали за участие в несанкционированных акциях, а сам он ходит в шапке с надписью «ЯМы Сергей Фургал». Реакция консервативной части православной общественности представлена публикациями на портале «Русская народная линия», но и здесь авторы критикуют как сам протест, «инспирированный Западом и либералами», так и российскую власть. Примечательно, что на фоне многообразия мнений духовенства об откровенной поддержке властей говорил совсем не священнослужитель, а официальный публицист патриархии мирянин Сергей Худиев. Он в своих статьях наиболее близок к государственной пропагандистской трактовке протестов и облика их лидеров. Молчание патриарха Кирилла (его стали называть в социальных сетях «дедушка из Переделкина») предоставило поле для политического самоопределения духовенства. Не менее бурно, чем у православных верующих, политическое оживление в протестантской среде. Отличие в том, что евангелические лидеры более четко разделились на либералов и лоялистов. Критическую позицию по отношению к власти транслируют пастор-пятидесятник из Кемерова Андрей Матюжов (его штрафовали за призывы выходить на улицу в поддержку Фургала и за проповедь, где он обвинял власть в коррупции), баптистский пастор Юрий Сипко (он любит меткое и острое слово: «Очевидно, дело нечистое. Если бы чисто было, то таким дворцом стали бы гордиться. Как Навуходоносор гордился»), пастор-пятидесятник из Екатеринбурга Виктор Судаков. Пастор-пятидесятник и блогер из Калуги Альберт Раткин брал интервью у политолога Валерия Соловья и члена Правозащитного совета Петербурга Григория Михнова-Войтенко, участника протестов. Сын пастора Раткина Давид был осужден на 10 суток за участие в калужских акциях протеста в январе. Баптистский пастор из Тамбова Сергей Степанов стал одним из авторов обращения к властям в защиту политзаключенных. К Степанову, как и к Матюжову в Кемерове, приходили сотрудники полиции, предупреждая об уголовной ответственности за участие в акциях. Лояльную позицию представляют пастор Константин Субботин, настоятель прихода Евангелическо-лютеранской церкви Ингрии в Чебоксарах. В социальных сетях он отметил, что церковь намного более революционна в своей проповеди Евангелия, ее «молчание подобно крику». Пастор-пятидесятник из Ярославля Андрей Дириенко, лидер многотысячной Церкви Божией и один из руководителей крупного пятидесятнического союза, опроверг свое участие в организации протестов и обозначил цель своей общины как «молитву за власть, чтобы проводить жизнь тихую и безмятежную». Тенденция последних лет показывает, что протестанты – в особенности их официальные структуры – оказались намного более лояльными по отношению к власти, чем православные клирики. Это проявилось и в поддержке евангелистами «крымской весны», и в осуждении евромайдана, что не звучало в официальной риторике РПЦ. Причины политического пробуждения религиозного сообщества отчасти вызваны тем, что произошел поколенческий сдвиг, появились молодые священники и прихожане со своими интересами и надеждами. Общинная жизнь предполагает активную гражданскую позицию и опору на демократические правила устройства прихода и общества в целом - независимо от того, что думает на этот счет руководство. От этого зависит успех миссии, ведь верующие не могут жить без своего «проекта будущего». https://www.ng.ru/facts/2021-02-02/9_501_protest.html?fbclid=IwAR05z-bH4i2I05dAJwi-w7jLnT_FVrI3w6pW3zsBGs13sIB_wKov532d2dU

РЕЛИГИЯ И ОБЩЕСТВО НА ВОСТОКЕ: – Роман Николаевич, Вам, очевидно, хорошо знакома проблематика такого явления в религиозной жизни, как эскапизм, бегство в некую воображаемую реальность в ответ на вызовы религиозной группе со стороны государства. Но можно ли говорить, напротив, об угрозе со стороны таких "изолятов", пусть и фундаменталистского толка, светскому устройству общества? Р. Н. ЛУНКИН: – Воображаемую реальность в современном мире создают разного рода корпорации в рамках бизнес экосистем, а также в немалой степени социальные сети, не говоря уже о компьютерных играх. А в религиозной среде бегство от мира никогда не было в полной мере конструированием воображаемого мира. Хотя со стороны так может показаться - и светскому человеку, далекому от религии, и представителю конкурирующей религии или конфессии. Поведение христиан в Римской империи трактовалось как асоциальное, когда они отказывались воздавать почести императорам. Монашество в разных его проявлениях, безусловно, является эскапизмом. Но конечной целью такого рода поведения было стремление переделать мир вокруг и спасти людей в нем, а не покинуть этот мир вовсе. Верующие, которые сейчас противопоставляют себя окружающим, часто ищут свой путь спасения на основании предлагаемых обстоятельств. Когда им сложно вписаться в правила светского общества, они создают свои замкнутые общины и напряженно ждут конца света, как многие православные старцы и общины вокруг них. Бывает, что властям сложно понять то или иное новое религиозное мировоззрение и его интересы. В этом случае государство предпочитает превентивно ликвидировать такое движение или начать приучать его к своим правилам, к примеру, навязывать хартию светскости как во Франции. Является ли это образцом светского государства сказать сложно. Конечно, гонимым логично провозглашать преследуемых мучениками и говорить о будущей жизни и конце света. Опять же сложно назвать это эскапизмом, хотя любой неверующий или верующий иной веры может покрутить пальцем у виска. Почему же исламский фундаментализм да и протестантский и православный часто считают экскапизмом, иногда называя его постмодернистским? Я бы ответил так: светское, а именно - секулярное в публичном пространстве - общество не хочет видеть свое отражение в религиозном фундаментализме, который ярче всего отображает окружающие проблемы и большего всего предъявляет к нему претензий. Ведь религия никогда не сбегает от мира совсем, давая шанс ему спастись, потому что это мир опрометчиво бежит от нее. https://www.facebook.com/groups/790162064361943/permalink/3761872333857553

22 Июля 2020 г. 18:55 Раскол в Черногории: к чему приведет противостояние властей и Сербской православной церкви Роман Лункин Фото: twimg.com Правительство Черногории и представители Сербской православной церкви не смогли разрешить разногласия вокруг Закона о вероисповедании, и 21 июля стало известно о провале переговоров. Ранее в поддержку СПЦ выступил патриарх Московский и всея Руси Кирилл, однако делу это не помогло. Подгорица считает позицию церковных иерархов нерациональным отказом подчиняться закону, в то время как духовенство обвиняет гражданские власти в шантаже и «политическом маркетинге». Почему стороны никак не могут договориться и какие уроки несет в себе сложившаяся ситуация, проанализировал доктор политических наук, заместитель директора Института Европы РАН Роман Лункин Политическая ситуация в Черногории, начиная с 2019 г., характеризуется радикальным и прямым противостоянием церкви и государства. Именно тогда президент Мило Джуканович предложил принять новый закон о религии, целью которого было создание новой национальной церкви с помощью переоформления церковной собственности в пользу новой лояльной власти структуры. Карантин на фоне пандемии коронавируса вывел борьбу церкви и государства на новый уровень, позволив властям прямо задерживать религиозных деятелей, угрожая им уголовным преследованием за проведение богослужений в нарушение санитарных норм. Казалось бы, теперь строительству национального государства со своей самостоятельной церковью, как символом независимости, ничего не мешает. Черногория подтверждает общемировой тренд на подчеркивание собственного суверенитета и традиций, часто своеобразно понимаемых политиками. Однако даже при столь победном шествии черногорского национализма государственная власть натолкнулась на целый ряд непреодолимых препятствий. Давний конфликт Прежде всего, стоит отметить, что православное духовенство и общественность к 2019-2020 гг. уже были психологически готовы к столкновению с властью. Инициировав новый закон о религии, президент Черногории просто перевел прежний конфликт (еще начала 2000‑х гг.) с руководством епархий Сербской православной церкви (СПЦ) в острую фазу. В законе «О свободе вероисповедания и убеждений и правовом положении религиозных общин» Черногории, принятом 27 декабря 2019 г. (против был Демократический фронт), прямо и бесцеремонно было выражено желание властей создать свою церковь. В качестве инструментов для этого были выбраны имущественный и кадровый вопросы. В законе говорится, что в собственность государства могут перейти те религиозные объекты, на которые у церквей нет документов о праве собственности (как правило, это храмы, возведенные до 1918 г.). В ст. 11 отмечается, что местонахождение религиозной общины, зарегистрированной и действующей в Черногории, должно быть в Черногории. Ст. 16 утверждает, что «название религиозной общины не должно включать название другого государства и его существенные особенности». Ст. 4 требует, чтобы до «назначения высших религиозных деятелей» религиозная община информировала об этом правительство Черногории. Лишь 7 февраля 2020 г. после обращений представителей СПЦ и многотысячных манифестаций в стране власти пообещали приостановить действие закона, затрагивающего статус церковного имущества. Такое заявление сделал премьер-министр Черногории Душко Маркович после встречи с Комиссаром по вопросам расширения ЕС Оливером Варгели. Личный фактор Личные отношения митрополита Амфилохия Радовича (главы Приморской епархии) и Джукановича неуклонно портились с конца 1990‑х гг., особенно активно – с момента обсуждения отделения республики от Сербии, которое произошло в 2006 г. Накануне референдума по отделению в 2005 г. СПЦ официально занимала нейтральную позицию. Столкновение произошло из-за того, что непризнанная Черногорская православная церковь (зарегистрирована в 2000 г.) активно выступала против федерации с Сербией по телевидению. Амфилохий обвинил власти в обмане населения, поскольку в виде православных в масс-медиа показывали не СПЦ, а «раскольников». Джуканович, в свою очередь, заявил, что СПЦ стала политической организацией. С тех пор взаимное пикирование Амфилохия и Джукановича не прекращалось в ходе продвижения Черногории по пути интеграции в европейские и американо-европейские структуры. Основными вехами в политической истории страны стали приобретение статуса страны-кандидата в члены Евросоюза в 2010 г. и вхождение в НАТО в 2017 г. Именно СПЦ регулярно служит молебны в память о бомбардировках НАТО в 1999 г., напоминая о неблаговидной роли Альянса. Борьба во время пандемии Борьба церкви и власти во время карантина показала гражданскую силу православного сообщества, умение выступать консолидированно. С одной стороны, намерение проводить массовые мероприятия (а именно, богослужения) во время действия строгих санитарных норм носило демонстративный политический характер. С другой стороны, совместная молитва, литургии и крестные ходы – это неотъемлемая часть жизни верующих, так же необходимые им, как поход в супермаркет или аптеку. В нарушении карантина черногорские церковные деятели были отнюдь не одиноки на европейском континенте. Можно с уверенностью сказать, что не было ни одной конфессии – ни в Европе, ни в России, ни в США – которая бы не нарушала или не старалась обойти правила самоизоляции. При этом в марте 2020 г. епархии Сербской церкви в Черногории (Черногорской и Приморской митрополии и Будимлянско-Никшичской епархии СПЦ) согласились соблюдать санитарные нормы. Поддержка церкви стала проходить через акцию «Каждый дом – церковь», когда верующие вместе молились по домам и включали колокольный звон по радио «Светигора». Однако полиция стала пресекать любые богослужебные собрания, даже не столь массовые, как крестные ходы. В монастыре Режевичи был задержан во время литургии настоятель монастыря архимандрит Хризостом (Нешич), гражданин Сербии. В Которе полиция арестовала протопресвитера Момчило Кривокапича за совершение молебна. В Никшиче задержания епископа Будимлянско-Никшичского Иоанникия и семерых священнослужителей кафедрального собора вызвали массовые акции протеста. Полиция применила слезоточивый газ и светошумовые гранаты. Противоборство продолжилось и после снятия карантина. 4 июня состоялся многотысячный крестный ход в рамках празднования дня святого мученика Иоанна-Владимира, князя Сербского (Х-ХI вв.) в Баре. Священник Гойко Перович обратился к премьер-министру Черногории: «не стоит бояться собравшихся граждан, они не заражены инфекцией, а несут Божью любовь». Шествия прошли также в Подгорице, Будве, Даниловграде, Биело-Поле, Которе, Жабляке, Плужине. В Никшиче власти запретили проведение крестного хода, но он собрал около 15 тыс. человек в шествии под лозунгом «Не отдадим святыни!». Акцией устрашения можно считать задержание и допрос Амфилохия в Подгорице 22 июня 2020 г. за организацию крестного хода, хотя правила карантина были значительно ослаблены еще в середине мая. Массовые публичные акции и богослужения, проводимые под эгидой церкви, вызывали болезненную реакцию властей. Причина была скорее не в реальном вреде здоровью граждан во время молебнов и крестных ходов, а в отсутствии возможностей договориться с церковными деятелями из-за сложившегося недоверия. Украина vs Черногория Конфликт в Черногории часто сравнивают в СМИ с тем, что происходило в Украине при президенте Петре Порошенко. В 2018-2019 гг. он также пытался создать национальную церковь, которая была бы автономна и независима от Московского патриархата. Безусловно, политическая мотивация глав государств в Черногории и Украине похожа, но есть целый ряд коренных различий в позиции церквей и в исходных данных ситуации. Во-первых, Украинская православная церковь Московского патриархата (УПЦ МП) фактически обладает автономией и является самоуправляемой, тогда как епархии в Черногории напрямую подчинены Сербской церкви. Между тем, и в том, и в другом случае наличие внешнего верховного центра играет только положительную роль, так как препятствует полной передаче церковных институтов под контроль местной власти. Во-вторых, в Черногории отсутствует раскалывающий общество политический фактор, как в Украине, где время от времени подогреваются антироссийские настроения. Такого рода антагонизма по отношению к сербам и Сербии среди черногорцев нет (по крайней мере, сравнимого с украинским). Отсутствие в Черногории конфликта, подобного украинскому, привело к одному политическому следствию. Представители Сербской церкви в Черногории не боятся раскола общества и гражданской войны, как в Украине. По этой причине церковные деятели свободно вступают в политическую борьбу с властью в качестве полноправных игроков, становятся частью оппозиции существующему режиму Джукановича. Это сильно контрастирует со стремлением главы УПЦ МП митрополита Онуфрия оставаться вне политики, быть нейтральным – не только для того чтобы не раздражать власть, но в основном чтобы и пророссийские, и антироссийские силы чувствовали себя в церкви как дома. На Украине православные лишь отвечали на вопиющие факты захвата храмов со стороны других юрисдикций при поддержке местных чиновников, а также реагировали на стремление Порошенко навязать томос от Константинопольского патриархата УПЦ МП. В Черногории православные выступают уже не как пассивная сила, а как инициаторы религиозно-политических акций. Выводы Черногорский конфликт является важным уроком для всех политиков, которые стремятся выстраивать национальный суверенитет на религиозном основании и легитимизировать себя и свою власть при помощи веры. Руководители государств, как показывает практика, считают церковь во многом «легкой добычей», но она рано или поздно выскальзывает из их рук. Долгосрочное противостояние Джукановича и Сербской церкви в Черногории, как и попытка церковного блицкрига со стороны Порошенко в Украине, показали, что административный ресурс не решает всех проблем, а только усугубляет их. Помимо гражданской силы самой церкви существует два чрезвычайно значимых фактора, которые играют не в пользу Джукановича. Это критика политики властей и черногорского закона о религии со стороны представителей Еврокомиссии за нарушение принципов религиозной свободы (в частности, за вмешательство во внутренние дела религиозной организации и дискриминацию). Это также нежелание Константинопольского патриархата поддерживать черногорские власти и создавать в Черногории еще одну национальную церковь с томосом, как в Украине. Наконец, урок черногорской ситуации состоит и в том, что религия довольно быстро способна стать политическим фактором, а конкретная церковь с ее деятелями – настоящими политическими игроками, прямо и открыто противостоящими существующей власти. Такого рода поведение церкви прежде всего отражает настроения верующих активных граждан. Роман Лункин, доктор политических наук, заместитель директора Института Европы РАН https://eurasia.expert/k-chemu-privedet-protivostoyanie-chernogorskih-vlastey-i-serbskoy-pravoslavnoy-tserkvi/?fbclid=IwAR2rRIfF85YSfJmA4_5y3HIzWzWrehWXc8wFeNQMwUBhJSihXkWe2Hdj0WE

«Из него не хотят делать мученика» Как в России уживаются политика с религией и почему игумен Сергий до сих пор на свободе 00:03, 3 августа 2020Россия Фото: Александр Петросян / «Коммерсантъ» Пока опальный схиигумен Сергий продолжает удерживать уральский монастырь даже после лишения сана, в России не прекращается преследование протестантов, свидетелей Иеговы задерживает ОМОН, а вскоре всех зарубежных пасторов могут обязать получать российскую аттестацию. Какую роль играет сегодня «официальная» и «неофициальная» религия в российской политике, на самом ли деле все чиновники и депутаты — глубоко верующие люди и так ли сильны позиции РПЦ в государстве? На эти и другие вопросы «Ленте.ру» ответил социолог-религиовед, руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН Роман Лункин. «Лента.ру»: Почему схиигумен Сергий до сих пор на свободе и не изгнан из монастыря? Лункин: Начнем с того, что Урал всегда был центром бурной религиозной жизни. Там всегда была активная движуха в этом отношении. Даже те, кто протестовал против строительства храма в Екатеринбурге, не называли себя атеистами, не боролись с религией как таковой. Роман Лункин История с Сергием показала, что высказанные им диссидентские идеи в церкви популярностью не пользуются. ОТКЛЮЧИТЬ РЕКЛАМУ Разве? Есть мнение, что это и есть настоящее современное православие во всей его красе: то, о чем священники и воцерковленные люди говорят на кухнях. Смотрите, в стране был длительный период самоизоляции, когда среди прочего закрыли и храмы. Все это время епископы выступали с открытой критикой власти в отношении этих мер. Многие епископы, в том числе Екатеринбургский митрополит и митрополит Саратовский, например. Несколько высокопоставленных представителей церкви даже были оштрафованы. В Москве духовенство тоже выражало недовольство в соцсетях из-за того, что их перестали пускать в больницы. И вот плодом всего этого стал один лишь Сергий Романов с непонятным числом сторонников, в том числе людей, воевавших на Донбассе, а также, возможно, бизнесменов и силовиков, которые помогли ему построить этот Среднеуральский монастырь. Что значит «всего лишь»? В других православных странах мы увидели куда более массовые протесты против закрытия храмов. Но ему разве не сочувствуют? Некоторые идеи Сергия действительно имеют большую популярность в консервативной православной среде: о западном заговоре против России, цифровом концлагере, чипах, ИНН, экуменизме руководства РПЦ (сговоре с католиками— прим. «Ленты.ру»). Но весь этот коктейль, сложившийся в голове у Романова, никто поддерживать не будет. Есть впечатление, что силовики и церковное начальство просто растерялись. Они будто бы не знают, что делать с общиной Сергия, боятся ее разгонять. Реакция Екатеринбургского митрополита была достаточно взвешенной. Он написал подробное письмо с критикой схиигумена Сергия. Затем был проведен суд в несколько заседаний, на одном из которых Романов устроил перфоманс: зачитал свои проклятия и ушел. Но человек, лишенный сана, фактически захватил монастырь. Почему его не изгонят силой, как пытались бороться с защитниками сквера в Екатеринбурге? На самом деле монастырь он не захватывал. Ранее Сергий был духовником этого женского монастыря, а сейчас живет там как обычный монах. У церковного начальства нет повода силой его оттуда выдворять, пока Сергий еще чего-нибудь не натворит. Схиигумен Сергий Фото: Владислав Лоншаков / «Коммерсантъ» Игуменья этого монастыря покинула его в знак протеста против взглядов Романова, но в общем-то это все. То, что он, мужчина, живет в женском монастыре, не являясь больше священником, — это нормально? Ситуация остается в подвешенном состоянии. У него там была своя келья, и сейчас он в ней проживает. Никаких других решений екатеринбургская митрополия пока не принимает. А почему бездействует ФСБ, другие силовые ведомства? В случае с иеговистом Кристенсеном или якутским шаманом спецслужбы действовали жестко. Светская власть оштрафовала Сергия Романова на 18 тысяч рублей. Какой-то более жесткой реакции в его адрес, как я понимаю, церковники от силовиков не требуют. Возможно, они не желают делать из него мученика. А действовать по своей инициативе правоохранители не хотят? Может быть, из-за сочувствия его взглядам? Неизвестно. Возможно, они желают, чтобы сама Церковь жестко осудила Сергия, а вместе с ним всех ковид-диссидентов и противников президента. А что до взглядов, то многие российские силовики действительно искренне верят в конспирологические теории заговора против России. Судя по масс-медиа и соцсетям, иеромонах Сергий стал популярен как раз потому, что российскому обществу легче воспринимать современное православие через такой образ. А через какой еще? Люди помнят реплики отца Димитрия Смирнова, Всеволода Чаплина, лидера акции движения «Сорок сороков», борьбу с абортами и современным искусством и так далее. Все это представляется частями одного мировоззрения, которое многих пугает не только дремучестью, но и агрессивностью. Между тем все это не отражает реальной приходской жизни, взглядов и положения большей части духовенства. Люди хотят видеть православие как некую государственную религию с архаичным содержанием. То, что в эту канву укладывается, получает известность и становится предметом обсуждения. «Проправославный консенсус разрушается» Есть ощущение, что сейчас среди российских чиновников и депутатов совсем нет атеистов, способных заявить об этом не в частной, а в публичной беседе. О чем говорит такая тенденция, если она существует? У нас регулярно проводятся разнообразные общественные мероприятия, в которых участвуют и чиновники, и представители традиционных конфессий. Это уже вошло в обиход. Они носят чисто декларативный характер. От самой же религиозной жизни чиновники далеки, они ее избегают. Ситуация с коронавирусом показала, что светские власти готовы полностью, в директивном порядке закрыть все храмы и прекратить все службы, несмотря на возмущение верующих. Фото: Алексей Никольский / Reuters Кроме того, у некоторых власть имущих сохраняются негативные стереотипы о церковниках, сложившиеся еще во времена СССР. Но мы видим (или, по крайней мере, нам демонстрируется), что кроме общих речей на этих публичных мероприятиях священники и государственные деятели разговаривают как давние друзья. В начале 2000-х еще было достаточно много и пожилых, и молодых чиновников, интересовавшихся религиозной жизнью, проводивших встречи с епископами и так далее. Сейчас таких нет. Губернаторы теперь этим совсем не занимаются. Для них это лишнее. Само поле приложения сил резко сократилось, потому что регулирование религиозной жизни в значительной степени было отдано правоохранительных органам. Это противоречит тому, что мы видим в новостях. А как же новый главный воинский храм — разве это не символ гармонии светского и церковного? Это и есть чистый символизм. Ряд комментаторов в ходе просмотра церемонии освящения говорили, что все получилось очень натянуто. Духовенство было отдельно, а люди в погонах — отдельно, почти никто не крестился даже. А как действует на верующих освящение главного воинского храма? Освящение храма Великой Победы может быть очень важно для государства, но это кризис православно-милитаристской идеологии, а не ее расцвет. Разве? Присутствующая там советская символика очень многих покоробила. Среди духовенства даже есть те, кто с иронией относятся к некому конституированию института святых покровителей разных родов войск, о которых знали, но как-то молчали раньше. В сети даже есть статьи с открытой критикой храма со стороны священников. Когда такое еще происходило? И ничего им за эти выступления не было. Но влияние на политику государства церковь оказывает? Сейчас многие опасаются, что под давлением церкви аборты могут вывести из системы ОМС. Это даже не обсуждается. Православие интересует государство только как символический элемент патриотизма — и все. Чтобы церковь реально влияла на политику, она, во-первых, должна восприниматься как институт гражданского общества. Во-вторых, в государстве вообще должно быть развито взаимодействие чиновников с гражданскими институтами. У нас ни первого, ни второго нет. И пандемия стала весомым тому подтверждением: никакого диалога не было — только директивы. Крестный ход по рекам и каналам Санкт-Петербурга в поддержку общероссийского сбора подписей за запрет абортов Фото: Александр Петросян / «Коммерсантъ» В законодательстве у нас нигде православие не прописано, но многие считают, что по факту эта религия сейчас в России является не только официальной, но и государственной. По крайней мере, от мусульман можно слышать упреки в ущемленном положении их религии. Да, у РПЦ есть некоторые преференции, которые могут создавать такое впечатление. Патриарх стал их заложником. Что это за преференции? Возвращение и содержание государством церковной собственности по закону 2009 года. Поддержка теологии в вузах. Внедрение православия в школах. Формальная и неформальная поддержка крупного бизнеса, связанного с государством. Когда на смену позиции государства, что условный хороший гражданин — это атеист, пришла позиция, что он должен разделять православные ценности? Есть какая-то точка отсчета? В начале нулевых в российском обществе сложился некий проправославный консенсус. Большинство респондентов отвечали «да» на вопрос социологов, почитают ли они православие. Даже мусульмане рассматривали его как сакральную ценность. Этот консенсус пришел на смену квазикоммунистической идеологии. Как отмечал социолог Дмитрий Фурман, в позднесоветский период уже можно было быть православным, но марксистом-еретиком — еще нет. Сейчас проправославный консенсус разрушается, потому как он был выстроен вокруг декоративного, символического православия. Люди так и не были массово вовлечены в религиозную жизнь. Прихожан становится меньше? Нет, приходы растут, растет число активистов, но к массовой религиозности это не приводит и, скорее всего, не приведет. Сакрального восприятия православия больше нет. И это хорошо, это живой образ реальной церкви с ее вполне демократично настроенными прихожанами — гражданскими активистами. Чем больше становится церковных активистов, тем больше критиков. Да. Раздражение вызывает и когда представители церкви требуют исполнения предписаний, совершенно естественных для православных. К примеру, когда была введена обязательная катехизация перед крещением или венчанием. Также вызывает большую критику, когда движения наподобие «Сорока сороков» выходят на какие-то политические митинги. Хотя для церкви вполне естественно пытаться вмешиваться в политику, и тут нечему удивляться. Настоящая национальная церковь всегда берет ответственность за свою страну и ее общество. В Европе есть такие же околоцерковные протестантские и католические движения. В этом нет ничего зазорного. Фото: страница «Движение СОРОК СОРОКОВ | ДСС» во «ВКонтакте» Насколько вообще ситуация в России соответствует тому, что происходит в европейских странах, где официально закреплена государственная религия? Главное отличие — в прозрачности поддержки Церкви государством. Например, в Греции можно открыть и посмотреть, кто сколько получает. И в целом у государственной церкви есть финансовая прозрачность, которой нет у Русской православной церкви. Другими словами, в Европе существует общественный контроль за религиозными организациями, имеющими официальный статус. У нас этот вопрос стоит очень остро, о чем свидетельствует особое внимание к скандалам, связанным с каким-нибудь дорогостоящим имуществом. Примером можно назвать историю с мерседесом игуменьи Феофании в Покровском монастыре. Здесь нет ничего криминального. Может быть, это действительно очень богатый монастырь, но люди абсолютно не представляют, как устроена церковная экономика и вообще жизнь церкви как организации, и это только усиливает их неприязнь к такого рода вещам. А разве не фарисейство раздражает? Прихожанам говорят, что надо жить так-то, а сами проповедники живут иначе... Да, интересным отличием России от других европейских стран является то, что церковь там чаще критикуют атеисты, а у нас — верующие. Даже Pussy Riot позиционировали себя христианками. Многие считают, что эти претензии обоснованны. У нас люди ощущают себя православными, но при этом уровень знаний о церковной жизни и о настоящем православии у большинства очень низкий. Им хочется видеть нечто свое, как той же Ксении Собчак. В этом плане она похожа на [схиигумена] Сергия Романова, у которого тоже своя версия православия. «Каждый человек, желающий проповедовать, попадает под подозрение» Вы сказали, что люди хотят видеть православие как некую государственную религию с архаичным содержанием. Выходит, православные священники не могут проповедовать что-то другое, транслировать оппозиционные мнения? Вот в газете опубликована позиция секретаря Совбеза о том, что страна окружена врагами. Им остается лишь развивать эту логику, разве нет? По факту священники часто выступают с более либеральной точки зрения, и то, что происходит внутри православной церкви, уже начинает беспокоить государство. Как мы можем заметить то, о чем вы говорите? Если погрузиться в тему социального служения церкви, то видно, что оно очень активно развивается в последние пять-десять лет. И в тех же церковных программах по реабилитации инвалидов, наркозависимых людей активно используются самые передовые западные методики. Те, кто этим занимаются, ездят за границу на стажировки, в том числе в Италию. Из других стран люди приезжают на стажировки в Россию. Молодое духовенство, сформированное в течение десяти последних лет, оно даже если и придерживается каких-то консервативных взглядов, то применяет весьма либеральные подходы в своей работе и не верит ни в какие заговоры. В контексте всей страны это пока маловлиятельная сила, но в религиозной сфере это уже сформированное явление — демократически настроенное духовенство. Но в общественной жизни эти либералы-священники себя не проявляют. Они просто не хотят подставляться? Нет, почему же, еще в 2012 году такие люди даже участвовали в избирательном процессе в качестве наблюдателей и выступали за честные выборы. В прошлом году было коллективное письмо в поддержку фигурантов московского дела. Такого вообще никогда еще в истории не было. Этих священников наказали потом? Нет, никаких негативных последствий для них, насколько я знаю, не было. Но все же, если сравнивать с 90-ми, когда такие православные миссионеры, как диакон Андрей Кураев, могли дать фору иным либералам, выступая в скандальных ТВ-шоу и на рок-фестивалях... сейчас будто бы всем закрыли рты. Всем, кроме самых консервативных. Тогда был всеобщий интерес к религии, а сейчас, после принятия «закона Яровой», каждый желающий проповедовать попадает под подозрение. Контраст очень большой. Да, люди в церкви переключились на создание и развитие общин, какую-то более содержательную, менее заметную для масс-медиа работу. Один священник говорил в интервью (уже сейчас, после периода самоизоляции), что, посещая пациентов в больнице, он заметил, что они не способны воспринимать государствообразующую пафосную риторику, чувствуют в ней неискренность, считают, что надо говорить проще и доступнее, от сердца. А что патриарх Кирилл думает об этом молодом либеральном духовенстве? Патриарх пока обходит вопросы по поводу дальнейшего развития церкви, как и информационный отдел патриархии. Однако никакой внутренней борьбы с этими либералами не ведет. Ведь именно он [Кирилл] прежде развивал идею социальной активности церкви, но делал это главным образом с помощью административных реформ. Патриарх старается балансировать между более и менее консервативными силами, не занимать чью-то конкретную сторону. Но следовать в русле полной поддержки государственной политики РПЦ выгодно? Есть такой стереотип, что православная церковь всегда полностью поддерживает государство. Но по ситуации с коронавирусом и с приходом сотовых сетей нового поколения (5G) мы видим, что православные во всем мире ведут себя больше как какие-нибудь ершистые протестанты-харизматы, чем послушные во всем католики. Они с готовностью идут на борьбу, протесты с последующими штрафами. «Если русский становится язычником, это рассматривается как склонность к экстремизму» Недавний законопроект об аттестации всех иностранных проповедников — что это? Насколько возможно, что он будет принят? Для специалистов, которые работают в России, ничего удивительного в этом законопроекте нет. Он находится в одному ряду с другими нормативными документами, принятыми в последние годы, без серьезного обсуждения и корректировки, вслед за «законом Яровой». Несколько лет назад он бы еще вызвал возмущение и сопротивление в религиозной среде, а сейчас я ничего такого не вижу. Есть только отдельные реплики от членов Совета по правам человека. Почему именно «закон Яровой» вы считаете отправной точкой? Формально он был посвящен противодействию террористической деятельности и экстремизму. То, что касалось баз данных мобильных операторов, в жизнь так и не воплотилось. А вот положения о регулировании миссионерской деятельности религиозных организаций стали действовать практически сразу, начиная с 2016 года. Фото: страница Московская богословская семинария ЕХБ на Facebook Правда, светское общество обратило на это внимание и стало обсуждать только через пару лет, когда уже было более тысячи разных судебных дел и штрафов. Что еще общего у «религиозных» законопроектов последних лет? Они появляются будто бы из ниоткуда и принимаются практически без обсуждения. По крайней мере, широкий круг религиозных организаций к этому не привлекался, открытого обсуждения с экспертами тоже не проводится. В случае с «законом Яровой» только на последнем этапе документ показали юристу Московской патриархии, и по ее совету было добавлено, что священнослужители религиозных организаций могут проповедовать без какого-либо разрешительного документа. Думаю, нынешний законопроект будет принят так же, как и тот, первый. Собственно, в его продвижении участвуют те же депутаты Госдумы. Упоминание бога в новой редакции Конституции может стать отправной точкой для других изменений, как «закон Яровой»? Это упоминание носит характер сугубо декларативный и ни к чему не обязывающий. Для меня показательно то, что в конституциях разных европейских стран прописана, например, ответственность народа перед богом — в Греции, к примеру. У нас такого нет, зато есть феноменальная трактовка Конституционного суда, что это никак не противоречит светскому государству, свободе совести, а сама поправка носит ретроспективный характер, то есть направлена в прошлое. Да, речь о некой вере, переданной предками. Можно прийти лишь к некоему гипотетическому выводу, что государство делает акцент только на тех традиционных верованиях, которые были у предков жителей современной России. У каких именно, не уточняется. Что это значит на практике? На практике мы видим, что язычество включено в ряд таких защищенных государством традиционных религий, но только для марийцев, бурят и народов Крайнего Севера. Как вы это поняли? К примеру, в Марий-Эл языческий жрец официально входит в совет при губернаторе. И так далее. Где проходит граница законности? На практике, опять же, мы видим довольно четкие этнические границы. Каждому этносу соответствует своя религиозная традиция. Марийский карт (жрец) Фото: Максим Боговид / РИА Новости Откуда у государства такое видение? Это же не из советского прошлого, а какой-то отголосок Российской империи? Да, в каком-то смысле. Получается, что хороший подданный, если он русский, может быть только православным. Ислам, допустим, для татар и народов Кавказа. Буддизм — Тува, Калмыкия, Бурятия… А если русский становится язычником, то это уже рассматривается как негативная характеристика, склонность к экстремизму и национализму. Может, это просто совпадает с мировой практикой, когда националисты становятся язычниками в знак протеста против христианства как «еврейской» религии... Нет, в язычестве много направлений, и далеко не всегда они связаны с радикальным национализмом и антисемитизмом. В пример можно привести Евгения Нечкасова, который в Новосибирске возглавляет фонд традиционных религий, объединяющий язычников. Его же все равно рассматривают как экстремиста? Да, даже те распространенные среди славян языческие верования, которые не предполагают ни нацизма, ни антисемитизма, рассматриваются в качестве угрозы. Кем — Русской православной церковью? Да, Молодежный и миссионерский отделы РПЦ рассматривают славянское язычество как одну из основных сектантских угроз. Неужели жрецы где-то реально способны конкурировать с батюшками? Язычников, тем более убежденных, немного, но они есть. Десятки тысяч людей этим просто интересуются, отмечают день Ивана Купала и так далее. Есть капища и под Москвой, а в Петербурге язычников еще больше, чем в столице. Однако стоит учесть, что славянское язычество все же во многом реставрированное, придуманное заново. Вернемся к законопроекту об аттестации иностранных проповедников. Для мусульман, в том числе российских, насколько известно, наиболее авторитетными являются религиозные учебные заведения, находящиеся в арабских странах. Теперь их хотят вынудить учиться дома? Я не думаю, что новый закон будет направлен на исламских проповедников и тех, кто стремится ими стать. Это поле давно находится под пристальным наблюдением, и дополнительных законодательных мер здесь уже не требуется. Исламские учебные заведения в России уже очищены от каких-либо экстремистских или даже просто альтернативных традиционному исламу идей. Все проповедники, в том числе прибывающие из других стран, на учете. Фото: Виктор Коротаев / «Коммерсантъ» Значит, новый закон направлен на неких западных пасторов? Смотрите, после его принятия действующие религиозные образовательные учреждения в России получат право аттестовать всех приезжих миссионеров. Между тем Рособрнадзор в течение трех последних лет ведет, скажем образно, зачистку христианских образовательных учреждений баптистов, пятидесятников, евангелистов, но не РПЦ. И к чему привела зачистка? Они закрылись? Есть решения о лишении или приостановке действия лицензий, к примеру, баптистской семинарии и Кубанского христианского университета. Какие к ним были претензии? Их теологическое образование не соответствовало стандартам оформления, принятым в Рособрнадзоре. Надо признать, что некоторые недоработки у этих учреждений действительно есть, но все же жесткое требование привести их к единому стандарту некорректно. У каждой религиозной организации может быть свой стандарт теологического образования. Баптистская семинария долго судилась, но в результате ее закрыли окончательно, и не видно теперь никакого выхода из этой ситуации. Раз они закрылись, то и аттестовать никого не смогут. Значит, иностранным пасторам нельзя будет миссионерствовать, не получив некого дозволяющего это документа в православном вузе? А иначе — вон из страны? Да, и в Москве, Калуге, Брянске уже были случаи, когда приехавших с Запада протестантских миссионеров буквально высылали из России. Когда, условно говоря, протестант придет подтверждать свое теологическое образование к православному, действительно может возникнуть некая коллизия. Может последовать отказ просто по формальным признакам, мол, мы не можем судить о познаниях этого человека из-за разной конфессиональной принадлежности. С другой стороны, в стране действует одно протестантское учебное заведение, которое получило аккредитацию по специальности «теология», — Заокская духовная академия адвентистов. Все пойдут к ним? Баптисты и пятидесятники пойдут к ним, может, только в крайнем случае. Либо придется как-то договориться с государством и получать свою лицензию. «Раза два в месяц появляются новости о задержании свидетелей Иеговы с ОМОНом» Что происходит с официально запрещенными на территории России свидетелями Иеговы? «Лента.ру» уже писала о том, что в их случае речь идет практически о гонениях за веру, а не за принадлежность к экстремистской организации, которой признана их церковь. Правоохранителям было довольно трудно доказывать, что группы иеговистов, собирающихся по домам, — это продолжение деятельности запрещенной ранее организации. С новым законом им облегчат задачу. Достаточно найти среди верующих того, кто раньше был причастен к организации, а значит, к экстремистской деятельности. Присутствие одного такого человека уже делает все собрание незаконным. Фото: Александр Коряков / «Коммерсантъ» Как много иеговистов остается в России и почему они не уезжают? Пять тысяч человек уехали, остальные — это около 95 тысяч — остаются. Это простые, небогатые люди, обычные учителя, рабочие, инженеры. Они и за границей никогда особо не были, и у них нет средств, чтобы уехать. Их по-прежнему активно преследуют? Да, раза два в месяц в том или ином регионе появляются новости о задержании свидетелей Иеговы с ОМОНом. Напомню, что организация запрещена с 2017 года, но сама идеология не запрещена, то есть люди могут исповедовать ее лично. Это правительство России подчеркивало в своем ответе Европейскому суду по правам человека. Однако из-за постоянных задержаний иеговисты и лично не могут свою веру исповедовать. Я бы хотел отметить, что если у язычников-родноверов были случаи, когда кто-то устроил взрыв на Манежной площади в начале 2000-х годов, то у свидетелей Иеговы вообще никаких судебных процессов, связанных с насильственными или еще какими-то преступлениями, не было. Кроме тех, что были связаны с запретом на их деятельность. А обвинения в запрете переливать кровь, в том числе детям? По этому поводу тоже никаких судебных процессов не было. В целом же в России детям кровь переливают без согласия родителей, а взрослые у нас по закону могут от этого отказаться. Беседовал Сергей Лютых https://m.lenta.ru/articles/2020/08/03/teo/?fbclid=IwAR1bp_AeShyVyzdI_CPudZFea8DuOVemIVdCMcVPMTDk505ev8NRtE2N3rw

30.06.2020 16:13:00 Пример схиигумена Сергия вовсе не заразителен Может ли церковная общественность стать конструктивной оппозицией власти Роман Лункин Об авторе: Роман Николаевич Лункин – доктор политических наук, заместитель директора Института Европы РАН. Тэги: пандемия, ковид, самоизоляция, рпц, московский патриархат, сергий романов, владимир путин, патриарх кирилл, фундаментализм, либерализм, консерватизм, православные движения, реформы, гражданское общество, конституция Сергий (Романов) воплощает скорее карикатурный образ обскурантиста, чем настоящего народного заступника. Кадр из видео с канала Всеволода Могучева на YouTube Период самоизоляции и карантина в очередной раз поставил церковь в центр общественного внимания. Переоценка роли православия на крутых политических поворотах российской истории происходила всегда, но начиная с 2010-х годов это явление стало постоянной тенденцией. Причем критика в адрес РПЦ со стороны общества и – шаг за шагом – представителей власти только нарастает. Православная общественность и даже церковные деятели все более открыто отвечают тем же. Накапливается политическое напряжение. Разногласия внутри РПЦ из-за санитарных ограничений в борьбе с коронавирусом практически сразу привели к обвинениям в архаичности и асоциальности Московского патриархата. Однако на протяжении всего карантина было сложно найти что-либо дискредитирующее церковь (после Пасхи новой волны заболеваний не случилось, священники и епископы умирали, но не так массово, как в Италии). Не изменила ситуации даже полемика вокруг главного храма Вооруженных сил. Она показала, что церковные активисты вполне способны убрать из собора изображения Сталина и Путина (а с президентом и всю мозаику, посвященную возвращению Крыма). Совершенно естественно, что в этой ситуации главной фигурой – dues ex machine – стал схиигумен Сергий (Романов) из Екатеринбурга. Он олицетворял собой все то, что критики РПЦ и хотели увидеть в Московском патриархате. По существу, этот набор черт идеально отражает то, как карикатурно рисуют образ православия некоторые радикальные недоброжелатели церкви: невежественный тип с уголовным прошлым авторитарно и жестко порабощает слабых и экзальтированных верующих, для них вера – это борьба со всем новым и прогрессивным, а также непрестанный поиск заговоров. Поразительно, насколько легко общество воспринимает именно такой образ Русской церкви, а не какой-то иной, связанный с внутрицерковным развитием, социальным служением и христианской миссией. Между тем церковь объективно начинает играть новую политическую роль в обществе, и это отнюдь не связано с конституционной поправкой о Боге или особыми отношениями с властью. Во-первых, большую роль в церковной жизни стали играть социально-политические инициативы и заявления священнослужителей, что говорит о процессах демократизации внутри РПЦ. В социальных сетях клирики высказываются вполне свободно об олигархах, коррупции, о судьбе малого и среднего бизнеса. Рано или поздно все это выльется в более широкое публичное пространство. Епископы ярко проявили себя также во время карантина, критикуя власть (таких было около десятка). Один из противников жестких санитарных мер, митрополит Саратовский Лонгин (Корчагин), выступая 25 июня перед выпускниками духовной семинарии, отметил: «Мы увидели, как невысоко оценивается окружающим нас миром место церкви и веры в человеческой жизни. Выяснилось, что многие видят в этом нечто третьестепенное… И, судя по всем признакам, сложности в жизни церкви со временем будут только увеличиваться… Спокойные периоды в жизни церкви длятся обычно недолго, и в нашей с вами жизни этот период заканчивается. Это вовсе не значит, что надо бежать сломя голову с церковного корабля. Это значит, что надо быть более внимательными, более ответственными и самоотверженными». Причина политического подъема в церковной среде состоит не только в появлении молодого поколения духовенства, которое часто может быть даже более послушным, чем предыдущие поколения. Главное изменение касается самого прогресса христианской общины как института в большинстве епархий РПЦ по сравнению с отсутствием общинной жизни в советский период и стагнацией в этой сфере в 1990-е годы. Именно это потребовало независимости и смелости от духовенства, за которым теперь стоят прихожане и их проекты. Попутным фактором демократизации верхушки РПЦ стали административные реформы патриарха Кирилла. Возможно, он и хотел создать вертикаль власти, но, по сути, разрушил прежнюю кланово-родовую структуру. В центре глава церкви взял управление на себя лично, а на местах поставил полторы сотни новых епископов, обязанных патриарху, но де-факто самостоятельных. Недооцененным остается фактор церковного суда – только с приходом к власти патриарха Кирилла он стал собираться, а его решения - публиковаться. Это означает, что каждый священник может пожаловаться на епископа. Дело будет предано огласке, как и его неблаговидные подробности, на сайте РПЦ и в массмедиа (а теперь еще и в Telegram-каналах и видеоблогах, которые ведут сами священнослужители). Во-вторых, широкий спектр церковных и околоцерковных сил, связанных с РПЦ, в политическом смысле не является абсолютно лояльным власти. Заметная часть этих сил – консерваторы. Уважая президента Владимира Путина как носителя государственнической идеи, они выступают против «либерального правительства и олигархов» и против коррумпированной бюрократии. Консервативные силы представляют собой разношерстное сообщество с довольно причудливым и аморфным миром идей. Среди них есть фундаменталисты, отстаивающие чистоту веры от натиска либерализма, выступающие против введения ИНН и в целом «цифрового концлагеря». Есть те, кто боготворит Распутина, Сталина или Жукова, есть монархисты и почитатели царя Николая II и его семьи (движение «Двуглавый орел» и «За веру и Отечество» – его духовник игумен Никон (Белавенец). Политическим сообществом можно назвать и портал «Русская народная линия», который выступает с консервативно-патриотических (иногда с оправданием «советских побед») позиций, иногда критикуя церковное начальство за экуменизм без личных нападок на патриарха. В большей степени в социальную повестку вовлечено единственное общероссийское движение с отделениями в регионах «Сорок сороков» (лидер – Андрей Кормухин): они устраивали акции против закона о семейном насилии, за запрет абортов, выступали против закрытия церквей во время карантина и т.д. «Сорок сороков» прославились «выявлением антицерковных министров и депутатов», выступающих против семейных инициатив патриарха, а в ходе борьбы с коронавирусом и «антицерковных губернаторов». Несмотря на то что некоторые идеи Сергия (Романова) консерваторы разных категорий разделяют (в том числе и о «заговоре» Запада против России), и «Сорок сороков», и «Русская народная линия» сочли резкие заявления схиигумена об анафеме властям и требование отставки патриарха провокацией против РПЦ и дискредитацией патриотического движения. Почва, на которую опираются консерваторы, и так довольно неустойчивая – у каждого православного сообщества в епархиях свой набор идей и свои духовники. Одним из самых мощных общероссийских течений является, к примеру, братство святого Иоанна Кронштадтского с центром в Петербурге (духовник – протоиерей Николай Беляев). Либеральные политические силы внутри РПЦ так же фрагментированы, как и в российском обществе в целом. Существует круг журналистов и публицистов, священников и мирян, которые критикуют руководство Московского патриархата за советский стиль, авторитаризм, игнорирование христианских ценностей и отсутствие демократии. Практически любое явление, возникающее в недрах патриархии, рассматривается только с этой точки зрения. Поскольку РПЦ приписываются все черты государственной власти и «путинского режима», то они вместе выступают в качестве объектов критики. Критика власти и осуждение «системы РПЦ» со стороны таких деятелей совпадает с требованиями схиигумена Сергия и его маргинальной группы. Основой влияния либералов в церковной среде служат разоблачения несправедливости и аморального поведения клириков внутри РПЦ, что, например, «Сорок сороков» игнорирует. Их обвинения в адрес патриарха и «режима» – скорее для внешнего пользования. Условно либеральными с позиций консерваторов считаются те группы внутри РПЦ, кто выступает сторонниками перевода богослужения на русский язык, евангельской миссии и всеобщего покаяния за советское безбожие. Но по существу, их мировоззрение – это и есть фундаментализм, то есть возвращение к основам, а вовсе не либерализм. Источником церковного либерализма в смысле провоцирования внутренних реформ в РПЦ служит все же не маленькая группа недовольных, а социальное движение. Молодежные, добровольческие и просто приходские социальные и благотворительные проекты, православные НКО по всей стране изменили облик церкви уже в 2010-е годы. Это косвенная политическая сила, которая объективно поддерживает самостоятельный характер служения своих духовников, стремится получить больше независимости от епископской власти, видит несправедливость и нужды людей на местах. Социальное движение – самая массовая сила, которая не заинтересована ни в сломе государства, ни в разрушении патриархийной системы, ни в жизни в окружении заговоров и врагов с Запада или «пятой колонны». Это та самая конструктивная оппозиция власти и «золотой запас» РПЦ, отражающий самые здравые чаяния гражданского общества в России. Несмотря на малочисленность церковных движений, их гражданский потенциал достаточно велик – десятки тысяч активистов очень много значат в неопределившемся и дезориентированном обществе. При незаметном для большинства росте церковной демократии (а многие в это и не поверят никогда) критика в адрес РПЦ и ее руководства будет только нарастать. Православие занимает значительное место в представлениях россиян о своей культуре, истории и идентичности, и они к нему неравнодушны. К Московскому патриархату россияне пристрастны, так как многие не видят в нем воплощения чаемого образа церкви, ожиданий и надежд на будущее. Фундаменталисты – это естественное явление в любой конфессии (в новейшей истории РПЦ уже были изверженный из сана епископ Диомид Дзюбан или пензенские «закопанцы», ожидавшие конца света в землянках в 2008 году). На этом фоне такие, как Сергий (Романов), выстраивают свою тоталитарную идеологию по образцу советской. С другой стороны, у части общества, исходя из исторического опыта, возникает вполне объяснимое стремление вообще очистить церковь от связей с государством и любыми идеологическими символами ради евангельской миссии и чистой проповеди. В этом отношении патриарху Кириллу достался совсем не простой отрезок истории. Однако есть повод и для оптимизма. С учетом того что в российском обществе ничтожно мало количество атеистов и сторонников полного уничтожения православия, для большинства граждан даже критика церкви и ее руководства – это подсознательное стремление увидеть в РПЦ свое будущее в более честном и справедливом, а главное – более понятном и определенном виде, чем то, что периодически предлагает гражданам власть. О социальной справедливости, коррупции, лицемерном отношении чиновников к простым людям и к самой РПЦ все чаще говорят представители рядового духовенства и некоторые епископы. Преимущества этой церковной фронды в том, что ее практически невозможно обвинить в непатриотичности, в предательстве национальных интересов и связях с Западом. https://www.ng.ru/ng_religii/2020-06-30/9_489_sample.html?fbclid=IwAR0VXbVGlEsk3ij_AYZsDL-_zLjC6ZO0RscnmSiP8JmybQP4R4dMJYiiDy8

03.09.2019 16:33:00 Почему крепнет антиправославный консенсус Версия для печати Обсудить на форуме В России усиливается контраст между привилегиями доминирующего вероисповедания и дискриминацией других конфессий Роман Лункин Об авторе: Роман Николаевич Лункин – доктор политических наук, руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН, главный редактор журнала «Современная Европа». Тэги: права человека, свобода совести, протестанты, рпц, конституция, политика Согласно новому законодательству, богослужение под открытым небом может считаться несанкционированной публичной акцией. Фото с сайта www.rpsc.ru К 2020‑м годам, почти как в советское время, возникает опасность внутренней изоляции православия. Безусловно, это связано не с жестокими гонениями, как ранее, а скорее с критикой и заметным охлаждением общества к деятельности церковных служителей, к руководству РПЦ. После «проправославного консенсуса» 1990‑х и 2000‑х годов, когда церковь и православие воспринимались всеми категориями общества как нечто сакральное, откат в сторону приземленного восприятия церкви в какой‑то степени совершенно естественен. РПЦ стала более живым, открытым, социально активным организмом, чем была еще в начале 2000‑х годов, и молодежь, интеллигенция увидели разные стороны церковной жизни. Но насколько сильным будет этот откат, зависит не только от самих православных верующих, но и от их окружения в обществе. В связи с этим большое значение имеет существование христианской среды, где между собой в той или иной степени сотрудничают разные конфессии. Межрелигиозный диалог, и прежде всего межхристианский, чрезвычайно важен для восприятия церкви, формирования христианской культуры в обществе, создания пространства гражданской солидарности. В плюралистическом обществе господствующая церковь (РПЦ – самый мощный гражданский институт в России) не может стать единственной. Иначе, во‑первых, она в большей степени воспринимается как часть государственной системы, и довольно трудно каждый раз объяснять (как это делают спикеры РПЦ), что это не так. Во‑вторых, в отличие от европейских стран в России секулярное постсоветское общество часто не помнит и не знает никаких религиозных традиций прошлого – постсоветский человек слишком легко воспринимает антирелигиозные идеи. В связи с этим сами священнослужители часто жалуются на равнодушие «захожан», агрессивное нежелание следовать всем церковным предписаниям и т.д. Миссия других церквей (протестантов, католиков) в этой ситуации провоцирует религиозные поиски, прививает азы христианской веры, заставляет прочитать Евангелие. Вопреки сложившемуся в православной среде мнению этот своеобразный прозелитизм (обращение потенциально православных верующих в другие церкви) не разрушает православную церковь, а лишь помогает ее росту. В большинстве случаев именно сознательные практикующие протестанты чаще обращаются в православие, чем практикующие православные в баптизм или пятидесятничество. В случае с католицизмом сложнее – волны православных периодически идут в католические общины, но масштаб переходов намного меньше, чем масштаб протестантской миссии. Однако среди прихожан других конфессий присутствует скептическое отношение к РПЦ из‑за того, что они вынужденно ощущают себя гражданами «второго сорта». На фоне вполне успешной внешнеполитической миссии РПЦ и диалога с протестантами (к примеру, Ассоциацией Билли Грэма) и Ватиканом (пиком стала гаванская встреча папы и патриарха в 2016 году) поражает предвзятое отношение к неправославным христианам внутри России. Практическое воплощение дискриминация христианских конфессий получила в рамках двух элементов государственной политики: контроля миссионерской активности и ограничений в праве владения и использования религиозного имущества. Первым стал пакет законов, принятый в 2016 году, известный как «пакет Яровой». За прошедшие три года правозащитники не раз поднимали вопрос о пересмотре этих норм в части регулирования миссионерской деятельности на Совете по правам человека при президенте РФ и корректировке расплывчатых определений миссионерства и случаев маркировки литературы. Однако четких ответов ни от Конституционного суда, ни от Верховного суда, который обобщал практику по этому закону, добиться не удалось. В итоге, по информации Славянского правового центра и центра «Сова», число дел по «закону Яровой» подходит к тысяче, а штрафов за «незаконную миссионерскую деятельность» выплачено около 7 млн руб. Штрафы накладываются за собрания религиозных групп без уведомления властей, за распространение религиозной литературы и проповеди в публичных местах, за крещение в реке или детскую площадку при храме, даже за отсутствие табличек с полным наименованием церкви на домах, где проходят собрания. Самобытный российский «налог на миссионерство» выплачивают в основном протестантские церкви (баптисты, евангелики, пятидесятники, адвентисты). Прямым следствием «закона Яровой» стало стремление властей конфисковать или по крайней мере запретить религиозные собрания в частных домах под предлогом нецелевого использования зданий (миссионерская деятельность в жилых помещениях запрещена). Все это накладывается на сложившуюся практику, когда власти не дают разрешений на строительство домов молитвы для протестантов, препятствуют их сдаче, а частные дома нельзя перевести в статус культовых зданий. В результате в 2018 году в Новороссийске снесен молитвенный дом пятидесятников (в Москве еще в 2012 году в Новокосине до «закона Яровой» был снесен дом молитвы этой же конфессии), в этом году в поселке Верхнебаканский вблизи Новороссийска общине баптистов запретили собираться в частном доме (аналогичные ситуации возникали в Краснодарском крае, Татарстане, Орле). В Туле власти собираются снести два дома молитвы – баптистов и евангельских христиан. Надо сказать, что в наиболее сложную ситуацию попали именно баптисты, которые отказываются от регистрации в органах власти с советских времен и собираются в частных домах (они объединены в Совет церквей евангельских христиан‑баптистов). Их штрафуют в массовом порядке. Основное отличие церковных дел от любых других имущественных дел – произвольная трактовка определения миссионерской деятельности не в пользу верующих определенных конфессий. Если «антимиссионерский» «закон Яровой» применяется широко в большинстве регионов России, то Закон о передаче имущества религиозного назначения религиозным организациям 2010 года местные власти к неправославным конфессиям предпочитают не применять. Вопреки просьбам верующих Католической церкви не переданы здания в Москве (храм Святых Петра и Павла в Милютинском переулке), хотя в 2017 году суд признал комплекс имуществом религиозного назначения. Власти отказали католическим общинам в передаче им храмов в Калининграде, Красноярске, Барнауле, Кирове, Благовещенске, Чите, Белгороде. В Смоленске здание костела разрушается, но его упорно не отдают общине. Формально отказы часто объясняются чисто хозяйственными причинами, на деле – отсутствуют политическая воля и желание отдавать церкви, некогда принадлежавшие неправославным конфессиям, их правопреемникам. Евангелическо‑лютеранской церкви (ЕЛЦ) России (глава – архиепископ Дитрих Брауэр) власти не возвращают исторические здания храмов в Краснодаре и Смоленске. Особая ситуация по неизвестной причине сложилась в Крыму, где после 2014 года ЕЛЦ заявила свои права на кирхи. Власти фактически отказываются передавать здания в Евпатории (здесь строение оказалось на территории, принадлежащей Минобороны РФ, оно постепенно разрушается), Ялте, Судаке, Симферополе (община собирается в пристройке к храму). Справедливости ради надо сказать, что в 2017–2018 годах власти передали в собственность ЕЛЦ храмы в Москве и Ярославле (хотя депутаты местного заксобрания предлагали отдать кирху РПЦ). Другой крупной юрисдикции – Евангелическо‑лютеранской церкви Ингрии – власти Петербурга в 2018 году отказались отдавать историческое здание Дома причта на Кирочной улице. У баптистов и евангельских христиан своих исторических зданий практически нет. Но баптистам власти отказались передать дома молитвы в Калининградской области, которые до 1945 года использовались как культовые здания. Союз баптистов России также не может уже много лет вернуть или хотя бы получить доступ к сохранившемуся Дому Евангелия в Петербурге, где в начале ХХ века собиралась община евангельских христиан Ивана Проханова. О компенсациях за снесенные в советский период дома молитвы (как правило, частные) даже не идет речи, учитывая, что и современные собрания в жилых домах подпадают под штрафы и запреты по «закону Яровой». Проблемы возникают и у таких традиционных конфессий, как старообрядчество. Здания отказываются отдавать старообрядческим общинам в Саратове, Кирове, Петербурге (Чубыкинская богадельня), Москве. Правда, после того как президент Владимир Путин посетил Рогожскую слободу в 2017 году, староверам была обещана поддержка. Власти помогали в реставрации комплекса Рогожской слободы, начали процесс переселения старообрядцев из Латинской Америки в Сибирь. Но есть и другие примеры. В 2018 году в Иванове власти передали храм старообрядцам – но тогда, когда он уже сгорел. В июне с.г. в Сочи строящийся старообрядческий храм был опечатан и находится под угрозой сноса по жалобе фонда «Талант и успех», так как храм оказался выше построек образовательного центра «Сириус». В августе с.г. правительство Москвы ответило отказом на ходатайство воссоздаваемой старообрядческой общины храма Успения Пресвятой Богородицы, что на Апухтинке (Таганский район столицы), о проведении молебна у здания. Можно и далее продолжать перечисление бесконечных мытарств христиан в России. Беспорядок в религиозной политике и применении законодательства очевиден. Вместо культивирования среды отчуждения в мире верующих – самых активных граждан – стоит подумать о том, как создать солидарное общество, которое в конечном счете выгодно всем. Путь выхода из ситуации должен быть комплексным. Из‑за царящего произвола в стране неизбежно создание единого органа по взаимодействию с религиозными объединениями и политике в этой сфере. Сейчас верующие не знают, к кому обращаться, а единой информацией о религиозных институтах никто не обладает. Чтобы не ассоциироваться с Советом по делам религий времен СССР, у нового органа не должно быть контрольных функций, но подразделения в региональных органах власти быть должны. Существующая Российская ассоциация религиозной свободы как общественная структура вполне может заниматься не только анализом ситуации за пределами России, но и налаживать диалог церквей и традиционных религий на местном уровне внутри страны. На низовом уровне готово прервать молчание и православие: молодое духовенство в РПЦ вполне открыто к общению и обмену опытом с другими конфессиями (хотя иногда скрывает это от руководства). Российское государство часто жестоко и бесцеремонно наводило порядок в духовной сфере, пришла пора ценить каждого верующего и каждую общину. http://www.ng.ru/ng_religii/2019-09-03/12_471_antiortodox.html

Религиовед: Киеву не удалось "перетянуть канат" в противостоянии с УПЦ 16:5714.11.2018 (обновлено: 17:06 14.11.2018) 01833111 © Фото : УПЦ Президент Украины Петр Порошенко встретился с тремя представителями канонической Украинской православной церкви, сообщили в Киеве. Как отметил в эфире радио Sputnik религиовед Роман Лункин, украинские власти открыто вмешиваются в церковные дела. Президент Украины Петр Порошенко встретился с тремя представителями канонической Украинской православной церкви после срыва большой встречи с архиереями УПЦ, сообщают пресс-служба президента и местные СМИ. Накануне в Киево-Печерской лавре прошло заседание Священного синода Украинской православной церкви. Предполагалось, что в большой встрече с архиереями примет участие Порошенко, однако он не приехал. УПЦ при этом сообщила, что Собор епископов УПЦ готов встретиться с президентом, но только на церковной территории. © РИА Новости / Стрингер Перейти в фотобанк "Пусть дальше копают себе яму". Политолог о позиции Киева в отношении УПЦ В среду пресс-секретарь Порошенко Святослав Цеголко в Facebookсообщил, что представители группы архиереев канонической Украинской православной церкви, которые якобы поддерживают обращение к Константинопольскому патриарху о предоставлении автокефалии, все же встретились в здании "Украинского дома" с президентом. При этом Цеголко не стал указывать, сколько всего представителей участвовало во встрече. По данным источников украинского интернет-издания "Религиозная правда", к Порошенко пришли всего трое представителей УПЦ: митрополит Переяслав-Хмельницкий и Вишневский Александр (Драбинко), митрополит Винницкий и Барский Симеон и архиепископ Новокаховский и Генический Филарет. Как пишет Цеголко, Порошенко рассказал им о соглашении между Украиной и Константинопольским патриархатом и о своих переговорах с патриархом Варфоломеем. Украинская православная церковь после заявления о том, что Порошенко не приехал на встречу с ее иерархами, о каких-либо встречах с президентом не сообщала. В тот же день Собор епископов УПЦ заявил о разрыве евхаристического общения с Константинопольским патриархатом. Руководитель Центра по изучению религий Института Европы РАН Роман Лункин в эфире радио Sputnik прокомментировал сообщение о встрече президента Украины с тремя епископами УПЦ. "Администрация Петра Порошенко стремилась организацией этой встречи расколоть Украинскую православную церковь, устроить разлад среди ее епископов. Они пытались устроить разлад, в том числе, и тем, что призвали прийти на встречу в "Украинский дом", а не в Киево-Печерскую лавру, о чем ранее было договорено. Это было очередное явное вмешательство официального Киева в дела УПЦ, однако на деле оказалось, что внести раскол не удалось. И раньше в Киеве уже была масса прогнозов, что как только патриарх (Константинопольский – ред.) Варфоломей примет решение (о будущем учреждении автокефалии – ред.), сразу масса духовенства ринется в учреждаемую новую церковь – но все это провалилось. Вот и на встречу с Порошенко тоже пришли только три епископа. Из них двое – митрополит Александр (Драбинко) и митрополит Винницкий Симеон открыто и публично заявляли в последнее время об оппозиции (главе УПЦ МП – ред.) митрополиту Онуфрию", – сказал Роман Лункин. По его словам, попытки президентской администрации расколоть каноническую УПЦ на деле только усиливают ее позиции. "Часть епархий провела собрания с голосованиями по поводу сложившейся ситуации, и, насколько известно, не было ни одной епархии, где собрание не поддержало бы митрополита Онуфрия. В Винницкой же епархии, предстоятель которой, как сообщается, пришел на встречу с Порошенко, такого собрания не проводилось – я думаю, потому что митрополит Симеон предполагал, что итог собрания не совпал бы с его позицией. В целом же вся эта попытка "перетягивания каната" между украинской властью и церковью очень похожа на массированное большевистское давление на церковь. И я думаю, что это давление только усиливает и мобилизует Украинскую православную церковь на отстаивание ее позиции", – заключил Роман Лункин. © AFP 2018 / Genya Savilov "Может вспыхнуть вся Украина". Эксперт о требованиях Порошенко в адрес РПЦ Константинопольский патриархат 9-11 октября объявил о начале процесса предоставления автокефалии православной церкви Украины. Он отменил решение 1686 года о переходе Киевской митрополии под юрисдикцию Московского патриархата и заявил о восстановлении ставропигии в Киеве (статуса подчинения непосредственно Константинопольскому патриарху). В РПЦ эти действия назвали расколом и разорвали евхаристическое общение с Константинополем. Власти в Киеве рассчитывают до конца года получить от Константинополя томос об автокефалии православной церкви на Украине. Однако его могут предоставить лишь предстоятелю "объединенной" церкви, которого должны выбрать на "объединительном соборе", дата которого пока не назначена. При этом каноническая УПЦ заявила, что не собирается участвовать в таком мероприятии. https://ria.ru/radio_brief/20181114/1532795386.html?fbclid=IwAR0hTrff5TuokrLJtt16Qh6ZlkRTsDw17yeqkHIVu90XU1anaVs8V463EJM

РОМАН ЛУНКИН На пути к цивилизационному разрыву Патриарх Филарет, УПЦ Киевского патриархата nrt24.ru Синод Константинопольского патриархата снял анафему (то есть отлучение от Церкви) с предстоятеля Украинской православной церкви Киевского патриархата Филарета, сообщается в коммюнике. Анафема снята и с главы Украинской автокефальной православной церкви Макария. Синод также прекратил действие указа 1686 года о передаче Киевской митрополии Московскому патриархату. Такое решение было принято 11 октября после трехдневного синода в Стамбуле. Как пишет газета «Коммерсантъ», в РПЦ эти шаги посчитали «антиканоническим деянием» и «попыткой разрушить сами основы канонического строя православной церкви». Русская православная церковь выступает против того, чтобы украинская церковь стала автокефальной. Ее позиция имеет определенное значение, с учетом того, что сейчас большинство приходов на Украине принадлежат Украинской православной церкви Московского патриархата, которая подчиняется Москве, напоминает пресса. Владимирский собор в Киеве / facebook.com Пресс-секретарь патриарха Московского и всея Руси Кирилла священник Александр Волков охарактеризовал решение Константинопольского патриархата как «легализацию раскола». «Константинополь своими действиями переходит красную черту и катастрофически нарушает единство мирового православия», – приводит слова Волкова газета «Ведомости». Ожидается, что с ответными мерами синод РПЦ определится 15 октября. Опрошенные газетой «Коммерсантъ» эксперты полагают, что за этими событиями последует «православный парад суверенитетов» по всему миру. Уточним: формально автокефалия украинской церкви еще не предоставлена, лишь открыт путь к ней. Однако украинские власти говорят о ней, как об уже свершившемся событии. П.Порошенко / tvc.ru Президент Украины Петр Порошенко, поздравляя сограждан, поблагодарил их за массовую поддержку по вопросу о предоставлении независимости украинской церкви, говорится в сообщении на сайте президента. По мнению Порошенко, получение автокефалии означает «падение Третьего Рима как древней концептуальной заявки Москвы на мировое господство», отмечает информационное агентство РИА Новости. Глава Украинской православной церкви Киевского патриархата Филарет в эксклюзивном интервью радиостанции «Коммерсантъ FM» прокомментировал происходящее и оценил, как могут развиваться отношения между РПЦ и украинской православной церковью. «Русская православная церковь, во-первых, не признает всего этого, поэтому она будет настроена недоброжелательно по отношению и к нашей Украинской православной церкви, и по отношению к Вселенскому патриарху. Примириться, естественно, можно и надо, но это не от нас зависит. Это зависит от патриарха Кирилла, от епископата Русской церкви. Они будут принимать такие решения, которые отталкивают. Вот они приняли решение прекратить повиновение Вселенскому патриарху, дальше хотят принять прекращение молитвенного чтения. Если они уже официально заявляют такую свою позицию, как с ними найти примирение?», — заявил патриарх Филарет. Патриарх Кирилл / АГН "Москва" / фото: Авилов Александр По его оценке, Украине быстро удастся объединить три существующие в ней православные церкви в одну, а затем и получить для этой объединенной церкви томос об автокефалии. О том, какое значение имеет решение Константинопольского патриархата и к каким последствиям может привести как в границах Украины, так и в мире в целом, с «Полит.ру поговорил Роман Лункин, социолог, ведущий научный сотрудник Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН. Роман Лункин «После исторического синода Константинопольского патриархата сама по себе проблема томоса потеряла всякое значение для Русской православной церкви. И, думаю, томос потерял смысл и для Украинской православной церкви. Потому что до этого синода еще оставался некий путь для диалога, лазейка для взаимного общения, обсуждения ситуации. Но решения, которые были приняты, полностью закрыты все пути для отступления патриарху Варфоломею. И сейчас что бы ни происходило, какой бы Собор ни созывался в Киеве и какие бы указы ни выпускал Варфоломей, все это не будет признано со стороны Московского патриархата и будет называться лжесобором и лжетомосом, который будет дан неизвестно кому. Патриарх Варфоломей / patriarchia.ru Этими решениями Константинопольский патриархат еще больше разделил украинское православие и противопоставил не только себя Московской патриархии, поскольку полностью проигнорировал ее мнение и обошел и с точки зрения канонов, и здравого смысла мнение Московского патриарха по всем ключевым вопросам. Все эти решения приведут к более жесткому противостоянию Украинской православной церкви Московского патриархата и православной церкви, которая так или иначе будет существовать под эгидой Константинопольского патриархата. То есть все равно сохранится такое противостояние, но уже поддерживаемое и Константинополем, и украинскими властями. Это будет противостояние двух церквей, из которых Украинская православная церковь, связанная с Московским патриархатом, является наиболее влиятельной именно в религиозном плане и обладает наибольшим количеством приходов. В этом, конечно, есть парадокс, и этот момент не учитывается критиками Москвы и в Украине и в России, которые недоумевают, почему бы, собственно, не дать независимость, автокефалию украинскому православию. Но при этом отвергают саму возможность даже принять во внимание позицию самой большой украинской православной церкви и фактически заявляют о том, что у этой церкви надо отнять храмы, монастыри и отдать из некоей другой, новой структуре, которая будет создана при прямой поддержке властей. С формальной точки зрения все это сильно напоминает, как в советское время, в 1920-е годы, ОГПЦ создавало свою, «обновленческую» церковь. Создавала лояльные власти религиозные организации, а все остальные подвергались дискриминации. Конечно, будем надеяться, что украинские власти не дойдут до прямых репрессий в отношении УПЦ Московского патриархата, но такие призывы звучат, и звучат недвусмысленно, накаляя обстановку и электризуя украинских граждан, мобилизуя их на создание единой поместной церкви Украины. Захват храма на Украине / twitter.com Таким образом, синод Константинопольского патриарха создал взрывоопасную ситуацию, и разные стороны тут – и Московский патриархат, и Украинская православная церковь, и Киевский патриархат – все говорят о том, что надо бы обойтись миром. Но тут же заявляют о том, что у них собираются отнимать храмы и что либо нужно использовать совместно Киево-Печерскую Лавру и что не может не украинская церковь занимать основные украинские святыни. Поразительно, что и чиновники и представители уже легитимизованных Варфоломеем раскольников открыто говорят о том, что на территории Украины будет существовать только одна украинская православная церковь. А другая церковь будет называться Русской, и тогда они посмотрят, кто будет ходить в эту церковь, которую представители властей не будут поддерживать. Эта взрывоопасная политическая ситуация, я бы сказал, связана с тем, что было упущено время с 2014 года, и Русская православная церковь сама по себе потеряла влияние на территории Украины – так же, как и Россия в целом потеряла влияние на Украине по объективным причинам. В ходе кризиса отношений между двумя странами это влияние фактически исчезло. Поэтому вслед за кризисом в двухсторонних отношениях России и Украины у Русской православной церкви также значительно уменьшилось количество рычагов влияния, которые она могла бы использовать для исправления ситуации. Опасности сложившегося положения – это, прежде всего, снижение влияния Русской православной церкви на постсоветском пространстве. В орбиту влияния РПЦ входят в церковном смысле страны Прибалктики, Центральной Азии, Молдавия, Белоруссия. И без Украины представить себе это единое пространство русской культуры довольно сложно. Патриарх Кирилл не раз говорил даже не о Русском мире и даже не о Москве как Третьем Риме, но, прежде всего, о единстве вокруг Киевской крещальной купели. Духовный символ Киева как места крещения Руси для РПЦ, безусловно, значим и останется столь же значимым. Киево-Печерская лавра / flickr.com Надеюсь, что вся эта ситуация позволит более глубоко задуматься о значении Русской православной церкви для сохранения единства пространства русской культуры на территории бывшего СССР. И, действительно, надеюсь, этот кризис поможет понять, что церковь – это независимый игрок со своими собственными интересами, иногда не совпадающими с интересами властей, но при этом именно церковь часто является ключевым носителем русской культуры и ключевым элементом гражданского общества в постсоветском пространстве. Что касается отношений с Константинополем, то сейчас очевидно: после решений синода произошел разрыв отношений между двумя церквями, который будет началом большого раскола мирового православия. Поскольку Русская православная церковь воплощает в жизнь все свои предостережения, о которых говорила еще в сентябре и о чем предупреждала Константинопольский патриархат. Это не только административный разрыв отношений, но и разрыв евхаристического общения между двумя церквями, который повлечет за собой цепную реакцию, когда самые разные церкви, которые признают, что патриарх Варфоломей нарушил церковные каноны и поступил довольно грубо и неэтично, фактически нарушив все православное мироустройство, – так вот, поместные церкви должны будут как-то определяться по поводу отношения к Константинопольскому патриархату и к РПЦ. Звучат, безусловно, угрозы по поводу изоляции РПЦ, но я думаю, что это как раз фактически невозможно. Поскольку Русская православная церковь сохраняет свое влияние на постсоветском пространстве, и Украинская православная церковь никуда не делась, она по-прежнему существует на Украине. И пока нет оснований говорить о том, что украинские власти смогут ее уничтожить или реорганизовать. Хотя, безусловно, такие попытки будут. И я думаю, что после лжесобора, который потребует томос у патриарха Варфоломея, Верховная Рада вновь вернется к рассмотрению законопроектов об особом статусе Украинской православной церкви как церкви, центр которой находится в стране-агрессоре. Назовет ее Русской церковью, и будут проводиться определенные манипуляции по усилению влияния и укреплению имущественного положения той структуры, которую назовут Единой поместной церковью. Верховная Рада / rada.gov.ua Но политическая ситуация на Украине вполне может смениться. Для Петра Порошенко, как он сам заявил, вполне достаточно уже принятого исторического решения. Поэтому весьма возможно, что следующий президент или даже Порошенко на следующем сроке не будет доводить ситуацию до абсурда и додавливать УПЦ Московского патриархата. Просто будет достаточно того, что будет создана пусть небольшая, но единая поместная православная церковь, которую Москва не признает. Соответственно, и на территории Украины РПЦ сохранит свое влияние. В трудных условиях, в трагических противостояниях, возможно, в каких-то церковных беспорядках придется отставать свои монастыри, лавры и приходы. Но я думаю, что в конечном счете УПЦ выстоит, потому что у нее достаточно крепкие позиции, особенно на востоке Украины. И действительно, УПЦ имеет большое значение для украинского общества как церковь, которая объединяет людей разных политических позиций. В публичном пространстве, думаю, важным будет мнение глав разных поместных православных церквей в мире. И здесь РПЦ также не стоит ожидать изоляции, поскольку у всех разные мнения. Думаю, это будет такое многоголосье, в котором стороннему наблюдателю будет сложно разобраться. Это и сейчас видно по мнениям разных церквей. К примеру, Грузинская православная церковь не поддержала Константинопольский патриархат, но вроде официально не поддержала и Русскую православную церковь. Хотя некоторые ее представители и высказались в поддержку патриарха Кирилла. То есть у ряда церквей позиция амбивалентная, двойственная; у ряда – однозначная. Например, есть Себская и Болгарская церкви, которые сами натерпелись от Константинопольского патриархата. Есть Александрийский патриархат, который собирался быть посредником (но эти услуги уже явно не будут востребованы, только если по прошествии достаточно большого времени). И есть еще православные в Западной Европе; есть целый экзархат русских церквей там под эгидой Константинопольского патриархата. И я думаю, что будет все-таки иметь место разделение мнений по поводу того, что произошло. Украина. Крестный ход / YouTube.com Потому что, с одной стороны, церковная тематика используется в рамках вообще противостояния России и Запада с 2014 года. Но с другой стороны, в данном случае со стороны украинских властей и патриарха Варфоломея есть поистине вопиющие нарушения: украинские власти нарушают основные принципы религиозной свободы, свободы вероисповедания, а патриарх Варфоломей явно нарушает канон и просто разделят православный мир и украинское общество — опять же, под эгидой своего рода национализации. И фактически говорит «Берите суверенитета, сколько сможете», при этом игнорируя мнения всех остальных. И довольно сложно хоть что-то противопоставить аргументации РПЦ в данном случае. И стоит ожидать достаточно глубоких и разнообразных размежеваний в православном мире, но не изоляции. Она в данном случае исключена, потому что РПЦ все же является не только церковью Российской Федерации, как неоднократно говорил патриарх Кирилл, но это одна из крупнейших церквей мира, у которой есть приходы и в Юго-Восточной Азии, и в Африке, и Латинской Америке, и в Западной Европе. Вообще все пространство Евразии — это Русская православная церковь. Таким образом нужно будет привыкать жить в условиях глобального противостояния «восточного» православия в лице РПЦ и тех, кто ее поддерживает, и более либерального, ориентирующегося на Запад «западного» православия, которое олицетворяет патриарх Варфоломей, действительно стремящийся провести революцию в православном мире и возглавить часть этого мира, отделив Запад от Востока. Собственно, все эти проблемы накладываются и на проблемы Украины – потому что, в конце концов, как заявляют представители Киевского патриархата, пора понять, что идентичность русских и украинцев совершенно разная. Нужно понять, что это совершенно разные народы, говорят они. Собственно, именно поэтому многих украинских экспертов обидела фраза патриарха Кирилла фраза о том, что русские и украинцы — единый народ, родственные души. Обидела она их потому, что цель этого рассола — окончательно отделить украинскую идентичность от русской культуры, совершить такой цивилизационный разрыв», — сказал Роман Лункин. Источник: http://polit.ru/article/2018/10/13/autocephaly2

https://www.facebook.com/romanlunkin/posts/2389498517778412 Роман Лункин 33 мин. · Официальный документ из Константинопольского патриархата. Фактически провозглашена аннексия территории РПЦ в одностороннем порядке. Все раскольники, осуждённые РПЦ, признаны в своем статусе. Опять же без каких либо консультаций с патриархом Кириллом. Поражает готовность Варфоломея идти на поводу у украинской власти и киевского патриархата, неэтичное поведение по отношению к РПЦ. Зато Варфоломей властвует в Киеве, а раскольники уже не отщепенцы, а легитимные церковники, которым власть постарается передать максимум имущества. Последний пункт с призывом к миру звучит цинично. CREDO.PRESS ДОКУМЕНТ: «Немедленно восстановить Ставропигию Вселенского Патриарха в Киеве…». Сообщение Вселенского патриархата — Credo.Press ДОКУМЕНТ: «Немедленно восстановить Ставропигию Вселенского Патриарха в Киеве…». Сообщение Вселенского патриархата Под…

Порошенко хочет встать во главе церкви и увести ее за собой Эксперты уверены, что Вселенский Патриарх не пойдет на разлад с Московским Президент Украины Петр Порошенко фактически начал свою предвыборную кампанию, заявив о желании создать в стране единую поместную автокефальную церковь. По его просьбе депутаты Верховной Рады в четверг должны принять постановление по этому поводу. Они планируют обратиться с просьбой о создании автокефалии к Вселенскому Патриарху Варфоломею I/ Удивительное дело: на Украине, так же и во многих светских странах, Церковь отделена от государства. И тем не менее религиозные вопросы тут крепко переплетены с политикой. фото: ru.wikipedia.org По словам Порошенко, страна как никогда близка к созданию новой, независимой от Москвы, единой церкви. С этой целью он написал письмо Вселенскому патриарху Варфоломею I с просьбой предоставить автокефалию Украинской православной церкви, которое уже подписали представители двух церковных иерархий — епископы непризнанной Украинской православной церкви Киевского патриархата (УПЦ КП) и Украинской автокефальной православной церкви (УАПЦ). Украинскую православную Церковь Московского Патриархата, которая единственная из них всех является канонической, понятное дело, даже не спросили. При этом Порошенко уверен, что решение Синода Вселенского Патриарха о создании единой поместной автокефальной церкви на Украине может быть принято до 28 июля. На данный момент в мире есть около 15 автокефальных православных церквей, в том числе: русская, грузинская, румынская, болгарская, сербская, польская. Все они взаимодействуют между собой и порой принимают совместные решения. И в настоящее время на территории Украины, с точки зрения мирового православия, есть только одна каноническая церковь - Украинская православная церковь Московского патриархата (УПЦ МП). Украинская православная церковь Киевского Патриархата (УПЦ КП) и Украинская автокефальная православная церковь (УАПЦ) не признаются ни одной из канонических православных организаций. Соответственно, представительство УПЦ МП, которая на правах широкой автономии входит в состав Русской православной церкви, контролирует большинство приходов. В нее входит около 12000 общин, ее прихожанами себя считают 70% православных украинцев. УПЦ КП была создана в 1992 году в противовес «московской» и насчитывает порядка 5000 общин, а меньше всего общин насчитывает УАПЦ — 1200. Идея объединить церкви не нова, а разговоры о создании православной церкви, независимой от Московского патриархата, ведутся на Украине начиная с 1991 года. До Порошенко с этой инициативой выступал президент Виктор Ющенко, который также обсуждал этот вопрос с патриархом Варфоломеем, в том числе и в Киеве, куда приглашал Вселенского Патриарха на празднование 1020-летия крещения Руси. Но Варфоломей не дал своего благословения, а представители Московского патриархата отказались от участия в диалоге, сославшись на неканоничность УПЦ КП. Два года назад Верховной Рада уже обращалась к Вселенскому Патриарху с той же просьбой, но ответной реакции так и не дождалась. Возможно поэтому украинцы восприняли заявление Порошенко, как очередное предвыборное обещание. «Может они мечтают, что Варфоломей одним махом и анафему снимет с экс-митрополита Филарета, и одновременно объединит УПЦ КП и УАПЦ? Интересно бы узнать и у самого гаранта: неужели он уже забыл о том, как молился в канонической Церкви и принимал участие в Крестном ходе?», - написал один из пользователей соцсети. От имени УПЦ МП ответил заместитель главы отдела внешних церковных связей Николай Данилевич. По его словам, процесс преодоления раскола в православии на Украине возможен только на канонической основе и должен идти без политического вмешательства. «Об очередной попытке создания единой церкви руками государства я думаю, что это все закончится большим пшиком, как было много раз до этого. Будет много шума в СМИ, и на том все закончится», - прокомментировал он на своей странице в соцсети заявление Порошенко. Не поддержали президента Украины и депутаты партии «Оппозиционный блок» (ОП), назвав действия Порошенко попыткой вмешательства в церковную жизнь. По словам сопредседателя фракции ОП Юрия Бойко, церковь сама должна принимать решение и верующий сами должны выбирать, в какую церковь они ходят. Напомним, ситуация с расколом церквей усугубилась в 2014 году, после конфликта Украины и России. В ряде общин УПЦ МП началось разделение. В сентябре 2016 года председатель юридического отдела УПЦ МП Александр Бахов сообщил, что за два года церковь потеряла 40 храмов в пользу Киевского патриархата. При этом сами украинские власти напрямую вмешивались в церковную жизнь и инициировали законопроект N4128, который окрестили «законом о церковном рейдерстве», поскольку данный документ «о свободе совести» предлагал прихожанам определить принадлежность какого-либо храма путем голосования. Со своей стороны МП отдавать власть на Украине не намерен. Как заявил Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выступая на торжествах по случаю своего 70-летия, «мы никогда не согласимся на изменение священных канонических границ нашей Церкви, ибо Киев- это духовная колыбель святой Руси, как Мцхета для Грузии или Косово для Сербии». В беседе с «МК» эксперт сообщил, что создание единой церкви на Украине будет обозначать разрыв отношений Константинопольского патриархата с Московским. Роман ЛУНКИН, директор общественной организации «Гильдия экспертов по религии и праву»: - Нынешнее заявление, скорее, идеологические и политическое, поэтому конкретных церковных решений после письма Порошенко ждать не стоит. В противном случае, это будет обозначать, что Вселенский Патриарх Варфоломей следует конъюнктуре украинской политики. Конечно, это раздражает Московский патриархат, поскольку эту еще один камешек для того, чтобы отделить УПЦ МП от РПЦ, что конечно для Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и для РПЦ в целом будет большой трагедией. Ведь тогда практически половина приходов от нее отделится и будет самостоятельной церковью во главе со своим Патриархом. Однако Варфоломей вряд ли пойдет на столь открытый конфликт с РПЦ, поскольку это будет обозначать разрыв отношений и кроме того будет обозначать передел канонических территорий. Для Вселенского Патриарха это сложное решение. Дарья Зеленская Источник: https://www.mk.ru/politics/2018/04/18/poroshenko-khochet-vstat-vo-glave-cerkvi-i-uvesti-ee-za-soboy.html

РОМАН ЛУНКИН Украинская церковь и автокефалия Петр Порошенко и Вселенский Патриарх Варфоломей I president.gov.ua В Константинопольском патриархате рассмотрели просьбу президента Украины Петра Порошенко об автокефальной, то есть отдельной церкви. По этому поводу синод решил поддерживать контакт с сестринскими православными церквами. «Вселенский патриархат изучил вопросы, относящиеся к ситуации на Украине. Получив от церковных и гражданских властей прошение о предоставлении автокефалии. По этому запросу синод решил быть в тесном общении с другими сестринскими православными церквами для их информирования и координации», — говорится в сообщении, размещенном на сайте патриархата. Ранее СМИ сообщали, что Константинопольский патриархат не станет предоставлять автокефалию, так как в решении вопроса будет участвовать Русская православная церковь, выступающая против этого. Патриарх Варфоломей, Патриарх Кирилл и Дмитрий Медведев kremlin.ru Как уточнил представитель Украинской православной церкви протоиерей Николая Данилевич, в заявлении Константинопольского патриархата говорится, что он патриархат несет «ответственность за всеправославное единство» и будет обсуждать этот вопрос с другими православными церквами. «Это означает, что Константинопольский патриархат, который является ответственным за общеправославное единство, не сделает ничего такого, что бы этому единству помешало», — приводит украинское информационное агентство УНИАН слова протоиерея. Между тем Президент Украины Петр Порошенко в день приема патриархатом прошения Украины сообщил, что Вселенский патриархат начинает процедуры, которые необходимы для предоставления автокефалии УПЦ, передает информационное агентство РБК. Побеседовать с «Полит.ру» о ситуации согласился Роман Лункин, социолог, ведущий научный сотрудник Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН. По его оценке, для дискуссий вокруг возможности получения автокефалии Украинской православной церкви сейчас политически самый подходящий момент, однако по сути УПЦ не заинтересована в этом. «Это действительно довольно горячая тема. Но дискуссия вокруг украинской автокефалии – это дискуссия ради дискуссия. То есть представителям украинской власти, большинству депутатов Верховной Рады, за вычетом оппозиционного блока, важно поддерживать интерес к этой теме и само по себе обсуждение независимости Украинской церкви, единой церкви украинского народа, и создания некоей национальной конфессии, национальной структуры. Кафедральный Владимирский собор в Киеве Jorge Franganillo/flickr.com Сейчас для этого самый подходящий политический момент, поскольку есть определенное противостояние с Россией; у довольно большой части населения Украины есть представление о том, что такая единая церковь и необходима, и, собственно, уже существует. На деле это вопрос довольно сложный, потому что согласие части украинцев, что национальная церковь нужна, совсем не означает, что они выступают за полную независимость от Московского патриархата или что они антироссийски настроены. Это совсем не одно и то же. Все-таки Украина – самостоятельное государство, и люди в нем все больше осознают, что у них есть некие свои принципы, по которым их страна развивается. А после 2014 года такой перелом произошел во всех сферах общественной жизни. Сейчас как раз происходит процесс выстраивания нового украинского государства, и церковь – один из важнейших его элементов. Но здесь есть по крайней мере два мнения (на деле их масса, так как идет множество дискуссий на Украине на этот счет, но эти два существенно различаются): первое – это что в национальном государстве должна быть одна церковь, объединяющая народ; второе (как мне кажется, больше соответствующее историческому пути Украины) – это сохранение религиозного многообразия всех христианских конфессий, что в Украине существуют. Надо сказать, что даже в советское время в Украине было религиозной свободы, чем в Российской Федерации. А в 1990-е годы сложилось и православное украинское разнообразие: Автокефальная церковь, Киевский патриархат и УПЦ МП, Украинская православная церковь Московского патриархата. И представители власти, президенты Украины должны были лавировать между разными церковными юрисдикциями, не поддерживая прямо ни одну из них. Что создавало довольно демократичную ситуацию. В Киеве перед приемом Патриаха Варфоломея в 2008 году Jean & Nathalie/Wikimedia Commons Именно поэтому Украина на постсоветском пространстве является и можно сказать и сейчас в значительной мере является образцом религиозного многообразия и соблюдения свободы совести на постсоветском пространстве. Но российско-украинский кризис эту ситуацию скорректировал – в худшую сторону для полноценного соблюдения религиозной свободы и для статуса Украинской православной церкви. Да, и до 2014 года в Украинской православной церкви Московского патриархата были люди, которые выступали за полную независимость, а сейчас позиции этой «партии независимости от Москвы» в УПЦ упрочились. Потому что у Москвы теперь меньше рычагов влияния на Украинскую православную церковь. Более того, как мне кажется, патриарх Кирилл даже боится как-то повлиять или сделать так, что кто-то почувствует хоть в чем-то «руку Москвы». Поэтому Украинская православная церковь сейчас абсолютно независима. Соответственно, в рамках той «агрессии» и восприятия «российской агрессии» в украинском обществе естественно повысилась роль Киевского патриархата и патриарха Филарета. Пусть он не является харизматичным церковным деятелем и с точки зрения Украинской православной церкви Московского патриархата не каноничен, но его политические речи совпали с политической ситуацией. Филарет официально передал Президенту Обращение к Вселенскому Патриарху Варфоломею president.gov.ua Так что УПЦ оказалась в опасном положении, но именно политика украинской власти не даст УПЦ отделиться от Московской патриархии. В этом заключается парадокс, но это так: во-первых, президент Петр Порошенко и депутаты Верховной Рады идут в обход всех канонических норм. И это психологическое и политическое давление, безусловно, играет против создания независимой церкви, так как насильно объединять юрисдикции – это просто абсурд. И, кроме того, Украинская православная церковь (бывшая УПЦ МП – приставку МП, то есть упоминание о Московской патриархии, УПЦ давно уже не употребляет в свете известных событий), хочет все-таки остаться независимой. Хочет быть реально независимой, осознавая, что в рамках единой церкви она будет больше привязана к нынешней довольно нестабильной власти», – сказал Роман Лункин. Источник: http://www.polit.ru/article/2018/04/23/autocephaly/

2 Февраля 2017 Когда 1 февраля 2017 года премьер-министр Д.А. Медведев поздравлял патриарха Кирилла с 8-летием патриаршества, глава Русской Церкви отметил, что взаимодействие Церкви и государства «направлено на то, чтобы наша жизнь становилась лучше и духовно, и культурно, и материально, потому что Православная Церковь — это Церковь большинства нашего народа». Однако на основании исследования Левада-Центра от 31 января 2017 года получается, что жители России не считают Церковь и религиозные организации влиятельными институтами. Более того, «Независимая газета» в своей редакционной статье поспешила объявить, что по итогам этого опроса Церковь теряет свое влияние как раз на пике самых острых дискуссий вокруг Исаакиевского собора и попыток запрета театральных постановок в ряде регионов по просьбе местных епархий. Как может сочетаться образ «Церкви большинства» и признание слабости ее роли в обществе? Дело в том, что в реальной жизни православие исполняет много разных функций в глазах граждан – оно может быть символом культуры, истории, государственности, патриотизма, великолепия Церкви, личного благочестия. Большая часть социологических опросов государственных центров (ФОМ, ВЦИОМ) о православии и Церкви приучало и приучает респондентов и читателей к неизбежности быть большинством и уважать православие, не обращая внимания ни на что другое. Опрос Левада-Центра показывает, что люди намного лучше разбираются в церковных вопросах, чем даже многие социологи. Обычные люди, которым задают вопросы о Церкви и религиозных организациях, и отвечают соответственно – не о православии вообще, а именно о роли церковных институтов. Влияние «Церкви и религиозных организаций», согласно опросу Левада-Центра, с 2001 года медленно росло. В 2009 году это влияние достигло пика – 3,42 по пятибалльной шкале, а вот по сравнению с 2016 годом влияние упало – с 3,26 до 3,15, что не является, конечно, столь большим падением. В графике о роли общественных институтов график влияния Церкви ближе всего к показателям графика влияния директоров крупных предприятий. В опросе о доверии «Церкви, религиозным организациям», проведенном в сентябре 2016 года Левада-Центром, всего 43 % заявили о безусловном доверии, а 38% скорее не доверяют религиозным организациям (19% затруднились ответить). Также важно подчеркнуть одно интересное обстоятельство из этого опроса – с 2014 год по 2016 год, судя по графику, доверие к Церкви падало. Насколько Левада-Центр корректно подходит к исследованию роли Церкви в обществе? Многие предыдущие исследования демонстрировали противоречивость картины религиозных предпочтений россиян и их связи с приверженностью к каким-либо религиозным общинам. Вопрос о членстве в Церкви только отпугивает граждан в опросах, хотя рано или поздно его нужно будет задать. Вместе с тем, социологи фиксируют довольно четко – люди отрицательно относятся к тому, что Церковь занимается политикой. Кроме того, своеобразная религиозность россиян, основана, прежде всего, на страхах (Опрос Левада-Центра показал, что употребление слов «секта» и «сектанты» формирует атмосферу враждебности и ненависти). А страхи – это не одно и тоже, что христианская или мусульманская, иудейская или буддистская вера. Ранее, в 2012 году, исследовательская служба «Среда» задавала вопрос о Церкви в новой формулировке в рамках Атласа религий и национальностей (проект «Арена») и предложила гражданам такую опцию: “Исповедую православие и принадлежу к Русской Православной Церкви”. Для тех, кто слышал только мантру про «большинство и 80% православных», стало неожиданностью, что лишь 41% респондентов подтвердили свою принадлежность к РПЦ. В более чем в десятке регионов России принадлежащих к Русской Церкви – около 20% или даже менее. В отличие от опросов Левада-Центра, исследование службы «Среда» было, действительно, массовым и охватило почти 57 тысяч человек. Примерно треть населения страны это и есть потенциальная база поддержки Русской православной церкви. Потенциальность в том, что эта часть населения считает православие не только культурной ценностью, но и связывает РПЦ с патриотизмом и властью, и полагает это чем-то естественным. Однако это не означает, что они являются прихожанами или они готовы выйти на уличную демонстрацию в защиту интересов какой-либо епархии (как отец Дмитрий Смирнов грозил тем, что РПЦ выведет миллион верующих за передачу Исаакиевского собора – реальность этого очень сомнительна). Приверженность к Русской Церкви как институту и как корпорации на деле проявляет не такой уж и большой круг людей. Во-первых, это православные чиновники и бюрократический церковный аппарат, который растет, но все же пока не столь огромен (тогда как не каждый священник поддерживает решения патриарха и готов за них бороться с плакатами на улицах). Во-вторых, это консервативная патриотическая общественность – православные фундаменталисты, то есть люди идейные, как в движении «Сорок сороков» или им подобных, которые выступают против фильма о Николае II и Матильде Ксешинской. Читатель может спросить, а как же прихожане? Они существуют, а их количество и правда растет в последние годы, как и количество приходов, у людей есть потребность в том, чтобы приходить в храм и общаться о духовных вопросах с хорошим добрым священником. Однако для руководства РПЦ работа с разными группами людей в рамках приходов не является приоритетом, поэтому все зависит, как и ранее, от личности настоятеля церкви или епископа, число которых также растет. Боязнь узнать реальное число верующих и их отношение к церковному руководству заставляет избегать проведения любых открытых опросов в епархиях (с речью в Госдуме выступить значительно легче). Вопрос о влиянии РПЦ на общество, на социальную сферу, на реальные нужды людей – также очень сложный, поскольку на этом поле православие конкурирует с другими религиями и конфессиями. Несмотря на массовость зарегистрированных общин РПЦ, количество граждански активных общин и постоянных верующих, социальных инициатив Московского патриархата сравнимо с силой других конфессий - католиков и протестантских церквей (от лютеран и баптистов до адвентистов и пятидесятников) или мусульманских организаций, которые не считают «большинством» (а протестантов считают «меньшинством»). У мусульман и протестантов в реальности по 10 тысяч общин по России и по 3-5 млн активных сторонников (как прихожан, так и людей, вовлеченных в деятельность общин). Но против них используют Закон Яровой и Закон о противодействии экстремизму. Представления о молитве или богослужении в постсоветском обществе настолько дикие и примитивные, что ничего не остается, как воспитывать религиозное чувство с нуля. Чем раньше государство поймет ограниченность политических общественных ресурсов РПЦ и социальную силу других религиозных традиций России, тем выше будет рейтинг Православной Церкви именно как Церкви. И христианство в целом будет восприниматься не как повод для борьбы с Западом, сектами и внутренними врагами, с музеями, а как вера, основанная на Евангелии. Роман Лункин. http://www.sclj.ru/news/detail.php?SECTION_ID=467&ELEMENT_ID=7461 Фото: patriarchia.ru

22.05.2015 / Массовое религиозное сознание в России, противоположное атеистическому, сложилось в постсоветский период, и к концу 2000-х годов вступило в период своего расцвета. По существу на территории России, да и многих стран СНГ, за исключением Украины, сформировалась общая система понятий и символов, которые определили представление людей о том, что такое религиозность, каким должен быть набор «правильных» религий, какими принципами надо руководствоваться в отношении к иным конфессиям. Основными принципами российской гражданской религии (как можно с известной долей условности назвать это явление вслед за Робертом Беллой) стали верховенство и монолитность традиционных религий, православие как государствообразующая сила и источник патриотизма, православные как единая сила, религиозные меньшинства как неизбежное зло, отечественная духовность как часть антизападного и антидемократического мировоззрения. Безусловно, понятие гражданская религия имеет различные трактовки, но в данном случае мы рассматриваем это понятие, как сумму массовых представлений общества, каким-либо образом касающихся религиозной сферы. Исследователь феномена гражданской религии Владимир Легойда, опираясь не только на труды Р. Белла, но и на другие интерпретации американских ученых, выделил несколько подходов. В первом подходе под гражданской религией понимается определенный набор сакральных идей, символов и ритуалов, разделяемый подавляющим большинством американцев и являющийся основой национальной самоидентичности, а также служащий способом национальной консолидации, не задевающим личных религиозных взглядов американцев. Вторая трактовка предлагает рассматривать американскую гражданскую религию прежде всего как культ государства, в центре которого находится идея избранности американской нации. Сторонники третьей точки зрения полагают американскую гражданскую религию компромиссным альтернативным вариантом традиционным верованиям. Правда, Легойда резонно отмечает, что есть и четвертое направление. Оно «выступает против того, чтобы рассматривать гражданскую религию в качестве реально существующего феномена, отказывает ей в собственной онтологии и считает концепцию гражданской религии в лучшем случае чем-то вроде веберовского идеального типа – не служащей адекватным отражением реальности интеллектуальной конструкцией, которая может помочь исследователю понять некоторые процессы в американской общественно-политической жизни [Легойда В.Р. Гражданская религия: pro et contra. Государство. Религия. Церковь. В России и за рубежом. Информационно-аналитический бюллетень РАГС. 2002, № 2. URL: http://www.religare.ru/2_1555.html]. Российский феномен гражданской религии можно рассматривать с точки зрения всех этих подходов. В нем есть и ритуалы, и символы, и национальная гордость, и культурно-историческая и национальная самоидентификация, отождествление развития религии и государственности. В рамках масс-медиа, в общественных дискуссиях эти символы и ритуальные заявления транслируются повсеместно, однако собранные воедино они становятся еще большей условностью, чем каждый по отдельности. Элементы массовых представлений о религиозном мире России формируют иллюзорное представление о реальности и ставят проблемы новых подходов к исследованию религиозного сознания и религиозной жизни. Православный монолит Восприятие религии в общественном сознании России основывается на четко определенном наборе понятий. К ним относится представление о православности большинства россиян, об абсолютном авторитете Русской православной церкви, а также о том, что Россия – это православная страна, которая сохранила традиционную культуру в отличие от либеральной Европы. В этом духе высказываются представители Московского патриархата, старающиеся создать государственную церковь в формально светском государстве, и многие политики, для которых защита традиционной религии и православных ценностей становится символом и инструментом успешной карьеры. Вся сложность исследования массового религиозного сознания заключается в том, что православность часто является просто способом самоидентификации, а не реального исповедания какой-либо веры, и следствия из этой декларативно провозглашенной веры могут быть самыми неожиданными. Наиболее удачная попытка посмотреть за занавес общепринятых религиозных символов была сделана в книге «Новые церкви, старые верующие – старые церкви, новые верующие. Религия в постсоветской России (Под ред. Киммо Каариайнена, Дмитрия Фурмана. М.; СПб.: Летний сад, 2007. 400 с.). Вышедший сборник статей стал продолжением фундаментального социологического исследования, начатого еще в 1991 году (последний опрос был проведен авторами в 2005 году). Результаты первого этапа работы были опубликованы в книге «Старые церкви, новые верующие. Религия в массовом сознании постсоветской России» (Под редакцией проф. Киммо Каариайнена и проф. Дмитрия Фурмана. М.; СПб.: Летний сад, 2000). Эволюцию отношения к религии в российском обществе, по мнению авторов первой базовой статьи сборника – главного научного сотрудника ИЕ РАН профессора Дмитрия Фурмана и директора Института Евангелической Лютеранской Церкви Финляндии Киммо Каарийнена – «Религиозность в России в 90-е гг. ХХ – начале ХХI века», можно представить в виде движения маятника от тотальной православной религиозности к размыванию и модернизации, а затем обратно. Постепенно, к постсоветскому времени, движение этого маятника затухает. Смену православия атеизмом авторы объясняют естественной реакцией на подавление любой свободной мысли: «В России воздействие модернизационных процессов на религиозную сферу принимает формы, в значительной мере отличные от тех, которые оно приняло в большинстве европейских стран. Крайний традиционализм православной церкви, ее полная, особенно с петровских времен, зависимость от самодержавного государства, жесткость и формализм идеологического контроля со стороны церкви и самодержавия подталкивали русское общество не к поискам новых форм религиозной жизни, а к идеологиям, прямо противоположным официальной идеологии «православия, самодержавия и народности», атеистическим». Именно заслоны на пути свободной религиозной мысли направляли общественную мысль в антирелигиозном направлении. В советское же время ситуация изменилась – легче было быть верующим, чем неортодоксальным марксистом. Когда маятник качнулся в 1990-е годы к вере, то в обществе, как отмечается в книге, сложился «проправославный консенсус». Авторы подчеркивают, что этот консенсус общенациональный, так как «очень хорошо» и «хорошо» к православию относятся и неверующие, и атеисты, и колеблющиеся. Причем, доверие к РПЦ в российском обществе априорное, и оно не связано с реальным положением дел в церкви, с какими-либо действиями священнослужителей, с их моральным, образовательным и культурным уровнем. О социальном составе духовенства рассказывает одна из статей сборника (Николая Митрохина) с говорящим названием «Социальный лифт для верующих парней с рабочих окраин: епископат современной РПЦ». Общественное сознание наделяет церковь несколькими ключевыми качествами – это ее «надмирность», неизменность и национальный характер. Большинство россиян считает, что РПЦ должна ограничиться духовными вопросами, а не решать общественные, политические и социальные проблемы. Церковь оказывается отстраненной от общества. Но тогда в чем смысл подобного представления о православии? Ответ на этот вопрос следует из аморфности самого по себе «проправославного консенсуса». Как подчеркивают авторы, только так «церковь может объединять современных русских с их предками, олигарха и нищую старушку, «братка», который между разборками вполне может дать деньги на церковь, и генерального прокурора, недавно призвавшего ввести институт полковых священников, правительственных чиновников и «коммуно-патриотическую» оппозицию. РПЦ – неизменный сакральный символ «русскости», «русской духовности» и русского единства». Процесс превращения православия в религию придающую вес в обществе, в «надмирный» символ, санкционирующий земное существование, происходит по мере эволюции общественного сознания в антидемократическом направлении, по мере относительной стабилизации за счет отказа от демократических институтов. Церковь и власть, отмечается в сборнике, «снова вместе, как до революции 1917 года, и укрепляют друг друга». Православность президента Путина способствует его религиозности, а церковь переносит на Путина свой авторитет. Православность еще не стала условием карьеры, но уже превратилась в признак социальной респектабельности. Безусловно, для социологов важно, кого можно назвать «традиционными верующими», последователями РПЦ. Пытаясь выявить хотя бы примерное число людей, которые сознательно исповедуют православие и являются в некоторой степени церковными, авторы книги отобрали лиц, которые удовлетворяют довольно строгим критериям для размытой в целом православной религиозности. В понятие «традиционные верующие» входят те, кто 1) идентифицируют себя как верующих; 2) верят в Бога, с которым можно вступить в личные отношения (а не в «жизненную силу»); 3) считают себя православными и 4) или а) посещают церковь не реже раза в месяц, или б) часто молятся. Эту категорию авторы назвали ядром всех верующих – в 1991 году таких было 3%, в 1996 – 6%, в 1999 – 7%, в 2005 – 8, 8%. Однако Каариайнен и Фурман замечают, что и ядро верующих им приходилось щадить и не применять на самом деле строгих критериев, так как 15% «традиционных верующих» не верят в загробную жизнь, 30% не признают воскресение мертвых, 13% никогда не причащались и т. д. Для того, чтобы сделать выводы о природе и дальнейшем развитии сложившегося в нашей стране особого «консенсуса», социологи приводят еще массу данных о социально-демографических и психологических характеристиках верующих, о соотношении религии и морали, религии и политики. Несмотря на все сложности и парадоксы посткоммунистического развития Россия идет в русле общемировой тенденции, которая условно называется «приватизацией религии», когда ослабляется роль религии как внешней по отношению к индивиду силе, способной заставить его верить в определенные догматы и совершать какие-либо действия. Рассуждения о перспективах российской религиозности приводят авторов к заключению, что отличительной чертой России является слабая самоорганизация гражданского общества, а отсюда стремление к воссозданию государственной церкви и православия как всеобщей официальной идеологии этого общества: «при этом людей, которых действительно можно назвать религиозными, в нем – крохотное меньшинство, перспективы роста которого – очень сомнительны, а моральная эволюция общества идет совершенно независимо от церкви. На наш взгляд, возникает болезненная и чреватая конфликтами ситуация». Утешением можно считать то, что Россия, по мнению ученых, неизбежно развивается в демократическом направлении, и установление контроля над обществом, как прежде, уже невозможно. Современное российское общество все-таки на порядок свободнее, чем в советское или в царское время. Проект АРЕНА Социологические опросы, которые касаются исповедания православия в России, столь противоречивы, что определенный вывод об осознанной вере россиян сделать трудно – то получается, что большинство называет себя православными, то оказывается, что 5% только что-то знает о вере в Иисуса Христа и регулярно посещает храмы. Проведенное в 2012 году масштабное исследование «АРЕНА: Атлас религий и национальностей» показало, что православность населения далеко не так монолитна, а страна в целом стала не столько постсекулярной (советский период скорее был псевдорелигией), сколько постправославной. Россия перестала быть страной какой-либо тотально покрывающей все ее просторы и всех граждан идеологии, будь то православие или коммунизм. Анкета в рамках проекта АРЕНА включала в себя вопросы по вероисповеданию, по религиозной практике, социально-психологическим характеристикам, национальности и социально-демографические параметры. Число людей, сознательно определяющих свою принадлежность к неправославной конфессии в ходе по-прежнему находится в пределах ошибки выборки (таков группы католиков, старообрядцев, протестантов, отдельно и не совсем корректно был выделен вопрос «исповедую пятидесятничество», хотя это также протестантизм). Однако же и православных, принадлежащих к РПЦ, в этом опросе 41% (эта цифра появлялась и в других опросах ФОМа и Левады-Центра, когда людям предоставляли на выбор разные конфессии, а не просто спрашивали – являетесь ли Вы православным?). При этом, опрос отчетливо фиксирует неправославную христианскую религиозность в массовом сознании населения в целом. 4% по России в целом ответили, что исповедуют христианство, но не принадлежат ни к какой конфессии. Эта группа впервые была выделена в общероссийском опросе, и это наиболее эксклюзивные данные из полученных в ходе опроса. Атлас религий, прежде всего, фиксирует массовое сознание, в котором присутствуют самые общие вещи, от которых не следует ожидать какого-то прорыва. Опрос проведен по заказу и по анкете Службы «Среда» по методологии МегаФОМа: исследуемая совокупность: городское и сельское население России в возрасте от 18 лет и старше. Выборка репрезентирует городское и сельское население субъектов России в возрасте от 18 лет и старше. География опроса: Исследование проходит в 79 субъектах РФ, где проживает 98,8% населения РФ (по данным переписи населения 2010 г). Отобранные субъекты РФ представляют все федеральные округа и позволяют сопоставлять результаты. В 4 субъектах РФ исследование не проводилось. Это Чеченская Республика, Республика Ингушетия, Чукотский автономный округ, Ненецкий автономный округ. Исходя из объяснения самого ФОМа, стоимость и сроки проведения исследования в этих регионах значительно выше из-за труднодостижимости населенных пунктов, проблем с транспортом и т.п. Количество респондентов: 56 900 человек. В каждом субъекте опрашивается 500–800 респондентов. Метод: стандартизированный опрос населения. Статистическая погрешность — по России в целом — не более 1%, по региону – не более 5,5%. Православие по-прежнему остается крупнейшей конфессией России, которая, так или иначе, консолидирует людей. После православия по численности идут только просто верующие в Бога без конфессии (25%). 41% православных, принадлежащих к РПЦ, — это хорошая попытка раздробить те 80%, которые считают себя православными. Все-таки называть себя православным, то есть русским или русским по культуре, это социальная норма в современной России – люди делают это машинально просто, потому что живут в этой стране и не хотят быть изгоями (православный=патриот во всех смыслах). С Церковью себя готовы ассоциировать в два раза меньше, и здесь становится ясным – православная самоидентификация имеет пределы, она ограничена и вполне может идти на убыль. Традиционные и нетрадиционные религии Понятие «традиционная религия» прочно утвердился в российском сознании с середины 1990-х годов. После принятия в 1997 году Закона о свободе совести «традиционными» стали называть православие, ислам, буддизм, иудаизм, упомянутые в преамбуле закона (понятия «традиционные религии» в самом тексте закона не было и нет). В массовых опросах ответы респондентов о месте и роли разных религий зеркально отображает стереотипы, созданные СМИ и представителями РПЦ. Исследования социологов Д. Фурмана и К. Каариайнена показали, что общество выбирает конфессии не по принципу близости к христианству и к РПЦ по вере, а по идеологическим признакам (набор четырех традиционных религий и все остальные): «Единственным объяснением отмеченного ранжирования может быть только то, что ислам, буддизм, католицизм и иудаизм — это традиционные религии нерусских народов России. Тогда как евангелические деноминации (лютеранство, баптизм или адвентизм и др.) «вторгаются» в сферу, где им нет места, создавая возможность выбора там, где его не должно быть». Еще одно свидетельство настороженно-негативного отношения к инославным, особенно новым (для основной массы россиян) конфессиям — недовольство теми видами их деятельности, которые в обыденном сознании ассоциировались с прозелитизмом. К 2005 г., отмечают социологи, эта тенденция стала доминирующей. Так, 55% россиян считали, что нельзя позволять нетрадиционным для страны деноминациям покупать (строить) для религиозных целей здания; 60% — проповедовать в общественных местах; 66% — распространять свои издания; 62% — открывать религиозные школы; 62% — проповедовать по телевидению[1]. Исследователи подчеркивают потенциальную опасность ситуации, когда виртуальная готовность поддерживать «традиционные религии» и противодействовать нетрадиционным не подкреплена практической верой: «Данные опросов позволяют говорить об увеличивающемся разрыве между усилением идеологической роли религии, нетерпимости к иным конфессиям и нерелигиозным взглядам и очень низким уровнем институциональной религиозности. Общество все более заявляет о себе как о религиозном, оно готово к установлению над собой идеологического контроля церкви, но при этом людей, которых действительно можно назвать верующими, в нем крохотное меньшинство, перспективы роста которого сомнительны. Так, на наш взгляд, возникает болезненная и потенциально конфликтная ситуация»[2]. К «нетрадиционными» религиям в России практически во всех сферах и слоях общества относятся как к «неизбежному злу» — именно в этой сфере наиболее ярко проявляются фобии и стереотипы массового сознания, характерные для постсоветской духовности. По существу под ними, прежде всего, понимаются именно инославные конфессии (то есть неправославные христиане) – баптисты, пятидесятники и харизматы, евангельские христиане, адвентисты, методисты, пресвитериане и т.д. Исключение составляют Российская Католическая церковь и Евангелическо-Лютеранские церкви разных направлений (да и то не все лютеранские юрисдикции считаются «исторически укорененными», и не вся деятельность католиков одобряется обществом и СМИ с подачи РПЦ[3]). Представители власти и РПЦ относятся к ним более гибко, с соблюдением церковной дипломатии, как к историческим этническим традициям, которые издавна существовали в России. Но как только оказывается, что и эти церкви лишились своего этнического характера и стали «русскими» по составу своих прихожан и частично духовенства, то и они попадают в разряд «нетрадиционных» церквей, которые не имеют права, с точки зрения, например, многих представителей РПЦ, заниматься прозелитизмом на российской территории. Близкую роль по сравнению с другими конфессиями играют также различные старообрядческие церкви и староверческие согласия. Важно отметить, что именно христианские конфессии составляют основную массу «нетрадиционных» конфессий и религий (по численности и влиянию в обществе). В прессе и политической риторике под «нетрадиционными» также имеются в виду новые религиозные движения (Свидетели Иеговы, саентологи, мормоны, чисто российские НРД, такие как Церковь последнего завета, движение «Звенящие кедры» и т.д.). Однако их упоминание в ряду «сект» носит скорее символический, устрашающий характер[4] – по сравнению с протестантами, их общины малочисленны, а их влияние в обществе мизерно. При этом, массовое сознание, невежество прессы и общественных деятелей или сознательная установка борцов с сектами до неузнаваемости смешивают христиан и нехристиан, не различая их и относясь к ним одинаково, хотя между инославными и НРД, безусловно, есть радикальные различия в вероучении, практике и мировоззрении. Восприятие инаковерующих в России является довольно архаичным и основывается на тех исторических глубинах сознания, которые еще не были затронуты модернизацией. Несмотря на бурное развитие религиозной жизни и принципиально иное социально-политическое значение неправославных церквей и движений в 2000-х годах, отношение к «нетрадиционным» религиям и конфессиям не изменилось и осталось на уровне основных постулатов советской политики самого жесткого в этом отношении периода 1930-х – 50-х годов, которые, в свою очередь, восходят к нетерпимости с «сектантам» в царской России, нетерпимости петровского времени по отношению к раскольникам, нетерпимости к еретикам во времена Иосифа Волоцкого, которая заключалась в стремлении полностью уничтожить «еретиков», что в значительной степени удавалось. Религиозные движения, христианские и нехристианские, воспринимаются в качестве своего рода неизбежного зла, их присутствие в религиозной жизни рассматривается с точки зрения степени их преступности, мошенничества их основателей и сумасшествия рядовых верующих. Находясь примерно в одинаковом положении «предателей» по отношению к исторической религии, а также гонимых верующих, представители «нетрадиционных» религий играют похожую роль в обществе. В обществе, которое провозглашает межрелигиозный мир и согласие одним из достижений России, крайняя нетерпимость к христианам в публичном пространстве оказывается укорененной нормой, а активная христианская миссия «злом». Община с иной верой как маленькая «империя зла» Восприятие инаковерующих всеми крупными институтами и общественными силами как своего рода «пятой колонны» или потенциальной и скрытой от глаз сектантской «империи зла» органично уживается в сознании российской элиты. В рамках массовых представлений россиян угроза «нетрадиционной религиозности» не имеет твердого фундамента – неосознанные фобии накладываются на общий низкий уровень вовлеченности в религиозные практики и страх перед любой религией в ее институциональном и идеологическом воплощениях. Государство и его представители периодически напоминают обществу о том, какой опасностью являются «тоталитарные секты» — это также одно из мифологизированных фантомных понятий, которое подчеркивает общественное «зло» нетрадиционных религий. Формирование осознанного неприятия инаковерия стало происходить с середины-конца 1990-х годов. В начале 2000-х годов религиозная политика властей была дополнена понятием соблюдения «духовной безопасности», в рамках которой из страны был выслан целый ряд иностранных миссионеров[5]. Несмотря на то, что «традиционные религии» время от времени противопоставлялись сектам в риторике политиков и чиновников, на официальном уровне борьба с инаковерием не провозглашалась в качестве задачи. Первые признаки перехода от аморфной политики декларативной поддержки «традиционных» в противовес сектами к контролю религиозной жизни и, в частности, христианских конфессий и НРД, обозначились в 2009-2011 годах. Тогда были предложены законопроекты Минюста РФ о регулировании миссионерской деятельности и о ликвидации такой формы как «религиозные группы», которые действуют без регистрации. Одной из вех стало также назначение в 2009 году главой Экспертного совета при Минюсте РФ борца с сектами Александра Дворкина[6] и в целом усиление влияния на органы власти представителей РПЦ после избрания патриарха Кирилла. Государственные усилия по распространению нетерпимости по отношению к инаковерующим фактически ограничились тем, что протестантские церкви стали в зависимости от региона испытывать больше проблем с арендой помещений, проведением любых публичных акций, с реализацией социальных проектов. Целенаправленно репрессивная борьба с сектами затронула Свидетелей Иеговы: целый ряд журналов «Сторожевая башня» был признан экстремистскими в судебном порядке в 2009-2011 годах, а в Таганроге в 2009 году была ликвидирована крупная община. В 2010-2011 годах прокуратура предприняла попытку признать практику пятидесятников вредной для психического здоровья в Хабаровске и в Благовещенске при участии в качестве экспертов православных борцов с сектами, но эти попытки ни к чему не привели[7]. С 2005 года обострилось восприятие протестантских церквей в качестве «пятой колонны», потенциальной прозападной силы, склонной к поддержке демократических ценностей и институтов. Причиной этого стало участие евангельских церквей в оранжевой революции в Украине на стороне Виктора Ющенко и Юлии Тимошенко[8]. Прямые обвинения в том, что протестантизм – это оранжевая угроза – звучали из уст православных активистов[9]. Подозрения в «шпионаже» в пользу Запада легли в основу религиозной политики, которую проводят многие региональные УФСБ по отношению к протестантам – пасторов приглашали на беседы, распространялись слухи о то, что в церквях есть «агенты ЦРУ», что все пожертвования отсылаются на Запада, собирались совещания с сотрудниками прокуратуры и СМИ, где говорится об опасности протестантов и нежелательности их роста и т.д. (в особенности, эта ситуация, судя по интервью с пасторами в ходе полевых исследований[10], характерна для регионов Центральной России, Юга, целого ряда регионов Сибири и Дальнего Востока). Антисектантские кампании, которые волнами возникают в прессе и в выступлениях чиновников, в большинстве случаев имеют лишь кратковременный идеологический эффект. Конкретным итогом таких кампаний часто является несколько оскорбительных выпадов или запретов по отношению ни к давно известным зарегистрированным церквям (а не санкции в отношении каких-либо неизвестных движений). Законопроекты по контролю религиозной сферы, предлагаемые Минюстом РФ и рядом депутатов Госдумы РФ, как правило, вызывали возмущение всех религиозных объединений, так как неизбежно затрагивали любую религию и конфессию. Для федеральной власти такого рода проекты были неприемлемы: потому, что вызвали бы слишком большую критику со стороны Запада, а религиозная политика России была бы похожа на политику худших среднеазиатских режимов[11]. Наконец, самое главное состоит в том, что кампании против сект не могут быть эффективными в силу беспредметности самого понятия «секта». Для представителей РПЦ существует более или менее четкое определение того, кто такие сектанты и «нетрадиционные религии». Секты – это группы неправославных верующих и движения от целителей и теософов, до иеговистов и пятидесятников, которые, по мнению борцов с сектами, могут разрушать сознания, зарабатывать деньги и жить на основании традиций и обычаев, не свойственных России [12]. «Нетрадиционные» — это все неправославные христианские церкви в России, а также нетрадиционные мусульманские движения (нелояльные РПЦ и власти[13]). В Межрелигиозный совет России, действующий при Московском патриархате, входят только представители «традиционных» религий – православия, ислама, иудаизма и буддизма[14]. Формально действует и периодически собирается Христианский межконфессиональный консультативный комитет стран СНГ и Балтии[15]. ХМКК действует при Отделе внешних церковных связей РПЦ и объединяет все «иностранные» церкви, действующие в России: католиков, баптистов, пятидесятников, адвентистов, лютеран, Армянскую апостольскую церковь и т.д. Реальные отношения РПЦ с различными «нетрадиционными» церквями варьируются от дипломатического и богословского диалога с католиками и некоторыми лютеранами до равнодушного отношения к баптистам и враждебного на уровне епархий к пятидесятниками и харизматам. Русская православная церковь в лице своих представителей, мирян и иерархов богословски и идеологически обосновывает опасность религиозных меньшинств, как для духовной жизни, так и для государственной безопасности. Справедливости ради, надо признать, что существует более гибкое направление сектоведения, которое рассматривает борьбу с сектами больше, с точки зрения сравнительного богословия, а не идеологического вреда для власти и общества. Такого рода сектоведение представлено Романом Конем, преподавателем Московской Духовной Академии, а также Виталием Питановым, главой Православного апологетического центра (Санкт-Петербург). Представители сектоведения противостоят сектоборцу Александру Дворкину, обвиняя его в «криминализации» сектоведения, поскольку изначально все «секты» рассматриваются как преступники, и в заимствовании американских терминов «тоталитарная и деструктивная секта» и американских методов борьбы, когда через родственников и суды сектоборцы пытаются «вырвать» инаковерующих из какой-либо общины[16]. Однако в силу поддержки со стороны РПЦ и созвучия государственной идеологии именно радикальная православно окрашенная антисектантская идеология (сектоборчество – идеология, направленная на борьбу и искоренение, лишение легитимного статуса неправославных конфессий и НРД) стала основанием для реального отношения православных активистов, чиновников и сотрудников правоохранительных органов к «нетрадиционной» религиозности. Средства массовой информации также представляют нетрадиционных верующих в качестве изгоев, асоциальной части общества, которая непонятна и занимается «промыванием мозгов». В журналистских материалах, в особенности, в массовых изданиях и на федеральных телеканалах, образ нетрадиционных религиозных групп обостряется до предела, доводится до абсурда в своих безумных и преступных чертах. Масс-медиа реагируют, как на естественное желание массового читателя читать про «страшные секты», так и на импульсы, которые исходят от политиков и религиозных деятелей (православная идеология является во многом обоснованием страхов перед нетрадиционными религиями, а православные сектоборцы основными экспертами в материалах об инаковерующих). В материалах прессы рисуются преступные образы как обезличенно «сект», так и конкретных общин (как правило, иеговистов и пятидесятников). Причем, поскольку материалы о реальных злодеяниях отсутствуют или же проступок верующего сложно приписать всему движению, в материалах масс-медиа самые жуткие обвинения основываются на том, что харизматы или саентологи в принципе занимаются религиозной деятельностью, то есть обучают последователей, в том числе детей, часто совершают эмоциональные молитвы, собирают пожертвования. Согласно Закону о свободе совести 1997 года (стт. 6, 21) все это является признаками любого религиозного объединения. Одна из основных особенностей описания инославных в СМИ заключается в том, что вопросы веры оказываются несущественными. Большинство публикаций в массовых изданиях и фильмов о «сектах» на федеральных телеканалах рассчитаны на чрезвычайно низкий уровень понимания того, что такое христианство, церковная жизнь и исполнение религиозных предписаний в целом[17]. Тема неприятия «нетрадиционных» религий, как это ни странно, объединяет либеральную и консервативную части общества. Если для консерваторов, государственников нетрадиционные религии естественно неприемлемы в рамках антизападной риторики и поддержки православия как основы русской культуры и традиции, то для либералов и демократов неприятие «сект» является осознанным или неосознанным противоречием. Политики демократического направления следуют в религиозном вопросе привычным для массового сознания пропагандистскими клише, которые сформировались в среде православных фундаменталистов и светской бюрократии на основе понятий и приемов советской атеистической пропаганды. Противодействие нарушениям светского характера государства и критика РПЦ со стороны либеральной общественности не сопровождается веротерпимой оценкой социальной и духовной роли других христиан в российском обществе. К примеру, о главенстве «традиционных религий» можно слышать и от оппозиционеров – политик Владимир Рыжков, к примеру, заявлял в эфире радиостанции «Эхо Москвы»: «У нас есть закон по религиям, где в преамбуле названы четыре традиционные в России религии, это: православие, ислам, буддизм и иудаизм. Поэтому мы строго стоим на почве российского закона»[18]. Более того, один из пунктов программы Республиканской партии России, возглавляемой Рыжковым, гласит: «Мы против идеи о необходимости в интересах ложно понимаемой безопасности страны введения единообразного образа мыслей по важным вопросам мировоззрения. Однако мы выступаем против навязывания нам извне при помощи огромных денег нетрадиционных для нашего народа идей и институтов, в том числе против беспредельной пропаганды чуждых нам сект и религиозных направлений». Требование соблюдения свободы совести идет лишь следующим пунктом[19]. В этом мнение оппозиционера полностью совпадает с заявлениями как радикальных православных сектоборцев, так и президента Владимира Путина о необходимости бороться с тоталитарными сектами. Программа РПР Рыжкова наиболее близка в отношении к сектам к программе другой условно оппозиционной партии «Справедливая Россия» Сергея Миронова. В разделе «Национальная политика» программы справедливороссов можно прочитать: «Партия выступает за свободу вероисповедания. Но мы не допустим разрушительной деятельности тоталитарных и человеконенавистнических сект и организаций»[20]. В программе партии «Яблоко» религиозный вопрос отсутствует, темы религии нет в высказываниях таких оппозиционеров, как Борис Немцов и Михаил Касьянов. Уникальным исключением является Михаил Прохоров – его движение «Гражданская платформа» принципиально отстаивает ценности светского государства и выступает против усиления влияния РПЦ на органы власти[21], то есть программа Прохорова является фактически атеистической. ЛДПР, хотя и не декларирует в своей программе активную борьбу с инаковерием, однако активисты партии постоянно участвуют в антисектантских акциях или поддерживают законодательство, направленное на контроль религиозной жизни[22]. Партия «Единая Россия» и в своей программе и в практической деятельности последовательно выделяет именно «традиционные религии», интересы которых должно защищать государство и его законы, согласно программе: «Возрождению и укреплению этих ценностей мы будем всемерно содействовать через развитие культуры, сотрудничество с традиционными российскими религиями. Мы приветствуем и будем поддерживать работу традиционных религий России в системе образования и просвещения, в социальной сфере, в Вооруженных силах. При этом должен быть, безусловно, сохранен светский характер нашего государства…. Никто не имеет права ставить национальные и религиозные особенности выше законов государства. Однако при этом сами законы государства должны учитывать национальные и религиозные особенности»[23]. Единственной партийной программой, в которой безоговорочно декларируется равенство всех граждан, независимо от религиозной принадлежности, является программа КПРФ: «Основополагающими ее (самобытной культурной и нравственной традиции России – авт.) ценностями являются общинность, коллективизм и патриотизм, теснейшая взаимосвязь личности, общества и государства. Отсюда вытекает стремление народа к воплощению высших идеалов правды, добра и справедливости, к равноправию всех граждан независимо от национальных, религиозных и других различий»[24]. Единодушие различных институтов и общественных сил в восприятии инаковерующих показывает стойкость советских стереотипов, которые касаются религии. Это единство мнений также говорит о внерелигиозном восприятии религии как таковой, а не только неправославных христиан. Как исследовать новую реальность? Развитие церквей как гражданских институтов формирует реальную социально-политическую идентичность, которая замещает или дополняет декоративную «гражданскую религию», либо, чаще всего, они существуют параллельно, не подозревая о том, что они противоречат друг другу. Замерить и проанализировать социальную роль различных церквей оказывается возможным фактически только в ходе полевых исследований. Именно беседы с лидерами и активистами общин помогают понять все многообразие проблем, идейных направлений, форм самоорганизации религии, вновь возникающих религиозных идеологий и движений. Религиозная жизнь становится все более неуловимой для исследователей, а ее изучение требует постоянного переосмысления того, что является социологическим знанием в рамках социологии религии и помогает проникнуть в суть религиозных процессов. Развитие религии в условиях глобализации, противоречивое течение секуляризации в разных странах мира привели ведущих социологов к выводам о том, что общество не отвергает веру в Бога, а становится перед выбором многих богов. Кроме того, от общих понятий социологи переходят к осознанию важности специфики каждой страны, региона, области (Ч. Тэйлор, Х. Казанова, П. Бергер, о том, что секуляризация часто означает не потерю религии, а «трансформацию мифа» в 1981 году в своей книге «Религия и социальные конфликты в США» писал Д. Фурман). Как отмечал Тейлор, человечество пришло к многообразным альтернативным формам религиозных исканий. Этим процессом затронуто любое общество, включенное в глобальную экономику, политику, поп-культуру. Россия также неизбежно вовлечена в этот мир цветущего многообразия религиозности, которое часто остается за рамками религиоведческих исследований и общественных дискуссий. Стремление изменить ситуацию в сфере социологических исследований религии в России и найти новые подходы и методы в изучении роли религии в обществе привели к созданию проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России» (руководитель – С.Б. Филатов). Этот проект стартовал в 1996 году и продолжается по сей день. Изначально специфика проекта не предполагала применения жесткой методологии, анкетирования, формализации на стадии сбора материалов. Фактически проект состоит из трех основных частей: первая – сбор информации в рамках неформализованных интервью, исходя из анализа ситуации на месте, вторая – анализ ситуации в каждом субъекте РФ, анализ развития того или иного религиозного феномена, направления, которые воплощались в текстах справок, третья — мониторинга ситуации с развитием отдельных движений и роль религии в регионах через СМИ. Структура справки, алгоритм полевых исследований в каждом регионе, особенности мониторинга и последующего отражения этих исследований в текстах постепенно менялись и также не предполагают существование в какой-либо неизменяемой форме. Такое социологическое описание религиозной жизни в России стало ключом к пониманию многообразия форм религии и процессов, связанных с религией внутри общественного сознания. Итогом эмпирических исследований стала разработка комплекса подходов, которые в целом можно назвать динамическим методом изучения современной религиозности, который позволил анализировать социальные функции религии в ее развитии, как совокупности различных феноменов, отойти от стереотипов как советских, так и постсоветских, избежать идеологизации исследования. Основные уникальные методы проекта таковы: — опрос ключевых информантов в регионе для понимания ситуации (список также корректировался); — неформализованные развернутые интервью с информантами по алгоритму, который предполагает выяснение уникального религиозно мотивированного общественно-политического мировоззрения информантов в регионе и религиозных различий разных направлений в понимании конкретной общины (лидера); — формирование структуры первой части «Энциклопедии» (по религиозным направлениям), «Атласа» (по субъектам РФ), а самое главное – структуры справок внутри «Атласа» по ситуации в регионах РФ от своеобразия исторического развития религии в регионе до особенностей описания конфессий и религий (к принципиально новому изданию о религиозно-общественной жизни в регионах России 2013 года структура была также скорректирована); — система постоянного медийного мониторинга религиозной ситуации и важнейших событий в религиозной жизни для дополнения «Энциклопедии» в общероссийском и региональном масштабе; — принципиальное внимание к аналитическим текстам, отражающим современные реалии (тексты являются логическим продолжением работы над описательными справками): анализ важнейших религиозных явлений и новых этапов в развитии отдельных церквей, общин, религиозных движений, наряду с региональной тематикой; — Формирование определенных научных требований к аналитике о современной религиозной жизни: знание ключевых проблем направления или ситуации, мировоззрения, идейных течений и их различий, знание основных активистов и неформализованные интервью с рядом избранных представителей, рассмотрение мировоззрения, вероучения и практики религиозного направления в социальном контексте (отношение к политике, власти, культуре, к миссии среди различных групп населения, социальному служению, к иным конфессиям и религиям и т.д.), соблюдение определенных рамок объективности и баланса в описании того или иного феномена, постановка проблемы, отражающей своеобразие роли того или иного религиозного направления, региональной религиозной ситуации на современном этапе. Обращение к эмпирической реальности (с помощью феноменологического подхода и динамического метода) становится необходимым требованием для социологического знания о религии в глобальном мире с его противоречиями в восприятии религии. Кризис исторических церквей оказывается не связанным с кризисом веры вообще, а рост влияния религиозных идей в обществе, в СМИ, в политической борьбе заставляет пристальнее вглядываться в то, что происходит на уровне общин и регионов. Для России особенно остро стоит проблема понимания религии, так как массовые социологические опросы не являются источником знаний о жизни верующих, а проецируют символическое формальное восприятие религии в обществе. Исследовательская работа над изданием «Атласа современной религиозной жизни»,а затем и «Религиозно-общественной жизни в российских регионах» показала, насколько важно для социолога держать руку на пульсе. Пожалуй, только в рамках полевых исследований наиболее ярко стали видны демократические инициативы православных приходов на местах и беспрецедентные успехи протестантских церквей в различных регионах страны. Масштаб изменений очевиден. Организованная религиозность активно пробивает себе дорогу. Христианские церкви формируют на месте постсоветской декларативной духовности свое «пространство для Бога», где есть каждодневная молитва, еженедельное посещение богослужений, следование конкретным, а не абстрактным, религиозным заповедям. Гражданское общество пополняется энергичными религиозными общинами, которые ведут независимую социально-культурную работу, привлекая добровольцев-прихожан и потенциальных верующих. Община одновременно исполняет множество функций – сбора для молитвы, служб, семьи, клуба, кафе, взаимопомощи, благотворительного пункта, школы, детского сада и т.д. Православные церкви становятся более открытыми за счет близости к нуждам простых сограждан, Католическая церковь и евангельские церкви занимают свою нишу в социальной работе, политике, культуре и бизнесе, постепенно меняется и отношение к ним в обществе, особенно на региональном уровне. В политической сфере с конца 2000-х годов происходит дифференциация взглядов. В рамках РПЦ агрессивные выпады основных спикеров патриархии, фактическое осуждение оппозиции, акции по судебному преследованию «богохульников» и критиков Церкви редко находят реальную поддержку на местах, в епархиях, на приходском уровне (от священников часто приходилось слышать, что такая позиция РПЦ лишь мешает православной миссии). Помимо этого, как в столицах, так и в регионах уже сформировался слой социально активной интеллигенции, которая является костяком активных приходов, мировоззрение этого слоя — демократическое. Как отмечает социолог Сергей Филатов, в 2010-х годах общество стало активно использовать религиозный язык, а именно христианский в социально-политических дискуссиях, в том числе в обсуждении роли Церкви, а поэтому по разные стороны политических баррикад часто оказываются не атеисты и верующие, а православные консерваторы и официоз и церковные либералы и евангельски настроенные активисты, цитирующие Новый Завет и «Отче наш» в ответ на выпады патриархии. Политическим прорывом можно назвать включение протестантских церквей в выборные кампании на местах, за пост депутатов местных советов, мэров городов, присутствие пасторов в Общественных палатах РФ и в регионах. Протестантизм стал в России одной из самых сплоченных демократических сил. Баптисты, евангельские христиане, пятидесятники, адвентисты выступают за соблюдение европейских норм демократии, верховенства прав и свобод человека, хотя и выступают с критикой стран Евросоюза с позиций консервативной библейской морали. Однако и в протестантской среде происходит политическое размежевание на государственников, выступающих за полную лояльность к существующей власти, и демократов, критикующих власть, требующих честных выборов и соблюдения свободы совести. Самым известным государственником является пятидесятнический епископ Сергей Ряховский, член Общественной палаты РФ, что касается демократической позиции, то ее придерживается в той или иной степени большинство служителей и верующих, поскольку она заложена в принципах гражданского воспитания в протестантской общине. Похожую социальную, культурную и политическую роль играют российские католики – они менее многочисленны, чем протестанты, но они оказывают значительное влияние на часть российской интеллигенции, которая симпатизирует западному христианству, а благотворительные проекты католиков в рамках организации «Каритас» служат примером как для протестантов, так и для католиков. *** Многие стереотипы, касающиеся религиозной жизни, православия или «нетрадиционных» религий и конфессий, отражаются в прессе, в мировоззрении церковных руководителей, в выступлениях политиков, в массовых социологических опросах, на бытовом уровне. Эта своеобразная «гражданская религия» полна противоречий и парадоксов, однако задача исследователя проникнуть за священный занавес массовой духовности и понять все многообразие религиозной жизни и проблем, стоящих перед верующими, возникновения и развития новых и старых церквей, их отношений с обществом и государством. Только став монолитным фактом общественного мнения, «гражданская религия» постсоветского общества стала размываться, а ее несоответствие реальному религиозному многообразию и межрелигиозным отношениям, развитию общин становится все более очевидным. Р. Н. Лункин, ведущий научный сотрудник, Институт Европы РАН (Центр по изучению проблем религии и общества ИЕ РАН), кандидат философских наук. E—mail: romanlunkin@gmail.com. Адрес организации: 125993, Москва, Моховая ул., 11/3 «В». Lunkin, Roman. Senior Researcher, Institute of Europe Russian Academy of Sciences, Center for Religious Studies. Address: Institute of Europe, 11-3B , Mokhovaya street, 125993, Moscow, Russia, tel.: +7495-629-45-07. E-mail: romanlunkin@gmail.com [1] Фурман Д., К. Каариайнен. Религиозность в России на рубеже XX — XXI столетий // Общественные науки и современность, № 1, 2007, C. 109-111, http://ecsocman.hse.ru/data/2010/12/06/1214828191/Kaariainen.pdf [2] Фурман Д., К. Каариайнен. Религиозность в России на рубеже XX — XXI столетий // Общественные науки и современность, № 2, 2007, C. 95, http://ecsocman.hse.ru/data/2010/12/01/1214824169/Furman.pdf;см. также: Новые церкви, старые верующие — старые церкви, новые верующие: Религия в постсоветской России/ Под ред. проф. К. Каариайнена и проф. Д. Фурмана. М.-СПб.: Летний сад, 2007. [3] К примеру, Сибирская Лютеранская церковь с центром в Новосибирске является чисто российским явлением, возникшим в начале 1990-х годов, и представители РПЦ также обвиняли ее в прозелитизме. См.: В Московском патриархате критикуют намерение «Сибирской лютеранской церкви» развивать миссионерскую работу в России, «Интерфакс-Религия», 06 января 2005 года, http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=532, а также: Русское Ревью Кестонского института, http://www.keston.org.uk/_russianreview/edition12/04Litkin.html Католики являются представителями более уважаемой Церковью в международном масштабе, но тоже осуждаются православной общественностью за миссию в России — прозелитизм. Пик критики католицизма пришелся на период нескольких лет после 11 февраля 2002 года, когда Папа Иоанн Павел II учредил на территории России четыре католических епархии. С 2009 года, когда патриархом стал Кирилл, а главой ОВЦС митрополит Иларион, католики и православные были провозглашены союзниками в борьбе с секуляризмом, но только на территории Евросоюза. [4] В ряду «сект», к примеру, часто упоминаются, помимо евангелистов. пятидесятников и иеговистов, «сатанисты», фантом, который существует часто только в воображении журналистов и борцов с сектами. [5] Lunkin R. Religion in Russia’s Federal Regions: Pragmatism or Witch-Hunt? // Frontier, Keston Institute, 2004, № 5, p. 37-44. [6] Назначение Дворкина вызвало возмущение верующих и представителей религиоведческого научного сообщества, которое вылилось в общероссийскую акцию «Инкизиторам-нет!». Акция стартовала 22 апреля 2009 года и собрала около 13 тысяч подписей. См.: http://inkvisitoramnet.livejournal.com/ [7] Решение о ликвидации Церкви христиан веры евангельской (ХВЕ) «Благодать» в Хабаровске за Альфа-курс и говорение на иных языках было отменено в 2011 году коллегией Верховного суда РФ, а церкви «Новое поколение» (Благовещенск, Амурская область) суду в 2010 году удалось лишь принять решение о том, что некоторые диски с записями проповедей пастора содержат элементы НЛП и вредны для психического здоровья. [8] Некоторые священнослужители поначалу открыто говорили о своих симпатиях к демократическому движению в Украине: Пастор Александр Дзюба: Украинская миссия — предвестник революции в России Интервью президента Ассоциации церквей «Посольство Божье» (в рамках Российского объединенного союза христиан веры евангельской) пастора Александра Дзюбы Роману Лункину \\ Русское Ревью Кестонского института, Апрель 2005, № 1, http://www.keston.org.uk/_russianreview/edition01/05Posolstvo.html. Однако руководство российских протестантских союзов после 2005 года периодически пытается оправдаться, заявить о лояльности властям и отмежеваться от позиции украинских церквей: Пятидесятники не станут инструментом «оранжевой» революции, Интервью с главой РОСХВЕ Сергеем Ряховским, Интерфакс-Религия, 13 июня 2005 года, http://www.interfax-religion.ru/?act=interview&div=27. [9] См.: Петр Сергеев. Харизматическая революция. Протестантизм и деятельность сект // Правая.ru, 21 ноября 2006 г., http://pravaya.ru/look/9845?print=1;Например, так звучит сообщение с одного из патриотических ресурсов: «Оранжевые протестанты» выиграли грант на духовное воспитание жителей Кенигсберга \\ http://ronsslav.com/oranzhevye-protestanty-vyigrali-grant-na-duxovnoe/. См. подробнее: Роман Лункин. Протестанты и политические конфликты в Евразии: спасение душ и управляемая демократия \\ Религия и конфликт. Московский Центр Карнеги. М.: РОССПЭН, 2007, с. 175-222, http://carnegieendowment.org/files/religikonnfl.pdf [10] В рамках проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России» (руководитель – Сергей Филатов). [11] См.: Роман Лункин. Зачем государство ужесточает законодательство о религии? Новые поправки как шаг к тотальному контролю над верующими, Портал «Религия и Закон», 2012-08-12, http://religionip.ru/news/roman-lunkin-zachem-gosudarstvo-uzhestochaet-zakonodatelstvo-o-religii-novye-popravki-kak-shag [12] Списки сект можно найти как на сайтах большинства православных епархий, так и на сайте Центра Иринея Лионского: http://iriney.ru/index.html [13] Принуждение к межобщинному миру. Для России традиционен тот ислам, который лоялен христианскому большинству, считает эксперт // Опубликовано в НГ-Религии от 02.02.2011, Оригинал: http://religion.ng.ru/politic/2011-02-02/1_islam.html [14] См.: interreligious.ru [15] См.: http://www.xmkk.org/ [16] См. о Романе Коне: http://www.pravoslavie.ru/authors/1121.htm, о Виталии Питанове: http://stavroskrest.ru/Vitaliy_Pitanov [17] См. подробнее: Сергей Филатов, Роман Лункин. Образы Православия и Протестантизма в светских СМИ: благолепие и уродство // Русское Ревью Кестонского института, №8, февраль 2006, http://www.keston.org.uk/russianreview-08.php. В существенно сокращенном виде эта статья опубликована на итальянском языке в журнале La Nuova Europa (Бергамо), 2005, december, №6 под названием “La fede in versione nazional-popolare”. [18] Перехват, 01.09.2012, http://www.echo.msk.ru/programs/interception/925338-echo/ [19] Программа РПР – наш взгляд в будущее, http://www.ryzkov.ru [20]См. программу на официальном сайте партии: http://www.spravedlivo.ru/upload/file/programma_2010_cs2_v4.pdf [21] Михаил Прохоров. Платформа светского государства // Газета «Коммерсантъ», № 170 (4955), 12.09.2012, http://mdp2012.ru/smi/558.html [22]См.:http://www.ldpr.ru/#ldpr_talks/LDPR_in_the_media/LDPR_bill_only_sets_rules_ceremonies_RIA_Novosti_November_16_2012, http://www.ldpr.ru/#party/regions/Nizhniy_Novgorod_Region/Nizhny_Novgorod_Events/NRA_Liberal_Democratic_Party_intends_to_take_control_of_the_situation_with_the_sect_religion_of_Antichrist_in_the_north_of_the_Nizhny_Novgorod_region [23] Программа партии «Единая Россия». Раздел «Наши ценности. Духовность и единство российского народа», http://er.ru/party/presidential_election/ [24] Программа КПРФ, http://kprf.ru/party/program http://religious-life.ru/2015/05/grazhdanskaya-religiya-v-rossii/

Версия для печати Добавить в избранное Обсудить на форуме Верующие стали главным раздражителем для российских власти и общества Об авторе: Роман Николаевич Лункин – руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН. Совет безопасности подключился к формированию политики в области религии. Фото с официального сайта президента РФ Самым логичным и закономерным следствием реставрации советских стереотипов в России в последнее десятилетие стало изменение отношения к религии. Массовый интерес к вере в 1990-е годы должен был смениться охлаждением и спадом, что и произошло. Но мало кто мог предположить, что в обществе в итоге сложится совершенно необычное сознание, построенное на отрицании религии. Как это могло произойти в стране, которая пережила атеистические репрессии и миссионерский бум после распада СССР? Социолог Дмитрий Фурман еще в 2007 году в книге «Новые Церкви, старые верующие, старые Церкви, новые верующие» писал о том, что в стране слишком велик разрыв между официально навязываемой идеологией «традиционных религий» и невежеством населения в сфере практической религиозности. Потенциальные конфликты, заложенные этой ситуацией, в настоящее время становятся реальностью. Конфликт с институциональным православием – с РПЦ – приобрел странные формы, поскольку рост влияния Церкви все нулевые и 10-е годы происходил по возрастающей, особенно с приходом патриарха Кирилла. Верующих – в смысле членов Церкви – действительно становится больше, обновляется состав приходов, но рост почти в тысячу общин в год при нынешнем патриархе (с 11 тыс. в 2009 году до 16 тыс. в текущем году) был бы невозможен без жесткого административного вмешательства. В России не возникает автоматически столько православных общин со своими активистами, тогда как стремление власти поддерживать РПЦ и мнение ее лидеров на государственном уровне растет. Конфликт с инаковерующими стал постоянным и значительно усилился в связи с антизападными настроениями, страхом перед радикализмом на религиозной почве. Однако у ведущейся с завидным постоянством борьбы с неведомыми «сектантами» один источник – неудовлетворенность собственной «традиционной» религией (конечно, прежде всего православием) и отсутствие знаний о ней. Отсюда беспокойство о том, что кто-то еще соберет больше денег, будет успешнее в привлечении людей, современнее и добрее, будет вести социальную работу и даже проповедовать. Вряд ли сенатор Елена Мизулина, которая выступила 17 ноября с.г. с предложением законодательно закрепить понятие «деструктивная секта», смогла бы объяснить, кого и за что она хочет наказать с правовых позиций, но она уверена в том, что кого-то наказать надо. В Госдуме РФ есть группа депутатов по защите христианских ценностей, которая беспокоится не о проповеди Христа и 10 заповедей, но также о «сектах». Фактически руководство РПЦ не знает, что делать со стихийным общественным протестом, учитывая, что он приобретает порой довольно абсурдные формы. Люди, которые называют себя православными, выступают против строительства храмов, но столь эмоциональные пикеты против новых церквей так же неразумны, как и массовые задержания противников РПЦ (в ноябре-декабре с.г. прошли обыски и аресты активистов протеста против строительства православного храма в парке «Торфянка»). Скандалы вокруг оперы «Тангейзер» в Новосибирске в 2015 году, рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» в Омске минувшей осенью и им подобные показали, что общество не понимает, почему верующим неприятно видеть Иисуса Христа в экстравагантных образах. Представителям власти ничего не остается, как поддерживать монолитную конструкцию идеологии «традиционных религий» во что бы то ни стало. Чиновники и политики не хотят признавать свои ошибки и ссориться с православными активистами. Единственный выход, который нашло государство, – объявить всю религиозную сферу потенциально опасной. В Доктрине информационной безопасности России (утверждена указом президента РФ 5 декабря с.г.) закреплено положение о том, что религиозные организации могут использоваться спецслужбами «отдельных государств средств оказания информационно-психологического воздействия, направленного на дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в различных регионах мира и приводящего к подрыву суверенитета и нарушению территориальной целостности других государств… Наращивается информационное воздействие на население России, в первую очередь на молодежь, в целях размывания традиционных российских духовно-нравственных ценностей» (III. 12). Ранее только Концепция национальной безопасности РФ 2000 года провозглашала необходимость противодействия иностранным миссионерам и «культурно-религиозной экспансии на территорию России со стороны других государств». В «Пособии для работников органов исполнительной власти и правоохранительных органов по вопросам взаимодействия государства и религиозных организаций» (разработано ФАДН России, МВД России и Минюстом России 28 ноября с.г.) отмечается, что усвоение иных религий для граждан вредно, а православие не отрывает человека от коллектива, хоть и может вызвать «психологическое напряжение». Наконец, законодательные нововведения, ставшие частью так называемого «пакета Яровой» от 6 июля с.г., привнесли максимально широкие основания для привлечения верующих к ответственности за миссионерство (до 50 тыс. руб. штрафа для граждан, до 1 млн – для организаций). Этот закон затронул всех: за период с 20 июля, когда он вступил в силу, до настоящего момента зарегистрировано более 20 судебных дел. Оштрафовали пастора в Марий Эл за выступление на празднике в деревне, евангелиста из США в Орле за то, что приглашал людей в свою квартиру читать Библию, гражданку Украины в Кемерове за то, что выступила во время богослужения, баптистов в Ноябрьске и в Оренбургской области за организацию детских площадок и т.п. (в большинстве случаев видеосъемку «преступлений» производили сотрудники ФСБ). Прямым следствием «закона Яровой» стало привлечение иностранцев за нарушение визового режима, если они принимали участие в богослужении какой-либо Церкви. Чиновники на местах в массовом порядке стали принуждать религиозные группы регистрироваться или уведомлять о своем существовании, хотя закон не обязывает их это делать (в Севастополе ответственный за отношения с религиозными организациями чиновник в интервью автору этой статьи заявил, что если группа не соглашается, то власть «находит рычаги», обращаясь в силовые структуры). Произвол по отношению к одним (нетрадиционным) и при этом равнодушие к реальным интересам других (традиционных) – это сама по себе опасная политика, лишь внешне похожая на поддержание баланса интересов большинства и меньшинства. Большая ошибка чиновников и спецслужб состоит в убеждении, что неправославные не могут развиваться сами по себе, без зарубежной помощи. Помимо приходов РПЦ в России растут в основном мусульманские и протестантские общины (в стране до 10 тыс. общин каждой из религий), но они скрывают более половины своих групп от органов юстиции, так как этому их научила жизнь (строгая отчетность, проверки). Но даже и в такой ситуации религиозные объединения могут существовать, а политика рано или поздно привела бы к либерализации и законодательства, и реальной политики в регионах (что уже происходит на Северо-Западе, на Дальнем Востоке и в Сибири). Но есть фактор, который не позволяет ждать еще одно или два десятилетия. Это угроза экстремизма на религиозной почве. Современное отношение государства к религии делает власть слепой и бессмысленно жестокой в сфере борьбы с религиозными радикалами (это не экстремисты, но фундаменталисты по убеждениям) и с нетрадиционными верующими. Законодательство запугивает даже законопослушных верующих и их движения. С конца нулевых годов региональную религиозную политику стали на практике осуществлять силовые структуры, а не исполнительная власть. В связи с этим произошел переворот в политической сфере: Конституция и Закон о свободе совести перестали действовать, а чиновники на местах, даже добросовестные, вынуждены игнорировать всех неправославных (о чем не раз заявляли в интервью автору статьи). Полиция и сотрудники спецслужб не видят оттенков разных течений, их особенностей, не понимают сетевого характера современной религиозности, психологии фундаменталистов, находясь в поисках потенциальной угрозы. В какой-то мере силовые структуры так и должны себя вести в любом государстве, которое заботится о своей безопасности. Но отдавать им в руки все отношения с религиозными объединениями в регионах и подстраивать под их страхи законодательство – это путь к новым непредсказуемым конфликтам. http://www.ng.ru/ng_religii/2016-12-21/5_412_doctrina.html

Почему Россия теряет православные страны В последнее десятилетие из числа союзников России ушли Болгария, Румыния, Молдавия, Греция, Сербия, Грузия. Почему Россия теряет православные страны? Может быть, дело в кризисе самого православия? Или в кризисе государственности и власти, которая отреклась от религии? Об этом в эфире видеостудии Pravda.Ru рассказал Роман Лункин, ведущий научный сотрудник Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН. Фото: Архив Pravda.Ru — Немногие православные страны сейчас остаются союзниками России. Почему так случилось? С вашей точки зрения, это кризис православия или государственности? — Про кризис православия я бы не стал говорить, прежде всего потому что православие в принципе раздроблено, в отличие от унифицированной католической Церкви, где выстроена большая иерархия, крайняя степень централизации и подчинения Папе Римскому. Такого рода системы в православных Церквях нет. Есть несколько десятков православных юрисдикций по всему миру. То, что со стороны понимается как некий кризис Православия, раздробленность, является, с другой стороны, естественным состоянием православного мира в отличие от других конфессий. Так же, в общем-то, раздроблен протестантизм: там есть тысячи направлений, но при этом никто не говорит о кризисе протестантизма в настоящее время. В развитии русского православия, я считаю, 2016 год будет считаться переломным моментом, прежде всего потому что оно вышло на международную арену, сделало заявления глобального масштаба для преодоления новой мировой войны. Я имею в виду защиту прав христиан на Ближнем Востоке и во всем мире. Это новая важная тема для Русской православной церкви. Раньше РПЦ не была столь глубоко вовлечена в разрешение международных конфликтов. Сейчас это происходит. Патриарх Кирилл вышел на международную арену в качестве большого политика и дипломата в рамках встречи с Папой Римским в Гаване в феврале этого года. Эти события меняют облик православной церкви, и я думаю, что вовлеченность в международную политику частично меняет и мировоззрение самой РПЦ, поскольку она выступает в довольно непривычной для себя роли. Это не только миротворчество, что было свойственно православной церкви и раньше, это прежде всего участие в защите прав человека, прав христиан. Церковь выступает в защиту свободы совести в разных странах мира, не только на территории Сирии, Ирака, но и в других государствах. Так, патриарх Кирилл около двух лет назад впервые официальным письмом вступился за осужденного протестантского пастора в Саудовской Аравии. К этому надо добавить выступление за права христианского населения, христианских церквей в странах Европейского Союза. Там есть дискриминация христиан в публичном пространстве европейских государств. Впрочем, нечто подобное происходит и в России. Мы православная страна, но при этом постоянно видеть священников или провозглашение религиозных постулатов прямо в публичном пространстве многие люди не хотят. Судя по опросам, почти все называют себя православными, но при этом исполнять требования, которые предъявляет церковь, люди не отказываются. Это странное противоречие роднит нас с европейскими странами. Как католики в Италии и Польше, как православные в Румынии, Болгарии и в других странах, российское большинство вроде бы верит в Бога, но в церковь не ходит. — Бывший премьер-министр Швеции Карл Бильдт заявил, что Путин использует православие против Запада, чтобы насаждать миру свои ценности, и что православное общество закрытое, и этим опасно. В то же время к нам продолжает двигаться волна католичества и других западных учений. Не растеряем ли мы свои ценности, не дойдет ли до того, что мы, по примеру католиков, признаем Папу наместником Бога на земле? — По поводу закрытости православия я не согласен. Православные общества — довольно открытые. В социальном плане церковь, конечно, ставит тяжелые условия, но с другой стороны, работает с прихожанами и помогает людям. Это делает церковь ближе к обществу. В Греции, например, приходская общинная жизнь развита больше, чем у нас, потому что у нас было советское время, и еще не такой большой период прошел для восстановления полноты нашей общинной жизни и того, чтобы большинство верующих вообще поняли, что каждое воскресенье ходить в церковь — это нормально. Что касается данайцев, дары приносящих, тут действительно есть эти опасности. Это, безусловно, связано и с украинским кризисом и расколом. Ведь на Украине приходов Московского Патриархата было почти столько же, сколько в России. Западные религиозные организации ведут подрывную работу и в самой России. — Есть опасность размывания православного мировоззрения. — Да, эта проблема и угроза стоит, прежде всего, перед РПЦ, потому что именно она — крупнейшая православная церковь мира. И вслед за продвижением РПЦ на международной арене, в Церкви становится все больше открытости. Беседовала Любовь Люлько Подготовил к публикации Юрий Кондратьев Источник: http://www.pravda.ru/world/formerussr/04-10-2016/1314902-lunkin-0/

Лункин Роман Николаевич – к.фил.н., Институт Европы РАН Научную, правозащитную и религиозную общественность всколыхнула новость о составе Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации. В его состав вошли известные православные деятели — Александр Дворкин (ставший его председателем), ближайший сотрудник Дворкина священник РПЦ МП Лев Семенов (что само по себе неэтично для Экспертного совета, который должен быть беспристрастным органом), Евгений Мухтаров, журналист из Ярославля, борец с «сектами», известный своими статьями против пятидесятников, Роман Силантьев, директор «правозащитного центра» Всемирного русского народного собора, созданного митрополитом Кириллом, а также Александр Щипков, православный публицист, а ныне советник спикера Совета Федерации Сергея Миронова, который известен своей непробиваемой лояльностью как к власти в целом, так и к РПЦ МП в частности. Все остальные имена членов Совета, за редким исключением (маститый религиовед, профессор МГУ И.Н. Яблоков, специалист по исламу В. О. Бобровников, специалист по государственно-церковным отношениям Н. В. Володина и некоторые другие) ничего не скажут представителям общественности, интересующейся религией. В Совет, например, не вошел философ и религиовед, один из старожилов Совета при Минюсте со дня его основания — профессор МГУ И. Я. Кантеров. Все те, кто могли бы поспорить с Дворкиным и сделать это смело, в новый совет не вошли. В «антикультистской» деятельности православных активистов по сути нет ничего незаконного — «сектантами» и «сектой» они могут называть инославных и новые религиозные движения по тем или иным вероучительно-богословским причинам. Однако есть люди, которые переходят всякие границы в борьбе с «сектами», входят в азарт, привносят в эту информационную и судебную войну нездоровые эмоции — проще говоря, истерику. В этом случае «сектоведа» уже не интересует реальная практика и вероучение других христианских церквей, а тем более — новых религиозных движений. Все они становятся в его глазах «мошенниками». Создание Совета при Минюсте, собравшего такие персонажи, всколыхнуло научную и религиозную общественность, а главное — вынудило представителей Московской патриархии оправдывать Дворкина и его друзей, по существу брать на себя ответственность за «сектоведение» в дворкинском духе. Новый Экспертный совет при Минюсте РФ вполне способен стать карательным органом, а не просто формальным собранием академических экспертов, потому что Минюст еще в феврале расширил полномочия этого Совета. Было увеличено количество поводов для проведения государственной религиоведческой экспертизы. В частности, «экспертизы» (учитывая состав Совета, трудно в данном контексте писать это слово без кавычек) будут проводиться для признания организаций экстремистскими, для признания литературы экстремистской (то есть для составления «кодексов запрещенных книг») по делам, связанным с членами религиозных объединений. Достаточно прочитать Положение о Совете при Минюсте РФ, которое было принято 18 февраля 2009 г., чтобы понять, что эксперты этого Совета смогут делать практически все, что захотят. В документе говорится, что Минюст России (или его территориальный орган) вправе направить запрос о проведении экспертизы в следующих случаях: а) при поступлении в Минюст России (его территориальный орган) в установленном порядке заявления о государственной регистрации: религиозной организации, не имеющей подтверждения, выданного централизованной религиозной организацией того же вероисповедания; изменений, вносимых в устав религиозной организации (в том числе в ее наименование), если эти изменения связаны с указанием или изменением сведений о вероисповедании организации; б) при необходимости экспертной оценки наличия или утраты в деятельности зарегистрированной религиозной организации признаков религиозного объединения (вероисповедание; совершение богослужений, других религиозных обрядов и церемоний; обучение религии и религиозное воспитание своих последователей); в) при необходимости проверки достоверности и соответствия фактической деятельности религиозной организации формам и методам, сведениям об основах вероучения, заявленным при ее государственной регистрации; г) при вступлении в законную силу решения суда о признании гражданина, являющегося членом (участником) религиозной организации, лицом, осуществляющим экстремистскую деятельность; д) при вступлении в законную силу решения суда о признании экстремистскими материалов, изготовляемых или распространяемых религиозной организацией. В связи с созданием Совета при Минюсте РФ важно обратить внимание на несколько ключевых моментов, которые могут создать многочисленные конфликтогенные ситуации в большинстве регионов нашей страны. Во-первых, Приложение N 1 к Приказу Министерства юстиции Российской Федерации от 18 февраля 2009 г. N 53 значительно расширяет объекты и задачи экспертизы, а также поводы для запросов о проведении экспертизы. По сути, новый порядок проведения государственной религиоведческой экспертизы наделяет Экспертный совет беспрецедентными полномочиями государственного органа по контролю за религиозными организациями, а также формами и методами религиозной деятельности. Пункт 7(e) гласит, что Минюст России (его территориальный орган) вправе направить запрос о проведении экспертизы также и в иных случаях при возникновении при государственной регистрации и (или) осуществлении контроля за соблюдением религиозной организацией устава относительно целей и порядка ее деятельности вопросов, требующих специальных знаний. Несмотря на рекомендательный характер экспертизы, рекомендации Экспертного совета, а тем более решения Минюста России (или его территориальных органов), основанные на таких рекомендациях, могут рассматриваться как нарушение принципа отделения церкви от государства и как грубое вмешательство во внутренние дела религиозных организаций. При этом ст. 11 п. 8 Федерального закона № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» предусматривает проведение государственной религиоведческой экспертизы только при регистрации религиозной организации, а значит, проведение государственной экспертизы в иных случаях противоречит Закону о свободе совести. В данном случае грубо нарушается конституционный принцип верховенства закона. Ведомственный акт ставится выше Федерального закона, что недопустимо. Во-вторых, принцип формирования Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Минюсте РФ ставит под сомнение вообще авторитет религиоведческой экспертизы и научного сообщества, является вызовом по отношению ко всем дипломированным и признанным специалистам по религиоведению, философии и социологии религии, истории религии. В Экспертный совет были включены представители религиозных организаций (в частности, священнослужители), что нарушает п. 2 Приложения N 2 к Приказу Министерства юстиции Российской Федерации от 18 февраля 2009 г. N 53, в котором отмечается, что представители религиозных организаций могут привлекаться к работе Совета в качестве консультантов. Целый ряд членов Экспертного совета является не только представителями конкретной религиозной организации, но и людьми, известными своей борьбой с неправославными организациями и движениями в нашей стране с позиций православного сектоведения. Сектоведческая активность является церковно-общественной деятельностью, которая осуществляется при прямой или косвенной поддержке Русской Православной Церкви Московского патриархата. Однако далеко не все православные иерархи, священнослужители и миряне согласны с радикальными высказываниями и публикациями сектоведов, которые вносят разлад в межконфессиональные отношения в России и порождают межконфессиональные и государственно-конфессиональные конфликты, чему есть многочисленные примеры. Между тем именно такие радикально настроенные сектоведы (как Александр Дворкин, Евгений Мухтаров и др.) были включены в Экспертный совет и получили право давать рекомендации от имени государства, что резко выделяет их на фоне других членов Совета при Минюсте РФ. В-третьих, цели и задачи государственной религиоведческой экспертизы и присутствие в Экспертном совете людей, вовлеченных в острые межрелигиозные конфликты со стороны одной из конфессий, создает угрозу конституционному порядку в России и безопасности граждан нашей страны, а также не учитывает религиозного многообразия, исторически сложившегося в России. Разрушение многоконфессионального поля в стране может привести к провоцированию межрелигиозных и межнациональных конфликтов, к распаду страны и гражданского общества по религиозному и национальному признаку. Ранжирование организаций, нацеленных на публичное поощрение того или иного мировоззрения на безнормативной, внеправовой основе через предоставление или непредоставление государством статуса религиозной организации на основе решения Экспертного совета нарушает: ст. 14 Конституции РФ, которая провозглашает, что Российская Федерация — светское государство, и указывает, что религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом; ст. 28 Конституции РФ в совокупности с п. 2. ст. 29 и ч.1 ст. 13 Конституции РФ, которые запрещают пропаганду мировоззренческого превосходства и неравенства; положение о том, что государство «не вмешивается в деятельность религиозных объединений, если она не противоречит Федеральному закону «О свободе совести и о религиозных объединениях» (п. 2 ст. 4 ФЗ № 125). В связи с тем, что тысячи религиозных организаций, официально зарегистрированных и не принадлежащих к Русской Православной Церкви Московского патриархата уже испытывали на себе публичные (в электронных и печатных СМИ) оскорбления со стороны этих сектоведов и видят в их статусе «государственных экспертов» угрозу общественной стабильности и целостности государства, общественность обратилась с просьбой предотвратить будущие конфликты и судебные тяжбы о нарушении в России прав верующих. 10 апреля в московском Институте религии и права состоялась пресс-конференция ученых, правозащитников и религиозных деятелей «Нужен ли России суд инквизиции?», где было заявлено, что члены нового состава Совета при Минюсте РФ просто дискредитируют само представление о религиоведческой экспертизе, поскольку в Совет вошли люди вообще без научных степеней, а Дворкин как председатель Совета не является религиоведом и ученым вообще. Пресс-конференция в Институте религии и права фактически сорвала проходившую параллельно пресс-конференцию глав трех синодальных учреждений РПЦ МП — Отдела внешних церковных связей (епископа Волоколамского Иллариона), Отдела по взаимоотношениям церкви и общества (протоиерея Всеволода Чаплина) и Информационного отдела (Владимира Легойды). Главы отделов не сказали ничего нового относительно того, что же они собираются делать в качестве руководителей отделов, но вынуждены были оправдывать Дворкина, убеждая себя и других в его некоторой «компетентности». Обычно так бывает, когда отсутствуют иные аргументы: отец Всеволод Чаплин обвинил всех критиков Совета в «работе на зарубеж». Но поскольку ученым Дворкина назвать явно нельзя, даже с точки зрения патриархии, отец Всеволод Чаплин подчеркнул: «Критика в адрес Совета, наверное, связана с тем, что в нем присутствуют люди, не боявшиеся прямо ставить проблемы, связанные с интересами некоторых религиозных групп, в частности, имеющих мощную политическую и финансовую поддержку из-за рубежа». При этом сам же протоиерей заметил, что на Дворкина поступали жалобы, так как не все, о чем он говорил и писал, на 100% было правдой. Владимир Легойда отметил, что положение главы Экспертного совета Минюста, которое досталось сейчас Александру Дворкину, является «более ответственным», чем все те посты, которые он занимал ранее, и что сам Дворкин «это понимает». Во всяком случае, очевидно, что, поддерживая Дворкина и его друзей, главы новых синодальных отделов боятся, что все-таки его Совет будет постоянным источником конфликтов, а Дворкин будет реагировать на эти новые конфликты столь же яростно и нервно, как обычно. Таким образом, с образованием Совета при Минюсте РФ, который получил более широкие полномочия, чем ранее, государство и церковь приобрели головную боль, за которую они взяли на себя полную и абсолютную ответственность. Участники пресс-конференции в Институте религии и права «Нужен ли России суд инквизиции?» показали, по каким поводам и почему будут развиваться конфликты вокруг дворкинского Совета. По мнению главного редактора журнала «Религия и право» Анатолия Пчелинцева, полномочия Совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы должны быть прописаны в законе о свободе совести, куда необходимо ввести отдельный раздел, посвященный экспертизе. Новому составу Совета при Минюсте РФ приказом самого Минюста даются чрезвычайно большие полномочия. При этом председателем такого «чрезвычайного» Совета назначается человек без высшего образования, признанного в России, и без российских научных степеней, человек с очень скандальной репутацией. Кроме того, вопреки российскому законодательству у этого человека двойное гражданство — России и США. Дворкин и его сеть «антисектантских» центров, по существу, представляют собой подлинную псевдоправославную сектантскую организацию. А руководители «антикультовых» центров, вошедшие в Совет при Минюсте РФ, замешаны в экстремизме — к примеру, А. В. Кузьмин. Так, 26 марта этого года вступило в силу решение Центрального суда города Хабаровска по иску прокурора Хабаровского края, которым листовка «Осторожно, секта! Международное общество сознания Кришны», выпущенная региональным отделением организации «Молодая гвардия Единой России», признана экстремистским материалом, а автором приложения к этой листовке является «сектовед» Кузьмин. По словам Анатолия Пчелинцева, известно, что другой член Совета при Минюсте РФ, ярославский журналист Евгений Мухтаров, привлекался к административной ответственности за незаконную деятельность. Как отметил Анатолий Пчелинцев, надо «резко ставить вопрос» о том, что в Совет входят откровенные экстремисты. Профессор Академии труда и социальных отношений Екатерина Элбакян во время пресс-конференции отметила, что на государственном уровне нельзя допускать такие ошибки. В новом составе Совета при Минюсте РФ только профессор МГУ И. Н. Яблоков имеет религиоведческое образование, а все остальные — либо с историческими, либо вообще без научных степеней. Считается, что в религиоведении разбирается любой, однако это далеко не так, подчеркнула Элбакян. Профессор Российской академии государственной службы при президенте РФ Ремир Лопаткин сказал, что Совет во главе с Дворкиным будет служить только для раздора, тем более что в приказе Минюста РФ написано, что Совет имеет право контроля за деятельностью религиозных организаций, то есть «сектоведческий» орган будет обладать полномочиями даже большими, чем Совет по делам религий в советское время. По словам главы проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни» социолога религии Сергея Филатова, подорвано само представление об авторитете экспертного сообщества, раз таких людей можно включать в Совет на государственном уровне. Дворкин — самый известный член этого Совета, который выступает от имени РПЦ МП, а значит, Совет будет использоваться как «жандармский кулак». Член Совета Международной ассоциации религиозной свободы Михаил Ситников заявил, что не сомневается, что новые члены Совета при Минюсте будут покорно исполнять волю заказчика. Создание такого Совета — плевок в сторону общества, и общество должно указать на это хамство по отношению к ученым и религиозной общественности. Профессор Анатолий Красиков считает, что последние назначения в администрации президента РФ (Ивана Демидова) и в Совете при Минюсте РФ говорят о том, что после 1993 и 1997 гг. предпринимается новая попытка изменить религиозную политику и игнорировать конституционный принцип светского государства. Глава информационно-аналитического Центра «Сова» Александр Верховский подчеркнул, что Совет по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Минюсте РФ, состоящий из «сектоведов», будет активно использоваться для признания религиозных организаций, их литературы экстремистскими и для ликвидации религиозных объединений. По мнению Верховского, проблемы со стороны Совета при Минюсте РФ будут у многих религиозных организаций. В настоящее время явно возникла потребность в авторитете именно такого состава Совета. В Приказе Минюста РФ специально прописано, что Совет может проводить экспертизу по религиозным организациям, когда какие-то материалы, ими распространяемые, признаны экстремистскими или кто-то из членов осужден за экстремистскую деятельность. Для чего нужна такая экспертиза? Она, по словам Верховского, довольно часто будет использоваться для запрета религиозных организаций как экстремистских. Более того, сам состав Совета предполагает, что его члены будут делать это легко. Г-н Дворкин легко научится называть экстремистами тех, кого он называет «сектами». А Роман Силантьев известен своим предвзятым отношением к «радикальным мусульманам» и борьбой с «ваххабитами». Мусульманские организации, не входящие в Духовные управления мусульман, а отчасти и те, которые входят, будут испытывать значительные трудности. Органы прокуратуры и суды будут переписывать свои решения с экспертных заключений членов этого Совета. Что касается председателя Совета «сектоведа» Дворкина, то, по словам Верховского, он является общественным активистом, который даже по меркам Московской патриархии — радикал, его даже сами православные сторонятся. Кто видел хоть раз Дворкина, тот поймет, подчеркнул Верховский. Первым доказательством того, что Дворкин не сдержался и сорвался на истерику (чего и боятся теперь главы синодальных отделов), является ситуация вокруг Российского Библейского общества. На пресс-конференции в Институте религии и права исполнительный директор этого общества Анатолий Руденко высказал благодарность Дворкину и министру юстиции Коновалову за то, что они выбрали первой мишенью именно Библейское общество. На первом же заседании «своего» Совета Дворкин заявил, что уничтожит Библейское общество как религиозную организацию. По мнению Руденко, объяснять или доказывать что-либо такому председателю как Дворкин бесполезно. Еще в 2007-2008 гг. Минюст РФ не видел никаких нарушений в деятельности общества. Осенью пошлого года Минюст проводил проверку общества и решил, что его нужно ликвидировать как религиозное объединение, поскольку оно является межконфессиональной организацией. В настоящее время Дворкин напрямую займется ликвидацией Библейского общества. Епископ Сергей Ряховский даже назвал эти действия Дворкина и органов юстиции попыткой рейдерского захвата общества, у которого есть и земля, и собственность, и средства. Анатолий Руденко отметил, что ему это напоминает расформирование Библейского общества в XIX в., которого добились некоторые священнослужители — на что были потрачены Святейшим Синодом 2 млн. рублей после ликвидации того общества, так и осталось неизвестным. Кто последует за Библейским обществом — даже страшно подумать, а поэтому участники пресс-конференции делали самые разные предложения по поводу того, как минимизировать вред от «безумного» Совета при Минюсте РФ. На пресс-конференции в Институте религии и права предлагали бойкотировать тех ученых, которые вошли в Совет при Минюсте и голосовали за Дворкина. Некоторые, учитывая буйный нрав Дворкина, предложили от имени протестантов и православных объявить акцию «Дворкина на отчитку!» и найти ему хорошего экзорциста. Член Общественной палаты РФ епископ Сергей Ряховский объявил, что палата возьмет деятельность Совета под контроль и будет следить за его экспертизами. Помимо этого на пресс-конференции было отмечено, что альтернативой «безумному» Совету будет независимый Совет по проведению экспертизы, связанной с реализацией принципа свободы совести (религиоведческой, лингвистической, психологической и комплексной). Инициаторами создания Совета стали Институт религии и права, Институт религии и политики и кафедра государственно-конфессиональных отношений Российской академии государственной службы при президенте РФ. В Совет вошли ученые — религиоведы, психологи и лингвисты, — признанные в научном мире и имеющие авторитет среди религиозных объединений. Совет был создан для того, чтобы у религиозных организаций была альтернатива и возможность получить независимое заключение экспертов по тому или иному делу. После особенно ярких выступлений общественности наряду с представителями Московской патриархии сектоведческий Совет открыто поддержал министр юстиции РФ Александр Коновалов. Он резко отверг критику, звучащую в отношении недавно сформированного в его ведомстве Совета по проведению религиоведческой экспертизы. «Совет создан Минюстом в строгом соответствии с действующим законодательством. Пределы компетенции Совета нормативно определены, снабжены адекватными механизмами контроля, и его компетенция не является такой уж широкой, а решения Совета носят только рекомендательный характер», — заявил Коновалов на пресс-конференции, состоявшейся 21 апреля в Москве. По его словам, критика, высказанная в адрес Минюста в связи с созданием совета, «носит в основном не компетентный и некорректный характер»: «Совету приписываются в будущем всевозможные преступления и нарушения прав человека, свобод и принципов построения гражданского общества, в то время как этот орган еще толком не приступил к работе. Я считаю, что это пример недопустимого давления на формирующийся механизм государственно-общественного партнерства, который ничего общего с общественным контролем не имеет». Однако сопротивление ученых и правозащитников не стало менее бурным и не утихло. Уже 22 апреля 2009 г. в России стартовала общероссийская бессрочная акция против присутствия радикальных «сектоведов» в новом составе Совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Минюсте РФ «Инквизиторам — нет!». Акция проводится по инициативе Института религии и права. Основу акции составляет сбор подписей под Открытым обращением к министру юстиции РФ Александру Коновалову, копии которого будут посланы президенту РФ Дмитрию Медведеву и премьер-министру России Владимиру Путину. Среди тех, кто подписал Открытое обращение много ученых, как религиоведов и историков, так и физиков, математиков, музыкантов и писателей. Наше обращение подписал глава Общероссийского общественного движения «За права человека» Лев Пономарев. К нам поступает большое количеств голосов ученых из разных вузов страны, священник Павел Адельгейм, глава Союза баптистов Юрий Сипко, писатель Александр Нежный, профессор А. А. Красиков и другие (около 3000 подписей на май 2009 г., подписи и комментарии подписавших на сайте — www.sclj.ru). Открытые обращения к министру юстиции РФ А. В. Коновалову посылают напрямую как религиозные организации и научные центры, так и рядовые граждане России, не согласные с тем, что их деятельность будут оценивать «инквизиторы» — Дворкин и его помощники. Тем более что членство в этом Совете при Минюсте РФ уже используется «сектоведами» для влияния на чиновников и правоохранительные органы и пропаганды своих «антисектантских» требований — на внеправовой основе ограничить деятельность «нетрадиционных» религиозных организаций в России. Акция «Инквизиторам — нет!», как отмечают организаторы, является возможностью открыто и во всеуслышание заявить свой протест против того, чтобы «инквизиторы» пытались насильно спасти наши души помимо нашей воли, против дискредитации светской науки, самой религиоведческой экспертизы, а также заявить протест против клерикализации общества и разрушения основ правового и светского государства в России. Общественная акция «Инквизиторам — нет!» будет проводиться до тех пор, пока ученые, юристы и верующие не добьются своей цели. В обращении Института религии и права говорится: «Мы просим исключить из состава Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Минюсте РФ людей, у которых отсутствует религиоведческое образование и научные степени в этой сфере, признанные ВАК, которые не имеют отношения к светской науке и экспертизе и которые являются ангажированными представителями радикально настроенного околорелигиозного движения, которые осуждают все то, что субъективно считают вредным, не разбираясь в вероучении и практике религиозных организаций. Сектоведение является субъективным конфессионально окрашенным предметом, а не светской научной дисциплиной. Само их присутствие в экспертном органе подрывает авторитет светской науки в России и противопоставляет государство неправославным религиозным организациям». Таким образом, общественность просит, чтобы следующие лица были исключены из состава Экспертного совета: Александр Дворкин, глава сектоведческого центра Св. Иринея Лионского; Александр Кузьмин — руководитель Саратовского отделения сектоведческого центра Дворкина, автор материала, на котором основана антисектантская листовка, признанная судом экстремистской; Евгений Мухтаров, ярославский журналист-сектовед; священник Русской Православной Церкви Лев Семенов, сотрудник центра Дворкина, а также Андрей Васильченко, ярославский сектовед, специалист по немецкому фашизму, автор целого ряда популярных книг по истории Третьего Рейха, один из основателей (вместе с Евгением Мухтаровым) в 1990-х гг. организации националистического толка «Лига патриотической молодежи». Наряду с этим в обращении отмечается, что их деятельность как общественных активистов вполне допустима в рамках закона и является частью межрелигиозных дискуссий, что вполне справедливо и соответствует европейской практике. Довольно оперативно отреагировала Комиссия США по международной религиозной свободе, которая представила 1 мая дополнения к списку стран, в которых наблюдаются особые проблемы с обеспечением религиозной свободы. Россия и Турция были включены комиссией в список стран постоянного мониторинга по причине того, что свобода совести и вероисповедания в них находится под угрозой. Что касается России, то Комиссия США сочла особенно недопустимым появление «нового органа при Министерстве юстиции с беспрецедентными полномочиями по контролю и мониторингу религиозных групп». Создание Совета при Минюсте РФ, похожего скорее на «православную дружину», стало одной из ярких характеристик наступившей в РФ «эпохи Патриарха Кирилла», который «мягко стелет, да жестко спать». Формально церковное руководство РПЦ МП не имеет к этому никакого отношения и не несет за работу дворкинского Совета ответственности (как и за будущие конфликты и судебные процессы, которые будут эту «работу» сопровождать), но официальная дипломатия сочетается со скрытой беспощадной и жестокой борьбой со всеми несогласными, недовольными, неприсоединившимися, с духовными конкурентами, которые все суть «секты». Светские ученые и верующие в лице дворкинского Совета столкнулись с явным рецидивом средневекового мышления — от имени государства будет действовать своеобразная «инквизиция», которая будет принимать решения о том, какая вера более подходит для спасения души всем нам, а какая нет. Религиоведы вынуждены бороться с больным сознанием многих членов Совета при Минюсте РФ, которых Московская патриархия взяла под официальную опеку. Очевидно, что нельзя от имени Министерства юстиции РФ и Православной церкви клеймить религиозные организации в качестве «сект», разрушать межрелигиозный мир в России в целом и в регионах, где неправославные религиозные движения и мусульманские общины развиваются независимо от мнения «сектоведов». Стоит отметить, что акция «Инквизиторам — нет!» привела к неожиданным результатам и вызвала более широкую реакцию, чем ожидалось. Она начиналась как протест против сектоведов в Совете при Минюсте РФ (вообще против Совета и экспертизы ученые не выступают) и постепенно вылилась в антиклерикальную акцию, для которой сектоведы — лишь один из поводов, показателей коррозии светского государства в стране. Поэтому в акции стали принимать участие не только протестанты, представители разных религий и новых религиозных движений, притесняемых РПЦ и сектоведами, но и, например, атеисты и агностики, для которых светскость государства — также одна из ценностей. Это произошло потому, что в обществе накопилось определенное возмущение клерикализацией, и брожение, связанное с недовольством агрессивными попытками Московской патриархии получить больше средств, собственности, введения обязательного преподавания православия и т. п., должно было найти выход. После религиозной эйфории 1990-х гг. одна часть общества стала ощущать раздражение из-за деятельности РПЦ, так как православие было поверхностно воспринято только в качестве идеологии, а не реальной веры, тогда как другая часть заново начала осознавать место религии в обществе, а главное — ценность демократического светского государства. Используя терминологию социолога и политолога Дмитрия Фурмана по поводу периодов поддержки православия в России и атеизма, затем «возрождения интереса к РПЦ после перестройки», можно сказать, что «маятник религиозности качается в другую сторону». © Лункин Р.Н., 2009 г. Доклад был представлен на конференции в Москве 2 июля 2009 года и издан в сборнике «Актуальные проблемы реализации принципов свободы совести в современной России». Текст статьи в формате PDF

Церкви опасаются «духовных санкций» Разрыв Москвы с евро-атлантическим миром делает туманными перспективы свободы совести Игорь Гашков Политические перемены могут коснуться свободы вероисповедания. Фото Reuters Резкое ухудшение отношений России с Западом, продолжающееся более года, заставляет задаться вопросом: какая судьба ждет в нашей стране ценности, привнесенные в нее в конечном счете из-за рубежа? К их числу, безусловно, относится и свобода совести. Ввести ограничения против религиозных движений, имеющих духовные центры за рубежом, – идея, носящаяся в воздухе. Воплотится ли она в России, станет ясно уже в ближайшее время. Еще в октябре 2014 года председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества (ОВЦО) РПЦ протоиерей Всеволод Чаплин заявил на международной научно-практической конференции «Государство, религия, общество в современной России», что «единственным центром принятия решений и духовной власти в религиозных общинах должны быть центры, расположенные внутри страны». По мнению клирика, для России был бы полезен опыт Китая, где общины верующих выстроены в жесткую вертикаль. Право религиозной организации проповедовать свое вероучение поставлено в этой стране в прямую зависимость от ее лояльности государственным органам. В интервью «НГР» протоиерей Всеволод Чаплин развил эту мысль: «Конечно, управляемые с Запада религиозные структуры уже заняли определенное место в российском обществе, но отношение к тем из них, кто пытается радикально переделить пространство ценностей, нужно менять, не боясь никакой критики – нам надо перестать заискивать перед западными центрами глобальной власти и теми группами, которые представляют их внутри страны. Отношение к религиозным общинам, управляемым извне, в течение разных периодов нашей истории в конце концов утверждалось такое: должна быть абсолютная лояльность к нашим ценностям и нашей исторической миссии, а лучше всего добиться максимального управления этими общинами со стороны религиозных центров, которые находятся внутри страны. Нечто подобное получается у Китая, получалось у Российской империи, получается у США, может получиться и у нас». Клирик отметил, что опыт Китая поучителен даже в отношениях с Православной церковью, не имеющей в этой стране официальной регистрации: «Абсолютно понятно стремление любой страны добиваться того, чтобы религиозные общины имели патриотический характер. Православные люди всегда патриоты своей страны – будь то Россия или Украина, Япония или Китай. Я убежден, что в Китае Православная церковь будет носить именно такой характер, сугубо китайский, и со временем это получит достойную оценку со стороны власти и общества этой великой страны. В России мы можем ожидать того же от других религиозных общин». Тем временем представители новых религиозных движений и протестанты России высказывают опасения в связи с тем, что давление государства на их общины может усилиться. Повод для беспокойства предоставил показ на федеральных телеканалах разоблачительных сюжетов о некоторых протестантских движениях, которых обвиняют в сотрудничестве со спецслужбами зарубежных стран. Реакция религиозных организаций на подобные телепередачи показывает, что перемены в информационной политике СМИ воспринимаются ими всерьез. Российский союз христиан веры евангельской (РОСХВЕ) в апреле выпустил обращение против «изображения протестантских объединений как деструктивных, социально опасных и даже террористических организаций». Церковь, на протяжении многих лет дистанцирующаяся от оппозиции, заявляет, что религиозные движения, связанные с Западом, «безосновательно обвиняют в том, что они являются проводниками идей майдана». В документе напоминается, что лидер РОСХВЕ начальствующий епископ Сергей Ряховский занял прямо противоположную позицию, призвав отлучить представителей украинской политической элиты от Церкви. По словам заместителя председателя Евро-Азиатского отделения Генеральной конференции Церкви христиан-адвентистов седьмого дня Олега Гончарова, его единоверцы в последние месяцы столкнулись с «повышенным вниманием» правоохранительных органов. В этом году верующим стало труднее получать разрешения на традиционное для них социальное служение. Церковь Иисуса Христа святых последних дней (мормонов), чаще всего упоминаемая в связи с иностранными спецслужбами, заявляет, что ее действия в последнее время часто представляют в ложном свете, и опасается негативных последствий для себя. Так, информацию из сюжетов одного из телеканалов о религиозном движении называют диффамацией. Наибольшее возмущение у верующих вызывает некорректная интерпретация тележурналистами их религиозных убеждений. Эксперты, опрошенные «НГР», считают, что в связи с ухудшением отношений России и Запада религиозные движения, имеющие тесные связи за рубежом, действительно могут пострадать. «Сейчас власти нашли слабое звено – общины инаковерующих, которые не могут дать отпор», – считает профессор по кафедре социологии и управления социальными процессами Академии труда и социальных отношений Екатерина Элбакян. По ее словам, «формируется тенденция представить новые религиозные движения как иностранных агентов, изобразить дело так, будто они привносят в российское общество чуждые ему ценности». Ведущий научный сотрудник Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН Роман Лункин считает, что религиозные движения, имеющие центры за рубежом, «становятся заложниками большой политики», что «выливается в целый ряд конкретных последствий». «Будучи в поездках по стране, я слышал везде, что в прошлом году представители спецслужб обошли практически все новые религиозные движения и протестантов, спрашивали у их лидеров, не хотят ли те сделать революцию, не думают ли повторить майдан и не получают ли деньги из-за рубежа. Все это было оскорбительно для представителей этих Церквей, которые наши сограждане, а не иностранцы», – говорит эксперт. По утверждению Лункина, в наши дни «активно проходят проверки религиозных организаций на предмет того, не являются ли они иностранными агентами, хотя подобное определение к ним юридически неприменимо. Стало известно, что разрабатываются меры по введению раздельной финансовой отчетности для объединений верующих, чтобы разделить средства, которые те получают из России и из-за рубежа. В последнем случае намереваются выяснять, сколько именно получают религиозные организации от иностранцев и на какие цели. Вдобавок появилась инициатива Общественной палаты, фактически сводящаяся к формированию списка религиозных организаций – иностранных агентов. И все это происходит на фоне выступлений Путина, заявившего на совещании в ФСБ, что готовятся провокации и следует контролировать все организации, связанные с иностранным влиянием и финансированием». Почетный председатель секции социологии религии Российского общества социологов Ремир Лопаткин характеризует политику российских властей в отношении ряда религиозных меньшинств как дискриминационную. Эксперт допускает, что она направлена на выдавливание, по крайней мере, некоторых из них, из России. Политолог Алексей Макаркин полагает, что власти России «могут обратиться к концепции религиозного суверенитета, в соответствии с которой в нашей стране признаются четыре традиционные религии, преимущества которых заключаются в том, что они укоренены в нашей почве». Комментируя слова протоиерея Всеволода Чаплина о применении китайского опыта, эксперт заметил: «Опыт Поднебесной в отношении христианства крайне негативный. Подобные инициативы очень опасны потому, что на каком-то этапе они могут быть применены и против тех, кто их выдвигает».