Поиск по сайту

Сергей Лебедев: «Социология – дело моей жизни». Интервью Юлии Кормушиной Эксперт: Давайте начнём. Интервьюер: Первый мой вопрос: с какой сферой в большей степени связана ваша деятельность – со сферой социологического образования и академических социологических исследований, со сферой прикладных полевых и социально-политических и маркетинговых исследований, со сферой прикладных цифровых исследований онлайн? Может быть вы получаете образование в сфере социологии? Может быть это деятельность в аналитических подразделениях органов власти? Возможно, вы – фрилансер в сфере изучения общественного мнения, либо что-то другое? Эксперт: Связано с первым. Моя деятельность связана с первым пунктом – это социологическое образование и академические социологические исследования. Во всём остальном, может быть, в каких-то отдельных моментах тоже участвую, но не более того. Образование и исследования. Интервьюер: Отлично. Эксперт: Я являюсь профессором Белгородского государственного университета как раз на кафедре социологии и организации работы с молодежью. Интервьюер: Здорово. Мой научный руководитель очень хвалит ваш университет, именно вашу кафедру и советует ровняться на ваш опыт. Эксперт: Замечательно. Спасибо, мне очень приятно. Хотя я не заведующий кафедрой, но я передам. Можно узнать, кто Ваш научный руководитель? Интервьюер: Мой научный руководитель – Каргаполова Екатерина Владимировна. Она профессор кафедры Астраханского государственного университета, но преподает сейчас уже в экономическом университете им. Плеханова. Эксперт: Я слышал эту фамилию. С работами не знаком, но я слышал эту фамилию. Спасибо, очень приятно. Интервьюер: Видите, оказывается, страна у нас большая, всё-таки какие-то взаимодействия, точки касания есть. Хорошо. Тогда перейдем непосредственно к подробностям. Расскажите, пожалуйста, немного о себе: как давно вы работаете в сфере социологии и сколько вам лет, если этот вопрос уместен. Эксперт: Этот вопрос совершенно уместен. Мне 49 лет с недавних пор. Я работаю в сфере социологии, но тут написано «сферические исследования общественного мнения». Но не совсем я занимаюсь общественным… в сфере социологии с 1995 года, если считать аспирантуру. Практически уже скоро четверть века, как я в социологии. Интервьюер: Серьёзный рубеж, такой промежуток времени. Практически застали ренессанс этой сферы. Эксперт: В каком-то смысле да, застал. И как раз занялся этим именно тогда, когда всё начиналось – всё возрождалось, точнее. Интервьюер: Здорово. Особенно интересно ваше мнение, потому что до этого у меня, честно признаться, были информанты более младшего возраста, которые могут говорить и рассуждать о социологии только более позднего периода, уже XXI века. Спасибо. Что вы понимаете под термином «профессия»? Как, на ваш взгляд, развивается это понятие в современном мире? Эксперт: Профессия? У меня стандартное понимание профессии, то есть это специальный род занятий, достаточно квалифицированный род занятий, официально признанный в обществе и имеющий какую-то функциональную полезную значимость. Стандартный взгляд на профессию. Что касается современного мира, здесь, конечно, сложные сейчас происходят процессы трансформации. Я не занимался ни разу специально социологией профессий, поэтому тут мой взгляд будет чисто дилетантским, со стороны. Но насколько я о чём-то могу судить, профессия в современном мире в каком-то смысле размывается – это понятие. Сейчас несколько маргинальное состояние общества, в том числе в плане профессиональной стратификации, в плане профессиональных разделений труда. И, в частности, это выражается в том, что в очередной раз система образования – опять-таки мировой тренд – она находится в кризисе, а система образования – это все-таки основной институт профессионализации. Хотя сейчас у нас в высшем образовании исчезло слово «профессиональное». Но все-таки это профессиональное образование. И можно сказать так, что официальное признание в форме дипломов, сертификатов и так далее, оно несколько расходится – и значительно, может быть, в каких-то моментах расходится с фактическим профессионализмом человека. Возрастает количество людей, которые не имеют соответствующих документов, но исполняют свои обязанности весьма качественно и серьёзно. И, с другой стороны, возрастает число людей, которые, имея соответствующие документы, не всегда могут это делать. На мой взгляд, этот процесс идёт. Хотя, конечно, он не единственный. И в очередной раз стоит задача привести в соответствие максимальное фактическую и номинальную сторону дела, что и пытается сделать современная система образования, всячески реформируясь, подстраиваясь под жизнь или пытаясь жизнь построить под себя. В самых общих чертах, так. Интервьюер: Хорошо, услышала. Небольшой вывод, что все-таки трансформация образования, как того самого института получения профессиональных навыков, сегодня ярко выражено на лицо. И вы имеете в виду тот самый компетентностный подход, который провозглашен, как один из сегодня лидирующих подходов в подготовке специалистов. Эксперт: Я имею в виду, что образование рефлексирует происходящие изменения, хорошо в лице своих деятелей и экспертов это осознаёт. Но, может быть, не до конца ещё понимает, что со всем этим делать, потом что изменения в современном мире слишком турбулентны, слишком быстры. И они беспрецедентны, такого в обозримом прошлом или не было, или почти не было. И то, что профессия, сама карта профессий интенсивно изменяется. В прошлом году, по-моему, целый ряд профессий официально перестали существовать. Вчера на лекции студентам пример с профессией стенографистов приводил. Это только один маленький пример. Возникают новые профессии, их надо институциализировать. Не всегда это гладко проходит и легко, и быстро. И, уже известно, в профессиях происходят соответствующие сдвиги, изменения. Размывается сам критерий профессионализма, отчасти по объективным причинам, потому что жизнь предъявляет новые требования, а мы достаточно консервативные, в том числе образовательная система. И надо как-то к этому всему приспосабливаться. Интервьюер: На ваш взгляд, это позитивные изменения или все-таки негативные? Как это будет сказываться на будущих профессионалах, вообще на будущем осуществлении деятельности какой-либо? Эксперт: Позитивно/негативно. Это жизнь, это вызов. А позитивное/негативное – это уже как мы сможем выстроить свою реакцию на это. Нельзя говорить, что вызов – это плохо или хорошо. Это объективно. А уже сможем ли мы с ним справиться – это уже позитивно, либо нет. Потери больше или меньше, приобретения тоже. Поэтому, собственно говоря, пока ещё неясно, я бы сказал. В конечном итоге, общество с этим справится, как обычно справляется. Выработает институциональные механизмы, институализирует новые профессии. Может быть, даже само понятие профессии, как обращение с профессией как таковой, изменится, адаптируется к динамичным условиям и многофакторным. Но в любом случае, это известное подростковое выражение: «Мир уже никогда не будет прежним». Интервьюер: И понятие профессии тоже, возможно… Эксперт: Понятие профессии тоже обязательно изменится. Опять же, я говорю как дилетант в этой сфере. Но я получаю много информации и анализирую, как социолог вообще. И мне кажется, что это уже труднооспоримо. Интервьюер: Смотрите. Есть новый (он, конечно, не очень новый) термин, но, тем не менее, такой термин, как «занятие». Есть профессия, есть занятие. Знаком ли вам этот термин? И, как вам кажется, может быть, именно профессия трансформируется именно в так называемые занятия? Эксперт: Это всё-таки больше вопрос к специалисту. Наверное, да, какой-то тренд происходит в этом направлении, лучше сказать, потому что профессия – это нечто, более соответствующее традиционному обществу, классическому. А сейчас у нас все-таки разная классификация: позднего модерна, постмодерна и так далее. Действительно, размывается. Я сказал, что ключевое слово все-таки институциональное «размывание»: рамок, правил, определений точных, концептуальных этих, ограничений. И занятие, как более свободное понятие, допускающее больше толкований, больший семантический спектр, оно более подходит для обозначения современной сферы профессиональной деятельности. Да, во многом. Интервьюер: Хорошо, спасибо. Услышала, давайте тогда двигаться дальше. Перейдем непосредственно к вашим профессиональным или должностным обязанностям. Скажите, пожалуйста, какие задачи вы решаете в процессе своей работы? Эксперт: Задачи основные две – это обучение студентов и написание, подготовка научных работ, проведение научных исследований. Плюс организация научных мероприятий. Пожалуй, три мои основных задачи. Интервьюер: Обучение студентов, подготовка научных статей и организация научных мероприятий? Эксперт: Организация научных мероприятий. Третье я сам на себя взвалил, потому что мне это интересно, очень нравится. Мы проводим конференции. Интервьюер: Здорово. Можно на сайте найти информацию этой конференции или, может быть, у вас есть рассылки? Эксперт: Есть информация на сайтах. В частности, на сайте Российского общества социологов. А есть на сайте нашего университета информация, есть информация на нашем специализированном ресурсе «Социология религии», потому что я занимаюсь прежде всего социологией религии и являюсь российским специалистом в этой области. Интервьюер: Здорово, посмотрю обязательно. Получается, что ваши должностные обязанности, которые вы основные перечислили задачи, они обусловлены вашей должностью в структуре университета? Эксперт: Да. Моими должностными обязанностями, как преподавателя, как исследователя. Интервьюер: И сама среда вашей деятельности обусловлена выбором этих трех направлений? Вы сказали, что третье вы сами выбрали, взвалили на себя. Эксперт: Да. Нет таких обязанностей – проводить научные мероприятия. Но это моя склонность, которая дает дополнительные бонусы. Хотя, конечно, и дополнительные обязанности. Интервьюер: Хорошо, услышала. Тогда непосредственно про ваше образование: какой наивысший уровень образования у вас в настоящий момент? Профессиональное образование в какой предметной сфере наук вы получили? И специальность какой академической дисциплины вы получили? Вы чисто социолог или пришли в отрасль из другой сферы? Эксперт: Я не чисто социолог, и очень этому рад, честно говоря. Я ещё был бы рад, если бы в свое время была возможность получать двойное образование, как сейчас. Некоторые мои студенты получают образования на двух факультетах или даже в двух разных университетах по разным направлениям подготовки. Я историк по образованию, закончил исторический факультет. «История и педагогика» у меня в дипломе. А в дальнейшем, уже будучи кандидатом наук, я ещё получил заочно образование по государственному и муниципальному управлению. В Москве, теперь РАНХиГС. Кандидатская диссертация и ещё пока незащищённая, написанная докторская диссертация у меня по социологии, по социологии культуры конкретно. Интервьюер: Социологии культуры? Эксперт: 22.00.06. Интервьюер: 220006. Получается, что как такового социологического именно классического образования нет, но есть аспирантура только, правильно? Эксперт: Аспирантура, совершенно верно. Причем я начинал учиться в аспирантуре по философии, а продолжал и уже заканчивал по социологии. Так интересно получается. Интервьюер: А можно поподробнее. Почему, меня интересует, в чём был мотив вашего выбора, именно имея историческое образование, историка, дополнительного образования в сфере муниципального управления, вы еще перешли именно в социологию? Тем более через аспирантуру философии. Как произошел у вас переход к данной науке? Эксперт: Скажу, как это произошло. Я собирался заниматься историей, подумывал еще насчёт философии, как запасного варианта. Но, к сожалению, по истории тогда у нас не было особых возможностей работать. Я переориентировался на философию, но, как потом выяснилось, там большие, практически непроходимые проблемы с защитой, потому что у нас не было своего совета, а с другими советами отношения не были так налажены. Поэтому стабильно наши аспиранты выпускались в никуда – там, где я учился, причём независимо ни от своих способностей, ни от уровня подготовки, ни от чего. И мне посоветовали переориентироваться на социологию. Для меня это было на тот момент таким шоком, потому что о социологии у меня было представление почти нулевое, во-первых; а во-вторых, несколько превратное, стереотипное: что это совершенно что-то нудное, редкостная нудистика, что-то вроде статистики, чисто что-то прикладное и связанное исключительно с цифрами. В общем, то, что я очень не люблю по своим склонностям, потому что я больше гуманитарий. И по подготовке, и сам по себе. Но пришлось переориентироваться даже больше из прагматических соображений, потому что там была возможность, нельзя было её упускать. Я за полтора года переориентировался на социологические науки. Это удалось сделать. И в результате стал социологом, хотя какое-то время даже после защиты ещё не считал себя достаточно социологом. Не рисковал себя так называть. Но потом оказалось, уже в процессе написания, подготовки диссертации, последующей работы, что именно это и есть моё. Понимаете, так, случайности неслучайны. Я просто открыл для себя социологию, я понял, не сразу, но понял, что это такое. И это в конечном итоге оказалось делом моей жизни. Интервьюер: Сейчас вы с уверенностью можете сказать, что социология – это дело вашей жизни? Эксперт: Даже не сейчас, а уже лет 15 или больше, могу так сказать. И с каждым годом всё увереннее могу сказать. Социология – дело моей жизни. В этой связи даже проанализировал свой бэкграунд, начиная с детства: было очень конкретное проявление именно социологических склонностей, социологического интереса. Я раньше в таком ключе не думал. По большему счёту, не зная об этом, я к этому действительно шёл. Это все было абсолютно закономерно, хотя и кажется случайным. В конце концов нашёл, узнал то, чего не узнавал, то, что для меня оставалось неузнанным. Социология – это действительно моё. Интервьюер: Здорово, интересно. Получается, что вроде бы и практические, прагматические соображения заставили прийти в отрасль, но… Эксперт: Да, толчок конкретный был, который переориентировал меня. Но оказалось, что он совпал с глубинным и вполне реальным трендом в эту сторону. Интервьюер: Здорово. Это очень замечательно слышать. Получается, что вы удовлетворены тем, чем вы занимаетесь? Эксперт: Да, разумеется, иначе я бы просто этим не занимался. Интервьюер: Потому что бывают разные подходы. Некоторые мучают себя, но продолжают заниматься нелюбимым делом, но про конкретно вас можно сказать, что… это большое слово – «дело моей жизни», это выражение много стоит. Эксперт: Я здесь не боюсь этого громкого выражения, потому что это действительно так и есть, это дело моей жизни. Интервьюер: Здорово. Далее у меня будут вопросы про курсы повышения квалификации. Мы с вами сделали вывод, что вы социолог, потому что закончили аспирантуру по социологии. Какие еще курсы повышения квалификации именно в сфере исследований общественного мнения? Но здесь нужно добавлять, что и социологии, потому что я услышала, что это несколько не ваше, именно про социологию говорим. Какие курсы повышения квалификации в сфере социологии вы походили? Как давно это было? Какие именно это были курсы? Эксперт: Я могу сказать, что по социологии я в последние годы собираюсь, но пока еще до сих пор не прошёл курс обработки данных, вторичной обработки данных. И в планах у меня ещё пройти курсы по качественной социологии. Это мне даже больше интересно, по как раз проведению глубинных интервью и анализу этих данных. Замечательные недельные курсы проводятся в Институте социологии, сейчас Федеральный Центр в Москве. И я надеюсь, что это все-таки удастся в ближайшее время реализовать. Если не считать этого, то специальных курсов по социологии я не проходил, всё само. Самоучкой, в конкретных проектах, в конкретных делах, неформальных беседах и общении, практическом общении с коллегами более опытными и равными мне, да и с более младшими тоже. Иногда у студентов есть чему поучиться. Самоучка, чем, честно говоря, я опять-таки доволен, как ни странно. Извините, небольшое лирическое отступление. Я две с половиной недели назад был на замечательной конференции в Москве, посвящённой памяти профессора Ядова, не нужно представлять, наверное, этого социолога. Как раз в Институте социологии всё это проводилось. Очень грандиозное мероприятие, великолепно было сделано. Много было, с кем пообщаться, кого послушать. Выступил тоже. Но что интересно из биографии Владимира Александровича Ядова: в его интервью сквозит – хотя это величина, сами понимаете, и сам он понимал свой уровень, разумеется – у него постоянно сквозит, что он не получил в свое время базового образования. Интервьюер: Социологического именно? Эксперт: Именно социологического, потому что тогда такой возможности не было. Когда он уже потом становился социологом, даже где-то такая фраза есть, что они «поколение самоучек». Это наши классики. Я тоже себя отношу к самоучкам. Я объективно к ним отношусь, но я, наоборот, даже этим где-то горжусь. Я очень рад, что так получилось. Хотя опять-таки неплохо в своё время получить ещё и формальное образование по социологии. Но, мне кажется, и всегда я так считал, что формальное образование дает диплом, а реальное образование дает твоя наклонность, твоя работа, твое постоянное вгрызание в дело. Только так. Никакой диплом этого не заменит. Поэтому я даже рад, что я именно самоучка. Считаю это даже каким-то признаком качества определённого. Интервьюер: Здорово. Вгрызаться в работу, вгрызаться в проект – это есть реальное, а не номинальное. Эксперт: Постоянно в деле, в реальной практике обучаться. Открою вам секрет, я только несколько последних лет считаю себя профессионалом, после того, как меня официально приняли в СоПСо – Сообщество профессиональных социологов России. Это, конечно, признание, это очень приятно. Хотя вроде бы это не совсем формальный статус, это общественная организация, но тем не менее эти люди, их мнение дорогого стоит. И профессионализм можно заработать только так. А формальное образование – это скорее всё-таки подспорье и это скорее довесок к твоему реальному профессионализму. Хотя важный довесок. Интервьюер: Хорошо, услышала. Тогда небольшое уточнение именно про курсы повышения квалификации. Количественная обработка данных, качественные методы исследований, вы сказали, в планах. А они, эти планы, чёткие, вы знаете? Эксперт: Да, разумеется, чёткие. Количественная обработка данных – это, по-хорошему, весна 2020 года. Предварительные договоренности уже есть, главное, чтобы выделил средства университет. Выделит, обещает. Такие интенсивные, очень хорошие курсы. И это будет, конечно, на пользу и мне, и кафедре, где я работаю, студентам. Интервьюер: Я, единственное, что прослушала, - про количественную обработку данных. Это тот же самый Федеральный научный центр? Эксперт: Да, Федеральный научно-исследовательский социологический центр в Москве, на Кржижановского. И там есть эта обучающая структура. Я сейчас точно не помню, как она называется. Центр дополнительного образования. Там регулярно проводят подобного рода курсы по нескольким направлениям. И по СПСС именно, эта количественная обработка, которая в первую очередь, а потом уже качественная. Я в таком приоритете расставил. Интервьюер: Но единственное, что есть небольшое побочное явление – это финансирование от университета. Все зависит от этого. Эксперт: Да. Можно напрячься и самому себя профинансировать. Но я не думаю, что это совсем правильно. Интервьюер: Вы будете… Эксперт: Всё-таки в этом заинтересована и базовая организация. Поэтому подал заявление. Вроде бы там должны выделить средства. Интервьюер: Здорово. Как вы сказали, это будет полезно не только вам, но и кафедре в целом, студентам в целом и качеству образования. Эксперт: Да. Интервьюер: Хорошо. Что-то еще? Количественная обработка данных, качественные методы, что-то еще? Эксперт: Меня еще звали туда же на специальные курсы по конфликтологии. Но это всё-таки не совсем моё. Может быть, когда-нибудь. Но не в приоритете. Интервьюер: Хорошо, услышала. Давайте тогда двигаться дальше. Какие профессиональные знания, умения и навыки вы считаете своими ключевыми? Здесь можно не стесняться и говорить вполне откровенно. Эксперт: Свои, да? Интервьюер: Именно свои, да. Эксперт: Но я бы сказал прежде всего так. То, что классики называли социологическим воображением – это у меня, пожалуй, есть. И это, хотя оно, может быть, не прописано в стандартах, в деталях, но это всё-таки основа. Если у человека есть социологическое воображение, он сможет дальше и конструировать свои проекты, и исследовательские программы, и их осуществлять, и уже доводить их с помощью формализованных методов до логического завершения. Но первично всё-таки социологическое воображение. Потом что ещё? Второе, очень важное, но это уже из области не прикладных, а лучше сказать, инструментальных вещей – это способность и склонность постоянно учиться. Это, мне кажется, очень важное качество профессионала, потому что то, чего мы достигли, не может быть окончательным и достаточным. Точнее сказать, если мы достигли и остановились, то, как известное, опять же выражение, «не идти вперед, значит, идти назад», начинаешь уже незаметно, а то и заметно откатываться назад в своем профессионализме. Нельзя останавливаться. И третье, что ещё могу сказать. Для социолога всё-таки важно уметь чувствовать контекст того исследования, чувствовать и определять, вживаться в него, входить в него, изучать его, которым ты занимаешься, чтобы был не сухо формальный подход, а именно – каждое исследование нужно прожить. Наверное, так. Немножко я нестандартно подхожу к таким вопросам. Интервьюер: В этом и полезность нашего глубинного интервью, потому что, если было бы стандартно, мы бы ограничились количественным исследованием. А здесь мне хочется узнать мнения коллег всевозможные, разные ракурсы. А то, что вы последнее назвали, «чувствовать контекст», немного не поняла. Здесь, получается, качество идеального социолога или все-таки это тоже ваш ключевой навык? Эксперт: Я говорю сейчас именно о себе, потому что, конечно, идеальному социологу еще много чего свойственно. Это в большей мере, разумеется. Я сейчас говорю о том, что я в себе чувствую, что я в себе знаю, за что я могу отвечать, что это у меня есть. Собственно, благодаря этим качествам я этим и занимаюсь. Иначе я бы просто чувствовал себя профнепригодным. Интервьюер: Здорово. Далее вопрос, но мы уже его частично обговорили: какие профессиональные знания, умения вы будете развивать? Это будет количественная обработка данных, качественные методы исследований, что-то ещё, может быть? Эксперт: Пока это в приоритете. Я должен совершенствоваться в профессиональных конкретно деталях, овладеть, по возможности очень хорошо овладеть, и количественными методами, понятно, что не всеми, их очень много, но несколькими конкретными методами. И методами качественного анализа информации. Прежде всего глубинного интервью и фокус-группы, которая тоже является глубинным интервью. Интервьюер: Хорошо. Тогда двигаемся дальше. Назовите, пожалуйста, 3-4 вида так называемых активностей, позволяющих социологу повышать свой профессиональный уровень, развивать личностный потенциал в профессиональной деятельности. Иными словами, что, на ваш взгляд, нужно делать, чтобы быть профессионалом в области социологии? Эксперт: В принципе, у вас это прописано: участие в научных конференциях, проведение курсов. Я думаю, что, как минимум, это чтение профессиональной литературы. Это в любой области, не только в социологии, но в социологии это №1. Потому что, если ты не знакомишься, особенно если ты считаешь себя исследователем, если ты не знакомишься систематически с новинками, с классическими вещами, то ты не совсем полноценный исследователь, наверное. Интервьюер: А что посоветуете читать, что понравилось из последнего вами прочитанного? Эксперт: Сейчас я читаю как раз Владимира Александровича Ядова, издано специально для конференции: «Социология Ядова: Методологический разговор». Это издано буквально только что, в 2019 году. Здесь собраны его основные работы. Полезнейшее чтение. Я раньше, конечно, ряд этих работ читал в разных источниках. Но не все. А сейчас систематически с ними нужно ознакомиться. И это отдельный бонус, отдельное большое спасибо тем, кто эту конференцию готовил, проводил. А что еще именно из социологического профессионального? Это уже мое направление конкретно – это Питер Бергер, Томас Лукман «Социальное конструирование реальности». Это был один из первых русских переводов, который я купил, еще будучи аспирантом. Это на развале, в 1995 году. С тех пор это моя настольная книга. И третье – Геннадий Семёнович Батыгин, «Методология и методы социологического исследования». Переиздание уже четвёртое или пятое. Тоже систематически обращаюсь к этому изданию. Интервьюер: Классики российской социологии и американской. Вы сказали такую интересную фразу: «перечитываете». Для себя что-то каждый раз новое открываете? Эксперт: Такие вещи нужно именно перечитывать через какое-то время, потому что они очень глубоки, и они очень полезны. Но и, разумеется, ты изменяешься, поэтому каждый раз действительно смотришь под разными ракурсами на одно и то же. И опять-таки личные качества. Я, например, люблю перечитывать, разумеется, не всё на свете, а определённые вещи. Это моя особенность читательской культуры. Перечитывать, фильмы пересматривать и так далее. Интервьюер: Хорошо, услышала. Про чтение профессиональной литературы. Какие еще активности для развития и повышения личностного роста? Эксперт: Общение с коллегами формальное и неформальное. Конференции, семинары, круглые столы – это очень важная и полезная вещь. Я бы даже сказал, что неформальное общение, то, что в кулуарах происходит, то, что происходит после уже проведенного мероприятия – новые контакты, возобновление старых, совместные проекты или хотя бы просто обсуждения, — это даже более полезно. Основное дело научной коммуникации. И это второй момент. Чтение – это коммуникация с классиками и современниками, с которыми ты непосредственно поговорить не можешь. А это формальное и неформальное общение с современниками – это второй момент. И третий момент: разумеется, нужно постоянно писать. Как говорил один из известных учёных, правда, археолог, но он сказал общенаучную вещь: «Для учёного нет оправдания, если он ничего не публикует». Можно перерывы делать, но нельзя прекращать. Постоянно писать и публиковать. Интервьюер: Писать и публиковать? Эксперт: Да. Но опять-таки я не хочу, чтобы вы меня поняли превратно. Речь не в количестве и не в величине, не в масштабах написанного и опубликованного, потому что некоторые коллеги делают упор именно на количество. Это неправильно, на мой взгляд. Можно публиковать раз в полгода статью небольшую, но максимально содержательную. Конечно, тут ещё важно, где опубликовать. Конечно, лучше в таком издании, чтобы её как можно больше человек могло найти и прочитать. Но в любом случае содержательность и качество её написания – это критерий №1. Он важнее всех остальных. Тем более, что сейчас электронные средства коммуникации дают большие возможности. Даже через рассылку ознакомить с ней, с этой работой, всех заинтересованных людей или большинство из них. Конечно, публикация, сама по себе публикация – официально это остается важным, потому что это признание тоже, что публикация состоялась. И публиковать тоже нужно, но я бы сказал, что всё-таки по большому счету у нас сейчас идет вал публицистической активности. Во многом вынужденно, людей заставляют публиковаться, особенно в высших учебных заведениях, в научных структурах. На мой взгляд, это категорически неправильный подход, потому что макулатуры у нас – не только у нас, но и в других странах – всегда было достаточно много. Важно всё-таки, чтобы были фильтры для качественных публикаций. В этой связи нельзя заставлять публиковаться всех, кто способен. На мой взгляд, это очевидно, что нельзя этого делать. Нужно просто давать такую возможность, чтобы при желании люди могли подать свой труд на публикацию. И при наличии качества публикацию осуществить. Тогда, на мой взгляд, нормализуется. Интервьюер: Вопрос качества же всё-таки достаточно относительный и достаточно субъективный? Эксперт: Вопрос экспертов. Интервьюер: Получается, что я, как аспирант, с этим сталкиваюсь. Где-то принимают работы, где-то не принимают по каким-то надуманным порой ошибкам. Даже не объясняют, как улучшать качество молодым исследователям. Но, тем не менее, сейчас большой порог входа и защиты. Эксперт: Да. На мой взгляд, слишком большой порог. Не надо требовать от молодых исследователей большого количества этих публикаций. Их должно быть сравнительно немного, может быть, 5 штук плюс/минус, но они должны быть действительно содержательными, охватывать основное содержание диссертации и быть достаточно высокого качества, чтобы быть опубликованными. Интервьюер: Услышала. Общение с коллегами, постоянное написание научных статей и публикация, чтение профессиональной литературы. Что ещё, какие активности влияют на развитие профессиональной деятельности? Эксперт: Для меня, например, практически каждое моё занятие лекционное и практическое влияет на мои профессиональные компетенции. Как я уже сказал, у студентов можно чему-то поучиться. И сама публикация, сам процесс уже является точильным камнем, где ты оттачиваешь свои компетенции. Причем не только сугубо педагогические, не только преподавательские, но зачастую и методологические, потому что, объяснив 10 или 20 раз, что такое программа социологического исследования, ты уже становишься, если не асом, то во всяком случае очень неплохо разбирающимся человеком в этой области. Интервьюер: Здесь, как я вижу, 2 аспекта. Во-первых, вы сказали – это общение со студентами, которые, скажем так, новое поколение, новые мысли, которые могут вас заряжать чисто с коммуникационной точки зрения. И есть момент постоянной подготовки, постоянной необходимости быть в теме, проговаривание, оттачивание, уточнение того, чем вы занимаетесь. Правильно я вас понимаю? Эксперт: Да, совершенно правильно. Интервьюер: Хорошо. Помимо этого, можете назвать какие-то активности? Эксперт: Пожалуй, это основные. Давайте, чтобы не переходить на большой список неосновных, а их действительно может быть очень много, и сэкономить время, пожалуй, остановимся на этом. Интервьюер: Правильно я понимаю, что всё перечисленное из этих активностей, это то, что вы непосредственно активно используете и считаете важным для социолога в общем? Эксперт: Да, совершенно верно. Но я немножко уточню, конкретизирую. Для социолога именно моей сферы, смотря ответ на первый вопрос. Для социолога –преподавателя и исследователя, или наоборот, исследователя и преподавателя. Интервьюер: Хорошо. Эксперт: Я просто не рискну давать таких советов для всех социологов, потому что я не такой спец там. Интервьюер: Хорошо. Спасибо за уточнение. А какие профессиональные знания, умения и навыки вы бы хотели получить с нуля? Это будет связано с исследовательской деятельностью, либо это будет что-то другое, в какой-то другой сфере? Эксперт: С нуля? Интервьюер: Есть ли вообще такое, что вы бы хотели с нуля научиться? И связано ли это с исследованиями в социологии? Эксперт: Хотел бы научиться летать на летательных аппаратах, но это никак не связано с исследовательской социологией, скажем так. Интервьюер: Но это больше личное, получается? Эксперт: Да, это больше личное. В социологии пока у меня нет конкретных планов и проектов, чтобы чему-то научиться с нуля. В основном развивать то, что хотелось бы лучше уметь. Интервьюер: Хорошо. Проводили ли вы за последние 3 года исследовательские проекты за пределами региона вашего, где вы проживаете? Эксперт: За последние 3 года? Скажем так, я в них участвовал. Я не организовывал такие проекты, но я был один из участников, даже одним из руководителей по нашему региону. На межрегиональном исследовании. Я был куратором в нашем регионе. Таких исследований было несколько. Интервьюер: Можно буквально пару слов? Я понимаю, без подробностей, без заказчиков можно. С чем это было связано? И вы хорошо проговорили, что вы были руководителем регионального, что именно вы делали? Эксперт: Я подбирал команду, инструктировал ее, контролировал работу в поле, контролировал сбор данных и формирование массива, передачу в центр. Это была моя задача. Но в двух из этих исследований я еще активно участвовал в разработке программы и инструментария. Интервьюер: Получается, что здесь непосредственный функционал, как методиста, методолога, возможно, так и непосредственно полевика, который подбирает команду и собирает данные, контролирует? Эксперт: В том числе, да. Буквально последнее, что мы только что закончили, неделю назад, там я и полевиком тоже был. Я брал реальные интервью, как вы сейчас у меня это – может быть, не в таких развернутых масштабах. Контролировал расшифровку, делал отчет. Я был и полевиком в буквальном смысле. Интервьюер: Буквально интервьюером, да? Эксперт: Да, я подбирал наших соучастников исследования, респондентов, экспертов, с ними договаривался, распределял, кто берёт интервью у кого. В том числе и сам брал. Интервьюер: К тому, что в этих проектах ваши организаторские навыки были на передовой? Эксперт: Да. Хотя не только организаторские. Как я уже сказал, в этом проекте, о котором сейчас упоминал, и ещё в одном я активно участвовал, поскольку это по моей специальности, я активно участвовал в разработке программы и инструментария. Интервьюер: Получается, что проекты так или иначе, те, которые за пределами региона, наверное, и в регионе, это только та научная область социологии, которой вы занимаетесь? Вы не беретесь за проекты, которые напрямую не связаны, там, где вы профи? Эксперт: Вы имеете в виду нетематические? Интервьюер: Нетематические, да. Эксперт: Нет, почему? Очень даже берусь. Опять-таки, смотря, в каком качестве, потому что, как организатор, я могу делать самые разные проекты. Как рекрутёр, как организатор, как коммуникатор. А содержательно – тут в разной степени мое участие. Где-то совсем небольшое, а где-то очень серьёзное. В зависимости от того, в чём я разбираюсь. Интервьюер: А последующие три года планируете ли вы проводить проекты за пределами региона, в котором проживаете? Эксперт: Да, разумеется. Даже за пределами страны. Если получится, международное исследование. Интервьюер: А это уже конкретные, четкие планы, либо это пока на уровне договоренностей или обсуждения? Эксперт: В основном, на уровне договоренности, потому что чёткие планы обычно формируются в течение месяца, максимум четырех. Очень редко, когда мы раньше узнаем об этих чётких планах. Зависит от грантов. Иногда буквально неожиданно, за несколько дней приходит предложение, и нужно думать, что с ним делать, принять или отклонить. Интервьюер: В принципе, для вас это не проблема, а даже для вас прямое желание участвовать в таких проектах более глобальных, нежели региональный уровень, нежели межрегиональный уровень? Эксперт: Конечно. Мы будем только рады таким проектам. И мы им рады, когда они появляются, да. Некоторые из них мы сами планируем, но это всё-таки своими силами трудно сделать. Нужны очень серьёзные партнеры. А что касается инициативных исследований, а значительная часть моих исследований инициативная, то здесь, конечно, нужно планировать на год вперед и на 2 с аспирантами. Интервьюер: Хорошо, услышала. Тогда я предлагаю несколько сменить тему. Мы говорили подробно о вас, а теперь поговорим непосредственно о сфере социологии в целом. Как, на ваш взгляд, можно сегодня охарактеризовать сферу социологии, какие тренды можно сегодня выделить, и скорее можно говорить о развитии и прогрессии, либо упадке, регрессии социологии? Эксперт: Сразу уточним. Мы говорим о социологии в России, или в Европе, или в мире? Интервьюер: Будем говорить всё-таки о России, потому что это нам ближе. Больше про Россию. Как можно охарактеризовать сферу социологии в России, какие тренды в России можно выделить? Эксперт: Я бы сказал, что тренды в России не только в социологии, в целом, по большому счёту, тренды в России так или иначе соответствуют мировым трендам, только имеют большую или меньшую национальную специфику. Практически во всём, на что я обращал своё внимание, как экспертное, так и дилетантское, она эту тенденцию подтверждала. В России, как не странно, очень мало, что происходит совсем своеобразного. Совсем уж то, чего нигде нет, или нет в процессах мировых. Как правило, эти процессы те же самые, только либо с некоторым отставанием, либо с особенностями нашими, иногда сильно флуктуирующими. Но тем не менее опять же то же, что и везде, в развитых странах. Мы здесь не в стороне, мы не какая-то аутистическая цивилизация. Отнюдь. Хотя, конечно, нельзя игнорировать наши особенности. Это очень важно учитывать, безусловно. Но это не только в России. Это везде, в любой стране нужно учитывать, везде они есть. Если говорить именно о трендах развития социологии. Вообще социология сейчас, я бы сказал, переживает этап неопределённости, этап некоторого затяжного кризиса, и неизвестно, куда она дальше вырулит. Тут слишком многофакторная зависимость, развитие, общество в целом само по себе тоже стоит на очередном пороге своего развития. И тоже сейчас неопределенность во многом. А также развитие внутринаучной логики, развитие науки, как таковой, и развитие науки о социуме, в частности. Я бы что сказал: что в любом случае в том или ином виде она продлит свое существование, потому что… Если только общество не прекратит свое существование – это, я надеюсь, не случится, социология тоже будет существовать. Хотя она может измениться лет через 50 или больше, может быть, и меньше. Но, а что касается такого тренда именно конкретного развития, я бы сказал, что сейчас – но, опять же, это мой субъективный взгляд – не то, чтобы происходит отход от классической теории, но происходит переосмысление классических теорий. И их то, что я называю словом «рекомбинация». Мы сейчас во многом поневоле экспериментируем со всеми теми подходами, моделями, концепциями, понятиями, которые в большом количестве наработали наши классики и современники. Это мы стоим перед этим, как перед большой мастерской, где мы можем себе подобрать инструменты под наши цели. А есть те, кто способен, собрать из них даже какой-то агрегат, смоделировать исследовательскую машину. И задача современных социологов – именно освоить это наследие по мере сил, но не утонув в нем. Взять, вобрать оттуда то, что наиболее эффективно работает именно на их сферу профессионально-исследовательских интересов. Или даже, может быть, по возможности сюда еще что-то своё внести, усовершенствовать эту исследовательскую аппаратуру. Мы уже не то, что с нуля, не изобретаем ничего нового. И это нужно понимать. Мы именно осваиваем и работаем с тем, что у нас есть. Но очень важно не впасть в фетишизм и замкнуться в социологии, как в искусстве для искусства. Не забывать, что она всё-таки инструмент, по большому счету, для социума. Как нам заповедовали и другие классики. Это основной тренд именно социологический. Что касается России. Тут у нас специфика довольно-таки сильная. Вы знаете, что социология в России, как минимум, дважды была под запретом. Еще до революции была, официально её не было, как политически подозрительной науки. После революции она не так уж долго просуществовала, с высылкой Сорокина, с закрытием социологического факультета в Петербурге. 30 лет не существовала. И только с середины 1950 годов понемногу, очень осторожно начинали возрождать её те же Ядов и наши классики. Она получает определённое развитие уже в позднесоветское время. И сейчас, в постсоветский период, где мы все имеем сомнительную честь находиться, но, тем не менее, находимся объективно. Постсоветский период двойственный. Почему? С одной стороны, мы впервые получили полную свободу в социологии, социология получила полную свободу: делай, что хочешь, развивайся, как хочешь. Такой свободы у нас еще не было, это действительно нужно ценить. И мой приход в социологию как раз совпал с этим. Я этому очень рад, потому что всё-таки это очень важно для любой науки – возможность неограниченно или почти неограниченно развиваться и экспериментировать. С другой стороны, всё очень зависит от социальной конъюнктуры, насколько эта наука будет оценена и востребована заказчиками. В наших условиях, прежде всего – это государство, муниципальные структуры. До некоторой степени это общественные организации, но в основном всё-таки государственные. Пока у нас эта конъюнктура. Приятно, очень ценный момент, что у нас достаточно ценят и поддерживают сейчас. Социология в тренде определенно. Хотя, конечно, не в таком, как нанотехнологии или биомедицинские исследования и так далее, космические. Но, тем не менее, всё-таки мы чувствуем себя не самыми последними. И это очень важно. Но насколько этот тренд устойчив – это уже другой вопрос. Будем надеяться, что он продлится долго. Интервьюер: Хорошо, услышала. Большое спасибо, за такой развернутый ответ. Всё прямо по полкам разложили. Тогда немного про профессию социолога. На ваш взгляд, является ли сегодня в России, в целом, профессия социолога престижной, востребованной? Эксперт: Я считаю, что не настолько, как могла бы быть престижной и востребованной. Но опять-таки по доходящим до меня сведениям, в мире тоже социологи не чувствуют себя людьми №1. Хотя в развитых странах достаточно востребованы, престижны. Но не самые-самые. Я считаю, что на этом фоне из реальных вариантов у нас сейчас очень неплохие позиции, из реальных, конечно, я с идеальными не сравниваю. Пока мы востребованы. Но это даже в чем ощутимо? Из года в год нам выделяют несколько, 5-10 бюджетных мест на подготовку специалистов-очников, набор специалистов-заочников. Там сейчас уже не специалисты, там бакалавры, бакалавриат, плюс магистерские направления, магистратура. Это нам государство финансирует. Плюс ещё по несколько человек набираем за свой счёт, платных студентов. Это очень конкретный и очень важный показатель. Интервьюер: Плюс гранты, которые на ученых… Эксперт: Я сейчас говорю о базе, потому что существенно опираемся на неё. Я сегодня вечером иду в школу, на родительское собрание, буду там рассказывать о нашей кафедре социологии, агитировать родителей записывать, чтобы их дети обратили внимание. Интервьюер: Здорово. Видите, какую вы еще важную ремарку сделали о популяризации профессии. Эксперт: Разумеется, без этого, понимаете, это просто необходимость, потому что, если люди не будут знать или будут знать, как я раньше, в юности, на уровне самых примитивных и превратных стереотипов, мы долго не просуществуем. Всё-таки нужно уметь о себе рассказать, себя подать и себя прорекламировать. Интервьюер: Спасибо. Ещё об этом мы не говорили. Это важная ремарка. Буду дальше думать. Тогда мы уже частично говорили, но тем не менее идеальный социолог – кто он? Какими качествами он должен обладать? Какие образы у вас возникают, когда вы рассуждаете об идеальном социологе? Эксперт: Идеальный социолог? Наверное, все-таки это человек, опять же идеальный – ключевое слово. Это человек, который максимально глубоко понимает происходящие сложнейшие процессы в обществе. Может быть, не все, но какие-то определяющие. Вообще общество – это сверхсложная система, даже по классификации. Общество – сверхсложная система. Конечно же, никто ее охватить полностью, просветить, как рентгеном, не может. Даже все коллективно мы не можем этого сделать. Но мере своих способностей, квалификации, компетентности мы всё-таки частично познаем и должны познавать его в тех областях, в тех сферах, в тех институциональных составляющих, которые мы уже непосредственно изучаем. И идеальный социолог – это, наверное, тот, который, знаете, интегратор, который способен видеть дальше своей узкой профессиональной области. Допустим, если он занимается социологией тех же профессий, то он всё равно способен выйти, увидеть общий тренд, общие тенденции, общие закономерности. Пусть это будет не до конца формализовано, но с помощью именно этой своей социологической научной интуиции, воображения, экспертного взгляда, комплексного объема – соотнести, сопоставить множество информационных моментов и сконструировать из них, интегрировать единую систему. Способность синтеза на высшем уровне. Это идеальный социолог. И тот же Владимир Александрович Ядов, тот же, если говорить о совсем классиках, Питирим Александрович Сорокин, Макс Вебер, Дюркгейм и так далее, они были именно такими, почему и стали классиками. Сейчас это, мне кажется, не требуется от всех, разумеется, не требуется. Но всё-таки какое-то количество таких специалистов такого уровня, оно должно быть, потому что они формируют, как говорят филологи, метатекст социологии. Интервьюер: Услышала. А как вам кажется, что вы имеете такой бэкграунд исторический, философский, разбираетесь, по крайней мере, в этих науках, идеальный социолог отличается ли от идеального историка или идеального философа? Или все-таки идеальный социолог – это практически то же самое? Эксперт: Это не то же самое, потому что у каждого из них своя область. И я бы сказал, свой профессиональный менталитет. Так что, конечно же, отличается. Может быть, самый общий принцип. Но тут я бы сказал ещё так. В отличие даже от историка и философа, социолог – это непосредственно человек, включённый в общество. Не в том плане, что вообще нельзя быть свободным от общества, это про всех можно так сказать, а имеется в виду – в своей исследовательской общепрофессиональной деятельности. Социолог – это не только человек, который смотрит на свой предмет со стороны, но он еще и непосредственно включён в этот предмет. Хочет он или нет. Даже если он непосредственно не влияет на его развитие, тем не менее, попадает. Знаете, как это называется: когда частично выступает изображение из плоскости, а частично оно там находится? Примерно социолог точно так. И, исходя из этого, из такой двойственной позиции, конечно, он сильно отличается от большинства других учёных, если не от всех. Интервьюер: Получается, компиляция нескольких видов профессиональных компетенций, которые в социологе должны функционировать? Эксперт: Даже не виды профессиональной компетенции, а дело в том, что социолог, проводя свои исследования, он тем самым уже что-то меняет в обществе, даже если это неочевидно. Этого не скажешь ни об историке, ни о философе, ни даже о политологе в такой степени. А социолог, он, будучи наблюдателем со стороны, он еще и включённый наблюдатель, непосредственно включённый в гущу общественных процессов. И если он не чисто кабинетный ученый, который изолирован от всего, но такого не бывает – если он ещё и публикуется, ещё и выходит на широкую публику, если он общается, даже только с коллегами, он все равно уже этим влияет на сами общественные процессы. В силу самого его объекта и предмета исследования. Не может быть по-другому. Интервьюер: Хорошо, спасибо. Получается, следующий вопрос: кого лично вы считаете авторитетом в сфере социологии на следующих уровнях? Вы говорили уже – Ядов, Сорокин, Вебер, Дюркгейм – это, возможно, примеры идеального социолога. А кого именно авторитетного в настоящий момент, может быть, не в таком далёком… Эксперт: Здравствующих исследователей? Интервьюер: Может быть не совсем далёком таком прошлом, может быть, опять же кто-то внёс не так давно такой вклад, что социология сегодня такая, какая она есть. У меня есть несколько видов уровней. Международный уровень, на ваш взгляд, кто является лидером, авторитетом на этом уровне для вас? Эксперт: Из российских или из всех? Интервьюер: Опять же это ваше мнение. Можете указывать как российских, так и всех социологов, кого считаете авторитетом. Эксперт: Я буду говорить только о здравствующих, потому что нездравствующих я уже назвал. Если говорить о тех, кто сейчас, современных классиках, то, конечно же, это Рэндалл Коллинз, Соединенные Штаты Америки. Очень мощный. Месяц назад я бы сказал Иммануил Валлерстайн, но он, к сожалению, умер недавно. Кто еще? Из наших российских – это все-таки уже больше уровень федеральный. Интервьюер: Второй, да? Эксперт: Да. Международный, если не считать того же, уже названного Владимира Александровича Ядова, давайте пока мы перескочим через этот вопрос, потому что сейчас сразу в голову никто не пришел. Наверняка есть. Если говорить об уровне федеральном, уже российском, то тут целый ряд имён. Тут тремя мы не ограничимся. Интервьюер: Необязательно три. Это только так, для формирования таблицы. Все, что есть, все, что можете назвать. Эксперт: Первым мне почему-то пришел в голову Михаил Фёдорович Черныш. Сейчас он – заместитель директора Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН в Москве. И буквально месяц или меньше назад он был избран членом-корреспондентом Академии наук. Это, я считаю, большое торжество для нашей отечественной социологии в целом. Его я могу назвать. Из федеральных ученых. Разумеется, Михаил Константинович Горшков – директор того же Института социологии. Кто ещё из наиболее крупных? Николай Иванович Лапин, наш патриарх исследований ценностей и исследований региональной российской проблематики. Тоже давайте пока на этом остановимся. Интервьюер: Межрегиональные? Эксперт: Межрегиональные? Межрегиональный уровень, кто у нас между регионами? Так, межрегиональные. Так, наверное, если брать социологию профессий, безусловно, это Валерий Андреевич Мансуров – президент Российского общества социологов. Его, конечно, можно назвать и на федеральном уровне, безусловно, но пусть он возглавляет межрегиональный уровень. Интервьюер: Хорошо. Эксперт: Кто еще, из крупных товарищей? Юрий Рудольфович Вишневский, Екатеринбург. И оттуда же Гарольд Ефимович Зборовский. Это Уральский федеральный университет. Два наших классика, я очень для себя считаю большой честью, что я с ними познакомился, с Юрием Рудольфовичем. Кто ещё из таких, крупных и могучих товарищей межрегиональных? Так, давайте тоже пока остановимся на трех. Интервьюер: Если можем дальше дополнить, далее региональный уровень. Эксперт: Региональный – это имеется в виду Белгородская область, да? Интервьюер: Да. Эксперт: Как это, профессиональная скромность не позволяет назвать присутствующих. Поэтому назову отсутствующих. Евгений Викторович Реутов – мой коллега по университету. Безусловно, это один из мощнейших региональных социологов у нас. Опять-таки он масштабом повыше региона. Но отнесем его к этой категории. Кто еще? Моя непосредственно заведущая кафедрой – Инна Сергеевна Шаповалова, она и руководитель нашего Центра международного соц. исследований. Наверное, Леонид Яковлевич Дятченко, хотя он сейчас ушёл в социологическую публицистику. Мой первый научный руководитель. Кто ещё у нас в регионе такой крутой? Пожалуй, хватит. Интервьюер: Есть еще более мелкий уровень – местный. Это уровень города, возможно, начинающие социологи? Эксперт: Есть у нас начинающие социологи очень неплохие, кто у нас тут, могу назвать из местных? Так, тут, наверное, давайте мы местный уровень пока перескочим. Если честно, я о нём так сильно не думал. Чтобы не было перекоса, чтобы я не назвал не тех. Но на уровне уже местной работы, организации я могу назвать чуть ли не каждого второго своего коллегу. Во-первых, потому, что нас не много. А во-вторых, все они достаточно квалифицированы. Интервьюер: Это сотрудники кафедры, правильно? Эксперт: Сотрудники кафедры и некоторых других кафедр, которые являются социологами. Но опять-таки здесь я хочу оговорку сделать. Можно? Я, конечно, достаточно условно их распределил по уровням. Четко можно говорить однозначно только о международном уровне. Остальные так или иначе и там, и там могут номинироваться. Разумеется, те, которые на местном уровне, они не претендуют на федеральный, российский, но с двумя соседними – региональный и местный уровень организации, это у нас практически всё «в одном флаконе». Так же региональный и межрегиональный, тоже много пересечений. Тут нет такой чёткой границы непроницаемой, что это уровень межрегиональный, это уровень региональный. Я этой границы совершенно не вижу. Так что, как минимум, между соседними номинациями здесь границы весьма и весьма условные. Интервьюер: Хорошо, услышала. Специалистом какого уровня вы себя считаете? Эксперт: Разумеется, российского. Если брать основное направление моих исследований, то я на российском уровне. Интервьюер: Здорово. Это непосредственно по прямому профилю вашей работы. Может быть, вопрос не очень корректный, но почему именно? Вы говорили про признание, что ваша работа, ваши исследования, ваши мысли признаны коллегами и отнесены именно к уровню российской сегодня современности, как знаковые, как важные. Эксперт: Я не знаю на счет знаковых, понимаете? Все-таки у нас по большому счету в нашей стране научная коммуникация не столь развита, не столь безусловна, как она развита в некоторых других странах. Я имею в виду между социологами, конечно, прежде всего. У нас ещё предстоит подняться на этот уровень, поэтому я бы не сказал, что у нас есть чёткий табель о рангах. И я пытаюсь итерировать тоже несколько показателей – это цитируемость, это интенсивность коммуникаций сугубо профессиональных, когда мы обсуждаем вопросы, это попытки быть центром. Наша конференция «Социология религии в обществе позднего модерна», она претендует на определенный центр, такую площадку по социологии религии в России. Это определённое и в значительной мере субъективное отношение тех коллег, мнение которых для меня ценно, прежде всего их профессиональные заслуги, потому что это очень важный, хотя и неформальный показатель. Если тебя уважают тот-то и та-то или не уважают, то никакие, на мой взгляд, формальные документы это не компенсируют. И этого не возместят. Комплекс, сумма из таких 4-5, может быть, показателей, она дает в результате ощущение, даже не понимание, а ощущение своего места. На мой взгляд, у меня всё-таки это есть. Интервьюер: Хорошо, спасибо. Далее: какие ассоциации, что первое приходит вам на ум, когда вы думаете о себе, как о профессионале-социологе? Эксперт: Я – вечный ученик. Интервьюер: Вечный ученик. Эксперт: Да. Я постоянно учусь. Мой интерес и моё желание учиться, постигать что-то новое, повышать свой уровень не ослабевает. Это считаю своим самым важным качеством и как социолога, и, как вообще человека что-то делающего. Самое важное. И это, может быть, оправдывает вообще то, что я в этой сфере нахожусь и этим занимаюсь. Интервьюер: Хорошо, хорошая метафора. Вечный ученик. А какая из следующих профессиональных позиций в большей степени соответствует вам в настоящее время? Я могу перечислить, но, если у вас есть перед глазами большой этот перечень – можете выбрать. Эксперт: Есть, давайте не будем тратить время, у меня есть перед глазами. Так, я не совсем понимаю: социолог – это обобщающее название, или? Интервьюер: Да, это обобщающее, над всем высшее. Даже не высшее, а именно обобщающее. Эксперт: Интегрально. Давайте так, я не рискну себя назвать социологом вообще. Пусть меня назовут, если так считают, потому что для меня это всё-таки определенная честь – называться социологом. Да и ещё с большой буквы, как у вас тут написано. Я понимаю, что тут всё с большой буквы, но тем не менее всё-таки социолог. Я, например, не всех отношу к этой категории, тех, кто этим занимаются. Пусть обо мне это скажут другие, или не скажут. Что касается меня, то я, безусловно, исследователь, опять-таки учёный – это, как меня учили, это очень высокая категория. Называть себя учёным мы можем только в крайнем случае. Поэтому исследователь – это точнее сказано. Это качественник и количественник, потому что я и то, и другое делаю. Это преподаватель, доцент, профессор. Пожалуй, три. Интервьюер: Хорошо. Эксперт: Я еще сюда добавил бы… так, в таком случае еще и полевой сотрудник, координатор полевых исследований. Так, и, наверное, ключевой сотрудник исследовательской компании, потому что я возглавляю лабораторию, пусть она тоже лаборатория во многом инициативная, но она существует, она работает, имеет некоторую известность. Лаборатория социологии религии, культуры и коммуникаций Международного центра социологических исследований. Интервьюер: Как трансформировались эти профессиональные позиции в ретроспективе прошедших 3-5 лет? Я имею в виду прошлые 3-5-10 лет, эти же позиции вам были близки, либо в такой период времени вы занимали другие позиции? Эксперт: Если говорить о трёх годах, то то же самое абсолютно. Если говорить о пяти годах – то же самое. Если десяти годах, понятно, тут чего-то ещё не было. Я 10 лет назад не так часто проводил полевые исследования, как хотелось бы. Я тогда не мог назвать себя регулярным полевым сотрудником или регулярным координатором. Отнюдь. А все остальное было так. Доцент, исследователь был, и преподаватель был. И, конечно, я тогда не был ключевым сотрудником еще, только хотел бы им стать, потом что ещё тогда не было ни нашего центра, ни нашей лаборатории. Это если 10 лет назад. А 5 лет назад все то же, что и сейчас. Интервьюер: Некий такой рубеж развития ваших профессиональных компетенций – это примерно 10 лет? Эксперт: Примерно 7-8 даже. Интервьюер: 7-8. Хорошо. Смотрите, мы с вами уже беседуем больше, чем я у вас просила времени, 77 минут, но у нас остались не проговоренные вопросы. Мы можем закончить, либо продолжить. Эксперт: Давайте исходить из того, сколько их осталось. Прогнозируйте, сколько времени нам еще потребуется. Интервьюер: Мы с вами широко беседуем по любому вопросу. Здесь остался блок про востребованность профессии. Меня интересуют ваши релокационные планы, планируете ли вы переезд именно с целью профессионального развития. И про профессиональные социологические сообщества остался блок. Эксперт: Сразу скажу, что переезд я не планирую, потому что, если бы я планировал, я бы давно его осуществил, потому что были такие предложения больше 10 лет назад даже, были предложения. Нет, не планирую. И намереваюсь остаться здесь. Так что… Интервьюер: Но это здесь больше личный выбор – вам нравится город ваш, вам нравится это место работы, где вы работаете, либо не было ещё достойных предложений? Эксперт: Как сказать, конечно, предложения могли быть и более достойными, наверное. Но все-таки самое главное, да: я люблю этот город, где живу, и люблю, мне нравится место в целом, где я работаю, я его очень ценю. Но главное – все-таки особенности натуры. Я больше оседлый человек. Недаром у меня все предки – крестьяне именно отсюда, из этих земель. Это психологическая особенность. Интервьюер: Малая родина вас к себе притягивает. Эксперт: Очень важна для меня, да. Интервьюер: Хорошо. Тогда мы с вами, видите, целый блок пропустили. Останется блок про профессиональные сообщества. Как вы считаете, можно ли сегодня говорить, что в России сложилось и функционирует единое полноценное исследовательское социологические сообщество или можно говорить о разрозненных группах и коллективах? Эксперт: Я думаю, что сложилось. Но если не полностью, то процентов на 70-80, может, даже и больше оно сложилось. И прежде всего оно сложилось вокруг Российского общества социологов, нашего преемника Советской социологической ассоциации. И очень близкая к нему организация – Сообщество профессиональных социологов. Так что сообщество у нас реально существует, действует. Как раз в структуре Ядовской конференции у нас одно из первых мероприятий было заседание президиума РОС и президиума СоПСо. Так что там можно было видеть, насколько люди неформально действительно там состоят, насколько все это держится на реальных живых человеческих связях и отношениях, на реальных, живых исследовательских проектах. Я считаю, что это даже не костяк, не скелет, а это кровеносная/нервная система и основа нашей российской социологии, российской и региональной. Интервьюер: Услышала. А какие в общем вам известны исследовательские социологические сообщества? Можете перечислить, помимо РОС, СоПСо? Эксперт: Начиная с международных – это Международная социологическая ассоциация, ISA, Европейская социологическая ассоциация, ESA так называемая. РОС, СоПСо, но есть еще Общество Ковалевского в Санкт-Петербурге. Что еще? Были еще две попытки такие своеобразные очень создать альтернативные социологические ассоциации. Но насколько я знаю, сейчас они уже прекратили свое существование. Это РОСА, Российская ассоциация социологов, и ССР – Союз социологов России. Это 10-15 лет назад. Это были очень серьезные попытки, которые даже где-то раскалывали наше сообщество. Но они оказались в итоге несостоявшимися. Поэтому сейчас мы о них уже не говорим, или говорим, только как о нашей поучительной истории. Другие – они носят либо чисто характер узкопрофессиональный. Я не знаю точно, я там не состою. Или характер очень локальный, или сугубо региональный. Вообще таких ассоциаций достаточно много. Но то, что основным я вижу, я назвал. Возможно, я чего-то не знаю, конечно, я могу не знать о каких-то очень серьёзных объединениях профессионалов социологов. И заранее об этом говорю, что моё мнение не абсолютно объективно. Интервьюер: Хорошо. В каких вы состоите? Эксперт: Я состою в Российском обществе социологов и в Сообществе профессиональных социологов. Подумывал выйти на международный уровень, но еще пока не выходил. Интервьюер: В каких ситуациях вы чаще всего обращаетесь в профессиональное исследовательское сообщество? Как можно описать ваш личный сценарий взаимодействия с таким исследовательским или социологическим сообществом? Вы входите в управленческий состав сообщества, может быть, вы являетесь его активным членом или реализатором проектов? Может быть, вы являетесь членом, но активность не проявляете, либо являетесь сторонним пассивным наблюдателем? Эксперт: Мне кажется, сторонним пассивным наблюдателем не имело бы смысла быть. Или в таком случае не имело бы смысла об этих сообществах говорить. Я, конечно, включен, я являюсь, в частности, членом РОС уже давно. С самого основания нашего регионального Белгородского отделения Российского общества социологов я являюсь заместителем его руководителя. Да, кстати, вернемся на полминуты к межрегиональным социологам российским. Я забыл назвать Валентина Павловича Бабинцева – это руководитель нашего белгородского регионального отделения. Он – один из ведущих социологов и нашего региона, и межрегиональных российских, и российских в целом. Интервьюер: Вы, скорее всего, являетесь активным членом РОС. И здесь реализатор проектов или особенно не проявляете активность? Эксперт: Почему? Как раз в этом я и проявляю активность. И наша, в частности, конференция ежегодная, о которой я уже говорил. И исследовательские проекты, ряд проектов, в которых я участвую и которые я организую. И то, что последние три Всероссийских социологические конгресса, я там тоже состою в организационном комитете, что-то делал в организации – это как раз подтверждающий фактор. Я являюсь и активным членом, организатором, исполнителем проектов, и я отчасти состою в руководящих составах, потому что в РОС я еще являюсь секретарем исследовательского комитета социологии религии. А в СоПСо я с позапрошлого года, с 2017, вхожу в бюро, насколько я знаю, этой профессиональной ассоциации, что тоже для меня большая честь. Интервьюер: Хорошо. А что стало основной причиной вашего вступления в социологическое сообщество: отдельно про РОС и отдельно про СоПСо? Эксперт: Это желание теснее и более организовано, более основательно, серьёзно коммуницировать с коллегами, жажда признания, жажда выхода на новый уровень. Все сразу тут. Для чего вообще эти ассоциации нужны? Мне это не надо объяснять, я это просто почувствовал на глубинном уровне. А СоПСо – это уже было позже. Мне предложили, и я это предложение с признательностью принял, как какое-то определённое статусное признание. Интервьюер: Ранее вы говорили, что для вас именно членство в СоПСо явилось показателем вашего признания в научной среде. Эксперт: …Причем предложили, зная толк. Не просто, что «ты хороший парень, давай, вступай к нам», а они могут оценить твой профессионализм. И такое отношение с их стороны, поскольку эти люди входят в руководящий состав организации – это, конечно, уже для меня важный показатель. Интервьюер: Признание, услышала. Эксперт: Именно признание – признание твоего уровня, ранга какого-то, каких-то достижений. И человеческие качества, потому что в этих организациях люди подбираются, я бы сказал, ещё и по человеческим качествам. Мне просто приятно в них состоять. Разумеется, и там бывает всякое, и там бывают конфликты, недопонимания, и прочее. Но это во вторую и третью очередь. А в целом атмосфера удивительная, настоящая хорошая атмосфера и научная, и человеческая. Это, может быть, один из ключевых моментов, который притягивает меня и очень многих к этим нашим ассоциациям. Интервьюер: Хорошо, услышала. Какие выгоды вам дает, в общем, членство в социологическом сообществе? Можно говорить с точки зрения символического капитала, экономического, социального, профессионального, культурного капитала? Эксперт: Из того, что вы назвали, прежде всего, конечно, социальный капитал. Это связи, это общение, коммуникации. Это возможности совместных проектов, мероприятий. Это само по себе исключительно ценно. Если бы было только это, уже, наверное, имело бы однозначно смысл там состоять. Но, помимо этого, разумеется, и человеческий, культурный капитал. Есть, чему у людей поучиться и в профессиональном плане, и моральном плане, я бы сказал, и во всех отношениях. Если говорить об экономическом, разумеется, совместные проекты, в том числе коммерческие. Некоторых проектов бы наверняка не было у меня, если бы меня там не знали, и я не знал этих людей. Это тоже важно, хотя это, может быть, не самое для меня важное. Но это важно, безусловно. Что ещё? Какой ещё капитал мы не осветили? Символический? Да, символический, если я могу сказать, что я – член РОС и даже в какой-то степени руководитель, член СоПСо – это важно для определенных кругов. Не для всех, но важно. Интервьюер: Грубо говоря… Эксперт: Тут есть и символический капитал определенный. Интервьюер: Когда вы являетесь спикером на каком-либо мероприятии, в каких-то случаях это подчеркивает ваш статус? Эксперт: Да, в каких-то случаях. Особенно приятно, что в 2015 году я был награжден серебряной медалью Российского общества социологов и нагрудным знаком «Заслуженный деятель Российского общества социологов» — это, конечно, особенно. Это самая большая награда из формальных наград, которые у меня есть. Дальше уже только государственные награды. Их у меня пока нет. Интервьюер: Все впереди. Были ли в вашей профессиональной практике ситуации, когда вам исследовательское сообщество помогло, и в чем именно? Эксперт: Конечно, были. Практически, проводя любые исследования за пределами региона, я могу обратиться к коллегам или к руководству того же СоПСо, так к членам, и обязательно помощь получишь, хотя бы небольшую. Консультациями, какими-то контактами, обсуждениями частных, но важных вопросов, вплоть до помощи в проведении исследования в других регионах. И это у нас было, причем на инициативной основе. Люди просто берутся и тебе помогают. Ты им ничего не платишь. На основе взаимопомощи. Потом ты им поможешь. Это очень ценно. Интервьюер: Можно такой нескромный вопрос: за членство в РОС или СоПСо вы оплачиваете членские взносы? Эксперт: В СоПСо – нет. СоПСо не берет принципиально членские взносы, и никогда их там не было. А в РОС – да. В РОС у нас официальный членский взнос 200 рублей в год. Но со следующего предполагается его официально увеличить. Интервьюер: По большому счёту экономического эффекта для тех, кто организовывает это сообщество, нет? Здесь больше инициатив? Эксперт: Они с этого ничего не имеют практически. Интервьюер: Хорошо. Эксперт: Экономически это неприбыльное дело. Интервьюер: Больше расточительное, если говорить о своём времени? Эксперт: Организуя конференцию, вообще каждый раз сталкиваешься с тем, что что-то своё доплачиваешь. Интервьюер: Услышала. Про недостатки. Какие недостатки членства в профессиональном сообществе вы можете назвать? Эксперт: Какие недостатки? Самый главный недостаток, что любой избыток контактов утомляет. Даже такого экстраверта, как я. Когда этого слишком много, тот тебе пишет, этот пишет, этот, нужно ответить, чем-то помочь, а у тебя ещё куча своих профессиональных дел, особенно иногда. Конечно, несколько устаёшь от этого. Это, пожалуй, главный, и, может быть, единственный недостаток, потому что каких-то других я там не вижу. Особенно по сравнению с плюсами. Интервьюер: Плюсы перекрывают минусы? Эксперт: Конечно, плюсы перекрывают минусы, иначе кто бы там состоял? Я бы точно не состоял. Интервьюер: Не мазохизм. Отлично. Эксперт: Однозначно, нет. Интервьюер: У меня есть еще небольшой блок вопросов про цифровые или можно их еще назвать виртуальными, онлайн, сетевыми исследовательскими сообществами. Знаете ли вы какие-либо из таких сообществ? Эксперт: Сетевые? Наверное, то сообщество, в котором мы с вами состоим, которое создано Олегом и вами. Интервьюер: Больше Олегом, нежели мной. Эксперт: Да. Но я вас не разделяю просто. Интервьюер: Муж и жена – одна сатана. Классически. Эксперт: Именно так. Да. Я считаю определенной честью, что меня туда взяли. Хотя я не полстер, по большому счету, и я не совсем подхожу по профилю, но тем не менее Олег меня оттуда выключать не стал. Мне интересно там состоять. Интервьюер: В этом-то и идея – как раз таки объединить на одной площадке, удобной площадке и людей из академических исследований, и из прикладных коммерческих исследований, и студенты там есть, и чистые «Полстеры», и чистые учёные. Пытаться общаться. Возможно, там больше проходят вопросы в коммерческих, но тем не менее, по крайней мере, такая коммуникационная среда для взаимодействия людей. Порой мне кажется, что мы с вами из разных планет, а порой – мы думаем и говорим, и делаем похожие и одинаковые вещи. Чтобы возможность коммуникации была у всех. Эксперт: Совершенно верно. Межгалактическая структура. Интервьюер: Да-да. Эксперт: Мы с разных планет, но это и ценно. Мы находим общий язык, мы находим, как мы говорим в социологии, инварианты между нами, мы находим точки соприкосновения, взаимодействия. Это самое важное. Интервьюер: Помимо «Полстеров», знаете ли вы какие-либо еще сетевые исследовательские сообщества? Эксперт: Сейчас не припомню. Дело в том, что особенно некогда. Я их специально не изучаю. Особо некогда лазить и включаться в них. Где-то я, может быть, даже и состою какое-то время, но неактивно. Сейчас не вспомню. Интервьюер: Услышала, хорошо. Если вы состоите в «Полстерах», то даёт вам какой-либо капитал участие в таком сообществе – символический, экономический, социальный, профессиональный, культурный? Эксперт: Наверное, все-таки профессиональный. Я считаю, я учусь каким-то вещам, моментам, я накапливаю информацию, я анализирую, я об этом Олегу так и писал сразу, по возможности меня не выключайте, потому что я, может быть, редко выступаю, но редко выступаю просто потому, что мне мало что есть сказать по этим темам. Спамить, как говорится, не хочу. Это не моё. А для меня это очень полезная информация. И время от времени ее читаю, вдумываюсь, анализирую. Я получил уже за эти несколько месяцев, которые я там состою, очень важные, я считаю, моменты, которые где-то не узнал бы из других источников. Для меня это, для моего бэкграунда, для моего общего профессионального развития, а в чём-то и личностного, это очень важно. И, кроме того, контакты людей. Это всегда ценно само по себе. Это как потенциальный социальный капитал, потому что ты можешь кому-то написать, получить ответ и завязать совместный проект. Это второй момент – социальный капитал. И третий, как просто приятно где-то состоять, в каком-то дельном кругу. Это такой, эмоциональный ещё капитал. Интервьюер: Эмоциональный, отлично. И тогда у меня последний вопрос: каковы планы ваши относительно членства в ваших социологических сообществах? Я имею в виду РОС, СоПСо, «Полстеры». Вы планируете остаться или планируете откуда-то выйти? Эксперт: Если бы планировал выйти, то я бы уже это сделал, потому что выход там свободный и бесплатный. Разумеется, планирую остаться и планирую там быть. Пока существую я, пока существуют эти сообщества, потому что действительно это имеет большой смысл, это имеет ценность определенную, имеет свои бонусы. Это доказано уже не одним годом пребывания там. Интервьюер: Хорошо, услышала. И последний вопрос: каковы ваши планы относительно членства в других сообществах, в которых вы не состоите? Здесь и онлайн, и офлайн сообщества. Эксперт: Европейская и мировая социологическая ассоциация, разве что это. Но это, надо сказать, не прямо сейчас, это через некоторое время. Может, в следующем году и так далее. Интервьюер: Вы знаете условия, вы… Эксперт: Я знаю условия, да. Там, единственное, что смущает, там всё-таки достаточно большой взнос. Тут, как говорится, нужно подумать. Интервьюер: Взвесить все «за» и «против». Эксперт: Взвесить всё, да. Но я думаю, что всё-таки это имеет смысл, и я туда-таки доберусь, я там скорее всего буду принят. По крайней мере, в европейском. Может быть, дальше, посмотрим. Интервьюер: Здорово. Я тогда предлагаю закончить. Мне уже прямо неудобно, что я перебираю время, которое просила. Эксперт: Мне интересно говорить. Поэтому, по секрету скажу, я очень люблю поговорить о себе. Интервьюер: В этом, видите, и ценность моего исследования, что не всегда социологи могут быть участниками исследований. А здесь можно о себе говорить. И я разрешаю не стесняться, наоборот, я этого жду, жажду, чтобы люди говорили о себе и своих ключевых компетенциях, навыках, и, самое главное, не стеснялись. Есть в нашей культуре, к сожалению, российской определенный элемент стеснений. Возможно, через стеснения человек и процесс профессионализации, мне кажется, что он не идет настолько активно, как мог бы идти, что человек не заявляет о себе, как о профессионале. И то, что у вас эта позиция четко сформирована, уверена – это только плюс. И ни в коем случае не минус. Эксперт: С возрастом сформировалась. Знаете, когда я был моложе, мне тоже было свойственно стеснение, в частности, основанное на том, что я всё-таки не совсем профессионал и так далее, и тому подобное. Потом я понял, что это глупости. Но это осознание пришло со временем: что это не хвастовство, это просто знание своей определенной ценности. Не скажу – цены, потому что цена устанавливается не нами, и это величина изменчивая. А знание своей ценности – это совершенно нормально. И это не исключает того, что ты ценишь окружающих и учишься у них, кого-то признаёшь и над собой в том числе. Это просто основа уважения к себе и к окружающим. Ничего зазорного в этом нет. Ложная скромность – это дрянь, это вредная вещь. Интервьюер: Отлично, буду вас цитировать про ложную скромность. Тогда вам ещё раз огромное спасибо за развернутый, подробный разговор. Надеюсь, у вас останется хорошее впечатление. И рассчитываю, что, если я вам могу тоже чем-то помочь, буду готова взамен тоже быть полезной. Эксперт: Спасибо. Да, я, как дон Корлеоне из известной книги и фильма, скажу так: «Когда настанет время, я к вам обращусь». Интервьюер: Хорошо, отлично. Видите, у нас уже есть с вами определённая коммуникация, определённые ее качества. И мне интересно про вашу конференцию. Я обязательно изучу ваш сайт, потому что не на всех опять же сайтах можно найти заранее информацию о конференциях. Мне, как аспиранту, это чрезвычайно важно. Эксперт: Конечно. Разумеется, у нас конференция узкоспециализированная. Мы занимаемся прежде всего социологией религии. Но я думаю, что, если темы соприкасающиеся, темы смежные, темы, может быть, даже межпредметные – они у нас только приветствуются. Интервьюер: Но по всему прочему я же еще и на кафедре социологии являюсь старшим преподавателем. И тоже есть студенты, которым могут быть интересны вопросы. И это самая большая беда, что о конференциях узнаешь буквально за 2-3 дня до дедлайна, когда массированная рассылка приходит. И мне как раз таки студентам хотелось бы сформировать, по крайней мере, чтобы у них был отрезок времени подготовиться. Эксперт: Да. Сайт: www.sociologyofreligion.ru. Я буду рад, может быть, если вам будет интересно, и зарегистрируетесь. Для зарегистрированных пользователей там у нас доступны все информационные материалы, которые там есть. А для незарегистрированных – только частично. Интервьюер: Хорошо, услышала. Всё, на этом заканчиваю, большое спасибо. Если вдруг будут комментарии, дополнения, можно написать уже в личные сообщения. Эксперт: Да, хорошо. Большое вам спасибо. Для меня этот разговор достаточно ценен и интересен. Интервьюер: Отлично, рада. Всего доброго, до свидания. Эксперт: Да, желаю вам успехов в вашем исследовании и в вашем диссертационном проекте. Всё будет замечательно. Интервьюер: Хорошо, спасибо. Всего доброго, до свидания. Эксперт: Всего доброго, до свидания.

Oksana отправил(-а) В ленте вспоминают русское православие 90-х годов. Скажу нечто и я. Эту эпоху я помню хорошо – хотя была в это время ребенком и подростком. Крестились с мамой в 1990-м, в начале 1992 года я пошла в воскресную школу – и с этого началась наша активная церковная жизнь. Приход был вполне адекватный, однако неофитский угар взрослых я хорошо себе представляю – и по своим воспоминаниям, и по их откровенным разговорам, которые велись в моем присутствии. Я сама религией искренне интересовалась, в восемь лет прочла Библию (была в восторге от Ветхого Завета с убийствами и приключениями и откровенно скучала на Новом Завете), в десять лет – «Лествицу» ; кризис детской веры переживала очень остро в течение нескольких лет. Словом, представляла собой, эээ, очень специфическое зрелище В общем, в духе эпохи. Что я о ней думаю. 1. Снисходительные попреки из серии «да истинное христианство было то и вот это, вы просто ничего не понимали» - мимо кассы. В Церковь хлынула масса неофитов, которые искренне жаждали изменить свою жизнь и получить духовное руководство – однако наставников было крайне мало на такое количество людей. Люди пришли с позднесоветским бэкграундом и атеистическим воспитанием (откуда взять другие параметры?), с неофитским пылом – и с полным отсутствием и личного духовного опыта, и возможности этому опыту научиться. Интернета, если кто забыл, не было, из книг были репринты святоотеческой и аскетической литературы, из которых люди, понимая эти книги очень по-своему, пытались лепить разные модели духовной жизни. Понимать что-либо было невозможно – опыт враз не родишь, без хороших наставников заблудишься. «Понимание» нынешнего времени – результат проб и ошибок 90-х, того, что людям все-таки удалось построить и воплотить. 2. На неофитскую ревность не по разуму накладывалась обстановка эпохи – независимо от того, ненавидели люди Советский Союз, любили его или относились к нему равнодушно, крах привычной системы и рождение какой-то непонятной новой воспринимался как огромный стресс – и не мог восприниматься иначе. Люди были потеряны, напуганы, многие озлоблены и обижены. Сочетание вороха подобных эмоций и неофитской жажды переделать себя и других за раз – это термоядерная смесь. На искренний поиск Бога и богообщения накладывается куча неврозов и комплексов, которые совсем было непонятно, как лечить, и как вообще отделять мух от котлет. 3. Претензия типа «почему вы не включали голову, когда священники пороли откровенную чушь?» тоже не по делу, и об этом я отдельно писала. Люди пришли в совершенно другой мир, ничего о нем не знали, нуждались в помощи и наставничестве, устали от откровенной лжи и мошенничества в миру и пришли в Церковь, надеясь на то, что уж там-то ничего такого нет (наивно, но откуда это знать новичкам, которые про Церковь ничего не знают?) – естественно, что они доверяли наставникам куда больше, чем себе. Многие включили потом голову – и в результате кто-то остался в Церкви, а кто-то ушел из нее. Включение головы в подобных случаях всегда бывает ПОТОМ. Кто очень уверен в своей адекватности и трезвости – тот излишне самоуверен. 4. Ощущение потерянности и несостоятельности, непонимание, куда двигаться, нехватка личного опыта приводила к жестко и неоправданно авторитарным формам духовного руководства, к стремлению делать все четко так, как написано в авторитетных книгах, резкому неприятию всего «светского» без разбора, строгому уставщичеству. Нормальна субкультура верующих людей, естественно, что по своим установкам они должны отличаться от людей внешних (иначе какой смысл быть верующим? Это хороший вопрос нынешним христианам), однако «допрыгнуть» до главного сложно и не понятно, как, а тут хотя бы внешняя граница есть. Которая, к тому же, создает чувство хоть какой-то безопасности и принадлежности к сплоченной группе – что естественно в период острого кризиса. Что касается страсти к обрядовой стороне – опять же, в периоды кризиса «рутина» очень важна, она выстраивает повседневный быт и повседневную духовную жизнь, дает ощущение упорядоченности. 5. Среди наставников той эпохи были люди несомненно святые, были психопаты, мошенники и циничные манипуляторы – но и тех, и других было не так много. Большая часть священников – это те же самые потерянные люди, пережившие тот же крах, что и все остальные, с тем же маленьким опытом духовной жизни. Да что там духовной жизни – просто жизненным опытом. Священников не хватало, ставили молодых и неопытных (откуда взять других?). И самый обычный человек, искренне, как и его паства, желающий служить Богу, оказался в ситуации, когда он сам мало что знает, но должен наставлять. Прихожане смотрят на него, как на посланника небес (не потому, что они плохие и тупые, а потому, что – см. п. 3), у него появляется невиданная власть над чужими душами – но опыта нести эту власть у него нет. А вот искушения злоупотребить, решить, что священный сан делает тебя «старцем», когда тебе 30-40 лет от роду – выше крыши. Власть – огромное искушение, и для неподготовленных людей, за которыми не следит, опять же, мудрый наставник, эта ноша оказалась непосильной, что закончилось для их прихожан не самым лучшим образом. 6. Естественно ожидание, что в христианской общине тон должны задавать люди добрые и милосердные – это так же естественно, как ждать, чтобы в общине буддистов тон задавали люди уравновешенные и по крайней мере не буйные. Естественны надежды людей той эпохи на то, что в Церкви таких людей много. Беда в том, что христианами становились все те же потерянные, испуганные, зачастую озлобленные люди, страстно ищущие любви и нуждающиеся в ней, но совсем не умеющие ее давать и принимать. Вызовы эпохи требовали, чтобы церковные структуры отстраивали люди активные, деятельные, решительные, не боящиеся риска – словом, герои (употребляю это слово безо всякой иронии). Таких было много; проблема в том, что героический склад личности далеко не всегда сочетается с добротой и состраданием; герой очень часто ждет от других такой же силы и таких же подвигов и накладывает на ближних бремена неудобоносимые. И как-то так получилось, что герои оказались более востребованы, чем человеколюбцы. Часть людей такого склада, сунув нос в Церковь, ушла, решив, что будет любить людей в менее трэшовой обстановке, часть, встретив Христа, осталась, решив тихо делать свое дело. Суть в том, что не они задавали тон в общей атмосфере – и я не знаю, могло ли быть по-другому. Была активная мимикрия под «любовь» - однако из-за нехватки людей истинно, а не напоказ и по «должности» добрых, это осталось мимикрией. Можно ли все это было сделать по-другому – я не знаю. Задним умом все крепки.

Уважаемые коллеги! С радостью сообщаю Вам, что некоторое время назад в Москве вышла книга, посвящённая жизни и творчеству Юлии Юрьевны Синелиной. Мы (команда под руководством уважаемой Е.А. Кублицкой) долго работали над содержанием, затем в издательстве шла работа над макетом. То, что получилось, понравилось всем, причастным к выпуску этой книги. Издание распространяется через почтовую рассылку. Заказы принимаются. С уважением - редакция портала.

СИНЕЛИНА ЮЛИЯ ЮРЬЕВНА Родилась 12 января 1972 года в городе Запорожье. В 1988 году закончила среднюю школу в Москве. В 1993 году закончила географический факультет МГУ им.М.В. Ломоносова по специальности «География» (экономическая география). В 1996 году закончила с отличием Российский государственный гуманитарный университет с присуждением степени бакалавра философии со специализацией «Сравнительное изучение мировых религий». С 1997 по 2013 год работала в Институте социально-политических исследований РАН младшим научным сотрудником, старшим научным сотрудником, с 2009 г. – заведующей отделом социологии религии, с 2010 г. – ученым секретарем, с 2011 г. – исполняла обязанности заместителя директора. В 2003 году защитила кандидатскую диссертацию по теме «Динамика отношений общества и Православной церкви в России (историко-социологический анализ: конец ХVII – начало ХХ века)», и ей была присуждена ученая степень кандидата социологических наук. В 2009 году защитила докторскую диссертацию по теме «Циклический характер процесса секуляризации в России (Социологический анализ: конец ХVII – начало ХХI века)», и в 2010 году ей была присуждена ученая степень доктора социологических наук. В 2012 году за вклад в науку награждена серебряной медалью имени Питирима Сорокина.