Поиск по сайту
Результаты поиска по тегам 'религиозная философия'.
Найдено 3 результата
-
Иисус всегда был на стороне бедных и угнетенных Христианские политики должны об этом помнить Брэд Чилкотт (Brad Chilcott) Следование примеру Иисуса требует, чтобы мы любили людей с чувством связанной с жертвами солидарности, оно требует, чтобы мы разоблачали любую идеологию, утверждающую, что неравенство является естественным и установленным Богом. В той церкви, в которой я вырос, в рамках культурной традиции было принято считать, что христиане должны голосовать за либералов. Иисус не был сторонником партий, мы знали об этом, но по вопросам относительно «семейных ценностей» — сексуальность, брак, аборт, эвтаназия, наркотики — мы были довольно глубоко убеждены в том, что его ценности совпадают с нашими, как и ценности Либеральной партии, и поэтому победа консерваторов была победой «христианского» образа жизни (идеология Либеральной партии Австралии — консерватизм или либеральный консерватизм — прим. перев.). В расширительном смысле подсознательное — а иногда и открыто выраженное — представление состояло в том, что остальная часть консервативной политической платформы должна также получать благословение Бога. Защита окружающей среды, права беженцев, мультикультурализм, профсоюзы, социальное обеспечение, примирение с первыми народами Австралии (Australia's First Peoples) — все это, в лучшем случае, не имело особого значения для нашей веры, и чаще всего эти понятия подвергались насмешкам как свидетельство того, что австралийские христианские ценности были подорваны прогрессивными, социалистическими или гуманистическими повестками, направленными против Бога. И хотя Иисус не участвовал в партийной политике, Он, если судить по его окружению, был человеком пристрастным — он должен был быть на стороне свободного рынка и низких налогов, правительственной программы «Выбор работы» (Work Choices) и войны в Ираке. Иисус не обязательно был либералом, но он, конечно же, был связан с индивидуализмом, капитализмом, милитаризмом, западным колониализмом и гегемонией Соединенных Штатов. С годами мне становилось все труднее примирить подобные вещи с Новым заветом, провозгласившим себя «благой вестью для бедных». Как пастор и проповедник, сталкивающийся как с каждодневными действиями Иисуса в Евангельском повествовании, так и с реальной жизнью молождежи, людей, ищущих убежища и людей, живущих на обочине, я обнаружил, что умственная гимнастика, необходимая для поддержания подобного мировоззрения, является не только утомительной, но и бессмысленной. Мы превратили религию, основанную на следовании Его примеру, примеру бесконечно бескорыстному, в институт, который сделал себялюбие «благословенным» и который использует любую находящуюся в его распоряжении власть для поддержания своего культурного и политического господства. Сегодня, как и во времена Иисуса, политические и религиозные элиты организуют заговор для сохранения выгодного им структурного и экономического неравенства. Во время Пасхи, на мой взгляд, это внутреннее противоречие проявляется особенно сильно и неприятно. Американский теолог Джон Йодер (John Howard Yoder) так описывает смерть Иисуса: «политическое и юридически ожидаемое моральное столкновение с силами, управлявшими тем обществом, в котором он находился». Мы вспоминаем Его смерть и видим, что характер Его смерти, свидетельство Его жизни и, на самом деле, пророки Ветхого Завета, создавшие контекст для Его появления, — все это указывает на неоспоримую истину: Иисус был пристрастен, но не так, как меня заставили в это верить. Иисус был явно на стороне бедных, отверженных, презираемых, обездоленных и угнетенных. Он был на их стороне, когда это вредило его репутации, лишало его дохода и любой надежды продвинуться вверх в рядах религиозных или политических властей. Он был на их стороне, когда выгонял менял и торговцев из храма, и он был на стороне бедных, когда это стоило ему жизни. Было бы сложно сказать, что христиане должны поддерживать ту или иную партию и быть безусловно связанными с какой-то из них, независимо от того, как со временем меняются ее ценности и политика. Однако я, действительно, верю в то, что мы призваны быть на стороне тех, кого выбросила на обочину и сделала малоимущим система, созданная для того, чтобы ее преимуществами пользовали те, кто находится наверху. Если мы следуем за Иисусом, то мы должны быть с теми, что был отвержен, забыт, оскорблен и выключен в социальном и экономическом отношении — какими бы ни были наши личные затраты. Быть на стороне бедных и обездоленных — это не значит поддерживать прогрессивные ценности, правильные мнения и даже не значит голосовать правильным образом. Быть на стороне бедных — это значит принимать решение об оказании влияния на любую власть, привилегии и ресурсы, находящиеся в вашем распоряжении, для изменения не только непосредственных условий отдельного человека, но также — что более важно — экономической, социальной и культурной системы, увековечивающей неравенство, бедность, исключение и эксплуатацию. Законы имеют значение, национальный бюджет имеет значение, политика имеет значение, потому что они не только отражают то, что одобряет общество, но и предоставляют рамки, на которых основывается структурное или социальное неравенство. Концепция Иисуса состояла не в создании больницы у подножья отвесной скалы (войти в нее можно только после прослушивания проповеди). Его концепция представляла собой реальную возможность создания альтернативного общества, в котором эта отвесная скала была бы разрушена. Мы знаем, что корпоративная алчность, неолиберализм и просачивающаяся вниз экономика (trickle-down economics) не работают. Мы знаем, что ничем не ограниченный капитализм разрушает нашу планету и способствует быстрому росту неравенства. Мы знаем, что дискриминация — по признакам расы, пола, сексуальности или религии — заставляет людей страдать, делает места нашего проживания менее здоровыми, а наш мир — менее безопасным. Мы знаем, что экономика устроена в угоду богатым, и доходы людей наверху растут, тогда как заработная плата людей внизу сокращается. Мы знаем, чьи интересы защищают наши правящие лидеры, когда богатые освобождаются от уплаты налогов, и в результате сокращаются расходы на юридическое обслуживание общин, финансирование образования на основе существующих потребностей, а также другие формы социальной поддержки. И мы знаем, что Иисус постоянно находился на стороне бедных. Пасха с ее мощным образом распятого на кресте Иисуса — а прибит к кресту он был потому, что религиозные и политические лидеры добивались его смерти — заставляет нас посвящать наши жизни служению другим людям. Следовать за Иисусом — это значит любить людей не только с помощью слов, теологии или благотворительности. Любить Иисуса — это значит проявлять связанную с возможными жертвами солидарность и решимость разоблачать зло любой идеологии, которая пытается заставить нас поверить в то, что неравенство, насилие и эксплуатация являются благородными, естественными и установленными Богом. Дни Пасхи напоминают нам о том, что мы знаем, как это все закончится. Те люди, в пользу которых эта система была нечестным образом устроена, распнут на кресте тех, кто угрожает их власти. Но когда-нибудь мы все равно победим. Источник: http://inosmi.ru/social/20170415/239148922.html
-
- 1
-
- религиозная философия
- христианство
- (и ещё 2)
-
Три ступени В рубайяте Хайяма, как в разрозненных листках дневника, сохранились следы его напряженных духовных исканий. Недаром сам он упоминает о «семидесяти двух ученьях» — ветвях ислама: легко ли в таком множестве религиозных течений выбрать созвучное себе? Мало того: здесь же, рядом, и древний зороастризм, и иудаизм, и христианство… Обширное поле поиска. Вот косвенное свидетельство того, что эти проблемы какое-то время занимали Хайяма (? 227): «В чести невежество… Сменю религию… В исламе — стыдно мне». И стыдно явно не за себя, а за ислам, положения которого таковы, что неизбежно представляют человека грешником. Из первой строки этого четверостишия, пускай полушутливого, видно, что Хайям искал среди религиозных учений пищу не только сердцу, но и уму: он выбирал мировоззрение, с которым согласился бы как ученый. И, как увидим, среди известных в его время — не согласился ни с одним. Обратите внимание на рубаи ? 247 — свидетельство того, что подобный поиск Хайям (видимо, уже умудренный собственным опытом) считал необходимым для каждого. Стихи Хайяма, рассмотренные в совокупности, позволяют выделить три этапа в его поисках собственной позиции: 1) юная восторженность перед Творцом, порождавшая экстатические стихи; вскоре — прохождение суфийской школы и последующий разрыв с ее представлениями о цели человеческих устремлений; 2) после краткосрочного интереса к зороастризму — разочарование во всех известных Хайяму мировоззрениях, период «мировой скорби» в его стихах; 3) выработка и проповедование собственной мировоззренческой концепции. Любопытно, что, когда четверостишия Хайяма расставлены соответственно этим этапам, хорошо заметен такой же поэтапный рост его как поэта. Вначале — традиционные восхваления Аллаха, в которых, при всей взволнованности и искренности, а часто и вдохновенности автора, отчетливо видны следы старательного поэтического ученичества. Он овладевает формой стиха виртуозно, но ему, по сути, еще нечего сказать своего. Суфийские стихи уже раскрепощеннее по форме, в них иногда начинают встречаться по-хайямовски пронзительные образы. Об интересе к зороастризму свидетельствуют несколько четверостиший. Особенно любопытно одно из них, носящее откровенно дневниковый характер. Можно только удивляться, как искаженно было оно переведено В. Державиным: Шёл в кабак я, тепля в сердце веру чистую одну, Что зуннаром светлых магов там свой стан я затяну. Там я так вином упился, что служитель харабата Выбросил мои пожитки, после вымыл майхану. В оригинале нет ни «кабака», ни «майханы» (опять же питейного заведения), ни какого-либо упоминания про вино. Есть «харабат» («развалины»), но здесь это название молельного дома зороастрийцев, а не привычное в гедонистской поэзии иносказание для «кабака». И есть зуннар, в данном контексте это ритуальный пояс огнепоклонников, но автор-то уже опоясался им, что и является необходимой завязкой в сюжете этого четверостишия (см. ? 235). Религия эта замкнута, последователи Заратуштры избегают допускать в нее посторонних. Любопытствовать — да, но… Автор, который по наивности решил доказать свой интерес к магии огнепоклонников, опоясавшись их зуннаром, для служителя харабата стал попросту наглым самозванцем, чем и заслужил справедливые побои и изгнание из храма. Возможно, этим анекдотичным эпизодом и закончилось знакомство Хайяма с их религией. Скорей всего, роль опрометчиво надетого зуннара сыграли (не в стихах, а в жизни) самоуверенные суждения молодого ученого о магических тайнах. Но именно здесь, в «зороастрийских» стихах, поэзия Хайяма вдруг буквально взрывается радостью жизни, наполняется весенней музыкой, солнцем и щебетом птиц. Удивительно или нет, но факт: суфизм не вдохновил Хайяма ни на одно жизнерадостное стихотворение! И впоследствии Хайям неоднократно поминает зороастризм добрым словом, он как бы продолжает числить себя среди его последователей (например, см. ? 759). Однако чем ярче и радостней солнечный свет, тем гуще ночная тьма. Эти вспышки веселья контрастно оттеняют бездну остро ощутимого Хайямом незнания; вокруг соловьиной весны поэт видит лишь черную бездонную пропасть, в которую случайной искоркой летит весь наш праздничный мир. Но и этот мир, в свою очередь, — бездна: гонимые ураганом времени, на миг вспыхивают и исчезают пылинки-люди. Зачем? За что?.. Вопросы без ответа. И вот в стихах Хайяма начинает звучать «мировая скорбь», вселенский нигилизм. Стихи этого периода наиболее известны, для многих читателей как раз они-то и создают поэтическое лицо Хайяма. Не удивительно: они потрясают «бетховенскими» контрастами между вспышками юного веселья и юного трагизма (юность, как утверждали мудрые греки, — возраст от 20 до 40 лет). Заметим, это примета именно юного пера: говорить такое, что хоть сейчас — головой в омут, но при этом говорить так, что слушатели более приходят в восторг, чем сопереживают. Позже, в старости, у Хайяма возникает новый пласт трагических стихов, но там иные, сугубо личные мотивы и гораздо более мягкая, человечная поэтика, так что их легко различать. Гипнозу стихов «нигилистического» периода поддаются не только читатели. Исследователи, анализировавшие миросозерцание (увы, не мировоззрение) Хайяма, сосредоточивались именно на них, отсюда и шли их выводы, будто в целом Хайям — поэт пессимизма, бессмысленности жизни, и т.п.17. Это верно, однако, лишь для одного этапа его жизни. Причем не главного. Возможно, и не очень долгого. Этот этап — лишь преддверие взлета, лишь предисловие к стихам Хайяма, пока еще только вырастающего в поистине великого мыслителя и поэта. Теперь обратимся к четверостишиям, которые я отношу к третьему, вершинному этапу Хайяма. Их сотни. Здесь уже звучит полностью раскованная поэтическая речь; пронзительные хайямовские образы и приемы письма, презревшие все поэтические традиции, рассыпаны во множестве; сверкающие созвучия и внутренние рифмы возникают как бы сами собой, без усилий автора; при необходимости вдруг опять предстают головокружительные стихотворные конструкции, выполненные с прежним блеском, однако наполненные теперь словами, несущими глубокий неожиданный смысл. В совокупности эти стихи заставляют сделать вывод, что Хайям создал собственное этико-философское учение, уникальное и по большому счету революционное. Казалось бы: чего ради извлекать мировоззрение Хайяма из четверостиший, если известны его философские трактаты? Но вот что пишут В. А. Розенфельд и А. П. Юшкевич во вступительной статье к книге трактатов Хайяма в переводе на русский язык: «Проблем философии и религии Хайям касается во множестве четверостиший и в пяти специальных трактатах. Все это, казалось бы, дает более чем богатый материал для суждения о его мировоззрении. В действительности же вопрос о мировоззрении замечательного ученого и поэта далек от ясности. С давних пор Хайяма трактовали то как вольнодумного мыслителя, то как религиозную натуру, чуть ли не как мистика. Дело в том, что философские трактаты во многом расходятся с поэтическими высказываниями, да и в последних имеется разнобой. Мы полагаем, что нет оснований априорно больше доверять философским трактатам, чем четверостишиям».18. Вот и попробуем довериться четверостишиям. Конечно, это будет реставрация не философской системы Хайяма в чистом виде, а ее поэтической версии. В стихах высокие абстрактные понятия подменяются живыми образами, и хотя взаимоотношения таких персонажей соответствуют соотношениям философских понятий, хотя мировая пьеса та же, режиссура в поэтическом театре совершенно иная. Простой пример. Хайям как астроном наверняка разделял гелиоцентрическую концепцию Бируни. Однако в стихах его Земля по старинке покоится на Тельце и Рыбе. Так ближе читателю и поэтичней. Лишь однажды оказалось более поэтичным представить Землю планетой, подобной Венере-Зухре. Точно так же в стихах обретают зримые черты и человекоподобные свойства характера такие персонажи, как Аллах, рок, небеса, смерть… Поэтому подчинимся правилам поэтической игры и не будем гадать, как Хайям строго философски понимал, допустим, абсолютный детерминизм Бытия, который в стихах традиционно изображал через Калам, Скрижали и тому подобные сказочные атрибуты. Начало и продолжение здесь: http://greylib.align.ru/510/igor-golubev-tajnopis-omara-xajyama.html
-
- 1
-
- религиозная философия
- омар хайям
- (и ещё 3)
-
XXV Рождественские православно-философские чтения состоялись в НГПУ им. К. Минина 12 и 13 января в Нижегородском государственном университете имени Козьмы Минина прошла Всероссийская научно-практическая конференция XXV Рождественские православно-философские чтения на тему: «Образ России в русской религиозной мысли». На юбилейные 25-е чтения съехались ведущие учёные России и Нижнего Новгорода, а также представители нижегородской интеллигенции. Министр образования Нижегородской области С. В. Наумов: «Я считаю, что необходимо поднимать сложные, неоднозначные проблемы по вопросам религии в присутствии всех конфессий. Мы должны понимать друг друга, чтобы двигаться вперёд. Мы благодарны, что конференция находится на Нижегородской земле, в нашем педагогическом университете». Митрополит Нижегородский и Арзамасский Георгий провёл исторический экскурс, показав величие России от Рюриковичей до Романовых. Он отметил, что после большевистского переворота, советская власть несправедливо принижала достоинства российских царей и императоров и напрасно отказалась от слов Россия, русский. «Сейчас мы стоим на перепутье, задаёмся вопросами: кто мы такие и для чего живём? Теряется связь времён. Однако в педагогическом университете эта связь есть. Благодаря таким дискуссиям, общению мы можем донести её другим. Стоит помнить, что мы сами формируем будущее страны», — заключил он. Глава духовного управления мусульман Нижнего Новгорода и Нижегородской области Гаяз-Хазрат Закиров: «Православно-философские чтения стали доброй традицией. Главное для нас всех в это непростое время — целостность российского общества». В связи с юбилеем Рождественских чтений на пленарном заседании Митрополитом Нижегородским и Арзрамасским были награждены медалью «Святого Георгия» III степени ректор НГПУ им. К. Минина А. А. Федоров, советник президента НГПУ им. К. Минина Н. В. Якимец, а также архиерейскими грамотами профессора В. Т. Захарова, Л. В. Загрекова, В. А. Фортунатова и помощник президента А. О. Витюгова. На пленарном заседании прозвучали следующие доклады: см. здесь. По результатам работы конференции будет выпущен сборник трудов, индексируемый РИНЦ. На пленарном заседании 12 января 2016 года рассматривались фундаментальные проблемы истории русской философии, современной философской и религиозной мысли: социальный идеал в русской историософии (проф. Л. Е. Шапошников), правовой идеал России в русской религиозной философии (проф. И. Д. Осипов), проблема русской национальной идеи как альтернативы постмодернистской деконструкции национально-государственного начала (проф. О. В. Парилов). Ученые подчеркнули важнейшую роль истории философии в осознании проблем сегодняшнего дня, необходимость ее объективного анализа, свободного от политической и иной конъюнктуры, для определения возможных путей будущего России, формирования патриотизма и духовно-нравственного воспитания граждан. Кроме того, обсуждалась проблематика, выявленная в процессе анализа философского творчества выдающихся мыслителей: «Г. В. Флоровский и философское россиеведение» (проф. М. А. Маслин), «Образ России в творчестве К. Леонтьева» (проф. Н. А. Бенедиктов), «Образ России в творчестве архимандрита Гавриила (Воскресенского)" (проф. В. В. Ванчугов); «Россия в художественном постижении В. В. Розанова» (проф. В. Т. Захарова). Большой интерес аудитории вызвали доклады, связанные с прикладными проблемами философии, охватывающими педагогическую и социологическую сферы: проф. Е. П. Савруцкая представила результаты многолетних исследований ценностных ориентаций молодежи в динамике в аспекте отношения современной российской молодежи к российскому государству; доклад проф. В. В. Николиной был посвящен теоретико-методологическим основам родиноведческого подхода в образовании. Во всех вышеперечисленных выступлениях акцентировалась мысль о величии российской истории, значительности русской философской и религиозной мысли и необходимости формирования комплексной дисциплины, связанной с многоаспектным изучением такого «предмета», как Россия. Доклады проф. Е. П. Титкова и о. Сергия (Ларюшкина) были посвящены роли личности в истории: так, Е. П. Титков предстал доклад «Служение России как духовный подвиг патриарха Сергия (Страгородского)", в ответ на который развернулась живая дискуссия, а о. Сергий посвятил свое выступление жизнеописанию новомучеников — представителей Нижегородской духовной семинарии («Новомученики ХХ в. в духовном образе России»). Итог пленарного заседания подвел проф. Л. Е. Шапошников, констатируя большой интерес ученых к обозначенной проблематике (образ России в русской религиозной мысли) и акцентируя внимание на высоком уровне научных исследований, результаты которых были представлены в рамках чтений. Заседания секций состоялись 13 января 2016 года. На педагогической секции (рук. — д. пед. н. Е. Ю. Илалтдинова) обсуждались проблемы духовно-нравственного образования молодежи, формирования патриотизма у учащихся школ и православных гимназий, практические аспекты формирования дисциплины «Россиеведение», а также проблемы подготовки педагогов в современных условиях. В рамках филолого-культурологической секции (рук. — д. филол. н., проф. В. Т. Захарова) ставился широкий круг гуманитарных вопросов: образ России в творчестве различных авторов (анализировалось как философское, так и художественное творчество), роль православия в формировании ценностных установок российского социума, своеобразие российской цивилизации и мн. др. Обсуждение докладов на секционных заседаниях сопровождалось интересной научной дискуссией, участники форума выразили удовлетворение высоким научным и организационным уровнем XXV Рождественских православно-философских чтений.