Перейти к содержимому
Социология религии. Социолого-религиоведческий портал

Поиск по сайту

Результаты поиска по тегам 'православная культура'.

  • Поиск по тегам

    Введите теги через запятую.
  • Поиск по автору

Тип публикаций


Категории и разделы

  • Сообщество социологов религии
    • Разговор о научных проблемах социологии религии и смежных наук
    • Консультант
    • Вопросы по работе форума
  • Преподавание социологии религии
    • Лекции С.Д. Лебедева
    • Видеолекции
    • Студенческий словарь
    • Учебная и методическая литература
  • Вопросы религиозной жизни
    • Религия в искусстве
    • Религия и числа
  • Научные мероприятия
    • Социология религии в обществе Позднего Модерна
    • Научно-практический семинар ИК "Социология религии" РОС в МГИМО
    • Международные конференции
    • Всероссийские конференции
    • Другие конференции
    • Иные мероприятия
  • Библиотека социолога религии
    • Научный результат. Социология и управление
    • Классика российской социологии религии
    • Архив форума "Классика российской социологии религии"
    • Классика зарубежной социологии религии
    • Архив форума "Классика зарубежной социологии религии"
    • Творчество современных российских исследователей
    • Архив форума "Творчество современных российских исследователей"
    • Творчество современных зарубежных исследователей
    • Словарь по социологии религии
    • Наши препринты
    • Программы исследований
    • Российская социолого-религиоведческая публицистика
    • Зарубежная социолого-религиоведческая публицистика
    • СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА
  • Юлия Синелина
    • Синелина Юлия Юрьевна
    • Фотоматериалы
    • Основные труды
  • Лицо нашего круга Клуб молодых социологов-религиоведов
  • Дискуссии Клуб молодых социологов-религиоведов

Искать результаты в...

Искать результаты, которые...


Дата создания

  • Начать

    Конец


Последнее обновление

  • Начать

    Конец


Фильтр по количеству...

Зарегистрирован

  • Начать

    Конец


Группа


AIM


MSN


Сайт


ICQ


Yahoo


Jabber


Skype


Город


Интересы


Ваше ФИО полностью

Найдено 8 результатов

  1. ЛЕБЕДЕВ С.Д. Тип: статья в журнале - научная статья Язык: русский Том: 8 Год: 2019 Страницы: 40-50 ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Учредители: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, Институт Общественных наук Белграда, Российское общество социологов ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: РОССИЙСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ, РЕЛИГИЯ В ОБРАЗОВАНИИ, РЕФЛЕКСИЯ РЕЛИГИИ, КУЛЬТУРНАЯ РЕФЛЕКСИЯ, ПРАВОСЛАВНАЯ КУЛЬТУРА, RUSSIAN EDUCATION, RELIGION IN EDUCATION, REFLECTION OF RELIGION, CULTURAL REFLECTION, ORTHODOX CULTURE АННОТАЦИЯ: В статье излагается теоретико-методологический подход к анализу практик преподавания / изучения знаний о религии с позиций культурной рефлексии. Структура и содержание основной части статьи выстраиваются в соответствии с тремя методологическими принципами: когерентности систем «общество - образование» Э. Дюркгейма, социокультурным принципом П.А. Сорокина и принципом единства и взаимодополнения функции и контекста. Последовательный анализ основных аспектов рефлексии религии в российском обществе и образовании результируется в комплексном описании соответствующей проблемы для последующего эмпирического анализа. LEBEDEV S.D. The article presents a theoretical and methodological approach to the analysis of the practice of teaching / studying knowledge about religion from the standpoint of culturalreflection. The article main part structure and content are aligned in accordance with three methodological principles: the coherence of the systems “society - education” by E. Durkheim,the sociocultural principle by P.А. Sorokin and the principle of unity and complementarity of function and context. A consistent analysis of the main aspects for the reflection of religion in Russian society and education results in a comprehensive description of the corresponding problem for subsequent empirical analysis. СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: 1. Александер, Дж. Смыслы социальной жизни: Культурсоциология [Текст] / пер. с англ. Г.К. Ольховикова под ред. Д.Ю. Куракина. - М.: Изд. и консалтинговая группа •Праксис•, 2013. - 640 с. 2. Гидденс, Э. Последствия современности [Текст] / Энтони Гидденс: [Пер. с англ.] - М.: Издательская и консалтинговая группа "Праксис", 2011. - 352 с. 3. Дюркгейм, Э. Социология. Её предмет, метод, предназначение [Текст] / Э. Дюркгейм: Пер. с франц. - М.: Наука, 1995. - 572 с. 4. Зайченко, А. Авторитет как политический ресурс церкви [Текст] / А. Зайченко // Религия и право. - 2003. - № 4. - С. 6-8. 5. Зборовский, Г.Е. Образовательное знание как проблема социологии [Текст] / Г.Е. Зборовский // Социологические исследования.- 2012.- № 2. - С. 12-20. EDN: OXANLN ПРАВОСЛАВНАЯ КУЛЬТУРА В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБРАЗОВАНИИ К ПРОБЛЕМЕ КУЛЬТУРНОЙ РЕФЛЕКСИИ.pdf
  2. «Церковь – это вам не болото какое» (об особенностях петербургской православной культуры) от РедакцияОпубликовано28.05.2021 Поделитьсяhttp://httpwww.black-n-white.press/wp-content/plugins/simple-share-buttons-adder/buttons/somacro/vk.pnghttp://httpwww.black-n-white.press/wp-content/plugins/simple-share-buttons-adder/buttons/somacro/facebook.pnghttp://httpwww.black-n-white.press/wp-content/plugins/simple-share-buttons-adder/buttons/somacro/linkedin.pnghttp://httpwww.black-n-white.press/wp-content/plugins/simple-share-buttons-adder/buttons/somacro/twitter.png Проект «Чёрное и белое» открывает новую рубрику – «Заметки Филатова». Социолог религии Сергей Филатов изучает религиозную жизнь российских регионов с 1990-х годов. В ближайшее время под редакцией и при соавторстве С. Б. Филатова будет опубликовано издание о религиозной жизни Санкт-Петербурга («Религиозно-общественная жизнь российских регионов», том 5). Накануне выхода в свет новой книги Сергей Борисович размышляет о специфике современного петербургского православия. http://httpwww.black-n-white.press/wp-content/uploads/2021/05/Filatov-744x1024.jpg Сергей Борисович Филатов – социолог религии, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН. С 1994 года – руководитель проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России». Ответственный редактор и соавтор четырёхтомного издания «Современная религиозная жизнь России. Опыт систематического описания» и трёхтомного «Атласа современной религиозной жизни России». Научный редактор и один из авторов издания «Религиозно-общественная жизнь российских регионов» (публикуется с 2014 года, к 2021 году изданы 1-3 тома; в 2021 году будет издан 5 том; 4 том предполагается выпустить в 2023 году). «В Петербурге — учатся» Главное отличие Петербурга от всей остальной православной России – это ориентированность на знание библейского текста, на обучение. Есть такая старая поповская поговорка: «В Москве молятся, в Петербурге учатся». Она возникла не на пустом месте. Здесь каждый приход стремится создать какой-то просветительский центр, открыть какие-то курсы. Причём стараются звать самых авторитетных лекторов – и из числа образованного священства, и из числа светской профессуры. Меня поражает, как на все эти центры хватает и лекторов, и слушателей – но, видимо, хватает. В центре большинства просветительских программ — библеистика и история Церкви. Но этим просветительство не ограничивается — российская и мировая история, искусствоведение, филология, общественные науки… Во всей остальной России подобное тоже есть, но неизмеримо меньше. Даже в Москве таких церковных центров в несколько раз меньше и, как правило, их интеллектуальный потенциал слабее. Петербургские Духовные школы – самые мощные, самые развитые в России. Это интеллектуальный центр всей Русской Церкви. Они в какой-то степени являются локомотивом для всей митрополии. Эта ситуация сложилась ещё в послевоенные годы, когда в городе было всего несколько приходов, и все активные священники и миряне так или иначе концентрировались вокруг Академии. http://httpwww.black-n-white.press/wp-content/uploads/2021/05/Spbda.jpg В Санкт-Петербургской Духовной Академии на общем собрании профессоров и преподавателей. В центре — заведующий кафедрой церковной истории протоиерей Георгий Митрофанов, справа — заведующий аспирантурой протоиерей Константин Костромин. Фото- spbda.ru. Я читал в воспоминаниях владыки Владимира (Котлярова; в 1995-2014 гг – митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, в настоящее время на покое), что ещё во времена его молодости Московские и Петербургские духовные школы очень отличались. Жизнь Московской Академии полностью определялась Троице-Сергиевой Лаврой, учебным процессом в ней руководили монахи. Жизнь семинаристов в Сергиевом Посаде (тогда Загорске) напоминала монашескую. В то же время, Ленинградская семинария, хотя и находилась по соседству с Александро-Невской Лаврой, всегда была автономна. Руководство питерских духовных школ настаивало на том, чтобы семинаристы были всесторонне образованными, ходили в библиотеки, на выставки, в театры. Я вижу, что и в наши дни это различие имеет место. За вычетом периода ректорства епископа Константина (Горянова), это такая петербургская традиция. Более того, в Петербурге Академия явно влияет на жизнь Лавры. Наместник Лавры, епископ Назарий, большое внимание уделяет просвещению. В Лавре действует просветительский центр, там читают лекции высококлассные преподаватели, проводятся выставки. В Троице-Сергиевой Лавре и близко нет ничего подобного. Влияют ли Академия, епархиальные просветительские проекты на интеллектуальную жизнь светского Петербурга? Где уровень выше — в светской профессорской среде или среди учёного духовенства? О влиянии ничего сказать не могу, но по моим отрывочным наблюдениям, творческая атмосфера в Академии богаче, чем в университете. Конечно, в университете есть блестящие учёные, но общая культура страдает. Вспоминается утверждение Василия Розанова о том, что в Италии невозможна хорошая армия, потому что настоящие мужчины идут служить в Церковь. Хочется состроумничать: в Петербурге невозможны хорошие университеты, потому что умные мужчины идут служить в Церковь. «Либералы» и «охранители» Принято считать, что петербургское православие – более либерально, чем московское. На самом деле всё сложнее. Слова «либерал» и «консерватор» применительно к церковной жизни надо употреблять с осторожностью. Мы вынужденно пользуемся этими терминами, так как никаких других, более адекватных, у нас нет. Правильнее было бы сказать, что петербургское духовенство менее политизировано, чем московское. Келейник отец Сысой в рассказе Антона Чехова на всё говорил: «не ндравится мне это». У меня создалось впечатление, что у большинства петербургского духовенства такая же оценка политики вообще, любых направлений. Верующие здесь гораздо менее зациклены на политике. Я посетил здесь десятков шесть приходов и общее моё впечатление: они не слишком консервативны и не слишком либеральны. Это какой-то особый «средний путь». Они – или «умеренные консерваторы», или «умеренные либералы», смотря что понимать под этими терминами. Я встречался с тремя явными консерваторами среди петербургского духовенства, не укладывающимися в петербургский мэйнстрим – протоиереем Владимиром Сергиенко, протоиереем Геннадием Беловоловым и протоиереем Александром Захаровым. Эти священники наиболее популярны среди консерваторов. Все трое — противники демократии и либерализма в политике, все трое — сторонники верности святоотеческим заветам в церковной жизни. Все с недоверием относятся к доминирующей в епархии линии. Все открыты к честной серьёзной дискуссии, все ведут большую социальную работу. Они произвели на меня очень приятное впечатление, хотя я и не разделяю их взглядов. К сожалению, не все консерваторы в Русской Церкви таковы. http://httpwww.black-n-white.press/wp-content/uploads/2021/05/Belovolov.jpg Протоиерей Геннадий Беловолов. Фото — Станислав Марченко, журнал «Вода живая. Санкт-Петербургский церковный вестник». В митрополии наберётся ещё десятка два-три менее заметных священников, которых по питерским меркам можно назвать консерваторами, но активных священников-сталинистов в Петербурге и окрестностях вообще нет (или они прячутся где-то по таким глухим углам, что их никто не видит и не слышит). Есть группа публицистов, сконцентрировавшаяся вокруг информагентства «Русская народная линия» — Анатолий Степанов, диакон Владимир Василик… Они позиционируют себя как патриоты, готовые кинуться в бой за «советскую Церковь». В разгар пандемии заявила о себе радикальная, по петербургским церковным меркам, общественная организация «Народный собор», которую в Петербурге возглавил некто Анатолий Артюх. Несколько месяцев пошумели, церковноначалие попугали — и исчезли. Все эти группы яркие, шумные, но совсем не репрезентативные для Петербурга. Объективно здесь они чувствуют себя на обочине церковной жизни. Священноначалие их явно не поддерживает. А народ они больше веселят, чем раздражают. Имперский дух Важная черта православного Петербурга – приверженность имперской традиции. Каждый приход здесь держится за свою историю, чтит память о самодержцах, князьях и графьях, министерствах, полках и общественных организациях, которые строили петербургские храмы. Даже те, кого принято считать либералами, с пиететом говорят о наследии царской России. Взять хотя бы протоиерея Георгия Митрофанова. Про него пишут, что он либерал, — но он называет Синодальный период лучшим периодом в истории РПЦ. Тогда как московские либералы обычно Синодальное правление только ругают. http://httpwww.black-n-white.press/wp-content/uploads/2021/05/Isaakiy_Marchenko-1024x683.jpg Крестный ход у Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, 2017 год. Фото — Станислав Марченко. Российская империя для православного Петербурга – это, прежде всего, не определённый политический строй, а великая культура. Которую петербуржцы тщательно берегут. Современные римляне не стремятся возродить Римскую империю, но гордятся тем, что они — её наследники. Так же и питерские имперцы. Применительно к ним связующая нить времен, хотя и сильно истончилась, но не прервалась. До сих пор есть представители старой городской элиты, которые ходят в тот же храм, что и их славные дореволюционные предки. Кто- то при советах прятался, а сейчас появляется, кто-то начинает приезжать из-за границы. Многие учреждения в Петербурге возрождают свои домовые храмы. Так, мне показался очень интересным приход при Вагановском училище. Там регулярно молятся об императрице Анне Иоанновне (пожалуй, самой презираемой российской императрице), основательнице системы хореографического образования в России, а многие знаменитые балерины и танцовщики подарили приходу иконы из своих коллекций. Для Петербурга это — типичный случай. Петербургские владыки Частая смена архиереев в наше время – обычное явление. Причём разумного объяснения большинству назначений не найти. В слабой, особенно молодой епархии смена владыки приводит к радикальным переменам во всей епархиальной жизни. Но к Питеру это не относится. Здесь так запросто всё не поменяешь. Характерный пример – митрополит Иоанн (Снычёв; митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский в 1990-1995 гг). Он был совсем не петербургской культуры человек, и реально он ничего здесь не изменил. Нынешний петербургский митрополит разумно не вмешивается в епархиальную жизнь и даёт Петербургу существовать так, как этот город привык. Люди, которые с ним общаются, говорят, что у него менталитет советского человека, он любит советское прошлое, советскую попсу. Не то, чтобы он был принципиально против просвещения, но высокая ценность образования кажется ему излишней. Кто-то говорит, что для Петербурга больше подходил бы такой владыка, как Иларион (Алфеев), но это спорный вопрос. Может быть, назначение митрополитом Варсонофия было разумным с точки зрения Патриархии – всё-таки, должен быть хоть какой-то противовес питерскому «междусобойчику». Чтобы они совсем в отрыв от остальной Церкви не пошли. Патриарх Кирилл – уроженец Петербурга, и петербургская культура на него, конечно, повлияла. Конечно, он прекрасно знает, что такое православный Петербург, и сам, наверное, ощущает себя его частью. Кирилл — продолжатель политики своего учителя, митрополита Никодима. А Никодим оставил наибольшее число учеников в этом городе, и Академия в современном виде во многом создана им. http://httpwww.black-n-white.press/wp-content/uploads/2021/05/Kirill.jpg Будущий патриарх Кирилл — ректор Ленинградских духовных школ Что такое «никодимовщина»? Важная составляющая петербургской православной культуры – это какой-то, я бы сказал, активизм в самых разных направлениях. Когда думаешь, что отличает «питерских» православных от всех остальных, то остаётся, как в книге про Алису, вот эта самая «улыбка от кота». Московские священники главной своей задачей считают блюсти обычаи предков. А в Петербурге все постоянно ищут какие-то новые пути. Даже в плане литургическом – и так послужим, и эдак. И по древнему чину, и по-русски. В Петербурге давно существует движение сторонников создания униатского католического богослужения в Православной Церкви, (то есть, служить на латыни — как было принято до II Ватиканcкого собора у католиков, — а вероучения придерживаться православного). Митрополит Никодим (Ротов; председатель ОВЦС (1960-1972 гг), митрополит Ленинградский и Новгородский (1963-1978 гг)) поэтому органично вписался в петербургскую жизнь. http://httpwww.black-n-white.press/wp-content/uploads/2021/05/Nikodim.jpg Митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим (Ротов) Никодимовское наследие – это стремление сделать Церковь активной, хорошо организованной, как у католиков. При этом католиков никодимовцу можно любить, а можно и не любить. Присутствие «никодимовщины» и ее амбивалентность в Петербурге особенно заметны. Здесь пожилые священники с гордостью говорят: «я – никодимовец» (один совсем молодой священник сказал мне: «я потомственный никодимовец»). По своим политическим и церковно-общественным взглядам все никодимовцы очень разные — есть и западники, и антизападники. Но все они люди деятельные, в душе новаторы. Церковь для них – это движение, они постоянно говорят, что «Церковь – это вам не болото какое». Это радикально отличает петербургскую традицию от старомосковской. Москвичам лишь бы всё потише было, поспокойнее («не дай Господь, нам жить в эпоху перемен»), и лишь бы ничего не менять. А питерцы вечно хотят как-то «получше сделать». Движение священника Георгия Кочеткова – это, во многом, петербургское явление. Он ведь начинал свою деятельность в Петербургской Академии, и в Петербурге сегодня к нему относятся совершенно иначе, чем в Москве и других городах. Везде они держатся замкнутыми боевыми группами, а в Петербурге они стали органичной частью церковной жизни. Их здесь приняли, и они, в свою очередь, ведут себя здесь мягче, деликатнее. Потому что чувствуют себя дома. Поделитьсяhttp://httpwww.black-n-white.press/wp-content/plugins/simple-share-buttons-adder/buttons/somacro/vk.pnghttp://httpwww.black-n-white.press/wp-content/plugins/simple-share-buttons-adder/buttons/somacro/facebook.pnghttp://httpwww.black-n-white.press/wp-content/plugins/simple-share-buttons-adder/buttons/somacro/linkedin.pnghttp://httpwww.black-n-white.press/wp-content/plugins/simple-share-buttons-adder/buttons/somacro/twitter.png Рубрика: Заметки Филатова Метки: Александро-Невская Лавра, духовное образование, епископ Назарий (Лавриненко), история РПЦ, католицизм, митрополит Варсонофий (Судаков), митрополит Владимир (Котляров), митрополит Иларион (Алфеев), митрополит Иоанн (Снычёв), митрополит Никодим (Ротов), протоиерей Александр Захаров, протоиерей Владимир Сергиенко, протоиерей Геннадий Беловолов, протоиерей Георгий Митрофанов, Русская народная линия, Санкт-Петербург, Санкт-Петербургская духовная академия, Санкт-Петербургская митрополия, священник Георгий Кочетков, священнослужители, Сергей Филатов http://httpwww.black-n-white.press/archives/2358?fbclid=IwAR3AQiQmz6RsuFpb3tCNPYOppOcsRKOCzw8yZXIQ63ponc3NQ59gs3bpwxk
  3. Специально для портала «Социология религии» Быть ли «Основам православной культуры» в российской школе? 18 сентября 2019 года было опубликовано заявление Синодального отдела религиозного образования и катехизации в связи с публикацией Министерством просвещения Российской Федерации новых проектов стандартов общего образования, а точнее, проекта нового ФГОС начального общего образования. Синодальный ОРОиК выразил серьёзное беспокойство в связи с тем, что в окончательном варианте проекта (во всяком случае, в том виде, в каком он вынесен на обсуждение на Федеральном портале проектов нормативных актов) исчезла привычная с 2010 г. схема реализации предмета «Основы религиозных культур и светской этики» (ОРКСЭ) в виде шести модулей (вариантов содержания предмета) с возможностью и необходимостью для родителей/законных представителей обучающегося выбрать один из них. В новом проекте в рамках предметной области ОРКСЭ предусматривается реализация не одного, как прежде, предмета ОРКСЭ с шестью вариантами содержания, а уже двух предметов — «Основы религиозных культур народов России» и «Основы светской этики» — безо всякого упоминания о процедуре выбора. Исчезает, таким образом, из стандарта и модуль «Основы православной культуры», что объясняет и реакцию ОРОиК, и её резкий характер. Такая серьёзная новация, перечёркивающая не только практику преподавания ОРКСЭ последних 9 лет, но и достигнутые на самом высоком уровне договорённости между российской властью и представителями крупнейших централизованных религиозных организаций, была введена совершенно непублично, как заурядный процедурный вопрос, по итогам обсуждения проекта ФГОС НОО на краудсорсинговой платформе «ПреОбразование». Для политической оценки произошедшего — а ясно, что вопрос носит политический характер — следует найти, очевидно, другое время и место. С педагогической точки зрения предложенная новация выглядит совершенно логично по нижеследующим причинам: 1. Существование шести вариантов содержания одного и того же обязательного для изучения предмета, да ещё с возможностью добровольного выбора между ними, не имеет аналогов ни в истории отечественного образования, ни среди других предметов ныне действующих ФГОС ОО, исключая разве существование «базового» и «углублённого» уровня (в стандартах ООО и особенно СОО), но очевидно, что здесь в основу варьирования содержания предмета положен совсем иной принцип. Возможность столь широкого варьирования содержания предмета ОРКСЭ закономерно ставит вопрос либо о перенесении его в часть учебного плана, формируемую участниками образовательных отношений, либо об унификации содержания. 2. Невозможно педагогически оправдать (этого за 10 лет так и не было сделано) необходимость уже в 4 классе искусственно актуализировать разделение обучающихся по религиозному признаку (а в полиэтнических регионах, по факту, также и по этническому признаку), что, однако, является необходимым в рамках существующей модели. 3. Совершенно не способствует нормализации положения предмета ОРКСЭ и известный соревновательный и плебисцитарный дух, существующий всё это время вокруг доли обучающихся, изучающих по России и в регионах модуль ОРКСЭ «Основы православной культуры». 4. Необходимость достижения тех же результатов по части формирования ценностно-смысловых (этических) компетенций обучающихся в рамках «религиозных» модулей ОРКСЭ, что и в рамках модуля «Основы светской этики», предполагаемая нынешней моделью, вызывает существенные — по-видимому, даже непреодолимые с учётом конкретно-исторических обстоятельств — педагогические трудности. 5. Существующая модель многомодульного ОРКСЭ не является эластичной и не может поэтому быть использована в развитии содержания преемственной по отношению к ОРКСЭ на уровне основной школы предметной области «Основы духовно-нравственной культуры народов России». 6. Противоречивый и дисгармоничный, а равно и политизированный характер предмета ОРКСЭ в его нынешнем виде препятствует плодотворному привлечению к развитию содержания предмета представителей академического религиоведения, дискредитирует предмет в глазах академического, педагогического сообщества и более широких общественных кругов. Унификация содержания предмета выглядит одним из шагов на пути его нормализации. Что касается судеб той части содержания предмета, которая связана с «православной культурой» (я — поскольку пишу для академического портала — выразился бы прямо: «с православием»), то нельзя, наверное, с одной стороны, признавать за православием особую роль в истории России, в становлении и развитии её духовности и культуры, считать его неотъемлемой частью исторического наследия народов России, и, с другой, ставить ознакомление обучающегося со столь значимым историко-культурным феноменом в зависимость от случайных, в общем-то, причин, связанных с эмоциями, проекциями и предрассудками, в том числе — характерными для лиц и структур, даже не являющихся участниками образовательных отношений. Если православие в истории и культуре России что-то реально значит, то следует вполне определённо ставить вопрос о присутствии в содержании образования сюжетов и тем, связанных с православием. До 2010 года, когда стартовала апробация ОРКСЭ (с заранее заданным положительным результатом), наша школа действовала, по сути, в рамках, очерченных декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви. Именно предмет ОРКСЭ, несмотря на все необходимые в данном случае комментарии и оговорки, позволил снять, наконец, табу на работу с религиозным материалом в школьном образовании в масштабах всей страны и сделать шаг к реализации признанных СССР и Россией международных норм, легализующих присутствие религии в общем образовании. Гармонизация и деполитизация ОРКСЭ — важные и значимые вехи на дальнейшем пути отхода образования от советских лаицистских схем. И если ни той и ни другой из них никак нельзя достичь, сохраняя шестимодульную вариативную систему, то логично обратиться к рассмотрению иных моделей ОРКСЭ. Денис Сахарных, тренер-преподаватель ОРКСЭ (с 2010 г.), научный руководитель и преподаватель дополнительных профессиональных программ для учителей — преподавателей ОРКСЭ (2010-2017 г.) (Ижевск — Казань)
  4. Белгород стал лидером по вовлечённости горожан в православие 14:53, 10 января Религия Культура Белгород вошёл в число лидеров по вовлечению горожан в православную культуру. Исследование провёл Финансовый университет при правительстве РФ. В ходе опроса 51% белгородских респондентов заявили, что у них есть друзья и знакомые, вовлечённые в православную жизнь. В списке лидеров также оказались Воронеж (50%), Курск (49%), Москва (49%) и Липецк (48). — Исследование показало, что список городов-лидеров по вовлеченности населения в православие мало поменялся за последние годы. По результатам аналогичного опроса, проведенного в 2015 году, в число лидеров входили Липецк, Курск, Саранск, Москва, Белгород, Воронеж, Тамбов, Рязань, Ульяновск, Калуга, — отмечают в Финансовом университете. Самый низкий уровень вовлечённости населения в православную культуру отмечен в Улан-Удэ (18%), Уфе (17%), Якутске (14%), Махачкале (6%) и Грозном (5%). Немногим более 1% участников исследования заявили о том, что среди их друзей и знакомых есть активные католики. Наибольшее распространение конфессии отмечено в Калининграде, Санкт-Петербурге, Петрозаводске, Москве и Мурманске. Около 2% респондентов заявили, что среди их друзей и знакомых есть протестанты. Больше всего их в Орле, Севастополе, Петрозаводске, Калининграде и Курске. https://www.go31.ru/news/2269311/belgorod-stal-liderom-po-vovlecennosti-gorozan-v-pravoslavie?fbclid=IwAR0VzhE3sHV5Mby57oH1qmM9q1KDsz3m8EqK4_i9UlBkzf3G24hCzpjcHnk
  5. НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС № 106 (2/2016) ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ, ИЛИ ЧЕМУ УЧАТ В ШКОЛЕ Анна Ожиганова Битва за школу. Модернизаторы и клерикалы Анна Александровна Ожиганова (р. 1969) – антрополог, научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской академии наук. Активность Русской православной церкви, все более заметная в последнее время как в политике, так и в публичной сфере, вызывает неоднозначную реакцию в обществе. Такие события, как принятие закона о защите чувств верующих, строительство новых церквей, передача музеев в собственность церкви, не только становятся предметом бурных общественных дискуссий, но и способствуют формированию локального гражданского протеста. В то же время деятельность Московского Патриархата по усилению своего влияния в сфере образования в последние годы не вызывает заметной общественной реакции, а клерикализация образования не воспринимается как реальная угроза. Между тем мы становимся свидетелями нового этапа борьбы за светскую школу. Вновь поднят вопрос о расширении преподавания предметов, связанных с религией. В ходе дискуссии, проведенной на телеканале «Культура» в декабре 2014 года, глава патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, влиятельный московский священник, протоиерей Дмитрий Смирнов, заявил, что «изучение религии должно стать главным предметом, стержнем всей школьной программы»[1]. В мае 2015 года комиссия по развитию науки и образования Общественной палаты РФ предложила включить в школьную программу предмет «Нравственные основы семейной жизни» (инициатива принадлежит члену комиссии, митрополиту Игнатию (Пологрудову))[2]. В ряде регионов этот предмет уже преподается в 10–11 классах по учебнику, подготовленному екатеринбургским священником, руководителем Центра защиты материнства «Колыбель», иереем Дмитрием Моисеевым, и православным психологом, автором ряда популярных статей и радиопередач, посвященных вопросам материнства, семьи и воспитания детей, монахиней Ниной (Крыгиной). Концепция религиозного образования В принятом в 2000 году на Архиерейском Соборе РПЦ документе «Основы социальной концепции Русской православной церкви» содержится положение об «устранении последствий атеистического контроля над системой государственного образования». В этой связи, говорится в документе, церковь должна стать полноправным участником школьного образовательного процесса, более того, «желательно, чтобы вся система образования была построена на религиозных началах и основана на христианских ценностях»[3]. Председатель Синодального отдела религиозного образования и катехизации, епископ Зарайский Меркурий (Иванов)[4], в своем докладе «Перспективы развития опыта преподавания Основ православной культуры», прочитанном на Архиерейском совещании 16 июля 2010 года, выступил с идеей создания непрерывного православного образования от детского сада до высшей школы[5]. Это предложение определило дальнейшую повестку Московского Патриархата в сфере образования. Пока наиболее важным результатом усилий РПЦ в этом направлении стало включение в 2012 году в школьную программу предмета «Основы религиозных культур и светской этики» (ОРКСЭ) в качестве федерального образовательного компонента. Этот курс состоит из шести модулей: «Основы православной культуры», «Основы исламской культуры», «Основы буддийской культуры», «Основы иудейской культуры», «Основы мировых религиозных культур» и «Основы светской этики». В соответствии с регламентом, разработанным Министерством образования, родители должны выбрать один из модулей, а школа в свою очередь обязана предоставить каждому ученику возможность посещать занятия по выбранному курсу, даже если на него записался лишь один человек. Школьники изучают ОРКСЭ в четвертом классе один час в неделю, оценки по этому предмету не выставляются. До официального введения в масштабах всей страны ОРКСЭ в течение двух лет преподавался в 19 регионах в рамках эксперимента. Тем не менее практика преподавания до сих пор плохо отработана и проходит с многочисленными нарушениями регламента. Свобода выбора модуля на практике не обеспечивается. Зачастую администрации школ делают выбор за родителей и ставят их перед свершившимся фактом, заявляя о невозможности организовать преподавание разных модулей в одном классе. Представители епархий оказывают давление на региональные отделения Министерства образования и школьные администрации. Если учителя, следуя регламенту, предоставляют родителям право выбора модуля, их могут обвинить в противодействии изучению православия и «подрыве духовно-нравственного воспитания школьников», как это произошло в городе Хвалынске Саратовской области. Представителей епархии возмутила незначительная с их точки зрения доля учеников, отдавших предпочтение модулю «Основы православной культуры», и они добились увольнения директора, а затем и завуча неблагонадежной школы[6]. Однако было бы неверно полагать, что введение ОРКСЭ – это всего лишь пример плохого исполнения хорошей идеи, и, соответственно, надеяться, что со временем основные проблемы будут решены. Министерство образования, ссылаясь на международную практику школьного религиозного образования, преподносит этот проект как свидетельство модернизации школы, направленную на реализацию свободы совести и свободы вероисповедания. На самом деле изучение религии в российской школе кардинальным образом отличается от аналогичных европейских проектов. В соответствии с Концепцией религиозного образования под названием «Толедские руководящие принципы преподавания религии и убеждений в государственных школах», принятой в большинстве стран Евросоюза, изучение религии должно основываться на приверженности концепции прав человека. Программа курса должна быть объективной и беспристрастной, формироваться на основе современного понимания религиозности, охватывать не только религии, но также верования и убеждения, быть «чуткой к локальным проявлениям религиозного и секулярного плюрализма»[7]. За последние годы в области школьного религиозного образования произошли значительные изменения: большое внимание уделяется актуальным вопросам растущего религиозного разнообразия и межконфессионального взаимодействия, проблеме внеконфессиональной религиозности, а также трансформации религиозных институтов в условиях секулярного общества[8]. Даже в таких странах, как Великобритания и Греция, где обучение религии традиционно включено в школьную программу, началась дискуссия о необходимости трансформации вероучительного предмета в религиоведческий. В соответствии с Конституцией и законом «Об образовании» Россия является светским государством, гарантирующим светский характер образования. В то же время ключевой задачей современной государственной политики провозглашается так называемое «духовно-нравственное воспитание» молодежи[9]. В новых государственных образовательных стандартах отмечается, что воспитание должно опираться на «базовые национальные ценности»: православие («православие объединяло русских людей в единый народ»), имперский идеал («человек государственный, слуга царю и Отечеству») и, наконец, советский патриотизм («героическое служение, вплоть до самопожертвования, во имя будущего своей страны и своего народа, пренебрежение материальным во имя идеального»)[10]. Школа должна обеспечить «формирование российской гражданской идентичности обучающихся», «культивировать чувство гордости за свою страну, народ, историю». Таким образом, главной задачей «духовно-нравственного воспитания» выступает конструирование русской православной идентичности, в которой «традиционные религии» – ислам, иудаизм и буддизм – выступают в качестве локальных вариантов русской (или евразийской) империалистической концепции, в то время как для других религий места в принципе не предусмотрено[11]. Так называемая модернизация образования в конечном счете сводится к религиозному воспитанию и архаическим воспитательным моделям. Если в официальных документах подчеркивается исключительно светский характер ОРКСЭ, то в методических материалах содержатся недвусмысленные указания на их истинные цели. Так, одно из пособий для учителей начинается со следующего пассажа: «Эта книга являет собой важный поворот в жизни российской школы и содержания образования. Религия и религиозные организации возвращаются в публичную жизнь»[12]. Риторика чиновников Министерства образования и методистов, разрабатывающих концепцию преподавания школьного курса религии, не оставляет сомнений, что речь идет о конструировании новой государственной идеологии. История введения уроков религии в школьную программу Первоначально планировалось знакомить школьников лишь с основами православия. Патриарх Алексий II еще в 1999 году заявил о необходимости изучения православной культуры в государственных и муниципальных образовательных учреждениях. Вскоре был создан Координационный совет по взаимодействию Министерства образования и Русской православной церкви, подготовивший к 2002 году примерную программу предмета «Православная культура»[13]. К 2006 году под разными названиями – «Основы и ценности православия» (Белгород), «Основы православной культуры» (Курск), факультатив по «Закону Божьему» (Воронеж), «Основы православной культуры и нравственности» (Новосибирск), «История Церкви» (Ростов-на-Дону) – этот курс уже преподавался в более чем 11 тысячах общеобразовательных школ, причем в Белгородской, Калужской, Смоленской и Брянской областях – в качестве обязательного предмета[14]. Впоследствии для создания, по выражению Абдусалама Гусейнова, «иллюзии политкорректности» было решено добавить опционные модули по так называемым традиционным религиям России и «светские» модули «Основы светской этики» и «Основы мировых религиозных культур». Эта ситуация отражает установившееся на тот момент status quo между светским обществом и амбициями РПЦ. Бурные дебаты, развернувшиеся в 2006–2009 годах относительно введения религии в школьную программу, постепенно затихли, уроки ОРКСЭ стали частью школьной рутины. Многие родители полагают, что один урок в неделю не нанесет большого вреда их детям, и называют ОРКСЭ «очередной школьной глупостью»[15]. Тем не менее официальные данные по выбору модуля показывают, что общественное сопротивление принимает форму отказа от изучения «Основ православной культуры» в пользу «светских» модулей. В 2014–2015 учебном году «Основы православной культуры» изучали 33% 4-классников, тогда как «Основы светской этики» выбрали 45%, а «Основы мировых религиозных культур» 18% учащихся[16]. С начала введения ОРКСЭ эти данные остаются практически неизменными из года в год[17]. Стоит обратить внимание также на относительно небольшое число учеников, выбравших модули других традиционных религий. «Основы исламской культуры» изучают всего 4% 4-классников, причем почти половину из них составляют школьники Чеченской республики, «Основы буддийской культуры» – 0,4% (всего 5458 человек), «Основы иудейской культуры» – 0,02% (всего 357 человек, из них 132 – в Москве). Приведенные цифры несопоставимы с реальной численностью представителей этих конфессий в Российской Федерации. Кроме того, они наглядно демонстрируют, что принцип свободного выбора модуля вне зависимости от конфессиональной принадлежности, декларируемый Министерством образования, на деле не соблюдается. Выбор модуля зависит не столько от религиозных традиций того или иного региона, сколько от решения региональной администрации. В Белгородской, Рязанской, Тамбовской, Ростовской областях число выбравших «Основы православной культуры» составляет 80–90%. В то же время в Кабардино-Балкарии никто не изучает ни православия, ни ислама. В Бурятии 4% учеников выбрали «Основы православной культуры», 5% – «Основы буддийской культуры»; в Башкирии православие изучают всего 0,7%, а ислам – 3,6% школьников. Руководство Татарстана приняло политическое решение об отказе от преподавания «религиозных» модулей в пользу «светских»: в школах республики не изучают ни православия, ни ислама. Отвергая все обвинения со стороны РПЦ и лично патриарха, республиканские чиновники отмечают, что население, понимая важность вопроса, выступает против деления детей по конфессиональной принадлежности: «Мы не скрываем свои позиции о том, что интегрированный курс наиболее рационален, толерантно направлен»[18]. Синодальный отдел религиозного образования проводит постоянный мониторинг выбора курса «Основы православной культуры» и призывает епархии к активной работе с региональными управлениями образования, администрациями школ и родительскими сообществами: «Взаимодействовать с родителями нужно не только на родительских собраниях в школах, один, два или пусть даже пять раз в год, как об этот отрапортовали 85% епархий. Взаимодействие с родителями должно быть постоянным, непрерывным и многоплановым»[19]. В Карелии благодаря усилиям епархии число школьников, изучающих «Основы православной культуры», увеличилось с 7% до 11% («Основы светской этики» выбрали 67%, а «Основы мировых религиозных культур» – 22% учеников»)[20]. В ряде регионов в течение нескольких лет существует практика преподавания православия во всех классах в форме спецкурсов. В 2015 году проект расширения ОРКСЭ на другие классы начинал приобретать реальные очертания в масштабах всей страны. Патриарх Кирилл поднял эту тему на XXIII Рождественских чтениях и направил соответствующий запрос в Министерство образования. Официальный ответ министерства был озвучен лишь в апреле: Дмитрий Ливанов категорически не рекомендовал расширение курса и сообщил, что этот вопрос может быть рассмотрен лишь через некоторое время, после тщательного анализа результатов мониторинга. Тем не менее в мае Министерство образования опубликовало информационное письмо, разрешающее школьной администрации продолжить преподавание религии в других классах[21]. Московская Патриархия не намерена отступать от своего плана по расширению курса. 16 ноября 2015 года на очередном заседании рабочей группы Министерства образования и Синодального отдела религиозного образования и катехизации митрополит Меркурий (Иванов) вновь предложил рассмотреть возможность включения в программу всех классов средней школы курса «Основы духовно-нравственной культуры народов России» и провести его апробацию в Ростовской области[22]. Анализ учебников Утвержденный Министерством образования Федеральный перечень школьных учебников включает учебные комплексы по ОРКСЭ семи издательств. Большинство школ (83,5%) занимаются по учебникам издательства «Просвещение», всего 9% – по учебникам издательства «Дрофа», и около 6% используют учебники других издательств. В перечне вновь оказались одиозные учебники по «Основам православной культуры» Людмилы Шевченко и Аллы Бородиной. Первые версии этих учебников, вышедшие еще в 2002 году, получили негативную оценку со стороны экспертного сообщества, увидевшего в них угрозу принципу светскости образования, воинственную антинаучность, националистические и ксенофобские идеи. Так, Людмила Шевченко считает главной задачей своего курса «воспитание школьников как благочестивых граждан, обладающих добродетелями в православном понимании»[23]. Бородина заявляет, что православие выступает «культурообразующей» религией России[24]. Оба автора проводят идею доминирования русской православной культуры, подтасовывают исторические и этнографические факты для подтверждения идеи изначальности «русского православного этноса». Как отмечал Николай Митрохин в своем докладе «Клерикализация образования в России» относительно учебников Бородиной: «Необходимо обратить особое внимание на “связанность” этнической и конфессиональной идентификаций, подчеркнуть, что эта предполагаемая “связанность” делает религиозную идентичность элементом национальной, а связанные с религией идеологемы – частью этно-национализма»[25]. Тем не менее эти учебные комплексы, рассчитанные на 11-летнее обучение, продолжают издаваться большими тиражами. Издательский проект Бородиной имеет поддержку со стороны РПЦ: издание начало осуществляться по благословению патриарха Алексия II, в настоящее время ему покровительствует протоиерей Александр Шаргунов. Все авторы настаивают на том, что ОРКСЭ – это исключительно светский, культурологический предмет. При этом «культурологический подход» противопоставляется религиоведению как «атеистической» дисциплине. Так, Бородина заявляет, что преподавание религиоведения вступает в противоречие с Конституцией РФ и законом «Об образовании», оскорбляет чувства верующих, а также не способствует успешной социализации[26]. Анализ такого документа, как «Основы социальной концепции РПЦ», а также высказываний представителей церкви подтверждает, что понятие «религиозная культура» не случайно легло в основу концепции ОРКСЭ, поскольку они возводят слово cultura («возделывание», «воспитание», «образование») к слову cultus («почитание», «поклонение», «культ»). На этой, мягко говоря, спорной этимологии основывается тезис о религиозной основе любой культуры. Еще в 2010 году всем шести учебникам курса «Основы религиозных культур и светской этики», вышедшим в издательстве «Просвещение», эксперты Российской академии наук дали однозначно негативную оценку[27], однако они продолжают переиздаваться практически без изменений. Эти учебники стали буквальным воплощением идей, сформулированных в «Концепции духовно-нравственного воспитания и развития личности гражданина России в сфере общего образования». Согласно этой концепции, воспитание должно опираться на «базовые традиционные ценности»: патриотизм, гражданство, семья, труд, традиционные российские религии. Указанные традиционные ценности нашли отражение в тематическом плане, едином для всех учебников серии. Самый известный учебник серии – это, безусловно, «Основы православной культуры» протодиакона Андрея Кураева. Являясь представителем церкви, автор не скрывает своей миссионерской цели. Учебник содержит образцы религиозной практики, молитвы, примеры иконопочитания. Тем не менее многим учителям и родителям, в том числе не православным, он нравится, так как написан «живым, понятным для детей языком». Учебник «Основы светской этики»[28] являет собой пример этатистской идеологии, что подтверждается практикой преподавания: по рассказам родителей, первый урок курса посвящается рассказу о заслугах Владимира Путина на посту президента. Учебники издательства «Дрофа» были написаны уже с учетом разгромных экспертных оценок учебников предыдущих серий и представляют по сравнению с ними большой шаг вперед. Интересным решением является диалогическая форма изложения. Школьник Игорь и его сестра, студентка Юля, обсуждают вопросы этики; пастушок Ваня и старец Василий родом из XIX века рассуждают о спасении души и традиции прощения в православии; бабушка Рабия знакомит своих внуков Ильяса и Камиллу с мусульманскими обычаями. Самые неожиданные собеседники – индийский мальчик Ананда и его друг слоненок Падма из учебника по основам буддизма. Оригинальной идеей стало введение так называемых «не совсем обычных уроков»: например, суд над Сократом, виртуальная экскурсия в православный храм, путешествие в Иерусалим. Однако во всех учебниках серии заметно стремление авторов обойти потенциально острые вопросы. Так, учебник «Основы исламской культуры», по словам одного из экспертов, «принудительно толерантен»[29]. Авторы предостерегают от неверного понимания слова «джихад» и объясняют, что на самом деле «джихад – это стремление сделать что-то доброе, полезное и нужное для других людей, например: помочь маме – сходить в магазин или присмотреть за малышами»[30]. Татьяна Шапошникова, редактор серии учебников издательства «Дрофа», убеждена, что создает российский вариант «настоящего мультикультурного образования». На самом деле, вписанные в Концепцию, эти учебники, так же, как и все другие, конструируют некую искусственную русско-православную имперскую идентичность. Не случайно в качестве главных героев в учебнике по православной культуре выведены персонажи Древней Руси. Общественное мнение: родители и учителя Весной 2015 года я провела небольшой опрос среди учителей московских школ, которым в следующем учебном году впервые предстояло вести уроки ОРКСЭ (50 респондентов), а также – среди родителей их учеников (92 респондента). Уроки ОРКСЭ ведут, как правило, учителя начальной школы, не обладающие для этого ни достаточными знаниями, ни мотивацией для их получения. Введение курса ОРКСЭ проходит в условиях непрерывной реформы средней школы и постоянно возрастающего бюрократического давления на учителей. Многие из них опасаются, что не готовы к преподаванию этого предмета, ожидают возникновения конфликтов – прежде всего с родителями своих учеников, но также и с администрацией школы. Министерство образования приняло ряд мер по регулированию преподавания ОРКСЭ, в частности обязало всех учителей пройти обучение на специальных курсах, организованных Академией повышения квалификации учителей и некоторыми другими институтами. Однако во многих школах существует неофициальная практика отправлять учителей на курсы, специально открытые с этой целью при монастырях. Из 50 учителей, участвовавших в опросе, пятеро уже прошли обучение в Николо-Перервинском и Новоспасском монастырях, еще шесть человек планировали сделать это в ближайшее время. Введение уроков религии в средней школе затрагивает практически каждого. Родители оказались в ситуации, когда им необходимо ответить на вопрос, как они относятся к этим урокам, хотят ли они, чтобы их детей знакомили с религией в школе и каким именно образом, по их мнению, это должно происходить. Тем не менее в настоящее время лишь очень немногие сформировали собственную позицию по этому вопросу. Большинство опрошенных родителей продемонстрировали высокую степень лояльности введению курса ОРКСЭ. Они считают, что современному человеку необходимы знания о религии (лишь один человек высказал противоположную точку зрения), и убеждены, что эти уроки будут интересны их детям. Более половины согласны с тем, что курс изучения религии может быть продолжен в старших классах. Большинство учителей, принявших участие в опросе, также продемонстрировали высокую степень лояльности введению ОРКСЭ. Они согласны, что современный человек нуждается в знании о религии. Подавляющее большинство считают, что изучение религии лучше всего начинать в 4 классе и что курс ОРКСЭ будет интересен для четвероклассников. Учителя подтвердили, что школьный курс религии должен давать объективную информацию о вероучении, истории, социальной роли разных религий, то есть быть религиоведческим, а не теологическим. Почти две трети учителей высказались в пользу изучения «Основ светской этики» и «Основ мировых религиозных культур», что соотносится с данными о выборе модулей в среднем по стране. В то же время две трети опрошенных, как из числа учителей, так и родителей, считают, что этот курс должен быть факультативным, а не обязательным, как сейчас. Эти данные коррелируют с результатами социологического опроса, проведенного в 2013 году Аналитическим центром Юрия Левады: 75% опрошенных полагали, что предметы, связанные с религией, должны быть добровольными, по желанию родителей учеников, лишь 20% высказались за то, чтобы изучение религии в школе было обязательным для всех[31]. Неожиданными оказались ответы на вопрос относительно разделения учеников на группы по религиозному признаку при изучении ОРКСЭ: больше половины опрошенных поддержали идею разделения класса. Оказалось, что, в отличие от экспертов[32], учителя не рассматривают эту практику как нарушение Конституции. Они убеждены, что курс ОРКСЭ является «культурологическим» и, поскольку школы должны обеспечить выбор модуля, разделение учеников представляется им совершенно необходимым. Разговор на разных языках Мы видим, что в настоящее время общественного консенсуса по вопросу преподавания религии в школе не существует. Проблема состоит не в наличии различных мнений относительного того, надо ли включать религиозные предметы в школьную программу, а в том, что в большинстве случаев эти суждения сами по себе противоречивы и не отрефлексированы, поскольку в значительной степени созданы пропагандой. Люди говорят на разных языках и не желают слышать друг друга. С целью избежать возможных обвинений в нарушении Конституции и закона «Об образовании», гарантирующих светскость учебного процесса, введение ОРКСЭ оправдывается преимуществами мультикультурного воспитания. Однако на самом деле этот предмет являет собой пример очевидной индоктринации и пропаганды консервативных ценностей: этатистской версии патриотизма, формальной набожности, приверженности «традиционной» семье и так далее. Впрочем, представители РПЦ неоднократно выступали с предложением пересмотра Конституции. В очередной раз это предложение прозвучало на совместном заседании Совета Федерации и Государственной Думы по вопросам противодействия терроризму 20 ноября 2015 года. Глава Синодального отдела внешних церковных связей, митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев), заявил, что «пора, наконец, отказаться от такого понимания отделения церкви от государства, а школы от церкви, которое предполагает, что религия не должна напрямую присутствовать в светском образовательном пространстве»[33]. Посредством этой риторики преподавание религии становится вопросом национальной безопасности, действенной мерой по профилактике международного терроризма. Апологеты православного образования ссылаются на данные социологических опросов, в соответствии с которыми чуть ли не 84% процента населения страны является православным. Однако хорошо известно, что скрывается за этой статистикой. Число верующих остается практически неизменным с начала 1990-х годов и составляет около 3%[34]. Около трети респондентов, называющих себя православными, не верят в бога, еще для двух третей вера не играет значительной роли в жизни[35]. Данные о православном большинстве говорят лишь о том, что православие по преимуществу выполняет функцию символического и – в значительно меньшей степени – ценностно-нормативного признака этнического сознания. Как отмечает Александр Агаджанян, православие в России превращается в культурно-религиозную идентичность и является в значительной мере мифологемой, возникшей в ответ на потребность в новой идентичности[36]. Борис Дубин указывает на корреляцию между массовым обращением к православию и пиететом по отношению к власти и авторитету. Власть использует православие как символ национального единства, в то время как церковь превратилась в «образ единства без реального единения»[37]. Граждане страны разделены на два лагеря: тех, кто безоговорочно поддерживает деятельность РПЦ, и тех, кто тем или иным способом выступает против. Однако это разделение осуществляется не по принципу веры или неверия, но по принципу лояльности или оппозиционности существующему политическому режиму. Можно привести множество примеров, когда православные верующие выступают против строительства новых храмов, введения обязательных уроков религии в школе и других инициатив церкви. По мнению Николая Митрохина, РПЦ со своей правоконсервативной платформой – антилиберализмом, антизападничеством, ксенофобией, этатизмом и авторитаризмом – приобретает все более очевидные черты политической партии[38]. Это новое политическое православие действует в тесной связке с государственной властью, но обладает также собственной политической повесткой. В этой ситуации опасность уроков религии заключается не столько в клерикализации образования, сколько в угрозе превращения школы в механизм трансляции новой государственной идеологии «без идеи», апеллирующей к мифологеме традиционных духовных ценностей. Поскольку залогом успешного распространения этой идеологии является отсутствие критического, рационализирующего взгляда, задачей школы становится воспитание «нового православного» – не способного к рефлексии, лояльного по отношению к власти. В контексте этой воспитательной парадигмы можно рассматривать заявление автора упоминавшегося выше популярного учебника Андрея Кураева о том, что детям нельзя говорить о «терпимости», «открытости», «диалоге культур», поскольку в обществе никакого диалога нет и быть не может, поскольку существует социальное неравенство, и именно эту идею – неравенства и иерархичности – должна «прививать» школа[39]. Несмотря на все усилия церкви, проект введения уроков религии представляется совершенно нежизнеспособным. Дальнейшее давление РПЦ на Министерство образования с целью реализации своей программы религиозного воспитания неизбежно вызовет общественный протест, еще более решительный, чем накануне официального введения ОРКСЭ. В настоящее время большая часть активистов, выступающих против растущего влияния церкви, стоит на позициях секуляризма (например, фонд «Здравомыслие»). Однако группы воинствующих атеистов все громче заявляют о себе: они участвовали с антицерковными лозунгами в массовых протестах 2011–2012 годов, активно присоединяются к акциям противодействия строительству храмов. Этот кризис, грозящий перейти в конфликт, демонстрирует, что перспектива формирования в России настоящего демократического секулярного государства, в котором в равной мере уважаются религиозная свобода для всех верующих и свобода от религии для неверующих, еще более далека, чем десять–двадцать лет назад. Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 16-06-00282 а. [1] Основы православной культуры – в светскую школу? // Телеканал «Культура». 2014. 23 декабря (http://tvkultura.ru/video/show/brand_id/20905/episode_id/1152662/video_i...). [2] Митрополит Игнатий. Воспитание должно быть основано на традиционных ценностях (www.oprf.ru/ru/press/news/2015/newsitem/29488). [3] Основы социальной концепции Русской православной церкви. М.: Издательский совет Московского Патриархата, 2001. С. 329–410. [4] Возведен в сан митрополита в 2011 году. [5] Доклад епископа Зарайского Меркурия на Архиерейском совещании 16 июля 2010 года «Перспективы развития опыта преподавания Основ православной культуры» // Время и вера. 2010. 16 июля. (www.verav.ru/common/mpublic.php?num=707). [6] Школа и РПЦ // Радио Свобода. 2015. 4 апреля (www.svoboda.mobi/a/26937031.html); Патриотизм по-хвалынски // Радио Свобода. 2015. 21 апреля (www.svoboda.mobi/a/26970006.html). [7] Toledo Guiding Principles on Teaching about Religions and Beliefs in Public Schools (www.osce.org/odihr/29154?download=true). [8] Beaman L.G., Van Aragon L. (Eds.). Whose Religion? Issues in Religion and Education. International Studies in Religion and Society. Leiden; Boston: Brill, 2015. [9] Концепция духовно-нравственного воспитания и развития личности гражданина России в сфере общего образования / Под ред. А.Я Данилюка, А.М. Кондакова, В.А. Тишкова. М.: Просвещение, 2009. С. 17. [10] Там же. С. 12–13. [11] Концепция четырех «традиционных религий» восходит к закону «О свободе совести и религиозных организациях» (1997). [12] Основы духовно-нравственной культуры народов России. Основы религиозных культур и светской этики. Книга для учителя. 4–5 классы: справ. материалы для общеобразоват. организаций / Под ред. В.А. Тишкова, Т.Д. Шапошниковой. М.: Просвещение. 2013. С. 3. [13] Митрохин Н.А. Клерикализация образования в России. М., 2004 (http://libelli.ru/works/n_mitr.htm). [14] Православная культура преподается более чем в 11 тыс. школ России // Интерфакс-религии. 2006. 27 декабря (www.interfax-religion.ru/?act=news&div=15872). [15] Полевые материалы автора. Интервью с родителями четвероклассников. Москва, 2013–2014 годы. [16] О результатах мониторинга и проведения координационных работ по реализации курса ОРКСЭ в 85 субъектах Российской Федерации в 2014 году (www.orkce.org/sites/default/files/file/mntrng2014.pdf). [17] Сведения о выборе модулей учащимися 4-х классов в 2012–2013 учебном году (www.orkce.org/sites/default/files/file/mntrng2013_p1.pdf); Сведения о выборе модулей учащимися 4-х классов в 2013 учебном году (на 1 ноября 2013 года) (www.orkce.org/sites/default/files/file/pril1_itg13-14.pdf). [18] Антонов К. Татарстану указали на религиозный курс // Коммерсантъ (Казань). 2015. 28 января (www.kommersant.ru/doc/2655327). [19] Диакон Георгий Юренко. Взаимодействие церковных институтов с родительским сообществом в рамках преподавания основ православной культуры. Опыт регионов // Внедрение комплексного учебного курса ОРКСЭ в образовательных учреждениях в 2014–2015 году. Проблемы, решения и перспективы. Материалы научно-практической конференции. 6–8 июня 2015. М., 2015. С. 58. [20] Васильева Н.В. Взаимодействие с религиозными организациями в рамках введения и реализации комплексного учебного курса ОРКСЭ // Внедрение комплексного учебного курса ОРКСЭ в образовательных учреждениях в 2014–2015 году… С. 36. [21] Письмо Минобрнауки России от 25.05.2015 г. № 08–761 «Об изучении предметных областей: “Основы религиозных культур и светской этики” и “Основы духовно-нравственной культуры народов России”» (https://pravobraz.ru/pismo-minobrnauki-rossii-ot-25-05-2015-g-08-761-ob-...). [22] См.: www.patriarchia.ru/db/text/4273911.html. [23] Шевченко Л.Л. Православная культура. Экспериментальное учебное пособие для начальных классов общеобразовательных школ, лицеев, гимназий. 2-й год обучения. М.: Центр поддержки культурно-исторических традиций Отечества, 2004. [24] Бородина А.В. Основы православной культуры. Православие – культурообразующая религия России. Учебное пособие для учащихся 4 класса. М., 2004. [25] Митрохин Н.А. Клерикализация образования в России… [26] Бородина А.В. Основы православной культуры. Мир вокруг и внутри нас. 2 класс. Пособие для учителей. М.: Экзамен, 2010. С. 5. [27] Смирнов А.В. Учебник нужен, но его придется переписать с нуля (http://iph.ras.ru/s_0.htm). [28] Экспертное сообщество неоднократно выражало протест относительно самого выражения «светская этика». Директор Института философии Абдусалам Гусейнов говорил о недопустимости употребления этого термина в качестве названия предмета, поскольку он не принят в современной философской литературе, за ним не стоит никакой историко-философской традиции. [29] Мальцев В. Ислам со стороны // НГ-Религии. 2012. 5 сентября (www.ng.ru/ng_religii/2012-09-05/7_islam.html). [30] Основы религиозных культур и светской этики. Основы исламской культуры. Учебник для общеобразоват. учреждений. 4 класс / Под ред. Т.Д. Шапошниковой. М.: Дрофа, 2012. С. 132–133. [31] Дубин Б. Вера большинства // Монтаж и демонтаж секулярного мира / Под ред. А. Малашенко, С. Филатова. М.: РОССПЭН, 2014. С. 200. [32] Например, Абдусалам Гусейнов отметил, что «деление учеников на верующих и неверующих – это дикость, такая же, как если бы мы стали делить их по политическим симпатиям или по национальному признаку»: Черняев А. Мораль не выбирают. Интервью с директором ИФ РАН А. Гусейновым // НГ-Религии. 2012. 20 июня (www.ng.ru/ng_religii/2012-06-20/1_moral.html). [33] Выступление председателя ОВЦС, митрополита Волоколамского Илариона, на объединенном заседании Совета Федерации и Государственной Думы 20 ноября 2015 года (www.patriarchia.ru/db/text/4276260.html). [34] Митрохин Н., Сибирева О. «Не бойся, малое стадо!»: Об оценке численности православных верующих на материале полевых исследований в Рязанской области // Неприкосновенный запас. 2007. № 1(51). С. 243–258; Зоркая Н. Православие в безрелигиозном обществе // Вестник общественного мнения. 2009. № 2(100). С. 65–84; Митрохин Н. Социология «бескорыстных мечтателей», или Как все-таки считать количество православных. Рецензия на книгу В. Чесноковой «Тесным путем: Процесс воцерковления населения России в конце ХХ века» // Неприкосновенный запас. 2007. № 1(51). С. 276–284. [35] Дубин Б. Указ. соч. С. 187–188. [36] Агаджанян А. Религиозный плюрализм и национальная идентичность в России // Международный журнал по мультикультурным обществам. 2000. Вып. 2. № 2. С. 18. [37] Дубин Б. Указ. соч. С. 188. [38] Митрохин Н. Русская православная церковь: современное состояние и актуальные проблемы. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 236. [39] Кураев А. Школьное богословие (http://azbyka.ru/tserkov/lyubov_i_semya/vera_i_deti/kuraev_shkolnoe_bogo...). - See more at: http://www.nlobooks.ru/node/7253#sthash.QplXPdMh.dpuf Источник: http://www.nlobooks.ru/node/7253
  6. Появление вероучительных дисциплин в расписании российской школы постсоветского образца напоминает остросюжетный и всё более захватывающий авантюрный роман. Действие его разворачивается уже без малого три десятилетия, этакая «Сага о Форсайтах» на российский лад. Сравнение уместно, хотя бы уже потому, что школьные уроки православия, включая ОПК, так или иначе, обсуждаются едва ли не в каждой российской семье не одно десятилетие. Об истории вопроса, самых последних новациях и перспективах учебного курса размышляет социолог и религиовед, эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований, кандидат философских наук, религиовед Михаил ЖЕРЕБЯТЬЕВ RP: Новый учебный год, похоже, начинается с девиза, «Здравствуй, школа вместе с её новым главным мировоззренческим предметом ОПК!». На это указывают спешно готовящиеся программы, которые ставят новый предмет вровень со сквозными дисциплинами российской школы - русским языком и математикой. Что, вообще, это может значить? Михаил ЖЕРЕБЯТЬЕВ: Конечно, первое, на что обращаешь внимание – неожиданность и спешка. В разгаре беззаботное отпускное лето (в нашем тяжёлом климате – реальная передышка от повседневных забот и даже кризисов), а тут прямо-таки стахановскими темпами - всего за месяц, прямо к началу учебного года - должны уже появиться программы. Заказчик неопределённый, - образовательная вертикаль, - вроде (фактически) да, но, формально, как бы и нет, отчего-то засвечивается лишь Российская Академия образования? Патриархия, - конечно, да. Но, опять же, что называется, «бежит в пристяжных», - всего лишь заявляет о загрузке содержанием остающейся незаполненной «предметной области» - ДНВ (аббревиатура расшифровывается как «духовно-нравственное воспитание») аж на все 11 лет обучения. С чего вдруг – тоже непонятно, ведь ещё совсем недавно было принято устроившее всех компромиссное решение – в 4 и/или 5 классах при условии выбора модулей? Сегодняшний SturmundDrang всеобщей ОПеКизации страны напоминает совсем недавние, также сокрытые от посторонних глаз, маневры, которые предшествовавали появлению «пакета Яровой». А, значит, и это начинание совершенно точно вызовет неоднозначную реакцию в обществе. Другое дело, что в нынешних условиях, когда власть научилась купировать массовые протесты, недовольство, неприятие, отторжение, независимо от своих размеров, не несут угрозы потрясения всех существующих основ. И всё же, опасности разрыва социальной ткани сохраняются. От желаний до вызовов В чём они видятся Вам? Ещё раз повторюсь, - на практике, продавить можно не только любое не пользующееся поддержкой населения решение, - в чём мы все не раз убеждались за последнее время, - но и с успехом отчитаться о проделанной «важной работе». По формальным признакам начинание будет работающим, вместе с тем, оно создаст дополнительное напряжение. А опасности имеют свойство не только накапливаться, как и вступать в различные комбинации с другими вызовами. Давайте хотя бы посмотрим на проблему, исходя из оценок её масштаба. Одно дело, когда сейчас ОРКСЭ впрямую затрагивает педагогов и родителей учащихся 4-5 классов (примерно 10-ю-12-ю или 15-ю часть от общего числа школьников – год от года она меняется в силу неровной демографии), совсем другое, когда эти проблемы коснутся каждой семьи, где есть школьники. Существует одна оч. важная деталь, характеризующая отношения внутри российской семьи, на которую я бы хотел обратить внимание. Взрослые поколения россиян всячески стремятся избежать дополнительных нагрузок в межпоколенческих отношениях. Религия, при общем положительном отношении к ней и конкретно к РПЦ МП, уже в связке с поголовной систематической индоктринацией детей и подростков воспринимается родителями в качестве потенциально конфликтной зоны, заход на территорию которой крайне нежелателен. На это прямо указывают опросы общественного мнения. Россияне в массе своей, - а) не хотят конфликтов в семье на вероисповедной почве, в т.ч. поэтому так негативно оценивают сознательный конфессиональный выбор свои близких (нередко воспринимают его как собственную трагедию, на чём откровенно паразитируют антикультисты, и даже повышенная религиозность в «традиционных» рамках – практикующих приверженцев МП - может легко сойти за увлечение «сектантством»); б) категорически не одобряют выбор своими чадами духовной карьеры. Т.е. как только начнёт работать закон больших чисел, проблемы и нестыковки, которые в невзбаломученом состоянии пребывают где-то под спудом, мгновенно выплеснутся наружу, т.е. перестанут быть уделом совсем уж небольшой группы населения. Конструирование жаждущего ОПК большинства Появлению компромиссной дисциплины ОРКСЭ в школьной программе в период тандемократии (президентства технического преемника) предшествовала широкая общественная дискуссия, длившаяся, как минимум, полтора десятилетия. Какие проблемы выявило преподавание нового предмета в статусе обязательного за последние 6 лет (с учётом 2-х-летнего периода апробации)? Сейчас, как мне представляется, ответственные за проталкивание инициативы решили, если не исключить обсуждение вообще, то уж, по крайней мере, минимизировать дискуссионный формат. Ничем иным спешку с подготовкой учебных программ не объяснишь. Для всесторонней оценки ситуации последних 6-и лет необходимо понимать, что проблемы сложносоставного (шестимодульного) ОРКСЭ каждая из сторон, вовлечённых в процесс его подготовки/преподавания/изучения, - а это, напомню, - уполномоченные религиозными организациями представители четвёрки т.н. «традиционных религий» на разных уровнях, официальная вертикаль минобра, медиаструктуры, педагогическое сообщество, родители - предпочитает трактовать и решать по-своему, что бы ни говорили лоббисты начинания. Лоббисты - патриархия и властные структуры, конечно, между ними нельзя ставить знак равенства. При всех имеющихся у общества разночтениях в оценках нового предмета, опыт изучения ОРКСЭ на государственном уровне признан положительным и такой промежуточный итог определённо является крупным успехом РПЦ МП, поскольку она, единственная из российских деноминаций, вынашивала с конца 80-х намерение прочно обосноваться внутри существующей государственной системы общего образования и запустила сразу после краха СССР с согласия властей разных уровней процесс встраивания в неё. Уже одного простого перечисления акторов процесса достаточно для понимания степени участия и пределов возможностей каждой из вовлечённых в процесс подготовки/преподавания/изучения ОРКСЭ групп. Они имеют не только разные интересы и демонстрируют неодинаковый уровень внутренней консолидации, но и обладают разной степенью влияния на происходящее. Как следствие, перечисленные группы различаются по возможностям воздействия на персоны и центры принятия решений, инстанции, поддерживающие рабочее состояние образовательной системы, медиаструктуры, на социум в целом и его отдельные сегменты. Так, вопреки желаниям и заявлениям представителей титульной церкви, на ОПК не существует реального масштабного запроса «снизу». Зато этот модуль ОРКСЭ активно лоббирует влиятельная религиозная корпорация, - собственно, родоначальник инициативы, с чьей позицией власти обычно считаются. РПЦ МП ссылается не только на историю и культуру, но и предпочитает педалировать совсем уж непредусмотренную конституцией собственную «государствообразующую роль». Однако, во взаимоотношениях с властью по вопросу ОПеКизации патриархия избрала другой оказавшийся беспроигрышным аргумент со ссылкой на поддержку православия неопределённым продекларировашим свою религиозную принадлежность большинством россиян. Получается, на правах законного представителя вероисповедания, поименованного большинством граждан вполне определённым образом, РПЦ МП стремится выражать интересы российских граждан. На само деле, одна корпорация – церковь - таким образом договорилась с другой, - властью, - придав собственному начинанию форму общественного запроса, пускай даже и столь опосредованного. Ещё есть мотив приоритетности воспитания над обучением, который разделяется властями, но он, представляется мне, всё же второстепенным. Принцип «с опорой на большинство» напоминает электоральные схемы, слишком хорошо знакомые и понятные властям с эпохи Перестройки по личному опыту. Поэтому школьный порыв РПЦ стал восприниматься властными структурами с пониманием уже в самом начале 90-х. В нём власти увидели недоступные им ранее инструменты управления, формирования лояльного электората, т.е. управления большинством, необходимым для сохранения собственных позиций. Интересно вот ещё что. Согласно принятым в постсоветской России «нулевых» (хотя тенденция проявилась ещё в 90-х) неформальным правилам и общественной, и политической деятельности, если какая-то структура заявляет, что она представляет условное «большинство», выражает его интересы, то её поддержка уже не может быть иной, кроме поддержкой большинства, поэтому такая структура/организация будет демонстрировать превосходящую силу и мощь во что бы то ни стало. При одном, конечно, условии, если она приходится «ко двору», оказывается, выражаясь современным российским политическим языком, «системной» во властном реестре. С «системностью» у РПЦ МП, как Вы сами понимаете, давно всё в порядке. Да, проводимая властями в союзе с МП религиозная политика не слишком стыкуется с базовыми положениями конституции, профильным федеральным законом об образовании (действующий с 1997 г закон «О свободе совести» – особая статья), но для обхода и конституции и закона об образовании РПЦ стала использовать принцип запасного ключа. Гражданский кодекс предусматривает возможность взаимодействия юридических лиц на основе двусторонних соглашений (договоров) о сотрудничестве. Это совсем не конкордат, поскольку конструкция договорных отношений государства с религиозными организациями не предусмотрена действующим отечественным правом. Вместе с тем, стороны могут договориться хоть высаживать яблони на Марсе, хоть бурить скважины на противоположную сторону нашей планеты, - российское нематериальное право содержит минимум ограничений. Такой вот конфликт права! Поэтому соглашения епархий с органами образования часто содержат положения, откровенно направленные против таких же равных с МП по закону деноминаций. Как правило, на практике власти принимали и продолжают принимать условия РПЦ МП после определённого согласования деталей, хотя имеется немало примеров безоговорочного следования церковным рекомендациям, но такое всё же случается реже. Почему я сделал такую оговорку - с РПЦ МП власти «обычно считаются» (?), - да п.ч. есть очень яркий пример принятия решений, что называется, в обход влиятельной религиозной корпорации. Давайте посмотрим, как выбор модулей ОРКСЭ регулируют власти Татарстана. Там предпочли руководствоваться принципом «ни нашим, ни вашим». Народная мудрость максимально точно выражает существо избранного властями региона курса, который не допускает изменение светского формата общеобразовательной школы и разделения учащихся и обучающих по этно-конфессиональному признаку, даже его акцентирования. Коротко о существе татарстанского начинания: республиканский минобраз рекомендовал школам выбирать предмет из двух светских модулей ОРКСЭ – истории мировых религий и светской этики. Надо сказать, подобные директивные рекомендации по выбору модуля «с ограничениями» со стороны органов управления образования субъектов Федерации - явление отнюдь не уникально татарстанское. В Белгородской области, где ОПК уже продолжительное время изучается со 2 по 11 классы по инициативе тамошнего губернатора в обязательном порядке (на правах предмета регионального компонента), после появления в общероссийской школьной программе ОРКСЭ, особо не мудрствуя, решили: все будут изучать светскую этику. Сбой в программе: прагматическая установка на светскость А существует ли у православных Татарстана (понятно, что не только русских, но и кряшенов, чувашей, др.), так сказать, повышенный запрос на ОПК? Просто, по логике вещей, в регионах со смешанным населением связка этнического и конфессионального должна быть крепче. Более крепкая связка отождествления этничности с определённой конфессией на уровне этногрупповой идентификации, вероятно, существует, но, вот, массового запроса на ОПК нет, как его нет и по стране в целом. Потом не стоит забывать о бытовых, по преимуществу, проявлениях, - что индивидуальной, что коллективной - религиозности в любом стабильном этно-культурном пограничье. Поэтому большой нужды в формализованном постижении доктринальных основ религии, с которой связывают себя люди, обычно нет; по крайней мере, те жители Татарстана, которые считают себя православными, такой необходимости в большинстве своём не ощущают. О культурологическом характере ОПК говорить не приходится, - хотя, когда требуется отводить упрёки ОПК в «законобожии» или в силу инерции, о культурологичности курса ещё периодически заявляется. Какая уж тут культурология, если в ряде епархий то и дело заходит речь о фактическом переводе светских педагогов ОПК в категорию законоучителей. Вот, скажите мне, как иначе можно истолковать претензии епархий на участие их структур в отборе персоналий на должность учителей ОПК? И конечно, не стоит сбрасывать со счетов состоявшееся мягкое выдавливание с патриахийного Олимпа «диакона всея Руси» Андрея Кураева - автора учебника ОПК именно с культурологическим уклоном. Мне представляется, в своё время о. Андрей спас этот курс и своим учебником, и своим умением убеждать самую разную аудиторию. Казус Татарстана очень показателен сразу в нескольких отношениях. Русские националисты в самой республике, как и критики «этнократического режима» из числа представителей титульной национальности адресуют властям Татарстана немало упрёков. Главный, - доминирование в постсоветское время татар на ведущих должностях в республиканских административно-управленческих структурах при приблизительно равной пропорции в Татарстане основных этнических групп – татар и русских. При этом, я ещё ни разу не встречал в списке претензий ограничение на изучение ОПК в школах. И это симптоматично, - упрекнуть в разном отношении к православным и мусульманам при всём желании не получится: ведь точно такого же подхода тамошняя власть в вопросах изучения религии в светской школе придерживается и в отношении ислама. Нынешняя татарская административно-управленческая элита РТ, исходя из прагматических соображений (и опасений тоже), не стремится приближать к себе конкурентов из числа местных мусульман, которые практикуют ислам, выходящий за рамки бытовых обычаев и традиций, более того, видит в «новых» молодых мусульманах нарождающуюся контрэлиту. Татарские националисты, громко заявившие о себе на рубеже 80-90-х, за последние 20 лет утратили общественную поддержку, власти предпочитают не иметь с ними никаких дел. Надо сказать, пока республиканским властям удаётся держать ситуацию под контролем. Конечно, при таком курсе сознательная исламизация массовой общеобразовательной школы в Татарстане невозможна, как неуместна здесь будет любая иная форма клерикализации, под какими бы соусами она ни преподносилась. Трудно сказать, усвоил ли эту местную особенность новый Казанский митрополит РПЦ МП Феофан (Ашурков)? На Кавказе он изо всех сил продавливал школьное изучение ислама, параллельно, разумеется, с ОПК, всячески подталкивал тамошние власти и муфтиев к лоббизму конфессиональных модулей ОРКСЭ. Вы рассказали много интересного об опыте Татарстана, а как обстоят дела с изучением ислама в формате ОРКСЭ в др. регионах с преобладанием мусульманского населения? Опыт Татарстана оказался востребованным. Власти республик Северного Кавказа (за исключением полудоминиона-полупротектората Чечни) по прошествии времени тоже гораздо критичней стали относиться к изучению ислама в общеобразовательных школах. Выгоды оказались не совсем теми, какими они представлялись первоначально: четверо-пятиклассники пред-переходного возраста ещё не доставляют хлопот, да и стремительно исламизирующееся окружение смотрит на новоявленных законоучителей из общеобразовательных школ, мягко говоря, скептически. Местная власть, в свою очередь, испытывает недоверие ко всему, имеющему исламскую маркировку, тогда как пространство влияния т.наз. «традиционного», регулирующего сельскую жизнь, ислама, тесно связанного с суфийскими практиками, стремительно сокращается. Муфтияты кое-где ещё, вроде как, питают надежды на прививку правильного (именуемого традиционным) ислама молодёжи через общеобразовательные школы, в реальности, в такие заявления нередко облекается стремление получить статусный ярлык: понятно же, что наставлять молодёжь абы кого не допустят, а к тем мусульманским лидерам, кто проходит через сито признания их «официальным исламом», претензий, обычно, предъявляют меньше. Т.е. намерение северокавказских муфтиятов опекать школу можно истолковать как стремление укрепить собственные позиции в глазах власти. Впрочем, следует помнить, что мусульманские, иудейские и буддийские юрисдикции России, т.е. те, кто получил возможность преподавать учащимся свои вероучительные традиции, в отличие от титульной церкви РФ, никогда не делали ставку на расширение паствы или её индоктинацию через существующую общеобразовательную школу. Да и в Чечне такая мера оказалась, в общем-то, вынужденной. Собственно, такой же позиции тройка т.наз. «традиционных религий» России придерживается по сей день, их функционеры даже узнали о сегодняшних планах всеобщей ОПеКизации от обращающихся к ним за комментариями журналистов. Для сравнения: в отклике РПЦ МП, напротив, упоминается поддержка начинания (ОПК с 1-го по 11-й) со стороны «традиционных» и даже неких имевших место совместных консультациях… Теперь о позиции других групп, вовлечённых в процесс подготовки/преподавания/изучения ОРКСЭ. Напомню, это - образовательная управленческая вертикаль, медиа-ресурсы, педагогическое сообщество, родители. Легче всего в двух словах охарактеризовать позицию российских светских медиа по отношению к ОПК: это смесь скепсиса и негатива при одновременном соблюдении общепринятого журналистского стандарта: факты, документы и комментарии к ним. Этот стандарт, к слову, при освещении других сюжетов российскими сми вовсе не обязательно соблюдается. Стандарт задаёт формат подачи, который предполагает возможность высказаться и конфессиям из числа т.наз. «традиционных», и властным структурам, и даже экспертам (мнение последних спрашивают, надо сказать, нечасто), быть может, в меньшей степени педагогам и родителям, но и их голоса тоже слышны. Даже в белгородских медиаресурсах, при том, что введение ОПК патронировал лично губернатор, не было единодушного «под козырёк» (возможно, лишь за исключением случая, когда протестанты-переселенцы из Средней Азии в одном из сёл выказали категорическое неприятие предмета и привлекли к себе внимание федеральных изданий и каналов). Правда, это происходило уже в прошедшую эпоху - 10 лет назад, хотя и сейчас тема в местных медиа подаётся в нейтрально-информационном режиме (уже как данность), – без особых восторгов или искусственных «накачек», поскольку «накачивать» больше некого и незачем. Знаете, у меня возникло сравнение позиции белгородских СМИ с восприятием светскими израильтянами шаббата, который одинаков для всех – и для практикующих иудеев, и неверующих, и инаковерующих, - когда не работают большинство магазинов, не ходят крупногабаритные автобусы, пригородные поезда; шаббат считается неотъемлемой частью местного образа жизни, если хотите, - экзотическим брендом Израиля. Повторяю, я сейчас даю оценку белгородской ситуации с ОПК так, как она подаётся в региональных медиаресурсах. С позиции белгородчан, придерживающихся других вероисповеданий, она выглядит совсем иначе, в чём я имел возможность убедиться на месте в 2009 г. В здешнем педагогическом сообществе тоже было не всё просто, у родителей, как я понимаю, также были и остаются собственные вопросы. Федеральные СМИ продолжают периодически поднимать тему ОПК вслед за возникающими информационными поводами. Вот как раз сейчас появился очередной. Предыдущий – довольно показательный и поучительный - имел место в начале прошлого года. Катехизаторы в роли репетиторов В чём его «показательность»? Современные учебные программы российской школы подразделяются на «основные» и «дополнительные», епархии РПЦ МП, как минимум, последние 5-7 лет пытаются активно посадить на бюджетное финансирование собственные предметы «духовно-нравственного» цикла. «Духовное краеведение» – самый распространённый из них. Довольно популярна «духовная безопасность» – этакое поднимающее бдительность сектоведческое руководство в духе рекомендаций антикультиста Дворкина для родителей «как детям не попасть в «страшные» секты». В этом же наборе гораздо реже представлен церковно-славянский язык, что тоже объяснимо. Здесь просто нужен человек, разбирающийся в «матчасти», - почему, скажем, читается твёрдое «д» в слове седмица, но остаётся «глас восьмый» или что означает «непщевати», тогда как для «духовной безопасности» требуется лишь убеждённость вещающего в правоте изрекаемого и априорное неприятие оппонентов. Кое-где власти идут навстречу пожеланиям епархий о факультативах. Лично мне встречалась информация, относящаяся к Тамбовской и Саратовской областям. Пока тамошних учащихся массово охватить факультативами примыкающими к ОПК в формате дополнительного образования не получается, имеется лишь ч-т локальное, «точечное». Что из этого вырастет тоже не оч. понятно? Что любопытно, предложения титульной церкви по расширению возможностей изучения ОПК за счёт дополнительного школьного образования совпадает с идеальным образом школы, каким его видит нынешний министр образования Ливанов. Главный пункт «идеальной школы» по версии министра - это полнодневная занятость учащихся. Родители видятся в этом проекте потенциальным союзником министерства, – как-никак дети будут находиться большую часть дня под контролем. Но преимущество предложений Ливанова одновременно является и самым уязвимым его местом, поскольку объективно эффективность образования выносится при таком подходе за скобки. Можно не сомневаться, что продвигая идею полнодневки, и без того самый непопулярный из российских министров вызовет на себя ещё больший огонь критики профессионального педагогического сообщества и, самое главное, родителей, на которых он пытается опереться. Задача, надо сказать, трудновыполнимая. Конечно, в качестве аргументов за проект Ливанова будут приводиться возможность углублённого изучения предметов, занятий спортом высоких достижений, да даже обычной физподготовкой на уровне нормативов ГТО, но что в реальности получится «на выходе» не знает никто. Введение полнодневки ломает всю существующую конструкцию приготовление школьников к высшему образованию: далеко не в каждой школе имеются высоквалифицированные педагоги, чтобы вести весь набор факультативов с углублённым освоением предметов. Снова понадобятся квалифицированные репетиторы, а как, на каких правах они войдут в школу, - если другого свободного времени, кроме субботы и воскресенья, на домашней площадке у учеников не остаётся? Далее, какое количество учащихся будет считаться необходимым для приглашения репетитора со стороны и за чей счёт будут оплачиваться факультативы, дающие знания, необходимые для выбора вуза? Поэтому худшие опасения, связанные, в первую очередь, со снижением качества обучения, превращения и так вызывающего нарекания образования постсоветского образца в огромные по масштабам гетто для социальных аутсайдеров, будут только расти. По моим представлениям, проект полнодневки пока не смог стартовать из-за банального отсутствия средств. Чтобы его реализовать, нужно, как минимум, все городские школы страны перевести на занятия в одну смену, а значит, построить ещё к-т какое-то количество школьных зданий, плюс иметь средства для финансирования новых педагогических ставок. И то, и другое относится к компетенции даже не дотационных в большинстве своём субъектов Федерации, а просто еле сводящих концы с концами муниципалитетов. Чтобы было совсем уж понятно, в 2016-м бюджеты наших миллионников – Омска и Воронежа - это 14 млрд р. у каждого городского муниципалитета, у 700-тысячной Махачкалы существенно меньше - всего 6 млрд.р. … Правда, подготовительная работа в приближении к полнодневке систематически ведётся: нынешний министр образования рано или поздно покинет свой пост, тогда как сделанные под его менеджерским руководством наработки лягут в основу дальнейшей трансформации российской системы образования. Короче, вектор её изменений уже задан и понятен. А тут ещё предложения вице-премьера Холодец, - мол, надо делать ставку не на массовое высшее, давайте лучше выстраивать для большинства детей систему профессиональной подготовки. Я так понимаю, речь идёт об аналоговой системе немецких Fachschule. Просто советские ПТУ, - несколько подкрашенные ФЗУ, «ремеслухи», - не возрождаемы в принципе. Завязанная на технологии второй промышленной революции советская система профтехобразования уже в годы своего рассвета безнадёжно отставала от требований времени. Но в учебных заведениях типа Fachschule тоже будут требоваться какие-то исходные знания и навыки, которые вряд ли заменят школьный курс ОПК или умение двигаться в ритме танца хоки-поки. Так вот, полтора года назад директора московских школ категорически воспротивились появлению ОПК среди предметов дополнительного образования. Чтобы было совсем понятно, - полнодневка ещё не введена, но уже существует формат дополнительных факультативов и он развивается. Надо сказать, в Москве, как и в больших городах России у ОПК среди модулей ОРКСЭ позиции не самые прочные: родители всё же отдают предпочтение светской этике. Потом, в Москве нет того, что есть, допустим, в Тамбовской области, где епископ вышел на губернатора, они договорились между собой - «будет в основном ОПК». После чего областное управление образование, региональный центр переподготовки учителей совместно с епархиальным духовенством принялись формировать «правильный выбор» родителей, разумеется, в пользу ОПК. 6 лет назад я имел возможность лично слышать откровения о технологиях достижения высоких результатов православного модуля от представителя управления образования. Поэтому-то Тамбовская область оказалась среди самых ОПеКизированных территорий. Есть епархии, в которых все общеобразовательные школы, включая, прежде всего, городские, закреплены за кураторами-священниками: у каких-то школ такие отношения совершенно формальны, а где-то и очень даже содержательны. Да, секрет успеха прост, - достаточно применить административный ресурс! Такие вещи в плане формирования родительского волеизъявления происходят практически повсеместно. Население больших городов, региональных столиц, как я уже отметил, всё же умеет выбирать модули без настоятельных авторитетных рекомендаций, - типа, «ОМР – не годится, поскольку сначала надо знать своё, чтобы потом разобраться с остальным», «светская этика – курс, формирующий релятивистские представления, а, значит, без руководящего воздействия религиозного мировоззрения он тоже ничему хорошему не научит». В Москве, по моим сведениям, система таких рекомендаций не запускалась, отсюда и стремление епархиальных структур освоить дополнительные часы, отводимые на факультативы. Так вот, московских директоров школ больше всего возмутила экономическая составляющая вопроса. Получается, управленческие образовательные ведомства среднего звена подталкивают их к зарабатыванию средств на нужды самих учебных заведений путём сдачи школьных помещений в аренду, а есть, оказывается (!), такие структуры, которые стремятся получить доступ к школьным помещениям бесплатно… То, что мне удалось выяснить из источников, знакомых с конфликтом, правовая коллизия возникла из-за того, что ОПК представлен далеко не во всех московских школах, соответственно, свои штатные педагоги, которые могли бы предложить вести такой факультатив, есть не везде. Я, правда, не уверен, что он оказался бы таким уж востребованным, но и конфликта именно с этим набором составляющих, определённо бы не случилось, - в массе своей педагоги, которым ОПК достался «в нагрузку», вряд ли бы стали проявлять настойчивость. Претендовали на факультатив присланные епархией штатные катехизаторы, получающие церковную зарплату. С недавних пор такие должности появилось повсеместно в епархиях МП, понятно, новых сотрудников надо загружать работой, тем более, в столице в среде православной субкультуры имеется немало образованных людей. После скандала вопрос быстро утонул в дебрях городских образовательно-управленческих структур, однако, уже осенью появилась информация о неких 3-х десятках московских школ, в которых вводится изучение ОПК в формате апробации расширенного изучения уже по годам обучения, иными словами дальше и больше, а не только в рамках годового курса в 4 или 5 классах. Какие это школы – никакой доступной интересующимся проблемой информации по прошествии года не появилось, по крайней мере, я систематически мониторю тему, но ничего конкретного не встречал. Допускаю, апробация, скорее всего, могла затронуть столичные православные гимназии и классы общеобразовательных школ с этно-культурным (русским) компонентом. Пожалуй, это был первый серьёзный сигнал приближающегося долговременного православного всеобуча, - заявления делались и раньше, - а здесь уже пошло практическое воплощение планов, пускай даже в ограниченных масштабах. Обратите внимание, и сейчас тоже говорится о методическом и содержательном наполнении этно-культурной образовательной компоненты. (Окончание следует) Беседовал Антон СВИРИДОВ http://religiopolis.org/publications/10634-zherebyatev-chto-podrazumevaem-1.html
  7. 27 мая в 17:00 в Институте иностранных языков (М. Казенный пер., 5б, аудитория 226) пройдет открытая лекция профессора Андрея Вячеславовича Кураева «Как культурологу рассказывать об основах православной культуры». Московский городской продолжает проводить открытые лекции в рамках проекта «ПЛАСТИЛИН» — открытая мастерская науки. 27 мая в 17:00 в Институте иностранных языков (М. Казенный пер., 5б, аудитория 226) пройдет открытая лекция профессора Андрея Вячеславовича Кураева «Как культурологу рассказывать об основах православной культуры». Если вы не можете посетить лекцию, то видеозапись лекции появится на канале Московского городского в Youtube RUMGPU. Подписывайтесь на наш канал, чтобы получать уведомления о новых материалах на почту. Следите за проектом «ПЛАСТИЛИН» в Московском городском! https://plastilin.timepad.ru/event/332247/
  8. ЛЮДМИЛА ФИЛИПОВИЧ: У ЗАГАЛЬНООСВІТНІЙ ШКОЛІ СЛІД ВИКЛАДАТИ НЕ «РЕЛІГІЮ», А «ЗНАННЯ ПРО РЕЛІГІЇ» Автор: Іламі Ясна, Людмила Филипович Опубліковано 27.01.2016 Ми продовжуємо цикл інтерв’ю, присвячений гуманітарній освіті в Україні. У попередніх бесідах своїми думками з цього приводу поділилися філософи Сергій Пролеєв, Вахтанґ Кебуладзе, Олексій Панич та Олег Хома. Сьогодні ми передаємо слово представнику релігієзнавчої науки та освіти – завідувачу відділу історії релігії та практичного релігієзнавства Відділення релігієзнавства Інституту філософії ім. Г. С. Сковороди НАН України, віце-президенту Української асоціації релігієзнавців, доктору філософських наук, професоруЛюдмилі Филипович. Іламі Ясна:Пані Людмило, доброго дня! Дякую Вам за бажання підтримати дискусію та висвітлити сегмент гуманітарної освіти, якого ми ще не торкалися – релігійну освіту. Я вважаю, що не буде перебільшенням твердження, що Вас можна вважати одним з родоначальників українського релігієзнавства – і як галузі досліджень, і як освітнього напрямку? Людмила Филипович: Батьками українського релігієзнавства є відомі історичні постаті, на плечах яких будувалося сучасне розуміння науки про релігію. У мене немає підстав претендувати на «родоначальництво». Засновниками сучасного релігієзнавства вважаю поважніших, і за віком, і за фахом, моїх вчителів. Себе бачу скоріше донькою, ніж родоначальником, яка з часом перетворюється на релігієзнавчу маму, а тепер вже і бабусю. Але то правда, що я була активно включена в процес становлення українського релігієзнавства та релігієзнавчої освіти з самого його початку. Завдяки навчанню в аспірантурі ІФ НАНУ влилася в колектив відділу філософії релігії (на чолі з Борисом Лобовиком та Анатолієм Колодним), який взявся за реформування або, як ви кажете, ребрендинг, науки про релігію. Вже у 1991 році стало зрозумілим, що «науковий атеїзм» не відповідає суспільним викликам, а тому має з’явитися нова наука/дисципліна, яка здатна трансформувати попереднє сприйняття і розуміння світу, і, врешті змінити світогляд людей, що вивчають релігію та викладають знання про неї. На той момент запит суспільства на нові знання про духовність, релігію був окреслений доволі чітко. На середину 90-х років життя в Україні почало кардинально змінюватися, що відбилося і на релігійній сфері: від неприйняття віруючих людей як повноправних громадян та заборони на релігію ми прийшли до зовсім іншої моделі, коли релігію почали сприймати як духовний і соціально важливий феномен. Релігійних людей перестали переслідувати за їх переконання, вони вільно могли сповідувати будь-яку релігію, індивідуально чи колективно, приватно чи публічно. Тому то і постало питання про те, як донести розуміння цих змін до свідомості як пересічних громадян, так і фахівців. Можна стверджувати, що 25 років тому центром формування цього нового погляду на релігію та релігієзнавство стало Відділення релігієзнавства Інституту філософії імені Григорія Сковороди, яке згодом очолив професор Анатолій Миколайович Колодний. В той час релігієзнавства як самостійної науки і дисципліни не існувало. Спільно із Київським національним університетом імені Тараса Шевченка та Національним педагогічним університетом імені Михайла Драгоманова ми розробили паспорт спеціальності, дисциплінарну структуру релігієзнавства, визначилися в навчальних планах і почали впроваджувати цей курс у навчальні програми університетів. Також ми видали перший «Релігієзнавчий словник» (1996) та перший академічний підручник з релігієзнавства (2000), які стали результатом тривалих років теоретичних і практичних напрацювань. І сьогодні навчання в вищих навчальних закладах відбувається за тією схемою, яку запропонував Анатолій Колодний. А моє (і не тільки моє) бачення українського релігієзнавства як цілісної, а не комплексної галузі гуманітарного знання, багато в чому спирається на концепцію, сформульовану в той час. Іламі Ясна: Тож, перейдемо до теми освіти. Хотілося б почати з рівня середніх шкіл: як Ви бачите баланс держави та церкви у викладанні релігійних і релігієзнавчих дисциплін у загальноосвітній школі? Чи має шкільна релігійна освіта бути конфесійною – та якщо так, як визначити, котра з релігійних систем має стати «стандартом»? Людмила Филипович: Це дуже важливе запитання, я багато думала над ним. На мій погляд, необхідно чітко розрізняти релігійну і релігієзнавчу освіти. Релігійна освіта в світській державі має надаватися лише в спеціалізованих освітніх закладах. Це можуть бути і загальноосвітні школи та світські вузи, які засновані релігійними організаціями, що стало можливим завдяки останнім змінам до українського законодавства. Такі поодинокі школи існували і раніше. В західному регіоні, де велика частка населення є греко-католиками, за бажанням чи вимогою батьків і лише факультативно багато років викладається християнська етика. Природно, коли в єврейській школі релігійний компонент також відчутний. Там не викладають християнську етику, але вчать Тору. Мені дуже сподобались загальноосвітні школи «Надія» в Чернівцях та «Сяйво» в Житомирі, засновані баптистами, де явно присутній християнський дух. А от у навчальних програмах державних загальноосвітніх шкіл точно не має бути дисципліни «Релігія». Утім, я за те, щоб там був курс, що надаватиме знання про релігію. В українській мові ми поки що не маємо усталених назв, здатних підкреслити цю відмінність, але якщо звернутися до англомовної термінології, це має бути не «Religious Studies» чи «Religious Knowledge», а «StudyofReligions», а краще «Knowledge about Religion». Ці два підходи – викладання релігії та знань про релігії – є принципово різними. Якщо людина заангажована на своєму віросповіданні, то решта релігій постає для неї як неістинний шлях пізнання світу, людини, Бога. Для релігієзнавця ж всі релігії є рівноправними, незалежно від того, скільки їхніх прихильників існує у світі – мільярди чи лише десятки. Світське, академічне релігієзнавство вивчає не Бога – воно вивчає людину, яка є релігійною («Homoreligiosus», за Мірче Еліаде), тобто яка сприймає Бога як найвищу цінність свого життя. Те, як ця людина розуміє догмати своєї віри, як вона вибудовує концепції свого походження, бачення сенсу життя, систему цінностей – все це й є предметом нашої науки. Слід розуміти, що на практиці викладання дисциплін, пов’язаних із релігією, завжди залежатиме від кожного конкретного викладача. Якщо це буде людина заангажована, то зрозуміло, що знання будуть подаватися незбалансовано, адже такий викладач буде дивитися на інші релігії крізь призму своєї власної. Тому бажано щоб викладачами були світські люди, які навчалися на релігієзнавчих факультетах провідних вишів. Це може бути віруюча людина, але вона має отримати світську університетську освіту або пройти курси підвищення кваліфікації для того, щоб володіти сучасними методиками викладання релігієзнавчих дисциплін, які не приймають конфесійність як один з освітніх принципів. При цьому я не відкидаю теологів як потенційних викладачів дисциплін про релігію. Історія європейських країн демонструє нам прекрасну традицію, в якій відсутнє жорстке дистанціювання між релігієзнавством і теологією. Будь який поважний університет має обидва факультети – і «ReligiousStudies» (по суті – релігієзнавство), і «Theology» (теологія). В Європі це вважається престижним: бути теологом та мати сертифікат з релігієзнавства і навпаки. Ці спеціальності взаємно доповнюють одна іншу. Теологія – це серцевина будь якої релігії, її внутрішній зміст. Без релігієзнавства неможливо дослідити її зовнішні характеристики. Одне без іншого неможливе. Але до західних стандартів нам ще далеко, хоча і там немало країн, де викладається саме релігія, а не знання про неї. У нас же на практиці шкільне викладання предметів, пов’язаних з релігією, переважно є конфесійно спрямованим. Наприклад, дуже поширена сьогодні в Україні, особливо в Західній, дисципліна «Християнська етика». Вона вже рекомендована та схвалена Міністерством освіти; рецензуються програми та підручники для неї. Вважається, що ця дисципліна покликана збудувати фундамент моральності, що підходить будь-якій людині, віруючій чи невіруючій, оскільки ці норми для різних релігій і світської етики дуже схожі. Я не маю сумнівів щодо корисності викладання «Християнської етики»: сучасна людина має знати основи релігійної моралі. Але релігія – це ж не тільки мораль. Думаю, що кругозір та ерудиція молоді стали б ширшими від знайомства з усіма духовними досвідами людства, а не тільки християнським. Знання і розуміння іншого – це толерантне, не агресивне знання. Іламі Ясна: У якій саме формі має подаватися це «знання про релігії»? З якого віку людина здатна адекватно сприйняти таке знання? Оптимальна форма шкільної релігійної освіти – це одиничний навчальний курс чи цикл дисциплін, що продовжується із року в рік, як, скажемо, курс математики чи історії? Людмила Филипович: Я вважаю, починаючи з 5-6 класів у навчальних програмах шкіл потрібен курс «Історія релігії» – пропедевтичний курс, що дасть дітям загальні знання про релігійні системи. Він не має бути поглибленим, але покликаний сформувати розуміння того, що світ не є одноманітним, що він – гетерогенний. Слід зацікавити дітей тим, що крім українців і європейської цивілізації існують зовсім інші народи, інші держави, інші культури. Я думаю, що таке розуміння здатне привити людині смак до пізнання нового, часом несподіваного, можливо, трохи екзотичного. Чому це важливо? Релігія є частиною історії, частиною духовної і матеріальної культури, досвіду різних народів. Сьогодні важко уявити освічену людину, яка не розумілася б на біблійних сюжетах, нічого не чула про Ісуса Христа, не знала звідки родом Будда, не розуміла б, чим різняться, хоча б елементарно, ритуали та свята в індуїзмі, джайнізмі чи, скажемо, сикхізмі. Тим більш це стає актуальним сьогодні, коли Україна входить у світовий культурний простір, налагоджує торгівельні, економічні, культурні зв’язки з усім світом, де релігія відіграє величезну роль – особливо це характерно для країн Сходу. В таких умовах розуміння культури і релігій інших народів стає абсолютно необхідним. Ну і нарешті, що більше людина знатиме про інші цивілізації, то краще розумітиме себе. Іламі Ясна: Отже, Ви пропонуєте рухатися у напрямку релігієзнавчого, компаративного підходу, демонструючи учням усю палітру світових релігійних традицій? Але чи не призведе це до формування спрощеного розуміння релігії як однієї з соціальних практик, а не сфери духовного досвіду? Чи не ризикують діти, виховані таким чином, вирости позарелігійними – це ж цілі покоління людей, в яких немає відчуття Бога... Людмила Филипович: Я впевнена, що необхідно дати людині свободу для того, щоб вона в певний час самостійно визначилася, чи потрібен їй Бог у житті. Думаю, переважна більшість людей все ж таки потребує Бога – але це має бути свідомий, а не нав’язаний вибір. Якщо ти маєш уявлення лише про одну релігію – це не світоглядне самовизначення, це історична традиція, належність до якоїсь культури. Але чи це вибір? Якщо ти знайомий з двома релігіями – це також не вибір, це – альтернатива. Вибір можливий лише тоді, коли ти обираєш серед багатьох релігій. І добре, якщо твій кінцевий вибір збігається із релігією батьків, він буде міцний, певний, свідомий. Але ліберальне і демократичне суспільство має створити умови для реального вибору, і не тільки країни проживання чи мови спілкування, сфери діяльності чи рівня освіти, а й духовних цінностей. Так, дехто непокоїться, що ми можемо втратити традиційні релігії. Але такого не відбудеться. На практиці переходи з однієї релігії в іншу відбуваються дуже рідко. Наприклад, ми проводили дослідження нових релігійних течій, в межах якого опитали понад 700 прихильників нових релігійних рухів. Одне з питань, що їм задавали, було про причини обрання саме цієї нетрадиційної релігії та чи були ці люди перед цим прихильниками якоїсь іншої традиції. Так от, попередній релігійний досвід мали лише двоє з опитуваних, які розчарувалися у своїй релігії та обрали нову. Насправді, якщо людина почувається комфортно в тій системі інформації, яку вона отримує про себе та світ, про Бога, вона не шукатиме іншого. І навпаки, якщо їй щось не подобається, майже не можливо це їй нав’язати. Іламі Ясна: А яка сьогодні ситуація з позашкільною релігійною освітою? Людмила Филипович: Тут перш за все треба звернутися до статистики: скільки недільних шкіл є в тих чи інших конфесіях. Загалом по Україні на 1 січня 2015 року (цьогорічних даних ще немає) нараховувалося майже 12,5 тисяч недільних шкіл. Майже при кожній третій парафії є така школа. Утім, не усі священики чи пастори однаково ставляться до державної релігійної освіти. Є такі парафії, що взагалі не ведуть просвітницької діяльності, сподіваючись у цьому тільки на державу. А от, наприклад, настоятель Свято-Михайлівськогокафедрального собору міста Житомира отець Богдан Бойко шуткує, що його недільна школа працює сім днів на тиждень. Діти й дорослі майже щодня приходять до нього по знання про православ’я. Найбільша кількість недільних шкіл належить Українській Православній церкві МП. І це зрозуміло, бо ця церква має у три рази більше парафій, ніж Православна церква Київського патріархату та вдесятеро більше, ніж у Автокефальної церкви. Дуже активні у релігійному навчанні своїх вірних греко-католики. Майже півтори тисячі недільних шкіл працює в церкві. Якщо священик не встигає виконувати усі обов’язки, йому допомагає дружина. Добре поставлена справа з недільними школами у протестантів – кожна друга громада має свою недільну школу. Діти активно вивчають релігію під час богослужінь, читають Біблію, обговорюють її історії, вчаться жити по-християнськи. Ми мало знаємо про такі школі в мусульман та представників східних релігій. Іудеї України прагнуть відновити традицію релігійного навчання в єшивах, які функціонують в межах синагог, де відбувається все релігійне життя віруючих євреїв. Наприклад, школи, де навчаються діти імолодь, є і в кришнаїтів – вони є у десяти з 38 зареєстрованих в Україні громад. Мусульмани в своїх культурних центрах теж дуже уважно ставляться до дітей. Але у будь-якій конфесії це справа переважно самих громад. Держава туди не втручається. Проблема в тому, що далеко не всі релігійні керівники (управлінці) мають спеціальну педагогічну освіту, тому організувати таку роботу дуже непросто. Іламі Ясна: Який зарубіжний досвід варто взяти за взірець у розбудові вітчизняної системи релігійної та релігієзнавчої освіти на рівні середніх шкіл? Людмила Филипович: Такий досвід є, і Україна ним уже давно зацікавилася. Універсальних програм у європейських школах немає: кожний фахівець створює авторську програму, що породжує здорову конкуренцію між викладачами. Якщо це факультатив, а значить діти самостійно обирають заняття, які хочуть відвідувати, то це сильно мотивує вчителя: він пропонує цікаві та конкурентоспроможні курси. Це – чудовий стимул подати релігієзнавчі дисципліни яскраво та не банально. Самі ж курси дуже різні в різних країнах. Про це, до речі, можна почитати в книзі «TheRoutledgeInternationalHandbook оfReligiousEducation», де описані релігійно-освітні системи 53 країн, в тому числі, українська[1]. Мене зацікавив досвід Іспанії, звідки й пішла так звана Толедська ініціатива[2] викладати не релігію, а курс толерантності до представників інших релігій, адже вважається, що знання лише власної релігії не здатне сформувати в людині правильного відношення до носіїв інших релігійних традицій. Погодьтесь, що саме такий підхід на сьогодні є особливо актуальним для Європи у зв’язку з великою кількістю мігрантів, що представляють інші релігії, зокрема, іслам. Католицька і протестантська церкви в Німеччині, спираючись на дух християнської толерантності, закликали християн надавати підтримку мігрантам-мусульманам, особливо таким, що приїздять з небезпечних регіонів. Але бачимо, як запас цієї толерантності закінчується. І не тільки у німців. Інші країни відгороджуються одна від одної стінами, аби зупинити потік біженців. Дозволю собі припустити: якби європейцям викладали у школі чи університеті курс релігійної толерантності, ситуація не була б такою критичною. Я була дуже захоплена іспанською моделлю та за підтримки Іоланти Амброієвич-Джекобс (Польша) та Коула Дьюрема (США) презентувала цю програму в Україні, але поки що ми, напевно, не готові до сприйняття такого незвичного курсу. Тому робимо те, що можливе у нашій ситуації. Наприклад, курс «Практичне релігієзнавство», який я викладаю зараз в НаУКМА, спрямований на подолання упередженого ставлення, скажімо, католиків до православних, православних до мусульман тощо. Ці стереотипи отруюють наше життя і заважають комунікації. Іламі Ясна: Питання, що останнім часом стало майже стандартним у дискусіях про релігію: що змінилося або має змінитися у сфері релігійної освіти у зв’язку з політичними подіями останніх двох років? Яку політику релігійної освіти слід обрати Україні в умовах конфлікту з Росією, з одного боку, та прагнення до євроінтеграції – з іншого? Зрозуміло, що формування релігійного світогляду відіграє у цій ситуації ледь не вирішальну роль, тож, виникає питання: чи є певний контроль з боку держави необхідним в цій сфері? Людмила Филипович: Персонально я – проти будь-якого контролю держави в сфері релігійної освіти. Це питання цілком належить до компетенції церков: тільки вони мають право вирішувати, що і як викладати. Держава відокремлена від церкви, тому її втручання тут неприпустиме. Тим більш, що державна політика в цій сфері постійно змінюється: прийшов один президент зі своїми симпатіями – привілеї отримує одна церква, прийшов новий, орієнтований на іншу релігійну традицію – підтримується інша. Останнім часом таке фаворитизування певних конфесій зменшилося, але всі й досі оглядаються на владу, а що скаже міністр чи віце-прем’єр, не кажучи вже про президента… Тому я більш зорієнтована на інші механізми і засоби впливу, зокрема на силу громадянського суспільства, яке, без сумніву, має висловлювати свої очікування щодо місця церкви у суспільному бутті і, тим більш, в освіті. Але знов таки, це не можна робити силою, прямим наказом чи законом. Як ви собі це уявляєте? Приходить представник якоїсь громадської організації до ректора духовної семінарії і диктує йому, що має бути у програмі, а що ні? Церкви, які дійсно чутливі до суспільно-політичних змін, самі реагують на них, запрошують викладачів, пропонують актуальні освітні програми. Наприклад, нещодавно мене запросили до Волинського Православної Богословської академії прочитати курс «Державно-церковні і міжконфесійні відносини в сучасній Україні». Актуально? Безперечно! В іншій духовній семінарії я читала курс «Релігійна свобода: історія і сучасні виклики». Треба? Бажано! Тобто церкви розуміють, що священик, який не володіє такою інформацією, а зорієнтований лише на догматиці чи обрядах, мало кому потрібний – не той час. Він має вести паству, а не плентатися в хвості історичних подій. Таким чином громадянське суспільство, представлене журналістами, науковцями, письменниками, громадськими діячами, депутатами, спонукає церкви до змін, в тому числі і в освіті. А от що слід сьогодні змінити у релігійній освіті – на це питання я навряд чи можу дати конкретну відповідь. Ми завжди прагнемо готових рішень, але слід розуміти, що їх не існує. Загальний результат залежить від кожного з елементів системи: від наявності зацікавлених учнів, мотивованих вчителів, якісної літератури і таке інше. І от тут потрібні площадки, де громадянське суспільство матиме можливість висловлювати свою позицію. Думаю, Ваш проект «Ребрендинг філософії» цілком спроможний бути однією з таких площадок, і представники не лише релігієзнавства, але й усіх гуманітарних дисциплін, мають скористатися нею, щоб донести до людей ідеї важливості гуманітаристики для сучасного світу, сучасних людей. Що більше буде створено таких площадок, де ми зможемо спілкуватися, дискутувати, обговорювати, то більше у нас буде шансів вибудувати якісну систему освіти, у тому числі, релігійної. Іламі Ясна: Ви окреслили деякі риси того, якою, на Вашу думку, має бути релігійна освіта – загалом та в сучасних політичних умовах. А який стан справ на практиці? Що у наявній системі освіти більш-менш відповідає «ідеальній моделі», що потребує змін? Людмила Филипович: У нас є добротні досягнення, хороший досвід, якими ні в якому разі не слід нехтувати. Але є й слабкі місця. Вважаю, перше, що перешкоджає вітчизняним фахівцям – це незнання іноземних мов. Для того, хто володіє сьогодні принаймні англійською мовою, відкрито масу можливостей і в навчанні, і в дослідженні, і в комунікації, бо така людина краще орієнтується в сучасному світі та здатна залучати результати чужого досвіду – було б лише бажання використовувати його у своїй викладацькій діяльності. Але поки що знання мов серед вітчизняних викладачів, навіть молодих, – це швидше виняток, ніж правило. По-друге, викладання будь-яких дисциплін має бути професійним, тобто ним мають займатися люди, які спеціально навчалися саме цьому. Нам не потрібні філософи чи релігієзнавці «Кулібіни», новий час вимагає не самодіяльних вчителів, таких собі самородків від «нонстопдумання», а освічених, в найкращих центрах професійної освіти вивчених талановитих і вмотивованих молодих! Викладачів. Переконана, що непрофесійне викладання радше шкодить студентові, ніж дає якусь користь. Дискредитація науки – це найгірше, що може статися. Освіта, без сумніву, має бути відкритою, а не гальмуватися методологічними чи ідеологічними вимогами минулого століття. Освіта має бути сучасною, тобто ми маємо тримати руку на пульсі усіх тих процесів, що відбуваються у суспільстві. Освіта має бути динамічною, тобто викладач має осмислити та «переварити» все нове, що з’являється у суспільстві, щоб у зрозумілій формі подати це своїм учням. Чи відповідає сьогодні релігійна і релігієзнавча освіта цим вимогам? На жаль, ні. Звісно, ми над цим працюємо та прагнемо досягти ідеалу – хоча й розуміємо, що у реальному житті це навряд чи можливо. Іламі Ясна: Як мають сьогодні діяти представники академічного релігієзнавства для розбудови оптимальної системи релігійної та релігієзнавчої освіти? Людмила Филипович: Ми співпрацюємо з Міністерством освіти і науки щодо впровадження курсів історії релігій у середній школі. Це є важливим ще й тому, що поява таких освітніх предметів створить запит на випускників релігієзнавчих факультетів, які зможуть отримані знання передати молоді. Але не всі розуміють важливість таких змін. У сфері шкільної освіти панує орієнтація на християнську етику. Сильний вплив мають церкви, на рішення яких ми не завжди можемо вплинути. Нам слід давати більше можливостей молодим, і тут старше покоління повинно дати їм дорогу. Впевнена, що не може людина в вісімдесят років так само блискуче читати курс релігієзнавства, як в тридцять чи тридцять п’ять. Зрозуміло, що просто звільняти цих людей неможливо, але вони можуть виконувати інші функції – наприклад, бути консультантами. Треба підтримувати ініціативи молоді, а також створювати умови для здорової змагальності, яку зазвичай сприймають як конкуренцію, як підсиджування. Майже не поширена практика обміну викладачами. І зрозуміло чому: на фоні талановитого викладача, новатора в своїй сфері, такий собі середнячок виглядатиме безнадійно, студенти його не слухатимуть. Я знаю декілька таких відмовних випадків. Але ж так можна позбутися абсолютних нездар в цій сфері і стимулювати покликаних. Але ж найголовніше, чого мені хотілося – щоб мої молодші колеги знали, вміли та бажали більшого, ніж я – адже вони мають незмірно більші можливості. Кандидатську ступінь заслужено отримують двадцятирічні, а докторами наук стають до 35-ти. А які технічні можливості! Скільки часу раніше ми витрачали на те, щоб візуалізувати якусь думку чи ідею. Сьогодні інтернет за вас це зробить – знайде, пояснить, покаже. Мої студенти не знали, що таке скинія, клобук, Афон, як виглядають свитки Тори, де знаходиться олтар в храмі і хто такі дервіші. Відповіді на всі ці питання я мала шукати сама, в бібліотеках, архівах, музеях, альбомах… Сьогодні все це у відкритому доступі по всьому світу. Щороку і в рамках Малої Академії наук, і молодіжних релігієзнавчих шкіл, і конкурсів студентських робіт, і під час студентських конференцій чи захистів дипломних робіт випускників за фахом «релігієзнавство» я спілкуюсь з талановитими молодими людьми. Утім, з них в науці та освіті залишаються одиниці. І тут загальна біда – незатребуваність на спеціалістів гуманітарного профілю, і біда фахова. Можливо, ця інертність і такий собі іскепізм (escape) пов’язаний з тим, що молодь не бачить перспектив власного професійного розвитку, щоб мало показати старше покоління релігієзнавців. Але ми всі маємо зрозуміти, що ніхто не створить для нас цих перспектив – ані держава, ані суспільство, ані церкви. Це – наш обов’язок, наші компетенції, наше бажання. Ми маємо сформувати у суспільства запит на себе, потребу в собі. Якщо ми хочемо існувати як наукове та освітянське співтовариство, то творімо таке середовище разом, де комфортно почуватимуться та ефективно діятимуть релігієзнавці як професіонали та експерти. [1]Davis D. Miroshnikova E. M. The Routledge international handbook of religious education. - London: Routledge, 2013.Авторами розділу, присвяченого Україні, є Л. Филипович та Н. Гаврілова. [2]Йдеться про документ Організації з безпеки і співробітництва в Європі «Толедські керівні принципи з навчання питань релігії та переконань у державних школах» (2007 р.).
×
×
  • Создать...

Важная информация