Search the Community
Showing results for tags 'литература'.
Found 237 results
-
Бессмертие Бессмертье? Вам, двуногие кроты, Не стоящие дня земного срока? Пожалуй, ящерицы, жабы и глисты Того же захотят, обидевшись глубоко... Мещане с крылышками! Пряники и рай! Полвека жрали — и в награду вечность... Торг не дурен. «Помилуй и подай!» Подай рабам патент на бесконечность. Тюремщики своей земной тюрьмы, Грызущие друг друга в каждой щели, Украли у пророков их псалмы, Чтоб бормотать их в храмах раз в неделю... Нам, зрячим, — бесконечная печаль, А им, слепым, — бенгальские надежды, Сусальная сияющая даль, Гарантирóванные брачные одежды!.. Не клянчите! Господь и мудр, и строг, — Земные дни бездарны и убоги, Не пустит вас Господь и на порог, Сгниете все, как падаль, у дороги. Между 1908 и 1912
-
* * * «Вселенная, пронизанная Богом», и чёрный воздух, пахнущий вином, – вот эта ночь, что проникает в дом, неслышно сбросив обувь за порогом. Присядь же, дознаватель о больном. Живому впрок – всё, что посмело сбыться. Цветущей веткой ночь в стекло стучится, и влажный куст белеет под окном. «Язычник, – говорю я, – царь зверей, Улисс, истосковавшийся по маю! Когда, поднявшись, дверь я прикрываю, твои ль опорки дремлют у дверей?» Пойдёшь ли дальше в вечных башмаках иль двинешься по морю звезд толчками, пространство исцарапает сучками, но вдох и выдох пересилят страх, чтоб здесь, в чуть заржавевшем корабле, в моём, от книг осевшем на бок доме, занёс в журнал суждение о том я, что совершенство ангела – в крыле! -
"Троицыно утро, утренний канон..." Сергей Есенин Троицыно утро, утренний канон, В роще по берёзкам белый перезвон. Тянется деревня с праздничного сна, В благовесте ветра хмельная весна. На резных окошках ленты и кусты. Я пойду к обедне плакать на цветы. 3 https://stihi-russkih-poetov.ru/tags/troica
-
Мы ль не призваны, мы ли не званы на доселе невиданный мор, богохульного века Иваны, братья гиблые мёртвых сестёр? Мы ль не призваны, званы не мы ли хрипом ворона и петуха? Век рассыпался лагерной пылью, горстью пепла, горою греха. Да не имут убитые сраму. Молочай серебрится на рву. Скорбный храм и тропа моя к храму... - Поминаю, молюсь. И живу.
-
Апокалипсис Движенье крови снизу вверх. Кипенье моря. Окованных стрекоз набег. Се доля! Разъятые вершины скал. И ныне В небе звезд обвал. И дыры. Не кружит сверху воронье… И нету, Никем ответа не дано: За что все это?! 1987 г.
-
-
Слава Богу за все. За рассвет и закат И за полные чаши прохладных озер, За сверкающий в небе ночном звездопад, За дыханье весны. Слава Богу за все. Слава Богу за все. За простой черный хлеб, За румяный калач и за липовый мед, За уставшему путнику данный ночлег, За полуденный зной. Слава Богу за все. Слава Богу за все. За хороших друзей, За врагов, налетающих, как воронье, За улыбки счастливые наших детей, За болезни и скорбь. Слава Богу за все. Слава Богу за все. За сердечный покой И на мокром лице капли радостных слез, За источник с живой благодатной водой, За святую Любовь. Слава Богу за все. Протоиерей Василий Мазур Спасибо Марии Козловой!
-
РАЗГОВОР СУГРОБОВА С ЯНВАРЦЕВЫМ I Январцев, друг, хоть ты и не еврей, А топчешься на русском перекрестке. Ты не устал от этих январей, роняющих рождественские блестки? От сладкой предпасхальной немоты, Стояния с зажженными свечами? От встреч нежданных с возгласами «Ты!», От столкновений с чуждыми плечами? От этой восхитительной страны, Где благовест тревожнее набата, Где речь об объявлении войны Из доходяги делает солдата? Ты не устал от этих пустырей, Что поросли быльём дикорастущим, И вовсе не дождутся косарей Ни в этом веке, ни в ином, грядущем? II Я не устал. Мой век отмерен вширь Простором мысли и восторгом веры. Сажèнью измеряется пустырь, Но не нужны просторам землемеры. Владею всем, что выдал мне Господь: Землей и синевой небесной тверди, И той водой, что превращает плоть В творение, не знающее смерти. Мой перекресток – это просто крест, Тебе его не видно из трясины, Но я-то каждой ночью слышу треск Костей своих и крестной древесины. Прислушайся, Сугробов! Жизнь проста, Нет ничего, что жизни этой проще: Любое утро – снятие с креста, И всякий сон – как в Гефсиманской роще. Тебе, Сугробов, выдано сполна Любви и силы, гнева и отваги; Ты честен, как священная война, И милостив, как царские бумаги, Но, к сожаленью, вовсе не поэт И даже не пловец в подлунном море, И крыльев у тебя, Сугробов, нет, Чтобы летать в сияющем просторе. Попробуй жить обычным рыбаком, Тащи в лодью свой невод загребущий. Глядишь, и позовет тебя кивком По берегу задумчиво идущий… Спасибо Дмитрию Мельникову!
-
Анна Долгарева /стихи/ 21 апреля 2019 г. · А воздух жаркий, и липкий, и так его мало. Пропустите, говорит, пропустите, я Его мама, но ее, конечно, не пропускают, ад хохочет, трясется, и зубы скалит, торжествует. А она говорит: дайте мне хоть ручку Его неживую, подержать за ручку, как в детстве, я же мама, куда мне деться. Вот она стоит, смерть перед ней, в глаза ей смеется, Пасть у смерти вонючая, зрачки-колодцы, Смерть идет по земле, истирает гранит и крошит, А она отвечает: Маленький мой, хороший, Ты уж там, где ты есть, победи, пожалуйста, эту дрянь. Ты вот ради этого, пожалуйста, встань, Открывай глаза свои, неживые, незрячие. И плачет, сильно-пресильно плачет. Он войдет в ее дом через три дня. Мама, скажет, мама, послушай, это и правда я, Не плачь, родная, слушай, что тебе говорят: Мама, я спустился в ад, и я победил ад, Мама, я сделал все, как ты мне сказала. Смерть, где твое жало?
-
лидия чарская Лидия Чарская. "Гулко звуки колокольные..."
Serjio posted a topic in Религия в искусстве
Гулко звуки колокольные Улетают в твердь небес За луга, за степи вольные, За дремучий темный лес. Миллиардом звуков радостных Льет певучая волна… Вся мгновений дивных, сладостных Ночь пасхальная полна, В них, в тех звуках - миг прощенья, Злобе суетной – конец. Беспредельного смиренья И любви златой венец, В них – молитвы бесконечныя, Гимнов дивные слова. В них печаль и слезы вечныя Смытый кровью Божества. В них земли восторг таинственный И святой восторг небес, В них Бессмертный и Единственный Бог воистину воскрес! © Лидия Чарская -
Великая Суббота Блаженны те, кто духом нищи, Иным - беда. Сегодня прав ты, Фридрих Ницше, Как никогда: Бог мертв. Отрёкся трижды Симон, Который Пётр, И стало так невыносимо, Что он допёр: Нельзя всецело полагаться Ни на кого: На друга, на семью, на нацию, На самого Себя - подавно! Так что, дети, Не надо клятв. Клянётся кто-то вам - приметьте Вот этот взгляд: Сейчас он верит очень искренне В свои слова, Но и трёх раз петух не выкрикнет, Как голова Его погрузится в сомнение, А сердце - в страх. Всё то, в чём был он так уверен, Теперь лишь прах. Мы как супруги ненадёжны И как друзья. А детям верить разве можно? Увы, нельзя. Так кто же? Кто достоин веры? Большой вопрос. Нет, был один, по крайней мере. Но то Христос.
-
Борис Пастернак «На Страстной». Ещё кругом ночная мгла. Ещё так рано в мире, Что звёздам в небе нет числа, И каждая, как день, светла, И если бы земля могла, Она бы Пасху проспала Под чтение Псалтыри. Ещё кругом ночная мгла. Такая рань на свете, Что площадь вечностью легла От перекрёстка до угла, И до рассвета и тепла Ещё тысячелетье. Ещё земля голым-гола, И ей ночами не в чем Раскачивать колокола И вторить с воли певчим. И со Страстного четверга Вплоть до Страстной субботы Вода буравит берега И вьёт водовороты. И лес раздет и непокрыт, И на Страстях Христовых, Как строй молящихся, стоит Толпой стволов сосновых. А в городе, на небольшом Пространстве, как на сходке, Деревья смотрят нагишом В церковные решётки. И взгляд их ужасом объят. Понятна их тревога. Сады выходят из оград, Колеблется земли уклад: Они хоронят Бога. И видят свет у Царских врат, И чёрный плат, и свечек ряд, Заплаканные лица - И вдруг навстречу Крестный ход Выходит с плащаницей, И две берёзы у ворот Должны посторониться. И шествие обходит двор По краю тротуара, И вносит с улицы в притвор Весну, весенний разговор И воздух с привкусом просфор И вешнего угара. И март разбрасывает снег На паперти толпе калек, Как будто вышел человек, И вынес, и открыл ковчег, И всё до нитки роздал. И пенье длится до зари, И, нарыдавшись вдосталь, Доходят тише изнутри На пустыри под фонари Псалтырь или Апостол. Но в полночь смолкнут тварь и плоть, Заслышав слух весенний, Что только-только распогодь - Смерть можно будет побороть Усильем Воскресенья. Спасибо Ирине Михайловской!
-
вера кузьмина Вера Кузьмина "...Смерти нет. Понимаете? Нет."
Serjio posted a topic in Религия в искусстве
Вера Кузьмина "...Смерти нет. Понимаете? Нет." На осевших сосновых воротах Досыхает рыбацкая сеть. Мне охрипшей прокуренной нотой Над провинцией тихой лететь. Здесь ответы - лишь "по фиг" и "на фиг", Здесь, старушечью келью храня, С черно-белых простых фотографий Перемершая смотрит родня, Здесь в одном магазине - селедка, Мыло, ситец, святые дары, А в сарае целует залетка Внучку-дуру - бесстыжи шары. Половина из нас - по залету Заполняет родную страну... Мне охрипшей прокуренной нотой По верхам - по векам - в глубину - В ласку теплой чужой рукавицы, В стариковский потертый вельвет... Дотянуть. Долететь. Раствориться. Смерти нет. Понимаете? Нет. Спасибо уважаемому Виктору Забаште! -
сергей шелковый Сергей Шелковый. "Я думаю, не умер Бог"
Serjio posted a topic in Религия в искусстве
Я думаю, не умер Бог. Тевтонской спесью порчен Ницше — летучий аспидов клубок и он же — лунь простёртый ниц же. Но Бог, как минимум, устал. Устал не менее, чем люди. Ведь фарисеи правят бал, мусолит ростовщик кристалл, и нет раскаянья в Иуде. Заплачь, коль можешь. Сам суди! И сам к секире подходи для воздаянья... Ибо в нём — просвет меж злом и полным злом. -
Бах Не верю, нет, не органист, Меня во прах поверг! Летели камни сверху вниз, А души снизу – вверх. Был каждый вновь из ничего Прекрасно сотворен. О ты, слепое торжество Знамен, племен, времен! Тщета интриг, тщета вериг, Тщета высоких слов… Есть у человека первый крик, Любви внезапный зов. Есть добрый труд из года в год И отдых в день седьмой. И время течь не устает, Как небо над землей. Какая разница: свеча Или мильоны свеч? Какая разница: парча Или лохмотья с плеч? Геройствуй, схимничай, греши, - За жизнью, - только смерть. Лишь в редких проблесках души Сияет третья твердь. Там над обломками эпох, С улыбкой на губах, Ведут беседу Бах и Бог, Седые Бог и Бах. 1966
-
Мне велено сказать, и вот я говорю... Геннадий Жуков Мне велено сказать, и вот я говорю, Что вы хорошие, вы очень неплохие. Но "эль" и "эр" родного языка Вы в детстве перепутали слегка. Услышав "храм", вы повторили "хлам", И ждете в хлам сошествия Мессии. Любезные, во хлам к вам не сойдет Господь. Вы хлеб сносили в хлев, сливали кровь в криницы, Вы рвали плоть с молитвой о любви. Вы спутали "давать" с "давить". Вам удавиться Привычней во сто крат, чем удивиться. Страх заменил восторженное "ах!". Я говорю: не спеться вам, но спиться Во хламе на крови. Мне велено сказать, и вот я говорю, Что жизнь бессмысленна, увы, но хороша. Жизнь хороша, и каждое мгновенье Жизнь хороша, и больше ни шиша! А там в конце - и тело и душа - Лишь пар и прах, и это утешенье. И я пришел, чтобы утешить мир. Утешься, мир, нет в небесах отмщенья. Но прежде, чем великое забвенье Охватит мир, изъеденный до дыр, Вам жрать навоз и гной цедить из рек. Провидел Босх библейские кошмары, Но Босх - не Бог, нет в Боге Божьей кары, Ведь проклят человеком человек. И я не добр, и зла я не держу. Вы все хорошие, вы очень неплохие. Вы ждали в хлам сошествия Мессии - Вот я пришел... И вот я ухожу.
-
Виктор Мишкин. Эпидемия На Земле эпидемия супергриппа. Все вымерли. Полностью. Всё. На космической станции остались два типа – живы пока ещё. До них не добрался, естественно, вирус. Спас герметичный шлюз. Шесть миллиардов покойников – минус. Два космонавта – плюс. Во мгле затерялись Париж, Улан-Батор, Варшава, Детройт, Москва... Растерянно глядя в иллюминатор, они роняют слова: – Какая нелепость... Ни ракеты, ни танки... Грипп... Подохнуть за грош... – При гриппе полезно поставить банки... – Чай с медом тоже хорош... – Неужто погибли все люди на свете? От гриппа... Какой-то бред... – Как говорится в ветхом Завете - все суета сует... – Теперь не нужны ни деньги, ни паспорт... – Болезнь - расплата за грех. – А что там со связью? – На связи насморк – сплошные сопли помех. – Цивилизация стала пылью. – Закон природы такой. – А где Антихрист со звездой Полынью? Где архангел с трубой? Какой-то паршивый, тупой конец света... – Забыли сходить к врачу... – Жена перед стартом... – Не надо об этом. Заткнись. – Я и так молчу... Осталось нас двое... – Остатки сладки. – Что делать-то будем, брат? – Что делать? Наверно, готовить к посадке спускаемый аппарат. – А стоит? Ведь там мы загнемся тоже, а здесь ресурс еще есть. – Еще полгода наблюдать твою рожу? Благодарю за честь! – И верно. Что жить, в одиночестве мучась, пора вернувшись, мой друг, разделить с Отчизною общую участь... – Грипп - компанейский недуг... – Быть может остались в пустыне арабы? – Да вряд ли, мой дорогой. – Быть может там выжили хотя бы две бабы? – Хватило бы и одной. -– Антибиотики есть в аптечке? – Да, есть. Но только боюсь, что не поможет... – Ах, лавочки-печки! Как сядем – сразу напьюсь! – Какая нелепость... Паскудный вирус... – Напьюсь и сделаюсь пьян. – Надо, пожалуй, оставить папирус для ино... – Кого? ...планетян. И рассказать всю историю вкратце. – К примеру? – К примеру так. Осталось нас двое. Сморкается рация. Внизу безнадежный мрак. И наша планета была не из близких. Звалась до последних времен Землею по-русски, Earth – по-английски. В других языках не силен. – А по-мордовски так «мода»... – Мода? Уточняет мой друг. Мы любовались синевой небосвода. Был ярок солнечный круг. Мы никогда не бывали спокойны. Делились на множество стран. Мы затевали ужасные войны. Мы знали слово «тиран». Мы были жестоки. Наша кровь была красной. Мешали друг другу жить. Наши женщины были прекрасны. Мы умели любить. Мы придумали классные вещи: баян, телефон, кино, футбол, преферанс, молоток и клещи, алфавит, сухое вино. Мы смысл искали, но смысла не видно. Мы жили с верой и без. Из миллионов распятых безвинно лишь только один воскрес. Мы ночью любили смотреть на звезды. Мы знали святость и грех. И были солеными наши слезы. Звучал приятно наш смех. И пусть мы жили на звездной опушке, но мы искали свой путь... – Хорошо излагаешь. Как будто Пушкин. – Пушкин исчез – забудь. – Пора в объятия... ты помолился? Прекрасной родной Земли. – Умирать надо там же, где ты родился. – Ох....нно мыслишь. Пошли! Спасибо о. Александр Пелин !
-
* * * Уже заря пошла На убыль И с желтым облачком свела И черный крест, И черный купол, И черные колокола. В разноголосице весенней Неслись трамваи и такси, И просквозило сумрак пенье Пасхальным Отзвуком Руси. И пенье меркло – Будто ждали, Что им ответят с высоты. Казалось, души улетали Через чернеющие рты. Казалось, Светоносный кто-то Ответит Сонмищу людей: Мир в напряженье – Перед взлетом? Иль перед гибелью своей? Но замелькали Шапки, шали. Карманный Зазвенел металл. Нет, Никого они не ждали И осмеяли б тех, Кто ждал. Им слишком трезво Ясен жребий... И в переулки потекли Они – Бескрылые для неба И тягостные Для земли.
-
Мирозданье сжато берегами, И в него, темна и тяжела, Погружаясь чуткими ногами, Лошадь одинокая вошла. Перед нею двигались светила, Колыхалось озеро до дна, И над картой неба наклонила Многодумно голову она. Что ей, старой, виделось, казалось? Не было покоя средь светил: То луны, то звёздочки касаясь, Огонёк зелёный там скользил. Небеса разламывало рёвом, И ждала – когда же перерыв, В напряженье кратком и суровом, Как антенны, уши навострив. И не мог я видеть равнодушно Дрожь спины и вытертых боков, На которых вынесла послушно Тяжесть человеческих веков.
-
АЛЕКСЕЙ ПРАСОЛОВ ДИВЬИ МОНАХИ Ночью с Дона – страхи Клонят свечку веры. С Киева монахи Роют там пещеры. Как монах заходит С чёрной бородою, А другой выходит С белой головою. Каково, монаше, Житие-то ваше? Белая – от мела Или поседела Твоя голова? Солнце тяжко село, Свечка догорела. На губах монашьих Запеклись навеки Кровь или слова?.. Руки их в бессилье Непокорны стали; На груди скрестили – Разошлись, упали Дланями на глыбу. Что весь день тесали. 1971
-
Везде есть место чувствам и стихам. Где дьякон пел торжественно и сипло, Сегодня я в забытый сельский храм С бортов пшеницу солнечную сыплю. Под шепот деда, что в молитвах ник, Быт из меня лепил единоверца. Но, господи, твой византийский лик Не осенил мальчишеского сердца. Меня учили: ты даруешь нам Насущный хлеб в своем любвеобилье. Но в десять лет не мы ли по стерням В войну чернели от беды и пыли? Не я ли с горькой цифрой на спине За тот же хлеб в смертельной давке терся. И там была спасительницей мне Не матерь божья — тетенька из ОРСа. Пусть не блесну я новизною строк, Она стара — вражда земли и неба. Но для иных и нынче, как припек, Господне имя в каждой булке хлеба. А я хочу в любом краю страны Жить, о грядущем дне не беспокоясь. …Святые немо смотрят со стены, В зерно, как в дюны, уходя по пояс.
-
Униженьями и страхом Заставляют быть нас прахом, Гасят в душах божий свет. Если гордость мы забудем, Мы лишь серой пылью будем Под колесами карет. Можно бросить в клетку тело, Чтоб оно не улетело Высоко за облака, А душа сквозь клетку к богу Все равно найдет дорогу, Как пушиночка, легка. Жизнь и смерть — две главных вещи. Кто там зря на смерть клевещет? Часто жизни смерть нежней. Научи меня, Всевышний, Если смерть войдет неслышно, Улыбнуться тихо ей. Помоги, господь, Все перебороть, Звезд не прячь в окошке, Подари, господь, Хлебушка ломоть — Голубям на крошки. Тело зябнет и болеет, На кострах горит и тлеет, Истлевает среди тьмы. А душа все не сдается. После смерти остается Что-то большее, чем мы. Остаемся мы по крохам: Кто-то книгой, кто-то вздохом, Кто-то песней, кто — дитем, Но и в этих крошках даже, Где-то, будущего дальше, Умирая, мы живем. Что, душа, ты скажешь богу, С чем придешь к его порогу? В рай пошлет он или в ад? Все мы в чем-то виноваты, Но боится тот расплаты, Кто всех меньше виноват. Помоги, господь, Все перебороть, Звезд не прячь в окошке, Подари, господь, Хлебушка ломоть — Голубям на крошки.
-
Ave, Crux! Юргис Казимирович Балтрушайтис Брось свой кров, очаг свой малый, Сон с тоскующей груди, И громады скал на скалы В высь немую громозди... Божий мир еще не создан, Недостроен божий храм, - Только серый камень роздан, Только мощь дана рукам. Роя путь к твердыне горной, Рви гранит, равняй холмы, - Озари свой мрак упорный Искрой, вырванной из тьмы... Пусть взлелеет сны живые Отблеск творческой мечты, И чрез бездны роковые Перекинуться мосты... Лишь свершая долгу суровый, В мире лени, праздной лжи, Ты расширишь гранью новой Вековые рубежи... Лишь предав свой дух терпенью, Им оправдан и спасен, Будешь малою ступенью В темной лестнице времен...
-
Андрей Рублев Я твердо, я так сладко знаю, С искусством иноков знаком, Что лик жены подобен раю, Обетованному Творцом. Нос - это древа ствол высокий; Две тонкие дуги бровей Над ним раскинулись, широки, Изгибом пальмовых ветвей. Два вещих сирина, два глаза, Под ними сладостно поют, Велеречивостью рассказа Все тайны духа выдают. Открытый лоб - как свод небесный, И кудри - облака над ним; Их, верно, с робостью прелестной Касался нежный серафим. И тут же, у подножья древа, Уста - как некий райский цвет, Из-за какого матерь Ева Благой нарушила завет. Все это кистью достохвальной Андрей Рублев мне начертал, И в этой жизни труд печальный Благословеньем Божьим стал.
-
Сергей Шелковый Книжный развал Гомер и Дант, Мисима, Каббала и дюжина других запойных книжек. Коран един, яко един Алла, но сердцу мил зернистых слов излишек. Запью глоток багряного вина глотком осенним солнечного ветра. Средь книг и жён - не хуже ни одна, ведь равно ждут и Федра, и Деметра. Сентябрьский город летом обуян, зной щедро-золотист, как Илиада. И я, от долгой молодости пьян, спать не смогу без новой капли яда. Ладонь твою в свою ладонь беру у алтаря - у книжного развала. Хочу, чтобы в скудеющем миру одной зелёной буквой больше стало. И мне опять глаза твои нужны, чтоб нечто знать о будущем сегодня, чтоб невесомый голос тишины спасти от тяготенья преисподней... Две мои страсти сращены в одну: зов женщины, чьё эхо - детский гомон. И лепет фолианта, где в плену у тела гнома - небожитель Гофман...