Jump to content
Социология религии. Социолого-религиоведческий портал

Search the Community

Showing results for tags 'этика'.

  • Search By Tags

    Type tags separated by commas.
  • Search By Author

Content Type


Forums

  • Преподавание социологии религии
    • Лекции С.Д. Лебедева
    • Видеолекции
    • Студенческий словарь
    • Учебная и методическая литература
  • Вопросы религиозной жизни
    • Религия в искусстве
    • Религия и числа
  • Научные мероприятия
    • Социология религии в обществе Позднего Модерна
    • Научно-практический семинар ИК "Социология религии" РОС в МГИМО
    • Международные конференции
    • Всероссийские конференции
    • Другие конференции
    • Иные мероприятия
  • Библиотека социолога религии
    • Research result. Sociology and Management
    • Классика российской социологии религии
    • Архив форума "Классика российской социологии религии"
    • Классика зарубежной социологии религии
    • Архив форума "Классика зарубежной социологии религии"
    • Творчество современных российских исследователей
    • Архив форума "Творчество современных российских исследователей"
    • Творчество современных зарубежных исследователей
    • Словарь по социологии религии
    • Наши препринты
    • Программы исследований
    • Российская социолого-религиоведческая публицистика
    • Зарубежная социолого-религиоведческая публицистика
    • SOCIOLOGY OF RELIGION IN LATE MODERN SOCIETY
  • Юлия Синелина
    • Синелина Юлия Юрьевна
    • Фотоматериалы
    • Основные труды
  • Клуб молодых социологов-религиоведов's Лицо нашего круга
  • Клуб молодых социологов-религиоведов's Дискуссии

Find results in...

Find results that contain...


Date Created

  • Start

    End


Last Updated

  • Start

    End


Filter by number of...

Joined

  • Start

    End


Group


AIM


MSN


Сайт


ICQ


Yahoo


Jabber


Skype


Город


Интересы


Your Fullname

Found 7 results

  1. Дата публикации: 02.03.2016. Говорят, недавно состоялось совещание главных редакторов обществоведческих журналов по вопросам этики научных публикаций. Надеюсь, что выводы этого обсуждения будут доступны нашему профессиональному сообществу, потому что это – очень важная проблема. Ничуть не претендуя на всеохватность, хотел бы кратко изложить некоторые свои мысли по этому поводу. Первое, прежде чем говорить об этике написания научных статей, вероятно надо бы понять, каковы сегодня этические требования к социологу вообще. Периодически рецензируя статьи и книги российских социологов, предназначенные для публикации в России и за рубежом, прихожу к печальному выводу. Очень много работ, отражающих профессиональную неграмотность российских авторов. Профпригодность – основа нашей этики. Второе, это – не их вина, а результат общего состояния нашей науки и профессиональной подготовки молодых ученых. Несколько лет назад я, по поручению В.А. Ядова, вел семинар группы «продвинутых» студентов. Сегодня, спустя шесть лет могу констатировать: никто из них не стал ни ученым, ни преподавателем. Мои более удачливые коллеги говорят, что даже таких «продвинутых» потом нужно учить еще 5-6 лет. Значит, что-то не так в этических основах нашего цеха воспроизводства молодых специалистов. Третье, одна из очевидных причин этого отставания – сам принцип организации учебного процесса. Мы продолжаем учить «по предметам», а жизнь перед нами все время ставит проблемы. Но любая, даже мелкая бытовая проблема – всегда многосторонняя и, следовательно, междисциплинарная. Четвертое, временной разрыв между обучением и жизнью все время увеличивается, потому что в эпоху глобализации и информатизации скорость перемен все время увеличивается. Мир постепенно переходит к «третичным» формам обучения: краткосрочным курсам, летним школам, дистанционному обучению без отрыва от производства и т.д. Сама жизнь нас призывает: сочетайте процесс обучения с социальным действием, с обучением практикой (метод, именуемый нашими западными коллегами learning by doing). Пятое, великие русские ученые, естествоиспытатели и гуманитарии, всегда были не только исследователями, но и гражданами своей страны. Д.И. Менделеев, В.И. Вернадский, С.И. Вавилов и многие другие естествоиспытатели не только старались формулировать политические требования, но и сами становились политическими деятелями. Как, например, тот же Вернадский, который долгое время был земским гласным (уверен, что мало, кто из студентов-социологов знает, смысл этого термина). Шестое, наши Нобелевские лауреаты, П. Капица, Л. Ландау, А. Прохоров, говорили, что эксперимент важнее теории. Эту максиму не надо понимать буквально. Применительно к нашим дисциплинам она предполагает сочетание двух ролей: дистанционного исследования и включенного наблюдателя, то есть непосредственного свидетеля текущих событий. Да, вторая роль сложнее и подчас опаснее, но она необходима. Седьмое, мир изменяется все быстрее, причем самым непредсказуемым образом. Сейчас, в кризис, экономисты строят сценарии развития страны при возможных поворотах истории. А социальная прогностика, развивавшаяся в советские времена, исчезла как самостоятельная социологическая дисциплина. Мне возразят: уже проведенное исследование есть основание для прогноза. Но коль скоро Россия включена в глобальную систему, она должна учитывать ее возможные тренды и бифуркации. Теперь три замечания по поводу этики научных публикаций. Наша обязанность продвигать результаты наших исследований в международные гуманитарные издания. Профессионалы всего мира все еще очень плохо осведомлены о социально-политических процессах в России. Без знания английского туда путь закрыт. Пора, наконец, перестать копировать западные концепции и методики. Метод и теория всегда отражают реальность. Примеров достаточно: К. Маркс, М. Вебер, З. Бауман, М. Кастельс и все другие. Наконец, вас всегда опубликуют в международном он-лайн журнале, если вы продемонстрируете свою осведомленность о работах ваших предшественников и современников. Об авторе: ЯНИЦКИЙ Олег Николаевич, доктор философских наук, профессор, Руководитель сектора социально-экологических исследований http://www.isras.ru/blog_yan_91.html
  2. О нашем гражданском долге и моральной обязанности Дорогие коллеги-социологи! Грядет памятная дата: 75-летие победы над фашизмом и День Победы. Я уверен, что почти в каждой семье нашего социологического сообщества были те, кто добывал эту победу в тяжелом ратном труде, и многие из них не вернулись домой. Этой осенью у нас «богатый урожай» на встречи и конференции по самым разным вопросам. Я рад тому, что мы не «окуклились» в своих темах и проектах, а спорим и обсуждаем волнующие нас вопросы. Но не пора ли нам, Российскому сообществу социологов, собрать еще одну конференцию, вполне возможно виртуальную, посвященную этой памятной дате. Здесь важна не форма, а что мы сможем сказать друг другу, и на каком социально-историческом материале будут основаны наши мысли и предложения. Тем более что за прошедшие три четверти века накопилась огромная и самая разная литература о Великой Отечественной Войне 1941-45 гг., со всеми ее провалами и успехами. Проблемой истории той войны обычно занимаются историки, и их вклад неоценим. Но еще для многих семей та война еще не закончилась, поскольку идет работа множества поисковых групп и отрядов на огромной территории, некогда временно оккупированной немецко-фашистскими захватчиками, где шли тяжелые большие и малые сражения. Почти каждый день поисковики возвращают семьям погибших даты и условия гибели воинов Советской армии. Мы как-то сторонимся проблемы захоронения останков погибших, предпочитая писать о проблемах современных кладбищ. Но кладбища – это для мирных граждан, а я говорю о множестве мемориальных комплексов, созданных в самых разных городах и селах страны. Лет 15-20 назад в журнале «Социологические исследования» и других профильных социологических изданиях периодически публиковались материалы о героях и солдатах Великой Отечественной Войны, основанные на архивных изысканиях отдельных авторов и работах поисковых групп. Сегодня мы озабочены актуальными проблемами очередной (цифровой) перестройки, это необходимо, но забывать о тех, кто вынес на своих плечах тяжесть той войны, нам никак нельзя, пока не найден и не похоронен последний солдат. Высшее руководство РФ готовится достойно отметить эту историческую дату. Но мы, социологи, не только тоже должны как-то отметить эту дату, но, наконец, понять, что мир качественно изменился, нет больше различия между войной и миром, между фронтом и тылом, что строители этого нового мира одновременно и развиваются, и воюют! Это – гибридные войны, структуру и динамику которых отдельные социологи только начинают постигать. Отмечать симпозиумами и конференциями заслуги наших коллег по социологическому цеху, уже ушедших в иной мир, наш гражданский долг и моральная обязанность. Но одновременно мы должны думать и анализировать, куда идет этот «новый бравый мир», и совместно со специалистами других областей знания и социальной практики создавать сценарии и модели его будущего развития. Историки анализируют прошлое, а мы, социологи, должны смотреть вперед, в будущее. Представляется, что история социологии имеет две стороны: собственно историю развития современной социологии и изучение социальных, психологических и иных последствий той войны. Поэтому, с моей точки зрения, перед нами, социологами, одновременно стоят две задачи: создать (почти с нуля) новую дисциплину под условным названием «социология современной и будущей войны». У социологов уже есть серьезные наработки в области социальной диагностики произошедшего исторического поворота от социализма к капитализму. Теперь перед нами стоит другая задача: выяснить, каким будет наше общество в условиях глобализации и гибридизации разнокачественных структур и процессов. То есть необходимо развивать социальную прогностику. Наконец, одновременно с возрождением социальной прогностики перед социологами стоит другая, не менее актуальная задача: всемерно содействовать и развивать те гражданские инициативы, которые имеют своей целью помощь семьям военнослужащих, которые погибли или пострадали в последующих «малых», но не менее жестоких и продолжительных войнах. Как показывает практика, сама структура социальных служб такова, что они не способны справляться с этой задачей в условиях огромной территории РФ и множества проектов, которые одновременно реализуются в самых разных ее регионах. Развитие гуманного гражданского общества – еще одна, не менее актуальная задача, чем переход всего общества «на цифру», тем более что этот переход будет нелегким для лиц среднего и старшего возраста. Более того, задача помочь им справиться с этим технологическим вызовом становится крайне актуальной именно в результате нарастающей цифровизации повседневной жизни. Прав был Даниил Гранин: «знаний в обществе хватает, не хватает доброты». 21.11.2019 https://www.isras.ru/blog_yan_149.html?&printmode
  3. 26.03.2019 Ж. Тощенко, член-корреспондент РАН Наперстничество на поле нравственности Сами по себе этические (нравственные) отношения не существуют. Они непосредственно вплетены во все многообразие проявлений государственной политики, в деятельность экономических организаций и общественных учреждений, являются аспектом любых форм и видов коммуникации. И главное - они не существует без тех, кто олицетворяет их сущность и содержание в процессе их возникновения и функционирования. Поэтому, на мой взгляд, уместно специально рассмотреть те типы личностей, которые прямо или косвенно участвуют или претендуют на участие в государственной и общественной жизни и соответственно демонстрируют свою деятельность в публичном и частном пространстве. Но соблюдают ли они нравственные начала, руководствуются ли тем, о чем говорил великий философ И. Кант: «Две вещи поражают мое воображение: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас». Так соблюдают ли этот нравственный закон те, от которых зависит настоящее и будущее современной России? Моя глубокая убежденность, что наряду с профессиональной компетентностью и организационными способностями важнейшей стороной деятельности людей, причастных к принятию ответственных управленческих решений, является этический компонент. Однако реальностью является тот факт, что об этой стороне их деятельности не принято говорить ни в публичном, ни в приватном плане. Преобладает в основном экономический, реже политический и/или правовой аспект, когда о нравственной стороне дела вроде бы не стоит или даже неуместно говорить. Поэтому, когда характеризуются всяческие этические деформации, обычно ограничиваются описанием отдельных случаев, делают акцент на результаты нарушения экономических и финансовых законов, на несоблюдение политических предписаний, оставляя в стороне анализ поступков тех, КТО вовлечен в антинравственные действия, отношения, коммуникации. Поэтому можно попытаться дать научно-обоснованную картину того - а что представляют собой эти деятели с точки зрения морали, этики, когда они игнорируют или интерпретируют требования и правила морали в своекорыстных интересах на глазах общества и окружающего мира. Причем сравнение их действий и поступков позволяет мне назвать их наперстничниками, так как нравственными ценностями они манипулируют как шариками в этой игре, заранее рассчитанной на обман тех, кого они вовлекают в свои действия. Если попытаться выявить общие характеристики для всего многообразия этого типа деятелей, то их можно свести к следующему. Они олицетворяют специфические, порой аномальные, экстравагантные формы общественной (публичной) активности, оказывающих серьезное влияние на политические, экономические и социальные процессы. Во–первых, анализ поведения данных типов личности показывает, что многим из них присуще неуемное, неограниченное и даже патологическое стремление к обладанию властью. Власть для этих людей становится самоцелью, ради которых эти люди готовы сменить идеологические позиции, шагать через трупы, друзей превращать во врагов и наоборот. Этой категории людей присуща беспринципность, готовность пойти на всевозможные ухищрения ради обладания властью. Среди них немало тех, кто жаждет власти, но был ее лишен по тем или иным объективным обстоятельствам и субъективным причинам. И поэтому приход их к власти знаменует своеобразный реванш, как показатель достижения вожделенной цели. Эта общность людей нередко жаждет мести над теми, кто, по их взглядам, препятствовал им занять «властные» позиции. Нередко среди этой категории людей были и такие, которые в условиях советской власти были допущены к участию в руководстве политическими и общественными процессами, но считали себя обделенными, не достигших более желаемых высоких постов и более престижного социального положения, чем то, которое они занимали. С пониманием собственной «недооценки» они стремятся (претендуют, рвутся) к получению более ощутимых властных полномочий, чем они обладают в настоящее время. Во–вторых, наперстничникам присуще явное или скрытое (недекларируемое) стремление к славе, к известности, к паблисити. Для этой категории людей важно быть на виду, претендовать на выражение общественного мнения, на приоритетное слово в политике, на социальном поприще. Болезненная реакция этих людей на любое «умолчание», забвение их действий приводила нередко к эпатажу, к провокациям, возбуждающим общественное настроение. Этот тип личности готов на самые разнообразные акции, чтобы поддержать интерес к своей персоне и ради этого готовых осуществить такие действия, которые бы позволяли быть в центре общественного внимания. Такие эпатажные личности нередко выходят на широко признаваемое общественное поприще через серию скандалов, мобилизующих интерес общества или отдельных его слоев, по крайней мере, тех, от кого зависит дальнейшие перспективы в карьере. Это болезненное стремление к славе побуждало подобных персон участвовать во всех акциях, которая бы привлекали внимание любых аудиторий, желательно в больших масштабах. Этим можно частично объяснить «любовь» этих лиц к СМИ и особенно к телевидению, ибо они позволяют донести их идеи и фантазии, а порой и бред до миллионной аудитории, тем более, что и телевидение в свою очередь (ибо и там было немало невменяемых персонажей) поддерживало их эпатажное поведение, видя в нем расширение своей аудитории, своей поддержки. Стремление к паблисити у этих людей выступает как самодовлеющая величина, поглощающая все умыслы, все желания, все время и все усилия. В–третьих, показателем облика наперстничников выступает патологическая жажда обладания богатством, ради которого осуществляются различные махинации, организуются неблаговидные, а порой и преступные акции, используются различные лазейки и прорехи в законодательстве, мобилизуются личные и групповые связи. И если в других странах богатство достигалось долголетней и упорной работой, то в постсоветской России были использованы самые разнообразные способы его достижения: создавались финансовые пирамиды, организовывались ваучерные и залоговые аукционы, всемерно практиковались угрозы и насилие вплоть до физического устранения конкурентов или просто стоящих на их пути людей, осуществлялись лжебанкротства, добывались неоправданные льготы. Поэтому не удивительны такие феномены как портфельные инвесторы (банкиры), которые добивались своего могущества за счет «игр» на финансовых рынках, за счет многочисленных махинаций, достигая, таким образом, поразительных масштабов богатства, не вложив ни одного рубля в производство, в созидание материальных и духовных ценностей. Такая тенденция породила не только олигархов и близкие к ним круги, но и такие мистические личности как Полонский, богатство которого зиждилось на награбленных богатствах, на обнищании большинства населения, на слезах пенсионеров, но который ничтоже сумняшися говорил, что тот , кто не имеет миллиарда, пусть идет в ж… И наконец, нельзя сбрасывать со счета и личностные характеристики, которые можно выразить через властолюбие, тщеславие, необузданные амбиции. Эти персонажи легко меняли свои политические взгляды и пристрастия, активно использовали метод «надевания чужих масок». Но эти характеристики по-разному проявляются у различных типов деятелей – у кого-то можно обнаружить все эти характеристики, у кого две и/или одну из них. Остановимся на каждой из таких комбинаций этих черт. Опыт классификации Что касается классификации этих типов личности, то мы остановимся только на тех из них, которые характеризуют специфичность и особость проявлений их сознания и поведения. Эта первая предварительная оговорка. Вторая состоит в том, что мы берем для анализа не всех субъектов современного исторического процесса, а только представителей власти и капитала, общественных деятелей, ибо эта среда дала практически все формы и виды наперстнической деятельности. Таким образом, объектом анализа являются политические деятели, активные игроки рыночной экономики, представители СМИ, которые характеризуются специфическими, нетривиальными и аномальными (в современном смысле слова) формами сознания и поведения. Если еще больше конкретизировать задачи, то представляет интерес те общественно значимые черты как официальной, так и личной деятельности, которые оказывали(ют) деструктивное влияние на ход государственной и общественной жизни России. Следует особо подчеркнуть, что нравственное наперстничество многолико, многообразно. Оно как явление эпохи предстают перед нами во всем противоречивом обличье, так как причины, их порождающие, не являются однопорядковыми и однозначными. Но тем не менее можно с полной уверенностью утверждать, что именно это явление наряду с парадоксальностью и фантомностью олицетворяют современную эпоху в нашей стране. Они являются мощным дестабилизирующим фактором. Опасность этого явления заключается также и в том, что они активны и самым губительным образом участвуют в манипулировании общественным мнением. Для первого типа важны все три основных притязания – богатство, власть и слава. Этому типу соответствуют такой своеобразный тип сознания и поведения как «авантюристы» (типичным представителем которых в 1990-е годы выступал олигарх Б. Березовский), хотя число их значительно, и они проявляют себя только в меньших пропорциях и масштабах. Все три компонента в поведении этого типа не просто существуют наряду друг с другом, но они обеспечивают функционирование, взаимокомпенсацию и взаимодополнение друг друга. Причем все они олицетворяют безудержную страсть иметь сразу все эти черты, сопротивляясь каждой попытке со стороны посягнуть на хотя бы одну из них. Ради капитала, власти и славы они готовы пойти даже на преступление, на нарушение всех клятв и обязательств, лишь бы добиться желаемого. На любую попытку лишить их этих возможностей видеть себя на вершине экономического, политического и публичного поприща, они готовы ответить всеми возможными мерами – от подкупа нужных им людей до морального и даже физического устранения мешающих им персон. Так бывший губернатор Сахалинской области стремился не только бесконтрольному властвованию над регионом, не только к приобретению бесчисленному объектов недвижимости по всей стране и за рубежом – он хотел выглядеть респектабельным деятелем. Чего стоит его придание массовой огласке, в том числе и центральных СМИ, сооружение одного из самых значительных церковных соборов на Сахалине, за что он лично был удостоен ордена от Патриарха всея Руси, что также было широко разрекламировано. Примерно по этому пути пошли и бывшие губернаторы Удмуртской, Мари-эл и Ком республик, не щадящих финансовых ресурсов для демонстрации своих «человеческих» и «гуманных» устремлений. Чем не прием наперстничества - умело переставлять «шарики» так, чтобы на кону был тот, который прославлял нравственность этих деятелей. Для достижения своих хищнических целей наперстничники могут менять мировоззрение, идти на всяческие комбинации с капиталом, покупать влияние (через СМИ и «близкие» отношения с нужными им людьми. Второй тип наперстничников преследует достижение богатства и власти. Особенно наглядно он воплощается в таком типе личности, который можно условно назвать «нуворишами», которые нашли свое наиболее яркое и наглядное воплощение в идеологии ряда современных олигархов, различных комбинаторов в виде «эффективных управленцев», которых полным полно в государственных корпорациях, но не только в них. Эти деятели обычно не претендуют на известность, на паблисити – они удовлетворяются теневой властью и наличием, обладанием немалыми материальными и финансовыми ресурсами. К чему это приводит, говорят данные ежегодного доклада World Wealth Report: только за 2018 г. число мультимиллионеров с состоянием свыше 30 млн долларов в России выросло на 7%, показав самые высокие темпы прироста в мире. Что касается миллиардеров, то по итогам 2018 г. Россия заняла 5 место в мире – 101 человек. А если сопоставить с тем, что по официальным данным с 2012 г. реальные доходы среднестатического россиянина уменьшилось на 12%, а число бедных выросло с 14 млн до 22 млн. Отсюда становится понятным, почему многие из нуворишей стремятся стать депутатами если не Государственной Думы, то других выборных органов – это мощная и крепкая гарантия их неприкосновенности, благородный образ депутата и надежная защита собственности при всяких сомнительных попытках разобраться с путями и средствами ее приобретения. В этой ситуации поражает утверждение некоторых представителей этого круга, что хищение, присвоение национального богатства оправдывается «заботой» о будущем страны, народа. Именно от них можно слышать такие суждения, что, мол, построенные дворцы, накопленное богатство, хотя и принадлежит лично кому–то, но они все равно образуют национальное достояние, ибо они могут перейти и в другие руки и что, мол, общество, в конечном счете выигрывает от этого. Нередко «хищники» используют и такой прием: да, мол, первое поколение владельцев богатств (как, например, в Америке) – это поколение хищников, грабителей, но их дети, внуки (следующее поколение) – это достопочтимые члены демократического общества. Опасность этого типа связана и с тем, что многие из них с получением экономического могущества начинают претендовать и на политическую власть. Третий тип – мутанты - ориентирован на славу и богатство. Для мутантов характерен следующий алгоритм поведения. В течение значительной части жизни они придерживались одного мировоззрения, а затем – в период перелома – объявляют себя сторонниками прямо противоположных идей и убеждений. Ярчайший пример - бывший член Политбюро, секретарь ЦК КПСС А.Яковлев. Причем, это отвержение происходит в форме не просто отречения, а их жесточайшей критики. При этом такие люди претендуют на обладание властью, независимо от того, какую окраску она приобрела. Своими «оракульскими» открытиями они нередко попирают нравственные начала, ибо отказ от прежних убеждений превращается в распродажу этого отказа, торговлю новыми убеждениями и критики старых идей. Они не руководствуются христианской моралью, что если «прогрешил», то останься наедине с богом, со своей совестью и только с ними размышляй об изменении своей жизненной позиции. В ином случае, эта мутация говорит не об изменении сознания и поведения, а о перерождении всех человеческих начал. И в этом процессе мутации они не забывают о своем благе, во всю торгуя своими новыми убеждениями. Этому типу наперстничников соответствуют «блуждающие форварды (шатуны)». Мы можем наблюдать многочисленные примеры «миграции» таких персон из одной партии (или общественного движения) в другую, затем в третью, четвертую и так до бесконечности. Причем, это почти всегда сопровождалось(ется) кардинальным изменением ранее провозглашенных принципов, отказом от прошлых приверженностей, славословиями в адрес новых предпочтений или выгодных для себя «открытий». И все это прикрывается тем, что очередные новые ориентации объявляются воплощением «гласа народа», отражением его чаяний и желаний. По сути же дела – это участие в борьбе за власть, за капитал, за жажду удовлетворить амбиции за счет народа. Именно этой категории людей присуще осознанное поддержание парадоксальности поведения и сознания населения, ибо сулит немалые выгоды и приносит значительное приращение личного благополучия. К этому типу можно отнести такого функционера партии «Единой России», депутата Госдумы Исаева, который начинал с движения анархистов в эпоху перестройки, затем был в ряде других партий (труда, социал-демократов) и окончательно решив «прислониться» к партии власти. Подобные примеры характерны и для представителей СМИ. Сколько таких «экспертов», «обозревателей» лихо меняли свои убеждения, переходя из позиции критичных обозревателей в проофициальных защитников всех акций законодательной и исполнительной власти. Четвертый тип, для которого важна ориентация на славу и власть, который находит свое наиболее яркое воплощение в поведении «нарциссов». Их поведение – это поведение персонажей, неустанно проявляющих самонадеянность, самолюбование. В свое время, этот тип личности особенно успешно олицетворяли А. Собчак, а в настоящее время В.Жириновский. Они любили(ят) изображать «заботу» об общественном благе, которая очень образно проявляется, с одной стороны, в риторике, в привлекательной, но безответственной болтовне (этому придавалось максимальное звучание), с другой стороны, в стремление любым путем получить или влиять на власть, что к тому же обеспечивало известность и безбедный образ жизни, хотя последнее тщательно скрывалось. Причем, этот тип личности болезненно реагирует на всякие признаки увядания внимания к их персоне: они готовы пойти на любые провокации, лишь бы поддержать к себе общественный интерес В настоящее время многие общественные и политические деятели постоянно используют такой прием - показуху, например, оказанием помощи одному дому престарелых или одному детскому дому, одной спортивной команде или больнице. Хотя такая помощь равнозначна карманным расходам обычных людей, но, как показывают результаты избирательных компаний, эта «забота» приносит весьма ощутимые дивиденды в виде депутатских мест или должностей глав администраций. Вместе с тем, есть и особые типы наперсточников, в сознании и поведении которых преобладает одна из названных выше ориентаций. Поэтому пятый тип устремлен только на достижение власти. Этот феномен многолик, многообразен, коварен. Для примера охарактеризуем поведение политических националистов - ксенофобы. Именно они породили различные виды «независимостей», «суверенитетов» или просто «подковерного» захвата власти. Они, с одной стороны, нередко декларируют общечеловеческие ценности – уважение к другим народам, признание их права на свой язык и культуру. Но, с другой стороны, в конкретных обстоятельствах они осуществляют политику ущемления прав и свобод других народов, раздувают и этническую и религиозную ксенофобию, а иногда являются вдохновителями убийств и унижений людей других национальностей, лишь потому, что они придерживаются других взглядов и «мешают» устройству «своего» народа. Именно они являются вдохновителями морального насилия. Именно они возрождают социальные мифы, тасуют историю, «на научной основе» доказывают претензии к другим народам и государствам. Именно готовы пойти на любое преступление ради того, чтобы добиться максимальной концентрации власти под флагом автономизации, суверенизации или полной независимости во имя воплощения претензий на вождизм. Такой тип поведения Ярко продемонстрировали первые президенты Азербайджана Эльчибей и Грузии Гамсахурдиа. Именно это гипертрофированное стремление к власти с полным набором антинравственных проступков проявилось в действиях националистических сил в ряде республик Северного Кавказа, в некоторых районах Поволжья и Сибири. Шестой тип зациклен на том, чтобы быть в центре общественного внимания, приобрести паблисити, болезненное стремление к славе. Эта черта наиболее характерна для такого типа, который получил достаточно широкое распространение и который можно назвать «политическими шутами», который в наиболее наглядной форме проявился в жизни В.Новодворской. Этот эпатажный тип поведения не раз демонстрировал К. Боровой, когда для поддержания своего имиджа и желания попасть в Госдуму имитировал покушение на себя. Этот фантомный тип личности готов пойти на все, ради того, чтобы стать известным, осуществить любую акцию вплоть до преступления и только затем, чтобы приобрести известность, оказать впечатление, выходящее за рамки принятого, не исключая и того, чтобы вписать свое имя в века. Данное поведение рождается у людей мнительных, самолюбивых до болезненности, уверенных в своей исключительности, неповторимости. Они не любят признавать поражения – для них весь путь усыпан победами и успехами, даже если они мнимые. Правда, в этом стремлении заявить о себе как политическом деятеле и/или сохранить себя на политическом происходит действия сродни анекдоту или психическому заболеванию. Например, депутат Заксобрания Ленинградской области В. Петров обратился в Следственный комитет РФ возбудить уголовное дело в связи с убийством Пушкина, которое , по его мнению, произошло в результате заговора. Для таких людей важно одно- чтобы о них говорили, обсуждали их предложения и, главное, заложить фундамент для дальнейшего пребывания во власти. И наконец, седьмой тип – мародеры, которые нацелены только на достижение богатства любыми методами и средствами, не взирая на их законность, не говоря о нравственных нормах. Ради этой цели они готовы разрушить страну, развалить организацию, сжечь дом и даже убить людей, стоящих на их пути. Этот тип людей пытается поживиться тем, что осталось от прошлого, не взирая на то, имеет ли оно какую–то ценность для сегодняшнего дня или нет. Для мародеров характерно отсутствие даже намек на достоинство, что связано с гражданственностью и патриотизмом. Особенно эта тенденция обострилась после распада СССР, обстановка на его бывшей территории напоминает поле битвы, когда еще не ясно, кто победил окончательно, и что ждет участвующих в ней завтра. Но есть короткий перерыв, когда еще нет четкого представления о результатах боя. И есть неразбериха и путаница в существующих правовых актах. Именно в этих условиях возникает стремление (в условиях экономической и политической неопределенности) урвать побольше и быть убежденным в своей безнаказанности. Наглядный пример – действия отца и сына Арашуковых, алчность которых поражает своим беспределом, убежденностью в своей безнаказанности и верой в том, что нравственные законы соблюдать не обязательно. Таким образом, анализ современного состояния политических и социально-экономических отношений позволяет говорить о многообразии этических аспектов их проявлений, деформации которых воплощаются в деятельности таких типах личности как наперстничники. Именно в них, в их действиях проявляются все деформирующие факторы нашей публичной и приватной жизни. Именно эти люди оперируют «шариком морали», умело оперируя им, обманывая людей под видом «честной» игры. И хотя бывают случаи, когда наперстничников бьют в повседневной жизни и даже наказывают в политико-правовом поле, но это скорее исключение, чем правило. Поэтому наперстничество процветает во всем возможных комбинациях, которое оборачивается не просто обманом, но и деформацией всего официального и частного пространства. Именно нравственный аспект существующих отношений и коммуникаций обнажил противоречивость сложившейся российского общества, сделал более определенной картину того, что мы сейчас собой представляем. Поэтому открытость, понимание сложившегося положения вселяет надежду, что правильно поставленный диагноз дает возможность преодолеть и не только политические и социальные, но нравственные недуги новой России. http://toschenko.ru/news/18/
  4. ЧЕХОВФЕСТ 2019 ГЛАВНАЯГОРОДСТАТЬИМАРК ГАЛЕОТТИ: «В РОССИИ ЦЕННОСТИ БАНДИТОВ СТАНОВЯТСЯ КУЛЬТУРНОЙ НОРМОЙ» Марк Галеотти: «В России ценности бандитов становятся культурной нормой» Об особом пути России, билетной спекуляции и жутких историях воровского мира. Поделиться InnerVIEW — первая масштабная попытка взглянуть на современное искусство изнутри. В формате интервью-бесед ведущие театральные режиссеры, продюсеры, композиторы, менеджеры, кураторы, исполнители, музыканты, художники, драматурги и писатели делятся с шеф-редактором «Вашего Досуга» Inner Emigrant своими взглядами на профессию и размышлениями о происходящих тенденциях. Гостями уже были Максим Диденко, Кристоф Рок, Всеволод Лисовский, Ильдар Абдразаков, Томас Остермайер, Максим Виторган, Анатолий Васильев, Патрик де Бана, Владислав Наставшев, Виталий Полонский и Антониос Кутрупис, Жан-Даниэль Лорье, Мартин Жак и Филипп Григорьян. Четырнадцатым героем стал британский писатель, политолог, старший научный сотрудник Института международных отношений в Праге. В недавнем прошлом он — профессор Центра международных отношений Нью-Йоркского университета. Прославился как специалист по российским спецслужбам и вопросам преступности в России. В прошлом году он выпустил одну из самых скандальных и широко обсуждаемых книг — «Воры», посвященную анализу организованной преступности России и в оригинале так и называющуюся — «The Vory». На написание этой книги он потратил 30 лет изучения криминальных авторитетов, которые до сих пор называют его «тот самый английский профессор». Марк Галеотти (МГ) рассказывает Inner Emigrant (IE) о том, как ему пришла в голову идея заняться темой преступности, почему именно Россия, вспоминает самые страшные и комичные ситуации в процессе своего исследования и анализирует культурную жизнь нашей страны в контексте организованной преступности. 1. О ТОМ, ПОЧЕМУ ИМЕННО РОССИЯ? 2. О НЕПЕРЕВОДИМОСТИ РУССКОГО ВОРА 3. О КРИМИНАЛЕ В КУЛЬТУРЕ, СЕРИАЛЕ «ФИЗРУК» И БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ 4. О СПЕКУЛЯЦИИ И ПРЕСТУПНОСТИ В ТЕАТРАХ И МУЗЕЯХ 5. О КИРИЛЛЕ СЕРЕБРЕННИКОВЕ И ДЕЛЕ «СЕДЬМОЙ СТУДИИ» 6. О СТОЛКНОВЕНИИ С КРИМИНАЛЬНЫМ МИРОМ 7. О РЕАКЦИИ ЕВРОПЕЙСКОГО ЧИТАТЕЛЯ НА КНИГУ «ВОРЫ» 8. О РЕАКЦИИ РОССИЙСКИХ ЧИТАТЕЛЕЙ НА КНИГУ «ВОРЫ» 9. О ГЛАВНОМ ВПЕЧАТЛЕНИИ ОТ РОССИЙСКОГО ВОРОВСКОГО МИРА 10. О САМОЙ ЖУТКОЙ ИСТОРИИ ИЗ ВОРОВСКОГО МИРА 11. О САМОЙ КОМИЧНОЙ ИСТОРИИ ИЗ ВОРОВСКОГО МИРА 12. О ТОМ, КАК ПОНЯТЬ РУССКИЙ ВОРОВСКОЙ МИР 13. ОБ ОСОБОМ ПУТИ РОССИИ 14. О ПУТИНЕ И ВЫБОРАХ В РОССИИ Источник: из личного архива Марка Галеотти О ТОМ, ПОЧЕМУ ИМЕННО РОССИЯ? IE Марк, в первую очередь хочу поблагодарить вас за книгу. Я под большим впечатлением. МГ О, спасибо большое! IE Это была одна из самых интересных книг за последние несколько лет — пристальный взгляд со стороны на ту сторону России, которую мы внутри стараемся не замечать. Отсюда первый вопрос: почему вы решили писать книгу именно о российском преступном мире? МГ Если говорить том, с чего все началось, то это были последние три года советского союза, когда я писал кандидатскую о влиянии войны в Афганистане на Советский союз. Я опирался в том числе на то, что писали ветераны войны, стараясь по возможности встретиться с ними лично. Иногда даже выпадал шанс поговорить с ними сразу, как только они возвращались с войны, а потом, если получалось, встретиться с ними год спустя и посмотреть, насколько хорошо они адаптировались к мирной жизни. Конечно, большинство из них справились, была небольшая группа, которая медленно дрейфовала к другому миру. При взгляде из западных стран мы и подумать не могли, что в полицейском государстве, таком, как Советский Союз, может существовать организованная преступность. И вот мы увидели, что она все-таки есть, и, конечно, я сразу же подумал: «Хм, а это интересно!». Что-то интересное возникает на руинах Советского союза. Мой первый контакт с преступным миром тоже сыграл свою роль, потому что не так-то просто узнать этих людей. Вы ведь не можете просто зайти в бар и спросить: «Эй, кто из вас тут бандит?». В любом случае, эта книга родилась из природы моего 30-летнего исследования России. По большей части, причина в том, что это не совсем типичное исследование в университете, когда ты идешь в архив, собираешь все, что нужно в течение нескольких месяцев и как-то осмысляешь это. В моем случае информацию приходилось добывать по крупицам — немного тут, какой-то разговор там — параллельно с более академической работой. То, что больше всего меня поразило — помимо того, что бандиты всегда интересны — это то, что книга оказалась шире. Она оказалась историей обо всей России, но нетрадиционным взглядом сверху, со стороны политиков, а снизу. Потому что бандиты используют те пустоты и промахи, которые не заполняет система, построенная людьми наверху. Так что в целом, книга — это комбинация удачи (мне повезло оказаться в нужном месте в нужное время) и того взгляда, который позволил расширить ее и рассказать не только о бандитах. О НЕПЕРЕВОДИМОСТИ РУССКОГО ВОРА IE На английском ваша книга называется “TheVory”, что является транслитерацией русского слова «Воры». Что особенного в этом слове? Почему вы не назвали книгу «The Thieves»? МГ Мне кажется, что воры — это непереводимое слово. Да, в России это значит то, что по-английски называется thieves, но у слова есть и другая коннотация. Слово vory обозначает весь криминальный мир в целом. В то время как в английском, thieves означает узкоспециальных преступников, а бандитов называют gangsters. Если бы мне пришлось выбирать какое-то более-менее подходящее слово, я бы выбрал gangsters. Но тогда изменился бы смысл, потому что все-таки я написал книгу о субкультуре, которая типична именно для России. Довольно забавно, но издатели не были в восторге от того, что я предложил им неанглийское название книги. Поэтому мы в итоге пришли к тому, что поставили на обложке чуть более мелким шрифтом «Российские супермафиози». Это была сделка с издателем: они хотели английское название, а я хотел оставить «The Vory». Вдобавок ко всему, мне хотелось ввести это слово в английский язык, при том, чтобы оно сохранило первоначальную связь с Россией, подчеркивающую российские качества этой субкультуры. О КРИМИНАЛЕ В КУЛЬТУРЕ, СЕРИАЛЕ «ФИЗРУК» И БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ IE Наше медиа пишет преимущественно о культуре и связанных с нею событиях. В своей книге вы лишь вскользь упоминаете криминалитет культурной жизни в России. Не могли бы вы чуть подробнее раскрыть это явление? МГ Это не совсем похоже на другие случаи, которые мне знакомы, как, например, в случае с японскими Якудза, которые спонсируют и проводят в прокат фильмы, которые им нравятся. Современная российская культура находится под большим влиянием криминала, начиная от радио «Шансон» и продолжаясь в образах киногероев культовых фильмов, как «Брат» и «Брат 2». Вещь, которая меня больше всего поразила – это не только тот факт, что персонажи-бандиты часто встречаются, но и то, что их ценности становятся культурной нормой. Конечно, помимо фильмов и сериалов о бандитах есть такие же и о полицейских. В книге я сделал акцент на сериале «Физрук», который, безусловно, не является великим искусством, зато хорошо показывает культурную норму в своей мейнстримовой и развлекательной форме. К тому же, сам способ рассказа истории другой. Если бы это был американский сериал, то к концу первого сезона мы бы увидели искупительную сценарную арку его персонажа — как бандит осознает свои ошибки, искупает свои грехи и становится законопослушным человеком, возможно, благодаря любви к хорошей женщине. В Физруке есть подобный задел, но, в целом, герой остается таким же бандитом, каким и был на протяжении всего сериала. Это тоже интересно, потому что показывает, что криминальный мир по-прежнему жив и не собирается исчезать. Мы видим это в культуре. IE Вы упомянули «Физрука», а знаете ли вы, что постер этого сериала был размещен на фасаде Большого театра России в Москве? МГ Ахах, действительно? К сожалению, я не могу знать всю страну от и до. IE Да телеканал купил рекламу в световом шоу на фасаде Большого театра. Не кажется ли вам, что это – определенный признак того, насколько широко популяризируется романтический образ бандита? МГ Да, думаю, что это так. Но,давайте будем честны, это не такой уж и уникальный случай. Вы можете услышать мелодию из «Крестного отца» на музыкальном фестивале в Альберт-холле, в Лондоне. Когда я писал книгу, одним из опасений было возможное впечатление, что преступность – уникально русская черта. Постсоветская Россия до сих пор находится в поиске своей идентичности, и, я думаю, что именно в такие переходные моменты граница между высокой и низкой культурами стирается. Так что, да, конечно, этот элемент романтизации бандитизма до сих пор присутствует. О СПЕКУЛЯЦИИ И ПРЕСТУПНОСТИ В ТЕАТРАХ И МУЗЕЯХ IE Слышали ли вы что-то о случаях криминала внутри театров или музеев? МГ Про театр слышал какие-то истории, но это было не что-то особенно интересное, чтобы я искал, с кем на эту тему контактировать. Музеи — интересная область, потому что опять-таки, если мы вернемся в 90-е, каждый человек был так или иначе в отчаянии. Если только вы не принадлежали к тем небольшим группам, которые занимались приватизацией или обслуживали это. В целом, большинство было в отчаянии. Так что все стали искать какие-то денежные каналы, через которые можно было получить финансирование. Это было время, когда открывалось множество благотворительных фондов, которые так или иначе были связаны с криминальным импортом и экспортом. С музеями похожая история. Есть ряд музеев — я не буду их называть, но московские в том числе — которые проводили различные выставки в разных странах. Они часто использовались для контрабанды произведений искусства и не только. Это могла быть самая обычная контрабанда, без специфики. Потому что у них была возможность ввозить и вывозить что-то через границу без жестких таможенных проверок. Вот такое было. В этом нет ничего уникального, практически каждая организация тогда пыталась зарабатывать любыми способами, которые у нее были. IE А что касается спекулянтов театральными и концертными билетам? В России этот рынок контролируется теми же преступными авторитетами, как и рынок краж или рынок попрошаек. МГ Хм, да, возможно это так. Есть кое-что о театрах и концертах, что абсолютно ясно. Даже сегодня, если у тебя есть связи с нужными людьми, то ты можешь взять довольно много билетов себе. Но даже если нет, то рынок перекупщиков контролируется по большей части бандитами. Кто-то из моих знакомых провел такую параллель — помните, в 90-х были приватизационные ваучеры, и повсюду были люди, которые стояли с табличками «Куплю ваучеры» и прочее. Чтобы провернуть такое, у вас должна быть большая организация, которая может поставить на улице людей, много наличных денег — потому что приходится платить сразу же – но кроме того, нужна еще и определенная репутация, чтобы люди, которые будут покупать ваучеры, не продали их потом сами. Так вот, ваучеры давно в прошлом, но мы видим похожую схему на примере билетов на спортивные мероприятия, концерты или любое другое крупное событие, куда продаются билеты. У этих людей есть четко отработанная схема, и это абсолютно то же самое. Возможно даже люди и организация та же, которая проводила операцию с ваучерами в 90-ых. Очередь за билетами с участием толпы перекупщиков О КИРИЛЛЕ СЕРЕБРЕННИКОВЕ И ДЕЛЕ «СЕДЬМОЙ СТУДИИ» IE Слышали ли вы что-то о деле Кирилла Серебренникова? Он почти два года провел под домашним арестом... МГ Да-да, знаю. IE И что вы думаете об этом процессе? МГ Ох, я думаю, что это очень сложное дело. Вещь, которая меня поразила — это то, что дело не имеет практически никаких связей с криминальным миром, а гораздо сильнее связано (мы это уже видели, и это медленно уходило, но начало возвращаться в Россию) с коррупцией, когда человек у которого есть определенный статус может использовать его для своей выгоды, с использованием расследований в качестве коммерческого оружия, и с использованием расследований в качестве политического оружия, чтобы приглушить голоса тех, кто не согласен. Это дело, похоже, располагается посередине этих трех процессов. Я имею в виду, что у меня лично нет никаких поводов думать, что Кирилл лично был вовлечен в какую бы то ни было криминальную деятельность, но в то же время это очень похоже на политику с маленькой буквы «п». Я не говорю, что Путин лично сказал посадить его в тюрьму, но были другие люди, которые хотели приглушить его и наказать. Вот в чем проблема. Мы снова видим случай политизирования закона и его использования в качестве инструмента для сведения счетов, работает против бизнеса. Это очень проблематичная среда, в том числе и для того, чтобы бороться с организованной преступностью. О СТОЛКНОВЕНИИ С КРИМИНАЛЬНЫМ МИРОМ IE Сложно ли было выйти на контакт с криминальным миром? Вы встречались с его представителями с самых разных ступеней иерархии. МГ В большинстве своем, да, было непросто. Сейчас это гораздо сложнее, чем в 90-е. Если бы я попытался провести свое исследование сейчас, в 2019-ом, я бы не смог этого сделать. Потому что 90-е были таким временем, когда ни один закон не работал. Люди были заняты тем, чтобы придумать свои правила, свою культуру и подход к жизни. Важно еще то, что в то время бандиты, очевидно, не так боялись государства. 90-е также интересные как время, когда в России сложился комплекс неполноценности по сравнению с западными странами. Запад был тем местом, где люди могли себе многое позволить, солнце сияло ярче и так далее. А слово anglijsky professor открывало много дверей. Конечно, если я понимал, что есть хоть малейший риск моей жизни, я не встречался с людьми. Иногда, после удачной беседы, меня просили об услуге. Например, однажды меня попросили передать посылку в Лондон. Разумеется, я отказался. Но в целом, удалось найти какие-то правила общения и люди были готовы говорить со мной. Так было на протяжении 90-х и нулевых, даже в начале десятых — до 2014-го года, когда в России произошла окончательная заморозка политики с Западом. Постепенно эти люди все меньше и меньше шли контакт и беспокоились за свою безопасность больше, чем за шанс поговорить с иностранным ученым. IE Вы говорили с ними по-русски? Насколько я слышу по отдельным словам, вы отлично им владеете, с минимальным акцентом. МГ С этим есть небольшая сложность: сейчас мой русский ужасен, потому что я жил в Праге 2 года и подумал: «О, чешский, почему бы и нет». Гигантская ошибка! Теперь мой чешский, и мой русский так близки, что, когда я был последний раз в Москве, пару недель назад, вместо машинального слова спасибо, я говорил дьякуеме (děkujeme – чеш. «спасибо» — прим. редакции). Я никогда свободно не говорил по-русски, что довольно странно, потому что мой русский хорош для некоторых очень специальных областей. Я довольно неплохо ориентируюсь в бандитском сленге, но вот прямо сейчас не могу вспомнить, как по-русски будет «хлеб». В целом, да, я говорил с ними по-русски. Некоторые из них знали иностранные языки, но чаще всего, мы говорили на русском. О РЕАКЦИИ ЕВРОПЕЙСКОГО ЧИТАТЕЛЯ НА КНИГУ «ВОРЫ» IE Я знаю, что скоро вы отправитесь в Словакию, в Братиславу, где выйдет очередной перевод вашей книги. Как европейская публика принимает ее? Насколько им это близко и понятно? МГ Реакция довольно интересная. Разумеется, она различна в разных странах. Например, если сравнивать Великобританию и Финляндию. Иногда так получается, что реакция на эту книгу похожа на то, как та или иная страна смотрит на Россию. В Британии, помимо это жуткой истории про убийство, Россия воспринимается как что-то очень далекое. Единственные русские, которых мы видим, — это олигархи, покрупнее и помельче, которые может и неприятные люди, отмывающие свои грязные деньги, но они не продают наркотики на улицах. Так что до сих пор есть определенный уровень романтичного и ужасающего, связанного с «The vory». С другой стороны, если смотреть на реакцию в Финляндии или в странах Балтии, где действующие лица – это вполне реальные персонажи, и нет романтического упоения и веселости, связанных с востоком. Там книгу воспринимают скорее, как инструкцию: «Окей, как нам этих людей понять и как взаимодействовать с ними». В целом, книгу там приняли хорошо. Это что-то знакомое, но непонятное, что хочется лучше узнать. Также это все укладывается в попытку лучше понять Россию, вместо того, чтобы думать: «Ох, уж эти смешные русские». Даже мы, из-за границы, видели, какой трудной была жизнь в 90-х, и теперь мы знаем, какую форму она придала остальному миру буквально при помощи ножа. Так что, да, русским интересно, как можно понять путь России, глядя на путь российского криминала, а иностранцам — прочитать книгу, чтобы лучше понять свое отношение к России. Мне было очень интересно узнать, что именно чувствуют люди. О РЕАКЦИИ РОССИЙСКИХ ЧИТАТЕЛЕЙ НА КНИГУ «ВОРЫ» IE А какой реакции вы ждали от российских читателей? В книге вы упоминаете, что нужно быть достаточно уверенным в себе и незакоплексованным, чтобы принять иностранный взгляд на свою страну. МГ Это довольно любопытно, потому что так сложилось, что я знаю несколько людей из правоохранительных органов. И меня приободрили отзывы от людей из академической или около академической среды. Я имею в виду, что они необязательно согласны с каждым утверждением в книге, но, в целом, считают, что это хорошая и объемная книга. Насколько я знаю, она неплохо продается, а издатели довольны и счастливы. Те, с кем у меня в действительности возникали сложности, — россияне, кто называют себя профессиональными специалистами по ворам, в медиа и в других областях. Они не особенно критиковали какие-то вещи, которые я написал. Их посыл был немного другим: «С чего это какой-то иностранец будет нам рассказывать про наших воров? Как он может понять российских преступников?» ну и так далее. Тут, конечно, дело или в том, что я захожу на их территорию, или в том, что ни один иностранец не может понять русскую душу, даже если это касается преступного мира. Мне это кажется очень интересным, потому что это люди, которые по сегодняшний день являются профессиональными интерпретаторами того, что принято называть vorovskoj mir. Это здорово, много хороших книг написано о русском криминальном мире, но также есть и множество плохих книг на эту тему. Так что, да, это та группа людей, которая приняла меня с наибольшим скептицизмом. О ГЛАВНОМ ВПЕЧАТЛЕНИИ ОТ РОССИЙСКОГО ВОРОВСКОГО МИРА IE Вы писали эту книгу на протяжении 30 лет, так? МГ Более-менее. Если считать всю подготовку, сбор материала, то да. Непосредственно написание заняло 2,5 года. IE За эти десятилетия, чтоо больше всего впечатлило вас в русских преступниках? МГ Ха! Будем честны, большинство из них — крайне неприятные люди, зачастую психологически поломанные разными способами. С другой стороны, я должен признать, что некоторые из них производили очень сильное и неожиданное впечатление. В книге есть пример чеченского наемного убийцы. Я не хочу никаким образом оправдывать то, чем он занимается, но как личность он был похож на… я бы сказал на дзен-убийцу. Я имею в виду, что он не был каким-то психопатом, который наслаждался убийством. Он убивал, да, это была его работа, но был при этом положительно впечатляющим человеком. Я встречал людей с очень хорошим образованием, которые попали в этот мир. Но если бы вы спросили, что меня больше всего потрясало в этом феномене, я бы ответил так: даже среди этого мира, хоть я и наблюдал его со стороны, я видел, как медленно и постепенно в него вторгается цивилизация. Конечно, уличная преступность — это уличная преступность, и она останется таковой, неважно, где вы, в Москве, в Манчестере или в Мюнхене. Банда есть банда. Но, с другой стороны, есть определенный сдвиг в том, как думают наиболее умные и способные люди, которые находятся наверху иерархии и с которыми мне довелось разговаривать. Сдвиг в том, куда они хотят двигаться, даже в буквальном смысле, в какую страну они хотят сбежать. В 90-е все жили сегодняшним днем, и никто не думал о будущем. Все воровали обеими руками все, до чего могли дотянуться. Теперь это немного изменилось. Возможно, это связано с тем, что нынешние бандиты богаче, старше, неповоротливее, у них есть дети, и они думают о будущем. Конечно же, они не альтруисты. Они не возьмут все свои деньги и не отдадут их в детский приют. Тем не менее, они чувствуют, что им следует так поступить, что им следует стать той структурой, которая так поступает. Так что это очень интересно, что даже в преступный мир проникает цивилизация. О САМОЙ ЖУТКОЙ ИСТОРИИ ИЗ ВОРОВСКОГО МИРА IE Наверняка за 30 лет вы выслушали массу пугающих историй от российских авторитетов преступного мира. Какая была наиболее жуткой? МГ Конечно, большинство из них были очень жестокими людьми и любили хвастаться своей жестокостью. В каком-то смысле только для того, чтобы произвести на меня впечатление. Вы наверняка слышали или читали о множестве жестоких убийств и так далее. Не все из них, я уверен, правдивы. Это довольно забавная штука. Когда я говорил с бандитами в западных странах, обычно, они были в тюрьме. И, как правило, мне приходилось начинать разговор с: «Послушай, я тебе не священник и не юрист. Ничего из того, что ты мне расскажешь, не останется тайной и со мной могут связаться и спросить, где я это узнал». Так что обычно они были осторожны в том, что говорили. Истории, которые они мне рассказывали, были обычно о «некотором одном друге друга». В России, вне зависимости от положения в криминальной иерархии, у тебя есть твоя krysha. И если твоя krysha рушится, последнее, о чем ты должен переживать — это что ты рассказал ученому из Британии. Так что, можно сказать, что на Западе разговорить бандитов — проблема, а в России проблема — попросить их замолчать. Потому что они будут хвастаться, рассказывать истории и так далее. Но есть одна история, которая пробрала меня больше всего, которая ни в коей мере не является наиболее кровожадной, но... В 90-е был целый криминальный бизнес, в котором использовали пенсионеров, у которых были квартиры. Происходило вот что: компании, управляемые мафией, приходили и говорили: «Если вы подпишете, что после вашей смерти ваша квартира достанется нашей компании, мы будем помогать вам, дадим солидную пенсию и так далее», что было абсолютно гнусно, потому что пенсии в то время были ничтожными. И пенсионеры подписывали такие контракты. А потом бандиты приходили и убивали их. Потому что лучше как можно скорее убить их и получить квартиру, чем платить им какую-либо сумму. Человек, который рассказал мне эту историю (а это составляет долю ужаса в истории!), думал о ней сугубо в деловом смысле. Он это описывал, как если бы принимал рациональное бизнес-решение. За этими холодными расчетами были дюжины нищих и слабых пенсионеров, в отчаянии искавших какую-то надежду прожить хотя бы следующие несколько лет в относительном благополучии. А в действительности их обманывали, а потом убивали. Даже на уровне идеи — понятно, что, когда происходит убийство, люди злятся или пугаются, но это была просчитанная бизнес-схема, и от этого кровь леденеет гораздо сильнее, чем когда происходили налеты на магазины и в случайной перестрелке кого-то убивали. О САМОЙ КОМИЧНОЙ ИСТОРИИ ИЗ ВОРОВСКОГО МИРА IE А какая история была самой забавной из тех, что вы узнали? Может, наиболее романтичной? МГ Ха! Романтичность истории, учитывая материал исследования, довольно специфичная вещь. Но самая смешная история — в ней много черного юмора, и я привожу ее в книге — это часто пересказываемая история «русского против азера». Когда они подходят друг к другу, лицом к лицу, и «азер» говорит: «Ну давай, выстрели в меня!», а русский говорит: «Окей» и застреливает его. Эта история была пересказана в разных вариациях. Я не должен смеяться, но это попадает в мое чувство юмора. Возвращаясь к вопросу, самые романтичные истории на самом деле очень прозаичны. Это не «Ромео и Джульетта». В большинстве своем я встречался с людьми низкого уровня, вы называете их shestyorki. Встречался с ними позже и следил за их криминальной карьерой. Большая часть из них так и осталась на этой ступени. Иногда они уходили в бизнес, но это всегда очень специфичный вид бизнеса. Хотя был один мужчина, которого я знал лично, когда он был в Москве, а потом он переехал куда-то, кажется в Мурманск или в Архангельск, из-за всех этих криминальных перестрелок. Он попал в другое окружение, изменился и стал учителем в школе. Это такая история, которую часто можно встретить в кино или сериалах, но в реальности такое бывает настолько редко, что сложно представить. Когда кто-то переходит из преступного мира в мир, который я бы назвал социально-положительным. При этом он не стал школьным учителем, чтобы торговать наркотиками и прочими плохими вещами. Это был по-настоящему положительный выбор, когда он выбрался из своего прежнего окружения и не знал, что делать дальше. Он просто остановился и задумался: «Чем я занимаюсь?». И выбрал другой путь. Меня очень вдохновляют такие истории, потому что, к сожалению, такое случается удручающе редко. О ТОМ, КАК ПОНЯТЬ РУССКИЙ ВОРОВСКОЙ МИР IE Если представить, что вы не проводили вашего исследования и не писали книгу, какое произведение искусства на ваш взгляд может помочь понять русский воровской мир. Быть может, романы Достоевского... МГ Достоевский пишет о преступлениях, но предмет его исследования — это нравственность, душа, и подобные вещи. Есть довольно банальный пример темы криминала в русской литературе, я скорее его приведу — «Одесские рассказы» Бабеля и герой Беня Крик. Во-первых, это просто очень смешная книга, которую увлекательно читать. Но там есть две важные вещи. Во-первых, криминальный мир, который существует в параллели миру закона. У него есть свои ценности, свои лидеры, и свое понимание правильного и ошибочного. Это не абсолютно аморальный мир. Это мир, который выбрал другую мораль. Во-вторых, каждый читатель сам для себя решает момент, когда симпатизировать Бене Крику. Потому что он восхитительный герой, а мир закона — неэффективный, скучный и коррупционный. Это тот момент, когда ты понимаешь, что Беня Крик — настоящий герой, но потом останавливаешься и понимаешь, что, откровенно говоря, нет, не герой. Вот этот момент выбора — он очень важен. Когда люди впервые попадают в криминальный мир, он кажется им потрясающим, роскошным — большая часть людей так думают, это подтверждают удивительные психологические исследования. Многие из них получали бы меньше, если бы делали карьеру в обычном мире, и они просто устали перекладывать бумажки. Но стратегически, это плохое решение с точки зрения экономики. Небольшая их часть сделает огромные деньги, но хотят этого большинство. Это такая же игра, как и покупка лотерейных билетов, когда есть шанс мгновенно разбогатеть. Вот такой выбор – готовы ли вы делать кажущуюся привлекательной карьеру или нет. На примере Бабеля этот выбор очень понятен. В то время как в более сложных сочинениях преступление рассматривается как вредная в своей сути вещь. И ты попадаешь на этот путь из-за моральных ошибок или сложных жизненных обстоятельств или еще чего-то такого. Беня Крик показывает этот мир привлекательным, но вопрос выбора остается. ОБ ОСОБОМ ПУТИ РОССИИ IE Вы наверняка знаете, что Россия находится в поиске своего «особого пути». Как вы считаете могут ли бандитские ценности воровского мира и оказаться тем самым путем? МГ Послушайте, я наполовину итальянец, с родины мафиози. Поверьте, нет ничего особенного в том способе, которым криминальные структуры попадают в публичное пространство. Каждая страна и без того имеет свой особенный культурный путь. Для России, так уж сложилось исторически, это существование внутри Европы, не будучи ее полноценной частью, но считая себя европейской страной. Я, кстати, тоже считаю Россию европейской страной. Россия давно пыталась встать на один уровень с Европой, и в разные исторические моменты в ней формировался комплекс неполноценности по сравнению с Европой. Отсюда срабатывает своего рода защитный механизм: «Да не очень-то мы и хотим быть частью Европы. Мы особенные, уникальные и так далее». Если речь заходит о внедрении организованной преступности, я думаю что удручающий, но неизбежный факт дрейфа. Когда вашу страну представляет президент, который не против использования mat в публичных выступлениях, конечно же, это влияет на региональную политику, все эти политические ponyatiya — очень похожи на криминальный мир. Но я думаю, в большей степени организованная преступность – это то, как функционировали государства до своего современного состояния. Ценности организованной преступности: личный авторитет (когда у вас есть один босс, такая фигура крестного отца), способы взаимодействия людей, кодекс чести (который важнее, чем написанные законы) — все эти вещи типичны для организованной преступности. И это то, как функционировали государства до модерна. Россия сейчас находится в процессе глобализации, нравится вам это или нет, и поэтому все эти проявления видны на контрасте, но нет ничего уникально преступного в русской ДНК. О ПУТИНЕ И ВЫБОРАХ В РОССИИ IE И мой последний вопрос: если бы вы жили в России, за кого бы вы проголосовали на выборах президента? Можете выбрать любого кандидата: Путин, Собчак, Навальный, КПРФ, ЛДПР... МК Буду честным, это был бы непростой выбор между Навальным и коммунистами. Навальный — потому что он борется с коррупцией, он ближе к моим личным политическим предпочтениям. Однако, что интересно в случае с коммунистами: в России сейчас две партии коммунистов. Есть партия Зюганова, которая выбрала путь фальшивой оппозиционной партии. А есть группа людей, в большинстве своем от 20 до 50 лет, которые не очень поддерживают Навального, но при этом недовольны тем, куда движется Россия. Они ждут своей партии, которую могли бы поддерживать, и коммунисты выглядят как наиболее естественная для России оппозиционная партия. Так что, возможно, я бы проголосовал вот за таких коммунистов — был бы такой тактический шаг. Ведь чем сильнее будут коммунисты, тем больший потенциал будет у этого поколения. Возможно, Навальному я отдал бы сердце, а холодный, практический разум достался бы коммунистам. https://www.vashdosug.ru/msk/city/article/2556910/?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com
  5. Киркенесская этика И. Дьяконов В конце 1944 года немецкие войска отступали от нас вглубь Северной Норвегии, сжигая и взрывая все, что только могло гореть и рушиться. Маленький трактат, напечатанный ниже, был написан молодым советским офицером среди руин норвежского городка Киркенеса в декабре сорок четвертого. Мы были тезки и в одном воинском звании. Трактат был оставлен мне в полную собственность, и я хранил его. Ныне наше общество страстно поднимает нравственные вопросы, поэтому мне показалось, что «Киркенесская этика» может оказаться сейчас не лишенной интереса, и я решил, что могу опубликовать ее, как не совсем обычный памятник того времени. Утверждение, будто существует много различных этик, которые меняются в зависимости от общественного производства, периода, расы, национальности, религии или класса, неверно. Существуют два единых основных этических принципа для всех систем общественного производства, периодов, рас, национальностей, религий и классов. Разница заключается только в количественном истолковании этических понятий. Первый этический принцип, или максима, заключается в том, что благо моего ближнего важнее моего личного блага. Это прагматически верно, потому что в нашей жизни мы привыкли отождествлять хорошего человека, как человека альтруистичного, а злого человека – как эгоистичного. Это биологически правильно, потому что «я» означает особь, а «мой ближний» не является раз навсегда определенной индивидуальностью; следовательно, он представляет вид. А с биологической точки зрения смысл жизни заключается в сохранении вида, а не особи. Это социально – экономически верно, потому что индивид не может существовать, не составляя части коллектива, но коллектив может существовать без индивида. Если индивид присваивает себе первенство, он, в конечном счете, разрушает общество, а тем самым предпосылки человеческого существования. Это верно в религиозном отношении, потому что во всякой религии Бог или божественные силы имеют первенство перед личностью; «я» может быть мыслимо, как включаемое в божество, но только поскольку это «я» - есть часть человечества, а поэтому не как нечто, предпочитаемое «моему ближнему». И т.д. и т.п. Поэтому принцип первенства блага моего ближнего над моим благом – первый принцип этики - обязательно должен являться общим для любой жизнеспособной этической системы. Между прочим, это дает ответ на вопрос, дошедший до нас из седой древности, поднимавшийся еще авторами «Невинного страдальца», «Экклезиаста» и «Иова», - почему праведный несчастлив, а злой счастлив? Ответ: потому что счастье индивида не имеет существенного значения; имеет значение благо того сообщества людей, которое мы условно называем «моим ближним»; а также потому, что это сообщество погибло бы без праведности праведного. Часто спрашивают: разве не справедливо, чтобы праведный был вознагражден, а злой наказан? Ответ содержится в притче: у одного отца было два сына; один был послушен, добр, трудолюбив и сострадателен; другой же сказал: «Отец, я буду послушным, если ты дашь мне сладкого вина, добрым, если ты дашь мне пряник, трудолюбивым, если ты дашь мне денег, и сострадательным, если ты меня похвалишь». Должен ли отец дать вознаграждение второму сыну? Нет, потому что это не сделает его более праведным, но разбалует его, подвигнув на еще большее зло. Но следует ли отцу дать вознаграждение первому сыну? Тоже нет, ибо дешево то доброе дело, которое ожидает вознаграждения, и, будучи вознагражденным, первый сын будет не лучше второго. Вознаграждение есть подарок, милость, но она не вытекает логически из праведности. В скобках. Вот почему автор «Киркенесской этики» не верит ни в рай, ни в ад, но «довлеет дневи злоба его» («достаточно дню его заботы»). Тем не менее, как мы увидим ниже, даже и в этической системе, построенной на рае и аде, первый принцип этики сохраняется, хотя и искажен тщетными обещаниями вознаграждения. Человек не потому праведен, что он ожидает награды, а он потому праведен, что праведен. То, что некоторые индивиды должны быть праведными, заложено в природе человека, иначе человечество само себя уничтожит. Прирожденная сила, делающая человека праведным, может быть названа совестью. Можно также сказать, что «Царство Божие внутри нас», но это значит просто выразить ту же мысль другими словами. Чтобы человечество выжило, не необходимо, чтобы все люди были праведными; достаточно, чтобы некоторые люди были праведными. Но доля совести сокрыта в каждом человеке, добром и злом, за исключением немногих монархов и великих вождей. Существование совести можно было бы, вероятно, объяснить биологически, как некоторый механизм, необходимый для выживания вида. Такой механизм пока не выявлен, но может быть выявлен впоследствии, как выявлены биологические механизмы страха, гнева, радости и наслаждения. Совесть можно было бы при желании объяснить, как некоторое чисто духовное (религиозное) явление – для настоящего трактата это безразлично. Теперь мы подходим к разнице между этическими системами, которые существовали в истории человечества. Разница состоит только в различном объеме, приписываемом понятию «ближний». Даже самый примитивный дикарь, живущий по правилу «если я съем моего врага, это очень хорошо; если мой враг съест меня, это очень плохо», несомненно, следует тому же, первому принципу этики. Дело в том, что для него враг - не ближний. В этом-то и беда большинства этических систем: открыто или молчаливо они исключают из числа «ближних» иногда меньшую, а иногда большую часть человечества. Иногда они доходят до того, что считают «неближнего» нечеловеком. Как свободолюбивые греки считали нелюдьми всех членов антагонизируемой расы, нации или класса, и т.п. Если даже мы объявляем вместе с Шиллером: «Обнимитесь миллионы, слейтесь в радости одной», - то на самом деле никто не может жить, практически отождествляя «моего ближнего» со всем «человечеством». Святой Франциск (если я не ошибаюсь) и Сиддхартха Гаутама Будда включали все живые существа (а не только людей) в круг своих «ближних», а из удивительной книги Арсеньева «Дерсу Узала» мы узнаем, что то же делал сибирский абориген, звавшийся так. Я склоняюсь перед этими тремя людьми. Но я знаю, что даже Гаутама, которого я ценю чрезвычайно высоко, и апостол Павел, который мне очень несимпатичен как личность, хотя я признаю его ведущую роль в превращении христианства в великую религию, не полностью включали женщин в число «ближних». Даже всеобъемлющая формула в «Послании к Колоссянам» не включает женщин. В этом даже Иисус из Назарета был не всегда последователен. Поэтому, в то время, как категория «я» неразделима, категория «мои ближние» обычно разделяется на концентрические круги. На внутренних расположены те, кто «более мои ближние», а на наружных – те, кто «менее мои ближние». Это непроизвольное нарушение Единого Великого Правила – не каприз, но зависит от имманентного недостатка того же единого этического принципа. Дело в том, что он абсолютно действителен только между двумя людьми, но недействителен, если речь идет об отношениях также с третьим. Подобно задаче трех тел в небесной механике, эта задача не имеет очевидного решения, во всяком случае без привлечения в высшей степени изощренного математического аппарата, которым «я» не может оперировать в своих отношениях с людьми. Благо моего «ближнего» имеет право преимущества перед моим благом. Ну, а если я имею дело одновременно с двумя людьми, то, очевидно, что благо, как одного, так и другого имеет преимущество перед моим. А что будет, если благо одного не есть благо другого? Или, если я должен уступить свое благо моим ближним, то, как мне выбрать между ними, когда благо, как чаще всего и бывает, неразделимо? Притча: два ребенка одного пола и возраста тонут в канале. Я, женщина, могу спасти только одного ребенка. Которого выбрать? (Задача Буриданова осла). Предположим, что один ребенок – мой. Буду ли я подлежать этическому осуждению, если я, мать, спасу своего ребенка? Конечно, если мы обратимся к житийной литературе, скажем, к «Житию Алексея Человека Божьего» или житию того, другого типа, имя которого я забыл. Который оставил свою пятнадцатилетнюю сестру на произвол мужчин в городе и отправился спасать в монастыре свою душу. Или обратимся к другим подобным несимпатичным историям. То покажется, что сделать праведное дело ценой страдания наиболее близких к тебе людей - именно и есть вершина святости. Но нормальный порядочный человек, не святой и не Будда, сказал бы, что на женщине, спасшей своего ребенка, а не другого, нет морального пятна. Причина в том, что, подобно тому, как первый этический принцип - врожденный у человека (являясь кантовским «категорическим императивом»), так же точно и разделение ближних на концентрические круги – тоже чувство врожденное. Другая притча: мужчина любит женщину, но обручен с другой (или состоит в браке, или связан моральными обязательствами). Ясно, что женщины эти имеют преимущества перед мужчиной. То обстоятельство, что он любит, в данном случае значения не имеет. Но ясно ли, что мужчина должен отдать предпочтение той, с которой обручен, а не той, которую любит? А если она тоже его любит его, а будущая невеста – нет? Или если мужчина, отвергнув любимую женщину, вызовет ужасные последствия, в то время, как другая довольно равнодушна к возможному ходу событий? Число возможных вариантных ситуаций бесконечно. И почти всегда нет простого ответа на задачу. Еще одна притча, и именно та самая, которая вызвала к жизни «Киркенесскую этику». Это случай войны. Конечно, война препятствует универсальному толкованию понятия «ближний», и в любом случае есть величайшее из преступлений. Но оставим это пока в стороне и не будем также задаваться вопросом, кто виновен в войне. Возьмем этические проблемы, которые в условиях войны должны решать простые люди, как мы с вами. Война, раз начавшись, сразу разделяет всех людей резкой чертой фронта. К противнику не относятся никакие этические преимущества. Убить противника не значит совершить убийство. Теоретически это относится только к вооруженному и носящему форму противнику, не находящемуся в плену. В реальной действительности - ничего похожего. Пилот - бомбардировщик сбрасывает свой смертоносный груз, прекрасно зная, что он разорвет на части и гражданских лиц, детей. То же относится к артиллеристу и (чаще, чем обыкновенно полагают) к рядовому пехотинцу. Грабеж, кража, изнасилование сопутствуют каждой войне. Автор «Киркенесской этики» начал свою военную службу с кражи сена у крестьянина: его люди расположились в неотапливаемой хибаре, на дворе был октябрь, а место действия - недалеко от Полярного круга. Теперь предположим, что в этих условиях есть довольно большой участок фронта, сильно укрепленный противником и окруженный диким лесом, а командующий армией (или командир дивизии) в течение десяти месяцев не имеет сведений о том, что происходит позади вражеских укреплений. Одна разведгруппа за другой погибает, командир потерял уже четыреста – пятьсот человек, и, наконец, разведчики приводят пленного офицера. Но этот офицер молчит и этим исполняет свой долг, ибо от его молчания зависит жизнь тысяч его товарищей. Что должен делать наш командир? Является ли тот факт, что офицер противника приволочен на эту сторону фронта и разоружен, чем-то, из-за чего он автоматически переводится в круг ближних? А даже если так, то разве долг командира по отношению к дивизии не перевешивает его долг по отношению к пленному? Я не думаю, чтобы подобные проблемы имели разумное решение. Они должны решаться в основном интуитивно. Но говоря так, мы, по-видимому, разрушаем все сложное построение универсальности этики, и, прежде всего, первого этического принципа, который мы вначале объявили врожденным. Разве девяносто процентов этических проблем, встающих перед нами, не являются проблемами трехчленного или более сложного характера? Нет простого решения для каждой этической задачи в частности, но есть общее правило этического поведения. Мы переходим ко второй максиме этических принципов, которая тоже носит всеобщий характер: по мере твоих сил не умножай мирового страдания. Это правило более трудно для интерпретации. Мы еще не дали определения «добру» и «злу». В биологическом смысле «добро» – это, видимо, просто выживание рода. Однако это не может быть прямой целью действий, мотивированных нашей совестью, потому что такие действия иррациональны, автоматичны и эмоциональны. Поэтому, когда индивид действует интуитивно в соответствии со своей совестью, он не может знать, что важно для выживания вида в данном случае: решение, принятое спонтанно, по обстановке, в какой - либо не предрешенный заранее момент, не может определяться высшими соображениями. Оно складывается именно иррационально, автоматически и эмоционально. Однако же, если индивид попросту старается не умножать каких бы то ни было страданий в мире, он совершает косвенным образом поступок, способствующий и выживанию вида, и в этом смысле совершает «добро» и в биологическом смысле. Что касается «зла», то единственное толкование этого понятия, не вызывающее противоречий, - отождествление зла со страданием. Страдание может прямо, немедленно эмоционально быть воспринято нашими чувствами; мало того, человек способен также к сочувствию страданием других. Поэтому правило «не причиняй другим страданий» не превосходит человеческих возможностей, даже при условии, что действие это автоматическое и эмоциональное. Правда, если сравнительно легко установить, кто твой ближний (по крайней мере, в рамках унаследованных норм нашего круга, нашего общества, нашего идейного окружения). И если сравнительно легко даже определить, какие мои действия увеличат зло в мире, страдания в мире, то гораздо труднее выбрать, какие из моих действий более, чем другие, увеличивают зло в мире. Что надо особенно иметь в виду – это отдаленные последствия наших действий (сравните «Фальшивый купон» Льва Толстого). Несомненный факт, например, что насилие, которое в момент его совершения казалось необходимым и меньшим злом (скажем, во время войны или гражданской войны), имеет тенденцию полностью менять сознание лиц, его применявших, и вызывать цепную реакцию насилий, которые могут продолжаться без конца в течение десятилетий. Это легко подтвердить общественными фактами из истории 20 века. А значит, правило о неумножении страданий в мире верно и в социологическом смысле. Что касается религии (во всяком случае, если взять современные религии) – это правило, очевидно, верно. Возвращаясь к трудности выбора между действиями, увеличивающими сумму страданий (как выбрать, которое из них меньше увеличивает страдания?), мы опять приходим к интуиции, то есть, в конечном счете, к совести. Мы уже упоминали, что почти никто из людей не лишен совести полностью, однако тут следует различать два типа людей. С одной стороны – фанатиков, идеально приспособленных к действию, но видящих только одно непосредственное следствие из него. И интеллигентов, способных видеть этически разные стороны предмета и тем самым более ограниченных в своей способности действовать. Однако эта ограниченность лишь мнимая, потому что она, в сущности, сводится к ограничению способности увеличивать страдания мира. Но поскольку решение относительно моих действий целиком зависит от моей интуиции, моей совести (поскольку «царство божие» внутри нас) - только мы сами можем оказать милосердие и проявить самоотверженность и самопожертвование. Как мы пытались показать выше, что бы ни правило нашей жизнью (биологическая эволюция, Второй закон термодинамики или Бог) - это сила, не имеющая дела и не могущая иметь дело с личностью, но, в лучшем случае, лишь с видом. Это сила не всеблагая и не милосердная. Может быть, в человеческом смысле, она даже вообще не благая (для личности). И, по-видимому, она не может быть всеведущей, разве что в отношении самых общих законов развития Вселенной. Мало того, можно утверждать, что всезнание физически и философски невозможно: оно нарушает принцип неопределенности. Зная место частицы в пространстве, мы не можем знать направления и скорости. Зная скорость, мы не знаем места в пространстве. Заметим, что речь идет не о несовершенстве человеческого познания. Просто в природе что-то не может существовать одновременно, а несуществующее не могло бы познать даже всезнающее существо. Вообще, верховная сила весьма равнодушна к нашим личным страданиям, что и показано в «Книге Иова». Но именно эта сила вложила в нас инстинкт совести, разрушительный для его индивидуального носителя, но необходимый для выживания человечества. И только в этом «Царстве Божьем» – которое внутри нас – мы можем искать доброту, снисхождение и любовь. Однако и тут не вижу места ни для веры, ни для надежды. Надежда – хорошее успокоительное, но она необходима для добрых деяний. Мало того, - и это, кстати, о Рае и Аде – я думаю, что святые мученики были праведны не потому, что они надеялись на награду, а несмотря на то, что они на нее не надеялись. Итак, будем надеяться, что наша совесть не слишком часто вводила нас в заблуждение. И то, что живет в нас, по-отцовски простит нам те ушибы, которые мы, время от времени, вольно или невольно, оставляли на ребрах ближних. Но, конечно, и эта надежда, как и всякая надежда, тщетна. И нам следует выполнять наш долг в меру нашего понимания, не беспокоясь, простят нас в конце концов или не простят. Остальное - энтропия. http://zemlyane.unoforum.pro/?1-18-0-00000013-000-0-0-1314168431 .
  6. Голуби с клювом ястреба Мария Пази 2017 ERIN A. KIRK-CUOMO/CC BY 2.0 Хака — ритуальный боевой танец народа маори, Новая Зеландия История человечества кажется бесконечной хроникой конфликтов и войн. Лишь за XX век мечта о мире горела в двух мировых войнах, взрывалась с атомным оружием, тонула в кошмаре геноцида и замерзала в холодной войне. Сейчас, увы, планета снова оказалась на грани мирового конфликта. При таком непреодолимом желании повоевать вера в светлое будущее даже выглядит немного неуместной. О природе человеческой агрессивности и о культуре как способе совладать с агрессией мы поговорили со специалистом по культурной антропологии насилия, профессором Акопом Назаретяном Акоп Назаретян — доктор философских наук, профессор Государственного университета «Дубна», редактор журнала «Историческая психология и социология истории», руководитель Центра мегаистории и системного прогнозирования в Институте востоковедения РАН. Ведет исследования на стыке истории, психологии, социологии и культурной антропологии, посвященные социальному насилию в прошлом и настоящем. Особую известность получил сформулированный им в 1991 году «закон техногуманитарного баланса», суть которого заключается в закономерном развитии культуры в противовес развитию технологий и, в частности, оружия. Основной инстинкт — Зачем нужно это достаточно неприятное явление — агрессия? — В бытовой речи, в политике и этике это почти ругательное слово. Но для психолога, антрополога или биолога все не так однозначно. Агрессия — фундаментальное свойство живого. Для жизнедеятельности необходима энергия, которая высвобождается при разрушении других организмов. Отсюда неизменные спутники жизни — конкуренция, отбор. Согласно медицинским протоколам, при погружении человека в диабетическую кому последним (после полового, пищевого) отключается агрессивно-оборонительный рефлекс. Добавлю, что творчество, дружба, любовь, юмор — это во многом превращенные формы агрессии. И секс, между прочим. В специальной литературе приводятся забавные иллюстрации взаимосвязи между агрессией, сексом, юмором и чувством прекрасного. Вот, например, ритуал ухаживания у одного вида попугаев: самец принимает позу крайней ярости и… повисает на ветке вниз головой. Многие специалисты считают, что смех развивался из переориентированного агрессивного жеста. — Агрессия — это единое явление? На охоте испытывается та же гамма чувств, что и на войне? — Нет, конечно. В психологии различают два вида агрессии: охотничью и аффективную. Волк не испытывает ненависти к зайцу. Любители охоты или рыбалки легко это поймут. Поэтому говорят о «безэмоциональности хищника». В мозгу центр охотничьей агрессии расположен отдельно от центра аффективной (или эмоциональной) агрессии, которая ориентирована на разборки между «своими», между представителями одного вида. С ненавистью и со злобой к себе подобным мы сражаемся за территорию, за самку, за пищу. Но эмоциональные переживания двойственны: где есть ненависть и злоба — возможны жалость и сочувствие к сородичу. Поэтому в войнах между людьми задействованы оба типа агрессии. Например, политики часто представляют противников «недочеловеками», чтобы включить охотничий инстинкт и купировать угрызения совести. Ворон ворону глаз не выклюет? — Получается, сочувствие эволюционировало вместе с агрессивностью? — Скажем так: адаптация требовала, чтобы у мощно вооруженных видов животных сильнее развивалось инстинктивное торможение внутривидовой агрессии. Русская поговорка «ворон ворону глаз не выклюет» основана на фактах и имеет аналоги во многих языках. Действительно, ворон умерщвляет добычу мощным ударом клюва в глаз, но в драках между воронами такой прием обычно не применяется. Один зоолог рассказал, как приручил вороненка, а когда тот вырос, играючи подносил руками его клюв к своему глазу. Ворон резко вырывался и отворачивался — даже в игре инстинкт не позволяет нацеливать клюв в глаз другу! Гориллы и вовсе ограничиваются «игрой в гляделки». Более могучий самец подавляет противника свирепым взглядом. А вот голуби или мыши сражаются «без сантиментов». Голубь, символ мира, может долго добивать ослабевшего соперника клювом по голове. Ворон, ястреб или орел так убивать не способны. — А человек? Мы больше похоже на воронов или на голубей? — Человек — эволюционная химера, «голубь с ястребиным клювом». Мы, как голуби, произошли от слабо вооруженных предков, поэтому изначально инстинктивное торможение внутривидовой агрессии у нас слабое. Выдающийся зоопсихолог, нобелевский лауреат Конрад Лоренц выражал сожаление по поводу того, что человек не обладает «натурой хищника». Ученый полагал, что, если бы мы произошли от львов, насилие не играло бы столь важную роль в истории. В ответ на это замечание специалисты по сравнительной антропологии (группа Эдварда Уилсона) доказали, что в расчете на единицу популяции люди убивают себе подобных значительно реже, чем сильные хищники. Это дало повод усомниться в человеке как самом безжалостном агрессоре. Тем не менее около 2,5 миллионов лет назад древние люди искусственно отрастили себе опасный «ястребиный клюв», были созданы первые орудия — заостренные галечные отщепы, чопперы. Они использовались по-разному, и, в частности, согласно археологическим данным, их создатели — Homo habilis («человек умелый») — дробили друг другу черепа. Появился странный биологический вид, сочетающий инстинкты слабо вооруженного предка с беспрецедентными возможностями взаимного убийства. По законам природы, такие существа не имели шансов выжить, но именно они стали нашими далекими предками. Когда некрофобия не спасает — Почему же в таком случае мы не перебили друг друга? — Есть гипотеза, что мы выжили в том числе благодаря тому, что давший сбой инстинкт был заменен неврозом — иррациональным страхом мертвых, некрофобией. Мертвым стала приписываться способность к мщению. Некрофобия ограничила внутривидовую агрессию и стала затравкой будущей духовной культуры. С тех пор жизнеспособность человеческих сообществ во многом определялась тем, насколько развитие технологий уравновешивалось культурно-психологическими регуляторами. Это закон техногуманитарного баланса: чем выше мощь технологий, тем более совершенные средства ограничения физической агрессии необходимы. До сих пор развитие технологий влекло за собой совершенствование ценностей, морали, права. Но этот механизм драматичен: те общества, которым не удавалось адаптировать культуру к возросшему технологическому могуществу, «выбраковывались». Они либо разрушали сами себя, либо становились добычей противников. —То есть с появлением нового оружия всегда происходит перестройка ценностей? — К сожалению, не всегда, и это касается не только оружия. Охотничьи, сельскохозяйственные, промышленные технологии нарушали устоявшийся порядок в обществе и провоцировали всплеск агрессии. Возникала эйфория, ощущение всемогущества и вседозволенности. За этим следовали кризисы, экологические и геополитические катастрофы, и происходил отбор социумов, способных жить с новыми технологиями. — Можете привести пример такого негативного сценария? — Особенно богата такими примерами этнография первобытных обществ. Например, после окончания Вьетнамской войны обнаружилось, что исчезло крупное охотничье племя горных кхмеров. Вьетнамцы и американцы обвиняли друг друга в геноциде, но потом удалось договориться о международной научной экспедиции. И антропологи по свежим следам реконструировали ход событий. Как выяснилось, никто туземцев не уничтожал — беда в том, что эти опытные охотники случайно заполучили в свои неопытные руки американские карабины. Они оценили преимущества огнестрельного оружия, научились им пользоваться, а также добывать стволы и боеприпасы (вокруг шла война!). За несколько лет они перебили фауну, с которой их предки сосуществовали тысячелетиями, а потом чуть не перестреляли друг друга. Оставшиеся в живых спустились с гор и деградировали. Конечно, этот эпизод довольно нетипичен. Технологии были получены извне, общество перепрыгнуло через несколько ступеней развития: тот факт, что люди с психологией лучников овладели искусством стрельбы из карабина, привел к трагедии. Там, где эволюция протекает в обычном темпе, система регуляции постепенно развивается. Куда уходит агрессия — Получается, с развитием культуры и цивилизации человек стал менее агрессивным? — Скорее всего, наоборот — агрессия возрастала. Так происходит у всех животных при переполнении экологической ниши, когда их становится слишком много. Атрофируются инстинкты торможения внутривидовой агрессии и самосохранения, половой инстинкт, учащаются взаимные убийства, убийства детенышей, происходят массовые самоубийства. В итоге численность популяции выравнивается. А человек живет в условиях неестественно высокой плотности. Только уровень культуры позволяет нам жить относительно мирно при численности за 7 миллиардов, в 100 тысяч раз большей «законной» с точки зрения природы. Мы научились регулировать и сублимировать агрессивные импульсы. Но надо различать агрессию и насилие, а также разные формы насилия. В длительной исторической ретроспективе выявляется парадоксальная зависимость: с ростом убойной мощи оружия и демографической плотности «коэффициент кровопролитности» (отношение среднего числа убийств в единицу времени к численности населения) последовательно снижался. Чем легче становилось убивать друг друга, тем меньше убивали. Замечу, что этот коэффициент снижался не на проценты и даже не в разы, а на порядки. Например, расчеты показали, что в Европе ХХ века он на полтора порядка, то есть раз в 50, ниже, чем в среднем по охотничьим племенам. А для Европы это был очень напряженный век: две мировые, две гражданские войны, Холокост, концлагеря. — Если плотность населения и совершенство технологий увеличивается, то что обеспечило положительную динамику? — Изменилось соотношение физического и символического насилия: насилие во многом вытеснилось в виртуальный мир. Еще Аристотель назвал этот эффект катарсисом — очищением. Культура, проходя через кризисы, множила и совершенствовала каналы сублимации агрессии. Сегодня к их числу относятся телевизор и компьютер. Там такой градус насилия, что он способствует избавлению от агрессивности в реальном мире, хочется вести себя спокойнее. Мы успеваем так навоеваться в воображении, смотря новости или фильмы, что в реальности сражаться уже не тянет. Реальный мир стал похож на «зону рекреации» — зону отдыха от насилия. Такой центр штиля формируется и во время войн. Допустим, рядом с Коста-Рикой в 80-е годы бушевал военный конфликт в Никарагуа, да и в Панаме была напряженная ситуация. Кому охота была повоевать — могли отправляться в Никарагуа, а в Коста-Рике все было спокойно. Здесь драться было нельзя, да и не хотелось. Оружие у людей имелось, но обстановка в целом была мирная. Профессор Акоп Назаретян ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА АКОПА НАЗАРЕТЯНА — А мы не можем, напротив, через кино и игры научиться насилию? Привыкнем, что убивать «там» не страшно, а жертве не больно, и с этим убеждением перейдем в реальный мир. — Конечно, влияние обоюдоострое, имеется немало фактов провокации насилия или суицида через соцсети и СМИ. Но приведу аналогию. Сегодня чуть ли не каждый готов рассказать, как плоха медицина, как врач недоглядел, ошибся — и здоровье пациента ухудшилось. А как ужасны экология, воздух, питьевая вода и пища! Вот отчего мы такие больные и несчастные! Но если взглянуть на ситуацию системно, выясняется, что с развитием медицины, гигиены и прочих технологий средняя продолжительность жизни людей за двести лет возросла в четыре раза и продолжает расти. Еще в начале XIX века она не во всех европейских странах стабильно достигала 20 лет, из трех родившихся детей до пятилетнего возраста доживал один, родовая смертность была, по нынешним меркам, катастрофической, хотя экология и медицина тогда не казались людям такими ужасными… То же и с виртуальными сценами насилия: все не так плохо, как принято считать. В медиа освещаются в основном какие-то исключительные случаи — подобные новости многократно тиражируются, зачастую производя провокационный эффект. В целом же виртуальные сцены насилия снижают напряжение «по эту сторону» экранов и газетных полос. Для чего стране враги — Значит, в XXI веке насилие по-прежнему сокращается? — По данным ООН и ВОЗ, в 2000–2010 годах от всех видов насилия в мире гибло порядка 500 тысяч человек в год. Само по себе число страшное, но при 7-миллиардном населении Земли такой уровень насилия — рекордно низкий. Общее число убийств уступило числу самоубийств: их совершалось более 800 тысяч в год. Впервые в истории люди чаще убивали себя, чем друг друга. Но, к сожалению, во втором десятилетии ситуация ухудшается… — Почему? — Ухудшается геополитическая обстановка. Наша группа подробно исследует, как и почему это происходит и каковы шансы предотвратить наихудшие сценарии. С войной очень сложно справиться, потому что она отвечает нашим глубинным потребностям. В 1930-х годах финский криминолог Вели Веркко высказал предположение, что во все времена и во всех культурах главный источник насильственной смертности — не войны, а бытовые конфликты. Дальнейшие исследования подтвердили эту гипотезу, теперь ее называют «закон Веркко». Испокон веков люди искали «чужих», чтобы ограничить насилие внутри сообщества. Первобытные вожди регулярно стравливали молодежь, обеспечивая внутренний мир и стабильность своей власти. Обращаясь к Лоренцу: «Мы воюем не потому, что делимся на нации, классы, профессии и партии. А делимся для того, среди прочего, чтобы воевать». Весь мир, вся история сотканы из отношений «они — мы», «наши — не наши». Наличие врага дает очень важные преимущества. Оно способствует консолидации: люди дружат «против кого-то», это ограничивает внутреннюю агрессию и, кроме того, это самый убогий и доступный вектор смыслообразования. К сожалению, избавиться от этой инерции общество не успело. Приведу свежий пример. В 2008–2009 годах российская статистика показывала 16 убийств в год на сто тысяч населения. В последние годы — 9–10 убийств. Конечно, и это из рук вон плохо, но все-таки чем обусловлено сокращение? «Полиция» работает лучше, чем «милиция»? Или внешнеполитические напряжения, «образ врага» сплотили сограждан? — Значит, нам до сих пор нужны конфликты для сплочения и формирования общей цели? — Достоевский писал, что «долгий мир зверит и ожесточает человека». А политолог Петер Слотердайк, изучавший предпосылки Первой мировой войны, ввел в науку термин «катастрофофилия». Это массовая психическая эпидемия, проявляющаяся в том, что миллионами людей овладевает жажда «маленьких победоносных войн». При долгом отсутствии массовых потрясений часто растет число насильственных преступлений и самоубийств. Очень ярко это проявилось в преддверии Первой мировой: уже почти полвека не было войн, а уровень самоубийств зашкаливал, возникло воспевание самоубийства как высшего счастья. И пока теоретики доказывали, что войны более невозможны — миллионы людей жаждали войны и победы. Август 1914 года описывается как «самый счастливый месяц» в истории Европы. Немецкие интеллектуалы писали, что наконец-то наступает настоящая жизнь после десятилетий бессмысленного прозябания. Сейчас мы снова отчетливо диагностируем симптомы катастрофофилии, причем уже на мировом уровне. И это гораздо большая угроза, чем, скажем, Эбола. Потому что психические эпидемии долго не фиксируются и не осознаются. — Вырисовывается довольно мрачная картина. Война — это, естественно, плохо; но и без войны, получается, человеку не слаще. Можно ли найти цель и смысл как-то иначе? — Ситуация небезнадежна. Уже в ХХ веке психологи провели блестящие эксперименты, демонстрирующие, что образ общего врага можно сменить на образ общего дела. Цель тогда направлена не на зловредного контрагента, а на преодоление трудностей. В эксперименте американских ученых два лагеря бойскаутов, враждующих мальчишек, попытались примирить, перенаправив их агрессивность. Сначала испортили грузовик, который снабжал оба лагеря провизией, и этот тяжелый грузовик бойскауты вместе тянули и толкали до города. Потом совместными действиями «враждующих» лагерей чинили водопровод. В итоге, когда «враги» ехали обратно, они уже обнимались, обменивались номерами — подружились «за», а не «против». Это же подтверждают события на политической арене 50–70-х годов, когда впервые создавались коалиции, не направленные против кого-либо. На пороге атомной войны были заключены эффективные международные договоры о неприменении атомного оружия, о его нераспространении, о запрещении испытаний в трех средах. А чего стоили глобальные экологические соглашения, также не направленные против третьих сил! Человечество, подбираясь к краю пропасти, прозревало, хоть и временно. Боги или самоубийцы? — Мы снова оказались на краю? Есть ли прогноз на будущее — куда развернет нас следующий кризис и когда его ждать? — Знаете, физик Энрико Ферми как-то задался резонным вопросом: «А где все?» Это известный парадокс: по всем стандартам космологии Вселенная должна быть полна разумной внеземной жизни, и мы должны были бы выйти на контакт с представителями иных цивилизаций. Но мы никого не можем найти — это наводит на мысль, что на определенной фазе развития цивилизация самоуничтожается! Независимые расчеты ученых из Австралии, России и США показали, что мы сейчас подходим к пику развития сложности. График роста скорости эволюции все ближе к вертикали, и около середины XXI века возможен «фазовый переход» в истории не только человечества, но и всей эволюции на Земле. Этот переломный момент называют точкой сингулярности. Вот только вопрос, куда это ведет: в хаос и «нисходящую ветвь» истории или в новую форму стабилизации, прорыв к космической фазе? Перефразируя японо-американского физика-теоретика Митио Каку и его коллегу, армянского физика и философа Вазгена Гаруна, можно сказать, что живущие сейчас люди — самое значительное поколение за всю историю человечества: именно они определят, достигнет ли человечество великой цели или скатится до необратимой деградации. Сейчас женщины рожают или потенциальных богов, которым, возможно, будут доступны какие-то формы бессмертия и космического господства, или поколение самоубийц, которые обратят вспять развитие человечества. Игры-стрелялки дают возможность разрядить накопившуюся агрессию в виртуальной среде ANTON FENIX — Приносит ли современность какие-то новые угрозы, или это все та же жажда «маленьких победоносных войн»? — Во-первых, размылись грани между войной и миром. После 1945 года войны официально объявлялись всего четыре раза, и это были отнюдь не самые кровопролитные конфликты. А длительные масштабные конфликты в официальных документах назывались как угодно, но только не войнами. После Нюрнбергского процесса слово «война» заменили бесконечные «сдерживания», «принуждения к миру», «контртеррористические операции»… Или самый диковинный перл — «гуманитарные бомбардировки» в Югославии в 1999 году. На локальных фронтах этих «не-войн» погибло до 25 миллионов человек. В 2016 году Нобелевский институт мира организовал международную научную дискуссию, большинство участников которой пришло к выводу, что новая мировая война неизбежна. А сегодняшнюю ситуацию оценивать как невоенную, как предвоенную или как военную? Конфликт не так уж и сложно пропустить. Например, в июне 1940 года мировую войну обсуждали еще в будущем времени, хотя она уже шла почти год. — Какими технологиями может начаться и вестись эта война? — Боюсь, любыми. Это вторая опасность нашего века — размытие грани между военной и невоенной техникой. В 2000 году американский программист Билл Джой заметил, что век оружия массового поражения сменился веком «знаний массового поражения». Новейшее вооружение становится все более дешевым и доступным, ускользает из-под контроля государств и правительств. Это несет в себе угрозу злоупотребления и угрозу глупости: по злобе или сдуру можно нанести страшный урон! Так что снижается «дуракоустойчивость» общества. Чем мощнее технологии, тем больше общество зависит от «дурака». Уже и не скажешь, что способно нанести больший ущерб: танк или навороченный компьютер в руках искусного, но безответственного пользователя, который способен взломать систему контроля охраны ядерного оружия или взорвать атомную станцию. — Мы говорили о том, что, возможно, сейчас в России образ врага несколько снизил внутреннее насилие в обществе. А есть ли какие-то специфические черты у «русской агрессии»? — Не могу сказать, что русская агрессия какая-то особенная. К сожалению, врагов ищут не только в России — это мировая тенденция. Качество внешнеполитических решений в мире заметно снизилось. Политических гроссмейстеров 1950–80-х годов сменили игроки пятого разряда, не умеющие просчитывать последствия далее одного хода. Теперь за словом «объединение» непременно следует слово «против» с указанием зловредного врага. А тексты и речи полны бессодержательных клише вроде «национальные интересы». Но в нынешнем переплетении расовых, этнических, конфессиональных и прочих общностей вообще не понятно, что такое «нация». Кроме того, политики не различают таких понятий, как интерес, амбиция, каприз, импульс. И всерьез верят, что возможно «национальное будущее», отдельное от будущего мировой цивилизации… Пожар в Белграде после бомбежки, апрель 1999-го ВЕЛИЧКИН СЕРГЕЙ, ДАНИЛЮШИН АЛЕКСАНДР/ ФОТОХРОНИКА ТАСС — В России сегодня можно наблюдать ренессанс религиозности. Как это влияет на нашу агрессивность и наше будущее? — Религия, к сожалению, является древнейшим инструментом разделения общества на «своих» и «чужих». А потому вовсе не способствует смирению или уменьшению уровня агрессии. Мне не кажутся смешными кадры, на которых священник с кадилом окропляет космические ракеты, а они при этом то взлететь не могут, то падают. Или кадры, на которых руководители многоконфессиональной страны эдак смачно, крупным планом целуют церковные мощи. Но что опять-таки хуже всего — это не российская специфика. О том же сообщают аналитики из Северной и Южной Америки, Западной Европы. По данным Института Гэллапа, 70% членов Республиканской партии США верят, что Бог создал мир за шесть дней, и кое-где горячие головы опять ставят вопрос об уголовном преследовании за преподавание эволюционной теории. Ренессанс религиозного и национального фундаментализма — третий и самый опасный тренд нашей эпохи. Антрополог Эдвард Уилсон емко описал складывающиеся в современном мире дисбалансы: «Мы создали цивилизацию… с инстинктами каменного века, общественными институтами Средневековья и технологиями, достойными богов». То, что происходит в современном мире, — не «столкновение цивилизаций», это столкновение исторических эпох. И происходит оно не на границах стран, а в сознании людей. — Каковы худший и лучший сценарий XXI века? — Современная наука подготовила мощные предпосылки для формирования новых смыслов, свободных от идеологий, веками деливших людей на «своих» и «чужаков». Они направлены на общую цель — сохранить мировую цивилизацию. Политики, которые прежде других возьмут это на вооружение, получат важные дивиденды. Только заботясь об интересах всей цивилизации, можно расширить влияние России на международной арене. Это хороший вариант развития событий. Иначе, в худшем случае, сбудется прогноз Томаса Элиота: «Вот как кончится мир — не взрыв, но всхлип». В ХХ веке мир мог кончиться «взрывом». Этого удалось избежать, потому что человечество сумело культурно и психологически адаптироваться к атомному оружию, как прежде к другим техническим чудесам. В XXI веке нам грозит «всхлип» — необратимый, саморазрушительный возврат в прошлое. Остается надеяться и верить, что так не будет, что мир снова сможет договориться. №17 (434) http://expert.ru/russian_reporter/2017/17/golubi-s-klyuvom-yastreba/?fbclid=IwAR2GmmdB4yXBoeaLm30ibVkWp8bwcI4SOwIJClg2Qm28ZpD05VsFErpM5wY
×
×
  • Create New...

Important Information