Умное христианство Ульриха Цвингли: нужна ли в 21 веке новая Реформация?

Христианскую Реформацию, обычно, ассоциируют с именем Мартина Лютера, однако его богословие, все-таки, не вполне последовательно и является чем-то промежуточным между католицизмом и последовательным очищением христианства от магизма и несвободы. На наш взгляд, более интересной с богословской точки зрения является позиция другого реформатора - Ульриха Цвингли.

Как известно, Бог создал человека по своему образу и подобию. Разумеется, речь не идет о том, что Бог сам по себе имеет форму человеческого тела, но о том, что человек наделен разумом и свободой воли. Поэтому разумность и свобода являются теми основами, на которых, в том числе, стоит христианство.

Однако к XVI веку в европейском христианстве сложилась совсем уж вопиющая ситуация как раз с разумностью и свободой. Папство присваивало себе все большую и большую власть, суеверия, поддерживаемые Католической церковью, превратили христианство в нечто карикатурное. Последней каплей стали обещания католических проповедников избавлять души из Чистилища за покупку индульгенций. Было понятно, что дальше так продолжаться не может, ведь деградация христианства, по сути, вела к его превращению в разновидность суеверного язычества. Реформация становилась неизбежной. Поэтому проповедники необходимости реформ в Церкви стали появляться практически одновременно в разных местах. Одним из них был швейцарский клирик Ульрих Цвингли.

Главное внимание реформатор Цвингли уделил учению о таинствах. По католическому (да и православному) учению таинство - это обряд, при помощи которого призывается божественная сила (благодать) для определенной цели. Например, в таинстве крещения при окроплении водой и произнесении тайноустановительных слов человек очищается от всех своих грехов, в таинстве исповеди после произнесения специальных слов священником - от грехов, совершенных после крещения; в таинстве Евхаристии хлеб и вино, опять же, при совершении священником определенных действий и произнесении определенных слов пресуществляются в тело и кровь; в таинстве брака при совершении обряда венчания супругам посылается особая благодать и т.д.

По сути дела, в основе такого представления о таинствах лежит магизм. Суть магии состоит в манипулировании сверхъестественными силами для решения тех или иных задач. Магу достаточно совершить правильный обряд в нужное время и в нужном месте, произнести правильный набор слов (заклинаний) - и тогда сверхъестественные силы сделают то, что ему нужно. Это можно сравнить со своего рода программированием потусторонних сил на определенные действия. При помощи магии язычники призывали силу духов и языческих божеств. И если в языческих религиях это выглядит вполне органично, ведь их божества и духи - это все лишь олицетворения могущественных сил природы, а силами природы можно манипулировать (по сути дела, манипулированием силами природы занимается и прикладная наука, но уже на основе рационального знания), то для христианства - неприемлемо. Христианский Бог - это не олицетворение силы природы, а всемогущая Личность, создавшая и саму природу, манипулировать ей невозможно. В Новом Завете ясно сказано, что Бог помогает не тем, кто совершает правильные обряды и произносит правильные слова-заклинания, но тем, кто пребывает в любви и обращается к Нему в духе и истине:

«Иисус говорит ей: поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4:21-23)

«Ибо Я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений» (Осия 6:6)

Здесь же можно вспомнить притчу о фарисее и мытаре: фарисей выполнял все предписания Закона скрупулезно, в то время как мытарь был всеми презираем за свою профессию (собирать налоги в пользу римлян). Однако Бог фарисея отверг за его гордыню, а мытарю благоволил за его искреннее покаяние. В этой притче с предельной ясностью отвергается любой намек на магизм в отношениях человека с Богом.

Вот почему учение о таинствах так волновало Цвингли. Ведь именно необходимостью совершения таинств Католическая церковь налагала на христиан обязанности, о которых ничего не сказано в Св. Писании, а также обосновывала необходимость существования привилегированной церковной иерархии (ведь большинство таинств могли выполнять только рукоположенные священники, а некоторых - только епископы).

Более того, расхождения в деталях совершения таинств вели к нетерпимости и конфликтам между христианами. Например, известно, что вопрос о том, на каком хлебе должна совершаться Евхаристия - квасном или пресном, был камнем преткновения, способствовавшим расколу христианства на католиков и православных. Из этого же проистекали бесконечные споры, которые ведутся и до сих пор, о легитимности той или иной иерархии. Ведь нелегитимная иерархия не сможет, исходя из этой доктрины, совершать действительные таинства. Отсюда и взаимные анафемы.

Таким образом, пересмотр учения о таинствах является ключом к освобождению христианской веры от пут рабства, нетерпимости и суеверий. Вот почему Цвингли уделял ему первостепенное внимание и настаивал на последовательном отказе от магического понимания таинств. В этом он разошелся даже с Лютером, который занял компромиссную и довольно путаную позицию по вопросу пресуществления.

Доктрина пресуществления входит в непримиримое противоречие с разумом и являет собой яркий пример иррационализма. Она, соответственно, противоречит принципу разумности. С точки зрения этой доктрины, во время обряда Евхаристии и произнесении священником соответствующих тайноустановительных слов (причем в католичестве и православии они несколько различаются, что также порождает споры между этими двумя конфессиями), хлеб и вино изменяют свою природу и становятся физически телом и кровью. Однако общеизвестно, что характеристики евхаристического хлеба и вина на самом деле остаются неизменными. Если жидкость имеет вкус вина, цвет вина, молекулярную структуру вина, текучесть вина и все его прочие характеристики, то понятно, что эта жидкость – и есть вино, а не кровь. То же самое с хлебом. Верить в то, что нечто, имеющее все характеристики и проявления хлеба и вина «на самом деле» является человеческим мясом и кровью, значит, вступать в противоречие с элементарной логикой и проявлять сугубый иррационализм.

Это понимал и Мартин Лютер. Однако он, имея классическое средневековое образование, а также поддерживая феодальную княжескую власть (которая ему покровительствовала), не желал полностью отказываться от присутствия реального тела и крови в евхаристическом хлебе и вине, поскольку это означало бы, во-первых, слишком резкий разрыв с иррационализмом Средневековья, а во-вторых, открывало бы путь к утрате феодалами контроля за религиозной жизнью населения (ведь тогда наличие духовенства становилось бы бессмысленным). Поэтому Лютер предложил доктрину «соприсутствия», в соответствии с которой истинные тело и кровь в Евхаристии присутствуют вместе, а не вместо, хлеба и вина. Тем самым Лютер надеялся снять логическое противоречие в доктрине пресуществления: хлеб и вино остаются хлебом и вином, однако в Евхаристии к ним неким образом добавляются тело и кровь.

Такая компромиссная позиция, однако, ничего не дает, поскольку никаких доказательств присутствия в евхаристическом хлебе и вине тела и крови предъявить пока никому не удавалось. Магизм этого таинства также в данной доктрине никуда не исчезает.

Ульрих Цвингли предложил единственное рациональное и последовательное объяснение Евхаристии, к тому же полностью согласующееся со словами самого Христа: «сие творите в Мое воспоминание». По Цвингли Евхаристия, как и все другие таинства, имеет символический смысл, она творится в воспоминание тайной вечери и жертвы, которую принес Христос за спасение людей. Никакого магического превращения в этом таинстве, как и в других, не происходит.

Отсутствие в таинствах магизма и волшебных превращений делает бессмысленной и церковную иерархию. Если Лютер сохранил епископальную структуру Церкви, то Цвингли предложил демократический, сетевой принцип Церкви как равноправного союза всех верующих. Если для Лютера, как и для католиков и православных, принадлежность к Церкви определялась «правильным» причащением у «законных» служителей, то для Цвингли это было неважно. Позиция Цвингли отличалась терпимостью и экуменичностью: он предлагал руку дружбы Лютеру, однако последний уперся в Евхаристию.

Таким образом, магическое понимание таинств ведет к нетерпимости и разделению в среде христиан, которые начинают спорить между собой, чья магия лучше и на чьи обряды Бог отвечает, а на чьи – нет.

В XVI веке общество, в целом, оказалось еще не готово к принятию более радикальной, но и более последовательной позиции Цвингли. Лютеранство приобрело более широкое распространение. Однако сегодня, в XXI веке, в эпоху Интернета, сетевых структур, всеобщего образования и колоссального научного прогресса цвинглианство могло бы стать основой для новой Реформации. Ведь христианство в наше время, как и тогда, переживает кризис, вызванный примерно одними и теми же причинами: люди устали от магизма и суеверий, от иерархии, которую обвиняют в злоупотреблениях, начиная от использования религии для личного обогащения и заканчивая педофилией.

Реформация XVI века оказалась незавершенной. Удастся ли завершить ее в нашу эпоху, или христианство окончательно дискредитируется иерархической магической Церковью и канет в лету?