Search the Community

eLIBRARY ID: 41848528 STRONG RELIGION AND NATIONAL SENTIMENT - A CASE STUDY INQUIRY FROM GERMANY MICHEL O.V. Тип: статья в журнале - научная статья Язык: английский Том: 8 Год: 2019 Страницы: 56-58 ЖУРНАЛ: SOCIOLOGY OF RELIGION IN THE LATE MODERN SOCIETY Издательство: Белгородский государственный национальный исследовательский университет (Белгород) ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: HOLY NATIONALISM, FUNDAMENTALISM, RELIGIOUS WORLD-DENYING, CONFLICT, POSITIONING, IDENTITY, ETHNIE, NATION АННОТАЦИЯ: This contribution discusses the possible interrelations between the strongly religious identity and other intersecting codes of self-determination such as an ethnie and a nation. It identifies the factor of religious world-denying as crucial for understanding identity politics employed by fundamentalist actors in their positioning to the organizational environment, understood as “the sinful world”. This factor explains the character of positioning towards “different others”, i.e. people with different religious and ethno-national identity features or with dissenting lifestyles and dissenting worldviews. The study provides a case analysis involving a strongly religious, ultra-conservative movement from Germany: On the grounds of this case, it explains the role of religious world-denying in identity politics of strongly religious actors and in their conflictive positioning towards “the world” and “the different” perceived in opposition to the ‘divine plan of salvation for the people of God’. Ольга Михель_Strong Religion.pdf

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ РЕЛИГИИ Элбакян Е.С. В сборнике: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА. сборник статей по материалам Пятой Юбилейной Международной научной конференции. 2015. С. 139-145. Элбакян Е.С. Институциональные особенности религии.pdf

О ПРИЧИНАХ РАСПРОСТРАНЕНИЯ РЕЛИГИОЗНОГО ЭКСТРЕМИЗМА В ДЕЛИНКВЕНТНЫХ СТРАТАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ, РОССИИ И СНГ Селезнёв И.А., Осадчая Г.И. В сборнике: Секуляризация в контексте религиозных изменений современного общества. Сер. "Демография. Социология. Экономика" Под редакцией Глазьева С.Ю., Рязанцева С.В., Кублицкой Е.А.. Москва, 2018. С. 272-280. ИСТОЧНИК: СЕКУЛЯРИЗАЦИЯ В КОНТЕКСТЕ РЕЛИГИОЗНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА Сер. "Демография. Социология. Экономика" Под редакцией Глазьева С.Ю., Рязанцева С.В., Кублицкой Е.А.. Москва, 2018 Издательство: Общество с ограниченной ответственностью "Издательство "Экон-Информ" (Москва) КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: РЕЛИГИОЗНЫЙ ЭКСТРЕМИЗМ, АНТИСИСТЕМНАЯ ИДЕОЛОГИЯ, ИСЛАМИЗМ, ОРГАНИЗОВАННАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ, ПЕНИТЕНЦИАРНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ, ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА, РОССИЯ, СНГ, ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ, RELIGIOUS EXTREMISM, ANTI-SYSTEM IDEOLOGY, JIHADISM, ORGANIZED CRIME, PRISONS, WESTERN EUROPE, RUSSIA, CIS, CENTRAL ASIA АННОТАЦИЯ: The article is devoted to the spread of radical political Islamic ideology among criminal part of the Western and the post-Soviet societies. The decline of all universal ideologies of European origin lead to Islamism as "the new alternative style" with great prospects of coverage on various social groups not only in the traditionally Islamic countries, but also in Western Europe. We can watch symbiosis of radical Islamism and criminals in penitentiaries and out of jail. Similar processes are spreading on the territory of Russia and the post-Soviet States of Central Asia. Селезнёв И.А., Осадчая Г.И. О причинах распространения религиозного экстремизма....pdf

Дмитрий Узланер. Конец «проправославного консенсуса»: религия как новый раскол российского общества Дмитрий Узланер (РАНХиГС, МВШСЭН; научный сотрудник Института общественных наук; главный редактор журнала «Государство, религия, церковь в России и за рубежом»; канд. философ. наук) Dmitry Uzlaner (Russian Academy of National Economy and Public Administration, Moscow School of Social and Economic Sciences, Researcher; Editor-in-Chief of the journal “Gosudarstvo, religiia, tserkov’ v Rossii i za rubezhom”; PhD) uzlanerda@gmail.com Ключевые слова: проправославный консенсус, религия в России, Русская православная церковь, антиклерикализм, атеизм, деконверсия Key words: pro-Orthodox consensus, religion in Russia, Russian Orthodox Church, anticlericalism, atheism, deconversion УДК/UDC: 316.48/.74 Аннотация: Статья посвящена феномену «проправославного консенсуса», сложившегося в России к началу XXI века, и его постепенному разрушению в 2010-х годах. Православие из фактора национального консенсуса постепенно превращается в фактор конфликта, раскалывающего российское общество. Этот процесс иллюстрируется целым рядом кейсов, начинающихся с дела «Пусси райот»: появление в публичном пространстве «бывших верующих», становление нового российского атеизма, конфликты вокруг музеев, выставок, фильмов, риторика «информационной войны» против Церкви и т.д. Конец «проправославного консенсуса» объясняется автором как следствие того противоречия, которое возникает между макро- и мезоуровнем этого консенсуса. Abstract: The article is devoted to the phenomenon of the proOrthodox consensus that has developed in Russia by the beginning of the XXI century and its gradual destruction in the 2010s. Russian Orthodoxy is gradually turning from a factor of national consensus into a factor of conflict that is splitting Russian society. This process is illustrated by a number of cases starting with the Pussy Riot case: the emergence of “former believers” in public space, the formation of a new Russian atheism, conflicts around museums, exhibitions, films, the rhetoric of “information warfare” against the Church, etc. The author explains the end of the pro-Orthodox consensus as a consequence of the contradiction that arises between the macro- and meso-level of this consensus. Dmitry Uzlaner. The End of the Pro-Orthodox Consensus: Religion as a New Cleavage in Russian Society [1] В своем знаменитом исследовании общественно-политических расколов Сеймур Мартин Липсет и Стейн Роккан включают разделение по линии «религиозное/секулярное» в число основных расколов современных национальных сообществ [Lipset, Rokkan 1967]. Противостояние секулярных и религиозных групп является важным фактором в общественно-политических конфронтациях [2]. Хотя этот тезис представляется достаточно убедительным, но все же постсоветская Россия до сих пор казалась любопытным исключением из этой закономерности. В результате советской секуляризации религия не утратила своей социальной значимости и не стала маргинальной. Наоборот, после падения СССР к ней оказалось приковано повышенное внимание. Однако едва ли она ассоциировалась с конфронтацией и противостоянием. Внутри различных религиозных организаций и между ними, конечно, всегда существовали разногласия [Костюк 2002]. Шли ожесточенные споры по поводу деятельности так называемых «сект» и «новых религиозных движений» [Shterin 2012]. Не заканчивается борьба с радикальным исламизмом. Но религия в целом — по крайней мере, в ее традиционных формах (прежде всего, в связи с Русской православной церковью) — до сих пор казалась фактором консенсуса, а не конфликта. Эта особенность постсоветской или «постатеистической» ситуации получила в академической литературе название «проправославного консенсуса». Ниже я собираюсь проанализировать этот особый консенсус, который, как мне представляется, в настоящий момент подходит к своему концу. Мы являемся свидетелями его медленного, но драматического разрушения. Что такое «проправославный консенсус»? Прежде чем перейти к детальному обсуждению проправославного консенсуса, я бы хотел прояснить некоторые вопросы, касающиеся теории. Вслед за Карелом Доббелере [Dobbelaere 2002; 2004: 230] я рассматриваю секуляризацию — и десекуляризацию — как многомерные понятия. Эти процессы могут происходить на трех разных уровнях: макроуровень [Dobbelaere 2002: 29—35] (уровень социальной структуры, или социетальная секуляризация/десекуляризация), мезоуровень [Dobbelaere 2002: 35—38] (уровень, где происходит взаимодействие между обществом и индивидуумом, например религиозная община или организация) и микроуровень [Dobbelaere 2002: 38—43] (индивидуальный уровень, или уровень личных верований и практик). Под мезоуровнем я понимаю не только секуляризацию/десекуляризацию применительно к организациям, как это было у самого Доббелере, то есть «изменения, происходящие в установках религиозных организаций… по поводу веры, морали и ритуалов» [Dobbelaere 2002: 25], но и нечто более широкое, включающее отношение населения к этим организациям, общественное одобрение или неодобрение их деятельности, доверие или недоверие к их представителям, желание или нежелание следовать их советам. В этом смысле понятие «проправославного консенсуса» имеет отношение к мезо- и отчасти макроуровню, если рассматривать последний как логическое продолжение первого. В данном тексте мы не будем касаться микроуровня. Термин «проправославный консенсус» был введен Дмитрием Фурманом и Киммо Каариайненом на рубеже XX—XXI веков [Фурман, Каариайнен 2000; 2007а]. Эти ученые рассматривают проправославный консенсус как одно из самых ярких проявлений так называемого «религиозного возрождения» в постсоветской России. При помощи этого понятия они пытаются выразить очень простую идею: «хорошее» и «очень хорошее» отношение к православию становится прочным и «безусловным» отношением подавляющего большинства, практически всеобщим [Там же: 20—22]. Этот консенсус является общенациональным, «поскольку удельный вес “хорошо” и “очень хорошо” относящихся к православию — значительно больше, чем удельный вес верующих» [Там же: 22]. Парадоксальным образом, «хорошо относятся» к православию не только верующие, но и подавляющее большинство тех, кто идентифицирует себя как «колеблющиеся», «неверующие» и даже «атеисты» [Там же]. Следовательно, согласно Фурману и Каариайнену, «атеисты и неверующие в той или иной мере входят в “проправославный консенсус”» [Фурман, Каариайнен 2007б: 81]. Таким образом, «проправославный консенсус» означает одобрительное отношение к русскому православию и Русской православной церкви (РПЦ) как институциональному воплощению православия со стороны населения, независимо от класса, пола, дохода, рода занятий и даже собственно веры или неверия. Сергей Лебедев, автор единственной статьи, в которой была предпринята попытка дальнейшей разработки этого понятия, выделяет три смысла «проправославного консенсуса»: «…доверие в обществе к церкви в лице РПЦ МП; преобладание позитивного имиджа православия и церкви; преобладание позитивных социальных ожиданий от религии и церкви и их взаимодействия с обществом» [Лебедев 2015: 14]. Это и есть «проправославный консенсус» на мезоуровне. Но как Фурман и Каариайнен концептуализируют макроуровень «проправославного консенсуса»? Они рассматривают его как логическое продолжение мезоуровня. Как бы проецируя этот консенсус в будущее, они пишут: По сути, Фурман и Каариайнен связывают «проправославный консенсус» с традиционной практикой тесных взаимоотношений между государством и церковью, считая мезо- и макроуровни взаимно усиливающими друг друга. Лебедев также рассматривает эти два уровня как тесно связанные: «Институциональная составляющая проправославного консенсуса базируется на согласовании интересов двух базовых социальных институтов: государства и церкви (в лице РПЦ МП) [Лебедев 2015: 15]. Как будет показано ниже, эта связка двух уровней весьма проблематична. В момент перехода от мезо- к макроуровню «проправославный консенсус» начинает давать трещины. Разрушение «проправославного консенсуса» на мезоуровне является одновременно причиной и следствием его перехода на макроуровень. Хотя понятие «проправославного консенсуса» не является столь уж важным для исследователей религии в России, поскольку оно не получило никакого особого развития с тех пор, как было сформулировано Фурманом и Каариайненом, все же оно чрезвычайно значимо в качестве «фоновой концепции». Религиозные процессы в России все еще анализируются на фоне имплицитных предпосылок о «проправославном консенсусе» и религиозном возрождении. Эти предпосылки принимаются за нечто само собой разумеющееся, слишком очевидное, чтобы обсуждаться в деталях в рамках конкретного исследования, например, религиозного образования, «поворота к традиционным ценностям» или же новых законодательных инициатив в религиозной сфере. «Проправославный консенсус» упоминается как нечто очевидное, а затем начинается детальное рассмотрение каких-то других вопросов, которым, собственно, и посвящена работа [3]. Однако если проблематизировать это допущение, показать, что «религиозное возрождение» окончено, а «проправославный консенсус» постепенно разлагается, то в таком случае многие другие идеи и события могут быть увидены в совершенно ином свете. Например, мы сможем увидеть религиозные процессы, происходящие в современной России, во всей их неоднозначной многомерности. Методологические размышления: что происходит с «проправославным консенсусом»? Для понимания религиозной ситуации в современной России чаще всего полагаются на опросы общественного мнения. Опросы показывают лишь небольшие изменения в «проправославном консенсусе». В этом смысле позиции Русской православной церкви выглядят достаточно прочными [Религиозность 2017]. Не удивительно, что многие ученые продолжают говорить о «проправославном консенсусе» как об объективной данности. Что же заставляет меня думать иначе? Я твердо убежден в том, что опросы общественного мнения, хотя и являются источником важной информации, все же не позволяют фиксировать некоторые существенные трансформации. На наших глазах формируется новая реальность, еще не вполне очевидная, которая начинает подрывать статус-кво «проправославного консенсуса» и религиозного возрождения. Однако чтобы заметить эту новую реальность, необходимо изменить перспективу. Вячеслав Карпов в своем концептуальном анализе понятия «десекуляризация» проводит важное различие между «европейским» и «американским» пониманиями культуры: Этот второй, «американский» подход к культуре и изменениям в ней продолжает доминировать. Как пишет Карпов: В результате он делает следующий вывод: Он также приводит яркие примеры того, как чрезмерное доверие опросам общественного мнения может искажать наше понимание религиозных процессов [Там же: 126—127]. В моем анализе «проправославного консенсуса» я буду следовать интуиции Карпова и выйду за пределы стандартного анализа опросов общественного мнения. Меня будет интересовать более широкий культурный контекст, понимание которого позволит увидеть те новые тенденции и изменения, которые возникают начиная с 2012 года. Конец «проправославного консенсуса» Другие ученые уже успели обратить внимание на те проблемы, с которыми сталкивается «проправославный консенсус» [4]. Однако никто до сих пор не проделал систематического анализа этих новых тенденций и их влияния на «проправославный консенсус». Дело «Пусси Райот» как поворотный момент Согласно известному выражению Юргена Хабермаса, главный навык интеллектуала — это способность «первым почуять важное» (an avantgardistic instinct for relevances) [Habermas 2009: 55]. В российском контексте роль интеллектуалов все чаще выполняют художники, имеющие «толику храбрости, необходимую для поляризации, провокации и полемики» [Ibid.]. Соответственно, именно выставки и художественные перформансы становятся тем местом, где впервые обозначаются новые культурные веяния. Как писал Агаджанян: Однако эти перформансы оказались лишь прологом к куда более значимому событию. Всякий анализ современной религиозной жизни в России следует начинать с истории «Пусси Райот», ставшей ключевым поворотным моментом для многих процессов. Грейс Дэйви сравнивает религиозную ситуацию с айсбергом, небольшая, верхняя часть которого возвышается над водой, тогда как огромная подводная часть остается невидимой [Davie 2007: 127]. Эту надводную часть легко описать, но как быть с «массивной подводной частью, почти никогда не появляющейся на поверхности, — но без которой наблюдаемой верхушки просто бы не было»? Дэйви спрашивает: «Как… социолог может проникнуть в глубину, чтобы понять происходящее под поверхностью?» отвечая на собственный вопрос, она высказывает предположение, что задача социолога в «наблюдении за обществами в определенные моменты их эволюции, когда “нормальные” способы жизни по той или иной причине приостанавливаются, а на передний план выходит нечто намного более инстинктивное» [Ibid.: 127]. Социологу «следует быть внимательным к эпизодам, как индивидуальным, так и коллективным, в которых и через которые имплицитное становится эксплицитным» [Ibid.: 128]. Дело «Пусси Райот» в 2012 году стало тем самым эпизодом, который позволил увидеть подводную часть российского религиозно-политического айсберга. Он дал возможность узреть «социальные потроха», до тех пор сокрытые под гладкой кожей социальности. Речь идет не только и не столько о художественном достоинстве «панк-молебна», а о том, что развернувшаяся по его следам динамика стала основой для многих тенденций и процессов, имеющих непосредственное отношение к интересующей нас теме [Uzlaner 2014; Uzlaner, Stoeckl 2019]. Практически все культурные феномены, о которых речь пойдет ниже, восходят к «панк-молебну» — в широком смысле, то есть не просто к самому перформансу, а в том числе к спровоцированной им полемике, юридическим последствиям этой полемики и т.д. Эта история может быть рассмотрена как «социальная драма», которая, по словам Виктора Тернера: Инцидент с «Пусси Райот» раскрыл то, что Тернер называет «корневыми парадигмами» российского общества. Это парадигмы, касающиеся отношений между государством и церковью, присутствия религии в публичном пространстве и многого другого [см. Schroeder, Karpov 2013]. «Панк-молебен» состоялся в знаменательный момент: это был период массовых политических протестов против фальсификаций в ходе парламентских выборов 4 декабря 2011 года, ставших «водоразделом в политической истории постсоветской России» [Yablokov 2014: 622] и началом нового предвыборного периода, закончившегося избранием Владимира Путина президентом Российской Федерации на третий срок 4 марта 2012 года. Патриарх Кирилл, возглавляющий РПЦ с 2009 года, сделал ряд заявлений, которые были проинтерпретированы как поддержка возвращения Путина на пост президента и неодобрение антиправительственных гражданских протестов [5]. Здесь обозначились два ключевых момента: 1) новое качество государственно-церковных отношений (что в моей интерпретации соответствует продолжению «проправославного консенсуса» и его переход с мезо- на макроуровень); 2) все возрастающее напряжение между прорежимной церковью и той частью российского общества, которая активно участвовала в протестах 2011—2012 годов или же симпатизировала им. «Панк-молебен», являющийся водоразделом в религиозной истории постсоветской России, стал реакцией на этот ряд событий, что получило отражение в тексте перформанса [6]. Дело «Пусси Райот» выступило катализатором двух процессов. С одной стороны, отношения между церковью и государством интенсифицировались в связи с резким поворотом в сторону «традиционных ценностей», публичным продвижением имиджа России как последнего бастиона христианских ценностей в современном мире [Stepanova 2015; Agadjanian 2017], а также новой юридической реальностью, возникшей вместе с принятием законов, усиливающих позиции РПЦ: организация получила реальные юридические инструменты для борьбы со своими критиками, противниками и конкурентами [7]. Вероятно, Фурман и Каариайнен имели в виду именно это, когда писали о том, что «церковь и власть снова вместе» [Фурман, Каариайнен 2007б: 94], и рассматривали такой ход событий в качестве логичного продолжения проправославного консенсуса на макроуровне. С другой стороны, напряжение в отношениях между определенной частью гражданского общества и РПЦ также начало возрастать. «Панк-молебен» положил начало целой череде медиаскандалов, серьезно подорвавших репутацию церкви, — квартира с нанопылью [8], исчезающие часы патриарха марки «Брегет» [9], скандалы, связанные с педофилией и гомосексуализмом [10], а также ряд автокатастроф с участием нетрезвых священнослужителей [11]. Эта волна негативного медиавнимания была столь сильна, что официальные лица церкви начали говорить о ведении спланированной кампании и даже «информационной войны» против церкви [12]. Определенная часть российского общества была более чем недовольна этим новым этапом в отношениях между государством и церковью. Вопреки ожиданиям выход на макроуровень не стал следующим логическим этапом развития «проправославного консенсуса». Наоборот, он стал началом его конца. Вместо фактора консенсуса православие быстро превращалось в фактор постоянного напряжения и конфронтации. Патриарх Кирилл признал это обстоятельство, предложив в качестве объяснения начала «информационной войны» против церкви очень выгодную для своей организации интерпретацию: «Церковь стала “неудобной” для некоторой части общества, ведь она все громче возвышает свой пастырский голос, чтобы свидетельствовать миру об Истине, что есть правда божия, а что — ложь» [13]. До определенной степени патриарх вполне прав в своих рассуждениях. Ученые, занимающиеся изучением религиозных процессов в России, обращают внимание на «поразительное расхождение между динамикой и величинами… двух рядов данных: идейная религиозность резко возросла и приблизилась к среднему для Европы и всего мира уровню, при этом практическая религиозность сильно не увеличилась и остается на одном из самых низких уровней в мире» [Agadjanian 2006: 174]. Александр Агаджанян, которому, собственно, и принадлежит эта цитата, имеет в виду следующее: религия значима в качестве «работающего символического ресурса, который “вполне хорош для мышления” о базовых основаниях общества», однако эта размытая «семиотическая религиозность» [Agadjanian 2006: 174] оказывает очень слабое влияние на реальную социальную практику, на образ жизни людей и способы принятия ими важных решений. Патриарх Кирилл за годы своего нахождения во главе РПЦ попытался трансформировать этот символический ресурс — частью которого является «проправославный консенсус» — в нечто более осязаемое, более материальное: реальное влияние на принятие государственных решений, реальные юридические привилегии, реальное влияние на то, как люди живут, любят, занимаются сексом и воспитывают детей [Филатов, Малашенко 2011]. В этом смысле он нарушил постсоветский религиозный баланс, описанный Агаджаняном как высокая символическая значимость православия, компенсируемая почти полным отсутствием его влияния на повседневную жизнь. Неудивительно, что подобное нарушение баланса быстро привело к высокому уровню напряжения вокруг всего, что касается религии. Проправославный консенсус начал разрушаться, а религия — быстро превращаться в одну из наиболее взрывоопасных сфер российского общества. Все эти тенденции обнаружили себя в ходе дела «Пусси Райот», которое во многом сформировало новый религиозный ландшафт России. Ниже я опишу наиболее интересные культурные феномены, подкрепляющие мой тезис о том, что мы находимся в ситуации эрозии «проправославного консенсуса». Покидая церковь — феномен бывших верующих Один из наиболее значимых признаков серьезных перемен в религиозном ландшафте — это феномен бывших верующих. Люди часто уходят из церквей, но лишь во втором десятилетии XXI века эти бывшие верующие превратились в заметное культурное «событие». Под «бывшими верующими» я подразумеваю тех, кто до этого имел длительный интенсивный опыт нахождения внутри РПЦ — в качестве монахов, священников или набожных мирян, — но по той или иной причине решил уйти из церкви. Более того, эти люди решили не просто уйти, но сделать свой негативный опыт достоянием общественности. Это явление связано с несколькими причинами. Во-первых, поколение, пришедшее в церковь в период религиозного возрождения и господства «проправославного консенсуса», начинает рефлексировать по поводу того, что же пошло не так с тем «чудом… возрождения веры», о котором говорит патриарх Кирилл [14]. Во-вторых, благодаря социальным медиа у нас теперь есть источники информации, находящиеся вне зоны контроля со стороны государства или церкви. В-третьих, что-то изменилось в самой атмосфере, вследствие чего люди решили не хранить молчание, но заговорить о своих переживаниях открыто и публично. Они чувствуют, что их жизненный путь значим не только для них самих, но и для более широкой аудитории. Можно привести массу примеров бывших верующих, которые решили сделать свой религиозный опыт достоянием гласности, однако я ограничусь обсуждением трех наиболее важных примеров. В 2017 году Мария Кикоть опубликовала ставшую бестселлером книгу «Исповедь бывшей послушницы» [Кикоть 2017]. Эта исповедь началась с серии постов в блоге, привлекших значительное внимание (тысячи комментариев под каждым постом) [Кикоть 2016]. Книга была опубликована крупным российским издательством. «Исповедь…» — это история молодой женщины, искренне и глубоко уверовавшей в православие и ставшей послушницей одного из наиболее известных монастырей в России. Вместо глубокой духовной трансформации она столкнулась с унизительным существованием в раздираемой ссорами женской общине, возглавляемой тиранической настоятельницей, создавшей настоящий культ самой себя. В итоге героиня решила уйти из монастыря, глубоко разочаровавшись в своих прежних идеалах и духовных наставниках. Популярность этой книги может быть объяснена глубоко личной манерой повествования, вскрывающего подноготную мнимого религиозного возрождения и триумфа христианской веры. «Исповедь…» — не единственная книга такого рода, опубликованная в последние годы. Бывший священник Дмитрий Саввин опубликовал в чем-то схожую книгу «Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни» [Саввин 2017], в которой описал повседневную жизнь типичной православной епархии. Григорий Баранов, монах-расстрига («монах Михаил»), проживший до своего ухода долгие годы в одном из удаленных монастырей, еще один характерный пример бывшего верующего. Порвав с православием, Баранов развернул энергичную медийную кампанию на YouTube. Он рассуждает о своем личном жизненном пути и приглашает других людей с похожими историями поделиться своим опытом с окружающими, проводит интервью с ведущими российскими атеистами (в частности, с Александром Невзоровым, о котором речь пойдет ниже) [15] и создает полулюбительские фильмы с говорящими названиями: «Православие как путь вырождения», «Православие в законе», «Православный талибан» [16]. В 2014 году баранов создал проект «Расцерковление», цель которого — «помощь в избавлении от православной зависимости» («расцерковление» — осознанная переделка слова «воцерковление», означающего усилия церкви по превращению номинальных православных верующих в активных прихожан) [17]. Проект предлагает психологическую помощь тем, кто решил порвать с православием, но столкнулся со сложностями на этом пути. Наш последний пример — онлайн-издание «Ахилла». «Ахилла» была создана в 2017 году бывшим священником Алексеем Плужниковым [18]. Основная цель проекта — «размышления о жизни Русской Православной Церкви, независимый взгляд как изнутри, так и со стороны» [19]. В манифесте «Ахиллы» мы сталкиваемся с типичной сегодня историей бывшего верующего, испытавшего разочарование на своем духовном пути и решившего не хранить молчание, но сделать свой негативный опыт публичным [20]. «Ахилла» публикует материалы, содержащие истории не только бывших священников и монахов, но и анонимных авторов, по-прежнему остающихся в церкви. Эти анонимные публикации — голоса тех, кто хочет говорить о религиозных проблемах, но пока не готов присоединиться к «бывшим» [21]. «Бывшие» далеко не однородны в своих воззрениях. Некоторые из них, подобно Баранову, обратились в атеизм и распространяют антирелигиозные идеи. Другие остались верны православию, но развернули серьезную публичную дискуссию о проблемах церкви и о том, что необходимо сделать для того, чтобы российское общество уже в ближайшем будущем не отвергло христианство полностью. Феномен «бывших» — это наиболее яркое свидетельство окончания «проправославного консенсуса», равно как и религиозного возрождения. Даже если не все бывшие верующие обращаются к атеизму или другим антирелигиозным течениям, наивное «доверие» и «позитивные ожидания» от христианства, характерные для периода формирования «проправославного консенсуса», становятся артефактами прошлого. Российский новый атеизм История Александра Невзорова, еще одного бывшего верующего, заслуживает особого рассмотрения. Он является самым ярким представителем так называемого «российского нового атеизма», который так до сих пор и не был систематически исследован [22]. Если опираться на опросы общественного мнения, то неверующие в России являются меньшинством. Более того, это меньшинство зачастую искусственно маргинализируется и противопоставляется в официальном дискурсе «народу России», твердо приверженному традиционным религиям (православное христианство, иудаизм, буддизм и ислам). Согласно опросам, это меньшинство составляет от 10 до 20 процентов населения [23]. Тем не менее, если сменить перспективу и вместо опросов общественного мнения обратить внимание на изменения, происходящие в культуре, то можно заметить определенные трансформации, свидетельствующие о начинающемся культурном сдвиге в сторону различных форм свободомыслия — от антиклерикализма до агностицизма и атеизма. Ключевой движущей силой этого культурного сдвига становится то обстоятельство, что сегодня свободомыслие воспринимается как тесно связанное с нонконформизмом, бунтарством, бросанием вызова истеблишменту, неотъемлемой частью которого в последние годы стала религия (в частности, православие и РПЦ). Если перечислять конкретные проявления этого культурного сдвига, то можно обратить внимание на востребованность книг новых атеистов (прежде всего, переводных), а также на растущую среди молодежи популярность антирелигиозных/антиклерикальных групп в социальных сетях [24]. Еще одним симптомом этого сдвига является появление в публичном пространстве крупных фигур, продвигающих атеистическую повестку. До недавнего времени — до 2010-х годов — атеистическая позиция была недопредставлена в СМИ, не было ни одного громогласного защитника атеизма общефедерального масштаба. Эту роль, собственно, и взял на себя Александр Невзоров во втором десятилетии XXI века. Популярность Невзоров обрел еще в конце 1980-х годов благодаря своей телепрограмме «600 секунд» [25]. Парадоксальным образом, Невзоров также может рассматриваться как один из «бывших». Он учился в семинарии и некоторое время пел в церковном хоре. Единственное упоминание Невзорова в научной литературе относится к 1990-м годам, когда в одной из статей он перечисляется наряду с Александром Прохановым и Александром Дугиным в числе ключевых представителей «неомессианского русского фундаментализма» [Yasmann 1993]. С тех пор многое изменилось. Теперь Невзоров — самый заметный выразитель взглядов нового атеизма в России. В 2000-х годах Невзоров на некоторое время исчез из публичного пространства, занимаясь в основном неполитическими проектами: иппология (изучение лошадей), исследование человеческой и лошадиной анатомии. В 2010-х годах происходит его яркое возвращение с серией «Уроки атеизма» на специально посвященном этому YouTube-канале [26]. Если учесть, что Невзоров, вероятно, лучший на сегодняшний день российский полемист, то вовсе не удивительно, что атеистические эскапады принесли ему скандальную славу, кульминацией чего стал запрет священникам РПЦ участвовать в любых публичных дебатах с ним [27]. Позиция Невзорова — это сочетание радикального антиклерикализма (направленного прежде всего против священников РПЦ) с радикальным атеизмом. Его атеизм — это повторение стандартного набора обвинений против религии, известного как минимум с XVIII века. Нападки подкрепляются многочисленными примерами из прошлого и настоящего России. Невзоров может быть рассмотрен как локальное преломление глобального интеллектуального движения, получившего название «новый атеизм». В своих статьях и интервью Невзоров ссылается скорее на западную, чем на советскую атеистическую и научно-популярную традицию. Он регулярно упоминает Ричарда Докинза, Стивена Хокинга, Нила Шубина и других. Основной посыл Невзорова может быть сформулирован следующим образом [28]: религия несовместима с научным мировоззрением. Его любимое высказывание звучит так: «Человек либо знает… теорию эволюции, либо он православный» [Невзоров 2015]. По мнению Невзорова, тех знаний, которыми располагает современная наука, включая теорию эволюции и Большого взрыва, достаточно для отказа от религиозности во всех ее проявлениях (даже в виде идеалистических философских мировоззрений). Невзоров не единственный представитель российского нового атеизма. Можно, например, упомянуть российское отделение движения «Брайтс» [29], зародившегося в США и связанного с именами наиболее известных представителей англо-американского нового атеизма (Ричард Докинз, Дэниел Деннет). Хотя «Брайтс» и отрицают свою приверженность атеистическому или какому-либо другому мировоззрению, ключевыми деятелями российского отделения являются люди, провозглашающие себя атеистами и агностиками. Становление нового российского атеизма и его превращение в заметное явление культуры — важный признак происходящих изменений. Вместе с движением «бывших» и теми явлениями, которые будут обсуждаться ниже, оно нанесло серьезный удар по «проправославному консенсусу». Среди российской молодежи, если судить по популярным каналам на российском YouTube, заигрывание с антирелигиозными взглядами становится модным занятием (об этом чуть ниже, когда мы будем говорить о деле «ловца покемонов»). Православие в воронке конфликтов Еще одним признаком новой реальности становится то, что религия оказывается в центре постоянных конфликтов, широко обсуждаемых в СМИ. Это любопытное и весьма недавнее явление [Филатов 2014: 17]. До самого последнего времени РПЦ была практически полностью защищена от критики и в этой связи располагала полной свободой действия. Однако ситуация меняется — и поворотным пунктом тут снова оказывается «панк-молебен». Конфликты стали многочисленными и повсеместными, они затрагивают самые различные сферы общества — политическую, юридическую, экономическую и т.д. Я затрону только те конфликты, которые касаются культуры. В частности, борьбу за собственность с учреждениями культуры и попытки ограничения свободы самовыражения во имя охраны традиционной нравственности. a) Церковь против музеев Процесс реституции церковной собственности вызвал оживленные публичные дискуссии относительно разумности подобной практики [Köllner 2018]. Эта дискуссия приобрела ожесточенный характер в тот момент, когда речь зашла о возвращении РПЦ собственности, ныне принадлежащей музеям или, например, школам и университетам. Наиболее яркий конфликт развернулся в городе Санкт-Петербург вокруг известнейшего Исаакиевского собора. В настоящий момент в соборе находится музей — Государственный музей-памятник «Исаакиевский собор». В 2015 году РПЦ начала кампанию за возвращение этого собора под свой контроль. В январе 2017 года губернатор Санкт-Петербурга объявил о том, что вскоре Исаакий будет возвращен церкви. Союз музейных работников Петербурга расценил это заявление как начало процесса ликвидации музея. Прошли многотысячные демонстрации против решения властей города [30]. В итоге процесс заморозился, а судьба собора/музея находится в подвешенном состоянии. Полемика вокруг Исаакиевского собора — вероятно, наиболее известный пример интересующих нас противостояний, однако аналогичные истории развертываются и вокруг других знаковых музеев — например, на Соловецких островах [31] или в крымском Херсонесе [32]. Перед нами не просто конфликты из-за собственности. За этими конфликтами скрывается более серьезный вопрос о том, кто именно будет контролировать музеи и чья версия истории будет через эти музеи транслироваться. По этой причине эти конфликты привлеки к себе повышенное внимание, в том числе и со стороны тех, кто никак напрямую ни с каким конкретным музеем не связан. б) Свобода самовыражения против религиозных чувств Как отмечалось выше, первые конфликты вокруг религии были связаны со сферой искусства. Скандальные выставки «Осторожно, религия!» (2003) и «Запретное искусство» (2006) стали прелюдией к целой серии конфликтов, главным из которых стало дело «Пусси Райот» 2012 года. После «панк-молебна», приведшего не только к тюремному заключению для нескольких членов группы, но еще и к принятию особого закона, вводящего уголовное наказание за оскорбление религиозных чувств верующих, конфликты, связанные с задетыми чувствами, стали повседневной реальностью российского общества. До некоторой степени это признак того, что религиозная ситуация в России все больше напоминает западную. Как отмечает Агаджанян: Что придает российскому кейсу уникальность по сравнению с западными контекстами, так это число подобных конфликтов за сравнительно небольшой промежуток времени, равно как и интенсивность противостояния. Ниже я упомяну лишь самые громкие случаи. 26 января 2015 года Тихон, архиепископ Новосибирский и Бердский, направил официальное письмо прокурору Новосибирской области РФ. В этом письме он выражал негодование по поводу спектакля Новосибирского театра оперы и балета по опере Вагнера «Тангейзер» режиссера Тимофея Кулябина. В этой постановке Христос был изображен предающимся плотским утехам в гроте Венеры. По мнению архиепископа, этот спектакль унижает верующих и задевает их чувства [33]. В результате скандала и разбирательств на пост руководителя театра был поставлен новый православный директор, который быстро исключил спектакль из репертуара [34]. 14 августа 2015 года группа православных радикалов разбила некоторые работы советского скульптора Вадима Сидура, представленные на московской выставке «Скульптуры, которых мы не видим» [35]. Работы Сидура получили серьезные повреждения. Нападавшие объяснили свои действия тем, что эти работы оскорбляют их чувства в качестве верующих. Кинорежиссер Алексей Учитель снял фильм «Матильда» (вышедший на экраны в октябре 2017 года), посвященный роману будущего царя Николая II с балериной польского происхождения Матильдой Кшесинской. Поскольку РПЦ канонизировала царя Николая II, группа православных активистов, при поддержке некоторых депутатов Государственной думы, развернула кампанию с целью не допустить показа фильма в российских кинотеатрах. Наталья Поклонская, депутат Госдумы, даже угрожала зрителям фильма отлучением от святого причастия [36]. В августе 2017 года малоизвестная экстремистская группа «Христианское государство — Святая Русь» разослала прокатчикам фильма письма с угрозой поджечь те кинотеатры, в которых будет показываться «Матильда» [37]. 4 сентября 2017 года мужчина попытался поджечь кинотеатр в Екатеринбурге [38] — он врезался в витрину здания на автомобиле, наполненном газовыми баллонами, а затем попытался взорвать его. СМИ назвали этого мужчину «противником Матильды» [39]. Известный российский режиссер Кирилл Серебренников, часто затрагивавший тему религиозного фанатизма в своем творчестве [40], планировал поставить балет «Нуреев» (2017) в Большом театре. Балет посвящен известному советскому танцору Рудольфу Нурееву. В своей постановке Серебренников уделил большое внимание гомосексуальному аспекту жизни выдающегося артиста балета, что привело к отмене спектакля незадолго до премьеры в июле 2017-го [41]. 22 августа 2017 года российские власти арестовали Серебренникова по подозрению в хищении государственных средств через возглавляемую им театральную компанию. Причины, приведшие к его аресту, так до конца и не ясны, однако в общественном мнении распространена точка зрения, что это наказание свободомыслящего художника за его демонстративный подрыв «традиционных ценностей» [42] [Баунов 2017]. Было бы несправедливо интерпретировать эти конфликты как борьбу РПЦ против художников и свободы самовыражения. В большинстве случаев официальные представители РПЦ либо воздерживались от занятия четкой позиции, либо пытались быть максимально осторожными в своих публичных заявлениях. Однако во всех вышеприведенных примерах фигурировали группы, представлявшие как минимум часть православного сообщества, которые инициировали эти конфликты и пытались добиться желаемого для себя результата — закрытия выставки/спектакля и наказания оскорбившего их художника. В каждом случае была и противоположная группа — ресурсы которой тают с каждым годом, — пытавшаяся не допустить цензуры и защитить свободу творческого самовыражения. Общекультурные тренды До сих пор мы обсуждали те аспекты культурной жизни, которые имеют непосредственное отношение к религии. Но для того, чтобы картина стала более полной, необходимо посмотреть на ситуацию в российской культуре в целом. Например, был бы чрезвычайно полезен контент-анализ наиболее популярных пабликов Вконтакте (крупнейшая социальная сеть в России с 97 миллионами пользователей [43]), включая МДК или Лепра, а также наиболее популярных влогеров на YouTube. Этот анализ мог бы дать еще более целостное представление о ситуации с «проправославным консенсусом» [44]. Другие культурные явления, требующие дальнейшего изучения, включают музыкальную группу «Ленинград» (тесно связанную с Александром Невзоровым), рэп-баттлы (десятки миллионов просмотров на YouTube) и многое другое. Однако, поскольку на сегодняшний день таких анализов, насколько мне известно, нет, ограничусь рассмотрением только одного вполне показательного случая. В мае 2017 года Руслан Соколовский, достаточно популярный влогер на YouTube, был приговорен к трем с половиной годам тюремного заключения условно за оскорбление чувств верующих [45]. Этот приговор стал возможен благодаря новым юридическим нормам, возникшим после дела «Пусси Райот» [46]. По мнению суда, Соколовский в 2017 году сделал несколько видеороликов, оскорбляющих чувства верующих. Однако в общественном мнении утвердилось представление о том, что влогер был посажен за ловлю покемонов в церкви в ходе игры в PokemonGo (он действительно пошел в одну из церквей Екатеринбурга, чтобы поймать там парочку покемонов). У меня нет возможности детального анализа этого кейса, это только один из многих примеров подобных разбирательств, поэтому я сосредоточусь только на одной конкретной детали — мотивация блоггера. Когда судья Екатерина Шопоняк спросила Соколовского, почему он решил снять видео очевидно антиклерикального и антирелигиозного содержания, ответ обвиняемого был чрезвычайно интересным: Вопрос: Почему вы затронули тему религии? Соколовский: Потому что все ее затрагивают. Потому что много верующих сейчас в интернете, и сейчас идет общественный конфликт. Это остро обсуждаемая тема. Вопрос: Вы для чего взяли острую тему? Соколовский: Потому что она интересная, мне и людям. Вопрос: Потому что это просмотры? Соколовский: Да. Вопрос: Просмотры, чтобы получить славу и деньги? Соколовский: Да, и то, и другое. Вопрос: А другие мотивы? Соколовский: Других мотивов у меня не было. Вопрос: А какие еще есть остросоциальные темы [и обсуждаемые в интернете]? Соколовский: Их слишком много. Политическая ситуация в стране и как «Mentos» действует на колу — это миллионы просмотров [47]. В своих ответах Соколовский с поразительной прямотой проговаривает основной мотив, побуждающий блогеров и лидеров общественного мнения говорить о религии. Они делают это не только для того, чтобы выразить свои взгляды (атеистические или какие-то другие), но также чтобы получить внимание, популярность, деньги и миллионы просмотров — все это благодаря теме, находящейся в центре социального конфликта, столь же горячей, что и политика, и привлекающей такое же количество зрителей, как и видео, демонстрирующее химическую реакцию, происходящую при опускании конфеты «Mentos» в бутылку с кока-колой. Это еще одно подтверждение моего тезиса о том, что в культуре происходят глубокие изменения, касающиеся религии. Религия становится сферой постоянных конфликтов, напряжения и одновременно зрелища. «Информационная война»: реакция Русской православной церкви Конец «проправославного консенсуса» может быть увиден еще под одним углом: реакция официальных представителей РПЦ на эти новые культурные тенденции и явления. И снова дело «Пусси Райот» оказывается поворотным моментом — реакция на «панк-молебен» стала образцом для всех последующих реакций на критику. Вскоре после перфоманса в храме Христа Спасителя патриарх Кирилл начал говорить о том, что против церкви ведется «информационная война» [48]. Как пишет Илья Яблоков: Однако это был не просто церковный нарратив, это был новый идеологический маневр политического режима в целом: Это был переход к новому качеству церковно-государственных отношений, который в моей интепретации выглядит как попытка вывести «проправославный консенсус» на макроуровень. Тезис об информационной войне, сформулированный в ответ на «панк-молебен» «Пусси Райот», стал моделью для реакции на все дальнейшие события культурной жизни, описанные выше. Логика очень простая: происходит что-то неприятное, однако проблема не в отношениях между церковью и «народом», а в наличии небольшого числа врагов, подначиваемых Западом и нападающих не просто на церковь, но на саму русскую национальную идентичность и культуру. Подобная логика вдохновила государство на введение целого ряда ограничительных мер, включая меры против оскорбления чувств верующих, запрете «гомосексуальной пропаганды» и деятельности иностранных (а также российских) миссионеров и т.д. Эти идеологические ухищрения могут рассматриваться как отчаянная попытка сохранить «православное большинство» и нивелировать растущие внутренние противоречия, равно как и очевидные трещины в когда-то прочном «проправославном консенсусе». Заключительные замечания Концепция «проправославного консенсуса» была сформулирована на основании данных опросов общественного мнения. Соответственно, окончание этого консенсуса может быть с уверенностью провозглашено лишь в тот момент, когда те же самые опросы покажут серьезные изменения в отношении людей к РПЦ. Это пока дело будущего, так как, согласно опросам, «проправославный консенсус» все еще просматривается, хотя и с оговорками. Например, Левада-центр, один из основных российских центров, занимающихся опросами общественного мнения, недавно сообщил: Единственный аспект, в котором «проправославный консенсус» начала проседать даже согласно опросам, — это отношение к представлению о том, что церковь должна влиять на принятие государственных решений. Число людей, не одобряющих это представление, выросло с 27 процентов в 2005 году до 36 процентов в 2017-м, в то время как число тех, кто его одобряет, уменьшилось с 16 процентов в 2005 году до 6 процентов в 2017-м. Такая же тенденция очевидна в том, как индивидуумы оценивают влияние церкви на государственную политику в России. Число тех, кто думает, что это влияние чрезмерно, растет, в то время как число разделяющих противоположный взгляд уменьшается [Религиозность 2017]. В свете этих данных можно сделать аккуратный вывод о том, что тезис о конце «проправославного консенсуса» хотя бы частично подкрепляется результатами недавних опросов общественного мнения. Я предпочел не обсуждать достоверность этих данных по той причине, что других у нас пока нет. Однако, исходя из методологической рефлексии, изложенной в начале этого текста, я утверждаю, что расхождения между опросами общественного мнения и стоящей за ними реальностью не являются каким-то специфическим российским явлением, но встречаются часто и повсеместно. Таким образом, хотя данные опросов поддерживают мой тезис лишь отчасти, внимательное рассмотрение культурных тенденций и явлений позволяет говорить о серьезных трансформациях. РПЦ становится эпицентром практически непрекращающихся конфликтов. Негатив, ассоциируемый с православием, возрос настолько, что почти любой слух, любое обвинение — даже самое несправедливое — «раздувается» и привлекает широкое внимание общественности. Это верно по крайней мере в отношении СМИ, неподконтрольных церкви или государству. Официальная пропаганда, в свою очередь, интерпретирует этот негатив как «информационную войну» и даже глобальный заговор против церкви. В этом исследовании я избегал вопроса о социологических цифрах или демографическом субстрате, стоящем за концом «проправославного консенсуса». Я не утверждаю, что антирелигиозные настроения стали новым мейнстримом. Я не знаю в точности, какие именно социальные группы выпали из этого консенсуса. Не уверен я и в том, что описанные мной тенденции не будут, в конечном счете, жестоко подавлены и искоренены государственной властью (может быть, с подачи церкви) под флагами борьбы с чужеродной агрессией против российской цивилизации. Мой тезис более скромен: российское православие более не является фактором национального консенсуса. Оно становится фактором национального конфликта, еще одним расколом, разделяющим российскую нацию. Ученые, инициировавшие обсуждение «проправославного консенсуса», не предвидели этого парадокса. По мере того, как РПЦ все в большей мере сближалась с государством, она становилась ключевым идеологическим элементом «консервативного поворота» и получала юридические и материальные преимущества. Однако этот успех на макроуровне совпал с провалом на мезоуровне, том самом, на котором позиции церкви до сих пор воспринимались как сильные и непоколебимые. Этот текст начался со ссылки на классическое исследование Липсета и Роккана. Если использовать их оптику, то в таком случае конец «проправославного консенсуса» выглядит как нормализация религиозной ситуации в России: мы приходим к стандартному общественному расколу по линии отношения к церкви и религии. Таким образом, «проправославный консенсус» можно считать специфическим постатеистическим феноменом, который не мог продолжаться долго. Конфликт вокруг церкви и религии является знаком того, что Россия возвращается к стандартному паттерну западных наций, разделенных по вопросам религии. Однако Фурман и Каариайнен, авторы концепции «проправославного консенсуса», предлагают альтернативную оптику, в которой реакция российского общества на религию представлена в виде раскачивающегося маятника — от полного отвержения религии к ее полному принятию [Фурман, Каариайнен 2007а: 7—11]. В такой перспективе мы, возможно, являемся свидетелями обратного движения маятника — от гегемонистской религиозности к ее не менее гегемонистскому отрицанию. Так что же перед нами — нормализация или очередное колебание маятника? Оставим этот вопрос открытым. Библиография / References [Карпов 2012] — Карпов В. Концептуальные основы теории десекуляризации // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 2(30). C. 114—164. (Karpov V. Desecularization: A Conceptual Framework // Journal of Church and State. 2010. Vol. 52. № 2. P. 232—270. — In Russ.) [Кикоть 2016] — Кикоть M. Исповедь бывшей послушницы // Живой журнал Марии Кикоть. 2016 (https://visionfor.livejournal. com (дата обращения: 11.05.2019)). (Kikot’ M. Ispoved’ byvshei poslushnitsy // LiveJournal of Maria Kikot’. 2016. Available online: https:// visionfor.livejournal.com (accessed: 11.05.2019)).) [Кикоть 2017] — Кикоть M. Исповедь бывшей послушницы. М.: ЭКСМО, 2017. (Kikot’ M. Ispoved’ byvshei poslushnitsy. Moscow, 2017.) [Костюк 2002] — Костюк K. Три портрета: Социально-этические воззрения в Русской православной церкви конца XX века // Континент. 2002. № 113. C. 252—287. (Kostiuk K. 2002. Tri portreta: Sotsial’no-eticheskie vozzreniia v Russkoi pravoslavnoi tserkvi kontsa XX veka // Kontinent. 2002. № 113. P. 252— 287). [Лебедев 2015] — Лебедев С. Проправославный консенсус в России начала XXI века как феномен религиозной ситуации // Научный результат. Социология и управление. 2015. № 1. C. 14—21. (Lebedev S. Propravoslavnyi konsensus v Rossii nachala XXI veka kak fenomen religioznoi situatsii // Nauchnyi rezul’tat. Sotsiologii i upravlenie. 2015. № 1. P. 14—21.) [Невзоров 2015] — Невзоров A. Уроки атеизма. М.: ЭКСМО, 2015. (Nevzorov A. Uroki ateizma. Moscow, 2015.) [Религиозность 2017] — Религиозность // Левада-центр. 2017. 18 июля (https://www. levada.ru/2017/07/18/religioznost (дата обращения: 11.05.2019)). (Religioznost // Levada-Tsentr. 2017. July 18 (https:// www.levada.ru/2017/07/18/religioznost (accessed: 11.05.2019)).) [Саввин 2017] — Саввин Д. Превыше всего: Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни. М.: ЭКСМО, 2017. (Savvin D. Prevyshe vsego: Roman o tserkovnoi, netserkovnoi i antitserkovnoi zhizni. Moscow, 2017.) [Узланер 2013] — Узланер Д. Картография постсекулярного // Отечественные записки. 2013. № 1. С. 175—192.) (Uzlaner D. Kartografiya postsekulyarnogo // Otechestvennye zapiski. 2013. № 1. P. 175—192. [Филатов, Малашенко 2011] — Православная церковь при новом патриархе / Под ред. С. Филатова, А. Малашенко. М.: Московский Центр Карнеги, 2011. (Pravoslavnaia tserkov’ pri novom patriarkhe / Ed. by S. Filatov, A. Malashenko. Moscow, 2011.) [Филатов 2014] — Филатов С. Русское православие, общество и власть во времена политической турбулентности: РПЦ после осени 2011 года // Монтаж и демонтаж секулярного мира / Под ред. A. Малашенко, С. Филатова. М.: РОССПЭН, 2014. C. 9—41. (Filatov S. Russkoe pravoslavie, obshchestvo i vlast’ vo vremena politicheskoi turbulentnosti: RPTs posle oseni 2011 goda // Montazh i demontazh sekuliarnogo mira / Ed. by A. Malashenko, S. Filatov. Moscow, 2014. P. 9—41.) [Фурман, Каариайнен 2000] — Фурман Д., Каариайнен К. Религиозность в России в 90-е годы // Старые церкви, новые верующие: Религия в массовом сознании постсоветской России / Под ред. K. Каариайнена, Д. Фурмана. СПб.; М.: Летний сад, 2000. С. 7—48. (Furman D., Kaariainen K. Religioznost’ v Rossii v 90-e gody // Starye tserkvi, novye veruiushchie: Religiia v massovom soznanii postsovetskoi Rossii / Ed. by K. Kaariainen and D. Furman. Saint Petersburg, 2000. P. 7—48.) [Фурман, Каариайнен 2007а] — Фурман Д., Каариайнен K. Религиозность в России в 90-e годы XX — начале XXI века // Новые церкви, старые верующие; старые церкви, новые верующие: Религия в постсоветской России / Под ред. K. Каариайнена, Д. Фурмана. СПб.: Летний сад, 2007. С. 6—87. (Furman D., Kaariainen K. Religioznost’ v Rossii v 90-e gody XX — nachale XXI veka // Novye tserkvi, starye veruiushchie starye tserkvi, novye veruiushchie: Religiia v postsovetskoi Rossii / Ed. by K. Kaariainen and D. Furman. Saint Petersburg, 2007. P. 6—87.) [Фурман, Каариайнен 2007б] — Фурман Д., Каариайнен K. Религиозность в России на рубеже XX — XXI столетий // Общественные науки и современность. 2007. № 2. C. 78—95. (Furman D., Kaariainen K. «Religioznost» v Rossii na rubezhe XX—XXI stoletii’ // Obshchestvennye nauki i sovremennost’. 2007. № 2. P. 78—95.) [Agadjanian 2006] — Agadjanian A. The Search for Privacy and the Return of a Grand Narrative: Religion in a Post-Communist Society // Social Compass. 2006. Vol. 53. № 2. P. 169—184 [Agadjanian 2015] — Agadjanian A. Vulnerable PostSoviet Secularities: Patterns and Dynamics in Russia and Beyond // Multiple Secularities beyond the West: Religion and Modernity in the Global Age / Ed. by M. Burchardt, M. Wohlrab-Sahr and M. Middell. Berlin: de Gruyter, 2015. P. 241—260. [Agadjanian 2017] — Agadjanian A. Tradition, Morality and Community: Elaborating Orthodox Identity in Putin’s Russia // Religion, State and Society. 2017. № 1. P. 39—60. [Davie 2007] — Davie G. The Sociology of Religion. London: Sage, 2007. [Dobbelaere 2002] — Dobbelaere K. Secularization: An Analysis at Three Levels. Brussels: Peter Lang, 2002. [Dobbelaere 2004] — Dobbelaere K. Assessing Secularization Theory // New Approaches to the Study of Religion. Vol. 2: Textual, Comparative, Sociological, and Cognitive Approaches / Ed. by P. Antes, A.W. Geertz and R.R. Warne. Berlin; New York: de Gruyter, 2004. P. 229—253. [Fagan 2011] — Fagan G. Believing in Russia: Religious Policy after Communism. London: Routledge, 2011. [Habermas 2009] — Habermas J. Europe: The Faltering Project. Cambridge: Polity Press, 2009. [Jarzyñska 2014] — Jarzyñska K. The Russian Orthodox Church as Part of the State and Society // Russian Politics and Law. 2014. Vol. 52. № 3. P. 87—97. [Köllner 2018] — Köllner T. On the Restitution of Property and the Making of «Authentic» Landscapes in Contemporary Russia // Europe-Asia Studies. 2018. Vol. 70. № 7. P. 1083—1102. [Lipset, Rokkan 1967] — Lipset S.M., Rokkan S. Cleavage Structures, Party Systems, and Voter Alignments: An Introduction // Party Systems and Voter Alignments: Cross-National Perspectives / Ed. by S. M. Lipset, S. Rokkan. New York: Free Press, 1967. P. 1—64. [Schroeder, Karpov 2013] — Schroeder R.L., Karpov V. The Crimes and Punishments of the «Enemies of the Church» and the Nature of Russia’s Desecularising Regime // Religion, State and Society. 2013. Vol. 41. № 3. P. 284— 311. [Shterin 2012] — Shterin M. New Religious Movements in Changing Russia: Opportunities and Challenges // Cambridge Companion to New Religious Movements / Ed. by O. Hammer and M. Rotstein. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. P. 286—303. [Stepanova 2015] — Stepanova E. «The Spiritual and Moral Foundation of Civilization in Every Nation for Thousands of Years»: The Traditional Values Discourse in Russia // Politics, Religion & Ideology. 2015. Vol. 16. № 2/3. P. 119— 136. [Turner 1975] — Turner V. Dramas, Fields, and Metaphors: Symbolic Action in Human Society. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1975. [Uzlaner 2014] — Uzlaner D. The Pussy Riot Case and the Peculiarities of Russian Post-Secularism // State, Religion and Church. 2014. Vol. 1. № 1. P. 23—58. [Uzlaner, Stoeckl 2019] — Uzlaner D., Stoeckl K. From Pussy Riot’s ‘Punk Prayer’ to Matilda: Orthodox Believers, Critique, and Religious Freedom in Russia // Journal of Contemporary Religion. 2019. Vol. 34. № 3. P. 427—445. [Verkhovskii 2014] — Verkhovskii A. The Russian Orthodox Church as the Church of the Majority // Russian Politics & Law. 2014. Vol. 52. № 5. P. 50—72. [Willems 2012] — Willems J. «Foundations of Orthodox Culture» in Russia: Confessional or Nonconfessional Religious Education? // European Education. 2012. Vol. 44. № 2. P. 23—43. [Yablokov 2014] — Yablokov I. Pussy Riot as Agent Provocateur: Conspiracy Theories and the Media Construction of Nation in Putin’s Russia // Nationalities Papers: The Journal of Nationalism and Ethnicity. 2014. Vol. 42. № 4. P. 622—636. [Yasmann 1993] — Yasmann V. Red Religion: An Ideology of Neo-Messianic Russian Fundamentalism // Demokratizatsiya: The Journal of Post-Soviet Democratization. 1993. Vol. 1. № 2. P. 20—40. [1] Изначальная публикация: Uzlaner D. The End of the Pro-Orthodox Consensus: Religion as a New Cleavage in Russian Society // Orthodox Religion and Politics in Contemporary Eastern Europe: On Multiple Secularisms and Entanglements / Ed. by T. Köllner. Routledge, 2018. P. 173—192. Более полная версия этого текста [будет] опубликована в книге: Узланер Д. Постсекулярный поворот: как мыслить о религии в XXI веке. М.: Издательство Института Гайдара, 2020. [2] Однако заметим, что в постсекулярной оптике, которой я придерживаюсь, говорить о такого рода противостоянии можно лишь с очень большой степенью условности, так как размываются сами границы секулярности и религиозности и, соответственно, тех групп, которые репрезентируют эти позиции. См.: [Узланер 2013]. [3] См., например: [Willems 2012: 30]. [4] См., в частности: [Agadjanian 2015: 254; Verkhovskii 2014: 69]. [5] В разговоре с Путиным патриарх Кирилл назвал правление Путина «чудом божиим» (http://www.patriarchia.ru/db/text/2005767.html [дата обращения: 11.05.2019]). Патриарх также сказал: «Православные люди не умеют выходить на демонстрации… их голосов не слышно, они молятся в тиши монастырей, в кельях, домах, но переживают всем сердцем за то, что происходит сегодня с народом нашим, проводя такие ясные параллели исторические с беспутством и беспамятством предреволюционных лет, с разбродом, шатанием, разрушением страны в 90-х годах» (http://www.bbc.com/russian/russia/2012/02/110802_russia_patriarch_rallies [дата обращения: 11.05.2019]). [6] http://pussy-riot.livejournal.com/12442.html (дата обращения: 11.05.2019). [7] Движение в эту сторону было заметно и ранее, однако начиная с 2012 года произошел качественный прорыв в целом ряде вопросов. Джеральдин Фейган подробно проанализировала то, как еще до этого прорыва Россия начала постепенный отход от принципа религиозной свободы в сторону постепенного введения ограничений и утверждения привилегированного положения РПЦ (и некоторых других традиционных религий) [Fagan 2011]. [8] Речь идет о женщине, которая жила в квартире, принадлежавшей патриарху Кириллу (вероятно, его «дальная родственница»), и у которой возник конфликт с соседом, делавшим ремонт. Пыль от ремонта якобы проникла в квартиру этой женщины и нанесла ей ущерб в размере примерно одного миллиона долларов (по оценке пострадавшей). На основании этого ущерба женщина попыталась отобрать квартиру соседа в качестве компенсации (см.: http://www.rosbalt.ru/moscow/2012/03/22/960327.html [дата обращения: 11.05.2019]). [9] http://www.nytimes.com/2012/04/06/world/europe/inrussia-a-watch-vanishes-uporthodox-leaders-sleeve (accessed: 11.05.2019). также см.: [Jarzyñska 2014]. [10] Самые известные истории — дело священника Глеба Грозовского, разоблачение о. Андреем Кураевым системы разврата в Казанской семинарии в 2013 году (см. многочисленные записи последних лет на: diak-kuraev.livejournal.com). [11] http://politsovet.ru/49100-top-10-skandalov-s-uchastiem-rpc.html (дата обращения: 11.05.2019). [12] http://www.pravoslavie.ru/58456.html (дата обращения: 11.05.2019). [13] Там же. [14] https://russian.rt.com/article/148812 (дата обращения: 11.05.2019). [15] https://www.youtube.com/watch?v=lXvZc43aObY (дата обращения: 11.05.2019). [16] См. его влог на YouTube: https://www.youtube.com/channel/UCE0LAd6n6Ew9-PmIZVzMAA. [17] См.: http://rascerkovlenie.ru. [18] http://www.colta.ru/articles/media/13974 (дата обращения: 11.05.2019). [19] https://ahilla.ru/kontakty/76-2 (дата обращения: 11.05.2019). [20] http://ahilla.ru/manifest-ahilly (дата обращения: 11.05.2019). [21] http://ahilla.ru/ya-nadeyus-na-revolyutsiyu-v-rpts (дата обращения: 11.05.2019). [22] См.: [Agadjanian 2015: 254]. [23] Согласно опросу общественного мнения, проведенному Левада-центром в 2017 году, число людей, называющих себя «полностью нерелигиозными», 13 процентов, а называющих себя «не очень религиозными» — 33 процента [«Религиозность» 2017]. [24] См. список книг, изданных Фондом «Династия»: http://www.dynastyfdn.com/about/books. Аналогичный список книг, изданных Фондом «Эволюция», доступен по ссылке: http://evolutionfund.ru/materials/. Наиболее популярные атеистические паблики в социальных сетях: «Атеист» (https://vk.com/atheist__blog), 612000 подписчиков, и «ДоКИНЗ» (https://vk.com/richard_dawkins_sam_harries), 105000 подписчиков, и многие другие. [25] Эта программа была невероятно популярна в конце 1980-х годов. [26] См.: Серия видео «Уроки атеизма» // https://www.youtube.com/watch?v=lK5ZiMG95bA&list=PLb8ATWo1XGcY7VAFPdq5EvJ5qtCY2ANAP (дата обращения: 11.05.2019). [27] http://www.pravmir.ru/vladimir-legojda-predstaviteli-cerkvi-ne-xodyat-na-programmykuda-priglashen-nevzorov (дата обращения: 11.05.2019). [28] Взгляды Невзорова реконструируются на основании его еженедельной радиопрограммы на «Эхе Москвы», а также его влога на YouTube «Уроки атеизма». [29] Официальный сайт: http://brights-russia.org. [30] https://www.gazeta.ru/comments/2017/02/13_e_10523465.shtml#page2 (дата обращения: 11.05.2019). [31] https://www.novayagazeta.ru/articles/2016/07/15/69269-glamurnyy-gulag (дата обращения: 11.05.2019). [32] https://lenta.ru/articles/2017/01/25/hersones (дата обращения: 11.05.2019). [33] https://lenta.ru/articles/2015/02/26/tangezerdoc (дата обращения: 11.05.2019). [34] https://iz.ru/news/584779 (дата обращения: 11.05.2019). [35] http://www.rbc.ru/politics/14/08/2015/55ce15bb9a79474f19c056c8 (дата обращения: 11.05.2019). [36] https://www.rbc.ru/society/21/06/2017/594a43609a794777237c25d7 (дата обращения: 31.03.2020). [37] https://www.znak.com/2017-08-26/pravoslavnye_aktivisty_vnov_ugrozhayut_podzhech_kinoteatry_iz_za_prokata_matildy (дата обращения: 11.05.2019). [38] Царь Николай II и его семья (вместе с их ближайшим окружением) были расстреляны в Екатеринбурге большевиками в 1918 году. [39] http://ria56.ru/posts/5424584582458245.htm (дата обращения: 11.05.2019). [40] Кирилл Серебренников снял фильм «Ученик» (2016), повествующий об опасности религиозного фанатизма. Это история школьника, который обращается в фанатичную христианскую веру и начинает терроризировать всю школу. [41] https://meduza.io/feature/2017/07/10/mozhet-vyzvat-nepriyatie-pochemu-bolshoy-teatrsorval-premieru-nureeva-baleta-o-velikom-russkom-tantsovschike-i-otkrytom-gee (дата обращения: 11.05.2019). Премьера балета все же состоялась, правда, гораздо позже. После премьеры балет исчез из репертуара. [42] https://www.youtube.com/watch?v=ZSsSfOuhvDY (дата обращения: 11.05.2019). [43] Статистику Вконтакте см.: https://vk.com/page-47200925_44240810. [44] Паблик МДК (https://vk.com/mudakoff) имеет 10,5 миллиона подписчиков (данные на 11.05.2019), паблик Лепра (https://vk.com/public30022666) — 4,8 миллиона подписчиков (данные на 11.05.2019). [45] В июле 2017 года приговор Соколовскому был смягчен до 2 лет и 3 месяцев, тогда же он был включен в российский федеральный список «террористов и экстремистов». [46] https://www.kommersant.ru/doc/3294094 (дата обращения: 11.05.2019). [47] https://zona.media/article/2017/27/04/pokemon_sokolovsky (дата обращения: 11.05.2019). [48] http://izvestia.ru/news/520710 (дата обращения: 11.05.2019); http://www.pravoslavie.ru/58456.html (дата обращения: 11.05.2019). https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/163_nlo_3_2020/article/22227/

«Косноязычный человек» (о феномене Сергия (Романова), часть I). от Анастасия Коскелло Опубликовано05.07.2020 Схиигумен Сергий (Романов). Фото — Павел Лисицын, РИА-Новости. За время карантина в РПЦ многое поменялось. Например, у многих священников разбежались прихожане. У приходов появились долги по ЖКХ, многие клирики остались без зарплаты. А вот к бывшему (теперь уже) схиигумену Сергию (Романову) люди идут и идут, несмотря на запрет, а теперь и на извержение его из сана. Что происходит? «Свидетельства недопустимых мер воспитания» На прошедшей неделе черты уголовника в медийном образе уральского «старца» Сергия стали проступать особенно явно. Совсем недавно монастырь батюшки прославился избиением Ксении Собчак, теперь сеть пестрит сведениями об его издевательствах над детьми. ВВС опубликовала статью с рассказами бывших юных послушников Среднеуральского монастыря, которые вспоминают о голоде, насилии и грубом обращении, которые они терпели в монастырском приюте. Фильм о насилии в отношении несовершеннолетних планировала снимать и Собчак. Руководству РПЦ, очевидно, вся эта уголовная история не нравится ещё больше, чем обвинение патриарха в ереси. Поэтому вопрос с Романовым попытались решить в рекордные сроки. 2 июля, в четверг, Екатеринбургская епархия заявила, что расследует все случаи ненадлежащего обращения с несовершеннолетними и «свидетельства недопустимых мер воспитания» в Среднеуральском монастыре. А уже в пятницу, 3 июля епархиальный церковный суд лишил отца Сергия священного сана . Обычно церковный суд работает куда медленнее. Для сравнения – суда над опальным протодиаконом Андреем Кураевым до сих пор не было. Хотя он был запрещён в служении «вплоть до церковного суда» ещё 29 апреля. Можно сказать, РПЦ демонстративно отгородилась от Романова. Теперь на все вопросы о нём церковное руководство может ответить: «Он не наш. Он не имеет к нам никакого отношения». «Косноязычный человек» Видимо, чтобы разрядить обстановку, епископ Савва (Тутунов) попробовал обратить дело в шутку и сказать, что проблема с Романовым не стоит внимания нормальных людей. написал владыка в своём телеграм-канале. Реакция владыки объяснима. В самом деле, сложно здоровому культурному человеку понять, как вообще вся эта история с Романовым стала возможной. Желание оградить общество от таких психопатов – вполне естественное. Вероятно, в том же ключе мыслил депутат Госдумы Евгений Марченко. Он 30 июня, ещё до суда над Романовым, предложил ввести обязательную психиатрическую экспертизу для будущих священников. Если точнее, то, по мысли депутата, нужно включить «служителей культа в список профессий с обязательным медицинским освидетельствованием на наличие препятствующих служению психических заболеваний, а также предоставлением справки об имеющейся или имевшейся судимости». Скорее всего, выступая с таким обращением, депутат не преследовал иных целей, кроме самопиара. Ведь, строго говоря, предложение некорректное со всех сторон. Во-первых, фактически всё то, что предлагает Марченко, уже осуществляется в РПЦ. Справки от психиатра и об отсутствии судимости давно требуют при приёме документов в семинарию. И «контрольный орган», который отслеживает данные о «преступниках в рясах», в РПЦ тоже есть – это так называемая Контрольно-аналитическая служба при Управлении делами Московской Патриархии. Те люди, которых рукополагают в священники сегодня, обследованы врачами и не имеют судимости. Случай со схиигуменом Сергием – из ряда вон выходящий. Романова рукополагали в эпоху 90-х, когда кадровый голод в РПЦ был настолько силён, что священноначалие считало возможным не думать о правилах и канонах. Но через одно-два поколения таких Романовых в РПЦ уже не останется. Во-вторых, и тут церковное руководство заняло совершенно адекватную позицию, религиозные организации в РФ отделены от государства. Подобные требования со стороны властей, если бы они и были введены, противоречили бы Конституции РФ и Федеральному закону «О свободе совести и о религиозных объединениях». Любопытно, впрочем, другое. Тема психиатрии в последние годы является постоянным спутником РПЦ. «Я Её пациент» Не могу не вспомнить старую историю, рассказанную отцом Андреем Кураевым в его книге «Перестройка в Церковь» и в других местах: Предложение Марченко, при всей его некорректности, затрагивает серьёзные проблемы РПЦ. Причём совсем не те проблемы, которые имел в виду депутат. Это проблемы, строго говоря, не только РПЦ, но и вообще любой религии в наше время. Подавляющее большинство современных молодых священников в России на самом деле были обследованы психиатром. Безусловно, данные этих обследований закрыты. Но поскольку семинарии этих людей приняли на обучение, можно предположить, что все они, с точки зрения официальной психиатрии, являются людьми здоровыми. И тут встаёт следующий вопрос: что это значит для Церкви? Официальная мировая психиатрия, конечно, ушла от cвоей репрессивной модели. Но отношение её к религии изменилось незначительно. Религиозность любой официальный психиатр рассматривает как патологию – mania religiosa. Иными словами, для психиатра любой всерьёз верующий человек – немножко болен. А если не болен – то, значит, не особенно он и верующий? Зачем же тогда идти в Церковь? То «безумство Христа ради», о котором говорит апостол Павел (1 Кор 4, 10), — актуально ли оно сегодня? Или его уже сдали в архив современные «нормальные» христиане? К вопросу о причинах «успешности» Романова. Бывшие послушники Среднеуральского монастыря и дети, жившие в его приюте, говорят о Романове похожие, в общем-то, вещи. На вопрос, почему они не уходили, они отвечают что-то вроде: «Он казался мне верующим». «Я думал, он человек Божий». «Я знала, что он меня отмаливает». Получается, что явно «безумное» поведение Романова, — то, что для епископа Саввы (Тутунова) выглядит просто как «бред косноязычного человека», — другим людям казалось просто особым проявлением веры. Просто верующего священника они представляли себе вот так. Искали настоящего «человека Божия», а наткнулись на психопата. Мне кажется, если мы хотим разгадать феномен Романова, то, возможно, именно в этом направлении стоит думать. Продолжение следует. Рубрика: Еженедельное обозрение Метки: Екатеринбургская митрополия, психиатрия, священнослужители, схиигумен Сергий (Романов), церковный суд http://httpwww.black-n-white.press/2020/07/05/косноязычный-человек-о-феномене-се/?fbclid=IwAR1ZAtWtt6yK22nuCmmuG7S03CpHsS9jZOC-QJ0f-rFCq2VdDZGhgoeTukw

Российский Университет Дружбы Народов Кафедра сравнительной политологии» ФНИСЦ РАН Центр «Религия в современном обществе» Интервью о взаимоотношениях религии и общества в России на современном этапе, о проблемах социальной и ценностной консолидации. 1.Как Вы думаете, почему любое событие, даже в самой небольшой степени связанное с религиозной проблематикой, вызывает такой пристальный интерес? Во-первых, потому, что религия в своей сущности связана с предельным и запредельным измерениями жизни, Тайной и мистикой, которые носят универсальный характер и потенциально касаются любого человека. Во-вторых, и это уже специфика современности (общества и культуры Modernity), потому что в наше время люди, воспитанные и сформировавшиеся в контекстах светской культуры и секулярных отношений, открывают для себя религию заново. Здесь срабатывает «механизм» культурной адаптации: перекодировки религиозных смыслов и символов в такие, которые близки и понятны светскому представлению. В этой связи религия воспринимается и позиционируется нами полярным, парадоксальным образом: либо редуцируясь к секулярным предметам и явлениям, либо, напротив, выносясь за скобки всего знакомого и привычного, как нечто радикально «иное». В тех случаях, когда происходит редукция, мы этого чаще всего не замечаем. Но во многих случаях светская культура, стоящая за нашим восприятием и мышлением, проявляет повышенную чувствительность к «маркерам» религии, что выражается в не всегда объяснимом явными причинами повышенном интересе общественности к тому, что ассоциируется с «религией». ________________________________________________________ 2. Сегодня религиозные лидеры все чаще высказывают свою позицию по различным проблемам. Как Вы считаете, должны ли религиозные лидеры высказывать своё мнение по социальным и политическим проблемам, или ограничиваться внутрирелигиозными проблемами? Религиозные лидеры не столько «должны», сколько имеют право и основания для подобных высказываний. Любое религиозное объединение объективно включено в систему (пост-)секулярных отношений «большого общества», а значит, что его касаются все основные проблемы этого общества – не только специфические вопросы общественно- и государственно-конфессиональных отношений. Они же с необходимостью в большей или меньшей степени включены и в культурно-смысловое пространство светского мейнстрима, не будучи замкнуты в своём специфическом дискурсе. Поэтому, как общественный, гражданский субъект они могут высказывать и отстаивать публично свои позиции, если им есть что сказать. _________________________________________________________________ 3. Социально-экономическая ситуация в России сегодня достаточно сложная. Растет бедность, увеличивается социальное неравенство. Что могли бы в данной ситуации сделать религиозные организации для облегчения ситуации? По большому счёту, они могли бы предложить социуму собственные культурные «know-how»: способы, подходы и «рецепты» преодоления или хотя бы смягчения неравенства и его последствий. Например, в «культурных запасниках» (термин В.Ф. Чесноковой) русского православия есть наследие нестяжателей – св. Нила Сорского и его школы, которое, будучи «активировано» сегодня, могло бы существенно помочь в решении проблем как самой православной церкви, так и всего общества в отношении экономического неравенства, причём на всех уровнях – от принципиально-концептуального до практико-прикладного. На концептуальном уровне подобные идеи развивал, в частности, знаменитый отечественный политолог А.С. Панарин. Как минимум – религиозные организации могут активно выступать против наиболее тяжёлых форм и проявлений социального неравенства с их осуждением с религиозно-нравственной точки зрения. _________________________________________________________________ 4. Одним из оснований политического единства является единство ценностное. С Вашей точки зрения, в чем состоит роль религиозных организаций? Должны ли религиозные организации ставить своей целью гражданственность и ценностное единство общества? Безусловно, религии призваны его поддерживать, легитимируя в обществе такое единство всеми доступными им средствами и, напротив, осуждая разобщённость и вражду. Они же призваны подавать общественности примеры конструктивной гражданской активности. _____________________________________________________________ 5. В российском обществе созрел запрос на перемены. Возникают стихийные протесты. Могут ли религиозные организации стать драйверами перемен? Должны ли религиозные организации и лидеры высказывать позицию по происходящим событиям? Теоретически религиозные организации стать «драйверами перемен» могут, но, во-первых, в конкретной религиозной ситуации они могут быть к этому не готовы, и не всегда они обязаны ставить себе такую задачу. Во-вторых, традиционные религиозные объединения – как правило, консервативные социальные «агенты». Если они ориентированы на перемены, то это перемены не радикального, а медленно-эволюционного характера. Но вот помочь обществу осознать происходящее и сформулировать его оценку они должны, так же как должны предлагать конструктивные сценарии решения общезначимых проблем. Данная работа была многообещающе начата около 20 лет назад «Социальными концепциями» РПЦ и других традиционных российских религий. В этой связи они призваны вырабатывать и высказывать свои позиции по текущим, в т.ч. политическим, событиям и процессам. _________________________________________________________ 6. Как Вы думаете, можно ли связать политическое развитие с повышением присутствия религии в жизни общества? Если да, то в каких формах? Если развитие понимать как прогресс, т.е. увеличение разнообразия и свободы, то роль религиозных объединений в политическом развитии общества мне видится не в качестве носителей непосредственной «жёсткой» власти, а как особого типа субъектов гражданского общества, имеющих в нём большой моральный авторитет и связанное с ним влияние по принципу «мягкой силы» (М.М. Мчедлова). Если развитие понимать как изменение вообще, то здесь возможны и регрессивные метаморфозы власти (Э. Тоффлер) – по типу клерикализма, теократии и т.п., связанные с возвращением отдельным религиозным объединениям функций прямого административно-политического управления в масштабах «большого общества». _______________________________________________________________ 7. Сегодня складывается ситуация, когда мораль и нравственность становится сферой деятельности только религиозных организаций. С Вашей точки зрения каковы могут быть следствия этой ситуации? Я не согласен с утверждением, что «только религиозных…». Светскую мораль и нравственность никто не отменял, и в повседневности подавляющего большинства современных людей именно они реально определяют их оценки, выбор и поведение. Хотя, надо признать, что это происходит в значительной мере по инерции: сверхценности, скрепляющие светскую мораль и светскую нравственность, сегодня размыты на концептуальном уровне, они деконструируются. И в этом отношении приоритет перехватывают религии. Следствия этой ситуации, на мой взгляд, зависят от успешности диалога религиозных и светских субъектов на поле морали и нравственности, от меры достигнутой ими в этом диалоге взаимопонимания и взаимного обогащения. Узурпация вопросов морали только религией чревата рисками «конфессиональной «приватизации» морали, которая в обществе секулярного мейнстрима лишь усилит процессы энтропии, «размывания» и «выветривания» нравственного сознания. Недостаточное участие религии в легитимации нравственных ценностей будет вести, с большой вероятностью, к тем же последствиям – светская культура, предоставленная самой себе в фазе «перестойной чувственной культуры» (П.А. Сорокин) и «деконструкции» (Ж.-Фр. Лиотар) своих универсальных ценностно-мировоззренческих систем, скорее всего, не справится с задачей морально-нравственной «перезагрузки» и даже простого «удержания» морально-нравственных образцов в обществе. 8. С одной стороны, сегодня частыми стали конфликты между светским и религиозным в области искусства. С другой стороны, религиозные организации используют современные форматы массовой культуры, например, реалити-шоу РПЦ «Остров». Не вызовет ли отторжения общества подобные проекты, и считаете ли Вы необходимой для снятия конфликтов цензуру в каких-либо формах и со стороны кого? Религиозные сообщества всегда осваивали «наличную» культуру тех социумов, в которых они существовали – в т.ч. и формы культурной коммуникации, рецептируя то, что имело ценность для существования, распространения и развития их религиозной традиции. Сейчас происходит активный поиск и «нащупывание» ими таких форматов и содержания в контекстах светской мейнстримной культуры. Это закономерный и «естественный» процесс. Какая реакция общественности на подобные эксперименты Православной церкви и других религиозных организаций устойчиво возобладает, и какие из них «приживутся» – покажет время. Цензура неприемлема в жёстких, принудительных, «командно-административных» формах. Однако в «мягких по форме, твёрдых по существу» вариантах она, по-видимому, необходима – как со стороны светской общественности, так и со стороны авторитетных для социума конфессиональных сообществ. Оптимальный вариант – «диалог цензур», институциализация регулярной «сверки часов» как взаимопонимающего соотнесения оценок между выразителями мейнстримно-светской и традиционно-конфессиональных ценностных систем на различных площадках цивилизованной по форме коммуникации. ______________________________________________________________ 9. Сегодня одним из доминирующих дискурсов является гендерный (однополые браки, трансгендерность, свободный выбор пола и т.д.). Многие религиозные организации формулируют свое видение и ответ. Можно ли это рассматривать как столкновение современности и традиции? На мой взгляд, этот дискурс может рассматриваться как столкновение между традицией и вырожденной («перестойной») Modernity, но не между «современностью» и «традиционностью» вообще. Скорее, это столкновение различных версий современности – традиционной и антитрадиционной. Можно сказать, что Традиция и антитрадиция конкурируют на поле современности, и какая версия современности возобладает – пока ещё неясно. Но представляется ясным, что победа антитрадиции в таком ключевом витальном вопросе, как гендерные ценности, убьёт человеческое общество, поэтому вопрос жизнеспособной интеграции традиционных (религиозных в своей основе) и современных (светских) ценностей и институциональных форм социальности есть вопрос сохранения и развития человеческой цивилизации. _______________________________________________________ 10. Много споров вызвали так называемые «поправки Яровой». Каково Ваше мнение о соотношении политической целесообразности, национальный безопасности и прав и свобод человека, в том числе на свободу совести и свободу вероисповедания, закреплённых в Конституции? Необходимо постоянно, систематически, с использованием всех интеллектуальных ресурсов и арсенала научных методов искать и находить оптимальное соотношение этих трёх параметров, исходя из динамики религиозной и в целом социокультурной ситуации. __________________________________________________________________ 11. Сфера милосердия и благотворительности, социального служения - традиционная сфера деятельности религиозных организаций. Как Вы думаете, возможны ли какие-либо иные формы присутствия религиозных организаций в жизни общества, в том числе в политической и гражданской сфере? Да, по большому счёту – в качестве институциализированных в «большом обществе» морально-нравственных авторитетов. _______________________________________________________________ 12. Согласно законодательству, в России запрещены партии, созданные по религиозному принципу, однако в других государствах они существуют. Есть ли потребность в современной России в снятии такого запрета, чтобы верующие получили возможность политического представительства? Как Вы считаете, есть ли сегодня необходимость наличия священнослужителей в числе народных избранников на различных уровнях и на постах в государственных и муниципальных органов власти? В сегодняшней российской ситуации снятие такого запрета на религиозно-политические партии может быть преждевременно; на мой взгляд, подобное решение необходимо длительное время основательно готовить, и, самое главное, потребность в этом должна созреть в самом обществе, и создание и деятельность таких партий должны руководствоваться устойчивым приоритетом общесоциальных интересов над частными интересами небольших социальных групп. Что касается допуска священнослужителей в законодательную и исполнительную власть, то это, на мой взгляд, допустимо и может быть целесообразным. _______________________________________________________________ 13. По Конституции РФ религиозные институты отделены от сферы образования. Сегодня много споров идёт о преподавании теологии в вузах и основ религиозных культур в школе. Каково Ваше мнение по данному вопросу? Эти образовательные практики в России уже почти четверть века устойчиво существуют по факту, имеют заметную поддержку в обществе и государстве и вряд ли могут быть отменены чьим-то решением. По существу, они превратились в институциализированную подсистему национальной системы образования. Вопрос состоит в том, что необходимо внимательно и системно изучать накопленный нашей школой опыт (позитивный и негативный) и живой процесс такого преподавания, и на основе этого постоянно искать и находить более оптимальные формы образовательной коммуникации на предмет религии, исходя из интересов и ценностей всех основных субъектов образования – прежде всего, обучающихся. То есть следует не отменять и не оставлять «на откуп» стихийным политическим умонастроениям решение вопроса «религия и современная школа», но максимально окультуривать и цивилизовать содержание и формы сложившегося присутствия знаний о религии в светской образовательной коммуникации. Этому призваны служить институциональные механизмы гражданского диалога, научной экспертизы и просветительства. ___________________________________________________ 14. Как Вы считаете, что должна включать в себя национальная идея России? Каковы, по Вашему мнению, наиболее релевантные идеи, символы, лозунги, которые могут способствовать преодолению противоречий в обществе? Национальная идея России непременно должна включать в себя идеи и ценности человеческого достоинства, социальной справедливости и человекосбережения. «Каждый ценен»; «Тебя не бросят (не оставят)»; «Помни: ты не один!» (Константин Битюгин, журналист); «Отдай, чтобы получить; получай, чтобы отдать»; «Берегите человека!» (Виталий Шенталинский, поэт). «Достоинство каждого + человекосбережение + справедливость = Соборность». В этой связи, на мой взгляд, должны получить актуальное переосмысление такие национальные православные святые, как Нил Сорский и Иосиф Волоцкий, предложившие альтернативные программы действия Церкви в мiру. Необходимо их современное прочтение и новый богословско-философский и социально-практический синтез, при приоритете нестяжательских и веротерпимых принципов Нила Сорского. __________________________________________________________________ С уважением – С. Лебедев Опубликовано в издании: Религия в современной России: контексты и дискуссии : монография / М.М. Мчедлова [и др.]; отв. ред. М.М. Мчедлова ; РУДН ; ФНИСЦ РАН. -- Москва: РУДН, 2019. -- 393 с.. : ил. С. 383-390.

«Верующих трудно убедить не собираться толпами» Евгений Сатановский Ведущий программы "От трех до пяти"… Сергей Корнеевский Ведущий. Коронавирус на Ближнем Востоке. В студии «Вестей ФМ» Евгений Сатановский и Сергей Корнеевский. САТАНОВСКИЙ: Понятно, что если коронавирус в Европе, коронавирус в Америке, в Израиле, по-русски говоря, поставил всех на уши, притом что чем ортодоксальнее местное население, чем традиционнее оно, тем хуже. Какой веры верующие, значения никакого не имеет. Я сталкиваюсь напрямую, учитывая моё собственное происхождение, с трагичными и жуткими совершенно результатами, которые всё это в еврейской среде порождают. Вот сейчас там... Ну, потому что вы как на праздник добьётесь того, чтобы верующий еврей не собирался в синагоге? Правильный ответ: почти никак. Вы можете его арестовывать, вы можете чего угодно с ним делать, он последние пару тысяч лет потому и верующий, он веры не сменил, его не то, что своя, родная полиция или даже и армия разогнать не могла, его... КОРНЕЕВСКИЙ: Гестапо работало, да. САТАНОВСКИЙ: Слушайте, инквизиция с ними не справилась! Действительно, CC с гестапо с ним не справились, римские легионы. Ну никто не справился! Не случайно назвал Сенека евреев попросту, по-русски говоря, упрямые, как ослы. Ну, мы такой народ. Вот до ишачьей пасхи ты объясняй – нет, ты не объяснишь. Одного авторитета, который был бы у всех – да нету его. У каждой группы свои авторитеты или вообще полное их отсутствие. Вот ортодоксам говорит правительство: "Да нельзя! Нельзя собираться на совершеннолетие, бар-мицву праздновать, свадьбы! Ничего нельзя вам вашими толпами по 100, 150, 200, 300, а на праздники – это тысячи... Нельзя". А они говорят: "А в гробу мы тебя видели, правительство". Вы чего, ребята? Надо заполнять анкеты по возвращении в аэропорт: откуда вы приехали. "Да в гробу мы видели ваши анкеты. Пошли вон". Надо регистрироваться... Толпа прорвала кордон – куда ты их зарегистрируешь? А её снаружи ещё такая же толпа встречает. Опаньки! Разбежались по всей стране. Это, кстати, дошло и до нас. У нас половина синагоги на Бронной слегла, потому что какие-то гости были на праздновании Пурима. Внезапно появились из Прибалтики, с Латвии. В синагоге на Бронной. Гость пришёл – нельзя его выгнать! Ну как? Его надо напоить, накормить. Он иностранец – странник. Праздник! Накормили, напоили – половина слегла, как минимум. Раввин в тяжелейшем состоянии, Изя Коган, ему сильно за 70 лет. Полностью слушайте в аудиоверсии. Источник: https://radiovesti.ru/brand/61009/episode/2257118/

Кому доверяют россияне? Как живет село? Какова роль веры в жизни современного человека? На эти и другие острые вопросы отвечает руководитель исследовательской группы ЦИРКОН Игорь Задорин.

Социальный запрос на знание о религии в современном российском обществе в оценках экспертов Научный результат. Социология и управление → 2019 → Том 5, Выпуск №2, 2019 Сергей Дмитриевич Лебедев Виктория Андреевна Склярова Aннотация В статье представлены избранные результаты экспертного анализа запроса на изучение религии в сегодняшнем российском обществе. Согласно оценкам экспертов, предварительно выявлены высокий уровень социального запроса на изучение религии, качественная разнородность интереса общества к религии выделены основные группы и институции, выражающие и удовлетворяющие социальный интерес к знаниям о религии. Проанализирован характер субъективной и объективной востребованности знаний о религии со стороны общества. Устанавливается, что в современном российском обществе присутствует интерес к знаниям о религии, он качественно разнороден и представлен в обществе неравномерно. Среди основных групп – носителей и выразителей такого интереса выделяется молодёжь с акцентом на её студенческую составляющую. В части трансляции знаний о религии экспертами констатируется определяющая функциональная роль культуры и массовых коммуникаций; в качестве важнейших институций – субъектов такой трансляции отмечаются государство, семья, церковь (РПЦ МП) и конфессиональная система образования. Качество массового повседневного знания о религии оценивается как невысокое, находящееся на элементарном уровне, при этом светские и конфессиональные аспекты такого знания слабо дифференцированы. Также отмечаются более «продвинутые» запросы на знания об истории и культуре религий; собственно «духовный» (смысложизненный) запрос; запросы на знания о религиозном законодательстве, традиционных религиях. Объективная потребность российского общества в знаниях о религии связывается с необходимостью просвещения на уровне элементарных религиоведческих знаний (как светского, так и конфессионального характера); основной контекст такого знания связывается с вопросами морали и воспитания. Трансляция знания о религии в соответствующем качестве связывается с «задействованием» широкого круга светских и конфессиональных институций, с акцентом на образовательные учреждения со специально подготовленными высококвалифицированными педагогами. Констатируется наличие общественного запроса на преподавание/получение знаний о религии в рамках средней общеобразовательной школы. При этом в качестве наиболее значимых условий его успешного удовлетворения отмечается качественная подготовка профессиональных учителей и учёт установок родителей обучающихся – как в части их отношения к религии, так и в части их ценностной позиции по отношению к самому изучению религии в школе. Ключевые слова: отношение к религии, социальная рефлексия, знания о религии, общественный запрос на знания о религии, трансляция знаний о религии Введение (Introduction). Современный мир переживает период ревитализации и социальной активизации религии, что происходит и в нашей стране. Многообразные религиозные институты и структуры наращивают свой ресурсный потенциал и вступают в интенсивные, сложные по своему характеру и неоднозначные по своим последствиям взаимодействия со всеми основными институциями модернизированного общества. Указанным процессам сопутствует активная медиатизация религии (Hjarvard, 2008; Лебедев, Помельникова, 2016; Матецкая, 2015). Вследствие всего этого, религия в различных её проявлениях и интерпретативных контекстах становится стабильным элементом повседневности современного человека, независимо от его мировоззренческих предпочтений, отношения к религиозной вере и от принадлежности / непринадлежности его к какой-либо конфессии. Данное обстоятельство вызывает повышенную потребность общества в рефлексии разнообразных сторон и проявлений религиозной жизни как фактора общественной жизни в целом, широкого спектра связанных с ними перспектив и рисков, возможностей и угроз. Возникающие здесь вопросы для своего решения требуют адекватного отображения уровня значимости, функционального и предметно-содержательного характера наиболее важных аспектов религиозной ситуации, как на институциональных, так и на индивидуально-повседневных уровнях социальной субъектности. Однако реальное качество такой рефлексии существенно зависит от характеристик того предметного знания, которое, находясь «в распоряжении» субъектов, выступает инструментом осмысления реальности. Качественные параметры соответствующих представлений и оценок будут определять как направленность и эффективность управленческих решений в плане религиозной политики, так и контексты тематических массовых умонастроений. Сегодня в России наблюдается дефицит знания об этой стороне религиозной ситуации. По большому счёту, остаётся невыясненным, насколько современное масштабное «возвращение» религии стимулирует возрастание спроса на знание о ней; как распределяется этот спрос в обществе в отношении количественном и качественном; каково соотношение его как субъективного интереса индивида с объективными институциональными потребностями общества в таком знании. От уровня и характера такого спроса зависит обоснование и регулирование предложения, определяющего, в частности, присутствие религии в образовании и культурно-просветительских практиках. Методология и методы (Methodology and methods). В основе методологического подхода к исследованию лежит ключевой постулат «понимающей социологии» Макса Вебера, согласно которому в основе всякого социального действия (деятельности) лежит его (её) субъективный смысл; вследствие этого, социология как наука «ориентирована на интерпретативное понимание социальных действий и причинное объяснение предпосылок и последствий» (Weber, 1978: 4). Исходя из данного положения, понимание того, в каком содержательном ключе и какой мере знания о религии востребованы сегодня в российском обществе, концентрированно выраженное экспертами, рассматривается как важная предпосылка для адекватного прогноза развития общественно-религиозных отношений. Указанный постулат развивается и уточняется в положениях символического интеракционизма. Согласно формулировке Н. К. Дензина, «Во-первых, социальная реальность – это социальный продукт чувств, знаний и понимания… Во-вторых, люди способны через саморефлексию присваивать нужные им значения» (Denzin, 1970: 5). В соответствии с этим предполагается, что эксперты выражают концентрированное рефлексивное видение востребованности знания о религии в соответствии с теми значениями, которые присваиваются ей в обществе и исходя из которых социальные субъекты формируют свои представления о религии и ожидания от неё. В рамках инициативного исследовательского проекта «Религия в образовании» лабораторией «Социология религии и культуры» (руководитель С. Д. Лебедев) Международного центра социологических исследований кафедры социологии и организации работы с молодёжью Белгородского государственного национального исследовательского университета (директор Центра И. С. Шаповалова) в 2016-2019 гг. была проведена серия количественных и качественных исследований. Одним из методов сбора эмпирических данных на качественном этапе было экспертное интервью. На момент публикации обработаны интервью 13 экспертов. В их числе: 9 учёных (6 социологов, 1 антрополог, 1 философ-религиовед, 1 юрист и деятель просвещения), активно исследующих или исследовавших длительное время соответствующий круг вопросов; 4 руководителя образовательных программ (высшая и средняя школа). Семь участников исследования занимают внеконфессиональную, шесть – проконфессиональную позиции. Научные результаты и дискуссия (ResearchResultsandDiscussion). Ниже представлены материалы анализа и интерпретации ответов экспертов на вопросы первого блока интервью, посвящённые общему запросу населения на знание о религии. Исходный постулат исследования – «парадоксальность» современной социокультурной ситуации, сочетающей дистанцированность, автономность от религии основных социальных институтов и в целом жизненного мира типичного человека с актуализацией и активизацией религиозных акторов, концептов и символов. С одной стороны, по словам А. В. Матецкой, «секуляризация создает отдельный мир религии, отличный от мира повседневности. Религия изымается из повседневности, повседневность профанизируется, для понимания себя и мира всё больше людей не нуждается в религиозных символах» (Матецкая, 2015: 94). С другой стороны, этот религиозный мир в последние десятилетия снова активно «штурмует» сегодняшнюю повседневность, проникая в неё через самые современные каналы – медиа и массовую культуру (Hjarvard, 2008). Возникающий эффект когнитивного напряжения, «разности потенциалов» порождает у светских субъектов потребность в осмыслении религии и её соотношения с привычным секулярным жизненным миром. Необходимым медиатором и «инструментом» такого осмысления является знание о религии, которое, в процессе рефлексии, становится в той или иной мере самостоятельным объектом внимания, отбора и реинтерпретации. Все без исключения опрошенные эксперты отмечают как факт интерес к религии в сегодняшнем российском обществе. Его рост в постсоветский период связан с общим изменением отношения к религии, с её политическим участием, с деятельностью СМИ. Особо отмечается влияние политического аспекта: «Вера входит в официальные, абсолютно светские мероприятия. В мероприятиях участвуют люди из администрации президента, международные профессуры, консулы. То есть запрос на религию очень высокий» (О. М.); «Он [интерес – С. Л., В.С.] связан не столько с интересом к знаниям о религии, сколько с тем, что сегодня различные мероприятия политические, общественные сопровождаются значительным влиянием религиозных объединений, особенно православных» (Н. Б.). Ряд экспертов подчёркивают качественное различие интереса к религии у различных социальных субъектов, что связано с неравномерностью его социального распределения. «Так однозначно сказать, что очень высокий, или же очень низкий, или средний, я бы не решилась, потому что в разных местах и в разных ситуациях я соприкасалась с совершенно диаметрально противоположными мнениями» (С. А.). «Отдельные группы, отдельные категории людей могут проявлять повышенный интерес к религии, причем как с практической точки зрения вовлечения, вхождения в религию, так и интерес исследовательский, интерес познавательный. Но опять же… людей, которые действительно испытывают осознанный, достаточно серьезный интерес к религии – их меньшая часть» (С. Д.). В этой связи в отношении характера и качества знания о религии отмечается, как значимый, фактор конфессиональной вовлечённости и религиозной активности: «…я бы сказала, что с точки зрения интереса к знаниям о религии, можно было бы общество разделить на две составляющие. Это практикующие верующие, то есть собственно верующие люди. У них будет один интерес к религии, так мне кажется довольно серьезный, глубокий. Этот интерес не уходит с возрастом. Вторая часть общества (большая его часть) – это люди, которые формально принадлежат к какой-то конфессии. Я так полагаю, что интерес к знанию о религии у этих людей находится в латентном состоянии. Я не могу сказать, что у них нет этого интереса, интерес есть латентный, скрытый» (Е. И.); «Можно здесь выделить группы людей собственно уже верующих, уже вовлеченных в религию, которые заинтересованы больше узнать о своей традиции религиозной, об истории, о внутренних правилах. Это один тип такого заинтересованного субъекта. Другой тип более расплывчатый, более размытый. Это массовый, светский человек, который не вовлечен в религию, не является религиозным, но которому что-то в религии интересно. Я уже говорил, что таких людей в обществе в целом сравнительно немного, заметно меньше половины. Но, тем не менее, вот есть такие люди, которым религия интересна, но без вовлечения. Они хотели бы что-то о ней знать, обычно о какой-то конкретной стороне религии» (С. Д.). Среди социальных групп, выражающих повышенный интерес к знаниям о религии, эксперты, помимо собственно конфессиональных групп и научного сообщества, выделяют молодёжь, в особенности её студенческую часть. В этой связи отмечается её коммуникационная активность, то, что молодым людям интересно получать и обсуждать полученные знания о религии: «Среди студенчества сто процентов запрос есть… Потребность живого общения – она настолько насущна» (Е. В.). При этом уточняется, что молодежи интересны, прежде всего, акции, мероприятия, события религиозной направленности: «У молодежи существует интерес, когда религиозные мероприятия, события»(Н. Б.). Отмечается тенденция к переходу такого интереса на новый уровень с возрастом, взрослением, становлением личности: «Сейчас очень активизировалось среди молодежи желание… (среди) тех, которые окончили уже образовательное учреждение. Они очень активны в мировом сообществе, я имею в виду мировое сообщество как Скайп, Интернет. … Они стремятся узнать и приблизиться к религии, светские ребята. Именно светские, они не были религиозными. Они к этому приходят через свою жизнь» (С. А.). Из числа социальных институций, выражающих и легитимирующих этот интерес, экспертами выделялись: семья; религиозные организации; светские (университеты) и конфессиональные (воскресные школы) образовательные институции; правоохранительные органы; средства массовой информации; государство в целом. Отдельные эксперты в качестве приоритетного или даже единственным выразителем интереса к знаниям о религии называют Русскую Православную Церковь: «Единственный двигатель – РПЦ. Нет социального заказа, родители или группы какие-то социальные просто реагируют протестом или согласием. Социальная группа только одна – РПЦ» (А. А.).«Первым интересантом, заинтересантом является, конечно, РПЦ. Государство во вторую очередь» (М. А.). Трансляция знаний о религии в российском обществе, по мнению экспертов, происходит сегодня в основном через массовые коммуникации, культуру, как в светском, так и в религиозном их сегменте (Лебедев, Помельникова, 2016: 125-127), что соответствует тезису о современной «медиатизации религии». «Очень много сейчас в Интернете порталов специализированных о религии. Есть очень много на телевидении передач, есть газеты, журналы профильные. … в научном сообществе это востребовано» (Н. Н.); «Они [молодежь – С. Л., В. С.] очень активны в мировом сообществе, я имею в виду мировое сообщество как Скайп, Интернет. Они очень активны, у них формы есть. Они стремятся узнать и приблизиться к религии, светские ребята. И вот эта тяга, причем она происходит через песни, через стихи. Они мне предоставили огромное количество авторов, которых они читают, друг другу передают. Религия проникает через культуру. Это удивительно, это очень интересно, потому что это какой-то такой феномен очищения через культуру идет» (С. А.). Среди институций, транслирующих такие знания, участники исследования выделяют: государство, семью, конфессиональное образование (высшие и средние учебные заведения религиозных организаций); большинство экспертов отмечают Русскую православную церковь. В результате транслируемое в обществе по различным каналам знание о религии закономерно являет собой нечто «разнообразное, сложное, парадоксальное»: «…в целом, если брать общество, эти знания очень поверхностны, то есть это не систематическое какое-то знание о религии, а это именно такое фрагментарное знание, которое транслируется обычно через СМИ. А если говорить о конкретных группах, скажем, группа верующей интеллигенции и группа верующей не интеллигенции, группе профессиональных религиоведов, то понятное дело, что их интересует знание системное, такое знание более углубленное, продвинутое. Но они в меньшинстве; в основном то, что Дубин [Б. В. Дубин, известный российский социолог, исследовавший религиозные и культурные проблемы в постсоветском обществе – С. Л., В. С.] называл массовой религиозной культурой. То есть поверхностное, сильно фрагментированное, не всегда достоверное знание» (С. Д.). Островки системно организованных представлений ограничены их репрезентацией в рамках отдельных, сравнительно небольших групп с повышенным профессиональным или мировоззренческим интересом к религиозной тематике. В основном люди в плане знаний о религии довольствуются поверхностным, стереотипным, «мозаичным» материалом невысокого качества. Мнения экспертов о характере востребованных знаний о религии со стороны общества разделились. Участники исследования отмечают в сегодняшнем российском обществе запрос на следующие предметно-тематические контексты таких знаний. В первую очередь, это элементарные знания о религии, которые на данном уровне слабо разделяются на религиоведческие и собственно культово-вероучительные. «В первую очередь, что нужно делать в церкви. … курсы богословские... Очень много участников, желающих. То есть какие-то простые вещи и понимание. … основные законы, кто основные лидеры в том или ином вероучении, важно знать основные молитвы и важно понимать суть всего этого, в чем едины все наши традиционные российские религии» (О. М.); «Религиозный катехизис, потому что элементарные вещи надо знать, и без них ты не можешь понять, о чем идет речь, когда проповеди идут» (С. А.). Отдельные эксперты подчёркивают востребованность бытовых, повседневных аспектов знаний о религиозной традиции, в противовес знаниям «абстрактным», предполагающим высокую степень обобщения и рефлексии: «На мой взгляд, это просто разные формы культурных проекций религии, то есть у нас огромное количество материала, посвященного, допустим, каким-то бытовым её сторонам, посвящённого религиозному искусству, но не в возвышенном каком-то его представлении, а в самом таком тоже бытовом, если речь идет о православии, огромное количество изданий, посвящённых иконам, материалов о том, как поститься, как креститься, разного рода культурный шлейф в виде стихов, песен, произведений изобразительного искусства и так далее. А что касается каких-то абстрактных форм религии, то, конечно, это те знания, которые пользуются наименьшим спросом. И совершенно, так сказать, не пользуются спросом, кроме, может быть, узких кругов мотивированных к этому интеллектуалов, знания о богословских доктринах, представления о религии как о форме интеллектуальной жизни. Это, конечно, популярно меньше всего» (Д. М.). При этом отмечается «фоновый» массовый интерес к мистике, экзотике, сенсациям: «Во многом это формируется СМИ, и прежде всего Интернетом. Знания, прежде всего, об эмоционально выделяющихся моментах религии, как позитивных, так и негативных. Говоря грубо и несколько однобоко, то есть «жареные» какие-то факты, сенсационные, может быть. Вот такого рода знания, наверно, интересуют большинство людей» (С. Д.); «Интерес просто ко всему мистическому, который подогревается СМИ» (Е. И.). В этом контексте светски ориентированные эксперты делают акцент на восприятие и приятие различий между людьми различных культур и мировоззренческих ориентаций; конфессионально ориентированные эксперты, не отрицая этого, склонны делать акцент на формировании в личностном становлении «традиционных ценностей». Среди более «продвинутых», специализированных предметно-тематических аспектов знания о религии, запрос на которые сформирован в российском обществе, экспертами выделяются знания об истории и культуре религий, с акцентом на академически-религиоведческий характер: «Скорее то, что относится к истории религии, то, к чему пришла религия на современном этапе, в процессе своего исторического развития» (А. А.); «Это научное знание о религии, потому что нужно изучать феномен религиозного бума, взрыва после 90-х годов, и наука должна понять причины и обосновать, почему вдруг после секулярного советского времени такой религиозный всплеск» (Н. Н.); «Интерес к религии, как культурному феномену с его особенностями, традициями, праздниками» (Е. И.). Часть экспертов выделяет запрос на смысложизненный момент, традиционно связываемый с религией – «поиски смысла, которые выходят за пределы ограниченного пространства эмпирического мира» (Синелина, 2014: 137): «Я думаю, что часть людей интересуют смыслообразующие темы, содержание» (Е. И.); «Востребованы знания об истине, о смысле существования конкретного человека, народа. (Е. В.). Часть экспертов отмечает востребованность в российском обществе знаний о традиционныхконфессиях, главным образом, о православном христианстве: «Мне кажется, что с каждым годом более глубокие знания дети получают, школьники наши получают, студенты... основ православной культуры, это дало свои определенные результаты» (Т. И.); На мой взгляд, в Российской Федерации прежде всего интерес к православию» (Е. В.).; «Сейчас есть запрос на позитивную информацию о церкви» (О. М.). Отдельными экспертами так же отмечается востребованность знаний в области законодательства о религии:«…как должны развиваться отношения государства, общества, религиозных организаций в контексте закона, в контексте права, и как при этом учитывать очень довольно такую сложную сферу и очень чувствительную сферу, которой являются религиозные верования» (Е. М.). Среди социальных институций, удовлетворяющих в российском обществе соответствующий спрос на данный момент, эксперты выделяют: СМИ, светское образование, религиозное (конфессиональное) образование, науку. В том, что касается оценки характера знаний о религии, которые сегодня объективно требуются российскому обществу в массовом масштабе, большинство участников исследования отмечают те же элементарные знания о религии, которые можно охарактеризовать как «религиоведческий ликбез». «Элементарная религиоведческая грамотность, потому что у нас население религиоведчески неграмотно. Если люди исповедуют какую-то религию, они должны быть религиозно грамотными, а основная часть населения должна быть хотя бы религиоведчески грамотна» (Е. И.). При этом в части оценки характера и предназначения таких знаний – светского или конфессионального – позиции экспертов разделились. С одной стороны, отмечается, что «В массовом масштабе давать людям азы религиоведческой грамотности, то есть не религиозной, а именно религиоведческой. О том, что из себя представляет религия, что она вносит в культуру и чего не вносит» (С. Д.); «Знания об основных догматах и нормах религиозных, тем более нормативная составляющая религии повторяет и общечеловеческую нормативную составляющую» (Н. Б.). С другой стороны, высказываются мнения наподобие следующих: «Об основах православной культуры – это надо всем знать, иначе, если человек с детства это не познает, он не сможет глубоко знакомиться с православием. Я бы вернула в школы Закон Божий» (Е. В.). В содержательном плане большая часть опрошенных экспертов отмечает важность морального аспекта знания о религии:«…вопрос нравственности, морали. Мне кажется, религия здесь – площадка, которая поднимает вопросы о нравственности, это необходимо для личностного становления» (Е. И.). В этом вопросе оказались едины эксперты как светской, так и конфессиональной ориентации. В то же время прослеживается как частичное совпадение, так и различие содержательных акцентов, выделяемых теми и другими. Согласно первым, «цель присутствия религии в школе не в том, чтобы академические знания сообщить, а там программы, направленные на решение социальных проблем, более практические. Эти все курсы появились как реакция на то, что если не изучать это в школе, то проблемы будут только усиливаться. Это концепция, основанная на правах человека. Есть точка зрения, что нет ничего лучше академического подхода, потому что он основан на научных знаниях; другие говорят, что задача не знаниями наполнить людей о религиях, а научить их понимать друг друга. Есть сейчас интересные программы, особенно для детей для маленьких, чтобы они понимали, что они разные, чтобы их разность не возводила им границы. Идея благородная, вопрос, как ее реализовать» (А. А.); «В государственных школах это должен быть объективный предмет. Ни коим образом не конфессиональный.Эти знания более эффективны в достижении цели сосуществования нас как граждан нашего государства, но исповедующих разные верования. Это возможно осуществить в контексте понимания религии как культуры и преподавания, передачу знаний о религии в контексте культуры, мировой культуры, локальной, конкретной культуры, национальной культуры» (Е. М.). По мнению вторых, «Необходимо воспитание. ... И если человек приходит в церковь, там есть определенный устав, там есть определенный порядок. … На мой взгляд, очень важно развеивать стереотипы. Из объективных знаний – это понимание того, что другой – не значит плохой» (О. М.); «Как можно больше и больше расширять знания в области теологии формирования традиционных ценностей.Сейчас в современной жизни это очень важный аспект, особенно для молодых людей» (Т. И.). В этом контексте прослеживается значимое расхождение, которое на практике может быть доведено до поляризации: светски ориентированные эксперты делают акцент на восприятие и приятие различий между людьми различных культур и мировоззренческих ориентаций; конфессионально ориентированные эксперты, не отрицая этого, склонны делать акцент на формировании в личностном становлении «традиционных ценностей». Отдельные эксперты ставят вопрос системно: «я бы говорил о необходимости базовой религиоведческой подготовки широких масс. Под религиоведческой подготовкой имеется в виду такие вот… некий набор знаний, который связан с основными разделами религиоведения, дисциплина эта у нас комплексная, использует она подходы, материал наиболее важных и популярных гуманитарных дисциплин – истории, социологии и так далее. Соответственно, в рамках вообще, как говорится, возрастания, скажем так, знаний по основным гуманитарным дисциплинам определенную роль должны играть и темы, связанные с религией. Ну а базовый – это означает, что, по крайней мере, те явления, связанные с религией, проявление религиозности, с которыми человек встречается в быту, – они должны находить определенные объяснения, встречаться с определенного рода, скажем так, «знаниевой накачкой» (Д. М.). Вопрос о том, какие институции могли бы транслировать такие знания, выявил разброс экспертных мнений: назывались, в первую очередь, образовательные учреждения, в которых обязательно должны быть подготовленные высококвалифицированные педагоги; также упоминались просветительские структуры и группы; СМИ; культурная сфера в целом; научное сообщество; «объединения, существующие при храме» (воскресные школы, клубы и т.д. – в целом, те же институции, которые занимаются этим сейчас. Некоторые эксперты из числа занимающих светскую позицию подчеркнули, что институций, готовых и способных к должному уровню и качеству трансляции знания о религии в современном российском обществе они «не видят». Далее, следует отдельно сказать в этой связи о роли системы образования, в стратегической перспективе играющей ключевую роль в формировании социальной и культурной рефлексии религии (Лебедев, 2014). Практически все эксперты, участвовавшие в исследовании, отмечают наличие общественного запроса на преподавание/получение знаний о религии в рамках средней общеобразовательной школы – как среди родителей, так и среди самих обучающихся (у последних, по мнению некоторых экспертов, запрос меньше в силу недостаточного понимания общественной важности таких дисциплин). Вместе с тем многими из них сразу же делаются важные оговорки в части сопутствующих условий и факторов такой образовательной деятельности. Ряд экспертов делает акцент на значимости профессиональной подготовки преподавателей:«Запрос однозначно есть, вводить религиозное образование необходимо, но мне очень не нравится, когда религию преподают так, что она отворачивает от себя, не должно быть никакого фанатизма и не должно быть негативизма. Мне кажется, что должен быть тест для педагогов, не только на проставление галочек, но и на отношение, то есть, чтобы отношение было, как минимум, нейтральное» (О. М.); «Этот запрос есть в обществе, может, на базовом уровне, но для начала, на уровне начального обучения, мы должны все-таки иметь религиозную составляющую и виденье, но тут другой вопрос – а кто преподает эти азы, эту базу? Мы проводили исследование в школах, которое показало, что в … около 70% школ не пользуется профессионалами, теологами в преподавании основ православной культуры. Вы думаете, учитель физкультуры может научить основам православной культуры? Нет, конечно, это большая проблема» (Т. И.). Другие эксперты отмечают, как определяюще значимый, фактор религиозности или нерелигиозности родителей,обучающихся при выборе/отказе от получения знаний о религии. «Это зависит, опять же, от степени понимая родителями необходимости знания, и больше всего это востребовано в семьях, которые религиозные. А в нерелигиозных, они считают, что это им не нужно. Некоторые индифферентны в этом плане. А некоторые принимают все как есть, если в рамках базы это положено, они принимают как норму это и все» (Н. Н.); «Вот эта вот духовная составляющая, которую приносит религия, этого… этот тип родителей… в основном светские родители, это их не заботит. Почему? Потому что, если ребенок живет в религиозной семье, вроде бы, как бы, все нормально, и семья сама справится с этим, но, если мы хотим поговорить о поколении … то, конечно, это будет в плане родителей… Нет такого мощного ощущения у самих родителей, что это надо. Я этого не наблюдаю, честно скажу. И очень часто, в основном, они говорят о том, что это будет, подрастет и выберет сам» (С. А.). В качестве возможных причин того, что родители выступают против изучения их детьми религии в школе, отмечаются фактор неприятия ими идеологического подхода в преподавании религии и общий ценностный фактор: «Про родителей сложно сказать, потому что они понимают, что это не просто изучение религии, что это некая идеологическая программа. Всем понятно, что это не просто знакомство с религией, поэтому здесь уже сложно» (А. А.); «Трудно мне сказать. Есть родители, которые вообще против этого. Может быть, неправильная подача была. К сожалению, в современном обществе, когда вот эта жажда потребления возведена к культу, задумываться о смысле жизни не модно» (Е. В.). Заключение (Conclusions). По оценкам всех опрошенных экспертов, в современном российском обществе присутствует интерес к знаниям о религии. Его рост в постсоветский период связывается, главным образом, с политическим фактором. Этот интерес качественно разнороден и представлен в обществе неравномерно. Среди основных групп – носителей и выразителей такого интереса экспертами выделяются, помимо научного сообщества и собственно конфессиональных сообществ с акцентом на категорию активных верующих, молодёжь, с акцентом на её студенческую составляющую. В части трансляции знаний о религии экспертами подчёркивается определяющая функциональная роль культуры и массовых коммуникаций; в качестве важнейших институций – субъектов такой трансляции отмечаются государство, семья, церковь (РПЦ МП) и конфессиональная система образования. Качество транслируемого и получаемого населением предметно-тематического контента на массовом уровне оценивается экспертами как невысокое, за исключением специализированных анклавов знания о религии, репрезентируемых исследовательскими и мировоззренческими (конфессиональными) сообществами. Субъективно в сегодняшнем российском обществе, по оценкам экспертов, знания о религии востребуются в основном на элементарном уровне, при этом светские и конфессиональные аспекты такого знания слабо дифференцированы. Заметна связь массового интереса к религии с интересом к мистике и сенсациям. Также отмечаются более «продвинутые» запросы: на знания об истории и культуре религий; собственно «духовный» (смысложизненный) запрос; запросы на знания о религиозном законодательстве, традиционных религиях. Объективную потребность российского общества в знаниях о религии эксперты связывают с необходимостью просвещения на уровне элементарных религиоведческих знаний (как светского, так и конфессионального характера). Основной контекст такого знания связывается ими с вопросами морали и воспитания; в этом контексте светски ориентированные эксперты делают акцент на восприятие и приятие различий между людьми различных культур и мировоззренческих ориентаций; конфессионально ориентированные эксперты, не отрицая этого, склонны делать акцент на формировании в личностном становлении «традиционных ценностей». Трансляция знания о религии в соответствующем качестве связывается экспертами с «задействованием» широкого круга светских и конфессиональных институций, с акцентом на образовательные учреждения со специально подготовленными высококвалифицированными педагогами. Экспертами консолидированно отмечается наличие общественного запроса на преподавание/получение знаний о религии в рамках средней общеобразовательной школы. При этом в качестве наиболее значимых условий успешного удовлетворения этого запроса отмечается качественная подготовка профессиональных учителей и учёт установок родителей обучающихся – как в части их отношения к религии, так и в части их ценностной позиции по отношению к самому изучению религии в школе. Список литературы Denzin N. K. The Research Act. Theoretical Introduction to Sociological methods. New Jersey, 1970. Weber M. Economy and Society. Berkely: University of California Press, 1978. Hjarvard S. The Mediatization of Religion. A Theory of the Media as an Agent of Religious Change // Northern Lights. 2008 .Vol. 6, № 1. P. 9-26. Лебедев С. Д. Особенности рефлексии религиозной культуры в современном российском образовании // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2014. Том 2, № 4. С. 201-212. Лебедев С. Д., Помельникова И. П. Репрезентация православного христианства в российских средствах массовой информации начала XXI в. // Социокультурные процессы в условиях глобализации: вызовы современности. Материалы международной научно-практической конференции, посвященной 85-летию Г. А. Котельникова. Белгород: Белгородский государственный технологический университет им. В.Г. Шухова, 2016. С. 124-128. Матецкая А. В. Медиа и процесс десекуляризации // Сборник статей по материалам Пятой Юбилейной Международной научной конференции «Социология религии в обществе позднего модерна». НИУ «БелГУ», 25-26 сентября 2015 г. / отв. ред. С.Д. Лебедев. Белгород: ИД «Белгород» НИУ «БелГУ», 2015. С. 91-96. Синелина Ю. Ю. Религия и современное общество // Памяти Юлии Юрьевны Синелиной. Научные труды, воспоминания. М.: ИСПИ РАН, 2014. С. 120-137.

Писманик, М. Г. П34 Религия в культуре и в гражданском единении: монография / М. Г. Писманик ; Перм. гос. ин-т культуры – Пермь, 2019. – 444 с. ISBN 978-5-91201-308-9 Монография представляет собой обобщение многолетних религиоведческих, культурологических, социологических, этических и психологических исследований автора, связанных с анализом роли религии в духовной культуре Отечества, а в особенности, – с влиянием религии на становление в постсоветской стране гражданского общества и на формирование гражданского единения верующих и неверующих россиян. Книга содержит некоторые конструктивные соображения по упреждению и разрешению возникающих противоречий между религиозными и светскими началами в культуре, морали и в других сферах общественной жизни современной России. Монография адресована отечественным культурологам, религиоведам, этикам, социологам и психологам. Она может быть полезной преподавателям религиоведческих и других общественных дисциплин в школах и вузах. Книга способна заинтересовать аспирантов и студентов гуманитарных специальностей, а также широкий круг религиозных и нерелигиозных читателей. М.Г. ПИСМАНИК_Монография отправка.pdf

03.09.2019 16:33:00 Почему крепнет антиправославный консенсус Версия для печати Обсудить на форуме В России усиливается контраст между привилегиями доминирующего вероисповедания и дискриминацией других конфессий Роман Лункин Об авторе: Роман Николаевич Лункин – доктор политических наук, руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН, главный редактор журнала «Современная Европа». Тэги: права человека, свобода совести, протестанты, рпц, конституция, политика Согласно новому законодательству, богослужение под открытым небом может считаться несанкционированной публичной акцией. Фото с сайта www.rpsc.ru К 2020‑м годам, почти как в советское время, возникает опасность внутренней изоляции православия. Безусловно, это связано не с жестокими гонениями, как ранее, а скорее с критикой и заметным охлаждением общества к деятельности церковных служителей, к руководству РПЦ. После «проправославного консенсуса» 1990‑х и 2000‑х годов, когда церковь и православие воспринимались всеми категориями общества как нечто сакральное, откат в сторону приземленного восприятия церкви в какой‑то степени совершенно естественен. РПЦ стала более живым, открытым, социально активным организмом, чем была еще в начале 2000‑х годов, и молодежь, интеллигенция увидели разные стороны церковной жизни. Но насколько сильным будет этот откат, зависит не только от самих православных верующих, но и от их окружения в обществе. В связи с этим большое значение имеет существование христианской среды, где между собой в той или иной степени сотрудничают разные конфессии. Межрелигиозный диалог, и прежде всего межхристианский, чрезвычайно важен для восприятия церкви, формирования христианской культуры в обществе, создания пространства гражданской солидарности. В плюралистическом обществе господствующая церковь (РПЦ – самый мощный гражданский институт в России) не может стать единственной. Иначе, во‑первых, она в большей степени воспринимается как часть государственной системы, и довольно трудно каждый раз объяснять (как это делают спикеры РПЦ), что это не так. Во‑вторых, в отличие от европейских стран в России секулярное постсоветское общество часто не помнит и не знает никаких религиозных традиций прошлого – постсоветский человек слишком легко воспринимает антирелигиозные идеи. В связи с этим сами священнослужители часто жалуются на равнодушие «захожан», агрессивное нежелание следовать всем церковным предписаниям и т.д. Миссия других церквей (протестантов, католиков) в этой ситуации провоцирует религиозные поиски, прививает азы христианской веры, заставляет прочитать Евангелие. Вопреки сложившемуся в православной среде мнению этот своеобразный прозелитизм (обращение потенциально православных верующих в другие церкви) не разрушает православную церковь, а лишь помогает ее росту. В большинстве случаев именно сознательные практикующие протестанты чаще обращаются в православие, чем практикующие православные в баптизм или пятидесятничество. В случае с католицизмом сложнее – волны православных периодически идут в католические общины, но масштаб переходов намного меньше, чем масштаб протестантской миссии. Однако среди прихожан других конфессий присутствует скептическое отношение к РПЦ из‑за того, что они вынужденно ощущают себя гражданами «второго сорта». На фоне вполне успешной внешнеполитической миссии РПЦ и диалога с протестантами (к примеру, Ассоциацией Билли Грэма) и Ватиканом (пиком стала гаванская встреча папы и патриарха в 2016 году) поражает предвзятое отношение к неправославным христианам внутри России. Практическое воплощение дискриминация христианских конфессий получила в рамках двух элементов государственной политики: контроля миссионерской активности и ограничений в праве владения и использования религиозного имущества. Первым стал пакет законов, принятый в 2016 году, известный как «пакет Яровой». За прошедшие три года правозащитники не раз поднимали вопрос о пересмотре этих норм в части регулирования миссионерской деятельности на Совете по правам человека при президенте РФ и корректировке расплывчатых определений миссионерства и случаев маркировки литературы. Однако четких ответов ни от Конституционного суда, ни от Верховного суда, который обобщал практику по этому закону, добиться не удалось. В итоге, по информации Славянского правового центра и центра «Сова», число дел по «закону Яровой» подходит к тысяче, а штрафов за «незаконную миссионерскую деятельность» выплачено около 7 млн руб. Штрафы накладываются за собрания религиозных групп без уведомления властей, за распространение религиозной литературы и проповеди в публичных местах, за крещение в реке или детскую площадку при храме, даже за отсутствие табличек с полным наименованием церкви на домах, где проходят собрания. Самобытный российский «налог на миссионерство» выплачивают в основном протестантские церкви (баптисты, евангелики, пятидесятники, адвентисты). Прямым следствием «закона Яровой» стало стремление властей конфисковать или по крайней мере запретить религиозные собрания в частных домах под предлогом нецелевого использования зданий (миссионерская деятельность в жилых помещениях запрещена). Все это накладывается на сложившуюся практику, когда власти не дают разрешений на строительство домов молитвы для протестантов, препятствуют их сдаче, а частные дома нельзя перевести в статус культовых зданий. В результате в 2018 году в Новороссийске снесен молитвенный дом пятидесятников (в Москве еще в 2012 году в Новокосине до «закона Яровой» был снесен дом молитвы этой же конфессии), в этом году в поселке Верхнебаканский вблизи Новороссийска общине баптистов запретили собираться в частном доме (аналогичные ситуации возникали в Краснодарском крае, Татарстане, Орле). В Туле власти собираются снести два дома молитвы – баптистов и евангельских христиан. Надо сказать, что в наиболее сложную ситуацию попали именно баптисты, которые отказываются от регистрации в органах власти с советских времен и собираются в частных домах (они объединены в Совет церквей евангельских христиан‑баптистов). Их штрафуют в массовом порядке. Основное отличие церковных дел от любых других имущественных дел – произвольная трактовка определения миссионерской деятельности не в пользу верующих определенных конфессий. Если «антимиссионерский» «закон Яровой» применяется широко в большинстве регионов России, то Закон о передаче имущества религиозного назначения религиозным организациям 2010 года местные власти к неправославным конфессиям предпочитают не применять. Вопреки просьбам верующих Католической церкви не переданы здания в Москве (храм Святых Петра и Павла в Милютинском переулке), хотя в 2017 году суд признал комплекс имуществом религиозного назначения. Власти отказали католическим общинам в передаче им храмов в Калининграде, Красноярске, Барнауле, Кирове, Благовещенске, Чите, Белгороде. В Смоленске здание костела разрушается, но его упорно не отдают общине. Формально отказы часто объясняются чисто хозяйственными причинами, на деле – отсутствуют политическая воля и желание отдавать церкви, некогда принадлежавшие неправославным конфессиям, их правопреемникам. Евангелическо‑лютеранской церкви (ЕЛЦ) России (глава – архиепископ Дитрих Брауэр) власти не возвращают исторические здания храмов в Краснодаре и Смоленске. Особая ситуация по неизвестной причине сложилась в Крыму, где после 2014 года ЕЛЦ заявила свои права на кирхи. Власти фактически отказываются передавать здания в Евпатории (здесь строение оказалось на территории, принадлежащей Минобороны РФ, оно постепенно разрушается), Ялте, Судаке, Симферополе (община собирается в пристройке к храму). Справедливости ради надо сказать, что в 2017–2018 годах власти передали в собственность ЕЛЦ храмы в Москве и Ярославле (хотя депутаты местного заксобрания предлагали отдать кирху РПЦ). Другой крупной юрисдикции – Евангелическо‑лютеранской церкви Ингрии – власти Петербурга в 2018 году отказались отдавать историческое здание Дома причта на Кирочной улице. У баптистов и евангельских христиан своих исторических зданий практически нет. Но баптистам власти отказались передать дома молитвы в Калининградской области, которые до 1945 года использовались как культовые здания. Союз баптистов России также не может уже много лет вернуть или хотя бы получить доступ к сохранившемуся Дому Евангелия в Петербурге, где в начале ХХ века собиралась община евангельских христиан Ивана Проханова. О компенсациях за снесенные в советский период дома молитвы (как правило, частные) даже не идет речи, учитывая, что и современные собрания в жилых домах подпадают под штрафы и запреты по «закону Яровой». Проблемы возникают и у таких традиционных конфессий, как старообрядчество. Здания отказываются отдавать старообрядческим общинам в Саратове, Кирове, Петербурге (Чубыкинская богадельня), Москве. Правда, после того как президент Владимир Путин посетил Рогожскую слободу в 2017 году, староверам была обещана поддержка. Власти помогали в реставрации комплекса Рогожской слободы, начали процесс переселения старообрядцев из Латинской Америки в Сибирь. Но есть и другие примеры. В 2018 году в Иванове власти передали храм старообрядцам – но тогда, когда он уже сгорел. В июне с.г. в Сочи строящийся старообрядческий храм был опечатан и находится под угрозой сноса по жалобе фонда «Талант и успех», так как храм оказался выше построек образовательного центра «Сириус». В августе с.г. правительство Москвы ответило отказом на ходатайство воссоздаваемой старообрядческой общины храма Успения Пресвятой Богородицы, что на Апухтинке (Таганский район столицы), о проведении молебна у здания. Можно и далее продолжать перечисление бесконечных мытарств христиан в России. Беспорядок в религиозной политике и применении законодательства очевиден. Вместо культивирования среды отчуждения в мире верующих – самых активных граждан – стоит подумать о том, как создать солидарное общество, которое в конечном счете выгодно всем. Путь выхода из ситуации должен быть комплексным. Из‑за царящего произвола в стране неизбежно создание единого органа по взаимодействию с религиозными объединениями и политике в этой сфере. Сейчас верующие не знают, к кому обращаться, а единой информацией о религиозных институтах никто не обладает. Чтобы не ассоциироваться с Советом по делам религий времен СССР, у нового органа не должно быть контрольных функций, но подразделения в региональных органах власти быть должны. Существующая Российская ассоциация религиозной свободы как общественная структура вполне может заниматься не только анализом ситуации за пределами России, но и налаживать диалог церквей и традиционных религий на местном уровне внутри страны. На низовом уровне готово прервать молчание и православие: молодое духовенство в РПЦ вполне открыто к общению и обмену опытом с другими конфессиями (хотя иногда скрывает это от руководства). Российское государство часто жестоко и бесцеремонно наводило порядок в духовной сфере, пришла пора ценить каждого верующего и каждую общину. http://www.ng.ru/ng_religii/2019-09-03/12_471_antiortodox.html

Международная научная конференция "Процессы, тенденции, области и границы религиозных изменений в современном мире: (де) секуляризация, постсекуляризация, возрождение религии - теоретические предположения и эмпирические доказательства" (Сербия, Белград, 5-6 апреля 2019 г.)

Министерство образования Республики Беларусь Уполномоченный по делам религий и национальностей при Совете Министров Республики Беларусь Институт истории НАН Беларуси Институт философии НАН Беларуси Могилевский государственный университет имени А.А. Кулешова Могилевский религиоведческий центр Уважаемые коллеги! Приглашаем принять участие в работе XIII Международной научно-практической конференции "Религия и общество" и круглого стола «Религиоведение в системе социально-гуманитарного знания и образования – 6» (18-23 марта 2019 г.) Проблемное поле конференции 1. Свободомыслие и свобода совести в истории культуры, политики и права. 2. Свобода совести и государственно-конфессиональные отношения в истории Беларуси XX-XXI вв. 3. История религий и межконфессиональных отношений. 4. Религиозное пространство Восточной Беларуси. 5. Религиоведение и предупреждение распространения религиозного экстремизма. 6. Религия и культура, литературоведение, языкознание. 7. Религия, воспитание и образование. 8. Вопросы религии и воспитания в светской системе общего среднего образования. Контактная информация: 212022, Республика Беларусь, г. Могилев, ул. Космонавтов, 1. МГУ имени А.А. Кулешова. Кафедра философии, каб. 418; МРЦ, каб. 403а. Координаторы: Старостенко Виктор Владимирович, Дьяченко Олег Викторович. Секретарь: Мельникова Алеся Юрьевна. Тел.: + 375 (222) 283636; + 375 (222) 284048. Факс: + 375 (222) 237444 E-mail: mogilev-relig-center-msu@mail.ru https://msu.by/konf

И. М. ПИРОГОВ. ПРАВОСЛАВНЫЙ СОЦИАЛИЗМ Доклад для заседания РЭОШ по теме «Православие и социализм» Необходимость новой идеологии, духовного ориентира, некой системы ценностей, альтернативной нынешней очевидна для многих думающих людей в России. Современный исторический этап, переживаемый нашей страной, характеризуется очень болезненной и остановившейся на полпути трансформацией от справедливого, но бездуховного социализма СССР к номинально более духовному, но крайне несправедливому капитализму. Переход от первого ко второму был обусловлен неприятием первого, но последний оказался еще более чужд самосознанию русского общества. Есть все основания полагать, что многовекторная раздробленность нашего общества в духовно-идеологическом плане является следствием целенаправленной инженерии. Можно сказать, что сейчас все интеллектуалы страны находятся в поиске решения по выходу из сложившейся ситуации, но предложений очень много, и они настолько различны, что создают взаимную угрозу для реализации любого из них, исключая какой-либо консенсус. На фоне существующего многообразия идей, как в наибольшей степени соответствующий духовно-историческому опыту страны, выделяется направление, характеризующее двумя словами – «православный» и «социализм». Наши идеологические неприятели «хорошо» поработали, и теперь, когда речь заходит об обустройстве общества, «православный» у большинства представителей молодого поколения ассоциируется с интеллектуальной зашоренностью, а «социализм» — с экономической «совковостью». А между тем это система, пока еще официально не оформленной идеологии содержит две самые успешных стратегии нашего общества. Духовность и общинность времен царской России, и экономический прорыв середины 20го века. Это главное на что нужно обратить внимание, анализируя наш исторический опыт прошлого. Относительно будущего, ключевым моментом современности является происходящая на наших глазах революция в области информационных технологий, меняющая как социально-экономическую составляющую нашего бытия – применение роботов в будущем коренным образом изменит перераспределение создаваемого обществом продукта в пользу небольшого числа собственников этих роботов. Так и духовную составляющую – использование биочипов и когнитивных технологий даст одним людям колоссальное преимущество над другими, что в конечном счете прервет естественных социальный отбор, изменит баланс существующей взаимозависимости социальных слоев. Прав будет тот, кто сильнее, т.е. тот, кто раньше и качественнее «улучшил» свой организм, остальные окажутся в подчиненном положении слабого. Понятно, что преуспевшими в экономическом и духовном плане окажутся одни и те же люди, единая каста правителей над всеми остальными. Для абсолютного большинства людей на планете это не приемлемо, но капитализм не предполагает альтернатив, а его естественного течение уже в течение ближайших десятилетий приведет именно к этому. Поэтому, миру, не только России, сейчас как никогда необходима религиозно-идеологическая альтернатива, путь и руководство к действию для рядового гражданина, желающего избежать надвигающегося ада. Рассматривая текущий исторический момент, любые изменения во власти в России приведут к активизации внешнего воздействия на внутренние дела страны. Прежде всего это касается центробежных процессов внутри страны. Реализация идеологии такого содержания позволит в наибольшей степени сплотить народы страны вокруг единой идеи. Социальная справедливость – это то, на что не только у нас, но и во всем мире сейчас существует колоссальный запрос. Одновременно с этим появится возможность нанести удар по главным зачинщикам духовно-информационной войны против России – капиталистическим элементам запада, слившимся с государственной властью и подменившим интересы общества своими интересами. В этой борьбе рядовые граждане запада, загнанные в угол экономическими, социальными, миграционными проблемами, получив идеологический ориентир, станут нашими союзниками, по крайней мере от части. Особо нужно отметить лингвистическую составляющую для наиболее приемлемой в России и в мире идеологической доктрины. Коммунизм, социализм, фашизм и прочие «измы» — слова и идеологии, зародившиеся на западе и имеющие очень не точные определения, в зависимости от ситуации, могут быть использованы для восхваления или очернения не угодной политической силы. Все это было сделано в свое время капиталистическими интеллектуалами с целью оседлать волну протеста и тягу к справедливости народных масс. Главное чего хотят люди – это «справедливость». Доктрина должна нести соответствующий смысл. Наиболее подходящее определение, на мой взгляд — «общепринятая справедливость», orthodox justice в английском переводе – перекликается с «православным социализмом» (orthodox socialism) и православной справедливостью, поэтому должно быть хорошо воспринято как православным клиром, так и светскими интеллектуалами России и запада. Подводя итог вышесказанному можно с уверенностью сказать, что православный социализм — это единственный возможный путь решения существующих и потенциальных проблем, приемлемый для большинства Российского общества. Его утверждение в качестве государственной идеологии, какая лингвистическая формулировка не использовалась бы, это наиболее оптимальная стратегия выхода из существующего кризиса как для России, так и всего мира. Источник: http://reosh.ru/i-m-pirogov-pravoslavnyj-socializm.html

Дополнит._информ._письмо_Религия_и_общество_2017_Могилев (1).pdf ЗАЯВКИ ПРИНИМАЮТСЯ до 17 марта!

Министерство образования Республики Беларусь Уполномоченный по делам религий и национальностей при Совете Министров Республики Беларусь Могилевский государственный университет имени А.А. Кулешова Могилевский государственный областной институт развития образования Житомирский государственный университет имени Ивана Франка (Украина) Могилевский религиоведческий центр Уважаемые коллеги! Приглашаем принять участие в работе X Международной научно-практической конференции «Религия и общество» и круглого стола «Религиоведение в системе социогуманитарного знания и образования – 3» (10-12 марта 2016 г.) Проблемное поле конференции Свобода совести, свободомыслие и государственно-конфессиональные отношения в мировой и национальной практике. История религий и межконфессиональных отношений. Религия и культура. Религия, образование, литературоведение и языкознание. Религиозное пространство Восточной Беларуси. Контактная информация: 212022, Республика Беларусь, г. Могилев, ул. Космонавтов, 1. МГУ имени А.А. Кулешова. Научно-исследовательский сектор, каб. 221. + 375 (222) 283202 (координаторы: Старостенко В.В., Дьяченко О.В.; секретарь: Силивончик Татьяна Николаевна). Факс: + 375 (222) 237444 E-mail: mogilev-relig-center-msu@mail.ru Интернет-ресурс: http://msu.mogilev.by/index.php?option=com_content&view=category&layout=blog&id=658&Itemid=648 Рабочие языки конференции – белорусский, русский, украинский, польский. Форма проведения конференции – заочная, форма проведения круглого стола – очная и заочная. Порядок представления материалов Для участия в мероприятиях просим до 1 марта 2016 г. направить в оргкомитет заявку и текст доклада по E—mail (в «теме» электронного письма указывается: =Религия и общество 2016=). Персональное приглашение и бланк договора на участие в мероприятиях высылается после получения заявки и текста доклада. Размер оргвзноса будет сообщен в персональной информации. Тексты публикуются в сборнике «Религия и общество – 10». Рассылка сборника ориентировочно в июне 2016 г. Требования к представляемым материалам Заявка и текст доклада подаются в виде единого файла-документа. Имя файла должно состоять из фамилии и инициалов автора. Заявка (форма с примером заполнения прилагается) размещается на первой странице файла-документа. Текст доклада представляется в редакторе Microsoft Word (формат RTF). Шрифт Times New Roman, 14pt; одинарный интервал. Все поля – по 2,5 см. Объем текста, включая список литературы – до 3 полных страниц. На первой строке доклада строчными буквами печатается название; на второй строке – фамилия и инициалы автора (авторов), в круглых скобках – город, страна (выравнивание по центру). Далее с абзацным отступом 1,25 см и пропуском одной строки печатается текст доклада. Сноски на литературу даются в квадратных скобках. Список источников и исследований приводится в конце текста, после пропуска одной строки, под заголовком «Литература», и оформляется в соответствии с ГОСТ 7.1-2003. Не допускается выравнивание текста с использованием знаков пробела. Оргкомитет имеет право отбора представленных текстов. Материалы с нарушением указанных требований, не соответствующие тематике конференции, критериям научности текста, или нуждающиеся в корректуре, отклоняются. Оргкомитет не дает справок о ходе экспертизы отдельных работ. Пример оформления заявки Заявка на участие в конференции «Религия и общество – 10» / круглом столе «Религиоведение в системе социогуманитарного знания и образования – 3» (г. Могилев, 10-12 марта 2016 г.) Фамилия Имя Отчество Иванов Иван Иванович Название доклада Генезис понятия свободы совести Должность и место работы(указывать полное наименование учреждения и его подразделения) доцент кафедры философии Могилевского государственного университета имени А.А. Кулешова (г. Могилев, Беларусь) Ученая степень кандидат философских наук Ученое звание доцент № из проблемного поля 1 Адрес для связи и пересылки сборника 212022, Беларусь, г. Могилев, ул. Гришина, д. 1, кв. 2 Тел. раб. или дом. (+код) + 375 (222) 237444 Тел. моб. Velcom 8 029 6111111 Факс (+ код) + 375 (222) 237444 E-mail mogilev-relig-center-msu@mail.ru необходимость сертификата участника конференции да / нет Пример оформления текста Генезис понятия свободы совести Иванов И.И. (г. Могилев, Беларусь) [Текст]…………………………………………………………………………………………..[1, с. 23]. Литература Сумерки богов. – М.: Политиздат, 1989. – 398 с. Бердяев, Н.А. Опыт парадоксальной этики / Н.А. Бердяев. – М: АСТ; Харьков: Фолио. – 2003. – 701 с.

Религия и общество – это два тесно взаимосвязанных понятия. Религия в жизни общества выполняет множество функций, среди которых Карл Маркс выделил стабилизирующую, идеологическую, защитную. Роль религии в современном обществе важна во многих его сферах: политической, экономической, социальной и других. Например, введение в школьную программу предмета «основы религиозных культур и светской этики» или существование в армии должности «помощника по работе с верующими военнослужащими».

Уважаемые коллеги! Вы можете продолжить начатую Ю.Ю. Синелиной дискуссию о книге М.П. Мчедлова "Религиоведческие очерки. Религия в духовной и общественной жизни современной России". Скачать "Роль религии в жизни современной России"