Поиск по сайту

10 января 2018, 9:28 В завершение уходящего года, ознаменовавшегося столетием Октябрьской Социалистической революции, можно подвести итоги конкуренции идей, которые правят миром. Если под миром понимать всё человечество, то в качестве критерия успеха в конкуренции идеологий следует принять скорость социально-экономического развития, измеряемого показателями валового внутреннего продукта (ВВП) и индекса человеческого потенциала (ИЧП). Последние тридцать лет безусловным лидером по обоим показателям является КНР, а безусловным аутсайдером – Украина. Тридцать лет назад уровень жизни в последней был на порядок выше, чем в Китае, сегодня – втрое ниже. Россия все эти годы протопталась на месте, с трудом вернувшись к достигнутой в СССР средней продолжительности жизни существенно меньшего по численности и худшего по состоянию здоровья населения и объёму производства товаров с куда меньшей добавленной стоимостью. За это время другие страны продолжали развиваться, большинство нас догнали и перегнали. Россия опустилась ниже среднего уровня, оказавшись среди стран третьего мира. Второй мир стран социализма после распада СССР хоть и сократился географически, но с учётом социалистической ориентации не только Китая, но также Индии и стран Индокитая стал абсолютно и относительно больше как по человеческому потенциалу, так и по ВВП. Опережая по темпам социально-экономического развития страны первого мира в два-три раза, второй мир через десять лет будет доминировать на планете. Первый мир уже два десятилетия стагнирует, безуспешно борясь с нарастающими диспропорциями. Хотя он и поглотил пространство СССР, общий кризис капитализма, о котором любили писать советские политэкономы, не прекратился. Вывезенные из бывших социалистических стран 2-3 триллиона долларов и миллионы новых рабочих рук, нанятых западными корпорациями, лишь отсрочили обострение этого кризиса, который сегодня приобретает апокалиптические черты. Правы оказались те критики рыночных реформ, которые предупреждали, что переход от социализма к капитализму для России закончится на периферии, среди стран Латинской Америки и Африки. Но также правы оказались и авторы теории конвергенции, предлагавшие соединить хорошие элементы капиталистической и социалистической систем, отказавшись от плохих. Именно такой синтез осуществили китайские коммунисты, построив социалистическую рыночную экономику. П. Сорокин полстолетия назад назвал его интегральным строем, прогнозируя конец как советского социализма, так и американского капитализма. Интегральный строй сочетает централизованное планирование с рыночной конкуренцией, государственную собственность в инфраструктурных и базовых отраслях с частным предпринимательством в остальной экономике, социалистическую идеологию с возможностями личного обогащения. Поддерживая предпринимательскую деятельность, государство регулирует её таким образом, чтобы удерживать энергию частного бизнеса в русле общественных интересов. Оно интегрирует деятельность различных социальных групп и профессиональных сообществ таким образом, чтобы её результатом становился рост общественного благосостояния. Если в капиталистической системе главным критерием хозяйственной деятельности является прибыль, а в советской системе был рост производства, то в КНР таковым является повышение уровня жизни населения. Китайская система государственного регулирования нацелена на рост инвестиций в развитие производства потребительских благ. Решению этой задачи подчинена вся система регулирования экономики, включая государственную банковскую систему, обеспечивающую дешёвым долгосрочным кредитом реализацию планов субъектов хозяйственной деятельности по росту объёмов и повышению технического уровня производства. Эти планы вырабатываются путём постоянного диалога государственной власти, делового и научного сообщества, в котором устанавливаемые на политическом уровне стратегические цели реализуются в частных инициативах на основе сложной системы прямых и обратных связей, поощряющих созидательную деятельность и наказывающих за нанесение ущерба обществу. Три десятилетия КНР удерживает мировое лидерство по скорости социально-экономического развития. Достигается это эффективной системой управления, все институты которой работают в слаженном режиме благодаря поддерживаемой подавляющим большинством населения идеологии неуклонного роста общественного благосостояния. Всё, что ей противоречит, отсекается, невзирая на догмы тех или иных учений. Так, Дэн Сяопин отказался от догматики научного коммунизма, запрещавшей наёмный труд и накопление частного капитала. В результате подъёма частного предпринимательства среди сельского населения начался бурный рост сельскохозяйственного производства, страна решила продовольственную проблему, с которой не мог справиться мощный Советский Союз. В отличие от руководства последнего, Компартия Китая не повелась и на противоположные догмы либерально-демократической идеологии. Она стала строить рыночную экономику, не отказываясь от достижений социализма. В течение первого десятилетия формирования рыночных институтов частное предпринимательство развивалось на основе полной ответственности бизнесмена всем своим имуществом. Институты ограниченной ответственности, посредством которых у российского государства была отобрана большая часть имущества и выжато два триллиона долларов выведенного капитала, в КНР появились только после того, как сформировались моральные нормы ответственного поведения в деловой этике китайского бизнеса. Государство не раздавало бесплатно имущество, не разрешало финансовые спекуляции, контролировало трансграничные операции – предприниматели обогащались путём производства общественно-полезной продукции. В отличие от Российской Федерации, КНР не следует догмам Вашингтонского консенсуса. Не собирается отменять валютный контроль и ограничения на трансграничное перемещение капитала, не будет отказываться от государственного кредитования инвестиций, сохраняет в государственной собственности базовые отрасли и контроль над ценообразованием на базовые товары. Китайцы не дали западным консультантам себя развести на переходную экономику – они построили социалистическую рыночную экономику с китайской спецификой. Последним определением они подчеркнули разнообразие моделей социалистического строя, вновь продемонстрировав творческий подход к управлению социально-экономическим развитием. В этом же духе они выстраивают свои международные экономические связи. Провозглашенная Си Цзинпином стратегия «Один пояс – один путь» основывается на совместных инвестициях в перспективные направления торгово-экономического сотрудничества и ориентируется на взаимовыгодное сочетание конкурентных преимуществ. В отличие от вашингтонских финансовых институтов, навязывающих всем странам самоуничтожение государственных границ и ограничений, пекинские институты развития предлагают финансирование совместных инвестиций в общих интересах без политических условий. Отбросив догматизм, КПК КНР создала идеологию интегрального строя, сочетающую социалистическое целеполагание, свободу творческой самореализации личности в общественно-полезной созидательной деятельности и патриотизм. Переболев культурной революцией, она избавилась от радикализма, присущего основным идейным течениям прошлого века: коммунизму, либерализму и нацизму. Другим путём к интегральному строю идёт Индия, сочетающая социалистические идеи Ганди, ценности демократии и национальные интересы. На этом пути она, как и КНР, добилась ускорения социально-экономического развития, выйдя в позапрошлом году на первое место в мире по приросту ВВП. Страны Индокитая, идущие по пути социализма при сохранении своей культурной специфики, также демонстрируют высокие темпы экономического роста. И даже африканские страны, внедряющие отработанные в КНР институты управления, демонстрируют ускорение экономического развития. Примером может служить Эфиопия, выкарабкивающаяся из нищеты с двузначными темпами прироста ВВП. За последние три десятилетия история дала и обратные примеры замены социалистической идеологии на либертарианскую. Хорошо известен образ «Japan Incorpоrated», подчеркивающий солидарный характер японского социально-экономического устройства. Если бы не либерализация её экономической политики, сделанная под давлением США в 80-е годы, возможно, Япония сохранила бы высокие темпы экономического роста. То же можно сказать о южнокорейском экономическом чуде, остановленном аналогичной либерализацией экономики под давлением МВФ в 90-е годы. И, наконец, чудо социально-экономического развития СССР, большинство республик которого после его распада отказались от социалистической идеологии в пользу Вашингтонского консенсуса с катастрофическими для себя социально-экономическими последствиями. Следует вспомнить также послевоенное чудо восстановления и подъёма ФРГ, Франции, Австрии, а также успешное развитие скандинавских стран, которые руководствовались социалистической идеологией демократического типа. В науке, как известно, практика является критерием истины. Правильность теории должна подтверждаться экспериментом. За последние тридцать лет прошли экспериментальную проверку основные теории в обществознании. Крах потерпели две основные догматичные теории, претендовавшие на истину в последней инстанции: научный коммунизм и его антипод – либертарианство, включая его современную форму, Вашингтонский консенсус. Из этого вытекает ошибочность курса, которым следует наша страна в социально-экономической политике. Произведённая после распада СССР замена одной догматичной идеологии на другую привела нас в исторический тупик. Двадцатипятилетнее стояние в этом тупике породило болото, в трясине которого тонут все попытки нашего президента вывести страну из кризиса. Не может быть никакого оправдания экономической политике, которая погрузила самую богатую в мире страну в жалкое состояние третьего мира. Не обладая ресурсами нефти и газа, многократно уступая СССР по уровню научно-технического развития, сегодня Индия и Китай пятикратно превосходят Россию по ВВП и другим показателям развития научно-производственного потенциала. В этом году средняя зарплата в КНР стала выше, чем в России, где уровень производительности труда всё больше отстаёт от передовых стран. Опускаясь всё ниже в мировом табеле о рангах по уровню социально-экономического развития, Россия лидирует по показателям социально обусловленных болезней, самоубийств, абортов, а также по темпам роста личных состояний офшорных олигархов. В основе последних лежат не гениальные открытия новых технологий, поднимающих эффективность и объёмы производства, а присвоение элементов национального богатства: приватизация госимущества, природная или административная рента. Российское национальное богатство приватизировано узкой группой лиц, эксплуатирующих его в целях личной наживы. Продолжающийся на фоне четырёхлетнего падения реальных доходов населения рост долларовых миллиардеров является наглядным свидетельством целевых ориентиров сложившейся системы управления социально-экономическим развитием. Попытки главы государства развернуть её в сторону народных интересов вызывают лишь имитацию бурной деятельности должностных лиц, озабоченных личным благополучием. В отсутствие государственной идеологии её место занимает жажда наживы. Как мудро заметил замечательный петербургский учёный Данила Ланин, отсутствие идеологии означает идеологию либертарианства. Этой идеологией задаётся программа поведения властвующей элиты. Если главной ценностью являются деньги, а точнее – их количество, то деньги же становятся критерием успеха, в том числе государственных руководителей. Наглядным примером воплощения этой идеологии являются фантастические зарплаты глав госбанков и корпораций, которые они выписывают себе вне зависимости от объективных результатов деятельности. Если главной целью является личный доход, стоит ли удивляться огромным бонусам директоров убыточных кампаний? Справедливости ради следует сказать, что то же самое делают их коллеги из частного сектора. Имитация выполнения своих обязанностей, скрывающая злоупотребление служебными полномочиями в целях личного обогащения, является типичным поведением должностных лиц в существующей системе управления. Её базовым структурным элементом стала «команда» — устроенная по принципу круговой поруки, организованная для удержания власти в целях наживы преступная группа. На всех уровнях управления – от поселкового совета до федеральных министерств – видны соответствующие фракталы. Стоит ли удивляться высшим достижениям этой управленческой модели: убыточной приватизации самого большого в мире имущественного комплекса, закончившейся банкротством государства пирамиде ГКО, краху нашпигованного сотнями миллиардов рублей Центрального банка пузыря под названием «Открытие», вывозу триллиона долларов за рубеж. Попытки бороться с разложением системы управления путём наращивания численности контролирующих и правоохранительных органов лишь усугубляют ситуацию. Они тоже подчиняются власти денег. Поэтому образуют симбиоз с бизнес-командами во власти, преследуя незащищённых круговой порукой предпринимателей. В результате образуется порочный круг: в экономике доминируют коррупционные кланы, для борьбы с ними наращиваются контрольно-силовые структуры, которые подавляют свободных предпринимателей, загоняя их под крышу этих бизнес-команд или вынуждая оставить бизнес. Наверху этой властно-хозяйственной пирамиды стоят банкиры, присвоившие себе распоряжение государственными деньгами и заинтересованные в их дороговизне. Загнав ставку процента втрое выше рентабельности обрабатывающей промышленности, они стали хозяевами экономики, решая судьбу ставших неплатежеспособными предприятий. Процентная удавка вместе с налоговым прессом выжимает все доходы из реального сектора экономики, который деградирует вследствие сокращения инвестиций. Центр мира в либертарианской идеологии совпадает с местом концентрации денежного богатства. Поэтому обуреваемые жаждой наживы приверженцы этой идеологии стремятся в Нью-Йорк и Лондон, заблаговременно пряча свои доходы в англосаксонской юрисдикции. Проведённая по указанию президента кампания по деофшоризации привела к переселению многих крупных российских бизнесменов туда же. Деньги для них являются высшей ценностью, и они следуют за ними туда, где культ денег доведён до абсолюта. Не вызывает сомнений, что большинство тех, кто поставлен последними американскими санкциями перед судьбоносным выбором ареста счетов или измены Родине, выберет второе. Реализация формулируемых президентом России целей социально-экономического развития страны невозможна без введения ясной и понятной всем гражданам идеологии. В России эта идеология не может не быть социалистической. Во-первых, без идеологии не удастся привести систему управления социально-экономическим развитием в соответствие с насущными требованиями, которые выражает глава государства. Это всё равно что красному командиру командовать Белой армией. Путём репрессий и заградотрядов можно какое-то время заставлять инакомыслящих подчинённых выполнять приказы, но без работы не за страх, а на совесть современную интеллектуальную экономику поднять невозможно. Во-вторых, без критерия соответствия принимаемых решений интересам повышения общественного благосостояния система управления будет лишена стержня – ответственности чиновников и руководителей государственных корпораций за конкретные результаты своей работы. Она будет оставаться коррумпированной и недееспособной. В-третьих, доминирующей в общественном сознании ценностью является социальная справедливость. Если система управления ей не соответствует, народ не будет считать её легитимной. Он будет притворяться, что подчиняется, а чиновники – делать вид, что управляют. Эта система всеобщей имитации может создать видимость народного единства, но оно развалится при первых же испытаниях. Так столетие назад рухнула Российская империя, а четверть века назад – Советский Союз. В-четвёртых, социалистический выбор является прогрессивным, открывающим перспективу включения России в ядро нового мирохозяйственного уклада. Сохранять под покрывалом отсутствия официальной идеологии либертарианство – значит обрекать себя на периферийное положение и роль дойной коровы для американской олигархии. В-пятых, без идеологии, объединяющей общество и подчиняющей частные интересы, включая интересы властвующей элиты, общенародным, нам не выстоять в мировой гибридной войне, которую развернули в стремлении сохранить глобальную гегемонию власти США. Едва ли нам удалось бы победить в предыдущей мировой войне, если бы советский Госбанк работал под методическим руководством немецкого Рейхсбанка, Госплан подчинялся имперскому министерству оккупированных восточных территорий, Геббельс курировал издание советских газет, а Борман руководил партийным строительством. Разумеется, социалистическая идеология должна быть современной. Прежде всего – гуманной, исходящей из необходимости соблюдения прав и свобод человека. А также патриотичной, ставя во главу угла национальные интересы и выстраивая в соответствии с ними внешнюю политику. Она должна быть также ориентирована на опережающее социально-экономическое развитие на основе нового технологического уклада, то есть быть технократичной, прагматичной и прогрессивной. Вопрос практического воплощения этой идеологии выходит за рамки настоящей статьи. Ясно, что КПСС возродить невозможно, да и не нужно. Носителями идейных смыслов в нашем обществе являются наука и религия. Более десятилетия назад мы обосновали идею прогрессивного социально-консервативного синтеза и разработали программу социальной справедливости и экономического роста. Какой получится сплав традиционных и модернизационных ценностей, социализма, гуманизма и патриотизма – зависит от практической работы идеологов государственного строительства. Важно к этой работе как можно быстрее приступить. Без соответствующей народному мировоззрению идеологии наша система управления будет напоминать басню Крылова «Квартет». ИСТОЧНИКЗавтра https://izborsk-club.ru/14644

Перерождение капитализма: чудовищный космос, угрожающий уничтожением мира 21 апреля 1864 года родился Макс Вебер – немецкий социолог, экономист и философ, изучавший зарождение капитализма и тенденции его изменения Дмитрий Буянов, 21 апреля 2017, 14:40 — REGNUM В последнее время к традиционным причитаниям на тему «загнивания Запада» стали примешиваться новые обертоны, выражающие некую оторопь и удивление: капиталистические страны, всегда игравшие на поле «свободы», «прогресса», гуманистических ценностей и человеческих свобод, все больше и больше то ли куда-то «поворачивают», то ли заходят в своих действиях слишком далеко. Нарушаются принципы, казалось бы, ключевые для западной цивилизации. Исчезает пиетет перед законом, как международным, так и внутренним (оказывается, что «коррупция» процветает не только в России), разрушаются традиционные основы западного общества, вроде семьи и полноценной частной собственности (люди живут в кредит, владельцы предприятий так запрятаны в хитросплетениях акций и долей, что их не отыскать). Интересы и границы национальных государств нарушаются по праву сильного, появляются транснациональные структуры, не связывающие себя проблемами каких-то конкретных народов, стран, культур, «Родин» и прочего. Демократия сводится к власти даже не двух партий, а двух родов — и попытка разорвать «порочный круг» ограничивается остающейся у власти, вне зависимости от выборов, экономической, спецслужбистской и политической элитой. В принципе, даже массовые протесты не игнорируются только в случае, когда за ними стоят «элитарии» с могущественной машиной СМИ. На повестке дня стоит мировая война, для которой политикам уже даже не нужна видимость объективных оснований, права меньшинств (и далеко не только ЛГБТ), поддержка Западом бандеровцев и террористов (с которыми, вроде как, нужно бороться), политическая травля в спорте и искусстве… Однако даже если отвязать (следуя призыву некоторых либералов) капиталистическую систему от «политической конъюнктуры» и «вкусовщины» (все меняется, а новизна всегда воспринимается враждебно), мы столкнемся с еще более фундаментальными проблемами — связанными не с неким недавним «поворотом», а с логикой развития капитализма как такового. Вернее сказать: с проблематичностью наличия этого самого развития. Если на рынке выживает не новаторский и сложнейший шедевр гения, а «конвейерный» продукт, копирующий предшественника и потакающий простым массовым вкусам. Если под разговоры о «правах человека» судьбу его определяет узкая когорта элит, создающая системы тотальной слежки, контроля, подавления. И это — наряду с все возрастающей ролью в формировании человека СМИ, контроль над которыми также сосредоточен в небольшом уже «пуле» международных концернов. Если реальное производство подчиняется виртуальным ценным бумагам, а они — силе авианосцев той или иной страны… Мы не можем не задаться вопросом: если капитализм — как и всякий преходящий общественный уклад — это инструмент, то в чьих руках он находится? И каким целям служит? О чем думали люди прошедших столетий, когда поддерживали создание именно этой политической и экономической системы — и был ли вообще у них выбор? Может ли так оказаться, что первое (и определяющее) «превращение» капитализм пережил уже давно, чуть ли не в начале своего существования — и все разнообразие проблем, встающих перед нами, являются на деле неизбежными этапами этого большого «нового» пути? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться даже не к именитым критикам капиталистической системы — а к ее родоначальникам, основным теоретикам, желавшим капитализму всяческих благ — и потому всматривающимся в тенденции его развития. Одним из таких авторитетов является Макс Вебер — социолог, экономист и философ, воплотивший в себе все положительные черты сторонника капитализма: рационализм, научность, уважение к личности, внимание к регулированию рыночной системы за счет правильного выстраивания общественных и правовых институтов. Он особенно ценен тем, что стоял не у самых истоков — и мог на фактическом материале проследить, куда двигается капиталистическая система в реальности. Его описание реальных основ и «духа» капитализма — вот что особенно интересует нас сейчас. Цели и задачи Эрих Фромм, как и значительная часть западной интеллигенции ХХ века, удивлялся парадоксальности капитализма: будучи призванным разрушить порабощенность человека традиционным обществом, дать ему свободу выбора и предпринимательства, он, на деле, вызвал у него желание «бегства от свободы». Люди не стали хозяевами своих судеб, а попали в рабство к системе, к беспощадной рыночной Машине — обеспечивающей не общее благоденствие человечества, а собственный рост. В ответ, кто-то выбрал судьбу «конформиста» — человека, пытающегося приспособиться к мнению «большинства» и найти в нем относительную защиту, или видимость этой защиты. Кто-то — рванулся еще дальше назад, в новый традиционализм, под власть диктатора-царя и его фашистской партии в том или ином обличье, лишь бы не иметь дело с обезличенным рыночным Механизмом. Вебер находит тот же парадокс в самом моменте зарождения капиталистической системы. Он пишет, что первоначальной целью капитализма было отнюдь не потребление и благоденствие. Напротив, эти ценности характерны, скорее, для традиционного общества: аристократы проиграли конкуренцию буржуазии, поскольку пускали деньги не «в рост», а на развлечения и повышение уровня жизни — еду, интерьер усадьбы, всяческую роскошь. Также и крестьянин работал не для того, чтобы больше заработать — а чтобы прокормить себя и семью. Когда пища оказывалась обеспечена — работа заканчивалась и начинался досуг. Капиталисты же были одержимы идеей накопления — бесконечного увеличения капитала как самоцели, не предполагающей никаких следующих за этим действий. Не было никакого предела, после которого можно было бы «расслабиться», — и использовать добытое богатство как инструмент для достижения истинной цели. Это было бы сумасшествием, или очень плохим расчетом, если бы не одно обстоятельство. Вебер отмечает, что развитием капитализма в этом, характерном именно для Запада, смысле занимались вполне конкретные группы людей. В общем, их можно назвать «протестантами», но социолог уточняет: создателями капиталистической системы — и по «духу», и по факту, — были кальвинисты и близкие им протестантские секты. Сейчас модно говорить, что одной из капиталистических ценностей является «свобода» — личности, предпринимательства. Однако протестантизм как основа капитализма был связан с жестким религиозным регламентированием жизни, пришедшим на смену уже незримому, мало ощутимому, почти формальному господству католической церкви. То есть с сознательной несвободой. И в сектах, где эта преданность высшей цели была самой высокой и аскетичной — у квакеров или меннонитов — развитие капиталистического элемента шло особенно сильно. Более того, зачастую оно входило в противоречие с самим «прогрессом» (еще одной «классической» ценностью западного общества): лютеранство, как и протестантские секты, были враждебны многим сторонам и достижениям современной им жизни. Однако именно они положили начало идее, что безграничное умножение капитала — и есть высшая ценность, если не самоцель. Идея Мартина Лютера была проста: наличная жизнь — хоть крестьянина, хоть ремесленника, хоть помещика — является таковой по воле Бога. Поэтому нужно не отказываться от нее, уходя в аскетизм — а максимально реализовывать свое «профессиональное призвание». Если башмачник будет делать башмаки, а танцор — танцевать, то это будет большим следованием провидению, чем если те же башмачник и танцор бросят данное им Творцом дело и уйдут в монастырь. С течением времени это отождествление принятия своего профессионального и социального положения с повиновением божественной воле у Лютера только росло. У протестантских мистиков — предтеч сект — оно соединялось с требованием соблюдения аскетизма без отказа от жизни «в миру». Однако логическое завершение эта концепция получила у Жана Кальвина и в примыкающих к нему сектантских течениях — пиетизме, методизме, анабаптистском сектантстве. Общей для них была вера в то, что «грехопадение лишило человека способности направлять свою волю на какие-либо духовные блага или на что-либо, ведущее к блаженству», то есть, что человечество не способно сознательно стремиться к добру и улучшаться, «восходить». Только Бог, своим решением и усилием, может вывести человека из греха. «Для проявления своего величия», он изначально выбрал часть людей, которых предопределил к спасению, к вечной жизни в раю. Другим же Бог присудил вечную смерть, адские муки за их неискупленные грехи. Помимо очевидной идеи «избранности», зависящей не от действий человека в этом мире, а решенной еще до его рождения, — в этой системе есть еще один важнейший момент: «Не Бог существует для людей, а люди для Бога; все деяния человека (для Кальвина также является непреложной истиной, что для вечного блаженства предназначены лишь немногие) имеют смысл только как средство самоутверждения божественного величия. Прилагать масштабы земной «справедливости» к суверенным решениям Всевышнего бессмысленно, и к тому же оскорбляет Его величие. Ибо Он, и только Он один, свободен, то есть неподвластен закону, и решения Его лишь постольку могут быть поняты и даже просто известны нам, поскольку Он сочтет за благо сообщить их нам. Нам даны лишь эти фрагменты вечной истины, все остальное, и в частности смысл нашей индивидуальной судьбы, покрыто таинственным мраком, проникнуть в который нам не дозволено. Если бы отвергнутые Богом стали жаловаться на незаслуженную ими кару, они уподобились бы животным, недовольным тем, что они не родились людьми». Иначе говоря, расхожее обвинение капитализма в том, что в нем основной целью является не развитие человека, а беспредельный рост самой экономической системы — корнями уходит в это положение кальвинизма. Никто и не думает о свободе и благе людей: они являются лишь инструментом в руках прославления Бога. Ради своего развития, Система будет порабощать человека, ограничивать его, ставить в жесткие рамки, регламентировать — не потому, что это надо для развития личности или общества, а потому, что из человечества нужно выжать максимум усилий, предел эффективности, во благо Машины (или Бога). Но почему же протестант, в условиях, когда его действия никак не влияют на решение Бога о спасении, будет вообще работать, следовать провидению — а не займется кутежом и попыткой сорвать больше радостей земной жизни? Дело в том, что ситуация, когда душу нельзя спасти с помощью церкви и таинств, да и вообще каких-либо действий — раскрывает между человечеством и Богом непреодолимую пропасть. Люди не могут «достучаться» до Творца, он их не слышит — и верующий индивид внутренне погружается в непереносимое одиночество. Оно лишь усиливается учением о принципиальной оторванности Бога от нашего мира (его абсолютной «трансцендентности») и ничтожности Творения. Низкая оценка реального мира обеспечивает презрение к нему (то есть аскетизм), невозможность соединиться с Творцом — пессимистичный индивидуализм и беззащитность перед смертью, свойственные западной культуре. Обычным для этого протестантизма является наставление не полагаться на помощь людей, дружбу — естественно, что и речи не могло быть о важной для остального христианства исповеди. Всё это — индивидуализм, одиночество, страх смерти, презрение к реальному миру и его радостям, непредсказуемость спасения — создает в душе человека сильное напряжение. Единственным, что могло хоть как-то, хоть косвенно установить связь человека с Богом — это иступленное занятие предначертанной ему провидением деятельностью. Устойчивость веры, экономический и иной успех на профессиональном поприще — были признаками, по которым люди могли судить о своей «избранности» или, наоборот, обреченности на вечные муки. Порою протестантами прямо заявлялось: недостаточная уверенность в своем спасении — есть свидетельство неизбранности. Поэтому каждый должен жить так, будто он выбран Богом для искупления греха и благоденствия: исполняя его волю, славя его работой, видя в успешном ее продвижении знак, что все идет в правильном направлении. На труд «во славу Господа» протестанты возлагали и реализацию «любви к ближнему»: служить и помогать незначительной твари (конкретному человеку) — глупо. А вот прославление Творца непрерывной работой — лучшее, что может сделать верующий на благо всего рода человеческого. Короче говоря, все это накопление, умножение капитала, развитие капиталистической системы — было для протестантов не самоцелью, а единственным инструментом служения Богу и налаживания некоего подобия контакта с ним, преодоления мучительного одиночества и неопределенности посмертной судьбы. Превращение Итак, мы видим, что Машина капитализма выстраивалась не для развития человека, а для максимально эффективного принесения его усилий и труда в жертву специфически понимаемому, оторванному от мира Богу. Отсюда — феномен «отчуждения», важный для Маркса и ХХ века: человек работает не на собственное благо, а на благо оторванной и даже противостоящей ему, «жиреющей» за его счет Системы. Здесь же — и странный западный «рационализм», который постоянно подчеркивает Вебер. Капитализм связан с наукой, строгим расчетом, эффективностью — но не с точки зрения человека и его интересов, а с позиции того, как можно выжать из человека максимум результата. Это коммунисты говорят о «разумности» — им необходимо подчинить Систему потребностям развития человека, которые не сводятся к цифрам, а включают творчество, культуру, чувства. Протестанту же достаточно именно сухого, математического, «рационального» расчета роста капитала. Рядом — характерный для Запада диктат закона, общественных институтов: как протестантизм склонен подчинять жизнь индивида формальным правилам, так это делает и право. Западное общество не рассчитывает на сознательность людей, их понимание «целесообразности» ‑ и предпочитает формализованные системы, с минимумом свободы для интерпретаций. Оно загоняет греховных, неспособных стремиться к добру людей в жесткие формы, не оставляющие им никакого выбора. Так котел создают не из расчета на «сознательность» и добрые намерения пара, а из необходимости использовать его неотменяемые (в случае человека — злые) свойства во благо. В принципе, Вебер приходит к выводу, что протестантизмом была создана жуткая капиталистическая машина, которая просто по инерции перемалывает все новые и новые поколения людей (и здесь, как у Джека Лондона в «Железной пяте», нет различия между рабочими и капиталистами) — не важно, понимают ли они ее изначальное назначение, или нет: «Еще менее мы склонны, конечно, утверждать, что субъективное усвоение этих этических положений отдельными носителями капиталистического хозяйства, будь то предприниматель или рабочий современного предприятия, является сегодня необходимым условием дальнейшего существования капитализма. Современный капиталистический хозяйственный строй — это чудовищный космос, в который каждый отдельный человек ввергнут с момента своего рождения и границы которого остаются, во всяком случае для него как отдельного индивида, раз навсегда данными и неизменными. Индивид в той мере, в какой он входит в сложное переплетение рыночных отношений, вынужден подчиняться нормам капиталистического хозяйственного поведения: фабрикант, в течение долгого времени нарушающий эти нормы, экономически устраняется столь же неизбежно, как и рабочий, которого просто выбрасывают на улицу, если он не сумел или не захотел приспособиться к ним». Однако в том, понимает человек значение своей деятельности или нет, есть существенная разница. Протестантизм не только придавал накоплению капитала конкретный смысл, но и удерживал общество в этических рамках: трудиться надо было добросовестно, жить аскетично, производство — развивать, а прибегать к нечестным методам конкурентной борьбы, прямому вредительству — запрещалось. Это позволяло направлять бесчеловечную капиталистическую систему в сторону хоть какого-то общественного блага, реализовывать через нее пресловутую «любовь к ближнему». Так же и все нерелигиозные классики капитализма свои экономические теории дополняли этическим учением. Поэтому Адам Смит перед «исследованием о природе и причинах богатства народов» писал «теорию нравственных чувств». Он осознавал, что инструмент капитализма может быть повернут во зло, если у людей будут сняты все моральные ограничения. Однако первоначальный религиозный запал естественным образом остывал и в западном обществе в целом, и в протестантских сектах. Вместе с ним, отпадала и высшая цель (Бог), и система этических ограничений. Человечество оставалось один на один с формой, лишенной содержания. Накопление богатств, служившее инструментом для связи с Господом, становилось самоцелью. В психологии это называется «сдвиг мотива на цель»: человек сначала пьет, чтобы свободнее общаться с друзьями, а затем пьет, чтобы пить — и становится алкоголиком. И алкоголизм убивает и друзей, и семью, и работу — в общем, ломает всю жизнь. Вебер цитирует Бенджамина Франклина, сохраняющего какое-то представление о религиозных целях капитализма, но уже допускающего замену истинных добродетелей (честности, скромности, аскетизма) на их видимость, достигающую в обществе тех же целей. Пройдет время, и эти ограничения отбросят, как помеху на пути обогащения: окажется, что уничтожать конкурента — легче, чем развиваться самому; что воровать — эффективнее, чем производить. Что деньги лучше делать на войнах, чем на мире. Отсюда и берется известная формула английского публициста Томаса Даннинга, повторенная Марксом: «Обеспечьте 10% [прибыли], и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживлённым, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому. Доказательство: контрабанда и торговля рабами». Стоит ли удивляться, что в современном мире экономические и властные интересы уже настолько оторваны от всяких норм, этики, гуманизма, целей развития человечества? Если, чтобы удержать власть (и прибыль), капиталисту нужно объявить войну прогрессу — то он создаст фашистскую партию и станет ратовать за «новое средневековье», разделение человечества и сокращение населения. Буквально это происходило с конца XIX века (то есть уже во время Вебера) и весь ХХ век, оно же продолжается и сейчас. Вебер утверждает, что капиталистическая система с самого начала не была направлена на развитие человека, свободы, личности. Не предполагалось даже, что ее функционирование будет подконтрольно человечеству (как неподконтролен ему Бог). Вскоре в ней не осталось даже религиозного стержня — элемента, который и так не особенно соотносил ее с нуждами человека. Этике в ней теперь вообще не на что опираться — что мы и имеем счастье наблюдать. Остается вопрос: что с этим делать? Понятно, что все увещевания и призывы к «патриотизму» и «человеколюбию» — не выдержат столкновения с требованиями реальных интересов капиталиста. Практика ХХ века показала, что Запад думал о «государстве благосостояния» только потому, что ему нужно было как-то считаться с существованием СССР — при всех своих объективных минусах и недостатках, системы, дававшей простому человеку гораздо больше, чем капитализм. В локальном масштабе та же история разыгрывалась со всеми социальными достижениями человечества: восьмичасовой рабочий день, вменяемый уровень зарплат, социальные блага — все это было добыто долгой борьбой пролетариата и вообще «низов» капиталистического общества, а не «эволюционным» (сейчас любят этот термин противопоставлять революции) развитием западной системы. И никто не может гарантировать, что капитализм не будет постепенно отвоевывать эти «блага» назад — по крайней мере, фашизм был явной попыткой сделать именно это. Необходимо понять, что является целью экономической и политической системы — развитие человека или что-то другое? Ответив на этот вопрос, нужно установить, в чьих руках система должна находиться — всего народа или какой-то обособленной, элитарной группы, защищающей свои узкие интересы (есть же концепция развития не всех, а «избранных»)? Уже во времена Вебера многие философы и экономисты предупреждали, что капиталистическая система выйдет из-под контроля и будет становиться все более разрушительной. Похоже, мы являемся «счастливыми» свидетелями (и участниками) этого сбывающегося прогноза. Однако прогресс не стоит на месте — почему, с современными возможностями вычислительной техники, образования, производства, человечество не может взять отбившуюся от рук Систему под свой разумный контроль? Если сделать это возможно — то, значит, и нужно. Потому что перед лицом новых войн и попадающих в руки элиты технологий воздействия на общество это становится вопросом уже не просто передела власти и интересов бизнеса, а выживания самого человечества. Источник: https://regnum.ru/news/polit/2266277.html

Духовные ценности в "объятиях" капитала (04.05.2016) ОБСУДИТЬ 48 http://www.rline.tv/attach/upload/iblock/175/dukhovnye_tsennosti_v_obyatiyakh_kapitalaw854h480.mp4 21 76 0 19 2 Капитал стремится превратить в прибыль всё, к чему прикасается. Духовные ценности, культура, добрые человеческие отношения – не исключение. Капитал попросту душит их в своих «объятиях». Везде – в том числе и в России… В студии «Точки зрения» о ценностях российского общества в условиях капитализма говорят профессор Российского университета Дружбы народов Юрий ПОЧТА, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова Елена ВЕДУТА, профессор Московского финансово-юридического университетаЛюдмила БУЛАВКА и член Зиновьевского клуба Павел РОДЬКИН. Ведущий – Дмитрий АГРАНОВСКИЙ. Источник: http://www.rline.tv/programs/tochka-zreniya/video-100708/