Поиск по сайту

1. Введение. Проблема ответственности. Гуманитарные дисциплины, по сути своей, неразлучны с этической проблематикой. Из различных представлений о личности, обществе и культуре (П. Сорокин) следуют различные этические выводы. Более того, нередко в качестве критических аргументов против тех или иных теорий используются именно этические доводы. Вследствие этого мы приняли решение провести анализ разработанной нами концепции логоинтеракционизма с этических позиций. Мы вынуждены признать, что специфический взгляд на социальную реальность, характерный для логоинтеракционизма, приводит к очень жёстким этическим требованиям к человеку. Если проблематика ответственности человека в объективной социологии неразвита в силу того, что социальная реальность понимается как нечто обусловленное специфическими законами, не зависящими от деятельности конкретных человеческих индивидов, а в субъективной социологии – по причине того, что человек считается самовластным творцом социальной реальности, и ему, по сути, не перед кем отвечать за её состояние, то в рамках логоинтеракционизма, вследствие того, что законы, которым подчиняется социальная реальность, подразделяются на общие и частные, указанная проблема встаёт в полный рост. Согласно логоинтеракционизму, человек, по сути, ответственен не только за своё собственное поведение, но также и за те социальные нормы, которые имеют место быть в его обществе. Такой вывод обусловлен тем, что человек, хотя и является творцом социальной реальности, не в состоянии выйти за пределы некоторых базовых социологических законов (социальные нормы являются частными социологическими законами). Кроме того, в соответствии с системным подходом логоинтеракционизм рассматривает человеческое общество не изолированно, а в некоторой материальной внешней среде, которая влияет на социальную реальность. В зависимости от того, какие нормы поведения примет некоторое общество, будет зависеть и то, насколько успешными будут как взаимодействия человеческих индивидов между собой, так и их взаимодействие с материальным миром. Если таковые взаимодействия будут некорректными и неадекватными, это может привести к фатальным последствиям, в числе которых и гибель многих людей. Вследствие этого мы возвращаемся к исходному положению: человек является творцом социальной реальности, но, поскольку состояние социальной реальности зависит от того, какой человек её сделает; а также поскольку существуют объективные законы, с которыми общество должно взаимодействовать, он оказывается ответственным за принятые в его обществе нормы и обычаи. Многие проблемы обществу может принести неконструктивная аксиологическая парадигма. Ещё Блаженный Августин считал одним из проявлений мудрости ориентирование на долговечные ценности, и чем более долговечна та ценность, на которую человек ориентируется, тем он мудрее. Указанное обстоятельство также обладает и социальным аспектом. Если общество сформировалось вокруг неконструктивных ценностей, то, когда эти ценности совершенно прекратят своё существование либо по каким-то иным причинам не смогут быть актуализированными образом, признаваемым социальной общностью как должным, то может распасться и социальная общность. Чем менее конструктивны ценности, вокруг которых объединились люди, тем выше вероятность распада такой социальной общности. Возможна ситуация, когда после ценностного кризиса, который в таком случае неизбежен, люди находят новые ценности, и социальная общность продолжает существовать, уже имея иные ориентиры, но некоторый кризисный период будет в любом случае. Вследствие этого делается практический вывод о важности социальных практик, направленных на воспитание подрастающего поколения, и некоторого контроля, направленного на «отсев» пропаганды заведомо неконструктивных ценностей. Мы придерживаемся позиции т.н. «ограниченного плюрализма» – позиции, согласно которой при признании ценностного и, как следствие идеологического многообразия в целом, считаем некоторые отдельные ценности и идеологии заведомо неверными. К примеру, если говорить о личных взглядах, то мы однозначно против сатанизма, анархизма, а также ультраправых и ультралевых идеологических течений. Но все идеи, не входящие в этот список, мы считаем заслуживающими существования и совместного диалога, даже если не разделяем их. Иными словами, человек имеет право придерживаться любой идеологии, кроме заведомо неконструктивных и общественно опасных. Следует добавить, что это пример личной позиции по ценностному вопросу, а не позиции логоинтеракционизма как социологической и социально-философской теории. От конструктивности ценностей и направленных на их актуализацию социальных норм зависит долговечность и благополучие социальной общности и, следовательно, жизнь людей. По сути, адекватность существующих в обществе социальных норм общим социальным законам является вопросом жизни и смерти. 2. Свобода воли как пространство возможных вариантов выбора Дабы более детально осветить наши взгляды по указанной проблематике, мы приняли решение изложить наши взгляды по свободе воли человека. В целом мы считаем проблематичной бинарную оппозицию «детерминизм-индетерминизм». В действительности свобода человека носит очень специфический характер. Мы понимаем свободу воли не просто как метафизическую способность человека действовать вне зависимости от внешних обстоятельств, но также и как некоторое динамическое, постоянно изменяющееся, пространство возможного выбора. При том, что человек свободен, на его свободу налагаются специфические ограничения. Можно выделить следующие типы ограничений: - ограничения когнитивного характера (к примеру, человек не может написать стихотворение на корейском языке, не зная этого языка; более того, человек не может мечтать поехать в Корею, не имея представления о Корее); - ограничения эмоционально-волевого характера (к примеру, бывают настолько сильные формы алкогольной зависимости, что провести месяц без спиртного человек не способен, для него это невозможно (по собственной воле). Исходя из указанных причин, мы сделали вывод о целесообразности описания свободы воли человека как динамического и пребывающего в постоянном изменении пространства возможных вариантов выбора. На Рисунке 1 схематично показано развиваемое в рамках настоящей работы представление о свободе воли. Голубым цветом обозначен универсум (общее число исходов, как возможных, так и невозможных); зелёным – пространство свободы мысли (совокупность возможных мыслей человека; возможных внутренних мысленных движений), красным – пространство свободы действия человека (совокупность действий, совершение которых возможно для этого человека). https://disk.yandex.ru/i/9MAqi-7_oPC_1w Рисунок 1 – Схематичное изображение нашего взгляда на свободу воли человека Совокупность пространства свободы мысли и пространства свободы действия называется пространством свободы человека. Пространство свободы мысли и пространство свободы действия пребывают в постоянном изменении и могут как расширяться, как сужаться. Причём изменения указанных пространств могут возникать как вследствие изменения внешних по отношению к человеку обстоятельств, так и вследствие действий самого человека. https://disk.yandex.ru/i/5PmidwxEVHT0Bg Рисунок 2 – Пример изменения пространства свободы человека Для того, чтобы проиллюстрировать нашу концепцию, приведём следующий пример: больной лежит в больнице. Вследствие своего состояния он физически не в состоянии покинуть больницу. Но он может мечтать о том, чтобы выйти из больницы, думать о своих родных, находящихся вне больницы. Это означает, что пространство свободы действия этого человека в настоящий момент находится в рамках больничного окружения, т.к. он может выбирать, куда ему пойти в рамках больницы, но выйти за её пределы не может. Но его же пространство свободы мысли охватывает и внебольничный мир, ведь в воображении он может проигрывать ситуации, в которых он находится вне больницы. Если же говорить о пространстве свободы мысли, то оно также имеет ряд ограничений. К примеру, человек, не знающий, что такое симфония, не сможет представить себе в уме новую симфонию. Или человек, не умеющий читать и писать, не способен сочинить какое-либо произведение и, соответственно, не способен написать книгу. Разумеется, когда больной покинет больницу, пространство свободы его действия кардинально расширится. Пространство свободы человека пребывает в постоянном непрерывном изменении. Забыл ли человек что-либо – пространство свободы его мысли сократилось. Вспомнил ли что – оно расширилось. Болен ли человек – пространство свободы его действия сократилось и т.д. Говоря философским языком, к вопросу о свободе воли часто подходят с метафизической стороны. Мы же подходим к указанному вопросу не только метафизически, но и диалектически. При признании свободы воли человеческой личности как таковой это также помогает раскрыть, что именно представляет собой свобода воли человека. Один выбор расширяет свободу человека, другой же сужает её. Существует даже такой выбор, после которого никакой дальнейший выбор и никакая дальнейшая деятельность становится невозможной, сокращающий пространство свободы в полной мере (т.н. «кросс-чойс», cross-choice). В качестве примера кросс-чойса можно привести следующие действия: самоубийство, самопожертвование, выбор сражения с заведомо сильнейшим противником (300 спартанцев) и др. После кросс-чойса человек лишается возможности изменить ситуацию и вообще делать какой-либо выбор в дальнейшем. Следует особо отметить два пути расширения свободы воли человека: - приобретение новой информации об окружающем мире; познание мира; - внутренняя рефлексия, воображение. Метафизически (читай: теоретически) человек свободен. Мы признаём онтологическую способность человека самостоятельно мыслить и действовать независимо от внешних обстоятельств. Но вместе с тем мы считаем необходимым акцентирование внимания на диалектических (читай: практических) ограничениях на проявление человеком его свободы. Из разработанного представления о свободе воли выводится специфический взгляд на ответственность человека за свои поступки. Как идея совершенной детерминированности поведения и внутренней жизни человека внешними условиями, так и идея абсолютной независимости от внешних условий, из которой вытекает совершенное их игнорирование при рассмотрении поступков человека, являются крайностями. Внешние по отношению к личности (В. Франкл) факторы, безусловно, оказывают влияние на поведение человека, хотя и не определяют его. Вследствие этого мы делаем следующий этический вывод: человек, безусловно, ответственен за свои поступки, но внешние обстоятельства проявляются как смягчающие либо отягчающие вину человека за его поступки. 3. Социальная метафизика и социальная диалектика Вследствие того, что в рамках логоинтеракционизма заявлено разделение законов, которым подчиняется социальная реальность, на общие (существуют независимо от людей, носят социетальный характер, неизменны) и частные (формируются людьми вследствие многократных интеракций, изменяются с течением времени), делается следующий вывод: целесообразно сформировать в рамках социальной философии (и, возможно, социологии) 2 дисциплины: социальная метафизика и социальная диалектика. От разделения социологии на социальную статику и социальную динамику, которое предложил основатель социологии О. Конт, предложенное нами разделение отличается тем, что если в рамках деления, предложенного Контом, существует жесткое разделение по объекту исследования (социальная статика изучает социальные структуры, социальная динамика – взаимодействия и процессы), то, согласно нашему разделению, социальная метафизика изучает общественные законы, общие принципы социальной организации, носящие социетальный характер, не изменяющиеся во времени и не зависящие от конкретных человеческих индивидов; а социальная диалектика – конкретные социальные структуры, процессы и т.д., не носящие социетального характера, изменяющиеся во времени и зависящие от конкретных людей. Общие социальные законы изучает социальная метафизика, частные – социальная диалектика. Социальная реальность понимается в логоинтеракционизме как явление, формируемое и творимое самими людьми в рамках продолжающейся совокупности коммуникаций и интеракций, но при этом подчинённое ряду метафизических законов, которые человек изменить не может. Можно сказать, что среди социологических парадигм логоинтеракционизм занимает промежуточное положение между объективной и субъективной социологией. На практике, т.е. в этической плоскости, из таких представлений о социальной реальности, с одной стороны, делается вывод о целесообразности сохранения ряда традиций и обычаев в современном обществе, а с другой стороны – необходимости учитывать изменение «времени», возникновение принципиально новых условий, по причине которого от некоторых традиций и обычаев стоит отказаться. В более простой формулировке наш вывод звучит так – следует отвечать с позиции вечных истин на вызовы времени. 4. Заключение В настоящей работе был проведён анализ этической проблематики в логоинтеракционизме. Проведённый анализ показал, что специфический взгляд на общество, характерный для рассматриваемой социологической парадигмы, приводит к следующим этическим выводам: - человек ответственен не только за своё собственное социальное поведение, но и за те социальные нормы, которые имеют место быть в его обществе или социальной группе; члены общества должны конституировать социальные нормы таким образом, чтобы они были адекватными общим социальным законам; - крайностью является как идея полной детерминированности человека некоторой внешней средой (Э. Дюркгейм, К. Маркс и др.) либо внутренним психологическим состоянием (З. Фрейд); так и идея совершенной независимости человека от внешних и внутренних факторов; человек, безусловно, ответственен за свои поступки, но внешние и внутренние обстоятельства способны смягчать либо отягчать его вину; - есть вечные ценности и принципы, но есть и время, изменение которого нельзя игнорировать; уместен следующий принцип: отвечать на вызовы времени с позиции вечности; Для того, чтобы провести заявленный анализ, мы вышли за пределы заявленной в работе проблематики и предложили свой взгляд на свободу воли человека, а также на возможную структуру социальной философии. Из объективной социологии следует этический вывод о несвободе человека. Поскольку социальная реальность понимается как нечто подчинённое объективным, не зависящим от человеческих индивидов, закономерностям (социологизм). По сути, это имплицитное утверждение нормативности патологических социальных практик и в целом негативных социальных явлений (преступность, конфликты и др.). Расхожие фразы «не мы такие, жизнь такая», «среда заела», по сути, иллюстрируют этический вывод из объективной социологии. Человек бессилен что-либо изменить. Следует также отметить, что во многих социологических парадигмах, относящихся к объективной социологии, человек совершенно детерминирован общественными отношениями и не обладает свободой воли. Этический довод за свободу воли, согласно которому не обладающий таковой, по сути, не может нести ответственность за свои поступки (мол. если преступник совершил преступление, зачем наказывать его – виновен не он, а среда), критически направлен именно против объективной социологии. Субъективная социология предполагает, что человек является самовластным творцом социальной реальности. Такой взгляд приводит к иной крайности. Тенденции крайнего конструктивизма, имеющие место быть в наше время, приводят, по сути, к игнорированию объективной реальности. Логоинтеракционизм, с нашей точки зрения, свободен от обеих указанных крайностей. Но мы вынуждены признать, что из него следуют достаточно жёсткие этические выводы о степени ответственности человека. Как уже было сказано ранее, поскольку в логоинтеракционизме человек конституирует социальную реальность, но действует в рамках объективных социальных закономерностей, он оказывается ответственным за состояние социальной реальности. В действительности же ничего особенного от человека не требуется. Достаточно просто соблюдать простые, естественные нравственные нормы. Совершенствуя себя, развиваясь как личность, заботясь о своём нравственном облике, человек, по сути, совершенствует и окружающий его мир. Добродетельное поведение людей приводит к тому, что общество начинает функционировать лучше и становится более безопасным для своих членов вследствие сокращения патологических социальных практик. Безнравственное поведение людей же приводит к тому, что в их обществе труднее и опаснее жить. По сути, можно сделать следующий вывод: если люди поступают по-доброму, то и общество вокруг них будет добрее; и наоборот, зло, творимое людьми, приводит к тому, что эти люди сталкиваются с социальными последствиями. Это становится стимулом для добродетельного поведения, поскольку практически любой человек хотел бы жить в обществе людей добрых, милосердных и отзывчивых. В целом такие этические выводы, на наш взгляд, близки к этическим взглядам Ф.М. Достоевского (т.н. «совиновность» , в целом важность поведения человека для других людей) и Ж.-П. Сартра («…наша ответственность гораздо больше, чем мы могли бы предполагать, так как распространяется на все человечество. Если я, например, рабочий и решаю вступить в христианский профсоюз, а не в коммунистическую партию, если я этим вступлением хочу показать, что покорность судьбе — наиболее подходящее для человека решение, что царство человека не на земле, — то это не только моё личное дело: я хочу быть покорным ради всех, и, следовательно, мой поступок затрагивает все человечество. Возьмём более индивидуальный случай Я хочу, например, жениться и иметь детей. Даже если эта женитьба зависит единственно от моего положения, или моей страсти, или моего желания, то тем самым я вовлекаю на путь моногамии не только себя самого, но и все человечество. Я ответствен, таким образом, за себя самого и за всех и создаю определённый образ человека, который выбираю, выбирая себя, я выбираю человека вообще» – пишет Сартр в статье «Экзистенциализм – это гуманизм»). Таким образом, в рамках теоретических положений логоинтеракционизма делаются этические выводы, дающие ответы на важные вопросы человеческой жизни.

Введение С позиций логоинтеракционизма как социологической и социально-философской парадигмы предполагаются специфические требования к социологическим исследованиям, причём как к их методологии, так и к их методике. Связано это с несколькими причинами. С позиции логоинтеракционизма история есть процесс поиска человеческими индивидами смысла жизни и актуализации ими обретённых смысложизненных ориентиров. В любом обществе есть аксиологическая парадигма, представляющая собой организованную совокупность ценностей этого общества, причём имеет место быть разделение на смысложизненные ориентиры и периферийные ценности (ценности, не воспринимаемые членами общества как смысл жизни, но, тем не менее, важные для человека и общества, т.к. их актуализация способствует актуализации смысложизненного ориентира). Общественное мнение рассматривается как следствие аксиологической парадигмы. Вследствие этого, с позиции логоинтеракционизма, для познания социальной реальности следует выявлять не общественное мнение (к тому же, по отдельным вопросам), а аксиологическую парадигму; поскольку именно выявление аксиологической парадигмы некоторого общества даёт возможность по-настоящему глубокого понимания социальной реальности. На практике это оборачивается целым рядом трудностей. По сути, это означает превращение социологических исследований в массовые психологические исследования, к тому же и крайне глубокого уровня. Отнюдь не каждый респондент готов отвечать на вопросы вида «В чём Вы видите смысл жизни?» и др. даже в анкете, а тем более дискутировать об этом в рамках интервью или фокус-группового исследования. Возникает целый ряд проблем этического характера при организации подобного рода исследований. Тем не менее, именно выявление аксиологической парадигмы общества, выявление смысложизненных ориентиров его членов есть наиболее достоверный способ исследования социальной реальности; поскольку именно аксиологическая парадигма общества определяет его мнение по любому вопросу. Однако каким образом её можно выявить, не нарушая этических норм? Другая причина состоит в том, что в рамках логоинтеракционизма общество рассматривается не изолированно, а в некоторой внешней среде. Этой внешней средой является материальный мир. Законы материального мира оказывают существенное влияние на общество и являются одним из источников его законов. Следовательно, при проведении социологического исследования следует учитывать и материальные факторы. Третья причина состоит в том, что в логоинтеракционизме признаётся то, что человеческое общество, как и любая система, подчиняется специфическим системным закономерностям. Такие закономерности изучаются теорией систем и системным анализом. Несмотря на то, что некоторые положения указанных дисциплин не находят своего подтверждения применительно к объекту и предмету исследования социологической науки, системная проблематика в рамках обществоведения имеет место быть. Из вышесказанного следует следует необходимость учёта системных закономерностей в рамках социологического исследования. Ситуация усугубляется также и тем, что в рамках логоинтеракционистской парадигмы существует специфический взгляд на социологические законы. Помимо того, что они подразделяются на общие и частные (что нехарактерно для законов и закономерностей, характеризующих объект и предмет исследования иных научных дисциплин), они имеют иную вербальную форму, отличную от традиционной вербальной формы научных законов. Их целью является указание не на обязательные, а на невозможные следствия из некоторых причин (если вербальная формула многих традиционных научных законов выглядит так: «Причина А даёт следствие B», то вербальная формула многих социологических законов выглядит так: «Причина А даёт всякое следствие, кроме следствия В (набора следствий β)»). Для исследователя это означает, что требуется новый тип рассуждения, отличный от традиционного (закон: из А следует В) и статистического (основанного на концепции вероятности). Из всего вышесказанного делаются следующие выводы: социологу следует стремиться к выявлению господствующих ценностей исследуемой социальной общности, объединённых в некоторую парадигму; и вместе с тем учитывать то, что общество существует в материальном мире, взаимодействие с которым накладывает неизгладимый отпечаток на общественно-исторические закономерности; то, что в обществе всегда имеет место быть осуществление определённых информационных процессов некоторыми информационными технологиями; также и то, что общество является системой и, как и любая система, подчиняется некоторым системным законам. Следует также отметить, что в любом обществе имеет место быть коммуникация, а коммуникация, в свою очередь, предполагает информационную проблематику, т.к. в процессе коммуникации между людьми и/или социальными группами происходит целый ряд информационных процессов (передача информации, её хранение и др.). Способы и принципы осуществления в обществе информационных процессов, а также информационные технологии, находящиеся в распоряжении общества, оказывают существенное влияние на социальную реальность (по указанной причине был сделан вывод об информационных законах как об одном из источников законов социологических). Следует отметить, что аксиологическая парадигма общества является сложным для исследования объектом, и получение исчерпывающих знаний о ней, тотальное выявление парадигмы является невозможным. Правомерно говорить о построении модели аксиологической парадигмы общества, о её моделировании в рамках исследования. Указанная модель априори не отражает аксиологическую парадигму общества в полной мере. Здесь и далее термин «аксиологическая парадигма общества» может использоваться в двух значениях; им обозначается как собственно совокупность господствующих в обществе ценностях; так и модель таковой совокупности, построенная социологом. Методологические проблемы социологических исследований В рамках работы выделяются следующие методологические проблемы, характерные для социологических исследований в настоящее время: ­ зачастую назначение социологических исследований состоит в выявлении общественного мнения по некоторому вопросу либо в нахождении типичного представителя некоторой социальной группы; это даёт в значительной мере ограниченное знание о состоянии исследуемого социального объекта; ­ не учитывается (либо ограниченно учитывается) взаимодействие с материальным миром как внешней по отношению к исследуемому социальному объекту средой, законы которой оказывают существенное влияние на социальную реальность; не учитывается (либо ограниченно учитывается) информационный аспект общества; от технологий, реализующие различные информационные процессы, которыми располагает некоторое общество, в значительной мере зависят взаимодействия между его членами; ­ не учитываются системные аспекты общества, общество не рассматривается как система (в терминах теории систем и системного анализа). Опросы общественного мнения дают ограниченное представление о социальной реальности. Как правило, они характеризуют социальную реальность применительно к некоторому аспекту жизнедеятельности человека. Они имеют значительные ограничения также и по причине человеческого фактора (респондент может сознательно искажать информацию или отказываться от ответа). Методы исследования, не предполагающие непосредственного общения с членами исследуемой социальной общности, носят вспомогательный характер; работа с ними подчинена методологической установке на выявление общественного мнения. Следует также отметить, что в рамках исследования общественного мнения концепция поиска типичного представителя выборки проблематична; поскольку степень влияния на социальную общность её членов, определённых как типичные представители выборки, сильно варьирует от одной общности к другой, вследствие чего данные о типичном представителе выборки имеют различную ценность для прогнозирования ситуации объекта исследования в зависимости от конкретного объекта исследования. На наш взгляд, более целесообразной является следующая процедура, включающая в себя следующие этапы: ­ разделение исследуемой социальной общности на входящие в неё социальные группы; ­ выявление в рамках исследуемой общности социальной группы, оказывающей наибольшее влияние на социальную общность в целом; ­ поиск типичного представителя выявленной социальной группы. Иными словами, нужно найти не просто типичного представителя исследуемого общества, а типичного представителя наиболее влиятельной из входящих в него групп. Это повысит точность прогнозирования изменений ситуации исследуемого социального объекта. Решению указанной проблемы будет способствовать методологическая установка социологического исследования как способа выявления аксиологической парадигмы общества. Моделирование аксиологической парадигмы общества Моделирование аксиологической парадигмы общества должно производиться следующим образом: исследователь формирует совокупность программных вопросов. Ответы на поставленные исследователем программные вопросы образуют аксиологическую парадигму исследуемого общества; они могут получаться различными методами социологического исследования, в т.ч. методами, не предполагающими коммуникативного взаимодействия с людьми (такими, как метод анализа документов). Такой способ обусловлен практической невозможностью осуществлять исследовательское взаимодействие с респондентом в рамках аксиологической и экзистенциальной проблематики. На наш взгляд, указанные вопросы выглядят следующим образом: ­насколько часто среди членов общества встречается поведение, обусловленное экзистенциальной фрустрацией (пьянство, наркомания, самоубийства и др.); ­ имеет ли место быть аномия как следствие массового экзистенциального вакуума; ­насколько популярна в обществе экзистенциальная проблематика, насколько часто люди пытаются найти ответы на вопрос о смысле жизни; насколько значима проблематика смысла жизни в дискурсе общества; ­ насколько часты в обществе обращения к психотерапевтам, психологам; ­ что считается обязательным для члена общества (наличие семьи, высшего образования, опыта воинской службы и др.); ­ какие специфические требования общество предъявляет к людям различного пола и возраста; есть ли специфические требования для мужчин и женщин, детей и стариков; ­какие профессии в обществе считаются престижными, а какие – нет; ­ какие социальные статусы какой степенью престижа характеризуются; ­ практики и институты воспитания подрастающего поколения: как выглядит воспитание подрастающего поколения, что предполагается как обязательное для изучения (к примеру, в Японии до определённого возраста школьники изучают этику; в школах СССР имел место быть предмет «Этика и психология семейной жизни»; это говорит о специфических ценностях японского и советского общества); ­насколько общество религиозно, в какой мере его социальные институты и практики подвержены влиянию религиозного мировоззрения; какое это мировоззрение; если общество является многоконфессиональным, требуется описание межконфессиональных взаимодействий; ­насколько среди членов исследуемого социального объекта распространена взаимопомощь; какие формы помощи имеют место быть в наибольшей степени; кому члены общества стараются помогать больше всего (дети, старики, инвалиды и др.), что особенно влияет на практики взаимопомощи в рассматриваемом обществе (религиозные нормы, инстинкт сострадания, строгие обычаи и др.); ­какие преступления, проступки, формы девиантного поведения встречаются среди представителей указанного общества с какой частотой; какие этические нормы с какой частотой нарушаются; ­ как относится исследуемое общество к различного рода преступлениям, проступкам и нарушениям этических норм; к каким оно относится более, а к каким – менее снисходительно; ­ какие поведенческие практики и социальные институты можно считать особенностью общества; ­ средства массовой информации: что они транслируют, какая тема для них наиболее популярна; ­какова элита общества, в чём её особенности (важность этого вопроса обусловлена тем, что элитарность некоторой подгруппы общества обусловлена ценностями общества в целом; в результате некоторого имплицитного либо эксплицитного соглашения общество признаёт некоторое существующее в его рамках сообщество элитой; следовательно в зависимости от ценностей общества определённые люди, в наибольшей мере способные актуализировать социально одобряемые ценности, становятся элитой. К примеру, в Иране элитой являются представители исламского духовенства, в то время как в США таковой являются миллиардеры и руководители корпораций; такое различие обусловлено религиозностью иранского общества в целом). Указанный список вопросов является примерным для моделирования аксиологической парадигмы общества. На основании ответов на эти вопросы исследователь строит модель аксиологической парадигмы общества и самостоятельно делает выводы, какой смысложизненный ориентир наиболее распространён среди членов этого общества. Исследователь может добавлять свои сведения к разрабатываемой модели аксиологической парадигмы общества, ставить свои собственные вопросы. Указанный список вопросов как таковой не является догмой, но он освещает основные аспекты общественной жизни, определяемые аксиологической парадигмой общества. Следует отметить, что аксиологическая парадигма общества – это не смысл жизни его типичного представителя. В рамках общества вполне могут быть различные сообщества с противоположными смысложизненными ориентирами (различные девиантные социальные группы общества, конфликтующие с окружающим их обществом; различные ценностные конфликты в обществе), либо с противоположными периферийными ценностями при общности смысложизненных ориентиров; моделирование аксиологической парадигмы предполагает не только определение собственно содержания парадигмы, но и её состояния. Можно говорить не только о смысле жизни большинства людей, но и о влиянии на аксиологическую парадигму общества некоторого меньшинства. На основании модели аксиологической парадигмы можно прогнозировать формирование и развитие общественного мнения о различных феноменах. Междисциплинарные исследования в социологии Поскольку человеческое общество является чрезвычайно сложным феноменом, конституируемым людьми в соответствии с законами человеческого сознания, вовлечённым в специфические взаимодействия с материальным миром, а также представляющим собой чрезвычайно сложную систему; для познания социальной реальности требуются не только сугубо социологические исследования, но и междисциплинарные исследования, проводимые на пересечении социологической науки и иных научных дисциплин (междисциплинарные социологические исследования, МСИ). Междисциплинарные социологические исследования классифицируются следующим образом: ­ по принципам проведения: предметно-междисциплинарные исследования (междисциплинарные исследования, основанные на совмещении инструментария социологической науки и иных дисциплин при сохранении методологии социологической науки) и методологически-междисциплинарные исследования (социологические исследования, основанные на синтезе методологий социологической науки и иных наук); по предметной области: социолого-гуманитарные исследования, социолого-естественнонаучные исследования, социолого-технические исследования, социолого-системные исследования. Социолого-гуманитарные исследования – социологические исследования, находящиеся на пересечении социологии и иных гуманитарных дисциплин (психология, экономика, культурология и др.). В зависимости от дисциплины, с которой совмещается социология, исследования подразделяются на социолого-психологические, социолого-экономические, социолого-культурологические и т.д. Такие исследования позволяют более глубоко понять человека как творца социальной реальности. Их особенностью является совмещение методов исследования социологии с методами исследования гуманитарных наук. В их рамках используются как методы социологического исследования, так и методы исследования иных гуманитарных дисциплин. Социолого-естественнонаучные исследования – социологические исследования, находящиеся на пересечении социологии и естественнонаучных дисциплин (физика, химия, биология и др.). Эти исследования могут проводиться в рамках экосоциологии и социологического анализа естественнонаучного знания. Особенностью таких исследований является разделение показателей, задействуемых в исследовании, на субъективные показатели (показатели, полученные путем получения информации от задействованного в исследовании социального объекта) и объективные показатели (показатели, полученные путем исследовательского взаимодействия с материальными объектами, вовлечёнными в проблему исследования). В их рамках используются как методы социологического исследования, так и методы исследования естественных наук. К примеру, в исследовании загрязнения окружающей среды в некотором населённом пункте есть субъективные показатели, характеризующие мнения людей об экологической ситуации; и объективные показатели, характеризующие собственно загрязнённость окружающей среды; исследователь может находить зависимости между субъективными и объективными показателями и, следовательно, глубже понимать ситуацию. Далее, если был произведён корреляционный анализ показателей, характеризующих общественное мнение о загрязнённости воздуха; и объективных показателей загрязнённости воздуха; на основании сравнения объективных и субъективных показателей возможно выявить следующие особые ситуации: ­ измеренный уровень загрязненности выше нормы, уровень загрязнённости согласно общественному мнению нормален – следовательно, люди не интересуются экологической проблематикой либо игнорируют её; ­ измеренный уровень загрязненности нормален, уровень загрязненности согласно общественному мнению выше нормы – среди людей распространена ипохондрия либо люди в массовом порядке не имеют доступа к новым сведениям и оперируют устаревшими сведениями. Это позволяет понимать социальную ситуацию более глубоко. В рамках традиционной парадигмы социологических исследований такие вопросы не ставятся. Также проблематикой социолого-естественнонаучных исследований является анализ влияния знаний и представлений о естественном мире на общество. Здесь рассматриваются следующие проблемы: ­альтернативная медицина, её проблемы и возможности; проблема суеверий в сфере здоровья человека; ­ представления людей об окружающих их представителях животного и растительного мира и их влияние на общество (к примеру, в Южной Америке имеет место быть негативное отношение к представителям паукообразных фринам, хотя в действительности фрины безобидны для человека); ­представления людей о природных явлениях. Социолого-технические исследования предназначены для исследований влияния технических средств на человеческое общество. Здесь тоже следует работать как с субъективными, так и с объективными показателями. Здесь имеют место быть вопросы инноваций, их распространения и влияния на общество. В рамках социолого-технических исследований имеет место быть анализ влияния на общество информационных технологий, и, как следствие, исследуется осуществление различных информационных процессов в исследуемом обществе. Социолого-системные исследования – исследования, проводимые на пересечении социологии с теорией систем и/или системным анализом. В рамках указанных исследований общество рассматривается как система, включающая в себя отдельных человеческих индивидов в качестве элементов, а входящие в неё социальные группы в качестве подсистем. Следует отметить, что некоторые теоретические положения, рассматриваемые в системном анализе как фундаментальные, при исследовании социальных систем опровергаются, вследствие чего в рамках теории систем и системного анализа возникают новые проблемы, методы и, опять же, теоретические положения. Это приводит к развитию как социологии, так и теории систем и системного анализа. Указанные исследования позволяют получить больше сведений о человеческом сознании, материальном мире, информационных процессах и системной организации как об источниках социологических законов, благодаря чему в рамках социологической науки возникают новые знания. Заключение В рамках логоинтеракционизма общество понимается как результат человеческого творения, но человек рассматривается как субъект, ограниченный рядом законов. Набор возможных социальных ситуаций бесконечен, но вместе с тем ограничен. Пространство возможных вариантов развития социальной ситуации, с одной стороны, бесконечно само по себе, а с другой стороны, имеет группы особых, заведомо невозможных, вариантов развития событий; оно подобно Вселенной – бесконечной самой по себе, но включающей в свой состав чёрные дыры. Законы, налагающие ограничения на возможные варианты социальной ситуации, подразделяются на: законы человеческого сознания; ­ законы материального мира; ­ законы информационных процессов; ­ системные законы. Вследствие этого общество рассматривается как сложная система, функционирующая в соответствии с системными и информационными законами в материальной внешней среде. Взаимодействия общества и внешнего по отношению к нему материального мира чрезвычайно сильно различаются между собой, но сам факт влияния материального мира на человеческое общество, на социальные практики человеческих индивидов, неоспорим. Все социальные взаимодействия между людьми представляют собой акты передачи информации. Любое общество располагает определёнными информационными технологиями для коммуникации и передачи опыта. Из этого следует важность для общества информационной проблематики. Тем не менее, следует отметить, что ряд положений информатики не в полной мере соответствует действительным принципам информационных взаимодействий между людьми; из чего следует, что для изучения информационных законов как источника законов социологических следует обратиться к философской герменевтике. Системные закономерности также характерны для общества, т.к. оно является системой. Несмотря на то, что ряд положений теории систем и системного анализа несправедливы для человеческого общества, системная проблематика имеет место быть. Более того, в настоящее время в рамках теории систем и системного анализа появляются специфические теории (к примеру, теория организационных систем Д.А. Новикова), учитывающие особенности социальных объектов и явлений. Всё это налагает свой отпечаток на социологические исследования. При проведении исследований нужно учитывать влияние вышеприведённых факторов на человеческое общество. Для понимания многих социальных явлений следует учитывать взаимодействия исследуемых социальных объектов с материальным миром; особенности реализации информационных процессов на основе технологий, имеющихся в распоряжении исследуемых социальных общностей; а также системные закономерности. Очень важными, с точки зрения логоинтеракционизма, становятся междисциплинарные социологические исследования, находящиеся на пересечении социологии и иных научных дисциплин. Они позволят приобрести научные знания, приобретение которых невозможно в рамках традиционной парадигмы социологических исследований. Главным аспектом общества является аксиологическая парадигма – совокупность ценностей указанного общества. Стремясь наполнить свою жизнь смыслом и взаимодействия друг с другом на основе выбранных смысложизненных ориентиров, люди конституируют аксиологическую парадигму общества. Ориентация на исследование аксиологической парадигмы общества в противовес ориентации на исследование общественного мнения обусловлена тем, что аксиологическая парадигма общества является его главным, базовым аспектом; в то время как общественное мнение является феноменом, производным от аксиологической парадигмы. Исследования аксиологической парадигмы общества имеют специфические проблемы, связанные с тем, что задавать прямые вопросы, касающиеся ценностных ориентиров людей, крайне затруднительно. Следовательно, выявление аксиологической парадигмы общества должно осуществляться на основе иных признаков и не только методами, предполагающими общение с респондентами. Совокупность программных вопросов, ответы на которых в своей совокупности образуют модель аксиологической парадигмы общества, приведена в тексте настоящей работы. Специфический взгляд на общество в рамках логоинтеракционизма влечёт за собой специфический взгляд на социологические исследования. Для более глубокого понимания социальной реальности требуется не только более глубокое понимание человека как её творца, но и условий, в пределах которых человек её творит.

Elena Ostrowskaya 12 ноября 2018 г. · Религиозность улыбается и машет! Что такое религиозность? За длительный период своего существования социология то приближалась вплотную к ускользающей реальности этого феномена, то закрывала его обсуждение на долгие десятилетия. Пристальный интерес социологов к данной теме возник в рамках дискуссий о процессах секуляризации. В течение XX века было создано грандиозное количество теорий и концепций, пытавшихся предсказать смутное будущее традиционных религиозных идеологий. А смутным оно казалось в рамке научной картины мира, ставшей на век фетишем и квази религией многих блестящих умов современности. Научная картина мира открывала волшебные горизонты прогресса техник и индустрий жизни, освоения человеком космоса, открытия других далеких планет, объяснения тайн мозга и происхождения вселенной, увеличения продолжительности жизни, а может быть даже создания эликсира бессмертия. Религии, утратившие статус государственных идеологий, стремительно девальвировали и как способ познания мира. В одних теориях социологи полагали, что секуляризация – это процесс постадийного обмирщения религии, превращения ее организаций в разновидности клубов по интересам. Другие теории пророчили будущее без религий – а зачем они будут нужны бессмертному человеку, повернувшему реки вспять и встретившему друзей по разуму в Космосе? В третьем варианте теорий утверждалось, что секуляризация – это одна из стадий организационного обновления религий, их индивидуализации и приватизации. Кончилась монополия религий на правильное высказывание о реальности. В современном индустриальном обществе, утверждали социологи, религиям придется побороться за адептов на рынке мировоззренческого плюрализма. И тем не менее внимательный анализ траекторий «исчезновения» религий из сфер публичности привел социологов к феномену неистребимой религиозности. Можно было строить красивые воздушные замки теорий, вышивать бисером драматургию секулярности и постмодерности, только вот религиозность индивидуальная и групповая никак и категорически никуда не девались. Они разнообразили свою форму, являя себя уже вне привычных церковно-сектарных рамок. Религиозность приветливо улыбалась социологам из корпоративных культов и экономических пирамид 1990-х годов, посылала воздушные поцелуи из гюрджиевских клубов и утренних астропрогнозов. Она пела и манила цифрами статистических опросов населения, по-прежнему заявлявшего о своей вере вне принадлежности. И с этим надо было что-то делать. Весь XX век религия неизменно присутствовала как способ познания мира, придания жизни смысла и объема, а деятельности рациональности. Она лишь меняла формы и облачения. Выражаясь социологически, пришлось констатировать, что трансформируются формы институционализации религии. Религии легко переходят от тотального господства на государственном уровне до веры и практики как объекта индивидуального выбора в ситуации мировоззренческого плюрализма. Стоило только социологам прийти к консенсусу, что вот рынок религий теперь есть, на котором религиозные организации продвигают себя как бренды и борются за своих потенциальных клиентов. Но нет, случилось страшное – глобализация прорезала реальность острым лезвием, смела границы территорий и барьеры культур, выкинула категорию «время» за ненадобностью. Долгожданный миллениум не оправдал надежд, не сотворил конца религий. Наступили тоскливые будни постсекулярной апатии, социологи увидели отчетливый предел поискам невидимой религии. Реальность, изгнанная в дверь, ворвалась через окно. Традиционные религии взошли наново в пространство идеологий, не прикрытое более границами государств, наций, локальностей и расстояний. Возобновленный интерес к феномену религиозности обнаружился на этапе глобальной реинституционализации традиционных религиозных идеологий. Социология быстренько достала из загашников секуляризацию, казалось бы, закрытую навечно. В своем винтажном модусе она обрела новое имя – десекуляризация. Но что пользы от старых теорий в обновленных одежках? Решать приходится все те же вопросы: что же такое современная религиозность и как ее измерить социологически? Какими методами и подходами воспользоваться? https://www.facebook.com/elena.ostrowskaya.3/posts/4480997235317415?comment_id=4486574748092997&notif_id=1641490403501860&notif_t=feedback_reaction_generic&ref=notif

eLIBRARY ID: 42580925 СУБЪЕКТ-СУБЪЕКТНЫЙ ПОДХОД К ИССЛЕДОВАНИЮ РЕЛИГИОЗНОЙ ОБЩНОСТИ КОСТИНА Н.Б.1 1 Уральский филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 9 Год: 2020 Страницы: 11-17 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Издательство: Белгородский государственный национальный исследовательский университет (Белгород) ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: СУБЪЕКТ-СУБЪЕКТНАЯ ПАРАДИГМА, РЕЛИГИОЗНАЯ ОБЩНОСТЬ, ДОКТРИНАЛЬНАЯ ОБЩНОСТЬ, РЕЛИГИОЗНЫЕ ДОГМАТЫ И ИНСТИТУТЫ, SUBJECT-SUBJECT PARADIGM, RELIGIOUS COMMUNITY, DOCTRINAL COMMUNITY, RELIGIOUS DOGMAS AND INSTITUTIONS АННОТАЦИЯ: В условиях активизации религиозной жизни в российском обществе конца ХХ - первых десятилетий ХХI в. возросло влияние различных конфессиональных объединений на жизнь россиян. Данные социологических исследований свидетельствуют о том, что граждане позитивно оценивают такие стороны этого процесса как участие религии в сохранении нравственных ценностей, национальных традиций, формировании патриотизма у молодежи, возможность найти ее посредством гармонии с окружающим миром. В статье обосновывается методологическая значимость общностного подхода для анализа функционирования религии в современном обществе, поскольку он позволяет выйти за пределы ее «внутреннего» анализа, выявить ее роль для социальных групп, отношение общества и государства к религии, ее самой - к различным сторонам социально-культурной действительности. На базе этого подхода выявлена специфика религиозных общностей, заключающаяся в единстве двух составляющих - религиозной доктрины и религиозной деятельности. Процесс формирования и трансформации религиозных общностей рассматривается в рамках субъект-субъектной парадигмы, которая позволяет понять взаимодействия и отношения в рамках конфессиональных общностей по обеим линиям: «верующие - священнослужители», «единоверцы, последователи конфессии - члены конфессиональной общности (вне зависимости от степени доктринальной приверженности)». На основании теоретического анализа доказывается, что объединение в религиозную общность обусловлено приверженностью одним и тем же доктринальным идеям, следованием одним и тем же религиозным институтам, предполагает осуществление совместной деятельности, направленной на достижение общих целей. В статье выделены три типа социальных общностей - нормативные, нормативно-целевые, доктринально-целевые, обосновано, что религиозные общности относятся к последнему виду, и могут быть как устойчивыми, так и ситуативными. В основе доктринального единства религиозной общности - субъект-субъектное взаимодействие как входящих в нее акторов, так и вера в реальность взаимодействия последних с высшими силами, осуществляемое посредством пророков и их учеников. Иерархия субъект-субъектного взаимодействия выстроена четко, опирается на догматы, приверженность доктринальным идеям регулируется, контролируется и охраняется посредством религиозных институтов. Н.Б. Костина. Субъект-субъектный подход к исследованию....pdf

Культура и образование Электронный ежемесячный научно-практический журнал КРИТЕРИАЛЬНЫЙ ПОДХОД В ИССЛЕДОВАНИИ СОВРЕМЕННОЙ РЕЛИГИОЗНОЙ ВЕРЫ Чеснова Елена Николаевна Тульский государственный педагогический университет им. Л.Н. Толстого старший преподаватель кафедры философии и культурологии, кандидат философских наук Аннотация Статья посвящена рассмотрению современного состояния религиозной веры. В статье выделяются критерии характеристики современной веры на основе критериального подхода в исследовании религиозного феномена. Поднимаются проблемы места и роли веры в жизни человека, секулярного общества, в формировании мировоззрения, парадигмы мышления. Ключевые слова: квазивера, критерии веры, мирское, религиозная вера, сомнение CRITERIA APPROACH IN THE STUDY OF MODERN FAITH Chesnova Yelena Nikolaevna Tula State Lev Tolstoy Pedagogical University senior lecturer of chair of Philosophy and Cultural Studies, candidate of philosophy science Abstract The article discusses the current state of faith. The article highlighted the criteria characteristics of modern faith based approaches in the study of the criteria of the religious phenomenon. Rising problem space and the role of faith in human life, secular society in shaping the world outlook, the paradigm of thinking. Рубрика: Секция 1. Актуальные проблемы культуры и общества Библиографическая ссылка на статью: Чеснова Е.Н. Критериальный подход в исследовании современной религиозной веры // Культура и образование. – Сентябрь 2014. - № 9 [Электронный ресурс]. URL: http://vestnik-rzi.ru/2014/09/2415 (дата обращения: 20.10.2014). Обращение к исследованию современной религиозной веры способствует глубокому осмыслению проблем нашего общества, культуры, мировоззрения и ценностей современного человека. История исследования феномена веры неразрывно связана с духовными поисками человека, его нравственным преобразованием, самосовершенствованием, раскрывает область его предельного интереса и мирского бытия. Вера остается одной из фундаментальных характеристик бытия человека, являясь парадигмой мышления, формирует мировоззрение человека, социума, включая в свой когнитивный центр все актуальные проблемы общества, культуры. Именно благодаря вере и ее элементам человек дает собственный ответ на современные вызовы культуры, религии, социума и т.д. Обращаясь к исследованию современного состояния феномена религиозной веры, необходимо учитывать сложность, многоаспектность и многофункциональность данного религиозного феномена. При существующем богатом материале посвященном вере, не так много обращено к систематизации знания, классификации и типологизации, в том числе на современном этапе развития веры. Для того чтобы раскрыть основные черты современной веры в качестве методологической базы исследования мы обратимся к критериальному подходу, который мы ранее применили для исследования смыслового содержания понятия веры [7, с. 118-121]. В рамках данной статьи мы используем его для выделения критериев характеристики современного состояния веры. Можно выделить следующий ряд критериев современной веры: Критерий социокультурной реальности (аспект – секуляризационные процессы и религиозная вера). При характеристике современного состояния религиозной веры данный критерий тесно связан экзистенициальным критерием, так как характеризует динамику развития веры, человека и общества, а также с нравственной добродетелью как критерием веры, которая раскрывает актуализацию современной веры. Данный критерий характеризует три основные тенденции современного развития общества и религиозного феномена, на которых мы остановимся более подробно позднее. Рациональность как критерий веры (аспект – вера и знание-сомнение). Если при определении смыслового содержания понятия веры данный критерий мы брали при раскрытии границ действия веры, соотношения веры и разума, веры и знания, исследования веры и сомнения. То при характеристике современной веры мы говорим о таком аспекте как вера и знание-сомнение. Экзистенциальный критерий (аспекты – эволюционной перспективы, динамики развития веры, «бытийно-ценностный феномен») раскрывается на современном этапе развития общества в том, что динамика веры протекает на фоне изменения, кризиса традиционных ценностей и появления новых норм поведения. Культура как критерий (аспекты – парадигма веры и когнитивность, идеация веры, культурное бытие) раскрывается в том, что происходит утверждение в вере божественного при констатации «смерти Бога». Теперь обратимся к более подробному рассмотрению современного состояния феномена религиозной веры в контексте выделенных выше критериев. 1. Критерий социокультурной реальности (аспект – секуляризационные процессы и религиозная вера). Вера получает свою предметность как практический, социальный феномен при учете его религиозного содержания. Вследствие секуляризационных процессов происходит изменение парадигмы веры, формирование нового типа благочестия (христианские добродетели в мирской жизни, здравый смысл, разграничение «божественного» и «человеческого»). В рамках данного критерия раскрываются три основные тенденции современного развития общества и религиозного феномена: 1) Процесс секуляризации и десакрализации. Они неотделимы друг друга в развитии современного общества. Их следствием является установка на нахождение пространства мирского и ограничение им жизни без апелляции к Абсолюту. Данная тенденция имеет устойчивый характер, приводит к тому, что вера предстает как глубоко личный религиозный феномен, реализуемый в мирской жизни, укорененный в духовно-нравственной сфере, имеет четкую градацию функций веры: ценностная актуализация в жизни, связь с трансцендентным в рамках культовой практики, секулярный характер парадигмы веры. 2) Сакрализация, деифицирование десакрализованных, демифологизированных религиозных символов, категорий, религиозного комплекса (вера, вероучение, религиозный культ). Данная способность дает возможность человеку конструировать картину мира с учетом своих потребностей, желаний, стремлений. Исключить сакрализацию или десакрализацию из функций сознания невозможно. Вера конструирует парадигму мышления. Происходит формирование мировоззрения человека, системы религиозных представлений и уровня религиозного сознания на основе признака святости посредством сакрализации, когнитивности, идеации. Используя формулу Г.В.Ф. Гегеля: «тезис – антитезис – синтез» можно прийти к новой форме веры, например, к квазивере. Где новое сакральное существует в «секулярном дискурсе» [1, с. 9], получает толкование в рамках современных реалий. Это замыкает человека и его веру в мирском пространстве, выводя человека из общения с трансцендентным. Негативным следствием можно считать мысль о «смерти Бога». Эта «смерть» выступает результатом логики секуляризации. Религиозная вера становиться связью не с Богом, а с «божественным», с тем, что опознается как священное, но представленное сознанием в демифологизированных символах. Мы имеем дело с «верой без Бога», где предельным интересом становиться божественное, а Бог исчезает (эту идею развивал в своих трудах П. Тиллих). Происходит формирование нового типа веры – квазиверы. 3) Ресакрализация феноменов веры. Главным отличием данной тенденции является значимость религиозного феномена в личной сфере человека в пространстве мирского, в рамках посюсторонних ценностей и идеалов. Это является следствием секулярной идеи – вера, религия личное дело каждого. В раках данной тенденции возникает идея личной связи с Богом в этой реальности без авторитетной роли культовой практики (как следствие растущая отчужденность людей от религиозного культа). Вера претерпевает изменения – интенции связанные со сферой трансцендентного замещаются верой в необъяснимое (НЛО), разворачивается в рамках спиритизма, оккультизма, магии и т.п. Мы уже начинаем говорить о квазивере, квазирелигиозности, квазирелигии, новых религиозных образованиях, которые привлекают все больше людей. Квазивера все больше участвует в формировании сознания общества и определяет его религиозное мировоззрение. Ярким примером данной тенденции может выступать также явление «религиозного возрождения» («секуляризация наоборот»), при котором наблюдается: 1) нарастание в культуре и обществе «удельного веса» религиозной составляющей; 2) снижение «удельного веса» светской составляющей [3]. Об этом пишет, например, С.Д. Лебедев. Он видит суть проблемы в двух ключевых и несводимых друг к другу смысловых пластах: «духовном» («религиозное» – жизненная потребность и первичная потребность) и «культурном» (социальный ответ на «религиозное») [3]. С.Д. Лебедев считает, что проблема секуляризации общества заключается в разрыве и диспропорции между глубинным духовным содержанием культуры и ее репрезентативной формой. Например, фактическое следствие в жизни христианским императивам без осознания их духовно-религиозной природы, считая их реализацией общечеловеческих ценностей [8]. В современном обществе вера уходит в пласт религиозных мировоззрений и представлений (парадигма веры). Является целокупным актом всех человеческих сил, актуализирующим систему ценностей, которая может неидентифицироваться с конкретной религиозной конфессией, выступая как результат формирования личной парадигмы веры. 2. Рациональность как критерий веры (аспект – вера и знание-сомнение). Одной из главных особенностей современного общества выступает постоянная включенность и сопряженность человека, его опыта жизни, религиозного опыта с сомнением, которое выступает следствием рационального знания, направленного на объективность. Ситуация сомнения определяет веру и ее динамику развития, которая действует в рамках схемы: вера-сомнение-вера/деструкция. Связка вера-сомнение неизменна и неустранима из жизни современного человека, способствует в процессе духовной работы выходу на более высокую ступень развития. Вера и деструкция являются противоположными. В конечном счете, они определяют жизнь человека, нравственные ориентиры и поступки. 3. Экзистенциальный критерий (аспекты – эволюционной перспективы, динамики развития веры, «бытийно-ценностный феномен») и изменение, кризис традиционных ценностей и появление новых норм поведения. Ценностная проблематика необходимо включена в веру, через веру человек полагает систему ценностей для преображения жизни и следования нравственным идеалам. Человек, являясь высшей ценностью, имеет стремление актуализировать свое назначение и смысл. Это нравственное самосовершенствование имеет сознательный характер, конечной целью может стать стремление к абсолютному. Стремление человека к самосовершенствованию потенциально и актуально. Но личность может впасть в индивидуализм, эгоизм, эгоцентризм, доходящий до самых извращенных форм. Это путь полной деградации, «совершенствования» направленного на личное благо. Принятие за основу системы ценностей, которая будет оправдывать деятельность человека. Объектом и субъектом веры становится сам человек (самоопределяющаяся личность). Происходит «самообожествление». Оливье К. считал, что самообожествление результат обмирщения веры, следствием которой является фанатизм своего «Я». Другой крайностью выступает «борьба с самим собой» [4, с. 316], как пример притворного аскетизма, изощренного тщеславия. Результаты этой «борьбы» обожествляются. Здесь удовольствие в самопревознесении через глумление над собой. Это мнимое совершенствование при скрытой деградации личности. Вера если и направлена на трансцендентное, то проходит сквозь него к себе самообожествленному. Это латентный эгоцентризм. Произошла трансформация религиозных ценностей, культура подверглась рационализации и интеллектуализации. Сознание, общество, культура становятся массовыми, происходит тиражирование стандартов, изменение ценностей и идеалов, статуса бытия человека, его личного пространства. Современный мир это обезличивание и стандартизация деятельности человека, его духовной наполняемости. Произошло усреднение человека. Он становиться человеком-машиной. Это приводит к утрате Бога. Современное состояние общества характеризуется быстрым изменением культурной среды, разрывом с традиционными ценностями, этическим вакуумом, потерей смысла. Здесь человек может сохранить себя как духовное существо лишь посредством мужества веры, прорыва из эгоизма и самодеструкции в сферу трансцендентного. Это возможно посредством веры как нравственной основы жизни в рамках мирской реальности, в которой человек бытийственно укоренен. Поэтому от парадигмы веры зависит смысл существования, т.к. прочных связей с предшествующей культурой, традицией у современного человека мало. 4. Культура как критерий (аспекты – парадигма веры и когнитивность, идеация веры, культурное бытие) и утверждение в вере божественного при констатации «смерти Бога». Это состояние общества хорошо вскрыл Ф. Ницше определив как одиночество, покинутость, оставленность из-за смерти Бога. Это опыт современного человека, в котором имплицируется неопределенная перспектива «божественного», как след давно отошедшего Бога [2]. Устранение идеи Бога выступает констатацией кризиса европейской культуры и сознания, но не полное замещение религиозного сознания светским, так как полностью «убить Бога» человек не может из-за взаимосвязанности между ними (Ю.Р. Селиванов). Поэтому Его смерть есть лишь факт того, что Он удалился в пространства бессознательной стороны души. Вера в современном мире может поддерживать человека и вывести его из кризиса жизни, растерянности и отчаяния, она носит онтологический характер [6, с. 154]. В этом плане мы считаем, что феномен веры в каждом своем индивидуальном (не эгоистическом) проявлении есть духовный стержень и неразрывная связь с другими людьми и трансцендентным. Даже если это вера с религиозным опытом «без Бога», а только с присутствием и ощущением божественного (П. Тиллих). Но в этой «вере без Бога» сам акт веры не утрачивает смысла при утрате смысла религиозных содержаний. Данный опыт веры может быть актуальным для любого члена социума, в нем могут проявиться индивидуальность, воля, ценности и идеалы, которые утверждаются как основа и цель жизни. Выше раскрытые критерии современного состояния феномена религиозной веры помогают глубже понять саму веру, ее роль в жизни секулярного человека и задают область и перспективу дальнейших исследований религиозного феномена. Данные критерии не исчерпывают всего многообразия современного феномена веры, но являются систематизирующими при обращении к исследованию веры, ее модификации квазиверы. Данные критерии веры способствуют раскрытию проблем современной культуры, концентрируют внимание на ценностной, духовной стороне ее проблем. Исследование веры может способствовать преодолению кризиса в культуре и формированию нового типа культуры, возможно, в перспективе формирования постсекулярного общества. Библиографический список Гутнер Г. Секулярность, постсекулярность и универсализм. Замечания к диалогу Хабермаса и Ратцингера. // Хабермас Ю., Ратцингер Й. (Бенедикт XVI) Диалектика секуляризации. О разуме и религии. М., 2006. 112 с. Евстропов М.Н. Жорж Батай: опыт бытия как критика онтологии. URL: http://sun.tsu.ru/mminfo/000063105/344/image/344-050.pdf (дата обращения 16.10.2011). Лебедев С.Д. О «религиозном возрождении», секуляризации и фундаментализме: к проблеме соотношения понятий. URL: http://www.rusoir.ru/print/01/26/index.html (дата обращения 23.04.2008 г.). Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов. // Сочинения в 2 т. Т. 1. Литературные памятники. М., 1990. 829, [2] с.,1л. портр. С. 231-490. Оливье К. Власть и вера. URL: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/bogoslov/Article/Ol_VlVer.php/ (дата обращения 01.06.2007). Фромм Э. Человек для самого себя. // Психоанализ и этика. М., 1993. 415с. С. 154. Чеснова Е.Н. Критерии определения смыслового содержания понятия религиозной веры. // Наука, техника, человек: межвузовский сборник научных работ аспирантов и молодых ученых. / Под ред. д-ра филос. наук, проф. О.Д. Гараниной, д-ра филос. наук, проф. С.И. Некрасова, канд. филос. наук, проф. И.А. Ламбаевой. М.: МГТУ ГА, 2013. Вып. 5. 124 с. С. 118-121. Чеснова Е.Н. Феномен религиозной веры в современном мире: особенности существования и перспективы.// Научный диалог. 2013. № 11 (23): История. Социология. Философия. 176 с. С. 164-176. http://vestnik-rzi.ru

eLIBRARY ID: 36864255 ЦЕННОСТНО-РЕФЛЕКСИВНЫЙ (СИСТЕМНО-ДИНАМИЧЕСКИЙ) ПОДХОД К ОБОСНОВАНИЮ КРИТЕРИЯ СОВРЕМЕННОЙ РЕЛИГИОЗНОСТИ ЛЕБЕДЕВ СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ1 1 Белгородский Государственный Национальный исследовательский университет Тип: статья в сборнике статей Язык: русский Год издания: 2018 Страницы: 129-143 ИСТОЧНИК: СЕКУЛЯРИЗАЦИЯ В КОНТЕКСТЕ РЕЛИГИОЗНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА Сер. "Демография. Социология. Экономика" Под редакцией Глазьева С.Ю., Рязанцева С.В., Кублицкой Е.А.. Москва, 2018 Издательство: Общество с ограниченной ответственностью "Издательство "Экон-Информ" (Москва) КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: РЕЛИГИОЗНОСТЬ, ПРИЗНАК, СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ КРИТЕРИЙ, СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ПОКАЗАТЕЛЬ, СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ИНДИКАТОР, ЦЕННОСТНО-РЕФЛЕКСИВНЫЙ ПОДХОД К ОПРЕДЕЛЕНИЮ РЕЛИГИОЗНОСТИ, RELIGIOSITY, SIGN, SOCIOLOGICAL CRITERION, SOCIOLOGICAL INDEX, SOCIOLOGICAL INDICATOR, VALUE-REFLECTIVE APPROACH TO THE DEFINITION OF THE RELIGIOSITY АННОТАЦИЯ: На основе сравнительного анализа существующих в российской социологии религии подходов проанализирована социологическая интерпретация признака религиозности. Автор обосновывает интегральный подход к критерию определения религиозности на базе категорий рефлексии, выбора и контекста. Предлагается критерий религиозности как устойчивой необратимой интенции погружения социального субъекта в религиозный контекст, предполагающий в качестве основного показателя его ценностную ориентацию на «ядро» религии. Ценностно-рефлексивный подход.pdf

AННОТАЦИЯ Настоящая статья посвящена анализу основных методологических проблем, возникающих в процессе идентификации письменных первоисточников новых религиозных движений. Показано место и роль процедуры идентификации документов в общем комплексе их научного анализа. Выявлен существующий в современной академической науке акцент на изучении одних типов документов в ущерб другим. Проанализированы последствия сложившегося перекоса в работе с первоисточниками. На конкретных примерах показана специфика новых религиозных движений, затрудняющая выделение с целью идентификации документа каких-то доступных для объективной и независимой проверки и перепроверки единиц анализа, кодов, маркеров или переменных, опираясь на которые любой исследователь мог бы проверить корректность проведенной операции. Представлен оригинальный авторский метод идентификации документов новых религиозных движений, позволяющий преодолеть возникающие в ходе данного процесса проблемы. Приведены разные варианты разрешения сложностей, возникающих в процессе идентификации документов. Настоящая статья посвящена анализу методологических проблем идентификации документов новых религиозных движений (далее – НРД). Несмотря на существование большого количества исследований как по методам анализа документов [1; 2; 3; 7; 8; 9; и др.], так и по методологии изучения НРД [5; 6; 10; и др.], автору не известно ни одной работы отечественных и западных ученых, посвященной данному вопросу. В связи с этим все основные наблюдения и выводы по теме будут делаться на основании ретроспективного анализа автором собственного опыта идентификации и систематизации порядка 300.000 документов по нетрадиционной религиозности вообще и НРД в частности. Этот массив документов составляет основу собранного автором архива, хронологические рамки которого охватывают период с середины XIX до XXI века включительно. Языковая палитра материалов распределяется следующим образом: 35% − русский язык; 30% − английский; 30% − немецкий; 5% − иные языки (французский, польский, греческий, датский, японский, корейский, белорусский, украинский и др.). Работа по созданию архива ведется с апреля 1997 года. К документам здесь и далее будет относиться вся совокупность материальных объектов, содержащих информацию в зафиксированном виде. В силу ограничений по объему в статье будут разбираться только письменные источники. Вещественные, изобразительные, фонические и др., несмотря на всю их значимость для анализа НРД, рассматриваться не будут. При этом нужно понимать некоторую ограниченность данного подхода, так как по некоторым НРД основной массив документов представлен не письменными, а, например, фонетическими (Народный Храм), либо вещественными и изобразительными (Даманхур) источниками. Вне всякого сомнения, данная статья не может претендовать на полноту охвата темы, но лишь на общее введение в нее. Иерархии письменных источников по нетрадиционной религиозности В современной науке существует некоторый перекос в анализе письменных источников, относящихся ко всем формам нетрадиционной религиозности. В исследованиях ученых доминируют ссылки на литературу и периодические издания самих НРД. При этом их вниманием обделены все остальные разновидности документов: протоколы заседаний, уставы, сертификаты и свидетельства, циркулярные и инструктивные письма, официальная и неофициальная переписка, воспоминания, дневники и конспекты, рекламные объявления, плакаты, листовки, буклеты, материалы судебных процессов, внутренние анкеты, формы учета и отчетности, чинопоследования ритуалов, послания, а также многие иные материалы. Такое осторожное отношение к работе с этого рода документами имеет объективные основания: Во-первых, их достаточно сложно найти. Они редко попадают в государственные архивы, бережно охраняются от взоров ученых одними НРД, периодически уничтожаются другими. В результате даже самые крупные архивы документов НРД страдают серьезными пробелами в сфере собственной комплектации. Во-вторых, получение доступа даже к достаточно большому количеству документов, еще не означает, что они будут репрезентативны для изучаемой темы. Кроме того, часто исследователи имеют в наличии только те документы, которые целенаправленно раскрывает сама группа для улучшения своего имиджа. В ряде НРД сформированы даже презентационные наборы документов, представляющие организацию в самом лучшем свете, но оставляющие много вопросов в плане своей репрезентативности. С другой стороны, документы, раскрываемые бывшими членами НРД, также могут не в полном объеме отражать события и факты жизни внутри группы. В-третьих, работа с документами требует серьезных затрат времени и сил исследователя. Анкетирование, включенное наблюдение и многие иные методы гораздо проще и быстрее дают какие-то результаты. Недостаток времени приводит многих исследователей также к выбору изначально простых тем, связанных с обработкой книг и СМИ НРД. В-четвертых, языковой барьер осложняет ознакомление с документами иностранных НРД, особенно в тех случаях, когда их основной язык не имеет широкого распространения в мире или просто неизвестен ученому. Все эти факторы объясняют сложившийся перекос в работе с письменными источниками по НРД, но не упраздняют важность обращения к ним. Эта ситуация привела многих исследователей к непониманию специфики иерархий значимости письменных источников структурированных и неструктурированных форм нетрадиционной религиозности в целом. В структурированных формах сектантства, представленных главным образом НРД [4, с. 85-141], первое по значимости место занимают собственно документы, затем идут периодические издания НРД и лишь затем их литература. Основная масса НРД просто не развивается до уровня написания и издания книг. Чуть большему количеству удается наладить выпуск собственных СМИ. При этом большинство НРД, все же издающих какую-то литературу, сохраняет критическую массу принципиально важных материалов на уровне иных документов. В неструктурированных формах нетрадиционной религиозности, представленных главным образом культовой средой общества [4, с. 85-141], первое по значимости место занимают книги, затем идут СМИ и лишь в самом конце, с очень большим отставанием, прочие документы. НРД сложнее издавать книги, так как они должны быть во всем выверены со специфическим вероучением организации. Издание литературы и СМИ в рамках культовой среды общества протекает быстрее и проще. Во-первых, у авторов здесь нет никаких ограничений и обязательств по содержанию; во-вторых, взаимный плагиат является нормой; в-третьих, издаваемые материалы исполняют помимо всего прочего развлекательную функцию и также не налагают никаких особых обязательств на их авторов, издателей и читателей. Все означенные выше факторы ведут к тому, что: современные ученые очень часто делают акцент на анализе второстепенных по значимости для понимания описываемых ими НРД источников; мелким и средним НРД, а также слабоструктурированным, неструктурированным и пограничным формам нетрадиционной религиозности посвящено меньше работ, чем высокоорганизованным и крупным НРД; в работах многих исследователей теряется так называемая «поправка на целостность» нетрадиционной религиозности, понимание гармоничной включенности любого объекта исследования из этой области в общий контекст сектантства в целом. Эта поправка может выработаться в результате теоретического анализа темы, но ее фундаментальное основание становится очевидно и осязаемо в первую очередь при постоянной работе с большими объемами самых разных документов. Таким образом, слабое обращение к документам и первоисточникам является одним из факторов, тормозящих развитие научного анализа феномена нетрадиционной религиозности. Следует также отметить, что в каждом НРД существует своя иерархия значимости письменных источников. В ней акценты могут расставляться несколько иначе, чем для нетрадиционной религиозности в целом. В каких-то НРД документы вполне могут уступать место тем же книгам или СМИ. Однако на уровне идентификации документов вопрос иерархии не ставится в принципе. Ведь перед тем, как указать место документа в жизни НРД, нужно узнать, к какой конкретно группе он относится. Таким образом, на этом этапе обработки первоисточника оказываются второстепенными два ключевых вопроса источниковедческого анализа документов: в чем конкретно состоят «информационные возможности источника для получения фактических сведений», а также в чем конкретно состоит значение источника с точки зрения его информационных возможностей [3, с. 122]. Ответ на эти и иные вопросы по содержанию и значению анализируемых документов должен даваться уже после благополучно проведенного процесса их идентификации. Вопрос первоисточников и подлинности документов При исследовании документов в области нетрадиционной религиозности следует учитывать некоторое размывание границ между первоисточниками и вторичной литературой. Любые работы по нетрадиционной религиозности, вне зависимости от желаний и устремлений их авторов, достаточно часто вовлекаются в общую динамику ее развития. Они прочитываются НРД и получают соответствующую оценку с их стороны. Они же изучаются людьми, влияющими на НРД на бытовом, общественном и политическом уровнях. В этом смысле вся вторичная литература по сектам может быть отнесена к числу первоисточников. Столь высокая степень влияния вторичной литературы практически не характерна для традиционных религий мира. Таким образом, понимание феномена нетрадиционной религиозности во всей его полноте невозможно без изучения работ людей, его изучающих. Примечательно, что вопрос идентификации документов и вторичной литературы также весьма актуален, так как далеко не всегда очевидно авторство появляющихся в этой среде текстов и документов. Однако подробный разбор этой темы выходит за рамки темы данной статьи. Вопрос установления подлинности документов НРД XIX-XXI столетий также не актуален. Сама специфика темы такова, что пока еще никому не пришла идея подделывать документы сект. Какие-либо финансовые или прочие бонусы в результате этого получить практически невозможно. Документы НРД в подавляющем большинстве случаев имеют только научную ценность. Другое дело, что сами НРД могут «подделывать» собственные документы. Но в этом случае, как подлинник, так и сама «подделка» являются первоисточниками, отражающими изменения представлений группы о самой себе и своем прошлом, настоящем и будущем. Проблемы в идентификации документов НРД Выбор методологии анализа документов неразрывно связан со спецификой объекта, предмета, целей и задач конкретного исследования. Однако какие бы цели и задачи ни ставил перед собой ученый, документ должен вначале пройти процедуру идентификации. Под идентификацией документов здесь и далее будет пониматься процесс установления принадлежности ранее не известного документа к тому или иному НРД. Идентификация документов является первым этапом их научного анализа. Ей предшествует только техническая процедура, направленная на формирование наиболее благоприятных условий для их сохранения. Таким образом, процесс идентификации может являться частью какого-то большего исследования, а может осуществляться в качестве полностью самостоятельной и независимой от конкретных исследований процедуры. В подавляющем большинстве социологических и религиоведческих областей исследований процедура идентификации сводится к определению авторства документа, времени и места его появления. Никем и никогда не исследованные и неизвестные документы являются скорее редкостью. Еще большей редкостью являются документы, по которым нельзя сказать, в недрах какой организации или сообщества они появились. В исследованиях нетрадиционной религиозности ситуация выглядит несколько иначе. Вполне обыкновенной является ситуация, когда новые, никогда и никем не изученные документы свидетельствуют также о существовании новых (для науки) групп, о которых никто, никогда, нигде и ничего не писал. В этом контексте вполне закономерно, что проблема идентификации документов тематизируется именно в области исследований нетрадиционной религиозности. Сложностей в идентификации документов НРД нет у ученых, специализирующихся на изучении какой-то одной или нескольких групп. Они достаточно быстро, без привлечения каких-либо особых методик могут распознать тот или иной документ как принадлежащий или не имеющий никакого отношения к основному объекту их исследования. Проблемы начинаются с того момента, когда исследованию подвергается нетрадиционная религиозность в целом, во всех ее формах и разновидностях, а исследователь собирает всевозможные материалы по ней без их тематической фильтрации. В такой ситуации в архив чуть ли не ежедневно попадают десятки документов различных НРД, многие из которых никем еще не изучались. О них нельзя навести справки в интернете или почерпнуть дополнительную информацию в справочниках религиозных организаций разных стран мира. Сама процедура идентификации документов неожиданно многократно усложняется и выходит далеко за границы интуитивного узнавания ученым документов хорошо известных ему групп. Выработка определенной методики работы с документами приобретает особое значение. По мере роста объемов поступающей документации проблематика нетрадиционной религиозности начинает охватывать совершенно новые горизонты и вскрывать ранее не очевидные измерения вопроса. На фоне объемов и содержательного наполнения никем и никогда не исследованных документов уже имеющиеся разработки по нетрадиционной религиозности представляются не более чем кратким введением в вопрос. При этом каждый такой документ сам по себе представляет вызов, так как снова и снова дарует ученому захватывающее чувство пребывания на пороге terra incognita. Перечислим основные проблемы, с которыми неизбежно сталкивается исследователь в процессе идентификации документов. Первая проблема состоит в том, что существующие исследования по методикам анализа документов практически бесполезны в процессе идентификации документов. Многочисленные классификации и типологии документов по элементам их содержания, жанрам, модальностям, характеру их источников, степени персонификации, наборам постоянных элементов их содержания, структуры и оформления, и т.д. и т.п., не играют на этой стадии никакой роли. Все эти разработки, вне всякого сомнения, представляют большую ценность при дальнейшем анализе уже идентифицированных материалов, но не до этого. Вторая проблема происходит из необходимости выделения для идентификации документа каких-то доступных для объективной и независимой проверки и перепроверки единиц анализа, кодов, маркеров или переменных, опираясь на которые любой иной исследователь мог бы проверить корректность проведенной операции. При этом они должны быть достаточно очевидны, чтобы не вызывать никаких дополнительных вопросов у исследователей, придерживающихся самых разных взглядов на феномен нетрадиционной религиозности. Суть проблемы состоит в том, что сама специфика нетрадиционной религиозности существенно затрудняет их выделение. До сих пор не были зафиксированы исследователями значения для всех тех переменных, учет которых мог бы быть хоть в какой-то степени важен для идентификации документа. Само количество этих значений чрезвычайно велико и экстенсивно в силу непрерывного появления все новых НРД. Приведем несколько наглядных примеров: Для того чтобы корректно отнести документ к тому или иному НРД, исследователь должен иметь представление о том, какие НРД в принципе существуют. Подлежащий идентификации документ может относиться как к каким-либо уже известным НРД, так и к еще не изученным группам. Проблема в том, что не существует единого научного реестра НРД, с которым ученый мог бы сверить данные документа даже на уровне самоназвания группы. Автору известно несколько десятков посвященных НРД энциклопедий и справочников на самых разных языках мира, но ни в одном из них не дается сколько-нибудь полный реестр всех известных названий НРД. Вопрос осложняется тем, что одна и та же секта или культ могут иметь до нескольких сотен альтернативных наименований. Генеральная совокупность НРД, порождающих сонмы документов, ученым не известна. В итоге, в процессе идентификации документов ученый не может опереться на какой-либо готовый, выверенный и полный список названий НРД. Это означает, что у него есть все шансы не распознать даже документы уже исследованных групп. Последние могут выступать в новом контексте под новым наименованием, не известным ему, и не зафиксированным в существующих справочниках и энциклопедиях. При этом количество потенциально возможных названий НРД не ограничено, так как в мире постоянно появляются новые секты и культы, и их число постоянно растет. Ситуация осложняется существованием НРД с полностью идентичными наименованиями. Так, под одним названием может действовать от двух до десяти совершенно разных НРД. Как правило, это относительно небольшие группы, не превышающие размером 200 человек. Они не подозревают о существовании друг друга, но, порой, принадлежат к одному типу нетрадиционной религиозности, чем сильно осложняют процесс идентификации их документов. Наконец, НРД достаточно часто прибегают к различным сокращениям и/или расширениям своих названий. Какой-нибудь Астральный центр «Сфера» может фигурировать как Духовно-астральная академия «Сфера», как Научно-исследовательский центр «Сфера», как Общество «Сфера», либо просто Духовно-астральная академия, или Научно-исследовательский центр. При этом каждая такая свободно используемая вариация наименования для каких-то групп может являться основным и единственным названием. В результате даже полные совпадения в наименованиях еще не могут являться надежным основанием для идентификации документа; Можно было бы предположить, что адрес и телефон организации, указываемые в документе в качестве выходных данных группы, являются надежным идентификационным маркером. Он может быть важен особенно в тех случаях, когда в документе отсутствует ее название. Однако, чтобы опереться на эту переменную ученый должен знать: а) адреса и телефоны всех НРД (что само по себе невозможно, так как не известны все реально существующие НРД); б) адреса и телефоны, использующиеся лишь временно для проведения тех или иных мероприятий или акций НРД (то есть, за один год одно НРД в одной стране может поменять до 10 разных адресов); в) адреса и телефоны, которые используются несколькими разными НРД одновременно (или адреса и телефоны, исполняющие функцию «диспетчеров» для разных групп). При этом ученый должен учитывать изменения всех адресов и телефонов для группы в диахронической перспективе, ведь попавший к нему документ может быть 10, 20, 40 или даже 100 летней давности. От исследователя потребовались бы серьезные усилия для сбора информации по актуальным адресам, но анализ их изменений в диахронической перспективе, особенно с учетом разных стран мира, делает задачу практически невыполнимой; Такой же не вполне надежной переменной является авторство документа. На первый взгляд может показаться более чем разумным допущение, что, если основатель какого-то НРД является одновременно основным, единственным или даже одним из авторов подлежащего идентификации документа, либо просто в нем активно упоминается, то сам документ относится к созданной им же группе. Например, если речь идет о Шриле Прабхупаде, то документ относится к Международному Обществу Сознания Кришны, если упоминается Рон Хаббард, то документ непременно принадлежит саентологии и т.д. и т.п. Однако в реальности слова, речи, статьи и разные иные тексты основателей и известных руководителей НРД активно заимствуются другими НРД, особенно от них же отколовшимися. Безусловными лидерами в этом процессе являются многочисленные мелкие группы, которым просто не хватает сил на производство собственных текстов. Активное использование «значимых духовных авторитетов иных религиозных течений» в мире малых НРД является весьма распространенной практикой, а взаимный плагиат небольших текстов – широко распространенной нормой; Символика НРД также не является надежным маркером, так как: а) далеко не всегда используется в документах; б) одно НРД может использовать до нескольких сотен самых разных символов. Это может быть обусловлено как изменениями символики в процессе развития организации, так и присвоением филиалам, подразделениям и фронтовым организациям НРД индивидуальных эмблем; в) в реальности существует множество вариаций одного и того же символа, которые могут быть инициированы как самим НРД, так и другими группами, от него отколовшимися. Некоторые группы совершенно независимо друг от друга приходят к принятию одинаковых по всем своим основным компонентам символов и эмблем. Иначе говоря, как и в случае с наименованиями НРД, не существует единого реестра символов НРД, их число велико по объему и непрерывно растет. Дополнительная сложность состоит в том, что внутренние документы НРД создаются в условиях, когда их авторы и получатели знают, к какой группе они принадлежат. Они изначально не нуждаются в дополнительных пометках и указаниях друг для друга столь важной для исследователя информации о привязке документа к конкретной организации. В результате они в силу простой для них очевидности ситуации и контекста опускают все те принципиально важные единицы информации, которые можно было бы зафиксировать в конкретных кодах, маркерах и переменных. Третья проблема состоит в невозможности выработать единую и надежную систему критериев идентификации группы на основании анализа содержания документа. Как уже нами ранее отмечалось, все многообразие форм нетрадиционной религиозности может быть классифицировано в соответствии со специфическими особенностями содержания вероучения тех или иных ее типов [4, с. 90-131]. Изучение текста документа может помочь однозначно квалифицировать его как относящийся или не относящийся к нетрадиционной религиозности в целом, а также отнести его к конкретному типу НРД. Но сделать выводы относительно его принадлежности к конкретной группе несколько сложнее. Учение и понятийный аппарат разных НРД в рамках одного и того же типа могут быть очень близки друг к другу, а в ряде случаев быть совершенно одинаковыми. Отличия таких групп будет сводиться к разному руководящему и кадровому составу и их структурной независимости друг от друга. В результате, без углубленной специализации на конкретном типе НРД, выявить существенные для идентификации документа различия в его содержании не представляется возможным. Ситуация осложняется тем, что идеи отдельных «больших сект» могут заимствоваться на более чем серьезной и последовательной основе десятками, а порой и сотнями малых сект, от них же отколовшихся или просто им подражающих. Они будут опираться на ту же литературу, издавать очень похожие по содержанию и оформлению массивы документов. При этом, сохраняя структурную независимость, они будут претендовать на абсолютность собственного вероучения. Однако все это относится к уже известным исследователю группам. Если же ученый никогда ранее с НРД не сталкивался, то есть изначально не знаком со спецификой ее вероучения, а сама группа при этом активно подражает какому-то иному НРД, вероятность быстрой и точной идентификации ее документов стремится к нулю. Анализ содержания документа осложняет также тот факт, что на протяжении своего существования НРД могут вносить существенные изменения в собственное вероучение. Последние могут быть неизвестны ученым. То есть, документ, относящийся к уже известной группе, по своему содержанию может вступать в противоречие с ее актуальным вероучением, что будет опять же сильно осложнять процесс его идентификации. Четвертая проблема состоит в том, что выборка документов НРД, поступающих исследователю на обработку и подлежащих идентификации, не должна быть ничем ограничиваема. Дело в том, что значительное количество первоисточников постоянно кем-то уничтожается и/или исчезает естественным образом, многое сохраняется лишь в одном варианте в личных архивах. Академическая наука уже подошла к ситуации, когда по многим известным НРД ХХ века документов осталось очень мало. Приведем пример. У скольких исследователей во всем мире есть полное собрание «Писем МО» и всех инструктивных писем Дэвида Берга? Никто из ученых, что-то писавших по этой секте, не ссылается на все «Письма МО», не дает их полного научного описания. Многие видели одно или несколько писем. Этот вопрос можно сформулировать еще интереснее: а сохранился ли хотя бы один полный комплект в самой Семье? У автора данной статьи есть собрание из 1316 этих писем в оригинале на английском языке. Это далеко не полное собрание, но даже поверхностного ознакомления с ним достаточно для понимания того, что наука еще не приступила к серьезному анализу этой группы, хотя написано по ней уже достаточно много. Таким образом, если выбор и ограничение объекта и предмета исследования является не просто разумным, но непременным условием продуктивной научной работы, то искусственное ограничение объема подлежащих включению в научный оборот документов будет означать не что иное, как уничтожение потенциально ценных для науки материалов. Ученый не может не беспокоиться о том, чтобы сохранить для науки максимально большое их количество. В результате, в процессе изучения НРД он может и должен ограничивать предмет своих исследований, но он не должен ограничивать объемы поступающих к нему документов по НРД и избавляться от тех из них, о которых он не может совершенно ничего сказать, т.к. просто не способен их идентифицировать. Все означенные проблемы указывают на то, что ученый, берущийся за идентификацию новых документов НРД, должен обладать серьезным опытом работы с документами такого рода. Однако такой опыт можно приобрести только в процессе работы с этими документами. Получается замкнутый круг, который обрекает любого ученого в первые годы его интенсивной работы над идентификацией документов по НРД на чрезвычайно низкий уровень эффективности и множество ошибок. Проблемы, возникающие в процессе идентификации новых источников, обладают большой эвристической силой для академического изучения сектантства. Документы, которые на стадии идентификации доставляют самые большие хлопоты ученому, достаточно часто уже самим фактом своего существования олицетворяют какие-то проблемы не только в методологии их анализа, но и в самом понимании феномена нетрадиционной религиозности. Идентификация документов НРД в Кабинете сектоведения МинДА С апреля 1997 года автором разрабатывается методика идентификации документов НРД. Созданный к настоящему времени ее вариант не является окончательным, но в своей актуальной версии достаточно эффективен и успешно апробирован на 300.000 документах НРД. В результате для приведенных выше проблем было найдено следующее решение. Во-первых, сам процесс идентификации документов стал проводиться на постоянной основе без привязки к проводимым исследованиям, и без учета профессиональных интересов и специализации автора в сфере изучения нетрадиционной религиозности. Иначе говоря, документы обрабатываются безотносительно того, понадобятся ли они автору когда-то в научно-исследовательской работе или нет. Во-вторых, в ситуации отсутствия единого реестра НРД было принято решение его создать. В качестве платформы выбрана реляционная СУБД MS Access. Так как названия НРД не являются величиной постоянной, каждому новому и/или уже известному НРД присваивается уникальный цифровой код, который никакой дополнительной информационной нагрузки на себе не несет. К уникальному коду привязываются все известные наименования НРД, которые берутся как из уже однозначно идентифицированных документов, так и из научно-исследовательской литературы. Во всех случаях указывается источник информации. Помимо названий НРД к коду привязывается несколько десятков иных переменных, характеризующих группу с самых разных сторон. Среди них можно упомянуть страну основания НРД, ФИО основателя, год основания, его тип по структуре и содержанию, официальные выходные данные, наличие или отсутствие группы в Беларуси, принадлежащие ей СМИ, издававшаяся литература и т.д. и т.п. Само число переменных в СУБД по НРД с годами увеличивается, что позволяет учитывать все новые и новые аспекты информации по НРД, потенциально пригодные к идентификации их документов. Ввиду того, что документы по НРД в Кабинет сектоведения поступают из разных стран мира, в реестре учитываются также английские, немецкие и иные написания значений переменных. Это позволяет проводить идентификацию и иноязычных документов НРД. Далеко не всегда имеющаяся в реестре информация по каждому НРД охватывает все переменные. Процесс дополнения и корректировки реестра с учетом новой документально подтвержденной информации происходит ежедневно. В результате, к ноябрю 2016 года в реестре собрана информация о 4390 разных НРД из 99 стран мира. Означенный реестр значительно упрощает процесс идентификации документов уже занесенных в него групп. Он позволяет практически мгновенно проверить все встречающиеся в новом документе переменные на их совпадение с данными из реестра НРД. Соответственно, совпадение максимально большого количества переменных повышает вероятность корректной идентификации документа. Особое значение для этого процесса имеет так называемый «нулевой цифровой код» реестра. Он представляет собой всего один код в реестре, к которому в стандартном формате «один-ко-многим» прикрепляется тысячи разрозненных единиц информации или значений переменных, взятых из документов, пока еще находящихся в процессе идентификации. Как правило, речь идет об информации из сложно идентифицируемых документов, которой недостаточно для их однозначного распознавания, но она может в будущем как-то способствовать этому процессу. Все эти осколки информации заносятся в реестр на «нулевой цифровой код» с указанием места временного хранения документа. При проведении проверки в реестре всех без исключения новых документов программой в автоматическом режиме просматриваются также данные «нулевого цифрового кода». Это многократно повышает эффективность распознавания документов, так как каждое совпадение с данными этого кода позволяет вернуться к изучению сложного документа, но уже в контексте новых документов, содержащих дополнительную информацию. В реестр вносится также информация о распавшихся НРД разных стран мира. Это позволяет, с одной стороны, идентифицировать документы этих групп, которые все еще периодически поступают в архив. С другой, даже давно исчезнувшие секты и культы представляют серьезный интерес для академической науки. Однако одного сопоставления с реестром часто недостаточно для идентификации документа, а совпадения некоторых переменных могут также служить выявлению принципиально новых групп, являться средством корректировки имеющихся сведений об НРД, или исполнять иные функции. Приведем несколько характерных примеров работы с реестром и разрешения разных проблем и нестыковок: Пример 1. В реестре может отсутствовать информация по всем без исключения переменным из документа. Кроме того, справочники и доступные системы информации никакой дополнительной информации не дают. В этом случае проводится глубокий анализ содержания документа (метод зависит от типа документа и особенностей его содержания), который может привести к следующим результатам: - вариант 1: имеющихся данных в документе просто недостаточно для его идентификации, по крайней мере, на современном уровне развития науки. В этой ситуации в «нулевой цифровой код» реестра вносятся осколки информации из проблемного документа, а повторный его анализ будет произведен через несколько лет. За это время повысится уровень квалификации и опыт работы с документами автора, а также могут появиться новые, более полные по содержанию и структуре документы этого же НРД, которые позволят корректно его идентифицировать. Так, некоторые документы были опознаны автором лишь спустя 10-15 лет после их поступления. Отдельные документы ждут своей идентификации уже более 18 лет; - вариант 2: документ может содержать достаточное количество информации, для того чтобы его можно было отнести к новому, никем ранее не описанному и не изученному НРД. В этом случае: а) в реестр вносится информация о новом НРД с присвоением ему нового уникального кода и отсылкой на документ; б) сам документ архивируется в соответствии с уникальным цифровым кодом из реестра. Таким образом, процесс идентификации документа получает дополнительное измерение, состоящее в открытии принципиально новых групп или объектов для научного анализа. Так как документально подтвержденная информация по новым сектам и культам приходит достаточно часто, сам процесс идентификации документов приобретает статус полноценного и самостоятельного исследования, результаты которого могут быть использованы, например, при составлении карты нетрадиционной религиозности той или иной страны мира [4, с. 121-131]. Пример 2. При полном совпадении наименования НРД, типа содержания, типа структуры и даже страны основания группы, проходящий идентификацию документ может быть однозначно хронологически старше, чем зафиксированная в реестре дата основания НРД. Это становится поводом как минимум для двух следующих операций: а) проверки степени надежности данных реестра, указывающих дату основания группы; б) комплексного сравнительного анализа проходящего идентификацию документа со всем массивом имеющихся в наличии документов означенного НРД из реестра. Эта дополнительная проверка может привести к самым разным результатам. Разберем только два из них: - вариант 1: может оказаться, что распространенная в научной среде и внесенная в реестр информация о дате основания группы не имеет надежных документальных подтверждений. В то же время сравнительный анализ выявит целый ряд не учитываемых в реестре совпадений, позволяющих однозначно констатировать принадлежность нового документа к НРД из реестра, а значит и произвести переоценку даты его основания. В этом случае в реестре корректируется дата основания группы с отсылкой на новый документ; - вариант 2: может оказаться, что информация о дате основания группы из реестра имеет более чем солидное документальное подтверждение, а сравнительный анализ выявит целый ряд существенных содержательных и структурных расхождений между находящимся на идентификации документом и всем остальным массивом материалов. В этом случае: а) в реестр будет внесено новое НРД со ссылкой на новый документ, который отныне будет идентифицироваться с данной группой; б) в записях обоих НРД в реестре будет поставлена отметка о возможных идейных и иных влияниях двух означенных групп, что следует проверить в рамках иных исследований. Пример 3. Информация из документа, находящегося в процессе идентификации, совпадает в реестре одновременно с записями двух разных НРД. В этой ситуации инициируется сравнительный анализ документов обеих групп с новым документом, который может привести как минимум к двум разным результатам: - вариант 1: два разных НРД из реестра могут оказаться на самом деле одной группой, которая на определенном этапе своего развития претерпела кардинальные трансформации собственного вероучения, структуры, адреса, руководящего состава, методов работы, поменяла собственное наименование и начала вести свою историю «с чистого листа». Идентифицируемый документ в этом случае будет хронологически относиться к той самой стадии трансформации группы, когда она еще не избавилась от всех своих прежних характеристик, но уже начала приобретать новые. Для глубокого сравнительного анализа документов «обеих» групп у ученых ранее просто не было никаких особых оснований, так как по всем первичным признакам речь шла о разных группах. В этом случае: а) два НРД из реестра будут объединены в одно с одним уникальным цифровым кодом; б) их документы в архиве будут соединены вместе в хронологическом порядке; в) в реестре данная группа будет отмечена, как претерпевшая существенную трансформацию. В будущем при сборе критического объема информации и документов это позволит провести отдельное исследование на тему трансформаций НРД; - вариант 2: совпадение информации объясняется тем, что оба НРД в свое время проводили ряд совместных мероприятий, что и удостоверяется самим документом. В этом случае: а) документ получает двойную идентификацию; б) его оригинал располагается в материалах одного НРД, а его копия в материалах другого; в) в реестре делается пометка о том, что оба НРД проводили в такой-то период совместные мероприятия, что вероятнее всего привело к появлению ряда иных документов с двойной идентификацией. Уникальность реестра состоит в том, что он никак не завязан на конкретные определения ключевых понятий сектоведения. Иначе говоря, он является удобным инструментом идентификации документов вне зависимости от того, что ученый понимает под сектами и культами, а также пользуется ли он вообще этими понятиями, либо предпочитает термин «новые религии» или «деструктивные культы». Это весьма показательно в том отношении, что с 1997 года у самого автора значительно поменялись представления о наиболее корректном определении основных понятий сектоведения, но эти изменения никак не повлияли и не могли повлиять на сам реестр. Последний фиксирует совершенно нейтральные единицы информации из документов и не содержит никакой оценочной информации по группе. В ряде случаев идентификация очень сложных документов может происходить и без помощи реестра, лишь с опорой на опыт автора. Так, документ, не имеющий каких-либо опознаваемых переменных, мог быть получен лично автором в конкретной и четко идентифицируемой группе и опознан ее официальными представителями. Процесс идентификации документа завершается в момент достижения точного и обоснованного заключения о его принадлежности к тому или иному НРД. После этого документ проходит процедуру «первичного качественного анализа». Она включает в себя тематическое кодирование в рамках 2100 тем анализа нетрадиционной религиозности, выделенных автором. В зависимости от особенностей своего содержания один и тот же документ может быть закодирован на одну, несколько и множество тем одновременно. Однако представление этого, второго этапа анализа документов НРД в Кабинете сектоведения выходит за рамки данной статьи. Автор далек от того, чтобы выступать за самодостаточность анализа документов при проведении исследований в области нетрадиционной религиозности. Можно только отметить некорректность любых суждений о том, что в рамках полевых исследований ученый может собрать больше полезных материалов, чем при анализе документов. Эти методы направлены на изучение разных сторон жизни НРД, и крайне непродуктивно даже пытаться их сравнивать. При серьезном подходе они должны дополнять друг друга. В данном материале представлен только один из возможных вариантов решения проблемы идентификации документов НРД. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Алексеева Е.В., Афанасьева Л.П., Бурова Е.М. Архивоведение. М.: Издательский центр «Академия», 2005. 272 с. Добреньков В.И., Кравченко А.И. Методы социологического исследования. М.: ИНФРА-М, 2009. 768 с. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории / И.Н. Данилевский, В.В. Кабанов, О.М. Медушевская, М.Ф. Румянцева М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1998. 702 с. Мартинович В.А. Нетрадиционная религиозность: возникновение и миграция. Материалы к изучению нетрадиционной религиозности. Т.1. Минск: Минская духовная академия, 2015. 560 с. Arweck E. Researching New Religious Movements. Responses and redefinitions. London: Routledge, 2006. 389 p. Bromley D.G. Methodological Issues in the Study of New Religious Movements // Teaching New Religious Movements. Ed. by D.G. Bromley. Oxford: Oxford University Press, 2007. Pp. 65-89. McCulloch G. Documentary Research in Education, History and the Social Sciences. London & New York: Routledge Falmer, 2004. 131 p. Platt J. Evidence and proof in documentary research: 1: some specific problems of documentary research // The Sociological Review, 1981. Vol. 29:1. Pp. 31-52. Platt J. Evidence and proof in documentary research: 2: some shared problems of documentary research // The Sociological Review, 1981. Vol. 29:1. Pp. 53-66. Richardson J.T., Balch R., Melton J.G. Problems of research and data in the study of new religions // The Handbook on Cults and Sects in America. Ed: Bromley D.G., Hadden J.K. Vol. 3. Part. B. Greenwich-London: JAI Press inc., 1993. Pp. 213-229. Ссылка на источник: http://rrsociology.ru/journal/sociology/annotation/886/ 52-62.pdf

Лещинский Анатолий Николаевич профессор Казанского федерального университета тезисы доклада на семинаре по социологии религии в МГИМО 29.01.15 г. 1. За последние три десятилетия социально-политическая и религиозная ситуация во многих регионах мира претерпела существенные изменения, особенно в странах бывшего социалистического лагеря. В них произошел отход от навязываемой обществу моноидеологии и открылись возможности для развития мировоззренческого и идеологического плюрализма. В религиозной ситуации стран, включая и Россию, происходят перемены, которые связаны с формированием новых отношений государства к религии и религиозным объединениям. Свобода совести, вероисповедные права стали не только декларироваться, но и гарантироваться конституциями, основными законами, специальными законами о свободе совести и вероисповеданий, нормативно-правовыми актами. В новых социальных условиях происходит активизация деятельности традиционных конфессий, которые имели в прошлом государственно-образующее и социокультурное значение. В то же время получают распространение и новые религиозные движения, а в традиционных конфессиях - независимые от них юрисдикции. В православии периодически образуются церковные организации, которые выходят из подчинения титульным поместным православным церквам и по вероучительным понятиям являются неканоническими. Происходит это в силу различных причин, в том числе и социальных. Причины появления этих юрисдикций изучались как церковными, так и светскими исследователями. Однако, на основе новой социальной обусловленности возникли и новые формы церковности, не получившие до сих пор объяснений ни в конфессиональной литературе, ни в научной. В церковно-православной лексике неканонические юрисдикции издавна именуются как "расколы" В религиоведческих публикациях все чаще называются объединениями "альтернативного православия". Своим существованием они нарушают церковное единство, выполняя дезинтегрирующую функцию, усложняя и межрелигиозные, и государственно-конфессиональные отношения. 2. Обзор прежних исследований и подходов к изучению церковных разделений показывает, что непосредственно проблеме церковных разделений в православии, как предмету религиоведческого анализа, посвящено незначительное число научных работ. Причем в богословских трудах превалировал обличительный подход к изучению расколов с выявлением их особенностей, их неканоничности (св. Игнатий Брянчанинов, патриарх Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский и Ладожский Иоанн (Снычев), священник Даниил Сысоев, протодиакон Андрей Кураев, проф-протоиерей Владислав Цыпин). В работах светских исследователей уделялось большое внимание истории их возникновения и деятельности, их мировоззрению, отношениям к гражданской власти (А.И. Клибанов, А.И. Демьянов, Ф.И. Федоренко, А.Л. Беглов, А.К. Погасий). Принципиальные аспекты проблемы оставались мало изученными в философско-религиоведческих исследованиях. Объективная характеристика социальной обусловленности церковных разделений встречается крайне редко. Отсутствует и научная типология дифференциации современного православия. В связи с возрастающим значением православия в жизни общества, исследуемая проблема, становится все более актуальной. Таким образом, актуальность исследования связана с беспрецедентным появлением расколов в православной среде, которые по-своему отражаются на отношениях с обществом и государством. Их изучение в рамках светских научных исследований велось, но преимущественно оно было обращено в историю. Отсутствовали теоретические построения для глубокого понимания причин расколов, коренящихся в изменяющемся социуме. Социум оказывает влияние на религиозность приверженцев православия, на состояние его единства и на разделения в нём. Отсутствовала теоретическая разработка функционально-типологических особенностей современных разделений. Выяснилось, что традиционный исторический подход к их изучению, вне сомнения имеющий большую значимость, недостаточен, и в исследовании сделана попытка обратиться к новейшим теоретико-методологическим и концептуальным разработкам, обеспечивающим системно-аналитический подход. В нем еще одним из методологических оснований стала социально-философская и социологическая концепция религиозной ситуации. 3. Концепция является прежде всего теоретико-методологическая основа системного изучения религиозной жизни во всех ее связях с социумом. Её разработка предпринята преимущественно в отечественном религиоведении и социологии религии (Р.А. Лопаткин, его ученики и последователи). Концепция разрабатывается на основе научных методов исследований зарубежных и отечественных философов, религиоведов и социологов религии. Концепция имеет свой понятийно-категориальный аппарат, включающий структурные элементы религиозной ситуации. Многим из них даются количественные и качественные характеристики, в том числе и оценочные. Главными элементами религиозной ситуации являются объект и субъект. К объекту относятся социальные условия и факторы, в которых получает развитие религиозная ситуация. К субъекту - религиозные объединения во всем их многообразии и взаимодействии между собой и социальными явлениями. С одной стороны, социальные факторы постоянно влияют на религии, их направления и организации. Поэтому в социологии религии всегда имеется проблемное поле для исследований тех изменений, которые происходят в религии. Речь в то же время идет об изучении ее эволюции. С другой стороны, религия может влиять и влияет на общество и его сущностные характеристики. Религиозная ситуация ограничивается временем и пространством. Она подвержена изменениям, в ней существуют направленность, тенденции и противоречия между ее структурными элементами, находящимися в некой системе. Многое, касающееся изменений, зависит от факторов, имеющих социальную значимость. Они же выступают в качестве детерминант. Исследователи формирующие и утверждающие концепцию религиозной ситуации выявляют множество факторов. По своему состоянию они могут быть объективные и субъективные, материальные и идеальные, общие и единичные, сильные и слабые и др. Конкретно к ним следует отнести внутренние и внешние политические события, положительные или негативные явления в культурной жизни, проявления экстремизма и религиозного терроризма, судебные процессы, экономические потрясения, ведущие к кризисным ситуациям в общественной жизни, политику государства, которая находит свое выражение в законодательной сфере, а также ее теоретическую и практическую основу в социальных парадигмах. В последние десятилетия на религиозную ситуацию оказывают влияние и созданные союзы государств, в частности Европейский Союз. Религиозную ситуацию вполне можно определить через понятие самоорганизующийся процесс. Однако на её состояние - устойчивости, стабильности и, наоборот, разбалансированности взаимодействующих структур может оказывать сильное влияние государственная власть. Речь здесь идет о субъективном организационном, законодательном влиянии на религиозную ситуацию со стороны государственных и общественных структур. Поэтому надо всегда иметь ввиду в какой общественно-политической системе существует религия. В концепции отмечается государственная функция управления в отношении к религии. Однако такая функция наиболее полно проявляет себя в тоталитарных государствах. Наконец, к выше перечисленным факторам необходимо отнести мировоззренческо-плюралистическую составляющую общества, а также религиозно-конфессиональное многообразие, наблюдаемое во многих странах мира. Итак, перечисленные факторы оказывают воздействие на субъект религии, уровень его религиозности, а через него - на динамику религиозной ситуации, относительно церковных институций на их единство. Наряду с понятиями объект и субъект существенное значение имеет и понятие - "религиозность". Среди ее типов отмечается (О.Ф. Лобазовой) протестная религиозность . Именно к таковой можно отнести приверженцев альтернативного православия. Концепция религиозной ситуации имеет не только методологическое значение, но также ксиологическое и прогностическое. Можно выделить и практическое значение концепции религиозной ситуации, так как результаты исследований на основе ее концептуальных положений находят свое воплощение в той или иной социальной деятельности: ультурной, общественно-политической, государственной (законодательной, в сфере государственно-конфессиональных отношени). 4. Философско-религиоведческая и социологическая концепция религиозной ситуации стала одной из теоретико-методологических основ в изучении социальной обусловленности церковных разделений.Результаты более чем 25-летнего изучения изложены автором доклада в изданной в январе 2015 года монографии "Проблема единства церкви". В ней впервые на основе системного анализа, концепции религиозной ситуации и методологии, принятой в социальной философии и современном религиоведении, иссле-дуются актуальные проблемы единства церкви и вопросы церковных разделений. Большое внимание уделяется исследованию факторов, влияющих на возникновение церковных дифференциаций. В книге дается характеристика современного состояния и распространения православия в мире, представлена авторская типологизация церковных разделений. Выявлено четыре типа: церкви Вселенского православия, параллельные структуры, объединения адьтернативного православия с шестью подтипами - дореформенные, эмигрантские, катакомбные, истинно-православные, автокефалистские, реформированные, наконец, тип историческое сектантство. Не исключая исторических материалов, уделяется большое внимание и современному состоянию объединений альтернативного православия. Материалы монографии, могут быть теоретико-методологической основой для дальнейшей научно-исследовательской работы в области изучения Вселенского православия.

Юлия Юрьевна Синелина Россия, Москва, Институт социально-политических исследований РАН КОНЦЕПЦИЯ МНОЖЕСТВЕННЫХ СОВРЕМЕННЫХ ОБЩЕСТВ И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА СОВРЕМЕННУЮ СОЦИОЛОГИЮ РЕЛИГИИ Основной тенденцией в социологии религии конца XX – начала ХХI в. можно назвать обострение противостояния американских и европейских социологов религии в понимании процессов изменения религиозного мировоззрения. Споры о природе процесса секуляризации ведутся между сторонниками новой парадигмы рационального выбора – т.н. религиозная экономическая модель, и защитниками классической и «неоклассической» секуляризационной теории. Среди европейских и американских социологов есть ученые, которые не принадлежат к крайним позициям, а пытаются найти выход из этого теоретического тупика. Так некоторые европейские и американские социологи признают исключительность европейской модели не только в отношении американской, но и в отношении глобальных представлений о процессах религиозных изменений в мире (Д. Мартин, Г. Дэви, Х. Казанова, П. Бергер). Наиболее интересным нам представляется подход Х.Казановы, который основывается на концепции множественных современных обществ (multiple modernities), впервые развитую Ш. Эйзенштадтом. В современных общественных науках установилось три основных сценария в оценке процесса модернизации: космополитический (универсальный), столкновения цивилизаций, множественных современных обществ. Концепция Множественных современных обществ Ш. Эйзенштадта представляется более адекватной, чем альтернативные концепции секулярного космополитизма и столкновения цивилизаций. Она соединяет некоторые элементы обеих концепций, избегая их недостатков. Как и космополитизм, она утверждает, что существуют некоторые общие элементы или общие черты, имеющиеся у всех “современных” обществ, которые помогают отличить их от их “традиционных” или досовременных форм. Но эти характерные черты или принципы современных обществ приобретают многообразные формы и различные институционализации. Более того, многие из этих институционализаций продолжают традиционные исторические цивилизации или соответствуют им. Таким образом, это одновременно и цивилизация современности и непрерывная трансформация досовременной исторической цивилизации под влиянием современных условий, которые помогают оформить разнообразие современных обществ. Большинство характерных черт современного общества впервые появилось на Западе, но даже там можно обнаружить многообразие современных обществ. Это разнообразие становится еще более очевидным, когда незападные общества и цивилизации приобретают и институциализируют характерные черты современных обществ. Характерные черты модернити вовсе не обязательно развиваются в противоречии или за счет традиции, но скорее через трансформацию и прагматическое приспособление к традиции. В этом отношении позиция множественных современных обществ близка к позиции концепции столкновения цивилизаций, придавая особое значение важности культурных традиций и мировых религий. В социологии религии именно на этом подходе основывается американский социолог Х. Казанова, который выступает за концепцию множественных современных обществ, как наиболее адекватную концептуализацию и прагматическое видение современных глобальных тенденций [1]. Корень тупика в секуляризационных дискуссиях, по мнению Казановы, состоит в тенденции привязывать процессы секуляризации к процессам модернизации, а не к моделям объединения и распада религиозных, политических и социальных сообществ – то есть церквей, государств и наций. По мнению ученого, не существует глобального правила в изменении роли религии в современном обществе. Сегодня все мировые религии радикально трансформировались под воздействием процессов модернизации и глобализации, поскольку везде была распространена европейская колониальная экспансия. Но они трансформировались различными и многообразными путями. Все мировые религии вынуждены отвечать на глобальную экспансию современности, также как и на взаимные и обоюдные вызовы, поскольку все они проходят сложные процессы осовременивания и пришли к конкуренции друг с другом в связи с появлением глобальной системы религии [2]. Х. Казанова пытается ответить на вопрос, можно ли отделить исторический процесс дифференциации в западно-европейских обществах от общих теорий современности (модернити), которые постулируют секулярную дифференциацию как нормативный проект или глобальное необходимое условие для всех «современных» обществ. Возможна ли незападная несекулярная современность, или секулярная дифференциация – это именно то, что определяет общество как «современное». Так случилось, что особенная, специфически христианская динамика секуляризации стала распространяться по всему миру с экспансией европейского колониализма и с последующей глобальной экспансией капитализма, европейской системы государства, современной науки и современных идеологий секуляризма. Таким образом, важнейшим вопросом является, как мировые религии (конфуцианство, таоизм, буддизм и др.) ответят на глобальную экспансию “Западной секулярной современности” и как все религиозные традиции изменятся (будут реинтерпретированы) в ответ на этот глобальный вызов. ________________________________________ 1. Cazanova J. “Rethinking Secularization: A Global Comparative Perspective”//The Hedgehog Review, Spring/Summer 2006, Vol.8, N.1/2. P. 11. 2. Ibid. P. 13. Опубликовано в: Социология религии в обществе Позднего Модерна: материалы Российской научной конференции с международным участием. НИУ "БелГУ", 10 февраля 2011 г. / Науч. ред. С.Д. Лебедев. -- Белгород: ИПК НИУ БелГУ, 2011. С. 11-13.

Синелина Ю.Ю. Социологические исследования. 2013. №10. С.104-115. Скачать " О динамике религиозности россиян и некоторых ...