Елена Ивановна Громова

  Возлюбленные во Христе о. Алексий и братия Дивногорского монастыря!

  Я пересылаю вам стихи Алексея Прасолова «Дивьи монахи», как и обещала ранее.
  Прилагаю краткую аннотацию-прочтение (от себя).

      АЛЕКСЕЙ  ПРАСОЛОВ

        ДИВЬИ МОНАХИ

     Ночью с Дона – страхи
     Клонят свечку веры.
     С Киева монахи
     Роют там пещеры.

     Как монах заходит
     С чёрной бородою,
     А другой выходит
     С белой головою.

     Каково, монаше,
     Житие-то ваше?
     Белая – от мела
     Или поседела
     Твоя голова?
 
     Солнце тяжко село,
     Свечка догорела.
     На губах монашьих
     Запеклись навеки
     Кровь или слова?..
   
     Руки их в бессилье
     Непокорны стали;
     На груди скрестили –
     Разошлись, упали
     Дланями на глыбу.
     Что весь день тесали.
          1971


 Наш земляк Алексей Тимофеевич Прасолов родился в 1930 году, а ушёл из жизни в 1972. Ясно, что в течение его короткой жизни никакого монастыря в Дивах уже не было. Но многие темы для своих стихов поэт вынес из детства. А ведь родился он в крестьянской семье в с. Ивановка под Россошью. И это значит, что живое предание о «Дивьих» монахах-подвижниках не умирало в народе и в самые глухие годы, и это предание духовно питало не только народное сознание, но и шедевры литературы. Прасолов обращается к теме «Дивьих монахов» в глухое застойное время, на исходе своей жизни. Итак, перед нами – не только литературный шедевр, но и осколок предания народного. И наше дело – отнестись к нему бережно и с пониманием.
  Да, это стихотворение можно назвать маленьким шедевром. Для тех, кто понимает, – это лучшее стихотворение поэта. Стихи Прасолова принято относить к «философской лирике». Но «Дивьи монахи» уже перерастают поэтический род и приближаются к эпосу, вернее, к тому его жанру, который автор сам определил как «житие». А житие, как известно, - это не описание земной жизни, это уже икона. Слово достигает символического, духовно-иносказательного, вечного смысла. При этом стихи – диалогичны, автор как бы ведёт беседу с неведомым собеседником. Но к кому обращены авторские вопросы: к монахам, читателям, а, может, к вечности? Всё вместе. Подобно как икона вмещает прошлое, настоящее и будущее. И можно говорить даже о некоей «обратной перспективе»: «ночь» - в начале, т.е.ночь жизни,
 и «день» упокоения после подвижнических трудов, – в конце…
  Тот же контраст – «чёрной бороды» и «белой головы» - входа и выхода, начала и конца…
 Подвиги и труды, молитва и таинства («кровь и слова») – жизнь как символ, смерть как закат, как догоревшая свечка, как предвестие вечного покоя – и всё в одной ёмкой строфе-итоге:
  Солнце тяжко село,
  Свечка догорела.
  На губах монашьих
  Запеклись навеки
  Кровь или слова?..
 Особый колорит создают и славянизмы, столь не назойливо вплетённые в художественную ткань повествования, в наиболее определяющие его моменты: «монаше», «житие», «длани».
 Здесь и образ жизни монаха как «свечки веры» - удивительное прозрение поэта.
 Здесь и крест истинный и мнимый – не скрещение рук мёртвого, а живой разворот «дланями на глыбу», то есть наружу, как мы видим и у Распятого Христа…
 Но глубина стихотворения ещё и в том, что здесь мы находим отчётливые, данные как бы одним взмахом кисти, реалии земные: конкретно-исторические и географические. Известно, что все пещерокопатели приходили в Дивы «с Киева» и что места те на Дону были неспокойны по причине частых набегов разных степняков, отсюда – «страхи» «с Дону»… Есть сокровенные смыслы, открывающиеся только теперь. Кто эти монахи – «с чёрной бородою» и «белой головою»? Известные из предания иноки-сицилийцы Ксенофонт и Иосаф - те, которые принесли с собой в 12 веке икону Божией Матери Сицилийскую? А может, монахи более позднего времени? Да и можно ли говорить о ком-то конкретно? «Каково, монаше, Житие-то ваше?» - вопрошает поэт. Он как бы всматривается в неведомый, давно утраченный образ, образ-символ. А может, это один и тот же монах, который одним «заходит» в начале и другим «выходит» в конце своего «жития», по мере духовного возрастания? Вопрос остаётся. Ответов может быть сколько угодно, подобно как у жития или у иконы, в зависимости от опыта вопрошающего…
 И говорить об этих стихах тоже можно долго. Надо сказать, что именно теперь пришло время для того, чтобы эти стихи были востребованы нашей духовно-исторической памятью. В советское время, уже после смерти поэта, когда стихи Прасолова нашли читателя (а это произошло не сразу), «Дивьи монахи» включались далеко не во все сборники его поэзии. Но мы можем с удовлетворением констатировать, что теперь «Дивьи монахи» вместе с другим стихотворением нашего поэта «Белый храм Двенадцати апостолов» включены во многие сборники духовной поэзии, в частности, в такой известный, как «Слово и Дух: антология русской духовной поэзии (Х-ХХ вв.)». Минск,2005.
  Так что стихи Алексея Прасолова о Дивьих монахах навсегда вошли в сокровищницу русской духовной поэзии. И, даст Бог, то, что было утрачено во времена поэта, станет реальностью для нас…

   Елена Громова

https://www.stihi.ru/2016/08/23/638