Чапнин С.В.Православие в публичном пространстве: война и насилие, герои и святые

**КопылОВ** · 15 декабря, 2015

«Православие в публичном пространстве: война и насилие, герои и святые» — доклад с таким названием прошел в Московском центре Карнеги. Модерировал встречу председатель программы Московского центра Карнеги «Религия, общество и безопасность» Алексей Малашенко.

Докладчик, заместитель главного редактора Издательства Московской патриархии и ответственный редактор «Журнала Московской Патриархии» Сергей Чапнин, задался целью проанализироватьпарадоксальную ситуацию, в которой Русская православная церковь оказалась к 2015 году. Он определил это как феномен «нового молчании» церкви.

В публичном пространстве фактически звучит только голос патриарха Кирилла. Молодой епископат почти никак себя не проявляет, пока непонятно, по какой причине — не хочет, не умеет или боится, — но не проявляет. Ответственный за отношения с обществом протоиерей Всеволод Чаплин выступает, как правило, по-постмодернистски фрагментарно, его целостную позицию приходится зачастую реконструировать. Тем не менее, именно из-за о. Всеволода Чаплина, по мнению докладчика, отношения церкви и культуры приобретают все более карикатурный характер, и ситуацию не под силу выправить «низовым голосам», которые тоже слышны в публичном пространстве — протодиакону Андрею Кураеву, священнику Алексею Уминскому или библеисту и публицисту Андрею Десницкому. Тем более что на о. Всеволода «работает» и правое, гипергосударственническое крыло церкви — священники Александр Шумский и Сергей Карамышев, главный редактор «Русской народной линии» Анатолий Степанов.

Главная беда в том, считает Сергей Чапнин, что у церкви нет никакой стратегии действий, поступки акторов ситуативны — это происходит отчасти и потому, что принятые церковные документы (даже хорошие, подчеркнул докладчик, например, об общественной деятельности, об увековечении памяти жертв репрессий) не работают. В публичном пространстве вообще все остается дискретным, а если что и приобретает какую-то стабильность, то только на приходском уровне.

Чапнин склонен позитивно оценивать это общее «состояние неопределенности» церкви, на его взгляд, главное, что выстроена модель приходской жизни и приходы определились по отношению к деятельности церкви в обществе.

Идеологические споры в церкви идут в основном вокруг двух тем: разных моделей устройства церковной жизни и взаимоотношений церкви и государства. Кто-то придерживается мнения, что в церковной жизни все хорошо и не нужно ничего менять (скажем, переводить богослужебные тексты на русский язык), другие говорят о необходимости радикальных перемен. Что же касается взаимоотношений церкви и государства, то тут такая развилка во взглядах: РПЦ всегда была и будет церковью империи, она должна оставаться рядом с государством. — Церковь должна стать частью гражданского общества, а в отношениях с государством держать дистанцию.

Анализ ключевых высказываний на темы актуальных событий и ряд начинаний в некоторых слоях общества, по мнению Чапнина, позволяет говорить о формировании некоей гибридной религиозности, которая имеет все признаки того, что в США называется гражданской религией. Особенно явственно это ощущается в последнее время, причем в связи с событиями самого разного порядка — от военной операции в Сирии до борьбы с абортами. Авиаудары российских ВВС о. Всеволод Чаплин назвал «священной борьбой», справедливой попыткой России противостоять террору; он же призывает объявить «священную войну» частным клиниками, которые не соблюдают обязательных общегосударственных норм при прерывании беременности.

По заказу Изборского клуба была изготовлена корпоративная «икона», на которой изображен Сталин в окружении маршалов Победы. После демонстрации «иконы» на заседании клуба его председатель Александр Проханов провез ее по нескольким городам России. Сергей Чапнин видит в этих действиях попытку вписать героев Великой Отечественной войны в церковную иконографию с целью сопряжения их культа с традиционным идеалом православной святости. Это облеченное в православную риторику язычество не вызвало, к удивлению докладчика, никакой полемики среди членов Изборского клуба, к которому принадлежат такие не последние в церковном истеблишменте люди, как епископ Тихон Шевкунов или общественно-политический деятель Наталия Нарочницкая.

Более того, если принять во внимание сохраняющуюся в обществе ностальгию по империи и всплеск симпатий ко всему советскому после присоединения Крыма, то становится понятна специфика извода гражданской религии в России с отнюдь не богословским содержанием. Советские гены победили православие, люди так и не стали православными, со Священным Писанием познакомились смутно, и теперь им кажется, что православное и советское органично сочетаются.

Формирование «политической религии» идет по двум направлениям: первое — вписывание логики войны в историческую риторику; второе — вписывание все той же логики войны в действия православных активистов. Физическое насилие не только не отторгается, но и преподносится как доблесть. В частности, для докладчика стало неожиданностью то, что акция Энтео в Манеже нашла такое количество сторонников. Для большого числа священников и мирян насилие оказалось притягательным.

Сергей Чапнин закончил на тревожной ноте: насилие не вызывает у российских православных отторжения и неприятия и ему кажется, что они все больше и больше к нему готовы.

Доклад на столь провокативную тему, естественно, вызвал у аудитории множество вопросов. Вот выдержки из дискуссии и обсуждения.

Константин Эггерт, обозреватель радиостанции «Коммерсант FM»: В правление патриарха Алексия был взлет фундаменталистов во главе с епископом Диомидом. Где сейчас это фундаменталистское крыло?

С. Ч.: Мы живем в другую эпоху. Диомид — это пена на волне церковного возрождения. Сейчас фундаменталисты-романтики вроде Диомида никому не интересны.

К.Э.: Но где же группа поддержки — ушли в подполье, затаились?

С.Ч.: Те люди искали врага, когда им сказали, что враг Европа, Америка, поиск врага во внешнем мире оказался настолько увлекательным, что они полностью слились с мейнстримом.

Александр Верховский, директор Информационно-аналитического центра «СОВА»: Каков масштаб слоев, поддерживающих политическую религию? Может быть, эти люди тоже достаточно маргинальны?

С.Ч.: Поскольку мы не видим каких-то групп, массовых акций, то судить очень трудно. Мы находимся в ситуации нового молчания, можем говорить о каких-то новых тенденциях, но степень их массовости определить не можем.

Борис Колымагин, литературный критик: Что такое православный читатель?

С.Ч.: Церкви как целого не существует, существуют разные субкультуры. Шумский обращается к своей аудитории — это примерно 40-60 тысяч, отец Дмитрий Смирнов — к своей. Люди «со стороны» могут даже не знать их имен. Самое интересное происходит даже не внутри собственно церковных групп, а в пограничных областях. По подсчетам социологов, которым я доверяю, примерно 36% людей находятся в поисках христианского мировоззрения, но им предлагают архаичные модели.

Виктор Хруль, доцент кафедры социологии массовых коммуникаций факультета журналистики МГУ: Неужели у церкви нет инструментов, чтобы оценить масштабы «партии войны»? Или новое молчание — удобный способ оставаться в стороне, чтобы в нужный момент подхватить верное направление?

С.Ч.: Ситуация молчания искусственная, и когда-нибудь она закончится, однако сейчас молчание сознательное. Думаю, голос, который прозвучит, будет не из церковной среды, а где-то рядом.

Роман Лункин, ведущий научный сотрудник Центра по изучению проблем религии и общества: Что касается источников идеологии насилия — православная среда усиливает те настроения, которые есть, или провоцирует новые? Может быть, не случайно у нас одна за другой проходят выставки про Романовых, про советское прошлое?

С.Ч.: В своих публичных действиях церковь не свободна и очень зависит от настроений общества.

Михаил Шахов, профессор, член экспертного совета Комитета Госдумы по делам общественных объединений и религиозных организаций: Есть ли в церкви общественное мнение, с которым патриарх и священноначалие вынуждены считаться — например, о подлинности мощей. Поведение церкви объясняется тем, что она вынуждена считаться с общественным мнением или есть другие мотивы?

С.Ч.: Интересный вопрос. Казалось бы, если вы не верите в подлинность мощей, то создайте свою версию событий. Но позиция совершенно иррациональная: своей версии у нас нет, но вашей мы не верим. Это пример самого глубокого противостояния церкви и науки, который мы сегодня можем наблюдать: мы не хотим видеть реальность, мы хотим куда-нибудь спрятаться.

Александр Верховский: В начале 2000-х в церковной среде разрабатывались понятия «православной цивилизации», «русского мира», но так получилось, что церковь не смогла воспользоваться плодами своих трудов — пользуется государство и сильно недоплачивает церкви. Можно ли предположить, что попытки создания гражданской религии объясняются стремлением предложить себя как опору, без которой нельзя обойтись?

С.Ч.: Все должно быть сконструировано так, чтобы этим можно было пользоваться — государству все требуется под очень конкретные задачи. Если этим задачам не отвечать, то пользоваться невозможно. Думаю, Господь Бог таким образом церковь хранит.

О. Иннокентий Павлов, священник на пенсии: В природе православия политическая сервильность на первом месте. Говорят те, кому велено говорить, однако не всегда все попадают в поле зрения СМИ. Возьмем, например, митрополита Кемеровского Аристарха — уж такая сервильность, что Кисилев отдыхает. В пропагандистском оркестре у церкви определенная роль — она вступает по звону колокольчика.

Роман Лункин: На мой взгляд, можно говорить о настоящей социальной революции в регионах, приходы очень активно работают, и их деятельность все более заметна в обществе. В Красноярской епархии, например, братство «Святое дело» просто творит чудеса, оно сложилось еще при старом митрополите.

С.Ч.: Главная проблема молодого епископата — они совершенно не знают церковной жизни, они же из монахов в большинстве своем и не понимают проблем женатого духовенства. Социальные функции — это действительно то, с чем более-менее справляются.

Алексей Малашенко: Но там, где есть социализация, есть и обмирщение. Как избежать в этом случае политизации и «игиловщины»?

С.Ч.: По всей стране есть приходы с фигурой умолчания на месте патриотизма в стиле Первого канала — в приходе все зависит от позиции настоятеля.

Сергей Филатов, религиовед, руководитель исследовательского проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России»: Не согласен с главным тезисом докладчика: на мой взгляд, церковь сейчас является основной противодействующей силой советской реставрации, создает другой идейный полюс, хотя почти никакого либерализма в обществе не осталось. Те случаи реакции спикеров церкви на какие-то события, о которых говорил Сергей, возможно, тоже работают на выхолащивание советских стереотипов, а не на их возрождение. Идеология насилия, свойственная государственному православию, всегда шла от государства. Церковь молчит, потому что не любит противоречить власти, но она поддерживает ее столь неактивно, что можно считать, что и не поддерживает. Приходам трудно навязать одну политическую доктрину, да, большинству свойствен такой ленивый патриотизм, но православная жизнь укрепляется в партикуляризме и провинциализме. Когда священники проникнутся ценностями и интересами народа, православие станет гораздо более демократичным.

С.Ч.: Взаимопроникновение советского и православного вполне естественно, поскольку советское — единственная живая традиция. Носителей живой православной традиции в современном мире практически не осталось. Исходя из этой доминанты, меняется церковное управление, риторика, приходская жизнь — мы стоим у порога новой эпохи.

Алексей Малашенко: Мы немного ушли от темы доклада: война и насилие, герои и святые. Подытоживая, замечу, что советизм — это такая мимикрия, взаимное подстраивание. Государству церковь нужна, и чем дальше, тем больше будет нужна. Ничего нового, в сущности, не происходит, поведение церкви соответствует русской церковной политической культуре.

Источники: СОВА

**КопылОВ** · 15 декабря, 2015

Аудио-запись доклада

**КопылОВ** · 23 декабря, 2015

«В России прямо на наших глазах умирает журналистика. И светская, и церковная» СЕРГЕЙ ЧАПНИН О СВОЕМ УВОЛЬНЕНИИ ИЗ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ, ОФИЦИАЛЬНЫХ СПИКЕРАХ РПЦ И НОВОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ИДЕОЛОГИИ

текст: Анна Голубева

На днях патриарх Кирилл распорядился уволить Сергея Чапнина с должности ответственного редактора «Журнала Московской патриархии» за его неподобающие высказывания. COLTA.RU попросила Сергея рассказать о том, что произошло.

— Судя по информации в СМИ, тебя уволили из-за твоегодоклада «Православие в публичном пространстве: война и насилие, герои и святые» в Московском Центре Карнеги. Это официальная причина?

— Это догадки тех, кто пишет в соцсетях и закатывает истерики на православно-патриотических сайтах. Связаны эти события лишь тем, что их разделяет всего несколько дней: 9 декабря я прочитал доклад, и через несколько дней пришло распоряжение патриарха Кирилла о том, что мое дальнейшее пребывание в должности ответственного редактора ЖМП он считает «нецелесообразным». Я вполне допускаю, что мое выступление стало поводом для увольнения, но никак не причиной. Кстати, я очень рад такому совпадению и благодарен патриарху. К докладу возник огромный интерес — только на моем сайте доклад за четыре дня прочитало более 10 тысяч человек.

Но это не главный мой текст уходящего года. Главный — это значительно более жесткий текст, опубликованный в консервативном католическом журнале First Things в ноябре, — «АChurch of Empire» («Церковь империи»).

— Можешь рассказать, кто и как сообщил тебе об увольнении?

— Все это было просто и очень обыденно. 16 декабря я был на выставке «Современные иконописцы России» (это большой выставочный проект, который делает содружество «Артос» в сотрудничестве с Валаамским монастырем и Гильдией храмоздателей), и мне на мобильный позвонил главный редактор Издательства Московской патриархии протоиерей Владимир Силовьев. Он грустным, тихим голосом сказал, что из патриархии пришла бумага. «Хочешь, прочитаю?» — «Да, конечно».

Это было распоряжение патриарха за факсимильной подписью Управляющего делами Московской патриархии митрополита Варсонофия (Судакова). Содержание лаконичное — Чапнина оставлять в должности ответственного редактора считаю нецелесообразным из-за его неподобающих высказываний, назначить исполняющим обязанности Евгения Стрельчика (это мой друг и заместитель).

Непосредственно решение об увольнении принимал протоиерей Владимир Силовьев. В итоге я ухожу по соглашению сторон. В Издательском совете Русской православной церкви и затем, после реорганизации, в Издательстве Московской патриархии я проработал без малого 15 лет.

— Давай поясним для тех, кто не в курсе. У «Журнала Московской патриархии» есть редакционный совет, и возглавляет его митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев), председатель Отдела внешних церковных связей Московского патриархата. А ты назывался ответственным редактором, так?

— С точки зрения современного медиаменеджмента система управления выглядит странно, а название моей должности — просто диковинка. Я никогда и нигде не встречал подобного. Но какая-то логика в этом все-таки есть. Попробую объяснить.

Главным редактором официального издания Церкви всегда должен быть епископ или, в крайнем случае, священник. И протоиерей Владимир Силовьев занимает эту должность с 2000 года. Однако должность главного редактора журнала он совмещает с должностью главного редактора Издательства Московской патриархии, и непосредственно редакцией журнала он не руководит. Для этого создана должность ответственного редактора, который фактически является главным редактором и принимает все решения, связанные с редакционной политикой и выпуском журнала.

И священники, и епископы отказываются от сотрудничества даже с официальным церковным журналом, потому что боятся говорить. Они уже видели, что происходит с теми, кто сказал «что-то не то».

— А каковы полномочия и функции редакционного совета?

— А редакционный совет был задуман нами пару лет назад как совещательный орган из руководителей синодальных учреждений. Его состав утвердил патриарх, однако собирался он всего один раз, в самом начале. Инициатива оказалась мертворожденной, так как в состав совета вошли епископы, которые на дух не переносят друг друга и встречаются между собой, мягко говоря, без всякого удовольствия (в совет входят митрополит Ростовский и Новочеркасский Меркурий (Иванов), митрополит Рязанский и Михайловский Марк (Головков), епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон (Шатов), епископ Егорьевский Тихон (Шевкунов), а также протоиерей Всеволод Чаплин, протоиерей Димитрий Смирнов, председатель Синодального информационного отдела Владимир Легойда. —Ред.). Митрополит Иларион (Алфеев), председатель редакционного совета, вскоре после его образования объявил, что собирать совет нет никакой нужды — вполне достаточно, что он сам прочитывает журнал. Ну о'кей. Я решил не спорить.

— Можешь объяснить далеким от церкви читателям, что это за издание — «Журнал Московской патриархии»?

— Это для Русской церкви легендарное издание. Сразу после октябрьского переворота большевики запретили Церкви издавать периодические издания и национализировали церковные типографии. До 1931 года на территории РСФСР, а потом СССР был только церковный самиздат. И вот внезапно в январе 1931 года митрополиту Сергию (Страгородскому) разрешают издавать журнал — это буквально несколько страничек, даже не газета, а то, что сегодня называется newsletter. Однако в 1935 году издание снова запрещают. И только в сентябре 1943 года, после знаменитой встречи Сталина с тремя митрополитами, возобновляется издание журнала, и он без перерыва выходит до настоящего времени.

ЖМП — это уникальный источник информации о жизни Церкви в советское время. Я оцифровал все номера журнала за 1943—1954 годы, и их можно найти на сайте журнала. Там много интересного. Почитайте, например, слово патриарха Алексия I после панихиды по Сталину. Или бесконечная тема «борьбы за мир во всем мире» в 70-е или 80-е… И одновременно замечательный церковный писатель ХХ века протоиерей Александр Мень начинал публиковаться в ЖМП, а уже потом его книги издавались в тамиздате — издательстве «Жизнь с Богом» в Брюсселе. Здесь о многом можно рассказать…

— А сейчас? Можешь сформулировать, что это за журнал и кому он предназначен?

— Журнал Московской патриархии — это описание церковных практик и опыта церковной жизни в современном мире. Адресован он прежде всего духовенству и активным мирянам.

Но признаюсь честно: сегодня журнал снова пребывает в концептуальном кризисе. В Центре Карнеги я говорил о том, что сегодня Русская православная церковь находится в состоянии «нового молчания». И это не просто красивые слова. Круг авторов стремительно сужается: и священники, и епископы отказываются от сотрудничества даже с официальным церковным журналом, потому что боятся говорить. Они уже видели, что происходит с теми, кто сказал «что-то не то».

— Ты ведь в 90-е был далек от официальных церковных структур. Как получилось, что тебя позвали делать официальную общецерковную газету «Церковный вестник»?

— В конце 90-х я был независимым журналистом, с патриархией не был связан никак, хотя хорошо знал и духовенство, и епископат. С 1995 года я был главным редактором агентства «Метафразис», затем обозревателем газеты «НГ-религии», сотрудничал с Православным информационным телевизионным агентством, затем создал первый православный интернет-журнал «Соборность». Это был независимый проект, который мы сделали вместе с замечательным программистом Андреем Скуловым (Андрей умер буквально на днях — 16 декабря, вечная ему память!). А летом 2000 года по благословению патриарха Алексия II меня пригласили реорганизовать газету «Церковный вестник». Для многих, в том числе и для меня самого, это было очень неожиданное предложение. Я совершенно не собирался работать в официальных церковных структурах. Но по совету близких мне священников принял это предложение. Надо сказать, что и тогда в православно-патриотических изданиях стоял страшный вой, радевшие за «чистоту православия» писали публичные и непубличные доносы, но патриарх Алексий II был прекрасен! Он сам передавал мне копии этих доносов и тем самым показывал, что не обращает и не будет обращать на них никакого внимания.

— Патриарх Кирилл назначил тебя ответственным редактором «Журнала Московской патриархии» после своей интронизации в 2009 году. Вы с ним были знакомы и прежде?

— Да, мы знакомы с патриархом Кириллом с середины 90-х и тогда относились друг к другу с большой симпатией. Мы регулярно общались и когда я был независимым журналистом, и позднее, когда я возглавлял газету «Церковный вестник».

— Ты, насколько я понимаю, внедрял современные подходы — ЖМП стал первым православным периодическим изданием, у которого появилось мобильное приложение.

— Да, в 2013-м удалось запустить электронную версию ЖМП дляiPad.

Но мой любимый проект — это альманах «Храмоздатель», приложение к ЖМП (выходит с июля 2012 года. — Ред.). Как ни странно, только на страницах этого альманаха нам удалось начать серьезный и профессиональный разговор о проблемах современной храмовой архитектуры и церковного искусства. До этого, несмотря на тысячи отреставрированных и построенных храмов, никто об этом особо не говорил. А здесь происходит много интересного — прежде всего, идет трудный поиск нового образа храма, который бы можно было назвать православным храмом XXI века. И уже есть первые результаты нашей дискуссии — целый ряд архитекторов и мастеров по церковному убранству объединились в Гильдию храмоздателей, в конце января 2016 года пройдет первый фестиваль церковной архитектуры «Дом Господень», построены новые церкви, в которых очевиден поиск новых решений в интерпретации храмового пространства.

Еще я закрыл бумажную версию официальной газеты «Церковный вестник» (выходила с 1989 по 2012 г., сейчас онлайн-издание. — Ред.). Многие сомневались, некоторые возражали, но я сумел убедить патриарха, что это единственно верное решение. Нам не удалось запустить региональные версии газеты — епископы в регионах предпочитали выпускать собственные газеты и боялись ответственности, возникающей при сотрудничестве с официальным общецерковным изданием. В итоге тираж газеты печатался только в Москве и порой неделями развозился по подписчикам в разных епархиях. В эпоху интернета это был просто позор.

Это попытка принудить всех сотрудников патриархии исповедовать некую единую «православную идеологию», придуманную в последние пять-семь лет.

— Вы как-то взаимодействовали с патриархом по поводу ЖМП? Он ставил перед тобой какие-то задачи?

— Патриарх Кирилл поручил мне реорганизовать журнал и в целом согласился с моей концепцией. Мы ее подробно обсуждали в 2010 году. Если кратко, то главное в ней — это появление, помимо официальной, и неофициальной части. В неофициальной возможны дискуссионные темы, личные мнения и оценки. И я должен сказать, что это не мое изобретение. Такими были издания периода расцвета церковной журналистики в последней трети XIX века. У некоторых из них была даже раздельная нумерация страниц для официальной и неофициальной частей. Я был очень рад, что эти традиции церковной журналистики удалось возродить. К сожалению, всего на несколько лет. Постепенно круг тем стал сужаться, дискуссионные материалы были признаны нежелательными, а митрополит Иларион (Алфеев) стал превращаться из председателя редакционного совета в цензора журнала, а затем добавился еще один цензор — протоиерей Олег Корытко, начальник патриаршей референтуры.

Мне приходилось отстаивать публикацию некоторых материалов. Приведу лишь один пример. В августе 2013 года в Пскове был убит замечательный священник — протоиерей Павел Адельгейм. Мы регулярно печатаем некрологи, и я поставил его некролог в номер. Однако цензоры потребовали его снять: всем известно, что отец Павел был в конфликте с правящим архиереем — митрополитом Евсевием. Я отвечаю: убит известный священник, как мы можем сознательно отказаться от публикации некролога? Неужели кто-то боится его даже мертвого? Мне отвечают: мы не возьмем на себя ответственность за это решение — передадим патриарху, пусть он сам решает. Патриарх одобрил публикацию, она вышла, хоть и с опозданием и без всякого упоминания о тех гонениях, которым подвергался отец Павел со стороны своего епископа. Но мне было бы невыразимо стыдно, если бы эту публикацию отстоять не удалось.

А в последнее время руководство издательства в своих разговорах стало намекать, что в сложившейся обстановке лучше совсем не высовываться и потихоньку мигрировать в сторону журнала типа «Северная Корея сегодня». Не могу сказать, что для меня такой вектор развития выглядел привлекательно.

— А как члены редакционного совета ЖМП отреагировали на твое увольнение?

— Из всех членов редакционного совета позвонил лишь один, и один написал эсэмэску. В нынешней церковной ситуации это неудивительно. У чиновников — и церковные чиновники здесь не исключение — всегда в дефиците простые человеческие чувства. Именно поэтому я всегда говорил прямо: не делайте из меня церковного чиновника, как христианин, я не мыслю свою жизнь без той свободы, которую даровал нам Христос. Это бесценный дар. Никакие «корпоративные соображения» не могут восприниматься всерьез, когда цена вопроса — отказ от личной свободы.

— С одной стороны, у РПЦ не может быть официального спикера. С другой — похоже, что патриархия построила такую информационную вертикаль, вроде корпоративной пресс-службы. Говорить дозволено немногим. Громче всего при этом звучат слова протоиереев Всеволода Чаплина и Димитрия Смирнова — которые чаще всего вызывают оторопь, но в итоге именно эти слова воспринимаются как официальная позиция РПЦ.

— Я в последние годы много говорил на разных церковных встречах о том, что нельзя смешивать журналистику и пиар. Если смешать, то журналистика умрет, а пиар — или, если хотите, пропаганда — заполнит все свободное пространство. В последние годы в России прямо на наших глазах умирает журналистика. И светская, и церковная. Это говорит лишь о том, что Церковь в своих внешних проявлениях глубоко зависима от общественных настроений. Она, увы, несамостоятельна. То, что происходит в обществе, через некоторое время начинает происходить и в Церкви. Смерть церковной журналистики — яркая тому иллюстрация. И здесь я пессимист — причин для возрождения пока нет.

Мы видим, что официальные спикеры — это симулякры, иллюстрация того, что реальность, как правило, полностью отсутствует. И многие это чувствуют. Поэтому, как только кто-то заикается об «официальной позиции Церкви», слушатели или читатели моментально теряют интерес. Понятно, что это не про Христа, а про те или иные «слишком земные» интересы.

— Ты часто выступаешь публично — в медиа, на конференциях, на фестивалях. И, как я понимаю, не скрываешь своего отношения к происходящему. У тебя в связи с этим раньше возникали какие-то проблемы? Тебе не давали понять, что стоит быть сдержаннее?

— Да, митрополит Иларион (Алфеев. — Ред.) несколько раз писал мне письма и предупреждал, что мои высказывания «расходятся с официальной позицией РПЦ». Но это не расхождение по вероучительным или богословским вопросам. Это попытка принудить всех сотрудников патриархии исповедовать некую единую «православную идеологию», придуманную в последние пять-семь лет. На мой взгляд, к православию эта идеология не имеет никакого отношения. И как-то очень некрасиво, что ее прикрывают словами про «официальную позицию» Церкви.

После моего выступления на богословском факультете Гейдельбергского университета патриарх Кирилл запретил мне выступать на международных конференциях без предварительного согласия митрополита Илариона. А последний отказывался давать свое согласие. Так в 2015 году я стал практически «невыездным». Словом, пахнуло чем-то советским… Это неприятный запах, и очень жаль, что он исходил от церковных иерархов.

— Что теперь? Ты ведь занимаешь другие должности в патриархии?

— Нет, я ушел со всех должностей и в патриархии больше не работаю.

— Жалеешь о том, что произошло?

— В последние дни я ответил на сотни звонков, мейлов и эсэмэсок. Кто-то сочувствует, кто-то спрашивает: «Соболезновать или поздравлять?», кто-то сразу поздравляет. И среди последних есть не только миряне, но и монахи, и священники, и епископы. Я стараюсь во всех событиях увидеть Промысл Божий, и в эти дни я с особой силой чувствую ту поддержку, которую Господь посылает через самых разных людей — и близких, и незнакомых. Словом, нет, не жалею. Рад тому, что открываются новые перспективы.

**Victor** · 23 декабря, 2015

МОНИТОРИНГ СМИ: Дух и буква. Николай Митрохин об увольнении ответственного секретаря "Журнала Московской патриархии" Сергея Чапнина

17 декабря со своей должности был уволен ответственный секретарь "Журнала Московской патриархии" Сергей Чапнин. Эту, казалось бы, сугубо церковную новость сначала проанонсировали, а затем прокомментировали в своих блогах некоторые ведущие российские журналисты и множество блогеров, связанных с московской медиасредой. Что же, собственно, произошло?

Очевидной причиной снятия Чапнина стал сделанный им недавнодоклад в Московском центре Карнеги, посвященный главным образом оценке публичных высказываний о сакральном, которые делаются от лица или в пользу РПЦ. Говорилось в этом докладе и о молчании сотен хиротонисанных за последние годы молодых епископов, и о квазиправославном культе Сталина, не получающем однозначного осуждения со стороны церкви, и о намерении министра культуры Мединского оправославить героев Великой Отечественной войны, и о криминальной деятельности Цорионова-Энтео. Однако чаще всего отставку Чапнина связывают с проведенным им разбором заявлений куда более известного церковного деятеля - протоиерея Всеволода Чаплина. Его скандальные высказывания о "священной войне", которую Россия якобы ведет в Сирии, были интерпретированы Чапниным в контексте прочих квазиправославных идей.

В принципе текст доклада Чапнина не выходит за рамки публичной церковной полемики образца 1990-х годов или современных "фейсбучных" заявлений, которые делают условно прогрессивные церковные деятели. Более того, некоторые из этих тезисов в виде отдельных статей Чапнин уже публиковал ранее на нецерковных ресурсах. Однако сведенные вместе, да еще озвученные на светском мероприятии, да еще в помещении американского фонда, они в современных российских условиях не могли означать ничего кроме намерения автора разорвать отношения с работодателем.

Отчего же так случилось? Почему опытный церковный функционер и один из трех крупнейших медиа-менеджеров РПЦ со скандалом покинул учреждение, которому отдал как минимум пятнадцать лет своей жизни? Почему для этого ему пришлось оглушительно критиковать своего давнего друга и союзника? И почему этой странной историей так возмутились ведущие светские журналисты?

Чтобы понять это, обратимся к биографиям Сергея Чапнина и Всеволода Чаплина. Познакомились они еще в конце 1980-х в московском клубе "Экумена". Это было собрание молодых представителей различных конфессий во главе с рижским гуру, хиппи и диссидентом Сандром Ригой. Постепенно клуб мутировал в сторону оправославливания. Чапнин тогда был студентом журфака МГУ и хорошим фотографом, Чаплин - начинающим церковным функционером при Издательском совете РПЦ. Чапнин хорошо знал английский, и потому следующий этап его воцерковления проходил в основном в Великобритании. У Чаплина с английским было плохо, в нормальный вуз поступить он не смог и делал карьеру в Москве. В начале 1990-х годов он перешел в Отдел внешних церковных связей, где к концу десятилетия стал заведовать общением с журналистами.

Чапнин, вернувшись в Москву, благодаря хорошему английскому, полученному образованию и предпринимательской жилке стал заниматься все более крупными медиапроектами в религиозной сфере. Сначала это были вроде бы светские проекты на деньги иностранных религиозных благотворителей; потом, когда пожертвования на возрождение российской духовности из-за рубежа сократились, он стал находить российских спонсоров, связанных с Московской патриархией. А в начале 2000-х стал занимать и официальные посты внутри информационных структур МП, отставая от Чаплина в плане карьерного роста, но превосходя его по "информационной ценности" для православного сообщества.

Последние пятнадцать лет Чапнин был одним из трех основных медиа-менеджеров РПЦ. Если архимандрит (ныне епископ) Тихон (Шевкунов) создал свой медиахолдинг Сретенского монастыря в расчете на церковных фундаменталистов и консерваторов, а Владимир Легойда со своим журналом "Фома" ориентировался на государственнически настроенную молодежь и менеджеров среднего звена, то на Чапнине лежала задача удержания в РПЦ условных прогрессистов (включая "меневцев"), а также огромная программа взаимодействия Московской патриархии с региональными православными журналистами. Их надо было собирать, мотивировать и тренировать, что делалось, в частности, в рамках регулярного фестиваля "Вера и слово".

Основной должностной обязанностью Чапнина в 2000-е был "перезапуск" унылого общецерковного официоза - "Московского церковного вестника" и "Журнала Московской патриархии", из которых он пытался в условиях жесткой церковной цензуры и политики молчания сделать читаемые издания. При этом жена Чапнина, журналист и редактор Ксения Лученко, стала одной из наиболее влиятельных фигур в сфере полуофициальных церковных московских СМИ "полулиберальной" направленности, которые издает сплоченный клуб энергичных и молодых дам. Эти издания, рассчитанные на образованную церковную общественность, компенсируют для условной ФБ-аудитории недостатки церковного официоза и консервативных изданий.

При этом на практике демонстрируемые временами либеральные убеждения не мешали Чапнину в 2000-е годы сотрудничать с наиболее одиозными представителями церковного истеблишмента и околоправославной общественности. В частности, пока у лидера православной фракции движения "Наши" Бориса Якеменко были деньги, Чапнин и Лученко выпускали его сочинения в принадлежащем им издательстве "Арефа". Там же вышел и претенциозный сборник статей и "полемических заметок" Чаплина.

Тем не менее присутствие этих людей среди руководителей церковных медиа позволяло довольно многочисленным представителям светской воцерковленной интеллигенции, которой достаточно среди либеральных представителей московского журналистского сообщества, веровать в существование "православия с человеческим лицом".

Таким образом, в течение длительного времени Чапнин был членом сообщества "прогрессивных" церковных деятелей, в которое входили и Легойда, и Чаплин, и нынешний глава ОВЦС и главный редактор ЖМП - будущий митрополит Иларион (Алфеев), и даже отчасти митрополит, а ныне патриарх Кирилл. Все это была команда по подготовке церковных реформ, которые они отчасти смогли реализовать после избрания Кирилла патриархом.

Однако дело Pussy Riot и скандал вокруг "нехорошей квартиры" тяжко подействовали на настроения Кирилла и части его ближайшего окружения. Перепуганный волной общественного возмущения, Кирилл резко подался вправо, увлекая в сторону воинствующего клерикализма часть своей команды. Вполне либеральный по меркам РПЦ Чаплин, который еще в начале 1990-х подписывал заявления против антисемитизма и за перевод богослужения на русский язык, начал идейный путь вправо еще в середине 2000-х годов, а в начале 2010-х окончательно превратился в проповедника консервативной революции и стал грозить кулаком Западу и отечественным либералам. Он стал покровителем прежде презираемых им православных фриков, увидев в них надежную защиту от потрясений. А главное, во всем этом он нашел поддержку у патриарха, которому фашисты показались более серьезной опорой, чем былые идейные соратники.

При этом "на самом деле" ссориться с условным Западом ни Кирилл, ни Чаплин не готовы. В этом отношении они никак не напоминают иранских мулл. Отказываться от мирских удовольствий, будь то лыжное катание в Швейцарии, дорогие часы из той же страны или хотя бы трапеза в "Макдоналдсе", они не хотят. Как это обычно и бывает в России, отказ от Запада - это отказ от идейных задач при сохранении неудержимого желудочного влечения.

В этом отношении Чапнин, как человек более умный и образованный, видит дальше. Просидев почти пятнадцать лет в Московской патриархии на значимых, но не командных должностях, он явно "закис". За эти годы прожита не только подготовка к реформам, но и сами реформы. Московская патриархия ныне превратилась в объект для гневных инвектив, а не щедрых инвестиций, а стало быть, зарабатывать на побочных информационных проектах, как в предыдущие два десятилетия, стало непросто. Руководителем синодального отдела, как Легойда, Чаплин или Иларион (Алфеев), Чапнин тоже не стал. Так что из этой жизненной западни надо выбираться с минимальными репутационными потерями - и это, собственно, Чапнин и проделал.

Однако дело не только в личности Чапнина. То, что, мы видим в его случае, называется расколом элит. Наиболее умные и одновременно недовольные своим положением члены сообщества, не видя перспектив для себя, а то и предчувствуя крах всего предприятия, начинают вспоминать о подзабытых принципах и идеях и создавать себе репутации заново. В РПЦ за последние полтора десятилетия вырос целый слой руководителей среднего звена - епископов, руководителей семинарий и епархиальных отделов, влиятельных благочинных и преподавателей церковных вузов, - которые ушли от консерватизма и фундаментализма, определявших жизнь РПЦ в 1990-е - первой половине 2000-х. Они будут определять процессы реформирования РПЦ в будущем десятилетии. К ним и обращался Чапнин в начале своего доклада, претендуя на роль выразителя их идей и интересов.

И Чапнин далеко не одинок. Два года назад по тому же пути пошел куда более известный (и тоже обойденный должностями и бесперспективно закисший в своей нише) церковный публицист - протодиакон Андрей Кураев. Начав с весьма умеренной критики церковных порядков по одному довольно незначительному на фоне прочих церковных безобразий поводу, он ныне пытается создать из своих (возможно, былых) почитателей какую-то более или менее организованную оппозицию и восстановить угасшую популярность.

Аналогичные процессы, причем в куда более активной форме, идут в Украинской православной церкви Московского патриархата. Там люди, полностью солидарные с Чапниным в неприятии сталинизма и милитаризма, фактически являются доминирующим интеллектуальным сообществом, имеющим очень сильные позиции и в административных структурах. Бунт начался и в Белорусском экзархате, где на последнем епархиальном собрании присутствующие задавали вопросы о скандальной деятельности Чаплина и критиковали государственные власти за поддержку неоязычества под видом национальных традиций.

Поэтому, как бы ни сложилась теперь судьба Сергея Чапнина (а он, смею думать, не пропадет), это история не о противостоянии одинокого борца с системой. Она о том, что в церкви, как и во всем российском обществе, начался процесс глубоких, еще во многом скрытых перемен, которые в среднесрочной перспективе приведут к весьма серьезным последствиям.

Николай Митрохин,

"ГРАНИ.РУ", 21 декабря 2015 г.

**Victor** · 23 декабря, 2015

Весь сюжет об увольнении С.В. Чапнина -

**Victor** · 23 декабря, 2015

Сергей Чапнин: «Запрос на “священную войну” на Украине в РПЦ уже есть»

Александр Черных

Журналист

В пятницу, 18 декабря, патриарх Кирилл внезапно уволил ответственного редактора «Журнала Московской патриархии» Сергея Чапнина, который последние шесть лет возглавлял главное церковное СМИ. Это произошло после того, как Чапнин прочитал в Московском центре Карнеги доклад «Православие в публичном пространстве: война и насилие, герои и святые», где высказал тревогу по поводу будущего церкви. В первом после увольнения интервью Сергей Чапнин рассказал Slon Magazine, что конкретный доклад является лишь поводом – его неоднократно предупреждали о недопустимости публичной критики ситуации в церкви. Решение об увольнении он расценивает как «политическое».

В своем докладе Сергей Чапнин констатирует, что Русская православная церковь приблизилась к ситуации единоначалия, когда по каким-то принципиальным вопросам высказывается только патриарх Кирилл, а внутри РПЦ «нет идеологического многообразия». По мнению Сергея Чапнина, внутри церкви набрало влияние «правое крыло», которое выступает против перемен, тесно сотрудничает с государством и считает себя «церковью империи». Эта часть церковной общественности готова оправдать насильственные действия и даже войну. «Насилие оказалось для значительной группы и священников, и мирян очень притягательным и квалифицируется как христианский поступок», – констатирует Чапнин. В качестве примера он приводит акции движения «Божья воля», утверждая, что «это проповедь насилия, эгоизма и самолюбования, лишь слегка прикрытая красивыми словами». «Станет ли это характерной чертой современного православия – вопрос открытый», – заканчивает Чапнин свой доклад.

– Вы были ответственным редактором «Журнала Московской патриархии». Что это за СМИ?

– Это ведущий официальный печатный орган Русской православной церкви. Он адресован прежде всего духовенству и активным прихожанам. Его задача – писать о церковной жизни (официальная хроника, документы, новые богослужебные тексты), взаимоотношениях церкви и общества (благотворительность и социальное служение), а также о сложившихся церковных практиках и их богословском осмыслении.

Будучи в должности ответственного редактора, я фактически руководил деятельностью всей редакции. По традиции главным редактором журнала является епископ или священник. Последние 15 лет главным редактором и журнала, и издательства Московской патриархии является протоиерей Владимир Силовьев. Я стал его заместителем в издательстве и ответственным редактором журнала в 2009 году. На эту должность я был назначен распоряжением патриарха Кирилла. Это было одно из его первых кадровых решений после интронизации. Соответственно, и уволить меня мог только он. Такой документ патриарх подписал на прошлой неделе.

Для Русской церкви тесное сотрудничество с Российским государством становится большой проблемой

– И с какой формулировкой это было сделано?

– Он считает нецелесообразным мое дальнейшее пребывание в должности ответственного редактора «Журнала Московской патриархии». Поскольку решение патриарха было политическим, а для увольнения этого недостаточно, несколько дней мы с руководством издательства согласовывали, как лучше выйти из этой ситуации. Я уволился по соглашению сторон. В общей сложности я проработал в Московской патриархии почти 15 лет – последние шесть с половиной лет в журнале – и с декабря больше не работаю.

– А каковы были реальные причины вашего увольнения? Действительно ли оно связано с вашим докладом в Центре Карнеги?

– Нет, я нигде не говорил и не писал, что меня уволили из-за этого доклада. Возможно, он стал поводом, но не более того. Этот текст стоит в ряду других публикаций последних лет, где я критически и порой довольно жестко оцениваю современное состояние Русской православной церкви. Да, это многих задевало и раздражало. Были и официальные письма с предупреждениями. В частности, не так давно я попал «под запрет» – мне было фактически запрещено участвовать с докладами на международных конференциях.

– А такое часто случается?

– Я других таких случаев не знаю. Видимо, я оказался первым и пока единственным.

– Вы ожидали, что ваши публикации могут привести к увольнению?

– Да, конечно, я отдавал себе в этом отчет. Но быть в Православной церкви для меня является большой привилегией. И, в частности, как христианин я призван говорить правду. В отличие от политических партий и общественных организаций церковь – это особенный организм. Евангелие – это призыв к свободе во Христе. Я получал упреки, что моя позиция не соответствует официальной позиции Русской православной церкви. Но вот в чем проблема: я считаю, что все разговоры об «официальной позиции церкви» – это неудачный риторический ход, которым прикрывают формирование новой православной идеологии. Похоже, у кого-то есть желание сделать ее обязательной по крайней мере для всех сотрудников официальных церковных учреждений. Но мне требования соответствовать «официальной позиции» по недогматическим и невероучительным вопросам представляются чрезмерными.

– Но внешне кажется, что у Русской православной церкви уже есть определенная идеология, которая рождается из тесных контактов с государственной властью.

– Прихожанами Русской православной церкви являются люди разных политических взглядов, члены самых разных партий и общественных движений. Они объединены во Христе, но говорить, что у них из-за этого должна быть еще и единая идеология, – это не в традициях церкви. На мой взгляд, сама попытка создать такую идеологию весьма опасна.

Вообще, для Русской церкви тесное сотрудничество с Российским государством становится большой проблемой. Ведь на сегодняшний день церковь объединяет верующих не только Российской Федерации, но и всего постсоветского пространства – Казахстана, Таджикистана, Украины, Белоруссии, стран Балтии. Раньше мне казалось, что церковь серьезно пытается соответствовать своему наднациональному характеру, сложившемуся после падения Советского Союза. Но, к сожалению, сейчас это уже не так. Из-за близкого взаимодействия церкви и государства те проблемы, которые существуют в отношениях между правительствами, проецируются и на церковь. И это явно не идет ей на пользу.

Когда протоиерей Всеволод Чаплин говорит, что мы ведем «священную борьбу» в Сирии, то остается всего полшага до того, чтобы начать говорить так и об Украине

– Ваш доклад в Центре Карнеги был посвящен проблемам насилия в православном мире. Какие вы видите угрозы?

– Я говорил о риторике войны и оправдании насилия, которые присутствуют в церковной среде. Когда протоиерей Всеволод Чаплин говорит, что мы ведем «священную борьбу» в Сирии, то остается всего полшага до того, чтобы начать говорить так и об Украине. Запрос на такую интерпретацию уже есть. И если ничего не изменится, то скоро будут говорить, что борьба за «русский мир» на Украине – это тоже «священная война». И это приведет к серьезным последствиям.

– В принципе, подобные мысли уже звучат от лица светских радикалов.

– Да, эти тезисы уже на подходе. Они до конца еще не сформулированы, но если сейчас не сказать «Стоп!», то военные действия могут получить не только моральное оправдание, но и своего рода «божественную санкцию». Однако такое оправдание войны невозможно, потому что евангельская заповедь является непреложной – блаженны миротворцы.

– В своем докладе вы говорите, что Русская православная церковь оказалась в ситуации нового молчания. Есть ли в церкви те, кто может сказать «стоп»?

– Ситуация такова, что, к сожалению, в церкви сейчас многие предпочитают молчать. Даже те священники и епископы, которые могут говорить, предпочитают не делать этого.

– Существуют ли какие-то предпосылки, чтобы ситуация изменилась? Возможно ли, чтобы кто-то внутри церкви все-таки подал миротворческий голос?

– Надеюсь, что это возможно, хотя и не понимаю, при каких условиях. Печально, горько, но с уверенностью я этого сказать не могу.

– Какие у вас теперь планы после увольнения?

– Последние два года я развиваю ряд проектов, посвященных современному христианскому искусству. Сейчас в галерее «Царская башня» проходит большая выставка современных иконописцев, куратором которой я являюсь. Также мы издаем независимый альманах «Дары», посвященный современной христианской культуре, буду развивать его дальше. Есть и новые проекты, о которых я расскажу в следующем году.

Источник: SLON

**Анастасия** · 23 декабря, 2015

Пятая колонна внутри Церкви

Доклад Сергея Чапнина в Фонде Карнеги подтвердил, что она существует …

Вряд ли для кого-то секрет, что внутри Русской Православной Церкви существует русофобская «пятая колонна». Исповедуя идеологию либерализма, она печалится, когда Россия возвеличивается и побеждает. И радуется, когда Россия отступает, а Православие подвергается поношению.

У любой пятой колонны всегда имеются свои кураторы, которые финансируются недружественно настроенными государствами. Как показали события последних дней, кураторы внутрицерковной пятой колонны действуют через такой оплот американского влияния, как Московский центр Карнеги. Для справки: в настоящее время президентом Фонда Карнеги является Уильям Джозеф Бёрнс, занимавший в 2011-14 г.г. должность первого заместителя госсекретаря США.

Так недавно в московском офисе Фонда состоялась примечательная дискуссия. Модератором выступил руководитель программы (разработанной Центром) «Религия, общество и безопасность» Алексей Малашенко. Докладчиком же – лицо вполне официальное: заместитель главного редактора Издательства Московской Патриархии и ответственный редактор «Журнала Московской Патриархии» Сергей Чапнин. А назывался доклад «Православие в публичном пространстве: война и насилие, герои и святые».

Докладчик сходу разделил людей, говорящих от имени Церкви, на своих (приверженцев либеральной идеологии) и чужих. В разряд чужих попали: протоиерей Всеволод Чаплин, иерей Александр Шумский, иерей Сергий Карамышев, главный редактор РНЛ А.Д.Степанов. В разряд же своих – протодиакон Андрей Кураев, протоиерей Алексий Уминский, библеист и публицист Андрей Десницкий.

В дальнейшем Чапнин слегка лягнул епископа Тихона (Шевкунова), писателя А.А.Проханова, историка Н.А.Нарочницкую. О них с сожалением было особо сказано как «не последних в церковном истеблишменте людях».

Производя анализ отношений Государства, Церкви, Общества, оратор поспешил прибегнуть за помощью к генетике, поэтому вывод прозвучал ярко и креативно: «Советские гены победили православие, люди так и не стали православными, со Священным Писанием познакомились смутно, и теперь им кажется, что православное и советское органично сочетаются».

Это не иначе, камень в Патриарха. Действительно: разве приятно людям, близким к Фонду Карнеги, слушать слова Святейшего, сказанные еще более года тому назад на XVIII Всемирном русском народном соборе? – «Те, кто считает себя победителями в холодной войне, внушают всем, что определяемый ими путь развития — правильный и более того, единственно возможный для человечества. Доминируя в глобальном информационном пространстве, они навязывают миру свое понимание экономики и государственного устройства, стремятся подавить решимость отстаивать ценности и идеалы, отличные от их ценностей и идеалов, связанных, как мы знаем, с идеей потребительского общества».

Или такие слова Патриарха: «Нам нужен великий синтез высоких духовных идеалов древней Руси, государственных и культурных достижений Российской империи, социальных императивов солидарности и коллективных усилий для достижения общих целей, определявших жизнь нашего общества большую часть века ХХ-го, справедливое стремление к осуществлению прав и свобод граждан в постсоветской России. Синтез, который лежит за пределами привычной дихотомии "правые-левые". Синтез, который можно описать формулой "вера — справедливость — солидарность — достоинство — державность"».

Впрочем, фронда против Патриарха Кирилла не нова для церковного чиновника Сергея Чапнина. В ходе антицерковной провокации кощунниц Толоконниковой и Ко он открыто выступил против позиции Святейшего. И при этом продолжал и продолжает кормиться от Церкви, оставаясь церковным клерком!

Закончил свой доклад Чапнин на пацифистской ноте, которая всегда ласкает слух геополитических противников России. Они справедливо полагают, что безоружного победить намного легче, нежели вооруженного.

Дискуссия после доклада обнажила заинтересованность выступавших во внутрицерковной смуте. А собралась в Фонде Карнеги публика единомысленная докладчику, заединщики Сергея Чапнина, сплошь певцы экуменизма и модернизма, филокатолики и просто «добропорядочные либералы». Так, обозреватель радиостанции «Коммерсант FM» Константин Эггерт поинтересовался у докладчика: куда же делось «фундаменталистское крыло» Церкви, во главе которого стоял некогда епископ Чукотский Диомид, где группа его поддержки?

На это Чапнин ответил: «Те люди искали врага, когда им сказали, что враг Европа, Америка, поиск врага во внешнем мире оказался настолько увлекательным, что они полностью слились с мейнстримом». Вот в чем, оказывается, причина печали: во внутрицерковном примирении. Оно равносильно поражению разрушителей Христовой Церкви. От этого они ужасно страдают.

Еще горше тот факт, что либеральная идеология вытесняется куда-то на обочину. Остались в наличии лишь ее немногочисленные носители, которые становятся все более одинокими и от этого – все более печальными. Им кажется, что вокруг них все дышит враждой. И это заставляет обороняться. Отсюда закономерно, что несогласных внутри Церкви с либеральной идеологией Виктор Хруль, доцент кафедры социологии массовых коммуникаций факультета журналистики МГУ (в прошлом руководитель Информационного центра Конференции католических епископов России, так сказать, торжество экуменизма), обозначил как «партию войны». Видимо, «партия мира» - это католики и униаты. А постоянный автор антицерковного портала «Кредо.Ру» Роман Лункин, ведущий научный сотрудник Центра по изучению проблем религии и общества, добавил, будто эта «партия войны» вооружена «идеологией насилия».

На вопрос литературного критика, члена кочетковской общины Бориса Колымагина - «Что такое православный читатель?», Чапнин ответил лихо, видать, проболтавшись в пылу полемики о своих заветных желаниях: «Церкви как целого не существует, существуют разные субкультуры». Заветное желание – не иначе превратить Церковь из целого в субстрат субкультур. Тогда дело будет, что называется, в шляпе.

Михаил Шахов, профессор, член экспертного совета Комитета Госдумы по делам общественных объединений и религиозных организаций, высказал свою обеспокоенность по поводу того, что Церковь не спешит признавать покоящиеся в Петропавловской крепости останки неизвестных людей за святые мощи Царственных Страстотерпцев. Видать, названный факт сильно не вписывается в планы либералов. И это замечательно!

Итог дискуссии подвел модератор от Центра Карнеги: «советизм — это такая мимикрия, взаимное подстраивание. Государству церковь нужна, и чем дальше, тем больше будет нужна. Ничего нового, в сущности, не происходит, поведение церкви соответствует русской церковной политической культуре».

Нам кажется, вывод, вопреки всей недоброжелательности иностранного агента, последовал правильный, потому как слишком унылым, пессимистичным было выступление докладчика, равно как и вопросы-ответы. Неужели церковные люди будут печалиться от осознания того факта, что Церковь Государству нужна? Они будут только благодарить за это Господа Бога. А вот упорные, неисправимые, жестоковыйные, фанатичные либералы пусть печалятся.

Вот только пристало ли таким печальным, таким унылым, таким жестоковыйным и фанатичным занимать в Московской Патриархии руководящие посты?

Редакция «Русской народной линии»

http://ruskline.ru/news_rl/2015/12/16/pyataya_kolonna_vnutri_cerkvi/

**Victor** · 28 декабря, 2015

Советские гены

"В московском офисе Фонда Карнеги состоялась примечательная дискуссия. Докладчиком было лицо вполне официальное: заместитель главного редактора Издательства Московской Патриархии и ответственный редактор «Журнала Московской Патриархии» Сергей Чапнин. А назывался доклад «Православие в публичном пространстве: война и насилие, герои и святые».

Производя анализ отношений Государства, Церкви, Общества, оратор поспешил прибегнуть за помощью к генетике, поэтому вывод прозвучал ярко и креативно: «Советские гены победили православие, люди так и не стали православными, со Священным Писанием познакомились смутно, и теперь им кажется, что православное и советское органично сочетаются».

Это не иначе, камень в Патриарха. Впрочем, фронда против Патриарха Кирилла не нова для церковного чиновника Сергея Чапнина. В ходе антицерковной провокации кощунниц Толоконниковой и Ко он открыто выступил против позиции Святейшего. И при этом продолжал и продолжает кормиться от Церкви, оставаясь церковным клерком!

Редакция «Русской народной линии»

http://ruskline.ru/news_rl/2015/12/16/pyataya_kolonna_vnutri_cerkvi/

***

В этом унылом тексте прекрасно именно полное отсутствие рефлексии. Сами себя авторы РНЛ с гордостью зовут "православными сталинистами". Что же они обиделись на "советские гены"? Они выпирают и в этой статье.

Особенно ярко - в инвективе "продолжал и продолжает кормиться от Церкви".

То, что человек при этом работает на Церковь, и получает не благотворительную подачку, а заработанную плату, напрочь вносится за скобки.

В советские времена тоже при каждом случае людей выставляла паразитами и инвалидами (букв. - "не имеющими цены"): мол, Родина вам все дала, а вы... И фронтовой офицер Солженицын, и академик Сахаров, все вмиг становились несмышленышами, которые только и могли что сосать титьку Матери-Родины.

Чапнин пришел в издательство патриархии сразу после журфака МГУ. За последующие десятилетия вполне мог бы сделать карьеру в светской прессе. Есть ли у наследников Душенова претензии к редакторской деятельности ЖМП? Нет? Значит, Чапнин не даром ест свой хлеб.

И все же я помедлю согласиться с Сергеем Чапниным. Если верить цитате, приведенной РНЛ, он полагает, что мирное и неизменно милое православие испортил советский "квартирный вопрос".

Но я не могу заметить различия в поведении церковных аппаратчиков и обличительных публицистов-ревнителей разных эпох. ГМО тут, кажется, стали применяться не со сталинских лет, а от времен "константинова дара".

блог протодиакона Андрея Кураева

**Victor** · 28 декабря, 2015

Сергей Чапнин о том, чем он не захотел дышать

В тексте я выделил те места, которые, возможно, помогут кому-то понять мой многократно повторявшийся тезис: "не я меняюсь. Меняется церковь".

***

На днях патриарх Кирилл распорядился уволить Сергея Чапнина с должности ответственного редактора «Журнала Московской патриархии» за его неподобающие высказывания. COLTA.RU попросила Сергея рассказать о том, что произошло.

— Судя по информации в СМИ, тебя уволили из-за твоего доклада «Православие в публичном пространстве: война и насилие, герои и святые» в Московском Центре Карнеги. Это официальная причина?

— Это догадки тех, кто пишет в соцсетях и закатывает истерики на православно-патриотических сайтах. Связаны эти события лишь тем, что их разделяет всего несколько дней: 9 декабря я прочитал доклад, и через несколько дней пришло распоряжение патриарха Кирилла о том, что мое дальнейшее пребывание в должности ответственного редактора ЖМП он считает «нецелесообразным». Я вполне допускаю, что мое выступление стало поводом для увольнения, но никак не причиной. Кстати, я очень рад такому совпадению и благодарен патриарху. К докладу возник огромный интерес — только на моем сайте доклад за четыре дня прочитало более 10 тысяч человек.

Но это не главный мой текст уходящего года. Главный — это значительно более жесткий текст, опубликованный в консервативном католическом журнале First Things в ноябре, — «А Church of Empire» («Церковь империи»).

— Можешь рассказать, кто и как сообщил тебе об увольнении?

— Все это было просто и очень обыденно. 16 декабря я был на выставке «Современные иконописцы России» (это большой выставочный проект, который делает содружество «Артос» в сотрудничестве с Валаамским монастырем и Гильдией храмоздателей), и мне на мобильный позвонил главный редактор Издательства Московской патриархии протоиерей Владимир Силовьев. Он грустным, тихим голосом сказал, что из патриархии пришла бумага. «Хочешь, прочитаю?» — «Да, конечно».

Это было распоряжение патриарха за факсимильной подписью Управляющего делами Московской патриархии митрополита Варсонофия (Судакова). Содержание лаконичное — Чапнина оставлять в должности ответственного редактора считаю нецелесообразным из-за его неподобающих высказываний, назначить исполняющим обязанности Евгения Стрельчика (это мой друг и заместитель).

Непосредственно решение об увольнении принимал протоиерей Владимир Силовьев. В итоге я ухожу по соглашению сторон. В Издательском совете Русской православной церкви и затем, после реорганизации, в Издательстве Московской патриархии я проработал без малого 15 лет.

— Давай поясним для тех, кто не в курсе. У «Журнала Московской патриархии» есть редакционный совет, и возглавляет его митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев), председатель Отдела внешних церковных связей Московского патриархата. А ты назывался ответственным редактором, так?

— С точки зрения современного медиаменеджмента система управления выглядит странно, а название моей должности — просто диковинка. Я никогда и нигде не встречал подобного. Но какая-то логика в этом все-таки есть. Попробую объяснить.

Главным редактором официального издания Церкви всегда должен быть епископ или, в крайнем случае, священник. И протоиерей Владимир Силовьев занимает эту должность с 2000 года. Однако должность главного редактора журнала он совмещает с должностью главного редактора Издательства Московской патриархии, и непосредственно редакцией журнала он не руководит. Для этого создана должность ответственного редактора, который фактически является главным редактором и принимает все решения, связанные с редакционной политикой и выпуском журнала.

— А каковы полномочия и функции редакционного совета?

— А редакционный совет был задуман нами пару лет назад как совещательный орган из руководителей синодальных учреждений. Его состав утвердил патриарх, однако собирался он всего один раз, в самом начале. Инициатива оказалась мертворожденной, так как в состав совета вошли епископы, которые на дух не переносят друг друга и встречаются между собой, мягко говоря, без всякого удовольствия (в совет входят митрополит Ростовский и Новочеркасский Меркурий (Иванов), митрополит Рязанский и Михайловский Марк (Головков), епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон (Шатов), епископ Егорьевский Тихон (Шевкунов), а также протоиерей Всеволод Чаплин, протоиерей Димитрий Смирнов, председатель Синодального информационного отдела Владимир Легойда. — Ред.). Митрополит Иларион (Алфеев), председатель редакционного совета, вскоре после его образования объявил, что собирать совет нет никакой нужды — вполне достаточно, что он сам прочитывает журнал. Ну о'кей. Я решил не спорить.

— Можешь объяснить далеким от церкви читателям, что это за издание — «Журнал Московской патриархии»?

— Это для Русской церкви легендарное издание. Сразу после октябрьского переворота большевики запретили Церкви издавать периодические издания и национализировали церковные типографии. До 1931 года на территории РСФСР, а потом СССР был только церковный самиздат. И вот внезапно в январе 1931 года митрополиту Сергию (Страгородскому) разрешают издавать журнал — это буквально несколько страничек, даже не газета, а то, что сегодня называется newsletter. Однако в 1935 году издание снова запрещают. И только в сентябре 1943 года, после знаменитой встречи Сталина с тремя митрополитами, возобновляется издание журнала, и он без перерыва выходит до настоящего времени.

ЖМП — это уникальный источник информации о жизни Церкви в советское время. Я оцифровал все номера журнала за 1943—1954 годы, и их можно найти на сайте журнала. Там много интересного. Почитайте, например, слово патриарха Алексия I после панихиды по Сталину. Или бесконечная тема «борьбы за мир во всем мире» в 70-е или 80-е… И одновременно замечательный церковный писатель ХХ века протоиерей Александр Мень начинал публиковаться в ЖМП, а уже потом его книги издавались в тамиздате — издательстве «Жизнь с Богом» в Брюсселе. Здесь о многом можно рассказать…

— А сейчас? Можешь сформулировать, что это за журнал и кому он предназначен?

— Журнал Московской патриархии — это описание церковных практик и опыта церковной жизни в современном мире. Адресован он прежде всего духовенству и активным мирянам.

Но признаюсь честно: сегодня журнал снова пребывает в концептуальном кризисе. В Центре Карнеги я говорил о том, что сегодня Русская православная церковь находится в состоянии «нового молчания». И это не просто красивые слова. Круг авторов стремительно сужается: и священники, и епископы отказываются от сотрудничества даже с официальным церковным журналом, потому что боятся говорить. Они уже видели, что происходит с теми, кто сказал «что-то не то».

— Ты ведь в 90-е был далек от официальных церковных структур. Как получилось, что тебя позвали делать официальную общецерковную газету «Церковный вестник»?

— В конце 90-х я был независимым журналистом, с патриархией не был связан никак, хотя хорошо знал и духовенство, и епископат. С 1995 года я был главным редактором агентства «Метафразис», затем обозревателем газеты «НГ-религии», сотрудничал с Православным информационным телевизионным агентством, затем создал первый православный интернет-журнал «Соборность». Это был независимый проект, который мы сделали вместе с замечательным программистом Андреем Скуловым (Андрей умер буквально на днях — 16 декабря, вечная ему память!). А летом 2000 года по благословению патриарха Алексия II меня пригласили реорганизовать газету «Церковный вестник». Для многих, в том числе и для меня самого, это было очень неожиданное предложение. Я совершенно не собирался работать в официальных церковных структурах. Но по совету близких мне священников принял это предложение. Надо сказать, что и тогда в православно-патриотических изданиях стоял страшный вой, радевшие за «чистоту православия» писали публичные и непубличные доносы, но патриарх Алексий II был прекрасен! Он сам передавал мне копии этих доносов и тем самым показывал, что не обращает и не будет обращать на них никакого внимания.

— Патриарх Кирилл назначил тебя ответственным редактором «Журнала Московской патриархии» после своей интронизации в 2009 году. Вы с ним были знакомы и прежде?

— Да, мы знакомы с патриархом Кириллом с середины 90-х и тогда относились друг к другу с большой симпатией. Мы регулярно общались и когда я был независимым журналистом, и позднее, когда я возглавлял газету «Церковный вестник».

— Ты, насколько я понимаю, внедрял современные подходы — ЖМП стал первым православным периодическим изданием, у которого появилось мобильное приложение.

— Да, в 2013-м удалось запустить электронную версию ЖМП для iPad.

Но мой любимый проект — это альманах «Храмоздатель», приложение к ЖМП (выходит с июля 2012 года. — Ред.). Как ни странно, только на страницах этого альманаха нам удалось начать серьезный и профессиональный разговор о проблемах современной храмовой архитектуры и церковного искусства. До этого, несмотря на тысячи отреставрированных и построенных храмов, никто об этом особо не говорил. А здесь происходит много интересного — прежде всего, идет трудный поиск нового образа храма, который бы можно было назвать православным храмом XXI века. И уже есть первые результаты нашей дискуссии — целый ряд архитекторов и мастеров по церковному убранству объединились в Гильдию храмоздателей, в конце января 2016 года пройдет первый фестиваль церковной архитектуры «Дом Господень», построены новые церкви, в которых очевиден поиск новых решений в интерпретации храмового пространства.

Еще я закрыл бумажную версию официальной газеты «Церковный вестник» (выходила с 1989 по 2012 г., сейчас онлайн-издание. — Ред.). Многие сомневались, некоторые возражали, но я сумел убедить патриарха, что это единственно верное решение. Нам не удалось запустить региональные версии газеты — епископы в регионах предпочитали выпускать собственные газеты и боялись ответственности, возникающей при сотрудничестве с официальным общецерковным изданием. В итоге тираж газеты печатался только в Москве и порой неделями развозился по подписчикам в разных епархиях. В эпоху интернета это был просто позор.

— Вы как-то взаимодействовали с патриархом по поводу ЖМП? Он ставил перед тобой какие-то задачи?

— Патриарх Кирилл поручил мне реорганизовать журнал и в целом согласился с моей концепцией. Мы ее подробно обсуждали в 2010 году. Если кратко, то главное в ней — это появление, помимо официальной, и неофициальной части. В неофициальной возможны дискуссионные темы, личные мнения и оценки. И я должен сказать, что это не мое изобретение. Такими были издания периода расцвета церковной журналистики в последней трети XIX века. У некоторых из них была даже раздельная нумерация страниц для официальной и неофициальной частей. Я был очень рад, что эти традиции церковной журналистики удалось возродить. К сожалению, всего на несколько лет. Постепенно круг тем стал сужаться, дискуссионные материалы были признаны нежелательными, а митрополит Иларион (Алфеев) стал превращаться из председателя редакционного совета в цензора журнала, а затем добавился еще один цензор — протоиерей Олег Корытко, начальник патриаршей референтуры.

Мне приходилось отстаивать публикацию некоторых материалов. Приведу лишь один пример. В августе 2013 года в Пскове был убит замечательный священник — протоиерей Павел Адельгейм. Мы регулярно печатаем некрологи, и я поставил его некролог в номер. Однако цензоры потребовали его снять: всем известно, что отец Павел был в конфликте с правящим архиереем — митрополитом Евсевием. Я отвечаю: убит известный священник, как мы можем сознательно отказаться от публикации некролога? Неужели кто-то боится его даже мертвого? Мне отвечают: мы не возьмем на себя ответственность за это решение — передадим патриарху, пусть он сам решает. Патриарх одобрил публикацию, она вышла, хоть и с опозданием и без всякого упоминания о тех гонениях, которым подвергался отец Павел со стороны своего епископа. Но мне было бы невыразимо стыдно, если бы эту публикацию отстоять не удалось.

А в последнее время руководство издательства в своих разговорах стало намекать, что в сложившейся обстановке лучше совсем не высовываться и потихоньку мигрировать в сторону журнала типа «Северная Корея сегодня». Не могу сказать, что для меня такой вектор развития выглядел привлекательно.

— А как члены редакционного совета ЖМП отреагировали на твое увольнение?

— Из всех членов редакционного совета позвонил лишь один, и один написал эсэмэску. В нынешней церковной ситуации это неудивительно. У чиновников — и церковные чиновники здесь не исключение — всегда в дефиците простые человеческие чувства. Именно поэтому я всегда говорил прямо: не делайте из меня церковного чиновника, как христианин, я не мыслю свою жизнь без той свободы, которую даровал нам Христос. Это бесценный дар. Никакие «корпоративные соображения» не могут восприниматься всерьез, когда цена вопроса — отказ от личной свободы.

— С одной стороны, у РПЦ не может быть официального спикера. С другой — похоже, что патриархия построила такую информационную вертикаль, вроде корпоративной пресс-службы. Говорить дозволено немногим. Громче всего при этом звучат слова протоиереев Всеволода Чаплина и Димитрия Смирнова — которые чаще всего вызывают оторопь, но в итоге именно эти слова воспринимаются как официальная позиция РПЦ.

— Я в последние годы много говорил на разных церковных встречах о том, что нельзя смешивать журналистику и пиар. Если смешать, то журналистика умрет, а пиар — или, если хотите, пропаганда — заполнит все свободное пространство. В последние годы в России прямо на наших глазах умирает журналистика. И светская, и церковная. Это говорит лишь о том, что Церковь в своих внешних проявлениях глубоко зависима от общественных настроений. Она, увы, несамостоятельна. То, что происходит в обществе, через некоторое время начинает происходить и в Церкви. Смерть церковной журналистики — яркая тому иллюстрация. И здесь я пессимист — причин для возрождения пока нет.

Мы видим, что официальные спикеры — это симулякры, иллюстрация того, что реальность, как правило, полностью отсутствует. И многие это чувствуют. Поэтому, как только кто-то заикается об «официальной позиции Церкви», слушатели или читатели моментально теряют интерес. Понятно, что это не про Христа, а про те или иные «слишком земные» интересы.

— Ты часто выступаешь публично — в медиа, на конференциях, на фестивалях. И, как я понимаю, не скрываешь своего отношения к происходящему. У тебя в связи с этим раньше возникали какие-то проблемы? Тебе не давали понять, что стоит быть сдержаннее?

— Да, митрополит Иларион (Алфеев. — Ред.) несколько раз писал мне письма и предупреждал, что мои высказывания «расходятся с официальной позицией РПЦ». Но это не расхождение по вероучительным или богословским вопросам. Это попытка принудить всех сотрудников патриархии исповедовать некую единую «православную идеологию», придуманную в последние пять-семь лет. На мой взгляд, к православию эта идеология не имеет никакого отношения. И как-то очень некрасиво, что ее прикрывают словами про «официальную позицию» Церкви.

После моего выступления на богословском факультете Гейдельбергского университета патриарх Кирилл запретил мне выступать на международных конференциях без предварительного согласия митрополита Илариона. А последний отказывался давать свое согласие. Так в 2015 году я стал практически «невыездным». Словом, пахнуло чем-то советским… Это неприятный запах, и очень жаль, что он исходил от церковных иерархов.

— Что теперь? Ты ведь занимаешь другие должности в патриархии?

— Нет, я ушел со всех должностей и в патриархии больше не работаю.

— Жалеешь о том, что произошло?

— В последние дни я ответил на сотни звонков, мейлов и эсэмэсок. Кто-то сочувствует, кто-то спрашивает: «Соболезновать или поздравлять?», кто-то сразу поздравляет. И среди последних есть не только миряне, но и монахи, и священники, и епископы. Я стараюсь во всех событиях увидеть Промысл Божий, и в эти дни я с особой силой чувствую ту поддержку, которую Господь посылает через самых разных людей — и близких, и незнакомых. Словом, нет, не жалею. Рад тому, что открываются новые перспективы.

http://www.colta.ru/articles/media/9668

Другое интервью Сергея - https://slon.ru/posts/61598

см. также http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=117483

***

Коммент Анны Качкаевой:

Да, РПЦ в финале... "Голоса". Отец Фотий будет соревноваться с соперниками в день католического рождества. Сегодня же Патриарх уволил автора доклада про "новое молчание" церкви Сергей Чапнин (зам главного редактора Издательства Московской патриархии и ответственный редактор «Журнала Московской Патриархии). Петь под камерами и софитами в шоу для миллионной аудитории - можно, делать доклады в центре Карнеги и обсуждать "православие в публичном пространстве" - нельзя. На контрасте. "Голос" и "молчание"

блог протодиакона Андрея Кураева

**Victor** · 6 января, 2016

"Церковь будет меняться в сторону простоты"

Православная вера переживает кризис вместе со всей Россией. И, как и у страны, перспективы Веры и Церкви пока не ясны, надежды есть у всех «лагерей». С корреспондентом «Росбалта» беседует один из двух «знаковых людей» в рядах Церкви, получивших отставку в последние дни — еще недавно главный редактор «Журнала Московской Патриархии» Сергей Чапнин.

- Сергей Валерьевич, неравнодушная к Церкви общественность успела подивиться почти одновременной отставке представителей «правого» и «левого» крыльев — Вашей и протоиерея Всеволода Чаплина. Что бы можно сказать на злобу дня?

— Со мной ситуация простая: патриарх четко обозначил политическую мотивацию отставки, и одного мотива было вполне достаточно: недопустимое инакомыслие внутри Московской патриархии. Задачу он поставил жестко – всем научиться говорить одним голосом, палитры мнений быть не должно. Построились и взяли под козырек все без исключения: и образованные, и необразованные; и молодые, и старцы; и миряне, и митрополиты. Не построился – иди вон.

Отец Всеволод — одна из ключевых фигур в патриархии, и для его отставки, казалось бы, нужен и набор мотиваций, и некоторая режиссура. На заседании Синода 24 декабря прозвучало слово, которое, мне кажется, станет ключевым для патриархии в ближайшее время — оптимизация. В результате административной реформы патриарха Кирилла сильно раздуты штаты. Появились новые церковные структуры и большая армия церковных чиновников, которых надо кормить. Экономический кризис уже ударил по Московской патриархии и возникла необходимость ужиматься.

Синодальный отдел, который стоит первым в списке на реорганизацию, — это информационный отдел, возглавляемый Владимиром Легойдой. Но я прогнозировал, что в следующем году его сольют с патриаршей пресс-службой. Разделение между ними искусственное, обычно этим занимается одно и то же подразделение.

Однако патриарх пошел другим путем. Прикрываясь риторикой «оптимизации», он решал свои политические проблемы. В случае с о. Всеволодом – это не борьба с инакомыслием, а крайнее раздражение, что подчиненный может мыслить самостоятельно. Таких сотрудников в окружении патриарха уже не осталось. За исключением, пожалуй, нового епископа Тихона (Шевкунова).

Но степень самостоятельности отца Всеволода тоже вызывает некоторые вопросы. Случайно ли, что до сих пор не прозвучало ни слова осуждения в адрес тех эпатажных, пошлых, а порой и откровенно провокационных высказываний, которые позволял себе отец Всеволод на протяжении последних лет?

Тем не менее понятно, что если о. Всеволод снят, с его отделом что-то нужно делать. И патриарх сливает его с информационным отделом. Новая структура получает название «Отдел по взаимодействию с обществом и СМИ». Сокращенно — ОВЦОСМИ — «овцебык» какой-то. Но неудачно не только это. Союзом «и» должны соединяться равноправные или равновеликие субъекты. А здесь Церковь показывает, что для нее отношения со СМИ не менее важны, чем отношения с обществом. Это абсурд, но я не удивлен. Отношения со СМИ – это главный инструмент формирования «виртуального образа» Церкви. И для церковного руководства виртуальное стало не менее значимо, чем реальное.

- Какая версия опалы о. Всеволода Вам представляется наиболее вероятной?

— Я не идеализирую о. Всеволода, но это ликвидация тех, кто в окружении патриарха еще мог позволить себе самостоятельную позицию. Самостоятельность, насколько я понимаю, это теперь главное, что крайне раздражает патриарха. Теперь его окружение состоит из раздавленных чиновников, отказавшихся мыслить самостоятельно.

Не исключено, что свою роль сыграли и «пожелания» со стороны государства. Концепция «священной войны», которую активно развивал о. Всеволод в последнее время — а я уверен, что у него это искренне — очень опасна. К христианской традиции это отношения не имеет. Среди политических ошибок России осени 2015 года весьма заметная ошибка о. Всеволода.

Буквально в первые дни бомбардировок Сирии он сказал о «священной борьбе против терроризма», но акценты тут же были смещены, и в СМИ это было интерпретировано как «священная война», которую православная Россия ведет против мусульман в Сирии. Возникла очень опасная ситуация.

МИДу пришлось выступить чуть ли не с официальным опровержением, и это вызвало серьезное недовольство в руководстве страны. Но был ли этот аргумент решающим в увольнении Чаплина, я сказать не могу.

- Можно ли провести параллель между отставкой о. Всеволода и отставкой президента ОАО «Российские железные дороги» Владимира Якунина?

— Вопрос интересный… Отвечу так: да, между ними можно провести параллель, но это касается позиции, а не причин отставки. И Чаплин, и Якунин выступали с консервативных христианских позиций. Владимир Якунин очень увлекся игрой в конспирологию и был озабочен созданием «всемирного форума консервативных сил». Для этого он создал и финансировал проект под названием «Диалог цивилизаций». Но это диалог постепенно скис.

Отец Всеволод был прагматиком и занимался формированием «консервативной православной общественности» в России. Другими словами, он тоже выступал как своего рода системный интегратор консервативных сил.

Но здесь важно другое. И для Якунина, и для Чаплина консерватизм был «позой» или, если хотите, игрой для взрослых мальчиков. В экономике Якунин как глава ОАО РЖД был последовательным либералом. И Чаплин на самом деле тоже весьма либеральная фигура. Я не сомневаюсь, что программа, с которой он выступит в ближайшее время, по содержанию не может быть консервативной. Несомненно, будет апелляция к нормам церковного права, которые сегодня постоянно нарушаются, но призывы к восстановлению канонического строя церковной жизни будут восприниматься как либеральная программа, хотя он и постарается привлечь под свои знамена часть «православных консерваторов».

- О. Всеволод не пропадет, наверное?

— Большой вопрос. Епископы и священники из команды патриарха Кирилла, которые в последние 5-6 лет стали настоятелями крупных московских храмов, знают, что вотчину им дает «церковный князь». Они настоятели не потому, что хорошие священники. Их главная работа в Патриархии, все они, прежде всего, церковные чиновники. Но как чиновниками им практически ничего не платят, и единственный шанс себя как-то обеспечить — стать настоятелем храма. Они так и кормились — от храма, а не от оклада.

Это механизм призван полностью блокировать недовольство: если сделал что-то не так в Патриархии, то тебя не только снимут с должности, но и лишат настоятельства. Поэтому, где окажется о. Всеволод в ближайшее время, сказать трудно. Я очень сомневаюсь, что патриарх оставит ему настоятельство в храме на Трех горах.

Ему остается только одно – активная общественная деятельность. И это очень интересно при условии, что он найдет источники финансирования.

- Теперь, если можно, «от частного к общему». Я очень хорошо помню, как в годы перестройки митрополита Кирилла называли «модернистом», лидером «левого крыла в православии». Вероятность его воцарения на патриаршем престоле оценивалась как очень небольшая, и высказывались опасения, что тогда «будет раскол». Немного странно слышать это сегодня, не так ли?

— «Модернизм», «левое крыло» — эти слова из политического лексикона в церковном контексте практически теряют свой смысл, превращаются в ярлык. Некоторое рациональное содержание остается, но доминирует что-то иррациональное – непонимание, страх и осуждение.

В 1980-е годы митрополит Кирилл активно размышлял о том, какой должна быть церковь в современном мире. И когда я впервые об этом услышал на Первом съезде Союза православных братств в октябре 1990 года, я почувствовал глубокую солидарность с ним. Он говорил, что возрождение церкви начинается с прихода, с развития приходской жизни. Мне трудно описать, как много эти слова значили для нас, молодых, только-только крестившихся студентов, еще не вышедших из Советского Союза.

В те годы по мере сил он пытался развивать эту программу. И в его Синодальном отделе по внешним церковным связям зарождались практически все прочие отделы. Было очевидно, что церковь не может не реформировать ту систему управления, которая сложилась в 1943 году после некоторого ослабления гонений со стороны коммунистического государства.

А почему «модернизм»? Православное сознание было законсервировано в советское время, сами православные находились в изоляции. Все, что развивалось, что не стояло на месте, казалось, несло такому православию угрозу. Прежде всего, это были экуменические контакты с христианами Запада, в которых активно участвовал Кирилл.

Но эта «угроза с Запада» была прежде всего связана с непониманием. Не все можно и нужно принимать, но для ответственного решения требовались серьезные богословские исследования, которые некому было проводить. Например, как мы понимаем крещение не само по себе, а в отношении к тому, как его понимают католики и протестанты разных деноминаций. Это требовало широчайшего кругозора, серьезного знакомства с богословием различных церквей. В советское время таких специалистов не было, изучить это никто не мог — а то, чего ты не знаешь, ты оцениваешь как угрозу.

Кирилл с этими проблемами работал, и, соответственно, воспринимался как проводник «опасных идей». Но он прекрасно использовал шанс познакомиться с христианством в разных странах мира. Он их посещал, практически со всеми христианскими лидерами был знаком лично. С таким багажом он подошел к патриаршеству.

На рубеже 1980-х и 1990-х был некоторый шанс, что раскол между «правыми» и «левыми», условными «консерваторами» и «либералами» будет преодолен, потому что перед Церковью открываются новые возможности, и нужно просто вместе работать: проповедовать, заниматься миссионерской деятельностью, образованием, социальной работой. Работа найдется всем. И на несколько лет возникло некоторое затишье в идеологических спорах внутри церкви.

- Эти надежды не оправдались, как мы видим?

— К сожалению, все это закончилось уже в 1994 году конференцией, на которой был осужден о. Георгий Кочетков и его община за «либеральные эксперименты». Церковные иерархи на этой конференции не появились. Это была в чистом виде общественная инициатива, но это была манифестация растущей силы «правых». Их голос становился все громче, они стали открыто и все более грубо осуждать всех, кого считали своими противниками.

Кстати, сам митрополит Кирилл попал под жесточайшую, уничижительную критику со стороны газеты «Русь православная», радиостанции «Радонеж» и «Русской линии». Об него ноги вытирали, это было совершенно неприлично. Теперь все они постоянно твердят: «Мы за патриарха, нас не трожь! Наши доносы сам патриарх читает с удовольствием».

Думаю, что вопреки здравому смыслу, патриарх Кирилл испугался «правых» и стал делать реверансы в их сторону. Ошибка здесь в том, что их сознание очень четко делит весь мир на «своих» и «чужих». Да, чужие могут делиться на тех, кого мы кусаем, и тех, кого не кусаем, но чужие никогда не станут своими. Все усилия патриарха Кирилла привели лишь к тому, что он перешел в статус чужих, которых не кусают, своим и он не стал. Да, «правые» ему присягают, но это лицемерие, политическая игра. Думаю, что на самом деле патриарх об этом знает.

Кстати, патриарх поручил именно отцу Всеволоду курировать «правых». Он с ними встречался, привлекал к работе, раздавал церковные награды. И то, как с о Всеволодом расшаркивались в последние годы, казалось бы, позволяет говорить об успехе его миссии. Однако после отставки «правые» тут же припомнили Чаплину весь его либерализм, и отказали в какой-либо поддержке.

История отношений патриарха Кирилла с правыми ждет отдельного разговора, и я бы даже сказал исследования. Думаю, здесь уже можно подводить итоги. И заседание Синода 24 декабря тоже можно назвать началом подведения итогов семи лет патриаршества.

- Каковы эти итоги?

— Когда митрополит Кирилл стал патриархом, возникла программа больших реформ. Которая в целом проведена. Но у всякого решения есть плюсы и минусы. Здесь, как мне кажется, они не посчитаны. Громадная и неповоротливая церковно-административная система, созданная за последние шесть лет, в условиях кризиса нежизнеспособна, с таким числом чиновников церковь в кризис не выживет, да и эффективность их работы нельзя назвать удовлетворительной.

Придется опять сокращаться. Синод решил назвать это оптимизацией, но по сути это признание того, что далеко не всё в реформах патриарха Кирилла оказалось удачным. Это первый итог.

Второй — недовольство старой командой. Уволен Чаплин — а поскольку это был один из самых близких к нему людей, при всей сложности их отношений, его увольнение нужно воспринимать как весьма болезненную реорганизацию.

Третий вывод: Синод начинает признавать, что с новыми епископскими хиротониями (назначениями) есть проблемы. Сотни епископов рукоположены за шесть лет. И вот Синод рассмотрел положение в Анадырской епархии, снял епископа и назначил нового. Впервые отправлен на покой епископ, рукоположенный самим патриархом Кириллом — хиротония мая 2011 года. Серьезные проблемы с этими молодыми епископами уже были, но до сих пор Синод предпочитал переводить их с епархии на епархию.

- А что за проблемы? Произведено «дробление» епархий, и число епископов сильно возросло?

— Да, епископов на территории России стало в два с лишним раза больше. Было примерно 70 епархий, сейчас около 200. Мотивация была такова: в епархии должно быть 100-150 приходов, чтобы епископ был ближе к духовенству и народу.

Но 100-150 приходов – это очень относительная история. Например, в Туве всего десять приходов. И численность русского населения такова, что больше уже не будет, возможности роста исчерпаны. Однако это субъект Федерации — туда поставили епископа. А у нас в Москве у благочинного по 20-30 храмов. Получается, что епископ в Туве — это меньше половины, а по финансовым доходам и 1% благочинного в Москве.

- Что за епископы приходят, и что они получают для себя вместе с приятным повышением по службе?

— По сути, карьера строится очень незамысловато. Молодые ребята приходят в церковь, получают худо-бедно семинарское образование, затем без серьезной учебы какое-то светское образование. Проводят время на приходе или в монастыре — то есть, в полном отрыве от современной жизни, и вдруг… счастье! Их ставят управлять епархией.

Почти все епископы, которые поставлены за эти шесть лет, не имеют необходимого опыта и навыков управления. Кто-то научится, а кто-то и нет. Епархия — это всегда юрлицо. Им нужно хорошо знать законодательство – и светское, и церковное, вести бухгалтерию, понимать нужды и потребности священников, а они, монашествующие, нужды и потребности женатого духовенства знают очень плохо.

Плюс им нужно создавать с нуля — в районах, порой безнадежно бедных — епархиальные управления: найти здание, секретаря, бухгалтера и т.п.

Берется область, митрополит сидит в сравнительно благополучном областном центре плюс оставляет себе районы побогаче, а область делится еще на две-три епархии. Одна епархия — несколько районов. Там образованных или просто приличных не всегда найдешь… Многие районы депрессивные, промышленности нет, единственные живые деньги — это деньги госслужащих и пенсии. Как развивать церковную жизнь?

Да, есть районы, где исторически православие укоренилось, и люди ходят в храм. А есть районы, где не ходят. Есть город, где на 30 тысяч жителей десять храмов, и все живут хорошо. И есть город, где на те же 30 тысяч один храм, и священник еле-еле выживает, нищенствует. Потому что нет традиции ходить в храм.

Плюс к тому, никто не хочет решать проблему бесправия приходского духовенства. Священник полностью зависит от своего епископа. Поскольку с ним не заключается трудовой договор, он даже не может апеллировать к Трудовому кодексу. Фактически это состояние рабства. Если епископ приличный — это рабство может быть в латентном состоянии. А если епископ негодяй, он давит и священников, и приходы. Прежде всего, выдавливая из них деньги.

- Обратимся к внешней политике. Война на Украине — это очень серьезный удар для церкви?

— Безусловно, это очень серьезное испытание. Поскольку Украинская православная церковь Московского Патриархата (УПЦ МП) в течение долгих лет, до второго Майдана, вела себя очень аккуратно в публичной сфере, она добилась очень хороших результатов. Ее стали называть просто Украинской православной церковью без добавления Московского Патриархата. Она действительно была и самой многочисленной, и самой авторитетной церковью на Украине. И то, что она канонически подчиняется патриарху, который находится в Москве, было не очень существенно.

Но после Крыма произошла переоценка роли церквей. Неканоническая УПЦ Киевского Патриархата воспринимается как национальная церковь, а УПЦ МП называют "московской церковью". "Не наша"...

Проблема самоидентификации для православных стоит очень остро. Даже в УПЦ МП есть немало приходов, которые перестали поминать Патриарха Московского на литургии. Поясню, что юрисдикция церкви определяется, в частности, поминовением имени предстоятеля церкви за литургией. На Украине поминался сначала Патриарх Московский, затем Блаженнейший Митрополит Киевский, а после местный епископ. Так вот, сейчас, не уходя из УПЦ МП, некоторая часть священников перестала поминать патриарха, и эту позицию активно поддерживают прихожане. Это мягкая форма противостояния внутри самой церкви.

О том, что проблема стоит очень остро, говорит один простой факт: год назад митрополит Киевский и всей Украины Онуфрий настаивал на поминовении священниками патриарха, но 28 декабря 2015 года неожиданно поменял свою позицию и признал за священниками право не поминать патриарха Кирилла.

Для церкви это один из признаков серьезной геополитической катастрофы. Встает очень серьезный вопрос: что будет с Украиной, в церковном смысле? Москва на ситуацию на Украине влиять не может никак.

Для патриарха важно сохранить существующий статус кво. Что бы он ни делал замечательного и выдающегося, но если при нем УПЦ МП отколется, патриарх Кирилл войдет в историю только с этим. Это как зубная боль, и непонятно, как ее лечить, пока колют обезболивающее.

По идее, есть два варианта: ждать, пока это все рванет, и УПЦ сама станет независимой. Или возглавить процесс и дать эту независимость. На второе решимости пока не хватает. У митрополита Киевского ясной линии нет, он пытается балансировать между интересами разных групп, и пока у него это получается.

- А как бы надо, на ваш взгляд, строить национальную политику в церкви?

— Опасно смешивать религиозную и национальную идентичность. Надо набраться мужества и последовательно говорить о том, что это разные вещи. Да, связь между ними существует, но отождествлять одну с другой нельзя. Церковь – это прежде всего сообщество тех, кто верит во Христа как Спасителя и совместно участвует в литургии. Все остальное: политика, гражданство, национальность, культура должно отступить на задний план.

В древности единство церкви подчеркивалось в названии. Говорили так: православная церковь в таких-то землях, в Антиохии, в Иерусалиме. Позднее география «перепрыгнула» в начало в виде прилагательного: Сербская церковь, Русская церковь и т. д. Таким образом, национальный компонент стал гораздо ярче. И как следствие это вызвало рост националистических настроений внутри церквей.

Тот, кто говорит: «Я член Русской церкви!», обычно активно говорит о патриотизме, и не столько культурном, сколько государственническом. Православные теперь в первую очередь патриоты России, а все остальное — во-вторых. Но Русская Православная Церковь сегодня носит наднациональный характер. Как только Россия начинает использовать православие как вариант национальной идентификации, не только на Украине, но и в Белоруссии, в Прибалтике, в Казахстане начинаются проблемы.

Одно время была попытка говорить о том, что Русская церковь находится на территории России. А то, что объединяет всех вместе — это Московский Патриархат. Это был красивый ход, но не сработало.

- А что в области идей? У нас сейчас в стране державно-патриотический подъем, а в церкви это, кажется, выражено еще сильнее?

— Главное, что произошло в идейной сфере за последние годы — то, что Россия как бы «разобралась со своей историей». И признала, что историей Советского Союза мы можем гордиться. Это великая история, мы ее наследники. И эта история великих побед для нас представляет великую ценность.

Какие выводы из этого следуют? Сегодня Церковь – без всякого давления извне — признала генеральных секретарей коммунистической партии как великих правителей советской эпохи. Какие бы злодеяния Сталин ни творил, его великие достижения нельзя принижать, под его водительством Россия одержала победу в войне. И это будто бы искупает его преступления.

В том, что Церковь говорит об этом открыто, я вижу серьезную духовную и богословскую проблему. Чествуя Сталина как «великого вождя», мы оскорбляем память не только святых, пострадавших в годы гонений, но и всех тех, кто стал жертвой сталинского режима. Церковь была Сталиным фактически уничтожена, и теперь она признает его заслуги перед нацией. Фантастически уязвимая позиция… Я бы сказал, духовно нездоровая. И вот уже очередной игумен Евстафий призывает к тому, что останки Ленина должны остаться в Мавзолее. Коммунисты в разных городах открывают бюсты Сталина, и церковь молчит.

- Но ведь принято считать, что церковь уничтожили Ленин и Троцкий, а Сталин ее как раз возродил, когда набрал достаточно власти, и появился повод в войну.

— Это не так. В 1920-е гг. Церковь существовала и легально, и нелегально, в катакомбах. Фактически она была уничтожена в 1930-е, и это, безусловно, на совести Сталина. Временное изменение курса после 1943 года — это тактическое решение коммунистов. Если кто-то в этом видит нечто большее, он обманывается.

«Расцвет советского» блокирует формирование современной православной культуры и новой православной идентичности. Если мы принимаем советское прошлое и гордимся им, то следует отказаться от наследия дореволюционной России, которую коммунисты всеми доступными способами уничтожали. Здесь или — или.

Не делая этого выбора, Россия попала в ситуацию «гибридной религиозности», то есть, мы возрождаем и православные традиции, и советские. Такой сплав приводит к формированию постсоветской гражданской религии, которая эксплуатирует православную традицию, но по сути православием не является.

Это новая версия «православия без Христа». Нам очень важны русские святые, величие России, важно быть патриотом. Особое значение приобретают, например, князь Владимир и Александр Невский, и как-то забывается Евангелие, становится не очень-то нужным и Сам Христос.

Достаточно широко известна модель американской гражданской религии. Она тоже служит формированию национальной идентичности с мощной мессианской составляющей, но принципиально отличается от постсоветской — в ней присутствует Бог. Да, без имени, как Абсолют, как Высший разум. В постсоветской гражданской религии Бога нет.

- Ну, а какова же судьба «либерального» крыла — вообще, как быть «православному европейцу» в сегодняшней России и ее Церкви?

— Конечно, «условно-либеральное крыло» никуда не делось. Впрочем, стоит избегать этого искусственного противопоставления «либералов» и «патриотов». Первых корректнее называть христианскими демократами, а вторых – последователями постсоветской гражданской религии. Христианские демократы — это те, кто не мыслят себя в отрыве от европейской христианской цивилизации. Многие были на Западе, знают, как живут православные в Греции, католики в Италии и Франции, как живут лютеране в Германии. Кризисные тенденции присутствуют и там, но христианство в Европе гораздо более укорененное и энергичное.

Православные, которые переживают свою причастность к мировой христианской культуре, особо не заметны. Для них исповедание веры – это прежде всего личный выбор, поступок. Они не чувствуют потребности в декларациях, публичных акциях, борьбе за традиционные ценности. Источник веры – Сам Христос, а не борьба за ценности.

И у целого ряда православных епархий в России есть долгие и добрые отношения с теми же католиками: православные священники спокойно ездят к ним в Европу, дружат с ними, идет обмен школьниками, кто-то гранты получает, у кого-то совместные социальные проекты. Это не афишируется только из опасения, что начнутся обвинения в «предательстве православия».

Есть те, кто хочет задираться и искать врагов, а есть те, кто хочет просто потрудиться для Церкви. Люди, которые верят во Христа — они тихие.

- Какие осторожные прогнозы можно сегодня сделать?

— Мы на пороге больших перемен. Рассыпалось в прах главное табу последних лет – запрет на прямую критику патриарха. И разрушено оно самым радикальным способом – не случайным человеком, а одним из ближайших его помощников. Много лет окружение патриарха кому приказывало, а кому тихо шептало на ухо: мол, всё можем простить, кроме одного – критики патриарха. Почти семь лет это работало. Не то, чтобы все боялись, но патриарх при избрании получил большой кредит доверия.

Запрет на критику нарушил протоиерей Всеволод Чаплин в первый день после своей отставки, но было бы наивно полагать, что это исключительно эмоциональная реакция на решение синода. Это верный признак того, что кредит доверия больше не может быть использован как универсальный фактор церковного управления. Ситуация в церкви дестабилизирована и уже в ближайшее время может стать неуправляемой. Впрочем, говорить об этом пока рано.

О сроках не скажу, но то, что церковная жизнь и церковь как таковая будут заметно меняться в ближайшие годы — это точно. В сторону простоты. Для пафоса, для надувания щек — для всей этой пены нужно финансовое обеспечение. А денег все меньше. Пена неизбежно осядет. А те, кто жил тихо и молился, останутся. Надеюсь, настоящие православные христиане будут заметнее.

Беседовал Леонид Смирнов

**Serjio** · 6 января, 2016