Поиск по сайту

ТРАКТОВКА ЦЕННОСТЕЙ В ОФИЦИАЛЬНЫХ ДОКУМЕНТАХ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.pdf СМИРНОВ МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ1 1 Ленинградский государственный университет им. А.С. Пушкина, Санкт-Петербург, Россия Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 10 Год: 2021 Страницы: 142-150 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: ГОСУДАРСТВЕННАЯ РЕЛИГИОЗНАЯ ПОЛИТИКА, ГОСУДАРСТВЕННО-КОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, ЦЕННОСТИ, НОРМЫ, КОНСТИТУЦИЯ РФ, НОРМАТИВНО-ПРАВОВЫЕ АКТЫ, ДИСКУРС О РЕЛИГИИ АННОТАЦИЯ: Автор анализирует тезаурус основных российских нормативно-правовых актов на предмет формируемого ими ценностного отношения к религии. SMIRNOV MIKHAIL YURIEVITCH1 1 Pushkin Leningrad State University, St. Petersburg, Russia The author analyzes the thesaurus of the main Russian normative legal acts for the value attitudes they form towards religion. Keywords: STATE RELIGIOUS POLICY, STATE-CONFESSIONAL RELATIONS, VALUES, NORMS, THE CONSTITUTION OF THE RUSSIAN FEDERA-TION, REGULATIONS, DISCOURSE ABOUT RELIGION СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Ивлева М. Л., Курилов С. Н., Россман В. И. Религиозные ценности глазами молодёжи: опыт социологического исследования // Вестник РУДН. Сер. Социология. 2018. Т. 18. № 3. С. 481-493. EDN: XXGABV 2. Основы государственной культурной политики. Утверждены Указом Президента РФ от 24.12.2014 № 808. [Электронный ресурс]. URL: https://base.garant.ru/70828330. 3. Основы государственной молодёжной политики Российской Федерации на период до 2025 г. Утверждены распоряжением Правительства РФ от 29.11.2014 № 2403-р. [Электронный ресурс]. URL: http://static.government.ru/media/files/ceFXleNUqOU.pdf. 4. Патриарх Кирилл: "Защита ценностей - это защита нашего духовного суверенитета". [Электронный ресурс]. URL: http://ruskline.ru/news_rl/2013/10/31/patriarh_kirill_zawita_cennostej_eto_zawita_nashego_duhovnogo_suvereniteta. 5. Постановление Правительства РФ от 30.12.2015 № 1493 (ред. от 20.11.2018) О государственной программе "Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2016 - 2020 годы". [Электронный ресурс]. URL: http://static.government.ru/media/files/8qqYUwwzHUxzVkH1jsKAErrx2dE4q0ws.pdf.

Ув. коллеги, рады приветствовать Вас! 5 декабря 2018 г. РАНХиГС проводит научно-практический форум «Конституция 1993 года: вызов России и образ будущего», посвященный 25-летию Конституции Российской Федерации В его рамках пройдет итоговый за 2018 г. симпозиум «Большой кафедры религиоведения и религиозных отношений» по теме «Конституционно-правовые основы государственно-конфессиональных отношений и свободы совести в России в теории и практике» - http://igsu.ranepa.ru/events/p89671/ Симпозиум впервые будет проходить в Мультимедийном центре Академии, в котором будет возможность включиться в его работу в формате сетевого интерактива – на связь с нами могут выйти любые площадки субъектов РФ, кто будет готов принять участие – с 14:00 до 18:00 (время московское) – организовать и провести у себя соответствующее секционное мероприятие. Уважаемые коллеги, приглашаем Вас к участию и просим направить в Оргкомитет предложения по Вашим темам (выступление до 10 мин.). Симпозиум будет работать 5 Декабря с 14:00 до 18:00 Спасибо. С уважением и благопожеланиями - проф. Шмидт Вильям Вл. http://igsu.ranepa.ru/unit/u1759/u1466/u1565/u81423/ william@list.ru +7 925 502-6689

TRNAVSKÁ UNIVERZITA V TRNAVE PRÁVNICKÁ FAKULTA ÚSTAV PRE PRÁVNE OTÁZKY NÁBOŽENSKEJ SLOBODY Dear Colleague, in connection with the research in the framework of the grant project VEGA 1/0254/16 Financing of Churches and Religious Societies in partnership with Institute for Confessional Law and State-Church Relations of Uzhgorod National University in Uzhhorod we invite you to participate actively in the scientific conference Economic aspects of State-Church Relations which will take place 20. 9. 2018 9.30 - 12.00 and 21. 9. 2018 14:00 – 17.30 in the Collegium Novum meeting room Faculty of Law, Trnava University of Trnava Kollárova ul. no. 10, 2nd floor The conference will focus on models of economic support of churches and religious societies, with special regard to our geographical area and especially to post-communist countries and the Slovak Republic. Comparisons with other countries and other specific contributions related to the topic of financing of Churches are also welcome. The aim of the event is to bring closer the good practices as a helpful matrix for the new model of financing of Churches in the Slovak Republic and to draw up concrete proposals. Due to your extraordinary scientific reputation, we believe that your contribution will be enriching for the upcoming event. We cordially invite you to participate actively in this scientific conference. Please confirm your participation and announce the name of your paper at: moravcikova@gmail.com no later than 10 August 2018. Consequently, a conference program will be drawn up, about which you will be separately informed. We look forward to meeting you and working with you. Yours sincerely ThLic. Mgr. Michaela Moravčíková, Th.D. director of the Institute for Legal Aspect of Religuious Freedom * korešpondenčná adresa ( telefón internet IČO 31825249 PRÁVNICKÁ FAKULTA TU + 421 33 5939 601 http://iuridica.truni.sk/ IČ DPH SK 2021177202 Hornopotočná 23 + 421 905 587784 918 43 TRNAVA - SK fax + 421 33 5513 021 e-mail prf@truni.sk

Основные проблемные зоны во взаимоотношениях общества, религиозных организаций и государства в 2017 году Ксения Сергазина Мы публикуем тезисы Ксении Сергазиной, эксперта Центра «Сова», доцента Учебно-научного центра изучения религий РГГУ, представленные на круглом столе «Современные религиозные рынки: теоретико-социологическое осмысление и эмпирическое измерение» в МГИМО. Мне бы хотелось сделать обзор основных проблемных зон во взаимоотношениях общества, религиозных организаций и государства в России в 2017 году. Мое сообщение основано на данных ежедневного мониторинга, который проводит Центр «Сова». Кейсы, которые я буду упоминать, доступны на сайте Центра «Сова». 1. На мой взгляд, самые заметные конфликты 2017 года, связанные с религией, возникают во взаимоотношениях православных верующих и общества – и здесь есть две основные тенденции: протесты верующих, чьи чувства задеты (а также защита этих чувств государством), и борьба за храмовые территории – в основном, против горожан и экологов, протестующих против строительства храмов на территории парков и лесопарков. Против строительства новых церквей в 2017 году выступили жители Красноярска (храм на стрелке), Чувашии (яблоневый сад и старое кладбище), подмосковной Черноголовки (поклонный крест), Екатеринбурга (храм-на-воде, набережная Исети), Нижнего Новгорода (парковая зона), Махачкалы (озеро Ак-Гель), Смоленска (Соловьиная роща), Ростова-на-Дону (сквер Анатолия Собино), Брянска (парковая зона), Каменска-Уральского, Томска (сквер), Пскова и, конечно, москвичи и петербуржцы. Из московских показателен конфликт между Высоко-Петровским монастырем и жильцами дома на Петровке, двор которого был передан в бессрочное пользование монастырю еще в 1998 году (дом 28 стр. 1 на ул. Петровка). Монастырь лишил жильцов парковки во дворе, ограничил доступ экстренных служб и пытается забрать подвальные помещения. Другой пример, вызывающий недоумение общественности, - это передача Церкви Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО). Такое решениеприводит к закрытию 29 различных лабораторий и уникального экспериментального комплекса для наблюдения за рыбами, расположенного на цокольном этаже ВНИРО. Стоимость оборудования аквариального комплекса руководство института оценивает в несколько миллиардов рублей. В Петербурге самый значимый конфликт общества (включая церковных людей) с церковной администрацией – это, конечно, возможная передача Исаакиевского собора Петербургской епархии, которая повлекла за собой и волну протестов, и снятие директора, и какой-то паралич в музейной деятельности не только собора, но и города в целом. Почти за всеми конфликтами, похоже, стоят имущественные споры, которые прикрываются специфической риторикой о вере и традиции. По всей видимости, общество реагирует как раз на это противоречие – и рождается напряжение даже в тех случаях, когда конфликта могло бы и не быть. Против строительства новых церквей, как ни парадоксально, выступают довольно часто верующие люди, церковные, которые хотят сохранить экологическую ситуацию района и для которых важен этот конкретный парк, где гуляют дети или собачники. Они предлагают застраивать церковными зданиями пустыри и промзоны, но этого призыва никто не слышит. Что же касается защиты чувств православных верующих, то здесь, мне кажется, нужно упомянуть как главное событие года протесты против показа фильма Алексея Учителя «Матильда» и сопутствующие этим протестам инциденты. Приговоров, вынесенных в 2017 году по ст. 148 УК (нарушение права на свободу совести и вероисповеданий) именно за «оскорбление чувств», мы знаем не так много: приговор автору карикатуры на Христа (дело прекращено в январе 2018 года), трем «хабаровским живодерам», жителю Омутнинска, осужденному за атеистические высказывания, девушке, «прикуривающей» от свечи в храме, и блогеру Соколовскому, «ловцу покемонов». Кроме того по ч. 3 ст. 148 УК был вынесен приговор - штраф в размере 10 тысяч рублей - церковному рабочему за то, что он пришел в церковь требовать свой гонорар, – и тем самым прервал богослужение. В 2017 году православные граждане требовали также признать оскорбляющими чувства верующих: карикатуру Поклонской с фаллоимитатором в виде царя Николая, фотосессию в полупрозрачном платье для свадебного журнала на фоне церковной росписи, вертепное действо «Сказ о Егории Храбром» и, конечно, сценарий фильма «Матильда», но в этих случаях уголовные дела не были открыты. Реальных угроз срыва богослужения или порчи церковной утвари в 2017 году нет, а есть что-то другое – более эфемерное и связанное с разными традициями восприятия сакрального (особенно хорошо это видно в случае с протестом против вертепного действия – традиционной русской народной забавы). Все это вместе – и отдаленная от реальной жизни риторика патриарха, и ненужное упорство при решении вопросов строительства храмов в парковых зонах, и попытка через суд бороться с инакомыслием и атеизмом блоггеров, в некотором смысле маргинализуют Русскую православную церковь, превращая ее – в глазах нецерковного большинства – все больше и больше в субкультуру со своими четкими, но непрозрачными законами. Можно спорить, но мне кажется, что рубеж, положивший конец православному возрождению в России, – это 2012 год, дело Pussy Riot. 2. Второй блок проблем, лишь отчасти связанный с политикой Русской православной церкви, – это ограничение деятельности протестантских групп и новых религиозных движений (в первую очередь, Свидетелей Иеговы и саентологов, но не только их). Представители этих религиозных организаций страдают как от применения к ним антиэкстремистского законодательства, так и от «антимиссионерских» поправок к закону «О свободе совести» из так называемого «пакета Яровой». Впрочем, за «незаконное миссионерство» штрафуют теперь самых разных верующих. 3. Третий блок проблем связан с применением антиэкстремистского законодательства по отношению к российским мусульманам. В 2017 году по антитеррористическим и антиэкстремистским статьям вынесено более 20 приговоров мусульманам – главным образом, членам «Хизб ут-Тахрир», «Таблиги джамаат» и последователям Саида Нурси. Мы здесь имеем в виду тех людей, кто не был вовлечен ни в какую боевую деятельность. За организацию ячеек запрещенного исламского движения «Таблиги Джамаат» было вынесено 7 приговоров против 19 человек, многие из которых получили реальные сроки лишения свободы. Еще 4 приговора в отношении 9 человек было вынесено мусульманам, изучающим книги Саида Нурси - по обвинению в участии в «Нурджулар». Кроме того, в 2017 году было вынесено 14 приговоров против 37 последователей «Хизб ут-Тахрир» (cт. 205.2 УК или ст. 205.5 УК). Центр «Сова» считает эти приговоры неправомерными, а также считает неправомерным запрет религиозного объединения «Таблиги Джамаат» и запрет объединения «Нурджулар» (тем более что в России этого объединения не существовало вовсе: есть лишь отдельные верующие, которые сталкиваются с необоснованным преследованием за изучение книг Саида Нурси). Приговоры, вынесенные членам «Хизб ут-Тахрир» по антитеррористическим статьям только на основании информации об их принадлежности к партийной деятельности (то есть участие в собраниях, чтение литературы и прочее), мы также считаем неправомерными: при своей радикальной идеологии эта партия не вовлечена в террористическую деятельность. В целом, мне кажется, что религиозная политика государства в области религии ужесточается, возвращаясь к некоторым нормам советского законодательства, в числе которых - ограничение миссионерской деятельности, ограничение мест богослужения без уведомления властей, контроль над образованием духовенства (исламского прежде всего). При этом общество реагирует на изменение религиозной политики в целом равнодушно. Гораздо более острой оказывается реакция на конфликты с православными приходами и церковную риторику. И это, конечно, повод для современного православия подумать о своем образе на рынке религиозных услуг. Источник: http://www.sova-center.ru/religion/publications/2018/02/d38792/

Сергей Бурьянов, юрист, сопредседатель Института свободы совести. ПРОЛЕТАЯ НАД ГНЕЗДОМ ДЕМОКРАТИИ. Нужна ли России американская модель государственно-конфессиональных отношений? Еще в самом начале истории США отделение Церкви от государства было закреплено Первой поправкой к Конституции. Поправка провозглашает, что "Конгресс не должен издавать законов, устанавливающих какую-либо религию или запрещающих ее свободное исповедание". Предполагалось, что малочисленные группы при уважительном отношении к себе будут более лояльны режиму, чем при доминировании одной конфессии. Таким образом, право на свободу вероисповедания исторически является сердцевиной американской национальной идентичности и приоритетом законодателей. Несомненно, что именно религиозная свобода явилась основой стабильности федеральной структуры государства, процветания многонационального и поликонфессионального общества. Правда, произошло это не сразу, и не совсем. Даже после принятия Конституции США в 1787 г., и Билля о правах (непосредственно содержащего Первую поправку) в 1791 г., некоторые штаты официальносохраняли конфессиональные предпочтения. Более 200 лет продолжалось формирование системы правовых гарантий религиозной свободы, но нельзя сказать, что этот процесс завершен. В конце 90-х г.г. прошлого века благородная идея защиты религиозной свободы, как краеугольного камня демократии, но уже во всемирном масштабе, заняла свое место среди иных актуальных тем внешней политики США. Ссылаясь на международные документы в области прав человека, американские законодатели провозгласили, что религиозная свобода является основным правом каждой личности, и никогда не должна ущемляться ни одним государством. 12 мая 2004 г в Вашингтоне был презентован очередной ежегодный доклад Комиссии по международной религиозной свободе, созданной во исполнение Акта "О международной свободе вероисповедания" от 1998 г. Акт определяет политические и экономические меры США в отношении стран-нарушителей религиозной свободы. Спектр мер весьма широк: от частного демарша и публичного осуждения до приостановки помощи и запрещения Правительству США заключать любые контракты с нарушителем. Естественно Комиссия (состоящая всего из 10 человек) лишь составляет обзоры нарушений и вырабатывает рекомендации президенту, госсекретарю и Конгрессу. В этом году Россия не попала в список "стран, вызывающих особую озабоченность", так как убийства, пытки, исчезновения и тюремные заключения людей по религиозным мотивам пока не были обнаружены. Но члены Комиссии все же озаботились ФЗ "О свободе совести..." 1997 г. и рядом новых тенденций, чреватых принятием закона о "традиционных" религиях. Предметом же особой заботы стала дискриминация католиков, протестантов и баптистов. В январе 2003 г. проект доклада "О совершенствовании деятельности государственных и общественных институтов по противодействию проявлениям религиозного экстремизма в Российской Федерации" послужил поводом для специального визита делегации Комиссии в Россию. В частности, авторами злосчастного проекта к числу "религиозных экстремистов", распространяющих "идеологию вседозволенности и эгоизма", наряду с новыми религиозными движениями были отнесены ислам, протестантские деноминации, и даже Римско-католическая церковь. Тогда худшие опасения были благополучно развеяны депутатами Госдумы, руководителями местного отделения Международной ассоциации религиозной свободы (ЕО МАРС) и других конфессионально ориентированных структур, с которыми консультировались члены Комиссии. Они сказали, что в России все хорошо и буквально обрушили на ревизоров "целый шквал статистических данных, которые говорят о разнообразных программах воспитательного, образовательного, интеллектуального, культурного, социального и собственно религиозного характера, которые сейчас проводят различные религиозные организации". В результате руководитель делегации ревизоров от свободы Фелис Гаэр отметила, что "процветание свобод в России стало реальностью, но пока еще хрупкой... Но в целом члены комиссии глубоко впечатлены разительными переменами в области свобод, в том числе религиозных". Кроме Комиссии, в Госдепе США существует Отдел по международной свободе вероисповедания и должность Полномочного посла по вопросам свободы вероисповедания, также созданные для реализации Акта "О международной религиозной свободе". Ежегодно госсекретарь и посол, на основе рекомендаций Комиссии, представляют Конгрессу доклад по международной религиозной свободе. В опубликованном в конце 2003 г., пятом по счету докладе, Россия упомянута в числе стран, где действует "дискриминационное законодательство или проводится политика, ограничивающая права отдельных религиозных групп". Несмотря на констатацию того, что "религиозные вопросы не являются источником социальной враждебности в России", авторы выражают озабоченность негативным отношением к традиционным мусульманским этническим группам, а также антисемитскими выступлениями и проявлениями социальной враждебности в отношении католиков и новейших неправославных религий. Безусловно, идея заботы о состоянии религиозной свободе во всем мире не вызывает сомнений и заслуживает всяческого одобрения. Но "подводные камни" реализации этой идеи как концептуального, так и частного характера, требуют пристального и по возможности беспристрастного рассмотрения. Прежде всего, обращает на себя внимание тот факт, что речь идет только о защите религиозной свободы, которую иногда для разнообразия называют свободой совести. На самом деле свобода совести, в качестве юридического измерения свободы мировоззренческого выбора каждому, значительно шире религиозной свободы. Собственно религиозная свобода является частью свободы совести – пусть основной, но не единственной. Получается, что предметом особой заботы являются права отнюдь не каждого, а только верующих, да и то преимущественно в их институциональном выражении. Иными словами предполагается защита прав только религиозных организаций. На практике все чаще оказывается, что не всех, а только влиятельных, называемых "солидными". Невозможно отрицать колоссальное значение Первой поправки (и ее интерпретаций Верховным Судом США), но приходится признать, что они вовсе не гарантирует свободу мировоззренческого выбора каждому. Это происходит, в том числе, потому, что поправка не способна защитить свободу от коррупции в государственно-конфессиональных отношениях, в свою очередь обусловленной союзом религии и политики. "Американская модель" предполагает разделение государства и религиозных объединений, но не религии и политических институтов. Характерно, что научно-правовая база этому не препятствует. А значит и государственно-конфессиональное разделение не носит необратимого характера. Сегодня Первая поправка – основа основ американской демократии –трещит по швам под напором предприимчивых политиков от религии и конфессионалов от политики. "Заново родившийся христианин" в президентском кресле ищет и находит религиозное обоснование внешней политики США. Весь мир слышал, что Буш назвал Христа своим любимым философом, изменившим его сердце. Многие эксперты говорят, что "праведную войну" против Хуссейна начал не просто глава государства, но еще и глубоко верующий христианин-евангелист. Возглас "God bless America!" (Боже, благослови Америку!) завершает его публичные выступления. Политика "крестовых походов" не может не провоцировать реакции, в том числе в такой крайней форме как терроризм. Не случайно о "крестоносцах" в качестве мишеней терактов упоминал Усама бен Ладен. О борьбе с международным терроризмом посредством "огня и меча" слышно каждый день, но политику менять никто не собирается. Похоже, гипотеза Хантингтона претворяется в жизнь... Удовлетворение исков Американского союза гражданских свобод (ACLU) по сносу крестов времен Второй мировой и статуй святых из общественных мест, говорит лишь об иллюзии соблюдения конституции. На самом деле США страна не только религиозной свободы, но и ее контрастов. Учащиеся государственных школ не могут публично молиться, но сессии конгресса всегда открываются молитвой, как и съезды обеих партий. Учительнице в той же школе запрещено демонстрировать крестик, но президент произносит клятву на Библии, а капелланы являются частью армии США. Это, уже не говоря о надписи"INGODWETRUST" (Мы веруем в Бога), которая присутствует на дензнаках США. Таких очевидных противоречий множество. Но даже решение частных противоречий в ближайшем будущем не предвидится. Противопоставление науки и религии, разума и веры, верующих и неверующих, заложенное в основу законодательства, проявляет себя в залах судебных заседаний. Яркий пример – "обезьяний процесс". Консерваторы от религии не устают заявлять, что само преподавание эволюционной теории ставит человеческий разум выше правды откровения, а это подрывает основу религии. 20 марта 2003 г. палата представителей Конгресса США большинством в 400 голосов против 7 осудила решение федерального суда о том, что слова "под Богом" в тексте официальной присяги американскому флагу являются антиконституционными ("…Один народ под Богом"). Как сообщает RNS, конгрессмены заявили, что "произнесение этих слов является патриотическим актом, а не религиозным, и не выражает религиозной веры или исповедания". Религиозные консерваторы и фундаменталисты из политического движения Христианских правых ратуют за отмену решений Верховного суда, запрещающего отправление молитв в государственных школах. Очевидные противоречия – лишь отражение глубинных невидимых противоречий концептуального характера, последствия которых еще предстоит осознать. Таким образом, о гарантиях свободы совести в США говорить не приходится, но религиозная свобода там какая-то есть. Правда и она там медленно, но верно вырождается в свободу только для "солидных" (в отличие от российских "традиционных") конфессий, имеющих влияние даже в Конгрессе. Это значит, что религиозных преследований нет, но "тихая" дискриминация проявляет себя на уровне льгот. Зарегистрировать религиозную организацию и получить официальный статус можно заявительным порядком. Однако, чтобы получить освобождение от налогов, нужно доказать службе налогов и сборов Минфина США (IRS) искренность религиозных убеждений и связь с ними ритуалов и практики, плюс соответствие национальной политике. Понятно, что доказать истинность могут только "солидные" религии, иначе "кто попало" будет уходить от налогов. А так от налогов уходит "кто надо". В результате, многим налогоплательщикам приходится оплачивать религию других. Но кому это надо? Прежде всего, политикам. Роль религии на выборах в США исключительно высока. При этом политическое влияние религиозных организаций опирается на массовую религиозность американцев. Быть верующим - правило хорошего тона в США. Не важно каким, но верующим – верить можно во все что угодно, и называть это как угодно. Девять из десяти американцев отдают предпочтение какой-либо определенной религии (56% – протестанты, 28% – католики, 2% – иудеи, 1% – мусульмане, 3% – другие религии). Около 70 процентов являются членами религиозных общин, но почти каждый десятый житель США – атеист. До недавнего времени, большинство протестантов, как правило, голосовали за кандидатов Республиканской партии, тогда как иудеи и католики в основном отдавали свои голоса демократам. Если верить данным исследовательского центра "Пью", сегодня картина меняется. 63 % американцев, посещающих церковь чаще одного раза в неделю, голосуют в пользу республиканцев, тогда как 62 % из тех, кто лишь изредка участвуют в богослужениях, голосуют за демократических политиков. Религиозные инициативы Буша, выдвинутые на десятый день его сотворения президентом, без обиняков говорят, что налоговые льготы это лишь надводная часть айсберга. Как известно, преимущество Буша было минимальным, и говорят, что некоторые религиозные организации сделали очень много для его победы. Так или иначе, президентский план предполагал ни много, ни мало до 10 млрд. бюджетных денег на финансирование религиозных организаций, занимающихся социальным служением. И это только в течение первого года. Для реализации плана был внесен и принят палатой представителей "CommunitySolutionsAct", который все же окончательно не был утвержден. Реакция в обществе оказалась неоднозначная. Возникли серьезные противоречия, среди которых были основанные на опасениях получения денег "не солидными" и мусульманскими организациями, а также в связи с перспективой государственного контроля и вмешательства в религиозные дела. Возможно, союз религии и политики имел когда-то некие положительные черты. Но сегодня он провоцирует конфликты, препятствует демократическим процедурам, и, в конечном итоге, лежит в основе сценария глобализации "золотого миллиарда". Соединенные Штаты являются олицетворением этого сценария поляризации мира на господ и изгоев, который многие эксперты называют тупиком человеческой цивилизации. Демократия, разбавленная религиозно-политическим коррупционным союзом, превращается в "однополярную демократию" монополии на власть. Именно такой сценарий вытекает из религиозной свободы "солидных конфессий". По крайней мере, кардинально изменить ситуацию в области реализации свободы совести, можно лишь разграничив религию и политику в правовом поле. Но это не возможно в рамках пресловутых моделей государственно-конфессиональных отношений, фактически имеющих приоритет по отношению к правам человека. Что касается "американской" модели, то она действительно лучшая. Но только среди худших. Ее главное отличие от моделей большинства других стран в том, что из основных компонент религиозной политики "кнута и пряника" (преследований и привилегий) в США задействован только "пряник". Но в главном они едины, поскольку предполагают доминирование интересов политиков, аппетит которых всегда сильнее идеалов свободы. Если "американскую" модель тупо клонировать в России, то она если и приживется, то не раньше чем через 200 лет. Но российские проблемы "американка" не решит. Даже в США она не решает всех проблем и нередко дает сбои. В свое время Дж. Вуд сказал: "Религии мира должны признать, что отказ от принципа религиозной свободы по отношению к какой-либо одной группе людей представляет собой одновременную угрозу религиозной свободе всех; что ущемление религиозных прав последователя какой-либо одной религии есть в то же время отрицание религиозных прав последователей всех других религий, наконец, попрание самой основы прав человека вообще". Эти слова отражают американскую эволюцию от веротерпимости к религиозной свободе. В настоящее время необходим следующий шаг – к свободе совести. Слишком много противоречий в концепции религиозной свободе – слишком она уязвима. Скорее всего, религиозная свобода (для верующих) возможна только в расширенных границах свободы совести (каждому и без разделения). Сегодня место религиозной свободы, не отрицая, но расширяя ее границы, должна занять свобода совести. В указанном контексте: "правительства и религии мира должны признать, что отказ от принципа свободы мировоззренческого выбора по отношению к какой-либо одной группе людей представляет собой одновременную угрозу религиозной свободе всех; что ущемление прав последователя какого-либо одного мировоззрения есть в то же время отрицание прав последователей всех других мировоззрений, наконец, попрание самой основы прав человека вообще". В противном случае не останется ни религиозной свободы, ни веротерпимости, ни демократии. Говорят, что преследования по религиозным мотивам особенно распространены и носят систематический характер в странах с тоталитарными режимами и воинствующим политизированным религиозным большинством.Но подавление свободы мировоззренческого выбора лежит в самой основе превращения государства в тоталитарное.Без свободного мировоззренческого выбора невозможен свободный политический выбор, а значит и правовая демократия. В тоже время, современная ситуация консервируется на уровне науки, который является системообразующим относительно уровня законотворчества и правоприменения. Степень научной разработанности также оказалась зависимой от коррупции в отношениях государства с религиозными объединениями. Как правило, отсутствует даже адекватная постановка проблемы. Влияние конфессионально ориентированных структур на уровне науки и образования, которые доминируют в данной области, оказывает фатальное влияние на состояние свободы совести. Как правило, деятельность соответствующих центров при конфессиональных образовательных заведениях (или ассоциаций конфессий, самая известная из которых МАРС) направлена на реализацию своих корпоративных интересов. На деле они весьма прохладно относятся к религиозной свободе для всех религиозных организаций. Что касается свободы совести, то им до нее вообще дела нет. В сложившихся реалиях предметом главной заботы религиозных организаций является оформление доказательств того, что они являются религиозными и "солидными". "Обучение" государственных чиновников, якобы виноватых во всех нарушениях религиозной свободы – еще одна важная забота "солидных". На это не жалеют сил и средств. Упомянутые структуры продвигают многосубъектную "американскую модель" на весь мир в качестве более прогрессивной альтернативы средневековым моделям доминирования "традиционного" большинства. То, как они это делают, дают основания говорить о высокой коррупционности "американской" модели. По крайней мере, в таком качестве она воспроизводит себя в России. Нередко дело доходит до манипулирования научным сообществом и создания препятствий научному обмену. 16 февраля Институт свободы совести распространил открытое письмо (http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=18260&type=view) организаторам оказавшейся закрытой для российских неправительственных организаций конференции "Религия в современных политических процессах", (20-21 февраля 2004 г., Российская академия госслужбы при Президенте РФ). Среди организаторов, кроме российских организаций, были Международная академия религиозной свободы (США), Международный центр изучения религии и права университета Бригама Янга (США), Институт церковно-государственных исследований им. Дж.М. Доусона Бейлорского университета (США), Институт религии и общественной политики (США), Комиссия США по международной религиозной свободе (США). В этой благородной теме "крутятся" и зарабатываются приличные по российским меркам деньги. Именно коррупционный контекст и "роковые" конфессиональные деньги делают понятным имевший место раскол, начавшего было формироваться российского религиоведческого сообщества и завершившийся созданием структуры, принадлежащей одному человеку (как известно, с одним проще договориться). В результате в регионах страны прошла серия "конференций-пустышек" на тему свободы совести и толерантности, в которых религиоведы играли роль массовки, в то время как заплатившие за участие религиозные организации устанавливали "дружбу" с чиновниками, а адвокаты "окучивали" клиентов. Влияние религиозных конфессий на поле науки о свободе совести сказывается на работе благотворительных фондов. Эксперты там те же конфессионалы – труженики устаревших подходов. Возникает впечатление, что целью их деятельности является не столько установление демократии в России, сколько преодоление остатков коммунизма-атеизма. Тот факт, что их господствующее место успешно заняла Русская Православная Церковь Московского патриархата (РПЦ МП), остался незамеченным. В лучшем случае финансируется только борьба со следствиями (за толерантность и против ксенофобии). В общем, чтобы не было жалоб. Концептуальные исследования свободы совести не находят своих доноров. Вероятно, чтобы неверующим не дай бог, не достался даже кусочек свободы. А с другой стороны, от такого выгодного дела как использование религии для политнужд никто (в том числе конфессии) не собирается отказываться. Это, не смотря но то, что в одном из своих решений Верховный Суд США справедливо отметил, что "союз власти и религии ведет к разрушении власти и деградации религии". Напоследок еще один не менее важный вопрос: почему только Соединенные Штаты выполняют роль мирового ревизора религиозной свободы? Может быть потому, они самые продвинутые и демократичные? Но, как оказывается, ненамного и только относительно других. Кроме того, в условиях перманентной борьбы с международным терроризмом грань между демократией с элементами полицейского государства и полицейским государством с элементами демократии определить все труднее. В тоже время мультистандарты и политическое использование религии дискредитируют саму идею религиозной свободы, и дают некие основания для недалеких сторонников средневековых подходов. Понятно, что неловко наступать на "больную мозоль" внешнеполитических партнеров. Но совсем непонятно, почему свобода, если она признается высшей ценностью, должна зависеть от политических интересов. Не случайно доклады Комиссии по международной религиозной свободе упоминали не всех нарушителей. Санкции также носили дифференцированный характер. Лояльных партнеров лишь слегка журили. Сама идея заботы о религиозной свободе превосходна. Но свобода совести, по определению, не может быть "дубиной" политики (особенно международной), если конечно речь не идет о ее суррогате. Настоящую свободу мировоззренческого выбора не возможно купить у коррумпированных чиновников. Никакое правительство невозможно заставить даровать эту свободу. Чтобы забота о свободе совести была эффективной, а не декларативной, она должна затрагивать коренные причины нарушений. Для этого необходим прорыв – преодоление цепи подмен, в результате которых свобода каждого подменяется политическими интересами групп. Необходимо правовыми методами принудить политиков оставить религию в покое. Формирование системы правовых гарантий реализации свободы совести на основе ревизии и реформы основополагающих принципов и понятийного аппарата должно начинаться с международного уровня. Она должна стать предметом заботы всего мирового сообщества. Совершенно очевидно, что судьба свободы совести (включая религиозную свободу), и в мире, и в России, не должна ставиться в зависимость от политической воли сидельцев Белого дома и Кремля. Источник: http://www.portal-credo.ru/site/?act=fresh&id=227

Версия для печати Добавить в избранное Обсудить на форуме Председатель Совета по делам религий в 1984–1989 годах вспоминает и оценивает реформы в отношениях государства и верующих Андрей Мельников Ответственный редактор приложения "НГ-Религии" Тэги: перестройка, горбачев, рпц, реформы, религия, кпсс, атеизм, церковь, политика, партия, ссср, оптина пустынь, соловки,патриарх, пимен, кгб Тридцать лет назад в Советском Союзе началась перестройка политической и общественной жизни, которая затронула сферу отношений государства и религий. Тогда эти отношения регулировал Совет по делам религий при правительстве СССР, которым как раз в перестроечный период руководил Константин ХАРЧЕВ. Ответственный редактор «НГР» Андрей МЕЛЬНИКОВ встретился с «кормчим перестройки в делах религий», чтобы услышать от первого лица, как это было и к чему привело страну и ее верующих граждан. Горбачев был первым генсеком после Сталина, который принял в Кремле делегацию РПЦ. На фото справа – патриарх Пимен. Фото из архива Константина Харчева – Константин Михайлович, в апреле 1985 года вы уже несколько месяцев проработали в должности председателя Совета по делам религий. Стал ли исторический апрельский пленум ЦК КПСС переломным моментом в истории взаимоотношений советского государства и религиозных организаций? – К необходимости как-то нормализовать отношения с верующими гражданами СССР партийное руководство пришло еще до апрельского пленума. Исследования показывали, что верующих в стране – значительная доля населения. Не только никакого снижения их числа не наблюдалось – но продолжался постепенный рост. В 1983 году была принята директива партии о праздновании 1000-летия крещения Руси. Она была принята по просьбе РПЦ. Было специальное письмо патриарха и Синода, которые просили разрешить им праздновать. Им разрешили – но в пределах церкви. В октябре 1984 года я был назначен на пост председателя совета, учреждения идеологического по своей сути, к своим обязанностям я, конечно, приступил с соответствующей установкой. Тем не менее определенные тенденции просматривались еще до начала перестройки. Когда я получил назначение в совет, меня принял секретарь ЦК Зимянин. Он мне сказал: «Мы тебе простим все, кроме одного – если поссоришь нас с Церковью». Такими словами не бросаются. Позже я сделал вывод, что в верхушке партии уже сложилось мнение, что Церковь в социалистическом государстве должна быть. Когда в апреле 1985 года объявили курс на ускорение, потребовалось привлечь симпатии всего населения к планам правительства. Перед советом встала задача привлечь религиозные организации к планам перестройки. – Эта точка зрения сразу была принята? – Нет, сначала по инерции пробовали отвечать на увеличение числа верующих призывами к усилению атеистической воспитательной работы. Идеологическая инерция была еще очень сильна, власть видела в религии идеологического конкурента, а не союзника. Когда прошел апрельский пленум, необходимо было претворять его решения в жизнь. Однако кроме того, что нужно искать новые подходы к активизации социальной жизни верующих граждан, пленум ничего конкретно не рекомендовал. Более того, там опять прозвучал тезис об усилении атеистического воспитания. И на XVII съезде партии – то же самое. – Значит, перестройка изначально не подразумевала сдачу позиций государственного атеизма? – Ничего подобного не подразумевалось. Рекомендовали лишь найти подходы к усилению атеистического воспитания трудящихся. Самое трудное было определить место Церкви и верующих в перестройке. Никаких директивных указаний не было, в том числе у идеологических отделов ЦК, которые нас курировали. И мы начали с самого простого. Сделали так, чтобы потенциал верующих был полностью использован. Верующие у нас считались изгоями. Тогда мало кто мог публично в трудовом коллективе признаться в своей вере. Поэтому мы решили, что надо верующему почувствовать себя таким же советским человеком, как и все остальные. Надо было дать от имени государства сигналы. Прежде всего дать возможность свободно исповедовать свою веру, в том числе начать возврат храмов. К 1985 году количество церквей было доведено до минимума. Православных храмов оставалось меньше 7 тыс. Начали открывать храмы самой крупной общины – православной. Православную церковь еще более-менее терпели в СССР. РПЦ была самой массовой и давно уже интегрированной в государство религиозной организацией, даже узурпированной им. – С чего началась перестройка в отношениях Советского государства и религии? – Лозунг перестройки был: «Возврат к Ленину». В трудах Ленина нигде не говорится о подавлении религии. Да, были тактические указания, связанные с текущей ситуацией, в какой-то момент он мог сказать, что, дескать, в таких обстоятельствах мы можем с «попами» не считаться и даже их расстреливать. Но в стратегическом масштабе – только идеологическая борьба. Церковь – конкурент Компартии как главенствующее идеологическое учреждение царской России. Большевики поначалу подавляли Церковь как своих идеологических конкурентов, но в условиях Гражданской войны это подавление, естественно, шло вооруженным путем. И когда власть установилась, к сожалению, методы борьбы с идеологическим конкурентом остались прежними. Почему? Они были проще, не требовали издержек и, главное, квалифицированных кадров, которых у большевиков не было. Мы начали проводить политику, которую считали ленинской. Нельзя подавлять верующих, они никакого отношения к церковной верхушке не имеют, им только одно надо – дайте свободное общение с Богом. Мы тщательно изучили советское законодательство и обнаружили, что запретов в отношении религий в Конституции и законах нет. Но был целый пласт постановлений и решений Совета по делам религий, которые не вписывались ни в какие законодательные рамки, но были приняты Советом по инициативе партийных органов и таким образом получили правовое признание. В этих решениях были всякие несуразности, доходящие до абсурда, например, ограничили колокольный звон двумя минутами. Объяснение: а вдруг школьники услышат, мешает спать атеистам! Крещение только при предъявлении паспорта. Не появляться на улицах в церковных облачениях. Мы начали с того, что отменили все эти постановления собственным решением. Стали открывать храмы. – Какая реакция была у Русской православной церкви? – В основном доброжелательная, эту реакцию можно описать так: «Поживем – увидим». Вместе с тем некоторые наши действия вызывали недовольство. Оказалось, что они затрагивают материальные интересы. Так произошло после отмены предписания совершать крещения только при предъявлении паспорта. Дело в том, что священники по просьбе граждан обходили правило – но за определенную мзду. Люди боялись, особенно члены партии. Ведь сразу после обряда сведения шли по месту работы, и граждане оказывались в опале. Священники крестили тайно, на дому, но за увеличенное вознаграждение. Встретило определенное сопротивление и наше решение открывать храмы. На этот раз уже у священноначалия. Верующих остается столько же, денег поступает столько же – а храмов становится больше. Начали размываться фонды. Доходы епископов стали падать. Я не помню ни одной просьбы от иерархов и священников открывать церкви. Они боялись. Они ведь были плоть от плоти советской власти. Посмотришь их биографии – они все одинаковые. Некоторые из них в молодости были даже секретарями первичных комсомольских организаций. Потом для них создавали «биографии». Потихоньку протаскивали через основные этапы церковной карьеры. Обязательно должны были пройти через должность ректора академии, потом правящим епископом. Их просвечивали, как на рентгене. Ходатайства вернуть храм приходили к нам от рядовых верующих. В Совете по делам религий один раз в месяц, по субботам, был организован прием верующих со всех концов Советского Союза. Это было целое паломничество. Здание Совета буквально было забито людьми. Просьба одна: откройте церковь. Молельный дом. Мечеть. Многое происходило по инициативе Совета. Я не помню, чтобы кто-то в РПЦ просил нас вернуть Толгский монастырь, Оптину пустынь. Оптину пустынь предложил вернуть член Политбюро Александр Яковлев. Звонит мне, спрашивает: «Как?» Я говорю: «Такое только во сне может привидеться». Он: «Давай попробуем!» Так и передали. Совет обращался в ЦК, дескать, по просьбе Церкви… Толгский монастырь вернули вообще только решением Совета. Еще более яркий пример – Соловки. Шел 1988 год. И решили отдать Соловки. Знаменитый монастырь! Берите! Не взяли… – Как? Почему? – Мы согласовали этот вопрос со всеми членами Синода, кроме патриарха Пимена. Вызвали их на заседание Совета. Все согласились. А патриарха не было. Он был болен. Я мог к нему попасть. Но не пошел, чтобы не тревожить больного человека. Мне казалось, все и так очевидно, что это в интересах Церкви. Я ездил на острова, договорился с местными властями. Тоже были «за». Мы написали в Политбюро записку. Тогда уже, после празднования 1000-летия крещения, настрой власти позволял надеяться на положительный ответ. За два дня до секретариата ЦК, где должен был решаться вопрос, звонок: а с патриархом действительно согласовано? Стало ясно, что кто-кто сообщил в ЦК, что Харчев якобы заставляет Церковь взять монастырь без их согласия. Я побежал к патриарху. «Ваше святейшество!» Я всегда к нему так обращался, хотя было заведено просто по имени-отчеству или «патриарх». Это ему очень нравилось. Пимен лежит в келье больной. «Ваше святейшество, требуется ваше подтверждение о передаче Соловецкого монастыря». Ответа нет. Потом говорит: «Не могу». – «Почему?» – «Там слишком много наших костей». – «Но на костях же стоит вся история христианства». И опять: «Не могу». Я к дежурному помощнику Федору Соколову: «Федя, в чем дело?» Мнется. «У патриарха кто-то был?» Мнется. «Кто?» – «Высший чин КГБ». Я все понял. Этим же вечером я отозвал записку. Монастырь в то время так и не передали. – Почему же сейчас Церковь так активно выступает за массовую застройку храмами городов? – Я пробыл на посту председателя Совета по делам религий почти пять лет. За это время Церковь не получила от государства ни копейки. Они жили на свои средства да еще давали на борьбу за мир. А сейчас? Отдали Новодевичий монастырь РПЦ. А кто реставрирует колокольню после недавнего пожара? Кто оплачивает строительство храмов РПЦ за границей? Спальные районы городов застраиваются типовыми храмами, а сельские церквушки по-прежнему лежат в руинах. Почему? Нет материального интереса их восстанавливать. Когда перед тысячелетием РПЦ передавали Данилов монастырь, Церковь его восстанавливала на свои деньги. Мы помогали по-другому. Давали свои подрядные строительные организации, стройматериалы, другие фонды, что было тоже немало, потому что купить было невозможно. Плановая экономика! Советом был организован штаб по строительству Данилова монастыря, и я его возглавлял. Помню, один раз разбирались: украли 3 тонны меди. Вечером были – утром нет. Оказалось, свои же утащили для «личных» монастырей. Тогда Церковь была действительно отделена от государства. Только через наш Совет она могла взаимодействовать с госвластью, в том числе по финансовым вопросам. Ни один епископ не имел права обратиться напрямую к чиновнику. Тогда эта система обеспечивала реальное отделение Церкви от государства, которое, по сути, означает разделение между властью церковной и властью государственной. Сейчас же произошло сращивание властей. Да, тогда был жесткий контроль, но в этом был свой смысл. Когда началось массовое открытие храмов, РПЦ пришлось трудно без государственной поддержки. Только православных храмов было открыто две тысячи по стране. Общины тогда были заняты тем, чтобы восстановить их из руин, нанять священника, купить утварь и облачения. Это все дорого. – Партийная номенклатура сопротивлялась открытию церквей? – Каждую мы открывали с боем. В областных центрах церкви стоят окно в окно с обкомом. И вдруг звонят колокола! Этот конфликт между Советом и партийными органами выливался на страницы печати. Была такая публикация в «Огоньке»: «Будет ли святым Константин?» До сих пор храню! Столкнулись с сопротивлением идеологических органов ЦК. Ведь за ними стояли люди и их интересы. Целые армии пропагандистов-атеистов, печатные издания, оплата командировок и так далее. Когда мы отдали своим решением Толгский монастырь, в ЦК одобрил это решение только один Яковлев. Да и в самом совете ни одно решение не проходило единогласно. Прошло два-три года, и настроение партийной элиты изменилось. Особенно после празднования 1000-летия крещения Руси. В верхах готовились к смене режима. Нужна была идеология. А она вот, под рукой. Готовая православная идеологическая машина с тысячелетней историей. Партийные начальники стали обращаться с просьбой познакомить их с тем или иным епископом. Делалось это разными способами. Подсаживали епископа в самолет, на котором летел партийный деятель куда-нибудь в область. Или это происходило во время командировок. Партийцы ведь не могли просто прийти в церковь. Тогда уже начались прямые контакты между церковным и государственным начальством. Это было начало сращивания властей. – Почему вы шли на организацию этих контактов, нарушая устоявшиеся принципы взаимоотношения Церкви и государства? – Мы тогда думали, что понимание высшими руководителями партии проблемы благодаря личным контактам поможет освобождению Церкви. Анатолий Лукьянов, который был тогда заведующим отделом ЦК, в начале 1988 года поручил нам проработать вопрос о месте Церкви в структуре будущего госуправления на основе президентской власти. Хотя тогда все отрицали, что в СССР идет подготовка к созданию поста президента. Становление новой власти, которая пришла на смену Горбачеву, происходило не один день. После 1991 года РПЦ действительно оказалась вписана во власть. Получилось примерно то же самое, что и при царе. Церковь – государственный департамент. Теперь она напрямую контактирует со всеми министерствами и ведомствами, заключает договоры, указывает, как нам жить. Конечно, Совет по делам религий с его контролем за действиями руководства Церкви в таких условиях им не нужен. – А сами члены Совета? Не было искушений воспользоваться своей контрольной властью? – Были случаи, не без греха. Был у меня заместитель, которому церковники ящиками носили коньяк и который их еще при этом иногда «таскал за волосы». Они зависели от него: разрешит или нет поездку за границу, захочет ли распределить в хорошую больницу. Были и курьезы посерьезнее. После заседания Совета и ухода гостей я обычно помощника просил проверить помещение. Тогда были приглашены иерархи РПЦ. Я же был послом, знаю эти фокусы. Однажды видит: оставили кейс. Кто здесь сидел? Да никто на этом стуле не сидел! Пригласил комиссию из трех человек: вскрывайте! Там примерно 150 тысяч рублей лежит. Составили акт. Никто не заявляет. Так мы с этими 150 тысячами носились две недели. В Минфине не берут: требуют указать источник средств. В КГБ тоже не могут оприходовать. Только через две недели забрали. Это как в «Золотом теленке» получилось. Конечно, деньги предназначались не для благотворительности. – Как высшее руководство страны относилось к вашим реформам? – Горбачев всегда нейтрально относился к вопросу взаимоотношений государства и Церкви. Сколько я ни намекал и ни просился, за все время я ни разу с Горбачевым не встречался. Только один раз видел его, когда в связи в 1000-летием он принимал патриарха и членов Синода. Сейчас я думаю, что нейтральная позиция Горбачева была не самым плохим решением. Генсек тогда впервые за десятилетия встретился с церковниками. До этого была только знаменитая встреча Сталина с митрополитами в Кремле в 1943 году. Колоссальную роль в перестройке отношений Церкви и государства сыграл Яковлев. Он понимал, что демократизацию страны надо начинать с отношения к Церкви, к верующим. Без него не удалось бы провести реформы, ведь меня пытались снять каждый год. Было заседание отдела ЦК, еще в 1987 году, на котором мы докладывали о подготовке к празднованию 1000-летия крещения. Нас там с грязью смешали. Выступил и один из руководителей нынешней Компартии. Тогда у него была противоположная позиция по отношению к Церкви, чисто партийная. Иногда дело доходило до скандалов. – Вы говорите, что РПЦ полностью обеспечивала себя, но ведь празднование 1000-летия крещения Руси не обошлось без поддержки государства? – Да, мы им помогли. Но как? Государство обеспечило площадку для проведения торжеств, охрану, предоставили льготные условия передвижения для гостей, гостиницы. Конечно, здесь без государства они просто не могли бы ничего сделать. Это был общенародный праздник. Но Церкви напрямую денег не давали. Большой банкет в «Праге» они организовали за свои деньги, оплачивали гостиницы. Концерт в Большом театре – да, организовало Министерство культуры. Но это было государственное мероприятие, там присутствовала супруга Горбачева – Раиса Максимовна. – Почему именно она? – Когда Совет разрабатывал план празднований, предполагалось начать праздник с крестного хода, который должен был начаться в Кремле, у Патриарших палат. Не прошло. Большинство, в том числе и иерархи Церкви, – за то, чтобы центром празднований стало торжественное заседание. В спокойном советском стиле. Было принято решение провести заседание в Большом театре. Планировалось присутствие генерального секретаря ЦК КПСС. Отвергли с порога. От правительства присутствовал Николай Талызин – первый запред правительства. В последний момент сенсация: будет Раиса Максимовна Горбачева. Я отправился к Яковлеву посоветоваться: с кем рядом ее сажать? Накануне торжественного дня мы весь день согласовывали этот вопрос и никак не могли согласовать. Я звонил Яковлеву, он с кем-то советовался наверху. В конце концов он мне сказал: подбери в первом ряду президиума самого видного епископа, чтобы ей как женщине было приятно. Cамым импозантным оказался Минский митрополит Филарет (Вахромеев). Вообще вопрос рассадки гостей был важен. Куда сажать католиков, которых на дух не переносила советская власть? Куда – иудеев, чтобы не обидеть? Ведь от них во многом зависела помощь в контактах с американской стороной. Конечно, все косили глаза на Раису Максимовну. Присутствие первой леди государства придало торжествам особый колорит. Раньше я не встречался с Раисой Максимовной. Но всегда с большим уважением относился к ее представительской деятельности. Чем-то она была сродни Маргарет Тэтчер, с которой мне посчастливилось провести несколько незабываемых часов один на один. Я сопровождал ее в Сергиеву лавру накануне 1000-летия крещения Руси. Они обе были образцом женской привлекательности и царственно-державного поведения на публике. Уже через 15 минут, сидя с Тэтчер в ЗИЛе на пути в лавру, я понял, что в отношениях Церкви и государства в СССР она разбирается ничуть не хуже, чем я, и откровенно, без дипломатии, отвечал на ее непростые вопросы. Кажется, мы нашли общий язык. С Раисой Максимовной сердечности не получилось. Был протокол. Чувствовалось, что я не пришелся ко двору. Почему? Не знаю. Организацией торжеств и концерта она осталась довольна. По окончании концерта она наклонилась ко мне и сказала: «Константин Михайлович, это ваш звездный час». Сначала я воспринял это как похвалу, а когда поразмыслил, пришел к выводу, что «звездный час» может означать и конец карьеры. Достигнув вершины – дальше только вниз. – Одним из результатов вашей работы стал закон о свободе совести в его первой редакции, от 1990 года. Как возникла идея правового регулирования религиозных организаций? – Это была потребность времени. В 1943 году Сталин, выражаясь фигурально, дал вид на жительство Церкви в советском государстве, но не гражданство. Гражданство – это законодательные нормы. Поэтому необходимо было принять специальный закон, дающий верующим и Церкви всю полноту прав. Совет разработал такой проект. При согласовании законодательства столкнулись все ведомственные интересы. МВД, прокуратура, Минюст, МИД свои подписи поставили. Были возражения со стороны Комитета государственной безопасности по поводу альтернативной службы в Вооруженных силах. Мы с этим не согласились, и проект ушел без их правки. Тогда закон был необходим, а сейчас он утратил свой смысл, более того, превратился в ошейник для религиозных организаций, за который все время дергает власть. Церковь превратилась в государство в государстве. Сегодня имеет смысл ликвидировать этот закон, а религиозные организации должны действовать наравне с другими общественными организациями и подчиняться общему для всех законодательству. Свобода – это не только права, но и обязанности. Это полностью относится и к Церкви. Главная цель Церкви – спасение души человека. Как сказал Серафим Саровский, спасись сам – и спасутся тысячи вокруг тебя. У Церкви есть обязанность – быть моральным примером. Как показывает перестройка, свободу дали, а с обязанностями пока плохо. По-видимому, здесь нужен контроль государства. Тогда это был Совет по делам религий. По моему мнению, именно контрольные функции Совета стали решающей причиной его ликвидации. Уже при новом патриархе по просьбам РПЦ Совет ликвидировали. А до этого сняли меня с должности по письму митрополитов. – Но ведь письмо против вас было написано еще при патриархе Пимене? – Да, но Пимен этого письма не видел. Он уже был в очень плохом состоянии. Его подписали четыре митрополита. Алексий (Ридигер) тоже поначалу не хотел подписывать. Ему не за что было на меня обижаться. Первыми подписали митрополиты – Киевский Филарет (Денисенко), Минский Филарет (Вахромеев), управделами Патриархии митрополит Одесский Сергий (Петров). Горбачев подписал приказ о моем увольнении, и скорее всего даже не разбирался, в чем дело. Мне потом говорили, что одновременно он подписал 200 документов, и вообще его больше интересовали другие дела. – То есть подписали все основные тогдашние претенденты на патриаршество? Смена патриарха Московского и всея Руси – ведь тоже важная веха в истории перестройки? – Да, в 1990 году сменился патриарх. Я уже не был председателем. Но подготовка к выборам шла еще до смерти Пимена. Развернулась нешуточная борьба. Пимен просил убрать подальше Алексия (Ридигера), который 25 лет был управделами Московского патриархата. Его перевели на кафедру в Ленинграде. Выборы патриарха было решено сделать свободными. Раньше Совет по делам религий рекомендовал епископам, за кого голосовать, а они не смели ослушаться. Это было плохо, но патриарха выбирали в интересах государства. Так, не выбрали в свое время Никодима (Ротова), потому что он проводил экуменическую политику сближения с католицизмом. Его деятельность была выгодна для улучшения имиджа нашей страны, но для патриаршества он уже не годился. Католическая церковь тогда была в списке недругов СССР. Алексий тоже не был фаворитом. В Совете его не рекомендовали патриархом. В условиях свободы выбрали Алексия. Почему? Трудно сказать. Может быть, будучи управделами РПЦ на протяжении 25 лет и заведуя всеми финансовыми и хозяйственными делами Церкви, он мог лучше доказать избирателям свое первенство. У нас на первом месте стоял Киевский митрополит Филарет (Денисенко). Это объяснялось тем, что большинство верующих и приходов были на территории Украины. Филарет был выдающимся церковным дипломатом. Стань он патриархом, сегодня он не дал бы украинским верующим отдалиться от России. Думаю, он бы внес свои коррективы в проект «русского мира». Разве можно разделить христиан на русский и нерусский миры? Несмотря на конкуренцию, у всех претендентов был один интерес: уйти из-под финансового контроля государства. Тогда уже в РПЦ хлынул поток верующих, доходы возросли. Сотрудники Совета докладывали, что когда, например, открыли пещеры Киево-Печерской лавры, деньги оттуда выносили мешками без всякого учета. И это тоже было во времена Филарета. – Как менялся уровень жизни иерархов РПЦ на протяжении перестройки? – Первое, что я понял, когда пришел на должность председателя: иерархи Церкви живут так же, как партийная верхушка. Ничуть не хуже. Отличались только тем, что у них было больше свободы в приобретении материальной выгоды. Квартиры иерархам Совет давал. Обращался ко мне, например, тот же Алексий, я передавал просьбу в Совмин. И там, как правило, не отказывали. Давали вне очереди площадь такую же, как партийным работникам высшего звена. Скажем, в Москве получали на одного трехкомнатную квартиру. Отдыхали они в санаториях ЦК. Епископу, как правило, предоставляли 3–4-комнатный люкс, и еще номера для его охраны и всех обслуживающих матушек. Зарплату им не платили, РПЦ содержала сама себя. Но поскольку церквей было мало, а верующих много, то всегда были они при деньгах. Вот пример. Едем мы вместе с иерархами за границу. Я получаю 26 долларов командировочных в сутки. Боюсь лишний раз зайти куда-то. А епископ, который со мной, приглашает в ресторан. Я ему: не могу. А он: не волнуйтесь – и показывает полный бумажник долларов. Кто ему обменивал эти доллары? Государство. Их же деньги обменивали на валюту – за их международную деятельность. В год выделялось примерно 3 миллиона долларов. А курс был, кажется, 50 копеек за доллар. – Другие религии тоже почувствовали послабления по время перестройки? Горбачев ведь принимал главу Церкви объединения Муна? – Мун – это деньги, капитал. Тогда он нужен был. Горбачеву его «подсовывали». Других протестантов он не принимал. Мы пытались поставить все религиозные движения в одинаковые условия. Открывали синагоги. Раввинов стали готовить в Венгрии. В Москве стали производить мацу. Признали кришнаитов – по просьбе индийского посла. Он позвонил мне и говорит: как посол посла прошу, посмотрите, как можно помочь? Было принято решение, и впервые наши кришнаиты поехали на съезд в Индию. – Обращали внимание на то, иностранного происхождения организация или отечественная, «коренная»? – Тогда был несколько иной подход. Многие христианские деноминации, неправославные, в СССР рассматривали не как духовные общины, а как чисто антисоветские организации, ведущие подрывную деятельность. В этом смысле РПЦ, особенно ее руководство, находилась под большим контролем властей. Тем не менее перестройка отношений государства и религий касалась не только православия, но и ислама, иудаизма и других традиций. – В те времена разделяли мусульман на традиционных и нетрадиционных? Понимали ли опасность ваххабизма? – Нет, тогда никаких ваххабитов не было, потому что не было никакого влияния заграничных мусульман на наших. Границы были закрыты, зарубежные «учительские» кадры не приезжали. Интересна история с возвращением верующим Корана Османа (древнейшая сохранившаяся до наших дней рукопись Корана. – «НГР»). Она показала, как глубока вера советских мусульман. По ходатайству Совета решено было передать Коран верующим. Это был показатель, что мы не только возвращаем святые мощи православным. Коран был возвращен в мечеть. На церемонии передачи собралось огромное количество правоверных. Была охрана, милицию подняли на ноги. Их повалили, смяли. Мы не могли пробиться к помосту на площади. У муфтия были охранники, крепкие ребята. Им пришлось изрядно поработать и плечами, и кулаками. Муфтий Талгат Таджуддин потом вспоминал, что правоверные прыгали из квартир на втором этаже, чтобы только дотронуться до Корана. Меня подняли на помост на плечах. Страшно! Думал, растопчут. В 1921 году еще Ленин мусульманам передавал этот Коран, потом его государство забрало. – Наверное, в мусульманских регионах возрождение религии происходило легче, чем в европейской части СССР? – Я помню, как открывали медресе в Баку. Когда я приехал в Азербайджан, Паша-заде – ныне здравствующий муфтий – попросил открыть медресе. В Баку не было духовного училища. Местные партийные власти не соглашались, стояли насмерть. Я пошел к членам республиканского Политбюро. Сидят, молчат. Мне стало обидно. Совет по делам религий дал согласие – а они сопротивляются! Я не выдержал и сказал, что мне стыдно, что я, русский, прошу у них, мусульман по происхождению, открыть медресе! Попросил их: не надо голосовать, кто «за», кто «против», просто промолчите. И на этом порешили. Никто не мог сказать «да», но и никто не сказал «нет». Этот прием я уже использовал ранее, когда в Смоленске совет постановил открыть кафедральный собор. Там тогда архиепископом был Кирилл (Гундяев). Его направили туда в конце 1984 года, когда сняли с поста ректора Ленинградской духовной академии. Он приехал в Смоленск, а там разруха, храмы в запустении. На месте его встречал местный представитель Совета, размещал, опекал. Без нашего сотрудника ни один иерарх не мог ничего сделать. Да, епархия была действительно бедная. Совет решил вопрос об открытии некоторых церквей, и жизнь потихоньку наладилась. Кирилл мне подарил икону Богоматери, в серебряном окладе. Она и сейчас у меня дома стоит. Как и складень, подаренный патриархом Пименом. – По какому случаю? – Наверное, на память. За то, что Совет помог предоставить ему правительственный автомобиль ЗИЛ. Сначала у него была «Волга», довольно приличная, и еще один какой-то кабриолет, иномарка потрепанная. На «Волгах» тогда ездили министры, а на ЗИЛах только партийные деятели, их на всю Москву было чуть более десятка. Патриарх был болен, еле ходил, сам был грузный. Как-то я заметил, что он с трудом садится в свою «Волгу». Она же узкая. Стало неловко. Задались целью поменять машину. Надо было с патриархом это согласовать. Как-то сидели в Елоховском храме, там у них под куполом есть помещение. Праздновали какой-то юбилей. Подошел к нему, рассказал о планах поменять ему машину. Он посмотрел на меня, промолчал. Осторожный был человек. Потом ко мне подходит его приближенный, передает икону – дар от патриарха. Спрашиваю: «Как патриарх на мое предложение отреагировал?» Он: «Очень хорошо!» Тогда попросили Совмин что-то дать, подержанную машину после министра или члена Политбюро. Я позвонил председателю Совета министров Николаю Рыжкову. Надо сказать, к просьбам Церкви он относился всегда благожелательно. И в этот раз он предложил подготовить письмо Совета по делам религий. Буквально через неделю он перезвонил и сообщил, что нашли ЗИЛ. Получите, говорит, у председателя КГБ. Он меняет машину, а свою отдает, только спецоборудование снимут. Передали. Проходит какое-то время. Заходит помощник патриарха, просит спуститься вниз: Пимен ждет в машине. Гляжу: сидит, дверца открыта. Шикарнейший ЗИЛ. Пимен говорит: «Константин Михайлович, прошу проехаться со мной в первый раз на новой машине!» Сел к нему, поехали в Переделкино в его резиденцию. Тут самое интересное началось. Милиция же не знает, кто в машине едет. Все знают эту машину как автомобиль председателя КГБ. Свет перекрывают, постовые честь отдают. Пимен страшно был доволен. – Приходилось ли вам сталкиваться со священниками-диссидентами, такими как Павел Адельгейм, Глеб Якунин, Лев Регельсон? – Приходилось. Тогда я с ними и познакомился. Как раз выпустили из заключения Якунина. Они тогда неплохо относились к перестройке. Мы с ними на улице встречались, они все боялись, что их прослушивают. Но Совет ими не занимался. Они как диссиденты по линии КГБ шли. Что интересно, ни один иерарх Церкви в то время не вспоминал, что они сидят в тюрьмах. – В перестройку была попытка ввести Церковь во власть. Митрополит Алексий (Ридигер) даже был избран на Съезд народных депутатов СССР. Зачем? – Да, это было при мне. Мы даже рекомендовали и его, и Пимена, и других. Нам тогда казалось, что нет ничего плохого в том, что церковники будут призывать с трибун к миру и состраданию. У нас ведь демократия. Возник вопрос: как быть с религиозными деятелями? Мы написали записку, дали кандидатуры. Потом они уже сами отказались от представительства в органах законодательной власти, но не из-за альтруизма, а потому что вместе со всеми надо было отвечать за решения власти. Думаю, что сейчас было бы полезным присутствие священнослужителей в депутатском корпусе. Тогда бы было понятно истинное отношение Церкви к тем или иным решениям власти. – Как бы вы оценили итоги перестройки спустя 30 лет? – Вопрос непростой. Может быть, это покажется фантазией, но я считаю, что реформы должны быть продолжены. Перемены сегодня требуются и в отношениях Церкви и государства, и в отношениях внутри Церкви между иерархами и священниками, верующими и клиром. Действительно, здесь большие проблемы. Посмотрите на положение священников. Многие сравнивают это положение с рабским. По-видимому, нужны изменения в уставе Церкви. Говорю это как верующий. Привести устав, наконец, в соответствие с уставом 1918 года, времен патриарха Тихона. Тогда, возможно, Церковь действительно будет братством единоверцев. В отношениях Церкви и государства необходимо отделить церковную власть от государственной. Как? Нужен независимый государственный орган, не подотчетный исполнительной власти, может быть, при парламенте. Возможно, тогда никто не будет вспоминать о коррупции в Церкви.  Горбачев был первым генсеком после Сталина, который принял в Кремле делегацию РПЦ. На фото справа – патриарх Пимен1 / 7 «» «» Все фотографии (7) http://www.ng.ru/ng_religii/2015-06-03/1_perestroika.html