Search the Community

* * * Что есть - Поэт?.. Иерусалим... Гефсимания... Сад... Оливы, которым больше двух тысяч лет... Огромный, толстые, корявые стволы... Здесь Иисус молился в последний раз... Здесь Его поцеловал Иуда... Здесь Его арестовали... Здесь сказал Он: "За что, Отче? Отведи от меня чашу сию..." Наши дни... В Гефсиманском Саду - работает садовник. Терпеливо. Уверенно. Умело. Ухаживает за розами. Совсем мал сад. С приличную квартиру размером. Паломники... Со всего света... Католики. Протестанты. Православные. Лютеране. Баптисты... Падают в обморок от ОЩУЩЕНИЯ... ЗДЕСЬ! ВОТ НА ЭТОМ КАМНЕ! ОН! МОЛИЛСЯ! Старенькие бабушки... Может вся жизнь положена на то, что бы увидеть ЭТИ камни... Истово... Молятся... Лбом - в сухую землю... Жарко... Очень жарко... Внизу, у подножия Масличной Горы - кладбище. В День Суда это кладбище встанет в первую очередь... Золотой купол мечети Аль Акса над Городом... С Храмовой Горы Мохаммед вознёсся в рай... Молятся... а садовник - работает древний, как время седой высушенный солнцем работает просто - работает Вот - Поэт. Да ещё - уборщик в Храме Гроба Господня. Да ещё - смотритель на Голгофе. Да ещё - монашек, пускающий в Пещеру Гроба. Это - работа. Был. Пробовал пройти босиком по Виа Долороса, дороге слёз, дороге от Синедриона к Голгофе. Не получилось. Горячо... А в небе - боевые вертолёты ВВС Израиля. И на улицах - люди с автоматами. А садовник - работает. Просто - работает. Он - ПОЭТ…

ВОСХОДЯЩИЕ ПО СВЕТОНОСНОМУ СТОЛПУ Рашид Ишниязов С возраста понимания себя, как существа способного постигать не только обыденный мир, но и духовную реальность, я стремился к знаниям весьма не полезным для спасения души. У меня в библиотеке соседоствовали Каббала с Франциском Ассизским, Никодим Святогорец с Рене Геноном, «Лествица» с Агадой, и этот коктейль бурлил в моей многоумной голове, порождая «великие» идеи, которые в православной догматике именуются ересью. И трудно сказать сегодня, как бы я повредил себе и как бы пострадал без пользы на путях вражеских, если бы не вразумлял Господь, открывая величие подлинных Своих чудес. Случилось так, что в один из дней Страстной Седмицы в 1994 году поехал я со своим другом в Оптину Пустынь. Но отнюдь не стремление прикоснуться к святыням повлекло нас в это паломничество, а тщеславная прихоть «беседовать со старцем», имени которого мы даже не удосужились разузнать. Мы желали изложить подвижнику свои мысли, чтобы подтвердить и засвидетельствовать «великую» значимость наших персон перед всей братией. Приехали мы в Козельск к вечеру Великой Субботы. Тогда еще не было асфальтированной дороги от шоссе до обители, поэтому мы шагали по сосновому лесу мимо источника преподобного Пафнутия Боровского. Столетние деревья, помнившие Оптинских святых старцев, бездонное небо над головами, а может быть тихий и прохладный ветер, который дул между стволами сосен, отрезвили наши головы, и у самых ворот монастыря в них рассеялись горделивые помыслы. Присмиревшие и несколько растерянные мы очутились в ограде обители. Хотя и небольшой, но опыт посещения храмов у нас имелся, поэтому было странно заметить, что людей в ограде немного, все больше монахи, а у мирян тревожные и напуганные лица. Не помню кто-то из нас, кажется это был я, сказал: «По-моему они чересчур эмоционально переживают смерть Христа». И покачав снисходительно головами, мы вошли в церковь Введения во Храм Пресвятой Богородицы. Возле раки с мощами преподобного Амвросия Оптинского было пустынно, несколько бабушек сидело на скамейках и тихий голос монаха читал молитву. Мы почти на цыпочках подошли к святому старцу и осторожно коснулись губами стекла, прикрывавшего мощи. Пожалуй, это был первый христианский жест за все время нашего паломничества. Что-то шевельнулось в моем сердце, что-то заяачье, испуганное. Помню, я даже оглянулся зачем-то на бабушек и отвел взгляд. И тут же все исчезло, мы вышли из бокового входа церкви к могилам Оптинских старцев такими же, как и вошли. На крыльце сидел молодой монах, и по склонившейся голове и отрешенному взгляду его мы поняли, что человек творит молитву и дается она ему с большим усилием. Мой друг сказал: «Мы приехали из Москвы и хотели бы поговорить со старцем». Сегодня я знаю, что в ту минуту монаху, помимо брани невидимой, пришлось сражаться с двумя бесенятами, в образе которых мы ему предстали со своим заявлением. «Братья,- сказал он в ответ очень тихим голосом,- Вы бы не ходили здесь, а то можете погибнуть. Полчаса назад кто-то зарезал троих монахов». Он кивнул в сторону, где в деревянной оградке висел монастырский колокол. Слава Богу, до нас полностью не дошел смысл сказанных слов, иначе мы провалились бы под землю от стыда. Мы увидели как монах, стоявший под колоколом, взялся за веревку. Не сразу ему удалось раскачать тяжелый язык, с нескольких напряженных взмахов, или он просто ослабел от брани с врагом. Наконец мощный удар прозвучал в ледяном воздухе страшного вечера Великой Субботы, возвещая окрест: «Жив Господь», и нас с приятелем тут же унесло за ограду обители в людские толпы, подальше от действа, которого мы не могли вместить в себя. «И говорят горам и камням: падите на нас и сокройте от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца. Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять? »(Откр. 6: 16-17). Не знаю , это или другое чувство охватило нас с другом, но мы как-то естественно смешались с массой людей, которые уже услышали о преступлении. Были среди них и пьяные юнцы и ряженые девицы, и дети с воздушными шариками и еще какая-то праздношатающаяся публика, и все они смаковали подробности убийств. Мы взяли бутылку вина и пошли с другом в липовую аллею, которая ведет от монастыря к скиту и там выпили, беседуя о разгуле сатанизма на Руси. Я знаю, почему мы не молились тогда, а пили - потому что грех сознается возле святыни, во мраке же беззакония - комфортная слепота. Наша непреодолимая гордыня ослепляла нас, а опыт смирения сопряжен с молитвой, постом и трудами. Потому мы сделались в тот раз одними из тех, кто когда-то с любопытством наблюдал за казнью Спасителя на Голгофе, сидя в тени Иерусалимских улиц и судачил о подробностях смерти некоего Иисуса из Назарета. «Ножом, ножом пырнули...» - бормотала какая-то тетка. «В самый живот», - вторила ей другая. Были женщины, которые плакали, и мужчины, которые хотели отомстить, но не было молившихся или осененных тихой печалью. Мы бродили в клокочущей толпе, считая себя иными, чем все собравшиеся, и не подозревали, что являемся частью этих людей. Выкрики, смех, какие-то шуточки, все путалось в моей захмелевшей голове. Очень скоро мой друг потерялся в толпе, и, отыскивая его, я стал заглядывать в лица людей, со злорадством отмечая их пустоту и бессмыслицу: круглые глаза, перекошенные рты, сияющий оскал зубов. Вечерний холод проникал сквозь одежды, темнело и крепчал ветер. Между черных стволов я увидел, как молодые парни жгут костер. Их пьяные голоса что-то буйно выкрикивали, а истошный хохот перекрывал гул толпы. Я хотел подойти к ним, погреться, но вдруг отчетливо вспомнил и ужаснулся. «Когда они развели огонь среди двора и сели вместе, сел и Петр между ними» (Лк. 22,55). Примерно так же в ту страшную ночь грелись у костра работники первосвященника и от скуки уличали апостола. Тогда я спросил себя: «С кем из них я был бы в ту ночь?» Мне уже не надо было костра, чтобы греться, потому что стыд опалил мне лицо. Я побрел сквозь толпу к ограде монастыря, сам не зная зачем. Обрывки суетных фраз хлестали меня, как плети: «Я думал будет интереснее... », «Так ведь монахи... », «Сатанисты убили, сволочи... » На крыльце сторожки у ворот я разглядел фигуру человека, который внимательно разглядывал каждого входящего в монастырь. И эта привычная бдительность вахтера заставила меня ухмыльнуться. «Ищут сатанистов, детективы... » - подумал я с радостью, чувствуя, как испаряется стыд. Однако, неожиданно в свете фонарей ярко блеснули влажные щеки на юном лице. Этот парень плакал и исполнял послушание, он еще не был монахом и от чистого сердца верил, что Бог хранит своих избранников и это святое место. Весь ужас человеческой немощи перед яростью беззакония ему открылся впервые в жизни. Потому он, скорее всего, и плакал, но исполнял послушание, вглядываясь в лица входящих, чье суетное любопытство нарушало печаль братии. Он ожидал нечаянно встретить сердечное сострадание прохожего человека. Я понял это, потому что на мой кивок он произнес: «Горе-то какое, а?» Я кивнул еще раз и прошмыгнул за ограду. Мне трудно объяснить дальнейшее, поскольку оно происходило в моем нетрезвом воображении. Когда я вошел в храм, молящихся там уже было предостаточно: монахи, миряне, дети, зажиточные и нищие. Все ожидали великой вести. Будто во сне, я купил алую свечку и пристроился к людям. Помню, было невыносимо тяжело стоять и слушать, как происходит служба. Мешало выпитое вино, но более всего сознание, что ты такой же, как все, даже хуже прочих людей, стоишь в потной толпе и внимаешь молитве, которую в сущности никогда не знал. И я постиг в то мгновение великую мысль: если не сумею смирить в себе это мутное и гнилое себялюбие, то уже никогда не попаду больше в Оптину Пустынь. А самое главное - потеряю навечно великое сокровище, к которому приблизился, почти прикоснулся по Божьей милости. На счастье, кто-то пихнул меня локтем и обругал, что стою на пути. Я посторонился, сказал: «Простите», и, услышав высокомерный ответ: «Бог простит», понял - воистину простит. Более того, я уже прощен на тот миг, и радость эта столь велика, что не имеет значение ни себялюбие, ни гордыня, ни высокоумие. Это все ничтожно, как «глубины» сатаниниские, потому что их - нет. Преподобный Амвросий Оптинский неузнанный стоял в то мгновение среди молящихся и ликующих от радости Воскресения Христова. И мне, не пережившему со всеми горе утраты Христа, была дарована милость приобщиться к великому счастью Его воскресения. Эти люди, которых я презирал, считая себя избранником, стали близкими, почти родными. Я не умел, но хотел их любить. Всех людей любить, как любил Он. И я все присматривался к монахам, пытаясь узнать преподобного Амвросия Оптинского, и порой казалось, что я его узнал: старое лицо, седая борода и пронзительно добрые лучистые глаза великого подвижника. Но когда я пытался к нему пробраться сквозь толпу, то его уже не оказывалось на этом месте. Вновь я видел его и опять пробирался, и опять он ускользал от меня. Однако мне не было досадно, что он не хочет явиться лицом к лицу. Наоборот, было радостно, что он молится со всеми. Я вышел на улицу и увидел, как над Оптиной от неба до земли выстроился светоносный столп. Я ничуть не удивился. Все было естественно и совершенно, как бывает у Христа. Души убиенных монахов всходили по нему, а Святые в райских обителях их встречали, ликуя и славя Господа. Но стоило мне выйти за ограду, как видение столпа исчезло. Искаженная хмелем, буйная толпа выкликала что-то бессмысленное. Оскал на лицах являл не улыбки людей, но сладострастную ожидание удовольствий. Я в страхе вернулся за ограду - столп не исчез. Так же густо и мощно он высился от земли до самого неба. Конечно, я вернулся к людям и мое лицо избороздил тот же оскал. Но я не хочу его помнить, я хочу в нем каяться и плакать. Я понял в ту ночь Торжества из Торжеств, что такой же, как все, и пытаюсь учиться любить. Мы вернулись с другом в большой город, где погрузились в суету и прежнее многоумие. Но светильник, зажженный в Оптиной Пустыни, по-прежнему не гаснет в моей душе. Я забываю о нем, пренебрегаю им, а порой даже пытаюсь погасить, потому что он помеха моей гордыне и страстям. Но когда, захлебнувшись в грехе, моя душа скорбит и ищет опоры, он зажигается вновь, просто и совершенно, как это бывает у Христа, как это было в ту ночь Торжества из Торжеств, когда трое убиенных монахов восходили к небу по светоносному столпу. 2002 г. https://vk.com/id3560786?w=wall3560786_445%2Fall

«Выхожу один я на дорогу…», Надо мной - не светит, не блестит, И ничто, ничто не внемлет Б-гу, - И ничто высОко не грустит. Звёзды все попрятались по норам, Будто не светила, а сурки… Говорю я классику с укором: «Жизнь - стихам великим - вопреки…».

Не будешь знать горя И заживут раны Если идешь к морю, Если идешь к Храму. Разные всем судьбы, Каждую Бог метит. Наши с тобой судьи – Наши с тобой дети. Как же, мой друг, странно – Столько дорог в поле, Но, лишь одна к Храму, Но, лишь одна к морю. Среди мирской мути, Среди погод серых Не потерять сути И обрести б Веру! Знаешь, а жить стОит, Чтоб, пусть в конце самом, Все же, прийти к морю, Все же, прийти к Храму.

Будда и Пустота Андрей Степанов 10 Приснилось Будде, что он спит И видит сон о том, что будет. Когда будильник прозвенит, Проснётся он и всё забудет. И в тот же миг исчезнет сон, Исчезнет мир, будильник, Будда... Пусть этот сон продолжит он, Иначе ничего не будет.

Геннадию Жукову выкликаю тебя, мой навечный заоблачный друг… великаном стоишь — на ветру, меж донскими откосами… обнимаешь гитару-гитану радугой рук… тропинки усыпаны спелыми абрикосами заповедник! а что же иное-то, если теперь повторяю я, как заклинание, — Дон, заповедник… отворяла с размаху, ногою, райскую дверь — и не нужен был мне ни архангел, ни Пётр, ни посредник отворяла душой — и влетала в твой песенный сад… птица Сирин там слёзы свои до сих пор проливает… я не верю, что всё это было полжизни назад я не верю, что всё это было… так не бывает

Каменные жители повсюду... Сергей Митюшин Каменные жители повсюду Со стеклянно-мутными глазами. И все чаще к этому этюду Жизнь рисует храмы с образами. Мчит бензинно-дизельное стадо Мимо по асфальтному пастбищу. У божницы теплится лампада. Русь смирилась. Тихо на кладбище.

Чудо из чудес Людмила Журавская В молитвенной тиши Иерей Алексий Ладченков http://stihi.ru/2021/04/17/5503 Мерцанье в храме свеч... в тиши я снова обращаюсь в Богу: Как жизнь прожить, чтоб не грешить? И призываю на подмогу... Мы здесь вдвоём: и Он, и я. И исповеди нет честнее... Святые, свет от алтаря, соборование с елеем... Вот и очистилась душа и вновь наполнится покоем. День светлый у календаря, а остальное всё пустое. И троекратное ... Воскрес, душе приносит упоенье И это- чудо из чудес. И родилось стихотворенье...(экспромт).

Райская Анвар Исмагилов Когда-нибудь с небес сойдет особый ветер И жесткое крыло подстелет мягко мне, И я, засуетясь, обмана не заметив, Уйду, гася свечу, смеяться в вышине. В заоблачных полях я райским эхом стану. Я стану забывать печали невзначай, С кисельных берегов пить молоко стаканом И на краю луны сидеть, ногой качать. Привыкну по утрам здороваться с рассветом, С апостолом Петром привыкну пить шербет, Привыкну без труда быть праведно раздетым, И женщин не желать, поскольку там их нет. Из тамошних высот, смеясь над океаном, Свою хмельную жизнь усердно осужу. А ночью затяжной ; с небес ; на землю ; кану, Лохмотья натяну и слезы осушу.

* * * Единство человеческих страданий: Обиды, беды, зависть, ревность, грусть - Все вместе суть религии искусств И нынешних, и самых стародавних. Виктория! Нет запаха блаженней, Что может быть блаженнее побед? Блажен ли тот, какого горше нет, Полынный запах горечь поражений? Где изуверство? Где святая вера? Решает мера. Все решает мера. Поверить в это трудно и понять. Охотник, целясь в загнанного зверя, Отбрось ружье, в чужое горе веря. Благословенно свойство сострадать!

День Рождения Его Святейшества Далай-ламы ХIV Сатья Долгой Жизни Драгоценному Гуру Ваши глаза всегда будут излучать свет! В храмах Бодх-Гаи звучит:"Сохраним Тибет!" Теперь мне не страшно быть глупым и старым- Будда рядом... Ом а Гуру Ваджрадара! ОМ А ГУРУ ВАДЖРАДАРА ВАГИНДРА СУМАТИ ШАСАНАДХАРА САМУДРА ШРИБХАДРА САРВАСИДДХИ ХУМ ХУМ 06.07.2019

Butterfly Наталья Дроздова 2 В царстве бабочек, снов и цветов, в непостроенной кем-то избе Ты поставил мне письменный стол, чтоб я письма писала тебе. Непогоде на нашем дворе и погоде послушна любой, в подростковой беспечной поре я свой век проживаю с Тобой. А когда я Тебе не пишу, так бесцветно, безрадостно так не живу я – бездарно грешу – царству скуки в угоду и в такт. А оно мне грозит калачом, и смеётся, и топчет цветы. Только бабочкам всё нипочём. Эти бабочки наши – как Ты. Ты не друг мне, не родина-мать, не судья, не зануда, не шут... Ты – мой Бог. Моим бредням внимать Ты готов днём и ночью. Пишу...

Одигитрия Людмила Шаповалова Отшумел весёлый Престол под звон колокольный. Тихий сумрак в душу вошёл, как гость своевольный. Не спросясь, заполнил собой души закоулки… И застыл Смоленский собор, прохладный и гулкий. Тает воск последней свечи прощальным приветом, То ли ладан в горле горчит – то ли жаркое лето? Но цепляет взор пустой мерцающей точкой, Одигитрия, образ Твой на тонкой цепочке. Синей жилкой дрогнет висок – предвестник ненастья. На ладони спит образок, как азимут счастья. Всепрощения дар сулит нам лик на иконе, Угольком образок горит в зажатой ладони. Где тот остров – за морем лжи, горами утраты? Одигитрия! Путь укажи – прямой, без возврата! Чтоб, стрелой пространство пробив с упорством невежды, Отыскать там гавань Любви и берег Надежды, Где, в гореньи не зная меры, царя беззаветно, Рдеет вечное пламя Веры в дымке рассветной… Канул миг – позабыта суть в забвеньи нетрудном. На окраину долгий путь в троллейбусе людном. Улетают – одна за одной – мысли, как птицы… Одигитрия, будь со мной. Чтоб с курса не сбиться. *Смоленская икона Божией Матери, именуемая "Одигитрия", что значит "Путеводительница"

Православные лимерики Священник Алексий Тимаков *** Эта форма простых лимериков Наполняет всю душу без скрипа: Так, вольём благодать И родимся опять, Дабы слышать нам райскую скрипку. *** Очень трудно в Иглиные Уши, Как верблюда, протаскивать душу: Поворот оверкиль* — И под епитрахиль! И тогда покаянья не струшу. *** Благодати святого потира Не измерить земною квартирой: Дорасти б до Небес — Шёл бы в лес всякий бес! — Ради этого spero et spiro!** *** Глубине колокольного звона Отзывается дьякон с амвона: Густотой ёмкий бас С детства душу потряс — И с тех пор дорога мне икона. *** В алтаре Херувимская Песня — Погребенья Христова предвестник: Смерть изведавший Бог Входит в адский чертог, И морочится дух адской спеси. *** Милость мира и жертву хваленья***, Ты приносишь в моё искупленье: Человеческий Сын, Тот, Что с Богом Един, Чаю мертвых Твоих воскресенье! *** Покоряют мой дух мефимоны**** — Отобью я земные поклоны*****: Преподобный Андрей, Душу тихо согрей Чистым миром святого канона. *** Я мечтаю, чтоб вычурный лимерик Озарял очертания сумерек: Вифлеемской звездой Он сиял над толпой И скреплён был бы подписью (Имярек). 09.02.21 ____________________ Прошу прощения, за то, что в слове лимерик, в первом случае, использовал неправильное ударение, в последнем исправился, но при этом слегка “подвесил” древнее слово ‘Имярек’… *Поворот оверкиль — морская шутка: опрокидывание судна вверх килем (днищем) **Перефраз латинской поговорки: Dum spiro, spero — пока дышу, надеюсь. *** Начальные слова Евхаристического канона Литургии. ****Мефимоны, этим названием обозначается великое повечерие, совершаемое на первой неделе Великого поста, когда читается так называемый Великий канон Андрея Критского. ***** По церковному уставу после каждого тропаря (стиха) полагается метание, то есть земной поклон. Таких тропарей — порядка восьми десятков на каждый из четырёх дней чтения канона, или трёх сотен на Стоянии Марии Египетской. Технически, сочетать чтение с метаниями проблематично, поэтому обычно поклоны не кладутся…

*** гравюры дюрера светясь впускают в глубину нет объясни какая связь что я в себе тону что проступающим из тьмы ключицам и бедру так драгоценно быть на мы пока я не умру пока не разобщатся все молекулы пока мне еще девять восемь семь шесть пять одна рука мне столько а теперь скажи словами а теперь попробуй заново ожить в сияющую зверь как хорошо что я мертва что я трава и мох что ходят по воде слова и водомерка-бог

Пока Ты воскресаешь, я пеку куличики. Пока под плащаницей свет фотовспышки печатлеет лик, зрачки сужаются, теплеют сухожилья, приметы жизни проступают сквозь заботливую бледность, я всыпаю по горсточке пшеничную муку, размешиваю с нежностью пшеничной. Тем временем ожившее болит, и голова, как будто бы кружился на карусели, замечая вскользь цветное и тенистое, вскипает, а я взбиваю высоко белки и погружаю в праздничное тесто, Ты растираешь пальцами виски, приподнимаешься и сходишь с места. И плащаница, за ногу схватив, проделывает ровно полпути по полу осветившейся пещеры. Свершившееся входит в область веры. И только что, как отодвинул смерть, сдвигаешь камень и выходишь в свет.

Михаил Лермонтов ВЕТКА ПАЛЕСТИНЫ Скажи мне, ветка Палестины: Где ты росла, где ты цвела? Каких холмов, какой долины Ты украшением была? У вод ли чистых Иордана Востока луч тебя ласкал, Ночной ли ветр в горах Ливана Тебя сердито колыхал? Молитву ль тихую читали, Иль пели песни старины, Когда листы твои сплетали Солима бедные сыны? И пальма та жива ль поныне? Все так же ль манит в летний зной Она прохожего в пустыне Широколиственной главой? Или в разлуке безотрадной Она увяла, как и ты, И дольний прах ложится жадно На пожелтевшие листы?.. Поведай: набожной рукою Кто в этот край тебя занес? Грустил он часто над тобою? Хранишь ты след горючих слез? Иль, божьей рати лучший воин, Он был, с безоблачным челом, Как ты, всегда небес достоин Перед людьми и божеством?.. Заботой тайною хранима Перед иконой золотой Стоишь ты, ветвь Ерусалима, Святыни верный часовой! Прозрачный сумрак, луч лампады, Кивот и крест, символ святой... Все полно мира и отрады Вокруг тебя и над тобой.

Весна победу празднует торжественно Над холодом промозглых зимних дней. И даже воробьёв дебаты песенны, В зелёной дымке - ветки тополей. И пусть весь мир объят пожаром ужаса, Ловлю в набухших почках чуда пульс. Весна в душе утраивает мужество, Напомнив: "Жив воскресший Иисус!" Над смертью Он остался победителем, И пусть болезни мир ввергают в стресс, Покоит Он с любовью удивительной Тех, кто живёт по замыслам небес. Весна настойчиво зовёт нас праздновать Победу жизни над могильной тьмой. И я сегодня восклицаю радостно: "Жив! Жив вовеки Искупитель мой!" Анастасия Денисова https://stihi.ru/2020/04/12/9723

Николай Зиновьев Равнодушный к бесславью и славе я, По родимой плыву стороне На своём островке православия, Подгребайте, кто хочет, ко мне. На земле всё сгорит и расплавится, Всё сожрёт ненасытный огонь, Только мой островок и останется, Потому что он — Божья ладонь.

Медовый Спас Веселый Волк Когда служил я дьяконом, Орарь в руке держа,- Вопросы слышал всякие От разных прихожан. Ответив добросовестно, Я смутно понимал, Что мне отчасти совестно За то, что я сказал. Мне следовало попросту, Чтоб не было беды, Сказать: "Не майтесь попусту, А слухайте сюды: Когда ты сыплешь матами И сетуешь скуля, Что все места расхватаны, А ты родился зря, Любой укор не нравится,- Гордыня в полный рост,- Какая тебе разница, Что есть в Петровский пост?.. Когда смущает искренность, Гнетёт чужой успех, Правдивость и воспитанность Пугают и во всех Ты видишь только гадости, Все у тебя - "козлы", Ты маешься от зависти, Слова и мысли злы, Когда сосед твой - "задница", Начальник - "пи@арас",- Какая тебе разница, Когда Медовый Спас?.."

Преображение Людмила Шаповалова Когда сгустится ночь слепою мглой И станет тесно в этом ветхом доме, Когда слова рассыплются золой В сгорающей ненужных дел соломе, Настанет время нового пути, Хоть он сулит преград нелёгких много, И по камням страстей былых пройти Придётся, чтоб сыскать свою дорогу. Но неприступную суровость гор Преодолев избитыми ногами, Мы всходим на неведомый Фавор, Куда Спаситель шёл с учениками. Там свет нам воссияет неземной – Иного мира зримое вторженье. И дрогнет ночь натянутой струной - Предвосхищением преображенья.

Рыбак рыбаку Анастасия Кинаш Внутри у рыбы темнота И божие слова Лови их, Скупо бормоча: Не та, Не та, Не та. Бросай их на песок, Бросай. Курганы строй из рыб. Внутри у каждой - рыбий рай Болит, Болит, Болит. Лови их, глупых и калечь, Крючком Ломай Хребты. Внутри у рыбы - божья речь И море Темноты. Учись душить их рыбий плач, Тяни Наверх, Наверх. Рыбачь, пока живой рыбачь. Заставь Звучать Их всех.

Сюжет старинного покроя Наталья Дроздова 2 Как ни лепи себя снаружи, как образиной ни блистай, придёт Любовь и всё разрушит, всех раскидает по местам. И взропщет мир в гордыне томной: она ж, мол, вдребезги пьяна, несовременна и бездомна, в каких-то дебрях рождена. И застучит коса о камень, и злые искры полетят, и станут в поле васильками, наткнувшись на Отцовский взгляд. И снова оживут герои честнейшей повести родной. Сюжет старинного покроя, Живого Бога путь земной…

Храни его, Господь Юлия Терлецкая 2 Храни его, Господь, с его бескрайней россыпью всех лиц, которых так и не узнал он. Прими его неистовую жажду жить, и выживать, и заново рождаться. Дай высказать все то, что так давно и долго просится наружу, но, выход не имея, съедает изнутри. Ты прикоснулся при рождении его красивой кожи, сплетенной из росы и горных трав, и глаз, в которых спряталась Вселенная, и сердца, что боялось обнажаться, и голоса, в ком плакала душа. Так дай Покой ему, познавшему отчаяние, Надежду, потерявшему её, Смирения, дарующего силы, и Веры, побуждающей к Любви.

Памяти Екатерины Градовой... Олеся Федина Взлетела птица в небеса, Где дивный свет, и где роса Сияет ярче всех камней, Где боли нету среди дней, И время не ведёт свой счёт. Там вечный май, и всё цветёт Во Славу Нашего Творца. Там жизни просто нет конца! А слёзы здесь застлали свет – Ушла от нас радистка Кэт! Чуть-чуть мгновений до весны Ей не хватило…, и полны Сердца печально-горьких слов, Душа же от земных оков Освободилась навсегда И полетела без труда В Небесный золотой чертог, Где её примет Святый Бог В объятья, и прольётся свет, А вишни зацветут без Кэт… 25 февраля 2021 года