Search the Community

Рыбак рыбаку Анастасия Кинаш Внутри у рыбы темнота И божие слова Лови их, Скупо бормоча: Не та, Не та, Не та. Бросай их на песок, Бросай. Курганы строй из рыб. Внутри у каждой - рыбий рай Болит, Болит, Болит. Лови их, глупых и калечь, Крючком Ломай Хребты. Внутри у рыбы - божья речь И море Темноты. Учись душить их рыбий плач, Тяни Наверх, Наверх. Рыбачь, пока живой рыбачь. Заставь Звучать Их всех.

Дед ничего не видит, и я боюсь, Что и меня не помнит. Стоим вдвоём В гулком подъезде – в лифте на стенах гнусь, Кнопки оплавлены. Мы никого не ждём. Но почему-то, когда я тянусь нажать Первый этаж, дед хватает моё плечо. Я едва слышно мямлю, что мне так жаль, Так бесприютно, гадко и горячо, Что не могу здесь быть и уйти хочу. Деда, скулю, поехали поскорей... Больно шепчу, тяжело моему плечу. Но он сжимает руку ещё сильней. Так мы стоим и смотрим на грязный пол, Пахнет морозом и воском, землёй сырой. – Дед, – говорю, – я знаю, ты очень зол, Но я ведь правда очень хочу с тобой. Он никогда и слова не даст в ответ, Он их забыл, наверно, давным-давно... Я просыпаюсь, включаю настольный свет, И ещё очень долго смотрю в окно. Смерть не выходит дымом в трубу – отнюдь. Смерть остаётся в сердце, врастает в жизнь, Это не сон, не тьма, не далекий путь, Это беззвучный оклик – держись, Держись.

Рыбий Бог очень добр. Бог сазанов, ершей, сардин, белобрюхих налимов, сомов и блестящих карпов... Он поёт в их нутре. Он огромен, силён, един, Окружён чернотой, где не будет вчера и завтра. Смотрит Рыбий Господь из холодных своих детей, Вместе с ними парит в темноте голубой и влажной. От прозрачной икринки, до черных тугих сетей, до крюков и крючков Рыбий Бог остаётся с каждым. Он молчит. Он рождён в тишине, в немоте заснёт, Но его безголосье не режет живые души. В океанском нутре, где привычен и страшен гнёт Рыбий Бог не уходит, он знает, что нужно слушать И биение сердца, и трепет холодных жабр, Гул подводной могилы, соленого царства мрака... В каждой рыбе алтарь для него, и псалом, и храм, Где возможно любить, но нельзя говорить и плакать. Смотрит старый рыбак, как дрожит, испуская дух, Желтоглазая рыба, на дне его утлой лодки... "Отче наш, посмотри.."- человек тихо шепчет вслух Как чужой солнцу Бог умирает в глазах селедки

Рождество Этой ночью пойду. Нужно двигаться, что-то менять. Темнота, белый снег и асфальт сквозь него чёрной раной. Мы идём не спеша: мама, я. Папа курит опять, и потом греет руки в глубоких, как норы, карманах. Я не знаю зачем мы молчим. В небе стынет звезда, Провода вдоль дороги гудят, как гитарные струны. Храм желтеет вдали. Дышит паром людская толпа, и становится проще идти и о страшном не думать. Я толкаю плечом ветку ели, гляжу в витражи, Я пытаюсь почувствовать отблеск нездешнего света. Снег скрипит под ногами –негромкое скользкое "жии", и бегут облака в темноте, и кружится планета. Перед храмом стою и смотрю в полуночную тьму. Мама крестится, люди гудят океанским прибоем. И становятся шумом бессмысленным все "почему", Мир меняется, чувствуешь, правда же, вместе с тобою.

Там где чёрное небо глотает людские сны, И пропитаны рыбным духом ладони Бога. У тебя народится звонкий как ливень сын Непоседливый Переменчивый Быстроногий. Ты его назовёшь в честь духа горбатых скал И забудешь спустя столетие это имя. Твой ребёнок навечно будет смешлив и мал, И серьёзен, как взрослый, в играх с детьми другими. Ты забудешь про смену круглых светил и звёзд, Перестанешь угадывать между зимой и летом.... Как птенцы раньше времени падают вниз из гнезд, так и вы ослепитесь насмерть нездешним светом. Не успев подготовиться к новой тропе сквозь дым заболевшего мира, Не изменив личины. Вы останетесь между Мертвенным и живым Ты и маленький мальчик, не созданный стать мужчиной. Будут плакать русалки И умирать киты, Поколения будут меняться, как женский голос. Но барьером потоку времени станешь ты И твой сын меднокожий, словно созревший колос. И задумав услышать речь, много волн спустя Ты заглянешь в часовню на разноцветном склоне, И забудешь дышать, Вдруг увидев своё дитя И себя вместе с ним На висящей в углу иконе.

Человек говорит: Я хочу увидать Христа, Даже если во мне нет ни совести, ни креста. Я не хуже средь прочих братьев своих, сестёр. Если нужен потом костёр, — значит на костёр. Если нужно потом любить, я любить готов Всех убийц и насильников, Нищих любых сортов. Я такой же как все, Я повязан грехом одним С каждой шлюхой И с каждым чтимым в миру святым. Я — живой человек. Я кусочек единой тьмы. Покажите Христа, Пусть посмотрит, какие мы. А ему отвечают: Ты видно неладен, друг. Посмотри что творится в сердце, хрипит вокруг... Ну какой Христос? Одна человечья гниль. А Христос ушёл и думать про нас забыл. Ненавидь как прежде, Чёрта корми душой. Для живой надежды ты уже лоб большой... Человек уходит, чтобы совсем пропасть. Поболеть, помучить близких и дальних всласть, Потопить концы, Выжать в траву итог... В человеке безъязыко рыдает Бог.