Поиск по сайту

* * * И это всё останется со мной: Сиянье звёзд над стылою землёй, Серебряное кружево луны И странные, пророческие сны, Взывающая к Богу тишина И музыка, что мне одной слышна, Предчувствие дорог, стихов, тепла, Иллюзии, сожжённые дотла. И это всё останется во мне: Луч солнца на стремительной волне, Надежд моих бессмертные цветы И чёрные объятья пустоты, Небес взгрустнувших чистая слеза И первая весенняя гроза, Багряно полыхающий закат И глаз твоих любимых нежный взгляд.

Автор Екатерина Сигитова, психотерапевт, доктор наук Религия в разговорах о смерти Религия — важный источник силы и поддержки для множества людей, в том числе в моменты, когда они сталкиваются со смертью. Религиозные объяснения действительно помогают детям, если даны с поправкой на их детское восприятие и с пониманием, зачем это делается. Распространенный путь, по которому идут многие не особенно религиозные родители в момент, когда нужно объяснить смерть ребенку, — это добавление в рассказ слов и концептов из религиозной парадигмы, например рая, ангелов и т. д. С одной стороны, так проще, и родителей можно понять. С другой стороны, если ребенок не рос в этой парадигме изначально, он может встревожиться и напугаться. Поэтому, если вы решите использовать какие-то такие идеи, но при этом они относительно новы для ребенка, будьте особенно «осторожны вот с чем. ЕСЛИ УПОТРЕБЛЯЕТЕ ВЫРАЖЕНИЯ ВРОДЕ «БОГ ЗАБРАЛ», «ОН ТЕПЕРЬ С БОГОМ НА НЕБЕСАХ» — ПОМНИТЕ, ЧТО ДЕТИ СКЛОННЫ ВСЕ ТОЛКОВАТЬ БУКВАЛЬНО, поэтому могут решить, что Бог внезапно забирает, кого ему вздумается, а значит, заберет и их. ОСТОРОЖНО ВВОДИТЕ КОНЦЕПЦИЮ «СМЕРТЬ — ЭТО ВОЛЯ БОГА»: ребенок может подумать, что Бог злой и хочет, чтобы люди умирали, что Бог может захотеть, чтобы умер еще кто-то из семьи ребенка или даже он сам. НЕ СТОИТ УВЛЕКАТЬСЯ ЖИВОПИСАНИЯМИ РАЯ КАК ПРЕКРАСНОГО МЕСТА, где всем хорошо и куда все мечтают попасть. Дети, с их буквальным пониманием, могут сами захотеть туда попасть, особенно если там, по этой теории, уже находится кто-то очень им дорогой. Известны случаи, когда дети пытались повредить себе, чтобы умереть и наконец попасть в рай. ЕСЛИ ВЫ РАССКАЗЫВАЕТЕ О ТОМ, ЧТО УМЕРШИЕ «СМОТРЯТ НА НАС С НЕБА», «незримо присутствуют везде», «остаются у нас в сердцах», уточните, что это не означает физического наличия умерших в комнате ребенка и что труп не будет за ним следить. ЕСЛИ ВЫ ПРОДВИГАЕТЕ ИДЕЮ, ЧТО УМЕРШЕМУ ТАМ (НА НЕБЕ, В РАЮ) ЛУЧШЕ, ЧТО ОН ТАМ СЧАСТЛИВ, — УБЕДИТЕСЬ, ЧТО ЭТО НЕ ЗВУЧИТ КАК «ВСЕ К ЛУЧШЕМУ». Такое может получиться из-за ваших переживаний, из-за того, что вы сами не очень-то верите в рай и вечную жизнь, и из-за собственных тяжелых эмоций ребенка. Безотносительно того, насколько религиозное объяснение успокаивает, смерть — это в любом случае потеря того, кто жил и был дорог, это время горевания и грусти. Важно не мешать ребенку это понять и не запутывать его, в том числе и для того, чтобы он мог делиться своими чувствами и получать поддержку. Все эти рекомендации не для глубоко верующих людей (мне бы и в голову не пришло, что я могу их чему-то учить), а для тех родителей, которые обратились к религиозным образам именно в контексте разговора о смерти, от растерянности и тревоги. Источник: https://www.alpinabook.ru/blog/kak-razgovarivat-s-detmi-o-smerti/

Синева Владимир Ланцберг Мы условимся - трупов не будет, отпустим Харона гулять. Пусть напьётся, пусть вдарит по бабам, пусть сходит в кино, чёрт возьми. А пристроимся сами на вёслах и время покатится вспять, И немножко побудем детьми. Мы когда-то построили дом. Кто живёт в нём теперь? Мы в иные стучались дома. Говорят, там полно малышни. Было время - ни дня без письма. Как сейчас удаётся терпеть? Кто ж мы нынче? И как там они? Что давно мы не виделись, старче, плевать - Каждый шаг, каждый вздох твой мне слышен за тысячу тысяч локтей. Ты молчи, ты тихонько греби, ты под солнцем тогдашним потей. Может снова на нас низойдёт синева... И глаза наши после дождя в этот мир голубой, голубой, В этот лёгкий пока ещё груз. Что там думать? Впрягись и тяни. И тяни под гитару про осень, про дождь про любовь, про любовь... Вот - любовь. Остальное - в тени. Эта тень наплывёт чуть попозже, и мир всё темней и темней Ощетинится, зубы оскалит. Такой неживой-неживой. И тогда-то не дай тебе Бог хоть на миг в этом царстве теней Разлучиться с твоей синевой. Что давно мы не виделись, старче, плевать - Каждый шаг, каждый вздох твой мне слышен за тысячу тысяч локтей. Ты молчи, ты тихонько греби, ты под солнцем тогдашним потей. Может снова на нас низойдёт синева... И раздуются пусть животы, годовых не вмещая колец. Мы кряхтя, примостившись на банках, делёжку затеем опять, И спихнём мифологию снобам, оставив себе Ингулец. Может что-то покатится вспять...

Уйду, уйду, я чувствую уход, Он будет скромен, даже беспристрастный, И на могилу осенью сырой несут венок, И ветер странник, что сейчас не властный , И сожаления слез и жизни всей отчёт, Года бегут, ты помнишь все мгновенья, Мы прожили судьбы последний срок, И ждём у Бога только снисхождения Уйду, уйду - конец у всех один, Но верю я, что может сквозь столетья, Ты добрым словом помянешь меня, В тот светлый день, минуя междометия Игумен Даниил Ирбитс, 28.09.2019, Гётшендорф, Даниил Ирбитс

Надя Делаланд *** Мам, я умру от старости и смерти. Мой полный нолик побеждает крестик кладбищенской сирени, дух медовый гудит над полем низко и продольно (побудь подольше!). Рот реки смеется, захлебываясь, пропуская солнце сквозь линзы поднебесного гипноза. Боль затекла, но не меняет позы, дрожат ресницы – ласточкины всплески крыла и крика. Навести на резкость оптическую руку и потрогать лицо у неба, ногу у дороги, живага Бога.

Дед ничего не видит, и я боюсь, Что и меня не помнит. Стоим вдвоём В гулком подъезде – в лифте на стенах гнусь, Кнопки оплавлены. Мы никого не ждём. Но почему-то, когда я тянусь нажать Первый этаж, дед хватает моё плечо. Я едва слышно мямлю, что мне так жаль, Так бесприютно, гадко и горячо, Что не могу здесь быть и уйти хочу. Деда, скулю, поехали поскорей... Больно шепчу, тяжело моему плечу. Но он сжимает руку ещё сильней. Так мы стоим и смотрим на грязный пол, Пахнет морозом и воском, землёй сырой. – Дед, – говорю, – я знаю, ты очень зол, Но я ведь правда очень хочу с тобой. Он никогда и слова не даст в ответ, Он их забыл, наверно, давным-давно... Я просыпаюсь, включаю настольный свет, И ещё очень долго смотрю в окно. Смерть не выходит дымом в трубу – отнюдь. Смерть остаётся в сердце, врастает в жизнь, Это не сон, не тьма, не далекий путь, Это беззвучный оклик – держись, Держись.

Бредёт по лбам камней седых К потоку теней вереница. И он журчит молитву, мних: «Помедли, путник! Здесь – граница! Здесь мир живых!» Мелькают привидений лица, Я меж деревьев вижу их. Мираж… Один ручей струится. О, если бы подобно чуду, По тем умершим отовсюду Собрал бы слёзы этот плёс, В сто раз он мощным стал бы боле, Он поседел бы вдруг от соли… Но что ему до наших слёз?