Поиск по сайту

Научный результат. Социология и управление → 2021 → Том 7, Выпуск №4, 2021 DOI: 10.18413/2408-9338-2021-7-4-1-2 Религиозный фактор в социальном управлении: опыт социологического прочтения Дмитрий Константинович Безнюк (Государственное научное учреждение «Институт социологии Национальной академии наук Беларуси» ул. Сурганова, 1, корп. 2, Минск, 220072, Республика Беларусь) Аннотация. В статье рассматривается проблема выявления и реализации управленческого потенциала религии в условиях секулярного общества и требований предельного рационализма в управленческой деятельности. Автор предлагает методологические схемы из области религиоведения и социологии религии, которые могут служить базой анализа возможностей религии в сфере социального управления: М. Вебер (религиозная мотивация нерелигиозного действия), теории секуляризации (факт видоизменения религии), Р. Белла (теория «гражданской религии»), Н. Смарт (сравнительный анализ религиозных и светских идеологий). Наиболее репрезентативным полем применения этих схем выступает взаимодействие религиозного и иных социальных институтов. На основе функционального и структурного анализа религии возможно установить ее характеристики, которые в теории и на практике можно представить, как условия и инструменты управленческой деятельности. В рамках разницы восприятия религиозной веры разными людьми, религия, как инструмент социального управления, используется с разной интенсивностью, в разных формах и разных культурных «упаковках». В качестве примера такой ситуации автор предлагает рассмотреть особенности корпоративной культуры как специфической сферы сращивания религии и системы управления. В современной теории и практике организационной культуры предлагается выделять логику построения корпоративной культуры по лекалам религиозной культуры: корпоративная культура, бренд, реклама, система связи с потребителем выстраиваются в рамках системы, которая содержит слишком много аналогий с религией. Ключевые слова: религия, религиозный фактор, управление, социальный фактор, корпоративная культура, секуляризация. [Ссылка на источник: Безнюк Д. К. Религиозный фактор в социальном управлении: опыт социологического прочтения // Научный результат. Социология и управление. 2021. Т. 7, № 4. С. 180-190. DOI: 10.18413/2408-9338-2021-7-4-1-2., URL: http://rrsociology.ru/journal/annotation/2624/]. Введение (Introduction). Социальное управление, что давно является хрестоматийной истиной, надо рассматривать как важнейший фактор успешного существования (функционирования и развития) общественной системы любого масштаба – от отдельной фирмы до международного объединения. При поиске факторов, повышающих эффективность управленческой деятельности, ее субъекты все чаще обращаются к культурным сюжетам, которые, на первый взгляд, далеки от области управления. Одним из таких сюжетов оказывается сфера религии. Российский менеджер А. Абрамов как-то заметил, что «наука управления была создана не в девятнадцатом веке, а три тысячелетия до нашей эры. Ровно четыре тысячелетия назад! И уж точно не Тейлором, Макдауэллом и прочими уважаемыми учеными нашего времени. …. Оказывается, Библия – это еще и книга об управлении» (Абрамов, 2004: 2). Современная теория и практика управления обязательно должны распространять свой интерес на проблему изучения и использования управленческого потенциала религии: не использовать потенциал религии как инструмента социального управления, значит упускать возможность повысить его эффективность. Особенно это актуально в периоды трансформации социальных систем: советский и российский историк А. Кузьмин, например, замечательно продемонстрировал переход роли религиозного фактора в социально-политическом управлении древней Руси с языческого к христианскому в связи с изменением запросов правящей элиты и базовых ценностных установок населения (Кузьмин, 1988). Целью статьи выступает предварительное обобщение материалов и уточнение следующей проблемы: насколько иррациональное (религия) востребовано рациональным (социальное управление, менеджмент) и как иррациональное (религиозные и квазирелигиозные схемы) существует в поле рационального (реальные управленческие практики, корпоративная культура). Болгарский исследователь В. Проданов замечает, что «изменения в форме, средствах и измерениях насилия связаны с ростом инструментальной рациональности, которую несет с собой капитализм, и это означает взрывную рационализацию средств, которые сами по себе становятся самоцелью» (Проданов, 2005: 72). Эта позиция может быть распространена на сферу управления (которая без той или иной степени насилия не существует), но требует уточнения по поводу декларируемой «рациональности». Методология и методы (Methodology and methods). Методологической базой реализации заявленной цели выступают вполне осязаемые истины, которые были добыты и апробированы в рамках религиоведения (включая, социологию религии) периода XIX-XX веков. Мы имеем в виду, во-первых, функционалистский подход и, во-вторых, его приложение в рамках анализа межинституционального взаимодействия религии. По поводу функционализма следует отметить следующее. Саму по себе социальную функцию религии следует понимать, как характер и направление воздействия религии на общество и его подсистемы. Западный религиовед и писатель М. Томпсон настаивает, что «невозможно как следует понять общество, будь то в глобальном или локальном масштабе, не осознавая, какую роль играла и играет в нем религия» (Томпсон, 2001: 8). Роль религии – результат выполнения ею целого набора социальных функций, позволяющих относиться к религии как необходимому элементу истории, культуры и общества. Стоит обратить внимание на то, что многие социологи, анализируя роль религии в обществе и механизмы ее воспроизводства, указывали на такие функции, которые можно отнести к сюжетам социального управления. Например, Г. Тард в своей «Социальной логике» писал, что религия – есть первая форма социального управления мыслями и поступками людей: «она является вначале единственным правилом для их верований и единственной уздой для их желаний» (Тард, 1996: 187). Э. Дюркгейм настаивал на солидаризирующей функции религии, на ее способности сплачивать коллектив (Дюркгейм, 2018). Его последователь, британский антрополог А. Рэдклифф-Браун напрямую связывал функции религии с социальными потребностями группы (общества): религия – это средство социального контроля, которое предотвращает девиантное поведение и способствует упрочению социальной интеграции и стабильности. Американский социолог Т. Парсонс указывал на узаконивающую функцию религии, функцию ограничения действий членов общества через обоснование системы норм и ценностей. Однако, сделаем оговорку, что при функциональном анализе религии (с целью экспликации ее управленческого потенциала) необходимо четко представлять себе методологические особенности этого анализа, а именно следующие положения: одно явление может выполнять различные по значимости функции и одна и та же функция может выполняться различными элементами системы (на этом настаивал Р. Мертон); выделение универсальных (вневременных) функций носит условный характер; различные религии могут выполнять неодинаковые функции в одинаковых условиях; одна и та же религия в различных условиях (культура, время) может выполнять различные (даже противоположные) функции. По поводу анализа межинституционального взаимодействия (взаимодействия и взаимовлияния религии и других институтов, а шире, и других социальных процессов и явлений) необходимо указать на то, что он позволяет взглянуть на религию не как на архаичный, музейный экспонат в рамках современного общества и культуры, а как на вполне «рабочий» элемент социальной системы. Эта работоспособность определяется некоторыми специфическими характеристиками религии, которые и лежат в плоскости нашего исследования – связи религии и социального управления – и концентрируется в понятии религиозного фактора. Белорусский исследователь А. В. Шерис, анализируя смысловой спектр применения понятия «религиозный фактор», обнаруживает его использование в трех контекстах: «во-первых, в общественно-политическом измерении, когда речь идет об общественных событиях или тенденциях, причины которых усматриваются во влиянии религии. Так, например, упоминание о религиозном факторе на Северном Кавказе или Ближнем Востоке вызывает вполне определенные ассоциации с конфликтами, где одна из сторон принадлежит исламскому миру. Во-вторых, «религиозный фактор» может фигурировать в контексте общесоциального влияния религии. В этом случае речь идет о воздействии религии на цивилизационные особенности, культуру, социальные структуры, процессы и т.п. В-третьих, в психологическом контексте «религиозный фактор» может обозначать воздействие религии на социально-психологические параметры как индивида, так и группы. В этой связи речь обычно идет о негативном влиянии закрытых религиозных организаций (например, тоталитарных сект) на психику и социальную активность людей» (Шерис, 2014: 110). Так или иначе, речь идет о возможности религии влиять на какую-либо характеристику социальной системы, а влияние (осуществляемое сознательно, с какой-либо определенной целью) есть составная часть управления, что и порождает интерес к возможности практического использования религии в рамках социального управления. Здесь опять необходимо сделать методологическое отступление. Рассуждая о связи религии и политики, известный российский религиовед Л. Н. Митрохин, задался вопросом о наличии у религии некоторых особенностей, позволяющих «объяснить ее исторически ранний альянс с официальной политикой и эффективность защиты последней» (Митрохин, 2008: 623). Ответ на этот вопрос, полезен для нашего исследования, так как он достаточно универсален в контексте управленческих возможностей религии. Первой такой особенностью религии выступает ее язык. Особенность религии в качестве управленческой схемы заключается в символическом языке, который: 1) понятен народу и 2) абстрактен и гибок (пластичен), что дает простор для ситуативных интерпретаций. Например, гуситские войны XV века, где рождение чешской нации и ее борьба за место под солнцем против немецких и австрийских феодалов, шли на языке религии. Под видом богословской дискуссии о форме причастия – вино и хлеб (опресноки) для духовенства или только хлеб для остальных – выражалось противостояние интересов классовых и национальных групп, проживавших на чешских землях Священной Римской империи. Язык религии, прежде всего, язык чешской Реформации, сумел четко выразить и эффективно донести до адресата национальные и классовые интересы коренных жителей Чехии, способствовал идеологической и военной мобилизации населения, легитимизировал насильственные действия. Второй особенностью можно считать то, что в любой религиозной культуре (цивилизации) религия есть закономерный, а иногда и решающий способ систематизации и оформления стихийно складывающегося сознания социальных групп и сословий о должном порядке и соответствующей системе его достижения и поддержания, то есть системе управления. «… Религия обладает способностью представлять конкретные классовые интересы в форме общечеловеческих, универсальных ценностей» (Митрохин, 2008: 628), служить управленческо-организационной сердцевиной массовых движений и масштабных социальных процессов. Ярким примером может выступать ситуация первого крестового похода 1096 года. Его идея, как и идея всего крестоносного движения, берет своё начало в обстановке конца раннего Средневековья, когда тогдашняя Европа столкнулась с ростом внутренних военных конфликтов в рамках перераспределения и без того скудных материальных ресурсов. Говоря языком Л. Н. Гумилева, внутренняя пассионарность, грозящая взорвать устоявшийся порядок и систему управления, требовала выхода. Способом ее канализирования во вне и стали крестовые походы. Благословляя крестовый поход 26 ноября 1095 года, папа Урбан II сказал: «… От пределов Иерусалима и из города Константинополя к нам пришла важная грамота, и прежде часто доходило до нашего слуха, что народ персидского царства, народ проклятый, чужеземный, далекий от бога, отродье, сердце и ум которого не верит в господа, напал на земли тех христиан, опустошив их мечами, грабежом и огнем, а жителей отвел к себе в плен или умертвил... церкви же божии или срыл до основания, или обратил на свое богослужение... Кому же может предстоять труд отомстить за то и исхитить из их рук награбленное, как не вам... Вас побуждают и призывают к подвигам предков величие и слава короля Карла Великого... и других ваших властителей... В особенности же к вам должна взывать святая гробница Спасителя и Господа нашего, которою владеют нынче нечестные народы... Земля, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, и вследствие того она сделалась тесною при вашей многочисленности: богатствами она необильна, и едва дает хлеб своим обрабатывателям. Отсюда происходит то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите смертельные раны. Теперь же может прекратиться ваша ненависть, смолкнет вражда, стихнут войны и задремлет междоусобие. Предпримите путь ко гробу святому; исторгните ту землю у нечестного народа и подчините ее себе. Земля та... «течет медом и млеком». Иерусалим – плодоноснейший перл земли, второй рай утех...» (цит. по Ракузина). Л. Н. Митрохин отмечает, что в конкретных исторических условиях создание цельной программы, «могущей приводить в действие большин массы людей, было возможно лишь в рамках и средствами религии, способной придать им универсальную, завершенную мировоззренческую форму» (Митрохин, 2008: 630). И не надо наивно полагать, что эти исторические условия прошли. В XXI веке существуют мощные социальные и политические движения и партии, которые вдохновляются религиозными мотивами. Третья особенность религии, интересующая нас в контексте ее связи с управлением, заключается в том, что и религия, и управление опираются на идеологию порядка и требуют соблюдения строгой системы норм и предписаний, за которыми стоят общие для группы ценности. Этот порядок, в конце концов, сам выступает как высшая ценность, которая, в конкретных исторических и культурных условиях допускает или не допускает его развитие (изменение, модернизацию). Эту ситуацию, относительно религии, но с возможностью экстраполяции на какую-либо управленческую программу (политическую, организационную и пр.), прекрасно описал Э. Фромм, выделивший гуманистическую и авторитарную тенденции в функционировании религии. В своей работе «Психоанализ и религия» он писал: «Вопрос не в том, религия или ее отсутствие, но в том, какого рода религия: или это религия, способствующая человеческому развитию, раскрытию собственно человеческих сил, или религия, которая эти силы парализует» (Фромм, 1989: 161). Суть гуманистической тенденции выражена в следующих положениях религиозного вероучения (ранний буддизм, даосизм, учение пророка Исайи, раннее христианство): утверждение самоценности человеческого бытия; стимулирование возможности самореализации (самосовершенствования) человека; воспитание чувства любви, единства и равенства среди людей; Бог выступает как символ человека, идеал совершенства и нравственной чистоты; познание и самопознание через разум; возвышение человека над природой (человек-творец); «жизнь в Боге» понимается не как механический магический ритуал, а как творчество и самовозрастание; преобладание духовности над иными (политическими, социальными, экономическими, эстетическими и т.п.) ценностями. Авторитарная тенденция заключена в следующих установках (их Э. Фромм находит в иудаизме, позднем христианстве и исламе): признание стоящей над человеком сверхсущности, управляющей его судьбой и требующей поклонения и услужения; причина поклонения божеству кроется не в его моральном авторитете, а в страхе перед его непредсказуемой силой (Бог – не любовь и справедливость, а власть и сила); сближение с этим божеством невозможно, оно в запредельном для человеческих сил мире; как следствие всего этого религиозность сводится к механическому ритуалу, заклинанию, магической формуле; вера в личную или групповую богоизбранность. В конечном счете, самым «существенным элементом авторитарной религии и авторитарного религиозного опыта является полная капитуляция перед силой, находящейся за пределами человека. Главная добродетель этого типа религии – послушание, худший грех – непослушание» (Фромм, 1989: 161). Говоря о причинах, вызывающих к жизни ту или иную тенденцию, Э. Фромм указывал на весь способ жизненной практики, точнее, социально-экономическую и политическую структуру общества. Авторитарная тенденция суть следствие дегуманизирующих мотивов религии, которые появляются в результате институциализации (социального оформления) культовых систем, ведущей к приспособлению ранней проповеди к настоящим политическим и экономическим условиям. «В обществах, которые управляются могущественным меньшинством, держащим массы в подчинении, индивид настолько охвачен страхом, настолько неспособен к сильному и независимому чувству, что его религиозный опыт с необходимостью окажется авторитарным» (Фромм, 1989: 167). Позволим отметить, что это распространяется не только на религию, но и на ситуацию социального управления как такового. Научные результаты и дискуссия (Research Results and Discussion). Заканчивая методологическое отступление, возвратимся к анализу религиозного фактора, то есть возможностей религии влиять на какую-либо характеристику социальной системы. Естественно, что система социального управления является многоуровневым образованием. Это дает возможность предположить многовариантность использования религии как инструмента влияния и управления: на различных уровнях общественной системы, в различных ее сферах и институтах следует искать «местные», особенные механизмы использования религиозного фактора. Уместно обратиться к схеме немецкого социолога и экономиста М. Вебера «протестантизм – капитализм», в рамках которой он попытался обосновать тезис о том, что религия – мощный механизм мотивации нерелигиозных форм поведения человека, в частности экономического поведения (см. Вебер, 1990: 61-272). На практике с таким инструментом социального управления как религия следует обращаться исходя из особенностей восприятия религии конкретным социальным субъектом (человеком, группой, культурной общностью). В религиоведении (в частности, в социологии религии) это восприятие отражено в типологии состояний сознания субъекта: религиозный, квазирелигиозный, колеблющийся и нерелигиозный типы. Возможны и другие типологии, и классификации, но главное заключается в том, что на процедурном уровне социального управления речь идёт о том, что восприятие религии у различных субъектов отлично: религия имеет для разных субъектов разный удельный вес, содержание, мобилизационный потенциал… Например, возможно выделить следующие формы восприятия религии субъектом – религия есть: культурно-историческая традиция, признак принадлежности к конкретному обществу, этносу, культуре; вера и культ в традиционном смысле; особый вид знания (ситуация, когда человек добивается когнитивного комфорта, ищет такое знание, которое альтернативно как классической науке, так и традиционной религии); полусветская-полусакральная идеология, мотивирующий комплекс действий, выходящих за рамки религиозных действий: эксплуатация религиозных идей в другом поле – политике, бизнесе и пр. Знание о специфике восприятия религии тем или иным субъектом (объектом управления) может позволить субъекту управления более полно использовать свои возможности. В свое время автор этих строк предложил обратить внимание на ситуацию проникновения в поле рационального организационного (корпоративного) менеджмента иррациональных, схожих с религиозной сферой, сюжетов, повышающих эффективность управленческих программ (Безнюк, 2004). В качестве объяснительной основы такого факта можно опираться на несколько теоретико-методологических схем, разработанных в рамках западной социологии религии: М. Вебер, анализируя этику протестантов (кальвинистов, прежде всего), обнаружил совпадение требований религиозной протестантской этики и светских норм поведения успешного, рачительного хозяина. Этим он объяснял экономический успех протестантских стран и регионов. Изучение процессов секуляризации западной культуры привело некоторых социологов (Р. Белла, Т. Лукман, П. Бергер и др.) к выводу, что религия не исчезает, как того требует формальная логика секуляризма, а видоизменяется, приспосабливается к новым условиям по форме, но не по сути. Американский религиовед Р. Белла, анализируя особенности религиозной и политической жизни США, предложил понятие «гражданская религия». Ее содержание – непротиворечивое смешение и симбиоз религиозных и политико-гражданских сюжетов, важных для американского народа. Как заметил В. Легойда «Бог гражданской религии, по словам Беллы, в большей степени имеет отношение к порядку, закону и праву, чем к спасению и любви» (Легойда, 2007). Британский религиовед Н. Смарт, разрабатывая свой проект «философии мировоззрений», предложил аналитическую схему сравнительного анализа религиозных и светских идеологий. Они обе не имеют принципиальных различий в качестве средства направлять человека относительно смысла жизни (Smart, 1968). В качестве примера «работы» этих теоретико-методологических схем можно привести анализ феномена корпоративной культуры, в рамках которого обнаруживается парадоксальная ситуация совпадения требований рационального управления с характером поведения верующего человека. Корпоративная культура как модель поведения компании и ее сотрудников, формируется в ходе функционирования компании и представляет собой материализацию ее философии – норм, ценностей, видение развития и миссии, форм взаимодействия и так далее. Корпоративная культура распространяется не только на сотрудников, в ее орбиту вовлекается и потребитель, клиент. В корпоративной культуре обнаруживаются структурно-функциональные и социально-психологические аналоги религии, позволяющие ей (корпоративной культуре) быть средством, способом, механизмом управления. Базовые элементы корпоративной культуры – миссия организации, ее базовые цели, кодекс поведения и пр. – полностью соответствуют по значению и функциям таким компонентам религии, как сакральное, вероучение (догматика), заповеди (праведный образ жизни). Психологическое подобие наблюдается в том, что корпоративная культура преподносится сотруднику не только как предпочтительная, но как единственно возможная модель организации его поведения и мышления, а модель поведения на рабочем месте превращается в моральный кодекс жизнедеятельности. Трудовой коллектив (часто звучит аналогия с семьей, вторым домом) становится подобен религиозному братству, а вполне светские элементы корпоративной культуры (миссия, товарный знак) перекочевывают в сферу сакрального. Знаковые брэнды начинают функционировать в светском пространстве как религиозные символы. Практически, по аналогии со схемами Н. Смарта, они: - всеобъемлющи (жизнь, здоровье, счастье, смысл); - выражают (по сценарию разработчиков) жизненно необходимые состояния (успешность, престижность, комфортность и т.п.); - требуют полного восприятия и преданности как гарантии конечного результата; - являются самодостаточными и сами готовы порождать окружающую среду (сопутствующие товары и товары с генеральным логотипом). Религиозное восприятие бренда требует соответствующего поведения, на этот раз со стороны потребителя. И такое поведение появляется – вера материализуется через поведение: сотни и тысячи фанатов Apple ночуют под дождем у дверей магазинов накануне начала продаж нового гаджета любимой фирмы… Разумеется, что производство такого брэнда требует не простой «фабричной» обстановки, именно корпоративной культуры – культуры избранности и принадлежности чему-то великому, дарящему миру нечто необходимое и уникальное. Примечательно, что многие специалисты только так и видят функционирование корпоративной культуры, только в таком качестве и предлагают «раскручивать» собственный товар до степени «корпоративной религии» (Кунде, 2002). Можно предположить, что, исходя из такой логики, главной задачей корпоративной культуры становится воспитание у персонала своеобразного культового сознания: требуется не логика, а вера в правильность форм организации и управления в своей фирме. Достаточно взглянуть на формулировки миссий и слоганы подобных корпораций, чтобы заметить аналоги религиозно-миссионерских мотивов. Последнее весьма характерно для «коммерческих культов», которые действуют по схемам религиозных сект и тайных обществ. Сотрудников этих коммерческих структур воспитывают в преданности миссии организации, в почти сверхъестественные свойства распространяемого товара, в вере в истинность существующей схемы действия. Абсолютно верный тезис о важности и необходимости наличия корпоративной культуры, на практике может быть доведен до ситуации стирания границ между светским и сакральным, за которой следует подмена одного другим. Заключение (Conclusions). В заключение предложим два тезиса. Первый касается реальной возможности зафиксировать иррациональность корпоративной культуры, которая преподносится важнейшим элементом эффективности организации и ее управления, с одной стороны, и, с другой стороны, зафиксировать (по аналогии) некоторого рода иррациональность современного (a priori рационального) социального управления. Эта ситуация хорошо ложится в логику развития «философии менеджмента»: оборудование – персонал – технология. Отцы-основатели научного (рационалистического) менеджмента рубежа XIX-XX веков делали ставку на правильную организацию и использование связки «машина – рабочий», когда человек выступал вторичным элементом. Позже, когда техническое оборудование у производителей сравнялось по качеству и доступности, ставку сделали на качество персонала – выиграть у конкурентов можно только за счет профессионализма исполнителей: «потогонная система» Г. Форда уступила место «гуманистическому менеджменту» и теории человеческих отношений. Когда же качество персонала, как и в случае с оборудованием, сравнялось у всех участников рынка, встал вопрос о поиске нового средства победы в конкурентной борьбе. Им стала технология, в самом широком смысле слова, алгоритм сочетания этапов достижения цели. Здесь и появилась возможность иррационализации управления в смысле осознанной иррационализации работника и/или потребителя – цель оправдывает средства… Второй тезис заключается в том, что инструментом такой иррационализации вполне может выступать религия. Религиоведы фиксируют, что, несмотря на масштабный и длительный (приблизительно с XV века) процесс секуляризации, религия не теряет своего значения в сфере социального управления: ее управленческий потенциал, может не в тех масштабах и не в той форме, как раньше, но остается востребованным и реализуется в двух основных формах: - в форме прямого воздействия, например, когда мы обнаруживаем религиозный фактор в политической сфере: религия выступает непосредственным мотивом какого-либо политического действия или составной частью политической идеологии (здесь уместно вспомнить ситуацию с религиозно-политическими конфликтами в разных регионах современного мира); - в косвенной форме специфически трансформированного эквивалента классической религии, квазирелигиозного элемента культуры: от «гражданской религии» Р. Белла до «корпоративной религии» Й. Кунде. В отличие от прямого воздействия религиозного фактора, здесь мы имеем дело с манипулятивными элементами в системе управления, с использованием адаптированных под светскую среду религиозных техник. Итак, накопленный современной социологией (в частности, социологией религии) исследовательский арсенал позволяет: а) перевести проблему секуляризации религии в плоскость поиска новых форм трансформации последней (как способа приспособления к доминированию светского) в сфере социального управления и организационного менеджмента и б) проблематизировать ситуацию проникновения в поле рациональных управленческих практик иррациональных (религиозных / квазирелигиозных) сюжетов, с целью повышения эффективности управленческих воздействий. Список литературы Абрамов А. Библия в стиле «Бизнес». Бизнес в стиле «Библия». СПб.: Издательский дом «Би», 2004. 171 с. Безнюк Д. К. Религия как фактор современного управления // Проблемы теории и практики управления. 2004. № 6. С. 119-124. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 808 с. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни: тотемическая система в Австралии. М.: Дело, 2018. 736 с. Кузьмин А. Падение Перуна. М.: Молодая гвардия, 1988. 240 с. Кунде Й. Корпоративная религия. Создание сильной компании с яркой индивидуальностью и корпоративной душой. СПб.: Стокгольмская школа экономики в Петербурге, 2002. 270 с. Легойда В. Гражданская религия: pro et contra, 2003. URL: http://www.religare.ru/2_1555.html (дата обращения: 15.09.2021) Митрохин Л. Н. Философские проблемы религиоведения. СПб.: Издательство РХГА, 2008. 1046 с. Проданов В. Насилието в модерната епоха. София: Издательство «Захарий Cтоянов», Университетское издательство «Св. Климент Орхидски», 2005. 648 с. Ракузина И. Крестовые походы, 2008 г. URL: http://www1.rfi.fr/acturu/articles/107/article_1846.asp (дата обращения: 15.09.2021) Тард Г. Социальная логика. СПб.: Ладога, 1996. 548 с. Томпсон М. Философия религии. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2001. 384 с. Фромм Э. Психоанализ и религия // Сумерки богов. М.: ИПЛ, 1989. С. 143-221. Шерис А. В. Вера, стабилизирующая общество. Некоторые аспекты влияния религиозной ситуации на обеспечение национальной безопасности Беларуси // Беларуская думка. 2014. № 7. С. 72-77. Smart N. Secular Education and the Logic of Religion. London: Faber and Faber, 1968. 106 р. [Ссылка на источник: Безнюк Д. К. Религиозный фактор в социальном управлении: опыт социологического прочтения // Научный результат. Социология и управление. 2021. Т. 7, № 4. С. 180-190. DOI: 10.18413/2408-9338-2021-7-4-1-2., URL: http://rrsociology.ru/journal/article/2624/].

ДЕСКРИПТИВНЫЙ АНАЛИЗ ФАКТОРА РЕЛИГИИ В ОТНОШЕНИИ МИГРАНТОВ К НОВОМУ ОКРУЖЕНИЮ Научный результат. Социология и управление → 2019 → Том 5, Выпуск №4, 2019 Вукчевич Неманя, аспирант Белгородский государственный технологический университет им. В.Г. Шухова Россия, 308012, г. Белгород, ул. Костюкова, 46 Университет Белграда Студенческая площадь, 1 11000 Белград, Сербия, n.vukchevich@yahoo.com Аннотация. Миграция является одной из проблем, формирующих повестку дня на глобальном уровне, и Республика Сербия не является исключением. Предметное поле статьи представлено отношением мигрантов к принимающему государству и социуму. В рамках реализуемого автором исследования механизма управления миграционными процессами, в части изучения интеграции мигрантов в принимающее сообщество был проведен анализ фактора религии. Основным методом исследования выступил анкетный опрос мигрантов во всех пяти существующих в Республике Сербия центрах их постоянного пребывания; в выборку вошли 173 респондента, что составляет порядка 17% от всего количества резидентов центров. В работе представлен дескриптивный анализ предмета по результатам соответствующего репрезентативного опроса мигрантов. Несмотря на то, что проведённое исследование не выявило статистически значимой взаимосвязи между фактором религии и собственным отношением мигрантов к новому окружению, полученные результаты позволили сделать вывод о том, что вероисповедание не является барьером для интеграции мигрантов в местное сообщество. Наиболее оптимистично в этом вопросе настроены мигранты – индуисты и мусульмане-шииты, наименее – христиане-протестанты. Также работа показала, что мигранты, постоянно пребывающие в республике Сербия, готовы там остаться и высоко оценивают возможность своей интеграции, что обусловливает необходимость подготовки государства и общества к последствиям этого процесса. В этой связи целесообразным представляется продолжение исследования данной проблемы, отслеживание актуальных тенденций, а возможно, и проведение повторно-сравнительного опроса в перспективе. Ключевые слова: слова: миграция, мигранты, управление миграционным процессом, интеграция, фактор религии, центры постоянного пребывания мигрантов. A DESCRIPTIVE ANALYSIS OF THE RELIGION FACTOR IN RELATIONS OF MIGRANTS TO A NEW ENVIRONMENT Vukchevich Nemanja, PhD student Belgorod State Technological University named after V.G. Shukhov St. Kostyukova 46, Belgorod 308012, Russia University of Belgrade Studentski trg 1, 11000 Belgrade, Serbia n.vukchevich@yahoo.com Abstract. Migration is one of the issues shaping the agenda at the global level and the Republic of Serbia is no exception. The subject field of the article is represented by the attitude of migrants to the host state and society. In the framework of the study of the mechanism of migration management implemented by the authors, in terms of studying the integration of migrants to the host community, an analysis of the factor of religion was carried out. The paper presents a descriptive analysis of the subject based on the results of a representative survey of migrants in all centers of permanent residence in the Republic of Serbia. Although the work did not allow revealing a statistically significant relationship between the factor of religion and the migrants' attitude to the new environment, the results obtained led to the conclusion that religion is not a barrier to the integration of migrants in the local community. The most optimistic about this issue are migrants - Hindus and Shiite Muslims, least Protestant Christians. The work also showed that migrants who are constantly staying in the Republic of Serbia are ready to stay there and appreciate the possibility of their integration, which necessitates the preparation of the state and society for the consequences of this process. In this regard, it seems advisable to continue researching this problem, tracking current trends, and possibly conducting a second comparative survey in the future. Keywords: migration, migrants, management of the migration process, integration, factor of religion, centers of permanent residence. Введение (INTRODUCTION). Республика Сербия в последние два десятилетия столкнулась с бурными и нестабильными миграционными потоками. Приток беженцев из бывшей Югославии и временно перемещенных лиц из Автономного края Косово и Метохия, как и возвращение перемещенных лиц, наряду с большим оттоков населения, которое иммигрирует в страны Западной Европы и Северной Америки, дополнились трендом запроса на предоставление убежища от эмигрантов из стран Азии и Африки, а также притоком нелегальных мигрантов. Все вместе это обусловило актуальность нового подхода к вопросу управления миграциями и более тщательного анализа факторов интеграции мигрантов в новое окружение. В рамках данного исследования авторы приняли решение сосредоточить внимание на факторе религии как одном из важных аспектов данной проблемы. Целью нашего исследования являлось аналитическое описание роли фактора религии в отношении мигрантов к сербскому обществу как примера нового окружения. Теоретико-методологической основой нашего исследования стали работы Александра Гридчина (Гридчин, 2008; Бедин, Гридчин, 1992; Вукчевич, Гридчин, 2017), Анны-Марии Дюпре (Dupré, 2005), Вадима Стрелковского, Юрия Билана и Олега Дёмкива (Strielkowski, Bilan and Demkiv, 2016), Пегги Левит (Levitt, 2002), Марии Алексянской и Барри Р. Чизвека (Aleksynska and Chiswick, 2011), Эльвиры Королёвой (Королёва, 2008) и Гюльнары Гаджимурадовой (Гаджимурадова, 2015, 2016). Проблема нашей работы состоит в том, что к настоящему моменту были проведены исследования и получены результаты, описывающие отношение общества к мигрантам, при этом отношение самих мигрантов к новому обществу остается за пределами сфера внимания большинства современных ученых, как и общественности в целом. Новизна нашего исследования и наш вклад в приращение научного знания непосредственно заключается в фокусе на мигрантах как объекте исследования на фоне широко представленного подхода, в рамках которого внимание сосредоточено на отношении мигрантов к принимающему государству и социуму. Предметом нашего изучения стало непосредственно роль фактора религии в отношении мигрантов к новому окружению. При этом нашей гипотезой является влияние фактора религии на отношение мигрантов к новому окружению. Методология и методы (Methodology and methods). Для достижения цели нашего исследования нами были поставлены задачи: обзора теоретико-методологической базы, разработки собственной методики исследования данной проблемы, проведения анкетирования мигрантов, постоянно находящихся в Республике Сербия, и дескриптивного анализа полученных с помощью программного обеспечения IBM SPSS Statistics v.23 и G Power v.3.1.9.2 на основе различных характеристик целевой группы (пола, возраста, этнической принадлежности, религиозной принадлежности, семейного положения, количества детей в семье, социального статуса, уровня образования, владения языками) результатов. Эмпирическим методом исследования стал статистический опрос в формате сплошного индивидуального анкетирования. Как уже отмечалось выше, в рамках данной работы мы приняли решение сосредоточить внимание на исследовании статистики мигрантов по религиозной принадлежности. В рамках проведённого исследования в период весны 2019 года мы провели анкетирование мигрантов во всех существующих в Республике Сербия центрах постоянного пребывания. На сегодняшний день таких центров постоянного пребывания в Республике Сербия всего пять, и они находятся соответственно в городе Тутин, в городе Сеница, в городе Банья Ковильяча, в селе Боговаджя и в предместье Белграда поселке Крняча. Данные организации находятся в ведении Отдела приема, защиты и возвращения, Отдела координации работ в центрах для беженцев и центров постоянного пребывания, подчиняющегося заместителю комиссара государственного Комиссариата по вопросам беженцев и миграции. При этом наша выборка составила 173 респондента, что составляет порядка 17% от всего количества резидентов центра (анкетирование резидентов центра продолжалось в течение нескольких дней, при этом ежедневно количество резидентов в каждом центре незначительно менялось): 27 респондентов было опрошено в центре в Банье Ковильяче, что составило 34 % от общего находящихся там мигрантов; в центре в Боговадже было опрошено в 37 человек, что составило 33 % от общего количества находящихся там мигрантов; 35 человек, опрошенных в Сенице, составило 65% от общего количества находящихся там мигрантов; 40 человек было опрошено в Тутине, что составляет 52% от общего количества находящихся там мигрантов; 34 человека было анкетировано в Крняче, что составило 4% от общего количества мигрантов, находящихся в этом крупнейшем центре. Необходимо пояснить, что интенсивность анкетирования (охват респондентов) в разных центрах зависел от ряда технических и субъективных факторов: открытость к сотрудничеству сотрудников центра и самих мигрантов, наличие переводчиков, загруженность расписания работы центров различными мероприятиями (административными, образовательными, профилактическими, социальными, культурными, спортивными и т.д.), погодных условий (для тех центров, где опрос, по договоренности с их руководством, проводился в помещении, хорошая погода обусловливала нахождение большинства мигрантов на улице, а для тех центров, где анкетирование, наоборот, проводилось во дворе – плохая погода обусловливала сравнительно небольшое присутствие мигрантов), и т.д. В целом же распределение выборки опрашиваемых по различным центрам постоянного пребывания мигрантов имело следующий вид: Рис. 1. Распределение выборки по центрам постоянного пребывания мигрантов Fig. 1. Distribution of the sample among the centers of permanent stay of migrants Анкетирование проводилось в очной форме волонтерами-интервьюерами (анкетерами). Анкета состояла из 34 вопросов, сгруппированных в 5 блоков (профиль мигранта, политико-правовые аспекты интеграции, общественно-экономическая вовлеченность, культурно-религиозная интеграция, отношения с обществом). Роль фактора религии в отношении мигрантов к новому окружению – в нашем случае, к сербскому обществу и государству – мы исследовали посредством соотнесения двух групп данных. Первую группу данных составила такая характеристика профиля мигранта, как религиозная принадлежность (вероисповедание). Вторую группу данных составили результаты ответов респондентов на следующие закрытые вопросы с предложенными стандартизированными ответами: Как вы оцениваете уровень своих взаимоотношений с местным населением? («очень хорошее», «достаточно хорошее»; «ни плохое – ни хорошее»; «скорее плохое», «очень плохое»); Думаете ли вы, что мигранты вызывают отторжение у местного населения? («да, это имеет место повсеместно»; «да, эпизодически это имеет место»; «я не могу сказать, что это имеет место, но также я не могу сказать, что это не имеет место»; «нет, почти нет»; «нет, вообще нет»); Были ли у вас когда-либо какие-либо проблемы с местным населением в Республике Сербия? («да»; «нет»); Были ли у вас когда-либо какие-либо проблемы с органами власти в Республике Сербия (миграционные центры, полиция, социальные центры и т.д.)? («да»; «нет»); Думаете ли вы, что вы сможете интегрироваться в местное сообщество, если вы останетесь жить в Республике Сербия? («я не могу сказать, что я смогу полностью интегрироваться в местное сообщество, но я также не могу сказать, что я не смогу в него интегрироваться совсем»; «нет, я считаю, что для меня будет сложно интегрироваться в местное сообщество»; «нет, я думаю, что для меня будет невозможно полностью интегрироваться в местное сообщество»); Считаете ли вы, что мигранты получают необходимый уровень поддержки от государственных органов для полной интеграции в местное сообщество в Республике Сербия? («да, в полном объеме»; «да, в «удовлетворительно объеме»; «ни да, ни нет»; «в основном нет», «совсем нет»). Научные результаты и дискуссия (Research Results and Discussion). В части первой группы данных было выяснено, что 67,1 % опрошенных респондентов исповедуют ислам (при этом 1,2 % опрошенных сочли нужным подчеркнуть, что они являются шиитами), 7,1 % опрошенных позиционировали себя как атеисты, а остальные опрошенные отнесли себя к представителям других религий – 24,6 % к христианам (при этом 1,8 % опрошенных сочли нужным подчеркнуть, что они являются протестантами), 1,2 % к индуистам. В части соотнесения данных были получены результаты, представленные на диаграммах ниже. Однако оговоримся сразу, что проверка статистической гипотезы взаимосвязи фактора религии и блока рассматриваемых нами данных (гипотеза Ho), рассчитываемая при помощи непараметрического критерия Хи-квадрат, показала отсутствие статистической значимости (Р – значение > 0,05), что не исключает наличие такой взаимосвязи и возможности дескриптивного анализа, поскольку в целом мощность исследования составила более 0,87 (для анализа опроса необходимо 170 респондентов, а их было опрошено 173). Рис. 2. Оценка респондентами уровня взаимоотношений с местным населением Fig. 2. Respondents' assessment of the level of relations with the local population Как мы видим, индуисты лучше всего оценивают уровень взаимоотношений с сербским сообществом с точки зрения мигрантов, что, по нашему предположению, можно объяснить спецификой данной религии, а самую худшую оценку дают атеисты и протестанты (которых мы посчитали необходимым выделить в отдельную категорию). Интересно, что мусульмане не отмечают низкий уровень взаимоотношений с местным населением, которое в большинстве регионов Республики Сербия является христианским (православным). Однако, исключение составляет ряд отдельных мест, в том числе Сеница и Тутин, где расположены два из пяти центров постоянного пребывания мигрантов. Средняя оценка у представителей всех вероисповеданий примерно одинаковая. Рис. 3. Мнение мигрантов об отношении к ним местного населения Fig. 3. The opinion of migrants on the attitude of the local population towards them Индуисты и шииты (которых мы также посчитали необходимым выделить в отдельную категорию) едины во мнении, что в сербском обществе нет неприятия мигрантов. Интересно, что более 20% остальных мусульман, как и христиан, отмечают, что «нельзя сказать, что отторжение есть, но также нельзя сказать, что его нет», а около 40% респондентов, исповедующих указанные религии, говорят, что неприятия нет. Протестанты и атеисты уверены в этом чуть в меньшем количестве. Также отметим, что атеисты также не дают полностью негативный ответ на этот вопрос. Однако, именно у протестантов наблюдается самая многочисленная статистика выбора ответа о повсеместном присутствии отторжения. В целом, мы можем говорить о положительной ситуации по вопросу принятия мигрантов у местного населения по оценкам самих мигрантов. Рис. 4. Проблемы между мигрантами и местным населением в Республике Сербия (по самооценке мигрантов) Fig. 4. Problems between migrants and the local population in the Republic of Serbia (on the self-assessment of migrants) Весьма позитивным и обнадеживающим фактором является то, что, за исключением редких случаев (20 человек из 173), у мигрантов не было проблем с местным населением, что позволяет говорить о его толерантности и веротерпимости, поскольку оно )население) может считаться секулярным. Рис. 5. Проблемы между мигрантами и органами власти в Республике Сербия (по самооценке мигрантов) Fig. 5. Problems between migrants and authorities in the Republic of Serbia (on the self-assessment of migrants) То же самое касается аспекта взаимоотношений с органами власти в Республики Сербия (всего 12 человек из 173 отметило случаи возникновения здесь проблем), которые активно совершенствуются в направлении работы с мигрантами. В частности, в качестве последствий интенсивных миграционных движений ряд различных государственных структур был обличен ответственностью за различные категории мигрантов, которые классифицированы в соответствии с многочисленными специализированными стратегиями. Специализированная стратегия, которая непосредственно относится к группе мигрантов и систему управления миграциям – это «Стратегия противодействия нелегальным миграциям в Республике Сербия на период 2009–2014 гг.», «Стратегия реинтеграции соотечественников», «Стратегия интегрированного управления границей», «Стратегия борьбы с торговлей людьми» и т.д. Если говорить о системе государственного регулирования, то в Республике Сербия существует специальная структура Комиссариат по вопросам беженцев и миграций, который реализует деятельность по защите, возвращению и интеграции мигрантов на предусмотренных законом основаниях. Рис. 6. Оценка мигрантами уровня поддержки от государственных органов для полной интеграции в местное сообщество в Республике Сербия Fig. 6. Assessment by migrants of the level of support from state bodies for full integration into the local community in the Republic of Serbia В продолжение данной темы и рассмотрения оценки мигрантами достаточности государственной поддержки, которая скорее позитивная (за исключения протестантов, которые опять демонстрируют сдержанность и даже скептицизм в своих оценках), необходимо отметить, что в Республике Сербия были приняты закон о беженцах, закон об убежище и временном пребывании и закон об управлении миграциями; также соответствующие органы власти руководствуются международным законодательством в области миграций [2]. В Республике Сербия принята Стратегия решения вопросов беженцев и перемещенных лиц на 2015-2020 годы. Комиссариат занимается вопросами: предоставления статуса беженца, защиты беженцев, регистрации беженцев, оказания помощи мигрантам, координации помощи мигрантам различных организаций в стране и за рубежом, обеспечения размещения, т.е. предоставлением жилья мигрантам, принятия мер по возвращению мигрантов, составления отчетов и ведения баз банных, анализа информации, обучения специалистов, координации структур, оказания финансовой помощи. Уже упомянутый Комиссариат по вопросам беженцев и миграций стремится постоянно наращивает свой потенциал и стремится к высоким стандартам в области управления миграциями – преимущественно в области реализации принятых решений, улучшения условий жизни мигрантов и их интеграции в соответствии с новейшими мировыми подходами и тенденциями. Рис. 7. Оценка мигрантами перспектив собственной интеграции в местное сообщество в Республике Сербия Fig. 7. Assessment by migrants of the prospects for their own integration into the local community in the Republic of Serbia Как мы видим на графике, в целом мигранты, вне зависимости от вероисповедания, позитивно оценивают перспективу интеграции в местное сообщество в Республике Сербия: незначительное количество негативных ответов наблюдается у мусульман и христиан, которые дают высокую оценку вероятности полной или частичной интеграции, атеисты демонстрируют наибольшим оптимизм по этому вопросу, тогда как протестанты опять более умеренны в своей оценке. Заключение (CONCLUSIONS). В заключение можно сделать вывод о том, что, по мнению самих мигрантов, религиозная принадлежность не является негативным фактором или барьером интеграции в местное сообщество в Республике Сербия и не влияет на качество их социальной жизни. В сравнительном плане, наиболее оптимистично в этом вопросе настроены мигранты – индуисты и мусульмане-шииты, наименее – христиане-протестанты. Однако, по мнению ряда исследователей, такая ситуация подвержена изменениям. Если говорить об отношении к мигрантам и их интеграции со стороны местного сообщества, то это косвенно подтверждает и проведенное нами исследование медиакартины процессов миграции методом качественного и количественного анализа контента на интернет-порталах в Сербии за 2017-2018 гг., которое, в частности, показало, что вероисповедание мигрантов не является негативным фактором их восприятия в Сербии. Незначительная часть медиа-сообщений проводит связь восприятия мигрантов с исламом, а в большинстве своем негативный характер новостных сообщений о миграционных процессах не является последствием религиозной принадлежности мигрантов ни в том случае, когда речь идет о миграционных процессах в Сербии, ни в том случае, когда речь идет о миграционных процессах в мире. Статистическая оценка взаимосвязи анализируемых факторов была достаточно низкой, что, тем не менее, не говорит о том, что ее нет, и что не снижает практической значимости проведенного нами исследования. В этой связи целесообразным представляется продолжение исследования данной проблемы, отслеживание актуальных тенденций, а возможно, и проведение повторно-сравнительного опроса в перспективе. Необходимо принимать во внимание тот факт, что Республика Сербия официально является секулярным государством, а это также находит отражение в жизнедеятельности общества. Мигрантов, постоянно находящихся в Республике Сербия, все еще достаточно мало, традиции терпимости, сочувствия и милосердия, как и гостеприимства, исторически и культурологически сильны в местных сообществах. Мы можем говорить о высоком уровне толерантности сербского общества, а также о его безопасности и низком уровне «уличного» криминала. На данном этапе миграционного процесса местное население Республики Сербия очевидно демонстрирует высокий уровень веротерпимости. Следует понимать, что, с учетом актуальных политических, социальных и демографических процессов в Республике Сербия, можно говорить, что мигранты – это будущее, которое наступает уже сегодня, и к этому нужно готовиться как в общественном, так и в государственном секторе. Литература 1. Aleksynska Mariya, Chiswick Barry R. Religiosity and Migration: Travel into One’s Self versus Travel across Cultures. IZA Discussion Papers, No. 5724. May 2011. Bonn, Forschungsinstitut zur Zukunft der Arbeit Institute for the Study of Labor. 2. Dupré Annemarie. Perspectives on Migration: What role does religion play in the migration process? In Migration and Religion in a Globalized World. Rabat: IOM, 5-6 December 2005. 3. Levitt Peggy.Religion and transnational migration. Final Draft, August 6, 2002. Wellesley College and Harvard University. 4. Strielkowski Vadim, Bilan Yu. and Demkiv O. Religion and International Migration: A Case Study of Ukraine. Religions, 2016, 7, 64. 5. Бакрач В. Религия, плюрализм, диалог // Научный результат. Социология и управление. – 2019. – Т. 5, № 1. – С. 3-11. 6. Бедин Д. А., Гридчин А. А. Межрелигиозные отношения, как источник социальной напряженности // Современная социология: состояние и перспективы. Материалы международного семинара-дискуссии в городе Белгороде. Изд-во: Белгородский технологический институт строительных материалов, 1992. – С. 76 - 78. 7. Вукчевич Н. Медиа-картины процессов миграции на интернет-порталах в Сербии 2017-2018 гг. Миграция как ресурс социально-экономического и демографического развития // Сборник статей. Серия «Демография. Социология. Экономика». – 2019. – Том 5, № 3. – С. 127-134. 8. Вукчевич Н., Гридчин А. А. Актуальные проблемы влияния «исламских идей» на миграционные процессы: потенциальные противоречия и социальные конфликты // Актуальные проблемы международного права и внешнеэкономической деятельности: материалы IX Международной научно-практической конференции преподавателей и студентов. – Владимир, 7-8 декабря 2017 г. 9. Гаджимурадова Г. И. Интеграция мусульман в Европе: история и современное состояние // Научное обозрение. Серия 2: Гуманитарные науки. – 2016. – № 3. – С. 3-7. 10. Гаджимурадова Г. И. Мигранты в Европе: интеграция или дезинтеграция? // Наука сегодня: теория и практика: сборник научных трудов международной заочной научно-практической конференции. Уфимский государственный университет экономики и сервиса. 2015. – С. 157-159. 11. Гридчин А. А. Проблема миграции, беженцев и вынужденных переселенцев в деятельности международных организаций // Общество: экономика, политика, право. – 2008. – № 2. – С. 2-5. 12. Королева Э. В. Социальная роль религии в миграционных процессах в современной России // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. – 2008. – № 2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/sotsialnaya-rol-religii-v-migratsionnyh-protsessah-v-sovremennoy-rossii (дата обращения: 24.09.2019). References 1. Aleksynska Mariya, Chiswick Barry R. Religiosity and Migration: Travel into One’s Self versus Travel across Cultures. IZA Discussion Papers, No. 5724. May 2011. Bonn, Forschungsinstitut zur Zukunft der Arbeit Institute for the Study of Labor. 2. Dupré Annemarie. Perspectives on Migration: What role does religion play in the migration process? In Migration and Religion in a Globalized World. Rabat: IOM, 5-6 December 2005. 3. Levitt Peggy.Religion and transnational migration. Final Draft, August 6, 2002. Wellesley College and Harvard University. 4. Strielkowski Vadim, Bilan Yu. and Demkiv O. Religion and International Migration: A Case Study of Ukraine. Religions, 2016, 7, 64. 5. Bakrach V. Religiya, plyuralizm, dialog // Nauchny Rezultat. Sociologiya i upravlenie. 2019. Т. 5, № 1. S. 3-11. 6. Bedin D. A., Gridchin A. A. Mezhreligioznye otnosheniya, kak istochnik socialnoy napryazhennosti // Sovremennaya sociologiya: sosnoyanie i perspektivy. Materialy Mezhdunarodnogo seminara-diskussii v gorode Belglrode. Izd-vo: Belgorodsky Gosudarstvenny Technologichesky Universitet stroitelnych materialov, 1992. S. 76-78. 7. Vukchevich N. Media-kartiny processov migracii na Internet-portalakh v Serbii 2017-2018 gg. Migraciya kak resurs socialno-economicheskogo I demograficheskogo razvitiya // Sbornik statey. Seriya «Demografiya. Sociologiya. Ekonomika». 2019. Тom 5, № 3. S. 127-134. 8. Vukchevich N., Gridchin A. A. Aktual'nyye problemy vliyaniya «islamskikh idey» na migratsionnyye protsessy: potentsial'nyye protivorechiya i sotsial'nyye konflikty // Aktual'nyye problemy mezhdunarodnogo prava i vneshneekonomicheskoy deyatel'nosti: materialy IX Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii prepodavateley i studentov, Vladimir, 7-8 dekabrya 2017 g. 9. Gadjimuradova G. I. Integratsiya musul'man v Yevrope: istoriya i sovremennoye sostoyaniye // Nauchnoye obozreniye. Seriya 2: Gumanitarnyye nauki. 2016. № 3. S. 3-7. 10. Gadjimuradova G. I. Migranty v Yevrope: integratsiya ili dezintegratsiya? // Nauka segodnya: teoriya i praktika: sbornik nauchnykh trudov mezhdunarodnoy zaochnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii. Ufimskiy gosudarstvennyy universitet ekonomiki i servisa. 2015. – S. 157-159. 11. Gridchin А. А. Problema migracii, bezhencev i vynuzhdenyh pereselencev v dejateljnosti mezhdunarodnih organizaciy // Obshchestvo: ekonomika, politika, pravo. – 2008. – № 2. – S. 2-5. 12. Korolyova E. V. Socialnaya rol religii v migracionnyh processah v sovremennoy Rossii // Gumanitarnye isslefovaniya v Vostochnoy Sibiri i na Dalnem Vostoke. 2008. № 2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/sotsialnaya-rol-religii-v-migratsionnyh-protsessah-v-sovremennoy-rossii (data obrascheniya: 24.09.2019). http://rrsociology.ru/journal/annotation/1820/