Поиск по сайту

Мистицизм в творчестве Людвига Витгенштейна - 6 февраля 2021 г. - 18:00. Открытая лекция Культурной платформы PROстранства Тему мистического Витгенштейн затронул еще в «Логико-философском Трактате»: «Чувствование мира как ограниченного целого есть мистическое» (6.45); «Есть, конечно, нечто невыразимое. Оно показывает себя: это – мистическое» (6.522). После работ Сола Крипке о проблемах индивидуального языка у Витгенштейна, можно поставить вопрос: мы чувствуем мистическое в мире или ощущаем его присутствие? На проблему мистического в философии Витгенштейна замыкаются вопросы смысла жизни, смерти и безумия. Лекция приурочена к 100-летию первого выхода в свет Логико-философского трактата. Немецкое издание, вышедшее из печати в 1921 году, не принесло Витгенштейну известности. Но когда год спустя был опубликован английский перевод с предисловием британского философа Бертрана Рассела, философский мир (как и прежде, состоящий из людей) был ошеломлён, задет, взбудоражен, встречая нового гения. Так что же помешало оценить по достоинству автора в Германии во время премьеры самого необычного философского сочинения XX века? Снова мистика? Лекцию проведёт Владимир Васильевич Винокуров: кандидат философских наук, доцент кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ. Автор множества монографий и научных работ, в том числе, по религиоведческому анализу эзотерических учений. Заместитель заведующего кафедрой по научной работе. Заслуженный преподаватель Московского государственного университета. Лекция состоится 6 февраля 2021 г. в 18:00 по московскому времени в сервисе Zoom.

... — Ах, ты совершенно не представляешь, о чем идет речь. Скажи мне... ты... веришь в Бога? Снаут проницательно посмотрел на меня. — Что? Кто сейчас верит... В его глазах светилось беспокойство. — Это все не так просто, — начал я беспечным тоном. — Ведь меня интересует не традиционный земной Бог. Я не разбираюсь в религиях и, может, ничего нового не придумал. Ты случайно не знаешь, существовала ли когда-нибудь вера в Бога слабого, в Бога-неудачника? — Неудачника? — удивился Снаут. — Как ты это понимаешь? В каком-то смысле Бог каждой религии был слабым, ведь его наделяли человеческими чертами, только преувеличенными. Бог Ветхого завета, например, был вспыльчивым, жаждал преклонения и жертв, завидовал другим богам... греческие боги из-за своих склок и семейных раздоров тоже были по-человечески неудачниками... — Нет, — прервал я его, — я имею в виду Бога, несовершенство которого не связано с простодушием людей, сотворивших его, его несовершенство — основная, имманентная черта. Это Бог, ограниченный в своем всеведении, всесилии, он ошибается в предсказаниях будущего своих начинаний, ход которых зависит от обстоятельств и может устрашать. Это Бог... калека, который всегда жаждет большего, чем может, и не сразу понимает это. Бог, который изобрел часы, а не время, что они отсчитывают, изобрел системы или механизмы, служащие определенным целям, а они переросли эти цели и изменили им. Он создал бесконечность, которая должна была показать его всемогущество, а стала причиной его полного поражения. — Когда-то манихейство... — неуверенно начал Снаут. Странная сдержанность, с какой он обращался ко мне в последнее время, исчезла. — Это не имеет ничего общего с добром и злом, — тут же прервал я его. — Этот Бог не существует вне материи и не может от нее избавиться, а лишь этого жаждет... — Подобной религии я не знаю, — сказал Снаут, помолчав. — Такая никогда не была нужна. Если я правильно тебя понял, а боюсь, что понял правильно, ты думаешь о каком-то эволюционирующем Боге, который развивается во времени и растет, возносясь на все более высокий уровень могущества, дорастая до сознания своего бессилия! Этот твой Бог — существо, для которого его божественность стала безвыходным положением; поняв это, Бог впал в отчаяние. Но ведь отчаявшийся Бог — это же человек, дорогой мой! Ты имеешь в виду человека... Это не только никуда не годная философия, это даже для мистики слабовато. — Нет, — ответил я упрямо, — я не имею в виду человека. Возможно, некоторые черты моего Бога соответствовали бы такому предварительному определению, но лишь потому, что оно далеко не полно. Нам только кажется, что человек свободен в выборе цели. Ее навязывает ему время, в которое он родился. Человек служит этим целям или восстает против них, но объект служения или бунта задан ему извне. Полная свобода поиска цели возможна, если человек окажется совсем один, но это нереально, ибо человек, который вырос не среди людей, никогда не станет человеком. Этот... мой... Бог — существо, лишенное множественного числа, понимаешь? — Ах, — сказал Снаут, — как это я сразу... Он показал рукой на Океан. — Нет, — возразил я, — и не он. Слишком рано замкнувшись в себе, он миновал в своем развитии возможность стать божеством. Он скорее отшельник, пустынник космоса, а не его Бог... Он повторяется, Снаут, а тот, о ком я думаю, никогда бы этого не сделал. А вдруг он возникает как раз теперь, где-то, в каком-то уголке Галактики, и вот-вот начнет с юношеским задором гасить одни звезды и зажигать другие. Мы заметим это спустя некоторое время... — Мы уже это заметили, — кисло проговорил Снаут. — Новые и сверхновые... по-твоему, это свечи на его алтаре? — Если ты собираешься так дословно понимать то, что я говорю... — А может, именно Солярис — колыбель твоего божественного младенца, — заметил Снаут. От улыбки вокруг его глаз появились тонкие морщинки. — Может, именно он — зародыш Бога отчаявшегося, может, жизненные силы его детства пока превосходят его разум, а все то, что содержится в наших соляристических библиотеках, — просто длинный перечень его младенческих рефлексов... — А мы какое-то время были его игрушками, — договорил я. — Да, возможно. И знаешь, что тебе удалось? Создать абсолютно новую гипотезу на тему планеты Солярис, а это нешуточное дело! Вот и объяснение, почему невозможно установить Контакт, почему нет ответа, откуда берутся некоторые — назовем их так — экстравагантности в обращении с нами. Психика маленького ребенка... — Я отказываюсь от авторства, — буркнул Снаут, останавливаясь у иллюминатора. Мы долго смотрели на черные волны. На восточной стороне горизонта в тумане проступало бледное продолговатое пятно. — Откуда ты взял идею несовершенного Бога? — спросил вдруг Снаут, не отводя глаз от залитой светом пустыни. — Не знаю. Она мне показалась глубоко верной. Это единственный Бог, в которого я мог бы поверить. Его мука — не искупление, она никого не избавляет, ничему не служит, она просто есть. — Мимоид... — сказал совсем тихо, изменившимся голосом Снаут. — Что ты сказал? Да, да. Я заметил его еще раньше. Совсем древний. Мы оба вглядывались в горизонт, затянутый рыжей дымкой. ...

С 13.09.2019 ОТКРЫЛАСЬ ВЫСТАВКА ПАМЯТИ ВПОЛНЕ ЧЕЛОВЕКА, ХУДОЖНИКА И ФИЛОСОФА ТАТЬЯНЫ МАТВЕЕВНЫ ГРОМЫКО (г. Иркутск , Гуманитарный Центр семьи Полевых) Выставка будет работать месяц. Вход свободный. По всем вопросам обращаться по моему телефону 89834043519. Андрей Павлов

Предлагаемый Вариант 1-й ч. «Дискуссии о вполне человеке» для размещения на сайте «Социология религии». Юрий Леонидович Дюбенок : Информация и Приглашение на Шестое Поселение вполне человека на Байкале 2019 ср, 12 июня. 2019 г. в 17:02, БАЙКАЛЬСКОЕ ФИЛОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ГРУППА И ОБЩЕСТВЕННО-ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЕ, ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬСКОЕ ДВИЖЕНИЕ «СВОБОДНАЯ ФИЛОСОФИЯ. СОЗИДАНИЕ ЧЕЛОВЕЧНОГО ОБЩЕСТВА. ПУТЬ К ВПОЛНЕ ЧЕЛОВЕКУ. ДРЕВО ЖИЗНИ" Проводит с 1 по 10 июля 2019 ШЕСТОЕ ПОСЕЛЕНИЕ ВПОЛНЕ ЧЕЛОВЕКА НА БАЙКАЛЕ, совмещённое с 19-й ежегодной КОНФЕРЕНЦИЕЙ. См. Видео. Часть 1 — обзор места поселения (палаточный лагерь). https://youtu.be/OSWoB1sG0Bw Часть 2 — инф. о сути и целях поселения https://youtu.be/vdz_bA_On54 МЕСТО ПРОВЕДЕНИЯ. На электричке из Иркутска до станции Земляничный, спуск по дорожке вниз к Кругобайкальской железной дороге, идти налево по ж/д по берегу БАЙКАЛА 5 км. Не доходя 300 метров до столба 152 км расположен палаточный лагерь. (Я нахожусь здесь с 30 мая и буду до 15 июля. В любой момент можно присоединиться со своей палаткой). Условия проживания. Своя палатка. Всё своё ношу с собой. Защита от дождя. Теплая одежда для холодных вечеров и просто похолоданий. Не юг. Электричества нет. У меня личная солнечная зарядка для тел. Автодороги нет (только до Култука). Такси, скорой помощи нет. Все прекрасно. ЗАПАСНОЙ ВАРИАНТ. В Култуке у остановки электрички Земляничный и далее (3 км.) от нашего лагеря в Ангасолке (которая на берегу Байкала) есть турбазы. Закат на Байкале 5 июня 2019 https://www.youtube.com/watch?v=urXPqQ1Ss-g Для большей и наглядной инф. см. в фейсбуке «Первое поселение вполне человека на Байкале». А также тексты на моём сайте на гугл <Свободный философ>. https://m.facebook.com/poselenievpolnecheloveka/?ref=bookmarks https://sites.google.com/site/svobodnyfilosof/poselenie-vpolne-celoveka2014 https://docs.google.com/viewer?a=v&pid=sites&srcid=ZGVmYXVsdGRvbWFpbnxzdm9ib2RueWZpbG9zb2Z8Z3g6MTRjNGNhYWM0MjFhZjNiMw ГЛАВНАЯ, КОРЕННАЯ ЦЕЛЬ ПОСЕЛЕНИЯ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, В ТОМ, ЧТОБЫ ПОСЕЛЕНИЕ ВПОЛНЕ ЧЕЛОВЕКА СЛОЖИЛОСЬ, СОСТОЯЛОСЬ. Чтобы мы, каждый из нас, смогли открыться своим вполне человеческим полюсом, стать самим собой и сорганизоваться с подобными людьми на этой культурной и ценностной основе (вполне человеком можно стать, только овладевая всеми богатствами мировой культуры) в полноценное, живое, действующие общество, ЧЕЛОВЕЧНОЕ общество. Это практическая реализация теории вполне человека. И это на наших прошлых поселениях происходило. Это опыт для будущего человечества. Кажется, ясно. Однако, не все так просто. ВПОЛНЕ ЧЕЛОВЕК — это всеобщий эквивалент человека. (См. нашу книгу «Духовный капитал»). В каждом живом человеке, в каждом из нас, независимо от возраста, национальности, века проживания, уровня образования, культурного багажа, места в частном, частичном текущем обществе, государстве (царь, президент, генсек, раб, крепостной, крестьянин, рабочий, служитель культа, ученый, профессор, студент, чиновник, начальник, подчиненный, генерал, солдат и т.д. до бесконечности), независимо от пола, языка и пр. пр., в каждом из нас имеется, наличествует этот всеобщий эквивалент человека, ТО, ЧТО КАЖДОГО ИЗ НАС ОПРЕДЕЛЯЕТ, ОТЛИЧАЕТ ОТ ЛЮБОГО ДРУГОГО ЖИВОГО СУЩЕСТВА — ВПОЛНЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ПОЛЮС — наша коренная человеческая природа. Каждый из нас РОЖДАЕТСЯ ВПОЛНЕ ЧЕЛОВЕКОМ. Однако каждый из нас рождается, воспитывается, обучается, вырастает, устраивается в текущем ЧАСТНОМ, ЧАСТИЧНОМ КЛАССОВОМ ОБЩЕСТВЕ, ГОСУДАРСТВЕ. В этом очень сильном поле текущей общественной классовой системы человек мощно, сильно, можно сказать, безальтернативно, так как человек в подавляющем большинстве этого не осознает и принимает как должное, формируется как частный, частичный человек, как подчиненный элемент системы, винтик. Вполне человеческий полюс не только не развивается, наоборот, всячески подавляется, и люди с собственными работающими мозгами о человеке и общественном устройстве, действительно, а не идеологически приспособленно к системе, философствуют, преследуются. Осознание, активация своего вполне человеческого полюса, способность стать самим собой, личностью, перестать быть винтиком, элементом классовой, эксплуататорской системы, приспособленцем — это ещё не полное решение проблемы человека и Человечного общества, но это абсолютно необходимый акт на этом пути. На протяжении классовой истории человечества более сильное меньшинство этот акт, выбор делали, ради, конечно всего большинства человечества. Поселение этот акт предполагает, хотя бы и, по крайней мере, на короткое время. ТЕМЫ ОБСУЖДЕНИЙ будут возникать из живого общения, будут предлагаться всеми участниками (в том числе, заранее), очередность будет определяться голосованием. Устоявшийся круг наших тем с дополнением. 1. Теория вполне человека. Книга «Духовный капитал». Созидание Человечного общества. 2. «Капитал» Маркса. Как соотносится с сегодняшней реальностью? 3. Текущую эпоху мы рассматриваем как кризис социализма? Переход к новой эпохе, которую мы называем Человечное общество, невозможен в марксистских координатах и законах, так как это уже пройденный этап, завершившейся очередным кризисом — социализма? 4. ЧЕЛОВЕК, качества и характеристики, анализ и синтез. 5. Отчетно-выборное собрание Российского философского общества 16 мая 2019 показало ли всю нищету, тщету и пустоту, вялость и бесплодие современной гос. философии, вытекающие из чисто и просто карьерно-зарплатных мотивов, далеких от высокого и фундаментально определяющего ход развития человечества предназначения философа не по названию? Пользы от такой философии никакой ни правящим классам, ни развитию человечества? О прекращении участия в РФО и о создании Байкальского свободного философского общества. КОНТАКТЫ. ЮРИЙ ЛЕОНИДОВИЧ ДЮБЕНОК. МОБ. +79648138898, dubenok@bk.ru, скайп dubenok 1, вайбер, вотсап на номере +79149564027, https://sites.google.com/site/svobodnyfilosof/ https://groups.google.com/d/forum/freephil https://sites.google.com/site/svobodnyfilosof/poselenie-vpolne-celoveka2014 ПОСВЯЩАЕМ ПАМЯТИ НАШЕЙ СВЕТЛЕЙШЕЙ ВЕЛИКОЛЕПНОЙ, ХУДОЖНИКА И ФИЛОСОФА, ЧЕЛОВЕКА ТАТЬЯНЫ МАТВЕЕВНЫ ГРОМЫКО, 15 мая 2018, в полдень ушедшей от нас в вечность, и оставшейся с нами живыми навечно. http://tatyanagromyko.narod.ru/ https://m.facebook.com/profile.php?id=100000906069414 Памяти Т.М. ГРОМЫКО https://sites.google.com/site/svobodnyfilosof/home/pamati-t-m-gromyko Дискуссия о вполне человеке ч.1 Михаил Юрьевич Невелёв: Четверг, 13 июня 2019 г. в 03:08 Исходную Вашу точку, Юрий Леонидович, я бы назвал условно «позицией общечеловеческих ценностей», она такова: человек рождается вполне человеком, а в условиях классового общества отходит, вернее, исходит в часть, становится частичным. Мне ближе другой взгляд: при рождении человек - табула раза, кое-что ему предлагается, правда, социумом и культурой, из чего многое чаще всего им и принимается без всякого критического осмысления, и все же только предлагается, выбор всегда есть, хотя и не всегда (не для всех) он очевиден. В итоге человек становится тем, чем он сам себя сначала мыслит, а потом и создает. Да, из Ничего, по известному образцу. Точки зрения близки, и все же имеются существенные нюансы. В Вашей позиции нравственный императив действовать здесь и сейчас надлежащим образом не вполне оправдан, и эмоционально, и рационально, да и философски (метафизически) как бы под вопросом необходимость, здесь и сейчас можно отступить, как бы временно, а потом еще и еще, оправдание ведь всегда есть, и даже очень убедительное можно сыскать, а что? в конце концов, природа все равно ведь свое возьмет, «общечеловеческие ценности», так называемые, их ведь как слова из песни – никуда не выбросишь. В моей позиции нет такой поблажки. «И ночью, и при луне мне нет покоя…». Мы обречены помнить, что каждое мгновение мы созидаем себя, и сами создаем и подтверждаем то, что при поверхностном взгляде кажется только общечеловеческим и от века, от нашего, по крайней мере, века и для нас существующим и всегда существовавшим, нет, мы это создаем в тяжелой борьбе, в лишениях, «в стуже и наготе» здесь и сейчас, и в этом созидании мы стоим плечом к плечу с теми великанами, что пришли раньше нас и уже ушли в историю, тем самым мы сами творим Историю, и, созидая себя, созидаем мир. И потому-то нет нам покоя. Ход этого созидания сам по себе - потрясающая драма, достойная пера. Как-то так, если кратко. Теперь о главном. Вы ничего не сказали о том, что там у Вас интересное растет в округе, ждал я ждал, так и не дождался. Думаю, Вам надо разведать места и насобирать бадана: корень отдельно, сухой лист отдельно, зеленый отдельно, потом чабрец, ну и, если повезет, сааган-даля. Без этого чай не чай Четверг, 13 июня 2019 г. в 03:25, Михаил Невелёв Нет у нас ничего за душой, нет! И тьма грозит поглотить нас каждую минуту, Вы же видите, если не будем ей противостоять, и нет у нас возможности, чтобы отложить на потом Поэтому вставайте и на поиски бадана, иначе какой это чай? Андрей Вячеславович Павлов: Суббота, 15 июня 2019, 13:14 Михаилу Юрьевичу Невелёву о вполне человеке. Уважаемый Михаил Юрьевич, здравствуйте. Ваше непонимание теории Вполне человека, кратко изложенной Ю.Л. Дюбенком, представляется достаточно оригинальным и запутанным. Вы пытаетесь свести эту теорию к основаниям, позициям, к которым она либо не имеет прямого отношения, либо вообще никакого отношения не имеет. Во первых, это касается некоей «позиция общечеловеческих ценностей», которую Вы приписали теории вполне человека , согласно которой «человек рождается вполне человеком, а в условиях классового общества отходит, вернее, исходит в часть, становится частичным». Человек любой национальности, расы, исповедования, научных и не научных взглядов, рождается прежде всего вполне человеком, т.е. естественно свободным от любой частной, частичной системы, свободным и от всякого рода ценностей (маленькие дети , если им не мешают родители, свободно и искренне, естественно радушно общаются с любым человеком, откликающимся на их радушие), и всех культурных, расовых, религиозных и прочих различий. Но затем он не исходит в какую-то там часть, как Вы пишите, а приспосабливается, в массе своей, к этому частному, частичному обществу, приобретая в нём своё определённое рабочее, социальное, культурное, конфессиональное и прочее место и соответствующие этому месту знания, умения и предрассудки. Частность, частичность людей проявляется также в не умении мыслить, в подмене мышления разного рода стереотипами (идолами Бэкона, коллективными представлениями), в утрате ощущения единства и равенства всех людей друг перед другом, независимо от их национальности, культурных, политических, конфессиональных и прочих предпочтений. Общечеловеческие ценности в частном, частичном обществе «не работают», скажем так для краткости, т.к. для такого общества и, соответственно, для частных, частичных людей, не существует ничего по-настоящему общечеловеческого, вместо этого существуют хорошо всем известные двойные стандарты. Эти стандарты исходят из принципа «свой» - «чужой» и свойственны всем частным, частичным обществам во все времена. Общечеловеческие ценности «работают», только вне системы двойных стандартов, т.е. вне частных, частичных обществ. Вторая позиция, которая, как Вы написали, Вам ближе, также не имеет никакого отношения к теории Вполне человека: «при рождении человек - табула раза, кое-что ему предлагается, правда, социумом и культурой, из чего многое чаще всего им и принимается без всякого критического осмысления, и все же только предлагается, выбор всегда есть, хотя и не всегда (не для всех) он очевиден. В итоге человек становится тем, чем он сам себя сначала мыслит, а потом и создает». Вот что получается из такой сумбурной, крайне не последовательной позиции? Теорию человека – «tabula rasa» (чистой доски) при рождении, на которой, в ходе социализации человека, общество пишет, что посчитает нужным и которую Вы тут подразумеваете, правда в своей интерпретации, необоснованно приписывают Джону Локку, что не верно, поскольку он говорил о том, что человек не получает знания и идеи врождёнными, как тогда считали, а способен добыть их своим умом: «Некоторые считают установленным взгляд, будто в разуме есть некие врожденные принципы, некие первичные понятия, так сказать запечатленные в сознании знаки, которые душа получает при самом начале своего бытия и приносит с собою в мир. Чтобы убедить непредубежденных читателей в ложности этого предположения, достаточно лишь показать, как люди исключительно при помощи своих природных способностей, без всякого содействия со стороны врожденных впечатлений, могут достигнуть всего своего знания и прийти к достоверности без таких первоначальных понятий или принципов» Д. Локк «Опыт о человеческом разумении» («Д. Локк. Сочинения в 3-х томах» М.: Мысль, 1985. – т.1, с.96) . Вы же говорите о том, что социумом человеку «кое что предлагается», что принимается человеком «без критического осмысления» и при этом у человека «выбор всегда есть». Если исходить из того, что Вы сказали, что человек «tabula rasa» при рождении, то вполне естественно, что он и будет принимать, что ему предлагается «без критического осмысления». Потому что выбор в такой ситуации будет небогатым: либо остаться пустым, той самой «tabula rasa», либо наполнить себя тем, что «предлагается социумом и культурой» «без критического осмысления». Т.о. человек, исходя из Ваших слов, поставлен изначально в неравные отношения с обществом и обречён стать частным, частичным. Поскольку вполне человека, вы подменили пустым местом той самой «tabula rasa». На самом же деле у человека есть выбор, поскольку у него есть врождённые умственные способности, о чём писал и Джон Локк. И он может выбирать либо искать истину своим умом, т.е. оставаться вполне человеком, либо принять то, что предлагает общество «без критического осмысления», т.е. отказаться от своих умственных способностей и стать частным, частичным, зависящим от общества, точнее от власти, человеком. Вы утверждаете, что обе эти точки зрения близки, и они действительно близки, в том смысле, что обе эти Вами придуманные позиции, оправдывают частное, частичное (зависимое, приспособленческое) состояние человека и, фактически, делают теорию вполне человека не нужной. Далее Вы пишите и вовсе что-то не понятное: «В Вашей позиции нравственный императив действовать здесь и сейчас надлежащим образом не вполне оправдан, и эмоционально, и рационально, да и философски (метафизически) как бы под вопросом необходимость, здесь и сейчас можно отступить, как бы временно, а потом еще и еще, оправдание ведь всегда есть, и даже очень убедительное можно сыскать, а что?» Не понятно о каких действиях «здесь и сейчас» Вы говорите, но если предположить нравственные действия, то это как раз придуманные Вами конструкции позиций общечеловеческих ценностей, от которых, как можно Вас понять, человек, рождаясь вполне человеком, «в условиях классового общества отходит, вернее, исходит в часть, становится частичным». И вот такая позиция, снимающая с человека всякую ответственность, она действительно делает возможным «необходимость, здесь и сейчас можно отступить, как бы временно, а потом еще и еще». Ведь человек в этой Вашей конструкции отходит в часть из-за классового общества, а сам человек оказывается в этом отходе не при чём. Во второй Вашей позиции, которую Вы лично признали близкой Вам, вполне человек и вовсе подменён tabula rasa и человеку тем более не остаётся В Вашей конструкции никакого выбора кроме как остаться такой же пустой tabula rasa, или стать частным, частичным человеком – обывателем, слушающимся власти и прилагающим все возможные усилия: употребление алкоголя, наркотиков, TV-пропаганды, попсы, преследование инакомыслящих, невежество и т.д., для того, чтобы заглушить, подавить в себе разум и совесть – ярчайшие проявления вполне человеческого полюса в человеке. И при том, что Вы напрочь выбросили из второй позиции, близкой Вам, не только вполне человека, но и общечеловеческие ценности, Вы утверждаете, что там нет поблажки, укоряя, видимо, теорию вполне человека в обратном. Далее Вы пафосно написали прекрасные, в целом, слова: «Мы обречены помнить, что каждое мгновение мы созидаем себя, и сами создаем и подтверждаем то, что при поверхностном взгляде кажется только общечеловеческим и от века, от нашего, по крайней мере, века и для нас существующим и всегда существовавшим, нет, мы это создаем в тяжелой борьбе, в лишениях, «в стуже и наготе» здесь и сейчас, и в этом созидании мы стоим плечом к плечу с теми великанами, что пришли раньше нас». Но как понимать их в контексте всего Вами ранее написанного? Ведь Вы либо дезавуировали вполне человека, сведя его к общечеловеческим ценностям, что не совсем верно, либо и вовсе подменили tabula rasa, а после этого Вы пишите об обречённости помнить что «каждое мгновение созидаем себя». В том то и дело, что большинство людей, находясь в частном, частичном состоянии, которое Вы здесь оправдали, не помнят, да и не хотят помнить, что они должны созидать себя, они созидают своё место винтика в системе. Созидать себя человеком и уж тем более «плечом к плечу с теми великанами, что пришли раньше нас» можно только после того, как человек выбрал себя как вполне человека и совершил этот выбор по-настоящему (в 1-й, опубликованной и в Интернете, части «Духовного капитала» Ю.Л. Дюбенка, в «Послесловии» сказано о технологии такого выбора), а это может растянуться на десятки лет работы над собой. Что мы получаем в итоге? Вы, действительно хотите себя созидать человеком, даже уверены, что созидаете, но без выбора себя как вполне человека. Вы тут писали об общечеловеческих ценностях, но ведь выбирая себя как вполне человека, мы выбираем себя, а не ценности и созидать мы должны себя, а не ценности. Точнее даже мы должны не созидать эти ценности, а следовать им. Следовать таким образом, чтобы эти общечеловеческие ценности проявлялись в нас, как часть нашей вполне человеческой, подлинно человеческой природы. Но, повторюсь, без выбора себя как вполне человека (и это есть нравственный императив теории вполне человека), без выбора общечеловеческих ценностей, как своих личных убеждений, любые, самые пафосные слова о них будут самообманом. И теория вполне человека, на самом-то деле, позволяет осознать этот самообман и выйти из него – и в этом, если хотите, главный гуманизм теории вполне человека. С наилучшими пожеланиями и ожиданием увидеть Вас на Байкале и пособирать вместе бадан о котором Вы так вдохновенно рассказываете. Михаил Юрьевич Невелёв : Воскресенье.16 июня 2019 1:02 Здравствуйте, Андрей! Абзац первый: насчет оригинальности и запутанности. Как по-Вашему философия жизни, экзистенциализм оригинальны? Они запутаны? По мне нисколько. Очень ясны, понятны и эстетически и нравственно приемлемы для меня. Это и мой взгляд, и мой путь, и в этом смысле этот взгляд не оригинален и не нов. Абзац два. Все, что Вы пишете о теории Вполнечеловека, именно так мной и воспринимается, употребление мной не употреблявшегося ранее автором теории выражения или использование не встречавшегося ранее образа, вовсе не говорит о непонимании, не будьте догматичны. Кстати, «позиция общечеловеческих ценностей» взята мной в кавычки, это до известной степени случайный знак, не заставляйте меня объяснять каждую запятую То же относится и к третьему абзацу: Частность, частичность людей проявляется также в не умении мыслить, в подмене мышления разного рода стереотипами (идолами Бэкона, коллективными представлениями), в утрате ощущения единства и равенства всех людей друг перед другом, независимо от их национальности, культурных, политических, конфессиональных и прочих предпочтений. Общечеловеческие ценности в частном, частичном обществе «не работают», скажем так для краткости, т.к. для такого общества и, соответственно, для частных, частичных людей, не существует ничего по-настоящему общечеловеческого, вместо этого существуют хорошо всем известные двойные стандарты. Эти стандарты исходят из принципа «свой» - «чужой» и свойственны всем частным, частичным обществам во все времена. Общечеловеческие ценности «работают», только вне системы двойных стандартов, т.е. вне частных, частичных обществ. Тут ни с чем не поспоришь. Однако здесь хочется сделать уточнение. Двойной стандарт, основанный на принципе свой – чужой известен и теории вполне человека – именно по той причине, что распространяется она только на один вид живых существа, а именно: на Гомо сапиенс, один из видов приматов. В точности как это положили для себя христиане, а вслед за ними в новое время социалисты и демократы. Другие виды животных не относятся к своим. В этом смысле джайны пошли дальше. Подметая перед собой дорогу метлой джайн фактически говорит, что и червь и тля, которую он может раздавить случайно, но не хочет этого делать, ему не чужие. Четвертый абзац носит информационный характер, кстати, я использовал не теорию табула раза, а просто термин Пятый абзац, насчет небогатого выбора: Вы же говорите о том, что социумом человеку «кое что предлагается», что принимается человеком «без критического осмысления» и при этом у человека «выбор всегда есть». Если исходить из того, что Вы сказали, что человек «tabula rasa» при рождении, то вполне естественно, что он и будет принимать, что ему предлагается «без критического осмысления». Потому что выбор в такой ситуации будет небогатым: либо остаться пустым, той самой «tabula rasa», либо наполнить себя тем, что «предлагается социумом и культурой» «без критического осмысления». Т.о. человек, исходя из Ваших слов, поставлен изначально в неравные отношения с обществом и обречён стать частным, частичным. Поскольку вполне человека, вы подменили пустым местом той самой «tabula rasa». Тут не соглашусь: выбор всегда богат: создать самому! Что Вы, собственно, и подтверждаете в следующем абзаце: На самом же деле у человека есть выбор, поскольку у него есть врождённые умственные способности, о чём писал и Джон Локк. И он может выбирать либо искать истину своим умом, т.е. оставаться вполне человеком, либо принять то, что предлагает общество «без критического осмысления», т.е. отказаться от своих умственных способностей и стать частным, частичным, зависящим от общества, точнее от власти, человеком. Более того, принимая чужое, человек уже в некотором смысле, а именно: в самом примитивном смысле, создает Далее Вы занимаете надменную позицию, и принимаетесь меня шельмовать: Вы утверждаете, что обе эти точки зрения близки, и они действительно близки, в том смысле, что обе эти Вами придуманные позиции, оправдывают частное, частичное (зависимое, приспособленческое) состояние человека и, фактически, делают теорию вполне человека не нужной. Исключительно несправедливо и невежливо с Вашей стороны. В чем же я додумал необоснованно, по Вашему мнению, теорию Вполне человека? Взят тезис теории, взят у автора, и Вы с этим тезисом согласны: человек рождается вполне человеком Чем же я оправдываю частное, в Вашем смысле, состояние человека, таким пониманием Вашей теории? Чем же, наконец, моя собственная позиция оправдывает частное состояние человека? Действительно, моя позиция легко может спровоцировать паразитизм. Но ведь я-то не для паразитов говорю, и не о паразитах, не о том, что меня или самого себя можно обмануть и как можно и т.п. Я говорю для настоящих людей, у которых уши и глаза открыты, и разум чист, и которые понимают, что мой путь это путь сильного: хотите? присоединяйтесь, а если чувствуете, что не потянете, выберите себе что-нибудь попроще. Что касается теории Вполне человека, то в целом очень правильная и понятная теория, приемлемая для большинства, не склонного к излишней рефлексии. Более того, я, может быть, говорю как раз для слабых и обращаюсь к ним, и говорю: вот как вы можете стать сильными, если будете честны перед собой и ответственны (опять же перед собой в первую очередь) и не будете искать поддерживающих костылей, в чем бы это ни выражалось. Понимание трудности этого пути Вы и обнаруживаете в следующем абзаце, обрушивая на меня весь свой гнев по поводу моей безответственности и прочего, используя без кавычек использованный мной знак, и попутно приписывая мне теорию отхода частичного человека от вполне человека по причине классового общества, хотя это черным по белому прописано у уважаемого мной создателя теории Вполне человека: Далее Вы пишите и вовсе что-то не понятное: «В Вашей позиции нравственный императив действовать здесь и сейчас надлежащим образом не вполне оправдан, и эмоционально, и рационально, да и философски (метафизически) как бы под вопросом необходимость, здесь и сейчас можно отступить, как бы временно, а потом еще и еще, оправдание ведь всегда есть, и даже очень убедительное можно сыскать, а что?» Не понятно о каких действиях «здесь и сейчас» Вы говорите, но если предположить нравственные действия, то это как раз придуманные Вами конструкции позиций общечеловеческих ценностей, от которых, как можно Вас понять, человек, рождаясь вполне человеком, «в условиях классового общества отходит, вернее, исходит в часть, становится частичным». И вот такая позиция, снимающая с человека всякую ответственность, она действительно делает возможным «необходимость, здесь и сейчас можно отступить, как бы временно, а потом еще и еще». Ведь человек в этой Вашей конструкции отходит в часть из-за классового общества, а сам человек оказывается в этом отходе не при чём. Понятно, что Вам удобнее опереться на что-то твердое, это вполне понятно, это всем удобнее, но каждый выбирает для себя свое Далее идет дидактический повтор тезисов и шельмование, совмещенные с полным нежеланием понять другого, т.е. меня в данном случае: Во второй Вашей позиции, которую Вы лично признали близкой Вам, вполне человек и вовсе подменён tabula rasa и человеку тем более не остаётся В Вашей конструкции никакого выбора кроме как остаться такой же пустой tabula rasa, или стать частным, частичным человеком – обывателем, слушающимся власти и прилагающим все возможные усилия: употребление алкоголя, наркотиков, TV-пропаганды, попсы, преследование инакомыслящих, невежество и т.д., для того, чтобы заглушить, подавить в себе разум и совесть – ярчайшие проявления вполне человеческого полюса в человеке. Смею Вас заверить, что «в моей конструкции» у Человека богатый выбор, и он никогда не использует указанные вещи для указанных целей, повторюсь, это делают паразиты и слабаки-приспособленцы, которые есть везде Далее Вы мне приписываете слепоту относительно ценности вполне человека и общечеловеческих ценностей: И при том, что Вы напрочь выбросили из второй позиции, близкой Вам, не только вполне человека, но и общечеловеческие ценности, Вы утверждаете, что там нет поблажки, укоряя, видимо, теорию вполне человека в обратном. Знаете, мы сейчас дойдем до полного бреда, если не будем друг дружку хотя бы немножко слушать и пытаться понять. А насчет укора – да, укор есть, потому что Вы апеллируете к природе, а я и на это не рассчитываю, мне труднее в этом смысле, труднее человеком остаться и человеческое защищать Далее Вы приводите «прекрасные в целом слова» и спрашиваете, как их понимать: Далее Вы пафосно написали прекрасные, в целом, слова: «Мы обречены помнить, что каждое мгновение мы созидаем себя, и сами создаем и подтверждаем то, что при поверхностном взгляде кажется только общечеловеческим и от века, от нашего, по крайней мере, века и для нас существующим и всегда существовавшим, нет, мы это создаем в тяжелой борьбе, в лишениях, «в стуже и наготе» здесь и сейчас, и в этом созидании мы стоим плечом к плечу с теми великанами, что пришли раньше нас». Но как понимать их в контексте всего Вами ранее написанного? Отвечаю: как можете, так и понимайте, я Вас принудить не могу, как Вам подсказывает Ваше эстетическое и нравственное развитие (саморазвитие), на какую ступеньку можете подняться, вот на ней и понимайте, можете с пафосом, а можете - без Если Вы считаете или Вам удобно так считать, что достойный человек в Вашем видении и достойный человек в моем видении – это по-разному достойные люди, то это, знаете, Ваши проблемы, я такое не говорил, но напротив, как разделяющий в целом теорию Вполне человека, говорил обратное, но Вам очевидно удобнее отнести меня к чужакам, и считать по-другому: Ведь Вы либо дезавуировали вполне человека, сведя его к общечеловеческим ценностям, что не совсем верно, либо и вовсе подменили tabula rasa, а после этого Вы пишите об обречённости помнить что «каждое мгновение созидаем себя». В том то и дело, что большинство людей, находясь в частном, частичном состоянии, которое Вы здесь оправдали, не помнят, да и не хотят помнить, что они должны созидать себя, они созидают своё место винтика в системе. Не знаю, честно сказать, просто плакать хочется от такого Далее Вы прямым текстом подтверждаете мою точку зрения и подтверждаете близость Вам этой позиции (этически, эстетически и ментально): Созидать себя человеком и уж тем более «плечом к плечу с теми великанами, что пришли раньше нас» можно только после того, как человек выбрал себя как вполне человека и совершил этот выбор по-настоящему (в 1-й, опубликованной и в Интернете, части «Духовного капитала» Ю.Л. Дюбенка, в «Послесловии» сказано о технологии такого выбора), а это может растянуться на десятки лет работы над собой. Т.е. человек производит выбор себя, создает себя, Андрей, глаза откройте, я ж об этом! Далее Ваше согласие с моей теорией переходит в настоящий гимн и славословие, но при этом Вы предусмотрительно отделяете от моей теории меня самого, а себя, напротив, к ней присоединяете: Что мы получаем в итоге? Вы, действительно хотите себя созидать человеком, даже уверены, что созидаете, но без выбора себя как вполне человека. Вы тут писали об общечеловеческих ценностях, но ведь выбирая себя как вполне человека, мы выбираем себя, а не ценности и созидать мы должны себя, а не ценности. Точнее даже мы должны не созидать эти ценности, а следовать им. Следовать таким образом, чтобы эти общечеловеческие ценности проявлялись в нас, как часть нашей вполне человеческой, подлинно человеческой природы. Но, повторюсь, без выбора себя как вполне человека (и это есть нравственный императив теории вполне человека), без выбора общечеловеческих ценностей, как своих личных убеждений, любые, самые пафосные слова о них будут самообманом. И теория вполне человека, на самом-то деле, позволяет осознать этот самообман и выйти из него – и в этом, если хотите, главный гуманизм теории вполне человека. Давайте договоримся, Андрей, на будущее, не переходить на личности. Но раз уж Вы затронули мою личность, то скажу, что последние лет 25 своей жизни или чуть больше я провел в своего рода Служении, хотите, верьте, хотите - нет, с самой большой буквы и в том самом, подлинном, смысле этого слова, и в смысле борьбы с князем мира сего и в смысле реальной помощи реальным людям, и нес все риски и тяготы этого Служения, тому есть реальные доказательства, но здесь не то место, чтобы об этом говорить и довольно о том Подытоживая: Вы, Андрей, спорите, там, где не надо спорить, если Вы будете так агрессивны, Вы просто распугаете всех, кто Вам симпатизирует. Позиции действительно близки, что Вы фактически и подтвердили, но вместо того, чтобы находить достоинства друг у друга, Вы начинаете разделять людей на своих и чужих (уходите в частность, чувствуете?) и поучать, как поучают неразумных детей. Послесловие. По роду адвокатской деятельности я связан с уголовным производством и мне хорошо известно, что все тюрьмы в России, разделяются на две большие категории: т.наз. «красные» и т.наз. «черные». Красные это те, где «рулит» администрация, и подавляются всякие индивидуальные и коллективные начинания. В черных все это тоже, конечно, подавляется, но только до определенного предела, за которым признается некоторая свобода действий и мыслей. В красных отбывать в чем-то легко, потому что если человек выполняет все требования, то он относительно защищен. Беда только в том, что весь ресурс сил физических и нравственных приносится на алтарь, не помышляйте там ни о каком творчестве, ни о каком нравственном развитии, ни о взлетах и падениях, все это там убито. Те, кто выходят оттуда, обычно не любят о том рассказывать, если только они не провели весь срок в изоляторах на голодном пайке, и им посчастливилось выжить. В черных в другом смысле легко, будь человеком и живи, не лги, не воруй, не посягай на ближнего, но помни, что свобода оборачивается свободой для интриги и преступления, и в трудных ситуациях ты можешь рассчитывать только на себя. Черная зона, я скажу, это демократия и либерализм, а красная - это тоталитаризм. А Вам, Андрей, какая больше нравится? Юрий Леонидович Дюбенок: Воскресенье. 16 июня 2019, 14:18 Начало разговора положено. Для более плодотворного, необходима коррекция текстов, и видимо, интонаций. А главное, надо найти общую основу для разговора. И четче, короткими фрагментами прояснять несогласие. Чтобы в конце концов понять друг друга, выявлять соответствие или несоответствие слов реальности, и уточнение в конце концов жизненных позиций, в частности, соответствуют ли они словам, или слова о сути жизни отдельно, а жизнь собственная — отдельно. Резкое начало текста Андрея Вячеславовича (АВ) к Михаилу Юрьевичу (МЮ): «Ваше непонимание теории вполне человека ...» и т.д. не оправданно. Михаил Юрьевич Невелёв: Среда. 19 июня 2019, 8:59 Далее. По поводу того, что в моей теории тоже можно отступить от императива нравственного. Ну, конечно, можно! Полная свобода, ничто не сдерживает. Совсем. Даже память об изначально отвергнутом и оставшемся где-то в стороне Вполне человечестве, потому что я не даю этой поблажки, не поддерживаю иллюзию о том, что Вы часть этого Вполне человечества в силу своей внутренней природы. Конечно, можно! И на время и даже навсегда. Только вдумайтесь: на-все-гда! Уйти и не вернуться. Можно. Да. Но, с другой стороны, ведь и потери несопоставимые. В одно мгновение Вы выпадаете из самой Истории и падаете на самое дно самой тривиальной обыденности. Если вообще на дно попадаете, а не проноситесь мимо, куда-то за край, в Тартар, в преисподнюю, после такого взлета и такого падения! То есть низвергаетесь в ничто или даже в нечто с отрицательным знаком. Так вот: отступит ли тот, кто понимает? Отступит ли, если он уже постиг, что он Великан в когорте Великанов созидает Человека и Историю, захочет ли… Согласится ли с единовременной утратой всех смыслов? Сможет ли выбросить ключ от Вселенной, и более не пытаться его найти, сможет ли, получится ли у него уже не вернуть его себе никогда? Я так думаю, что не сможет он не вернуться. Двойное НЕ, между прочим, - признак сверхсильной модальности необходимого. Даже чудесного! И с другой стороны: а сможет ли он не примкнуть к когорте сразу по достижении понимания? Сразу, как только эта пронзительная мысль о том, что в нем, внутри, здесь и сейчас осуществляет свой ход движущая сила Истории, осветит его сознание? Вот Вас, например, Андрей, взять, Вы смогли бы? Смогли бы не примкнуть? А? Андрей Вячеславович Павлов Среда 19 июня 2019, 18:17 Ответ М.Ю. Невелёву. Уважаемый Михаил Юрьевич, здравствуйте. Я сожалею, что в предыдущем письме, как я понял из Вашего ответа на него, Вас задело то, что я сразу же сказал о Вашем непонимании теории вполне человека, и общий, несколько эмоциональный тон моего письма к Вам, и Вы увидели в этом догматизм и тоталитаризм. Я, разумеется, также против и тоталитаризма и догматизма. Приятно, конечно, слышать от Вас, что Вы называете себя сторонником теории вполне человека. И действительно, Вы правы: крайне глупо разъясняя теорию отпугнуть от неё, неосторожными и резкими высказываниями, человека может не совсем её понимающего, но испытывающего к ней симпатию. Я бы хотел надеяться что впредь стараясь избегать со своей стороны неосторожных высказываний, мне всё же удастся пояснить Вам, если Вы того пожелаете, некоторые моменты теории вполне человека. Вот, например, такое Ваше новое возражение, которое стоит процитировать: «Однако здесь хочется сделать уточнение. Двойной стандарт, основанный на принципе свой – чужой известен и теории вполне человека – именно по той причине, что распространяется она только на один вид живых существа, а именно: на Гомо сапиенс, один из видов приматов. В точности как это положили для себя христиане, а вслед за ними в новое время социалисты и демократы. Другие виды животных не относятся к своим». Замечательно, что Вы думаете об окружающем мире и не хотите для животных двойных стандартов (тут и я, и многие с Вами согласятся), но увидеть в теории вполне человека двойной стандарт – это действительно оригинально. Разумеется что теория вполне человека предназначена для людей. А связано это с тем, что проблема быть самим собой, проблема наличия частного, частичного полюса характерна только для людей. Другими словами - наличие у животных социума не мешает им быть вполне животными, не смотря на все сложности взаимоотношений внутри таких животных социумов. Но почему Вы увидели здесь двойной стандарт? Насколько можно предположить Вы пока не вникли, скажем так, в суть теории вполне человека, симпатизируя ей. Потому что словосочетание «теория вполне человека», как Вы прекрасно понимаете, не исчерпывает всей теории. Теория основана на открытии Ю.Л. Дюбенком 2-х полюсов человека: вполне человеческом и частном, частичном. Многим людям нравиться ощущение себя вполне человеком и они симпатизируют этой теории. Например, когда мы появились на 6 РФК, в Нижнем Новгороде в своих майках и кепках, на которых было написано «вполне человек», многие люди говорили прямо, что тоже хотели бы иметь такие майки и кепки. Но когда речь заходит о втором полюсе человека, о частном частичном, интерес к теории значительно стихает. Между тем дело именно в нём, а не в двойных стандартах. Приобретая этот полюс в ходе приспособления к человеческому социуму: получая своё место в нём в виде определённого социального статуса, конфессиональной и политической принадлежности, соответствующей зарплаты и прочих выгод, человек не только утрачивает нормальную связь со всеми остальными людьми, но и с миром природы. И Вы сами можете это наблюдать. Люди, воспринимающие себя не частью природы и человечества, а частью какой-либо социальной системы, оказываются не способны воспринимать природу как что-то более значимое чем их частные интересы. Такие люди, живущие , в основном, своим частным, частичным полюсом, даже искренне стремясь слиться с природой вынуждены прибегать для этого к алкоголю и наркотикам, как и в общении друг с другом. И не случайно технология выбора себя как вполне человека включает походы и т.н. «дикий», палаточный, туризм, например тоже наше Поселение вполне человека на Байкале. Человек становиться вполне человеком и научаясь нормально общаться и взаимодействовать с природой, не нанося ей вред (хотя бы просто не оставляя после себя мусора). Предположение о том, что Вы не вникли в суть теории вполне человека, усиливает ещё и такое Ваше возражение: «я использовал не теорию табула раза, а просто термин». Тем не менее Вы термин tabula rasa, привели в контексте своего представления о взаимоотношении человека и социума, а не просто как термин. Цитирую Ваш текст: «при рождении человек - табула раза, кое-что ему предлагается, правда, социумом и культурой, из чего многое чаще всего им и принимается без всякого критического осмысления, и все же только предлагается, выбор всегда есть, хотя и не всегда (не для всех) он очевиден. В итоге человек становится тем, чем он сам себя сначала мыслит, а потом и создает. Да, из Ничего, по известному образцу». При том, что Вы сами подчеркнули, что человек делает себя «по известному образцу», именно из ничего, из tabula rasa. Только творит здесь человека по образцу не tabula rasa, как Вы определили человека при рождении, не сам человек, а именно социум. Tabula rasa т.о., как мне видится, в обыденной социальной реальности, не просто термин, а некая установка, коллективное представление, благодаря внушению властями которого в человеке подавляются его собственные умственные и духовные потенции, на языке «Духовного капитала» подавляется вполне человеческий полюс человека, и человек «выбирает» навязываемые ему социумом стандарты. И человек таким образом становится не тем каким он себя мыслит, а каким делает его социум. Это соответствует следующим словам К. Маркса в «Предисловии к 1-му изданию «Капитала»: «Я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естественноисторический процесс; поэтому с моей точки зрения, меньше чем с какой бы то ни было другой, отдельное лицо можно считать ответственным за те условия, продуктом которых в социальном смысле оно остаётся, как бы ни возвышалось оно над ними субъективно.» (К. Маркс «Капитал», т.1, с.11). За время пока я писал этот ответ Вы прислали дополнительное пояснение своих взглядов и оно , безусловно представляет интерес, но чтобы писать более компактно, как и предложил Ю.Л. Дюбенок, я отвечу на него в другом письме. Ваш Андрей Павлов. Конец 1-й части Дискуссии о вполне человеке

Киркенесская этика И. Дьяконов В конце 1944 года немецкие войска отступали от нас вглубь Северной Норвегии, сжигая и взрывая все, что только могло гореть и рушиться. Маленький трактат, напечатанный ниже, был написан молодым советским офицером среди руин норвежского городка Киркенеса в декабре сорок четвертого. Мы были тезки и в одном воинском звании. Трактат был оставлен мне в полную собственность, и я хранил его. Ныне наше общество страстно поднимает нравственные вопросы, поэтому мне показалось, что «Киркенесская этика» может оказаться сейчас не лишенной интереса, и я решил, что могу опубликовать ее, как не совсем обычный памятник того времени. Утверждение, будто существует много различных этик, которые меняются в зависимости от общественного производства, периода, расы, национальности, религии или класса, неверно. Существуют два единых основных этических принципа для всех систем общественного производства, периодов, рас, национальностей, религий и классов. Разница заключается только в количественном истолковании этических понятий. Первый этический принцип, или максима, заключается в том, что благо моего ближнего важнее моего личного блага. Это прагматически верно, потому что в нашей жизни мы привыкли отождествлять хорошего человека, как человека альтруистичного, а злого человека – как эгоистичного. Это биологически правильно, потому что «я» означает особь, а «мой ближний» не является раз навсегда определенной индивидуальностью; следовательно, он представляет вид. А с биологической точки зрения смысл жизни заключается в сохранении вида, а не особи. Это социально – экономически верно, потому что индивид не может существовать, не составляя части коллектива, но коллектив может существовать без индивида. Если индивид присваивает себе первенство, он, в конечном счете, разрушает общество, а тем самым предпосылки человеческого существования. Это верно в религиозном отношении, потому что во всякой религии Бог или божественные силы имеют первенство перед личностью; «я» может быть мыслимо, как включаемое в божество, но только поскольку это «я» - есть часть человечества, а поэтому не как нечто, предпочитаемое «моему ближнему». И т.д. и т.п. Поэтому принцип первенства блага моего ближнего над моим благом – первый принцип этики - обязательно должен являться общим для любой жизнеспособной этической системы. Между прочим, это дает ответ на вопрос, дошедший до нас из седой древности, поднимавшийся еще авторами «Невинного страдальца», «Экклезиаста» и «Иова», - почему праведный несчастлив, а злой счастлив? Ответ: потому что счастье индивида не имеет существенного значения; имеет значение благо того сообщества людей, которое мы условно называем «моим ближним»; а также потому, что это сообщество погибло бы без праведности праведного. Часто спрашивают: разве не справедливо, чтобы праведный был вознагражден, а злой наказан? Ответ содержится в притче: у одного отца было два сына; один был послушен, добр, трудолюбив и сострадателен; другой же сказал: «Отец, я буду послушным, если ты дашь мне сладкого вина, добрым, если ты дашь мне пряник, трудолюбивым, если ты дашь мне денег, и сострадательным, если ты меня похвалишь». Должен ли отец дать вознаграждение второму сыну? Нет, потому что это не сделает его более праведным, но разбалует его, подвигнув на еще большее зло. Но следует ли отцу дать вознаграждение первому сыну? Тоже нет, ибо дешево то доброе дело, которое ожидает вознаграждения, и, будучи вознагражденным, первый сын будет не лучше второго. Вознаграждение есть подарок, милость, но она не вытекает логически из праведности. В скобках. Вот почему автор «Киркенесской этики» не верит ни в рай, ни в ад, но «довлеет дневи злоба его» («достаточно дню его заботы»). Тем не менее, как мы увидим ниже, даже и в этической системе, построенной на рае и аде, первый принцип этики сохраняется, хотя и искажен тщетными обещаниями вознаграждения. Человек не потому праведен, что он ожидает награды, а он потому праведен, что праведен. То, что некоторые индивиды должны быть праведными, заложено в природе человека, иначе человечество само себя уничтожит. Прирожденная сила, делающая человека праведным, может быть названа совестью. Можно также сказать, что «Царство Божие внутри нас», но это значит просто выразить ту же мысль другими словами. Чтобы человечество выжило, не необходимо, чтобы все люди были праведными; достаточно, чтобы некоторые люди были праведными. Но доля совести сокрыта в каждом человеке, добром и злом, за исключением немногих монархов и великих вождей. Существование совести можно было бы, вероятно, объяснить биологически, как некоторый механизм, необходимый для выживания вида. Такой механизм пока не выявлен, но может быть выявлен впоследствии, как выявлены биологические механизмы страха, гнева, радости и наслаждения. Совесть можно было бы при желании объяснить, как некоторое чисто духовное (религиозное) явление – для настоящего трактата это безразлично. Теперь мы подходим к разнице между этическими системами, которые существовали в истории человечества. Разница состоит только в различном объеме, приписываемом понятию «ближний». Даже самый примитивный дикарь, живущий по правилу «если я съем моего врага, это очень хорошо; если мой враг съест меня, это очень плохо», несомненно, следует тому же, первому принципу этики. Дело в том, что для него враг - не ближний. В этом-то и беда большинства этических систем: открыто или молчаливо они исключают из числа «ближних» иногда меньшую, а иногда большую часть человечества. Иногда они доходят до того, что считают «неближнего» нечеловеком. Как свободолюбивые греки считали нелюдьми всех членов антагонизируемой расы, нации или класса, и т.п. Если даже мы объявляем вместе с Шиллером: «Обнимитесь миллионы, слейтесь в радости одной», - то на самом деле никто не может жить, практически отождествляя «моего ближнего» со всем «человечеством». Святой Франциск (если я не ошибаюсь) и Сиддхартха Гаутама Будда включали все живые существа (а не только людей) в круг своих «ближних», а из удивительной книги Арсеньева «Дерсу Узала» мы узнаем, что то же делал сибирский абориген, звавшийся так. Я склоняюсь перед этими тремя людьми. Но я знаю, что даже Гаутама, которого я ценю чрезвычайно высоко, и апостол Павел, который мне очень несимпатичен как личность, хотя я признаю его ведущую роль в превращении христианства в великую религию, не полностью включали женщин в число «ближних». Даже всеобъемлющая формула в «Послании к Колоссянам» не включает женщин. В этом даже Иисус из Назарета был не всегда последователен. Поэтому, в то время, как категория «я» неразделима, категория «мои ближние» обычно разделяется на концентрические круги. На внутренних расположены те, кто «более мои ближние», а на наружных – те, кто «менее мои ближние». Это непроизвольное нарушение Единого Великого Правила – не каприз, но зависит от имманентного недостатка того же единого этического принципа. Дело в том, что он абсолютно действителен только между двумя людьми, но недействителен, если речь идет об отношениях также с третьим. Подобно задаче трех тел в небесной механике, эта задача не имеет очевидного решения, во всяком случае без привлечения в высшей степени изощренного математического аппарата, которым «я» не может оперировать в своих отношениях с людьми. Благо моего «ближнего» имеет право преимущества перед моим благом. Ну, а если я имею дело одновременно с двумя людьми, то, очевидно, что благо, как одного, так и другого имеет преимущество перед моим. А что будет, если благо одного не есть благо другого? Или, если я должен уступить свое благо моим ближним, то, как мне выбрать между ними, когда благо, как чаще всего и бывает, неразделимо? Притча: два ребенка одного пола и возраста тонут в канале. Я, женщина, могу спасти только одного ребенка. Которого выбрать? (Задача Буриданова осла). Предположим, что один ребенок – мой. Буду ли я подлежать этическому осуждению, если я, мать, спасу своего ребенка? Конечно, если мы обратимся к житийной литературе, скажем, к «Житию Алексея Человека Божьего» или житию того, другого типа, имя которого я забыл. Который оставил свою пятнадцатилетнюю сестру на произвол мужчин в городе и отправился спасать в монастыре свою душу. Или обратимся к другим подобным несимпатичным историям. То покажется, что сделать праведное дело ценой страдания наиболее близких к тебе людей - именно и есть вершина святости. Но нормальный порядочный человек, не святой и не Будда, сказал бы, что на женщине, спасшей своего ребенка, а не другого, нет морального пятна. Причина в том, что, подобно тому, как первый этический принцип - врожденный у человека (являясь кантовским «категорическим императивом»), так же точно и разделение ближних на концентрические круги – тоже чувство врожденное. Другая притча: мужчина любит женщину, но обручен с другой (или состоит в браке, или связан моральными обязательствами). Ясно, что женщины эти имеют преимущества перед мужчиной. То обстоятельство, что он любит, в данном случае значения не имеет. Но ясно ли, что мужчина должен отдать предпочтение той, с которой обручен, а не той, которую любит? А если она тоже его любит его, а будущая невеста – нет? Или если мужчина, отвергнув любимую женщину, вызовет ужасные последствия, в то время, как другая довольно равнодушна к возможному ходу событий? Число возможных вариантных ситуаций бесконечно. И почти всегда нет простого ответа на задачу. Еще одна притча, и именно та самая, которая вызвала к жизни «Киркенесскую этику». Это случай войны. Конечно, война препятствует универсальному толкованию понятия «ближний», и в любом случае есть величайшее из преступлений. Но оставим это пока в стороне и не будем также задаваться вопросом, кто виновен в войне. Возьмем этические проблемы, которые в условиях войны должны решать простые люди, как мы с вами. Война, раз начавшись, сразу разделяет всех людей резкой чертой фронта. К противнику не относятся никакие этические преимущества. Убить противника не значит совершить убийство. Теоретически это относится только к вооруженному и носящему форму противнику, не находящемуся в плену. В реальной действительности - ничего похожего. Пилот - бомбардировщик сбрасывает свой смертоносный груз, прекрасно зная, что он разорвет на части и гражданских лиц, детей. То же относится к артиллеристу и (чаще, чем обыкновенно полагают) к рядовому пехотинцу. Грабеж, кража, изнасилование сопутствуют каждой войне. Автор «Киркенесской этики» начал свою военную службу с кражи сена у крестьянина: его люди расположились в неотапливаемой хибаре, на дворе был октябрь, а место действия - недалеко от Полярного круга. Теперь предположим, что в этих условиях есть довольно большой участок фронта, сильно укрепленный противником и окруженный диким лесом, а командующий армией (или командир дивизии) в течение десяти месяцев не имеет сведений о том, что происходит позади вражеских укреплений. Одна разведгруппа за другой погибает, командир потерял уже четыреста – пятьсот человек, и, наконец, разведчики приводят пленного офицера. Но этот офицер молчит и этим исполняет свой долг, ибо от его молчания зависит жизнь тысяч его товарищей. Что должен делать наш командир? Является ли тот факт, что офицер противника приволочен на эту сторону фронта и разоружен, чем-то, из-за чего он автоматически переводится в круг ближних? А даже если так, то разве долг командира по отношению к дивизии не перевешивает его долг по отношению к пленному? Я не думаю, чтобы подобные проблемы имели разумное решение. Они должны решаться в основном интуитивно. Но говоря так, мы, по-видимому, разрушаем все сложное построение универсальности этики, и, прежде всего, первого этического принципа, который мы вначале объявили врожденным. Разве девяносто процентов этических проблем, встающих перед нами, не являются проблемами трехчленного или более сложного характера? Нет простого решения для каждой этической задачи в частности, но есть общее правило этического поведения. Мы переходим ко второй максиме этических принципов, которая тоже носит всеобщий характер: по мере твоих сил не умножай мирового страдания. Это правило более трудно для интерпретации. Мы еще не дали определения «добру» и «злу». В биологическом смысле «добро» – это, видимо, просто выживание рода. Однако это не может быть прямой целью действий, мотивированных нашей совестью, потому что такие действия иррациональны, автоматичны и эмоциональны. Поэтому, когда индивид действует интуитивно в соответствии со своей совестью, он не может знать, что важно для выживания вида в данном случае: решение, принятое спонтанно, по обстановке, в какой - либо не предрешенный заранее момент, не может определяться высшими соображениями. Оно складывается именно иррационально, автоматически и эмоционально. Однако же, если индивид попросту старается не умножать каких бы то ни было страданий в мире, он совершает косвенным образом поступок, способствующий и выживанию вида, и в этом смысле совершает «добро» и в биологическом смысле. Что касается «зла», то единственное толкование этого понятия, не вызывающее противоречий, - отождествление зла со страданием. Страдание может прямо, немедленно эмоционально быть воспринято нашими чувствами; мало того, человек способен также к сочувствию страданием других. Поэтому правило «не причиняй другим страданий» не превосходит человеческих возможностей, даже при условии, что действие это автоматическое и эмоциональное. Правда, если сравнительно легко установить, кто твой ближний (по крайней мере, в рамках унаследованных норм нашего круга, нашего общества, нашего идейного окружения). И если сравнительно легко даже определить, какие мои действия увеличат зло в мире, страдания в мире, то гораздо труднее выбрать, какие из моих действий более, чем другие, увеличивают зло в мире. Что надо особенно иметь в виду – это отдаленные последствия наших действий (сравните «Фальшивый купон» Льва Толстого). Несомненный факт, например, что насилие, которое в момент его совершения казалось необходимым и меньшим злом (скажем, во время войны или гражданской войны), имеет тенденцию полностью менять сознание лиц, его применявших, и вызывать цепную реакцию насилий, которые могут продолжаться без конца в течение десятилетий. Это легко подтвердить общественными фактами из истории 20 века. А значит, правило о неумножении страданий в мире верно и в социологическом смысле. Что касается религии (во всяком случае, если взять современные религии) – это правило, очевидно, верно. Возвращаясь к трудности выбора между действиями, увеличивающими сумму страданий (как выбрать, которое из них меньше увеличивает страдания?), мы опять приходим к интуиции, то есть, в конечном счете, к совести. Мы уже упоминали, что почти никто из людей не лишен совести полностью, однако тут следует различать два типа людей. С одной стороны – фанатиков, идеально приспособленных к действию, но видящих только одно непосредственное следствие из него. И интеллигентов, способных видеть этически разные стороны предмета и тем самым более ограниченных в своей способности действовать. Однако эта ограниченность лишь мнимая, потому что она, в сущности, сводится к ограничению способности увеличивать страдания мира. Но поскольку решение относительно моих действий целиком зависит от моей интуиции, моей совести (поскольку «царство божие» внутри нас) - только мы сами можем оказать милосердие и проявить самоотверженность и самопожертвование. Как мы пытались показать выше, что бы ни правило нашей жизнью (биологическая эволюция, Второй закон термодинамики или Бог) - это сила, не имеющая дела и не могущая иметь дело с личностью, но, в лучшем случае, лишь с видом. Это сила не всеблагая и не милосердная. Может быть, в человеческом смысле, она даже вообще не благая (для личности). И, по-видимому, она не может быть всеведущей, разве что в отношении самых общих законов развития Вселенной. Мало того, можно утверждать, что всезнание физически и философски невозможно: оно нарушает принцип неопределенности. Зная место частицы в пространстве, мы не можем знать направления и скорости. Зная скорость, мы не знаем места в пространстве. Заметим, что речь идет не о несовершенстве человеческого познания. Просто в природе что-то не может существовать одновременно, а несуществующее не могло бы познать даже всезнающее существо. Вообще, верховная сила весьма равнодушна к нашим личным страданиям, что и показано в «Книге Иова». Но именно эта сила вложила в нас инстинкт совести, разрушительный для его индивидуального носителя, но необходимый для выживания человечества. И только в этом «Царстве Божьем» – которое внутри нас – мы можем искать доброту, снисхождение и любовь. Однако и тут не вижу места ни для веры, ни для надежды. Надежда – хорошее успокоительное, но она необходима для добрых деяний. Мало того, - и это, кстати, о Рае и Аде – я думаю, что святые мученики были праведны не потому, что они надеялись на награду, а несмотря на то, что они на нее не надеялись. Итак, будем надеяться, что наша совесть не слишком часто вводила нас в заблуждение. И то, что живет в нас, по-отцовски простит нам те ушибы, которые мы, время от времени, вольно или невольно, оставляли на ребрах ближних. Но, конечно, и эта надежда, как и всякая надежда, тщетна. И нам следует выполнять наш долг в меру нашего понимания, не беспокоясь, простят нас в конце концов или не простят. Остальное - энтропия. http://zemlyane.unoforum.pro/?1-18-0-00000013-000-0-0-1314168431 .

Ландшафты и пейзажи знания (поиски жанра) Олегу Игоревичу Генисаретскому посвящается Редюхин В.И. Странник не всегда был Странником... Странно было то, что он не помнил ни своего имени, ни того, кто он и откуда, и как оказался прикованным железными цепями к огромной скале внутри мрачной и темной пещеры... Было холодно, темно и страшно. Громко и часто стучало сердце, в нехорошем предчувствии надсадно ныла печень. Ноги, обутые в сандалии не дотягивались до пола, напрягая мышцы рук и затекшие кисти. Тяжелый смрад поднимался от пола и плотно заполнял все пространство, просачиваясь в легкие, дурманя сознание. Невозможно было пошевелиться. Оставалось лишь безропотно слушать темноту и молча всматриваться в окружающую тишину. Вдруг легкий свист, подобный свисту стрелы и непонятное шуршание прорезали безмолвие. "Это" стремительно и неумолимо приближалось и нарастало. "О, Боги, - это конец", мелькнуло в угасающем сознании. Резкий и мощный удар опрокинул тело, второй пришелся мимо - лязгнули и захрустели разрываемые как спички массивные цепи. Ещё, ещё... В свободном падении он рухнул на камни у подножья скалы. Всё было тихо, только где-то вдали замирал шорох удаляющихся крыльев. Лежать или ползти было одинаково невыносимо, и поэтому он на ощупь и наобум принялся ползком двигаться в произвольном направлении. Ползти стало легче, когда сначала послышались какие-то обнадёживающие звуки, а потом на стенах заиграли блеклые путеводные отблески света. В центре слабо освещенной пещеры горел костер, и вокруг него находились люди. Они ничуть не удивились его появлению - видно много таких как он и как они сами приходили к огню из тьмы лабиринта, а потом снова пропадали, - съеденные бродящим по темному миру пещеры Минотавром. Это было не столь важно - у каждого свой рок и своя судьба. Главное, что их занимало - это рассказы про подвиги героев, о славном прошлом, о доблестных битвах и воинских победах, о происках и уловках богов. Иногда кто-то вскакивал и очень скоро приносил из ближайшей расщелины тушку какого-то зверка (возможно крысы) и сосуд с жидкостью, напоминавшей по запаху затхлый смрад вокруг роковой скалы. Тогда все радовались, ели, пили, хвалили трапезу и славили смилостивившихся богов. Сидеть у огня костра было теплее, чем висеть на скале, но слушать одни и те же пламенные речи, непрерывно струящиеся как журчание подземного ручья, было невмоготу. Странник, как они стали его называть за странное поведение (а давать всему свои имена они очень любили), пристрастился исследовать окружение центральной пещеры. Там, на краю Ойкумены, было страшнее, - но интереснее. Легендарных чудовищ, описываемых обитателями пещеры, там не водилось, зато кишмя кишели змеи и другие гады: ящерицы, летучие мыши, пауки, мокрицы и более мелкие твари, которые жили своей непонятной и таинственной жизнью. Странник даже научился в темноте находить узкие лазы в другие пещеры, следуя по слуху за движением наиболее крупных из этих существ. Иногда ему даже казалось, что эти ядовитые и ползучие пресмыкающиеся специально подсказывают ему ходы в неведомое и опасное. Поэтому тлеющие искры огня, на всякий случай, он берег и всегда носил с собой в закрытой посудине - мало ли что случится. Однажды стена пещеры, на которую он опирался, следуя за огромной змеёй, неожиданно рухнула, и Странник провалился куда-то вверх, где тут же мгновенно был ослеплен хлынувшим неизвестно откуда потоком ярчайшего света. Сила света в тысячи раз превосходила пламя огня, и глаз тут же перестал различать окружающие предметы. Перестав видеть, и обоснованно заподозрив в этом козни змея, Странник попытался вслепую нащупать эту гадину, чтобы тут же и удавить её за подлость ослепления и попытаться вернуться к костру, но шустрый искуситель уже уполз. Безнадежно замерев в отчаянии, лежа на спине, он почувствовал, как что-то теплое бьет в лицо и в зажмуренные глаза. Он осторожно попытался приоткрыть их. Перед его яснеющим взглядом предстала бескрайняя ровная песчаная пустыня, освещенная ослепительно ярко сияющим диском, повисшим где-то высоко снаружи. Ни воды, ни животных, ни растений, ни людей не было видно. Тогда он снова двинулся вперед, тяжело переставляя ноги, застревающие в песке. Сияющий диск, всё увеличиваясь в размерах, уже клонился справа к полоске, соединяющей голубой купол над головой и окружность желтой плоской пустыни, когда Странник обнаружил на горизонте точку, которая росла и при приближении к ней превратилась в статую гигантского, слепленного из всё той же песчано-глинистой почвы, Колосса с одним глазом. Вокруг Колосса жили люди. Они были не похожи на людей пещеры. Глаза их были узки, чтобы защититься от яркого света звезды, лица морщинисты, суровы и обветрены, натруженные руки привыкли только к кирке, лопате и тачке. Они жили, чтобы строить Колосса. Город, который окружал Колосса, назывался довольно длинно - "самый центральный центр всего самого". Его границы очерчивались концом солнечной тени от головы статуи, поэтому, чтобы освоить и захватить новые территории, на которых залегала глина, столь необходимая для песчаного производства, приходилось возводить статую все выше и выше. Но, так как материал и почва не позволяли этого сделать и разрушались под чудовищным давлением верхних слоев, то днем одни рабочие бригады надстраивали статую, а ночью, другие - разбирали все то, что успели подсыпать днем. Так обеспечивалась устойчивость Колосса и самой жизни вокруг него. Жизнь их была проста и прямолинейна как сама пустыня. Жители делились на две касты - Рабов и Надсмотрщиков. Рабы копали и таскали, Надсмотрщики следили, чтобы они делали это хорошо. Тех невольников, кто работал хорошо, иногда кормили мутной жидкостью, на вкус напоминающей густой мясной отвар. Самые добросовестные и исполнительные из Рабов имели шанс стать Надсмотрщиками. Каждый седьмой восход звезды отмечался тем, что тринадцать Рабов переходили жить из бараков в покои Надсмотрщиков, а из тех, в свою очередь, в качестве поощрения выбирали тринадцать "почетных Жрецов" Колосса. Их уводили, и больше о них никто никогда не слышал. Видно, степень поощрения была столь высока, что им не хотелось возвращаться обратно и общаться с прежними знакомцами. Странника определили в Рабы, заставив оставить отпечаток ладони на влажной глиняной табличке с выдавленными непонятными значками. На его теле выжгли клеймо, похожее на то, которым метят скот. Откуда он никто не спрашивал, но по их репликам между собой он понял, что они знают о существовании Пещеры. Спать, как и есть, давали мало, но страсть к новизне ощущений и к исследованиям заставляла Странника ночами бродить по однообразным окрестностям в поисках неизвестно чего. Так однажды ночью он и забрел в странное помещение в правой ступне Колосса. Там находились тринадцать только что "поощренных" Надсмотрщиков, трое из прежних и какие-то неизвестные люди в плащах с капюшонами, скрывающими лица. Они быстро отобрали шестерых из "почетных" и увели куда-то, одного оставили Надсмотрщикам, а оставшихся шестерых с размаху побросали в огромный чан с кипятком, от которого шел запах пряностей. Под исступленные крики и мольбы о помощи варящихся заживо в кипящем бульоне, Странник со всех ног бросился прочь. Вернувшись в барак, он не мог заснуть - мучили раздумья. "Почетные Жрецы" оказались безвинными жертвами, уцелел только один. Но куда делись остальные шестеро? Что все это могло значить? "Элои и морлоки в одном лице. - Нет, это воспроизводство элит. Каждая кухарка...", - мелькнул в памяти обрывок из какого-то разговора на непонятном языке, неизвестно откуда взявшийся - то ли из прошлого, то ли из будущего. В поисках ответа на свои мучительные вопросы, и чтобы избежать возможной участи быть съеденным, Странник расширил круг своих ночных поисков, готовя побег. Оказалось, что на границе пустыня сменяется сначала холмами, а потом - крутыми горами с заснеженными вершинами. Пришлось дожидаться, когда с последовательной сменой трех Верховных Надсмотрщиков палящая жара сменится ледяным холодом, а потом снова станет чуть теплее. Небо полностью заволокло низкими черными тучами, за которыми исчезло солнце и, почти в тот самый момент, когда странник наконец достиг одной из вершин горной гряды, сверху хлесткими струями хлынул нескончаемый поток воды. Оглянувшись назад, Странник увидел, как сплошные потоки воды с небес подмывают и размывают в сплошную скользкую грязь статую глиняного Колосса о двух ногах и с одним глазом. Это было последнее, что он увидел в гибнущем мире. Бурные потоки подхватили Странника и понесли его в неведомое, бросая как щепку в водовороты и ударяя бесчувственное тело о крутые каменные пороги. Когда он очнулся, вокруг была только вода. Океан, море воды...Ни солнца, ни звезд не было видно из-за клубящегося повсюду дыма. По запаху это был дым пожарищ. Скоро обнаружилось, что здесь тоже есть люди и горят их многочисленные корабли, на которых они живут и странствуют по водному миру. Корабль, который подобрал Странника, назывался "Промета". Может быть потому, что составляющие слоги этого слова были в ходу у всего личного состава корабля. Лысоватый и сиплый боцман, старый морской волк, пропитанный солью дальних странствий, объяснил Страннику, что они вовсе не пираты, как может показаться несведущему, а благородные флибустьеры, - пенители моря и ценители эстетики, ревнители этики и носители высокой эротики, поднявшие алые паруса в защиту прав всего человечества против разных и всяких "первопроходимцев". Правда, скоро выяснилось, что отсвет и дым пожарищ - это результат жестоких схваток между многочисленными кораблями, объявившими себя такими же флибустьерами, но оказавшимися разбойниками, вставшими на ложный "неправильный" путь, и поэтому подвергнутыми остракизму. Каждый воевал против каждого. После успешного абордажа команде-победительнице полностью доставалась вся собственность и все ресурсы побежденного, которые экипаж употреблял и перерабатывал культурным способом, известным только людям моря. Преобладанье было главной ценностью людей моря. На робкий намек наученного горьким опытом Странника об источниках питания и каннибализме, ироничный боцман, откинув капюшон длинного плаща и обнаружив высокий лоб и острый проницательный взгляд, засмеялся: "Каннибализм, конечно, возможен, но мы им не пользуемся... Как и многим другим, из иных миров, которые нам доступны". Он рассказал, что это много сотен лет назад у них считалось модным съесть своего ближнего, когда тот был болен, или в отпуске, но потом был открыт иной способ утилизации человеческого материала, подсмотренный у живущей в море черной рыбки. Эта небольшая и безобидная с виду хищница подплывала к крупной рыбе и ухватывалась цепкими зубами за обе её губы. Избавиться от её острых зубок не было никакой возможности, и черная рыбка мало-помалу, как оболочка, натягивалась сначала на голову, а потом и на всё туловище, независимо от размеров объекта. А, заглотив полностью, - не спеша переваривала его заживо. "Только рот побольше разевать надо уметь и эластичный безразмерный желудок иметь, - тогда и убивать никого не надо, и сам сыт будешь", - поучал боцман, расхваливая "оболочечный подход". Как массовое следствие применения этого подхода среди людей моря была очень распространена игра "Кто выше прыгнет". Причем прыгали, осваивая пространство, и в высоту, и в глубину, и в ширину. Для этого нужно было сильно стукнуть собеседника по голове чем-нибудь тяжелым - например, специально сконструированной для такого типа игр "болванкой". Кто от этого выше подпрыгнет - тот и прав. "С высоты и издали оболочку удобнее на "объект" натягивать. Да и шевелится он после этого удара поменьше", - объяснял боцман. Некоторые, наиболее выдающиеся игроки, выскакивали туда, откуда было видно даже будущее, которое они могли достаточно точно предсказывать, но безуспешно пытались "оболочить" и употребить его на свой пиратский манер. На вопрос Странника, - "А почему нужно именно другого по голове "оболванить", чтобы самому прыгнуть, а не самого себя вдарить?" - ответ был лаконичен: "А ты и попробуй". Первая же проба обернулась тем, что Странник улетел в "высоту" выше облаков и не вернулся. Застрял он в небесной атмосфере, столкнувшись человеком, напомнившим ему мотылька: те же большие, несколько выпученные глаза, удивительно привлекательные черты лица, высокая фигура и стройная талия органично дополнялись аккуратно складывающимися за спиной крылышками, небольшими рожками над головой и хвостиком с симпатичной кисточкой на конце. Это бесполое существо называло себя Математик, хотя откликалось и на любые сочетания этих слогов. Больше всего на свете Математик, сидя на облаке, любил поговорить и объяснить, как устроен мир на самом деле. Наверное, от скуки, - потому, что Странник не обнаружил в воздухе больше ни одного такого существа. Правда, Математик объяснял, что вероятность их столкновения была близка к нулю, так как жизнь их народа устроена сетевым образом, что он телепатически одновременно общается со всеми своими единоверцами и может единым общим взором окинуть всю планету сразу. А верили они в общий разум и в то, что вместе почему-то лучше, чем по отдельности. Конечно, за счет того, что они подкреплялись лишь воздухом и солнечной энергией, они не нуждались в тварной пище и питались только духовной, - никаких забот у них не было. А так как духовная энергия по своей сущности могла только складываться и синергетически приумножаться, и не делилась на части, то её было предостаточно, и конкурировать друг с другом им было незачем. Точно так же как и торговать с другими мирами - нечем. Но Странник не очень верил этим выдумкам, как и всему остальному, что объяснял Математик. От него, например, Странник узнал, что люди неба, еще до пещерных человеков - людей огня, думали, что мир их планеты - "впуклый", что они живут на внутренней стороне твердой сферы. Они тогда так и называли свою планету - "Массаракш" - мир вывернутый наизнанку. Но потом, они поняли, что это только инверсия сознания и центр окружности находится там, где стоишь ты сам. Тогда земля стала представляться им плоской и линейной как людям пустыни. За три тысячи лет, вглядываясь в солнечные затмения и постепенно уходящий за горизонт парус корабля и подпрыгивая от радости после проблематизации, они догадались, что Земля - это шар. Точнее, - эллипсоид. А от шара и сферы до спирали развития было рукой подать. Но потом оказалось, что вся планета - это многослойная вложенная "матрешка", причем слои её жизни не закреплены однозначно, а скользят и просачиваются друг через друга как газ, но при этом, не мешая друг другу и не перемешиваясь как жидкости. Наконец, после того как Математики открыли, что "путь" и "расстояние" - это свойства и измерения абсолютно разного, что "поверхность" и "пространство" - это совсем не одно и то же, и к Единому и Единственному не сводятся, они сформулировали гипотезу, что планета - это одиннадцатимерный тор, имеющий только одну поверхность того, что называлось временем, и зависший в самоподобной нематериальной расщелине абстрактных форм, устроенной как собака, кусающая себя за хвост. Тогда вот и выяснилось, что и все предыдущие представления о планете были тоже верны. Просто каждое из них являлось проекцией этого тора в плоскость их собственного мира. Но и сам этот тор, по крамольному предположению некоторых современных их ученых, только часть извилин и узоров поверхности мозга, некого сверхъестественного существа без лика и имени. Странник устал слушать эти пустые речи самодостаточного человека-мотылька, которому ничего не было нужно, которому никто не был нужен, но который поэтому и сам никому был не нужен. Будто почувствовав это, тот сменил тему и стал рассказывать о том, что после Эпохи Великих Открытий у них исчезли проблемы с перемещением по пространствам и с путешествиями по сквозным мирам. Бери и лети. Но только с ограничением, связанным с одним обстоятельством личной жизни людей неба. Оказалось, что совсем не случайно они по образу и подобию сходны с бабочками. В своем цикле жизненного развития они проходят все стадии Яйца, Гусеницы, Кокона и Бабочки. Так вот, аппаратом для полета по сквозным мирам и оказался сам Кокон. Только немного усовершенствованный. Для того чтобы двигаться, можно опираться на что-то, можно отталкиваться от чего-то, а можно просто отбрасывать нечто за ненадобностью, и тогда за счет этого как ракета двигаться. Так вот, Кокон человека неба (точнее, - человека-бабочки) выбрасывал, то, что ничего ему не стоит, так как появляется ниоткуда - мысли и идеи в виде слов... Да, да, именно,- слов, как последышей того самого Великого Слова, которое всё это окружающее многообразие и породило . Чем больше идей порождаешь и выбрасываешь, - тем быстрее и двигаешься. Идея - как якорь мореходов: когда нужен - выбрасываешь, когда не нужен - поднимаешь. При первой скорости Кокон-корабль мог облетать планету и все её миры, при второй - путешествовать по сквозным мирам Солнца, а вот ни один из Коконов, которые превысили третью скорость, назад не вернулись. От них не появилось на свет прекрасной Бабочки, они не выполнили своего предназначенья, - и теперь эта скорость запрещена. После этого разговора Странник замкнулся в себе и жил только одной страстью. Он не замечал, сколько времени прошло, ел ли он и спал ли, как проходили удивительные метаморфозы и трансформации Математика-бабочки... Он очнулся только тогда, когда взобрался вовнутрь Кокона и движимый всё той же силой, которая заставляла его бродить по закоулкам пещеры, вынудила к побегу из пустыни и втянула в приключения на воде и в воздухе, потянул рычаг скорости далеко за ограничительную красную черту. Сначала исчезла из видимости планета, потом и само солнце стало искоркой на космическом небосводе... Исчезли все звезды... Наконец он очутился в таком одиночестве и такой тьме, темнее которой он и представить не мог ... - "Кто ты?" - вдруг раскатисто и мощно произнес Голос, который казалось шел со всех сторон или исходил из его собственного мозга. - "А ты где?", - нашелся в ответ Странник. - "Аз езм!", - непонятно ответил Голос. - "Я не вижу тебя..." - "Вглядись в себя..." Тогда в этом ужасе кромешной тьмы Странник вспомнил о закрытой посудине, в которой всегда бережно хранил искорки Огня костра. Он нашарил коробку в складках тоги и, надеясь взглянуть в глаза говорившего, увидеть его лицом к лицу, приоткрыл коробку с Огнем... Взвился вихрь, в струях которого закружились и слились в целое многократные циклы странствий и путешествий по пустыням, океанам, воздуху и космическому пространству. Люди пещер, пустынь, морей и воздуха предстали явью перед его глазами. Смыслы схлопнулись и замкнулись в значение. Истина стала ослепительно отчетливой... Память вернулась, и слова рвались из души. "Я - Человек!!! Что я сделаю для людей?! Имя мое Проме..." Звук оборвался на полуслоге... Нестерпимо сверкнула черная молния, оглушительно и раскатисто прогремел удар беззвучного грома. Пространство раскололось и распалась связь времен. "Инверсия..." - мелькнула последняя мысль угасающего в очередной раз сознания. И все исчезло... Только затухали и гасли во тьме, будто растоптанные кем-то, оставшиеся искорки от огня костра - проблески истинного Знания. * * * На скале, слабо просвечивая сквозь темноту пространства, висело обессиленное тело. Голова в терновом венце склонилась к плечу, руки были распяты цепями и приколочены к деревянному кресту. Кровь сочилась из ран, крупными каплями ударяясь о подножье скалы и окрашивая его в ярко голубой цвет. Все шесть рук пылали болью сквозных ран. Ни один из двух пар глаз Странника не мог отчетливо рассмотреть, что творится вокруг. Было холодно, темно и страшно... Где-то далеко-далеко в голубой высоте неба безответственно порхали и роились люди-мотыльки; где-то на палубах кораблей подпрыгивали в ажиотаже, обволакивая иллюзиями самих себя, корсары - бесстрашные пенители моря; неустанно трудились жители пустыни, почитая за честь сизифов труд и за доблесть - каннибализм; весело общались у костра мифа пещерные люди; и во тьме каждой из неведомых бесчисленных пещер висело прикованное к скале распластанное тело... А над всем этим, грозно покачивая крыльями, медленно летел гигантский орел, готовый раз за разом терзать тело, раздирать когтями плоть и клевать обнаженную печень всякого, кто покусится на Великую тайну сакрального Знания. 13 января 2004 г. http://samlib.ru/r/redjuhin_w_i/pritchaostrannike.shtml

Кьеркегор говорит: – Бога нет! Это очень обидело Бога. – Ну, пошло, надоело, привет! Это как это так – меня нет? Докажи! Но, пожалуйста, строго. Кьеркегор говорит: – Посмотрю, Для начала задачку подкину. Ты верни-ка мне Ольсен Регину, Молодую невесту мою. А вокруг все народы стоят, Возле Господа и Кьеркегора, И следят за течением спора, Затаивши дыханье следят. Напрягает все силы Господь, Тьму проблем на ходу разрешает И без времени падшую плоть Поднимает со дна, воскрешает. Рукоплещут насельники кущ, Нет у свиты небесной вопросов: – Видишь, наш Господин всемогущ! Значит, Бог он, ты видишь, философ. Смотрят люди с деревьев и с гор, С перекрёстка и с крыши вокзала... – Но ещё, – говорит Кьеркегор, – Нам Регина своё не сказала. Тут Регина, восстав среди дня, Потянулась, в томленье ли, в неге ль: – Если вы воскресили меня, Где же муж мой, где добрый мой Шлегель? – Так-так-так, ты меня обманул, – Кьеркегор констатирует сухо. – Ты не Бог. Это всё показуха. Воскресив, ты её не вернул! Бог опять поднапрягся в тиши. Он на лбу собирает морщины И у женщины той из души Изымает он облик мужчины. – Где была я, мой друг, до сих пор? Как жила без тебя – неизвестно. Кьеркегор, это ты, Кьеркегор? – Говорит Кьеркегору невеста. И притихли народы вокруг. Человечество пот отирает. Овладел им ужасный испуг: Неужели мудрец проиграет? Кьеркегор говорит: – Болтовня. Это снова не хлеб, а мякина. Если любит Регина меня – То какая же это Регина? И вздохнули народы. В свой срок Их война или труд призывает. И печально задумался Бог: «Да, пожалуй, меня не бывает». Александр Аронов https://vk.com/feed

Как видно, полвека я прожил не зря, Раз понял сейчас наконец, Что и можжевельник, и некий птенец Нужны Провиденью, как я. Я - важный свидетель: могу наблюдать Полёт из-под крыши на куст. Без нас этот вечер бессмыслен и пуст, А с нами - сама благодать. Птенец ещё сам для себя НЛО, А я отлетал, по всему, Но луч на закате и мне, и ему Последнее дарит тепло. Всевышний подарок - что отблеск фольги Из детства сквозь морок времён. Как ветвь и душа мы дрожим - я и он, - Пред тем, как ни узрим ни зги. Но каждый своё ещё сможет, друзья - Опорой для взлёта служить. Взлететь и запеть, а, возможно, как я, Сочувствуя, сопережить. И может быть, там, где Творец все пути Спрямит в бесконечную нить, Он наши юдоли соимет в горсти - Во Истине соединить.

...Меня по всей земле влекло, И я не знаю, что искал - Меж нами мутное стекло, Меж нами мили и века. Сквозь пустоту безликих слов И суету ненужных дел Я слышу приглушенный зов, Сулящий сказочный удел. То откровеньем оглушен, То снова поднимая крест, Я отчего-то слышу стон под нежным саваном невест. И я найти уже не мог Успокоения и сна, И был разрушен тот чертог, В котором правила Весна. Безумец! Мыло да петля - Вот то, чего ты так искал... Горит стеклянная земля И растекается меж скал. Но лишь бушующий поток Найдёт расщелину в скале... Я у твоих погибну ног, Измазан в перьях и смоле. Мир будет тихим в этот час, Бесстрастным, словно сталь курков... Нам никогда не встретить нас Под звон серебряных подков. И снова будет чай с утра, И будни, горькие, как дым - Мы встретимся... Уже вчера, И обо всем поговорим.

Интервью с Алексеем Павловичем Козыревым, заместителем декана философского факультета МГУ имени М.В.Ломоносова по научной работе, доцентом кафедры истории русской философии, членом Русского религиоведческого общества, председателем Международного научного совета Академии Кантиана Балтийского федерального университета имени И. Канта, кандидатом философских наук Интервью проведено в рамках проекта «Динамика религиозной ситуации и конфессиональная идентичность в Московском регионе». При реализации проекта используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 05.04.2016 № 68-рп и на основании конкурса, проведенного Национальным благотворительным фондом. — Скажите пожалуйста, Алексей Павлович, можно ли сказать, что в современной России существует паритет межрелигиозных отношений или фактически у нас есть гонимые, терпимы или практически государственные религии? Вот как, по вашему мнению ситуация обстоит? — Конечно, есть традиционные конфессии, которые выделены и, я считаю, что это на законодательном уровне произошло с принятием закона «О свободе совести», хотя в саму базовую часть это не вошло, а вошло в преамбулу, где речь идет о традиционных религиях, которая не носит юридического характера, но, тем не менее, декларации тоже важны и поскольку декларация была привязана к закону о том, что в России есть традиционные конфессии, это: христианство, ислам, иудаизм и буддизм, насколько я помню, четыре религии указаны. Причем, православие выделено отдельно, признается особая его роль в истории России, в становлении ее культуры и духовности. Культурообразующую и государствообразующую роль. Традиционно так получалось, что монархи венчались на царство в Успенском соборе и их благословлял сначала митрополит, потом патриарх, то есть сама сакральная процедура передачи власти обозначала, что православие было государственной религией в истории России до 1917–го года. Культурная память, историческая память не стирается даже путем репрессий и искусственного идеологического, государственного атеизма, поэтому, когда произошло возвращение к религии, оно опять–таки началось с особых преференций, знаков внимания, которые были адресованы именно православной церкви. Вспомним события, связанные с тысячелетием крещения Руси, 1988–1989 годы, но определенные решения были приняты еще раньше: в 1985 году было принято решение о передаче Церкви Даниловского монастыря, насколько я знаю. То есть это самое начало правления Горбачева. Никто еще тогда не думал, что это будет началом какого-то религиозного ренессанса и, даже, может быть, еще и в 1988 году никто так не думал, а вот в 1989 году уже было более очевидно. Когда органы спецслужб отказались от открытого преследования людей, осуществляющих православную религиозную пропаганду, установку памятников, восстановление храмов, деятельность различных обществ типа ВООПИиК, общества охраны памятников, потому что многие вещи именно через него происходили, связанные с восстановлением исторических традиций, исторической памяти. Я помню, когда были фестивали православных хоров в Колонном зале Дома союзов, именно ВООПИиК распространяло билеты. Общество «Память», которое возникло в середине 80-х, тоже активно ратовало за возрождения национальных традиций и носило националистический характер. Отношение к нему было двойственное, то есть с одной стороны власть его официально критиковала, а с другой стороны было очень много чиновников, которые симпатизировали этой политике и негласно поддерживали. То есть исторически получилось так, что именно в связи с юбилейной датой, тысячелетия крещения Руси, возвращение религиозного фактора в жизнь общества началось именно с православия. Потом стал подтягиваться ислам и буддизм, иудаизм и другие традиционные конфессии. Но параллельно с этим еще надо отметить, что, конечно, начало 90-х годов было временем религиозной свободы, может быть, не только в лучшем, но и в худшем смысле этого слова, потому что распространялось очень много сект и харизматических движений. Известно, что в 1992 году во время визита в Россию лидера Аум Синрикё Сёко Асахары состоялись его встречи с руководителями самого высокого уровня, с вице–премьером тогдашним, планировалась встреча с Ельциным. И поддержка была в Совбезе России, свободно по радио и телевидению транслировались тексты Сёко Асахары, который позже будет осужден в Японии на смертную казнь за организацию терактов в японском метро. И поэтому такая пестрота религиозных движений привела к мысли, что государство должно регулировать религиозную ситуацию в стране, делая преференции по отношению к определенным конфессиям. И здесь, я даже не знаю, есть ли до сих пор у нас какая-то осмысленная политика или эта политика происходит во многом спонтанно и путем лоббизма религиозными организациями своих интересов. Например, программа «200 храмов в шаговой доступности» в Москве. Она, конечно, осмысленна: действительно, не хватает храмов в спальных районах, и храмы, которые строятся, заполняются людьми. И в то же время такая программа не проводится для мечетей в крупных городах, хотя потребность, как мы понимаем, в них тоже есть, потому что приток исламского населения, людей, исповедующих ислам, из России и других государств, он не уменьшается, а, пожалуй, только увеличивается. Я не буду говорить про федеральную власть в данном случае. Но на уровне муниципалитетов мы видим явную преференцию по отношению к православию, если сравнивать с исламом. Что это? Попытка как-то оградить себя от мультикультурализма, от возможных межконфессиональных конфликтных ситуаций? Или это просто такая скрытая боязнь, поскольку за исламом идет шлейф радикализма, терроризма? Скрытая боязнь, что эти религиозные сооружения станут центрами распространения этих идей, я здесь не могу достаточно авторитетно сказать, но пока мы видим, по крайней мере, в тех регионах, которые по населению своему традиционно являлись, русскими, православными, мы видим этот приоритет. Явный приоритет одной конфессии по отношению к другим. Тоже самое мы можем сказать и о Татарстане, и о ряде других исламских регионов, где, наверное, в другую сторону развивается ситуацию. Там большее значение придается именно исламу. Новая мечеть в казанском Кремле значительно выше старого православного храма. ... (полный текст интервью по ссылке : http://relig.moscow/archives/552 )

Юрий Семёнов О русской религиозной философии конца XIX — начала XX века Привычным штампом стали слова о русском культурном Ренессансе вообще и русском философском Ренессансе в частности, имевшем место в конце XIX — начале XX в. Их повторяют все кому не лень, совершенно не вдумываясь в их значение. Это стало символом веры, но не предметом знания. А между тем, задуматься над смыслом этих сакральных формул стоило бы. Слово «ренессанс» в переводе на русский язык означает «возрождение». О возрождении какого-либо явления можно говорить лишь в том случае, если оно когда-то существовало, а затем погибло. Применение слова «ренессанс» для характеристики того, что происходило в Западной Европе в XIV–XVI вв. понятно. Гуманисты были убеждены, что в результате их усилий была возрождена погибшая, забытая античная культура. А какая же культура была возрождена в конце XIX — первой половине XX в. в России? Русская? Но она никогда не погибала. Но если не было гибели, то не могло быть и возрождения. Иначе говоря, все разговоры о русском культурном ренессансе конца XIX — начала XX века — пустой звук, не имеющий никакого реального содержания. Эти пустые, но с рвением повторяемые слова были направлены на достижение определенной цели. Чтобы понять, какова эта цель, перейдем от «русского культурного ренессанса» вообще к «русскому философскому ренессансу». Конечно, никакой гибели философии в России тоже никогда не было. Вопреки трудам, в которых зарождение философской мысли на Руси относится чуть ли не к IX–XI вв., в действительности в нашей стране никакой философии не было, по крайней мере, до середины XVIII в. И она в России не возникла, а была привнесена с Запада. О более или менее самостоятельной философской мысли в России можно говорить лишь начиная с XIX в. В XIX в. была в России и религиозная философия, но она с самого начала была на обочине, была в основном казенной, православной. Из лиц, не принадлежавших к числу преподавателей духовных учебных заведений, к ней обращались лишь единицы. Начиная, примерно, с середины XIX в. среди русской интеллигенции восторжествовали идеи материализма и материалистически понимаемого позитивизма. Попытки религиозных философов, например П.Д. Юркевича, переломить эти настроения были встречены ядовитыми насмешками. В стихотворении «После первого чтения г. Юркевича по “философии”» с эпиграфом «Грянул гром не из тучи» известный сатирик Виктор Буренин писал: Так продолжалось почти до конца XIX в., пока религиозные веяния не охватили часть русской интеллигенции. На этой волне возникла новая, иная, чем раньше, русская религиозная философия. Конечно, ни о каком «возрождении русской философии» говорить не приходится. Но возрождение интереса определенной части образованных русских людей к религиозной философии действительно имело место. Это явление не получило слишком большого распространения. Шума было много, но результаты — ничтожны. Большинство интеллигентов продолжало придерживаться прежних взглядов и не собиралось от них отказываться. «Вы пишете, — читаем мы в письме А.П. Чехова С.П. Дягилеву от 30 декабря 1902 г., — что мы говорили о серьезном религиозном движении в России. Мы говорили про движение не в России, а в интеллигенции. Про Россию я ничего не скажу, интеллигенция же пока только играет в религию и главным образом от нечего делать. Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее все дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества не собирались. Хорошо это или дурно, решить не берусь, скажу только, что религиозное движение, о котором Вы пишете, само по себе, а вся современная культура сама по себе, и ставить вторую в причинную зависимость от первой нельзя... Теперешняя культура — это начало работы, а религиозное движение, о котором мы говорили, есть пережиток, уже почти конец того, что отжило или отживает». (Чехов А. П. Собр. соч.: 12 т. М., 1957. Т. 12. С. 507-508). Религиозные философы в России и их последователи составляли ничтожное и маловлиятельное меньшинство. Но количественный критерии в истории не всегда применим. Гуманистов в Италии XIV в. было не слишком много, что не исключило их огромного влияния на культуру не только этой страны, но и всей Западной Европы, а в конечном счете и мира. Чтобы понять значение новой русской религиозной философии, нужно прежде всего вскрыть причины, ее породившие. Суть дела в том, что в России в конце XIX — начале XX в. назревала великая народная революция, которой предстояло смести старый отживший общественный строй. То, что старая Россия обречена на гибель, в той или иной степени осознавали многие, причем не только политики. Предчувствием надвигающегося урагана пронизана русская поэзия конца XIX — начала XX в. и, в частности, многие стихи основоположника новой русской религиозной философии В.С. Соловьева. Достаточно назвать его стихотворение «Панмонголизм» (1894), в котором гибель старой России по аналогии с падением Западной Римской империи и Византии рисуется как результат внутреннего разложения и вторжения иных народов. Первый Рим был сокрушен варварами, второй Рим — османами, а третий Рим — падет под ударами представителей желтой расы. В.С. Соловьев был не одинок. Такую же картину рисует и В. Брюсов в своих «Грядущих гуннах». Нужно ли напоминать о А.А. Блоке, предсказывавшем «неслыханные перемены, невиданные мятежи», и о М.А. Волошине с его «Ангелом мщения». Та часть русской интеллигенции, которая жила общими нуждами с народом, приветствовала грядущую революцию. Но тот ее слой, который был тесно связан с русской буржуазией (не говоря уже о тех ее представителях, которые выражали интересы дворянства), революции панически боялся. Пусть не очень осознанно, но ощущая, что никакая естественная социальная сила не способна предотвратить надвигающуюся бурю, эти люди вынуждены были обратиться к поиску иных сил, возложить свою надежду на иной мир. Так они пришли к религии. Но понимая, что православие в его традиционной форме мало чем может помочь, они занялись созданием религиозно-философских систем. Превращение их в сторонников религии шло бок о бок с эволюцией их политических взглядов. Уже в первые годы XX в. русские религиозные философы выступили как ярые противники революции. Уже тогда в их работах отчетливо проявился страх перед народом. Революция 1905—1907 гг. окончательно превратила их в прямых реакционеров. Страх перед народом дополнился ненавистью к нему. Все это нашло отчетливое выражение в знаменитых «Вехах» (1909). Об этой книге написано много. Бессчетны попытки выдать ее авторов за благороднейших людей, озабоченных лишь судьбами Родины. Но действительные мотивы, двигавшие ими, как нельзя лучше раскрыты Александром Блоком в написанном им в разгар революции стихотворении «Сытые»: Основная идея «Вех» до предела ясно была выражена в одном из высказываний М.О. Гершензона: «каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться мы его должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной» (Гершензон М.О. Творческое самосознание // Вехи. Из глубины. М.,1991.С. 90). И русские религиозные философы стеной встали на защиту русского самодержавия, стали его верными слугами. И это признают и нынешние их поклонники. Вот, например, что пишет об эволюции взглядов С.Н. Булгакова, автор предисловия к сборнику его работ: «К 1905 г. философский идеализм Булгакова уже успел получить религиозную окраску. В мировоззрении же его на смену революционизму пришел либерализм... Начиная с 1907 г. происходит и отказ от либерализма, уступающего место консерватизму, охранительству. С.Н. Булгакову... удалось, казалось бы, невозможное: он отказался от своих прежних идеалов, обратился к тому, что отвергал. Его ненависть к царю сменилась любовью к нему, нетерпимость по отношению к К.П. Победоносцеву и правым иерархам церкви — полным приятием их мыслей и дел. И хотя мыслитель словесно не обозначил этот вектор, он достаточно очевиден» (Акулинин В.Н. С.Н. Булгаков: вехи жизни и творчества // Булгаков С Н Христианский социализм. Новосибирск, 1991. С.б). И С.Н. Булгаков был не одинок. В своей ненависти к противникам самодержавия некоторые из русских религиозных философов сумели перещеголять даже сам царизм. Например, В. В. Розанов написал, а П.А. Флоренский с величайшей готовностью поместил в редактируемом им «Богословском вестнике» статью, в которой критиковалось намерение правительства по случаю трехсотлетия дома Романовых объявить амнистию эмигрантам (Розанов В. Впечатления мирянина. II. Не нужно давать амнистию эмигрантам // Богословский вестник. 1913. Март. Т. I. С. 644-650). Статья преисполнена такой преданностью самодержавию и ненавистью ко всем его критикам, органически сочетающейся с антисемитизмом, что вполне могла бы стать программной для «Союза русского народа». Но царизм не прислушался к голосу философствующих черносотенцев: амнистия была все же объявлена. Чтобы покончить с «Вехами», остановимся еще на одном связанном с ними мифе. Принято считать эту книгу профетической. «Пророческая глубина “Вех”, — писал, например, А.И. Солженицын, — не нашла... сочувствия читающей России, не повлияла на развитие русской ситуации, не предупредила гибельных последствий» (Солженицын А. Образованщина // Из-под глыб. УМСА-PRESS. 1974). Это потом повторялось сотни раз. Однако все это сплошная неправда. Никакого пророчества ни в одной из статей этого сборника при всем желании найти невозможно. Там нет ни слова о грядущей революции. Авторы действительно резко отрицательно отзывались о русской революции, но речь везде шла исключительно лишь о прошедшей революции— 1905—1907 гг., но отнюдь не о будущей. Зато когда произошла Октябрьская рабоче-крестьянская революция 1917 г., в новом сборнике «Из глубины» (1918) участвовавшие в нем веховцы задним числом объявили себя пророками (Струве П.Б. Предисловие издателя // Вехи. Из глубины. С. 209). И им поверили. Проверять не стали. Не будем говорить об отношении русских религиозных философов к Октябрьской рабоче-крестьянской революции и советской власти, которое проявилось и в сборнике «Из глубины», и в других их сочинениях. Но важно подчеркнуть, что они всегда были ярыми противниками демократии. Н.А. Бердяев в своих работах всячески клеймил демократию. «Демократия, — писал он, — есть уже выхождение из естественного состояния, распадение единства народа, раздор в нем. Демократия по существу механична, она говорит о том, что народа как целостного организма уже нет. Демократия есть нездоровое состояние народа. В “органические” эпохи истории никаких демократий не бывает и не возникает. Демократия — порождение “критических эпох”» (Бердяев Н.А. Философия неравенства: Письма к недругам по социальной философии // Русское зарубежье. Л., 1990. С. 139). Демократия плоха во всем. «Дух демократизма в своей метафизике, в своей морали, в своей эстетике несет с собой величайшую опасность для аристократического начала человеческой и мировой жизни, для благородного качественного начала» (Там же. С. 120). Подлинная демократия всегда недолговечна. «И это счастье для человечества. Если бы возможна была окончательная демократия, то человечество погибло бы, утонуло бы во тьме. В самой идее народовластия, ничем не ограниченного и ничему высшему не подчиненного, нет никакой правды, нет и правды о человеке, человеческом образе, о его бесконечной духовной природе, на которую недопустимы никакие посягательства» (Там же С. 145). Насколько Н.А. Бердяев ненавидел демократию, настолько он благоговел перед аристократией, а вместе с ней и перед монархией и вообще единоличным правлением. Целые страницы посвящены у него восхвалению прелестей тирании и деспотии. Аристократизм у него органически совмещался с расизмом. «Культура, — писал он, — не есть дело одного человека и одного поколения. Культура существует в нашей крови. Культура — дело расы и расового подбора... “Просветительное” и “революционное” сознание... затемнило для научного познания значение расы. Но объективная незаинтересованная наука должна признать, что в мире существует дворянство не только как социальный класс с определенными интересами, но как качественный душевный и физический тип, как тысячелетняя культура души и тела. Существование “белой кости” есть не только сословный предрассудок, это есть неопровержимый и неистребимый антропологический факт» (Там же. С. 113). С.Л. Франк в своих «Духовных основах общества» также вздыхает по монархии. «В монархической идее царя как “помазанника Божьего”, — пишет он, — содержится поэтому глубокая и верная идея, отнюдь не связанная непременно формой династической монархии...» (Франк С. Духовные основы общества, с. 412). Ревностно защищает он «и столь единодушно и решительно отвергнутое новым временем начало сословности» (Там же с. 413). Но если Н.А. Бердяев и С.Л. Франк иногда обставляли свои антидемократические филиппики оговорками, то все эти тонкости были чужды И.А. Ильину, который был бескомпромиссным поборником самодержавной монархии и махровым националистом. Его идеи повергают в ужас даже некоторых либерально настроенных деятелей православной церкви. Вот что пишет, например, игумен Иннокентий (Павлов) в своей статье «Истоки русского бреда»: «Сейчас в Москве без труда можно приобрести опус Ильина, представляющий квинтэссенцию русского бреда. Он озаглавлен “Проект Основного Закона России” и был написан и впервые оглашен в 1938 году... Честно говоря, я в своей жизни не читал ничего более гадостного. Желание идти “своим путем”, т. е. не так, как остальная европейская цивилизация, приводит автора к отрицанию необходимости многопартийного структурирования и гражданского общества и представительной демократии. Все это заменяется псевдособорностью, жестоко контролируемой неким “Верховным Правителем”» (Игумен Иннокентий (Павлов). Истоки русского бреда // Независимая газета. 1996. 31 авг.). Ненависть к советской власти и одновременно к демократическим институтам завела некоторых из религиозных философов так далеко, что они вступили на путь сотрудничества с итальянскими фашистами и немецкими нацистами. Пособниками гитлеровцев во время оккупации Франции были Д.С. Мережковский и Б.П. Вышеславцев. Последний после разгрома фашизма вынужден был, спасаясь от суда, бежать из Франции (Об этом см., например: Яновский В.С. Поля Елисейские. СПб., 1993. С. 127–129, 167–168 и др.). Переход на позиции религиозной философии, вызванный ужасом перед надвигающейся революцией, с неизбежностью завел людей, которые пошли по такому пути в тупик. Понятие «религиозная философия» таит в себе явное противоречие. Подлинная философия предполагает полную свободу мысли. Только тот способен стать настоящим философом, кто может поставить под сомнение любое положение, для которого нет непререкаемых авторитетов. Религиозный философ на это, в принципе, не способен. Для него всегда существует набор положений, в правильности которых он не имеет права усомниться. Его мысль всегда заключена в определенные рамки, за которые она не смеет выйти. Были времена, когда и в рамках религиозной философии можно было что-то сделать. Речь идет об эпохе средних веков. Первоначально разум был всецело подчинен вере. Существовала теология, но не было философии. По мере своего развития пробуждающийся разум ставил и философские проблемы. Переход от теологии к религиозной философии был, несомненно, шагом вперед. Но рано или поздно дальнейшее развертывание философской мысли в этой форме стало абсолютно невозможным. С возрождением науки и ее первыми успехами религиозная оболочка была сброшена и возникла светская философия, которая только и была способна к подлинному развитию. В России конца XIX — начала XX в. наблюдалось явление прямо противоположное. Была предпринята попытка в иную, чем средневековая эпоха, в эпоху расцвета науки и светской философии вернуться к религиозной философии, и тем самым не только вновь заковать давно уже освобожденную философскую мысль, но и отбросить все ее основные достижения. Все это нельзя охарактеризовать иначе, как огромный шаг назад, как явный регресс. И вполне понятно, что люди, вставшие на этот путь, обрекли себя на полное творческое бесплодие. Они не были способны решить ни одну из философских проблем, не были способны сделать даже малейший шаг вперед. Во времена «застоя» вышел в свет объемистый том — «Марксизм в XX веке» (М., 1977). На титульном листе стояло имя П.Н. Федосеева — члена ЦК КПСС, вице-президента АН СССР, куратора и руководителя всех общественных наук в стране и прежде всего философии. Злые языки говорили, что весь вклад П.Н. Федосеева в создание сего труда сводился к подписи в ведомости на получение гонорара. Все остальное было сделано «неграми», в роли которых выступали многочисленные референты и подчиненные академика. Вполне понятно, что труд сановного автора должен был обязательно получить самую высокую оценку со стороны советской научной общественности, И вот в теоретическом органе ЦК КПСС — журнале «Коммунист» появилась рецензия. Автор ее буквально захлебывался от восторга. Как поведал он читателям, появление этого труда «является крупным событием научной жизни», ибо П.Н. Федосеев в своем «фундаментальном исследовании» «творчески», «плодотворно» разработал, «блестяще» показал и т.п., — словом, внес большой «вклад» в «теоретический фонд» (Пошатаев В. Вечно живое развивающееся учение // Коммунист. 1978. № 12. С. 120–122). Но о том, в чем именно заключался крупный вклад в теорию, что именно творчески, плодотворно, блестяще разработано, в рецензии не было сказано ни слова. И совершенно понятно почему: ничего даже отдаленно похожего в книге не было. Знакомиться с трудами русских религиозных философов я начал давно, что было не так уж трудно. Вопреки истошным воплям о том, что нас на долгое время насильственно отлучили от великого духовного богатства, все дореволюционные издания Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова и многих их единомышленников находились не в спецхране, а в общем фонде Всесоюзной государственной библиотеки, т. е. были доступны для всех ее читателей. Да и получить доступ в спецхран было тоже не очень сложно. Достаточно было принести ходатайство от руководства высшего учебного заведения или научно-исследовательского института. Во всяком случае мне без особых усилий удавалось получать книги не только Н.А. Бердяева и С.Н. Булгакова, но и Л.Д. Троцкого и Н.И. Бухарина, которые, как известно, и после XX съезда КПСС продолжали числиться врагами народа. Так вот, знакомясь с трудами русских религиозных философов, я не нашел в них ничего нового, оригинального и интересного. Когда началась перестройка и в изобилии появились вначале обширные статьи, а затем и монографии, в которых пелась хвала этим философам, я стал внимательно перечитывать эти работы, чтобы выяснить, что же я не заметил, в чем же все-таки состоит их вклад в развитие философской мысли. Я узнал, что русские религиозные философы являются великими или даже величайшими, замечательными, гениальными мыслителями, которые на весь мир прославили русскую философскую мысль, что ими был внесен неоценимый вклад в сокровищницу мировой культуры, что ими были сделаны величайшие открытия, которые на много продвинули человеческую мысль, что их труды содержат величайшее, неоценимое духовное богатство, без приобщения к которому невозможно никакое дальнейшее развитие и т. д. и т. п. Единственное, о чем не сообщалось в этих трудах — что же именно открыли русские религиозные философы, что конкретно внесли они в развитие философии. О том, что они гении, утверждалось постоянно. Но ни одна из их гениальных мыслей почему-то никогда и нигде не приводилась. И понятно, почему. Все это был такой же блеф, что и в случае с П.Н. Федосеевым. Никаких великих открытий русские религиозные философы не совершили, никакого вклада в развитие мировой философской мысли не внесли, ничем мировую культуру не обогатили. И это естественно. Движение по выбранному ими пути никуда, кроме тупика, привести не могло. Это можно показать на примере хотя бы того же Н.А. Бердяева. Последний, как известно, неоднократно писал, что в центре его внимания всегда была философия истории (Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 1990. С. 3 и др.). И что же он сделал в этой области? Откроем его книгу «Смысл истории». «История, — читаем мы на одной из ее страниц, — есть свершение, имеющее внутренний смысл, некая мистерия, имеющая свое начало и конец, свой центр, свое связанное одно с другим действие, история идет к факту — явлению Христа и идет от факта — явления Христа. Этим определяется глубокий динамизм истории, движение истории к сердцевине мирового процесса и движение от сердцевины этого процесса» (Там же. С. 27). «История потому только и есть, — читаем мы на другой странице, — что в сердцевине ее есть Христос. Христос и есть глубочайшая мистическая и метафизическая основа и источник истории, драматической, трагической судьбы ее. К Нему идет и от Него идет Божественное, страстное движение и мировое человеческое страстное движение. Без Христа его не было бы и оно было бы непонятно» (Там же. С. 46). И это повторяется без конца. Доказательств правильности этих положений не приводится и понятно, почему: доказать это невозможно. Ясно только одно, автор является истово верующим христианином. Если бы он был буддистом, то с точно такой же убежденностью писал бы, что история идет к Будде и от Будды. Был бы мусульманином, центральной фигурой истории он сделал бы Мухаммеда. К науке все это не имеет ни малейшего отношения. И к тому же, ничего оригинального в историософских построениях Н.А. Бердяева нет. Все основные идеи содержались еще в труде Августина Аврелия «О граде божьем» (413–427). Но если эта работа заслуживает внимания как первая, в которой была изложена определенная концепция мировой истории, то уже труд епископа Ж. Б. Боссюэ «Рассуждение о всемирной истории» (1681), в котором излагалась в основном та же концепция, был явным анахронизмом. Когда же подобного рода взгляды пропагандируются в начале XX в., то их совершенно невозможно принять всерьез. Возникает впечатление какой-то мистификации. А когда единомышленник Н.А. Бердяева С.Н. Булгаков в своем труде «Свет невечерний» (1917) выводит экономику из первородного греха, то нормальному человеку становится как-то не по себе (Булгаков С. Н. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. М, 1994. С. 304–305 и др.). До такого маразма нужно суметь дойти! Ничего нового, оригинального невозможно найти и в работах русских религиозных философов, посвященных онтологии, теории познания, этики и т.п. Нередко их сочинения содержат бесконечный набор пустопорожних фраз, лишенных всякого смысла. Не имея ничего за душой, но пытаясь создать видимость новизны, они в разных словесных формах без конца повторяют одно и то же. Работы большинства их, на мой взгляд, представляют собой образцы явной графомании. Это не означает, что во всех их сочинениях вообще нет ни одной здравой мысли. Когда они писали на конкретные темы, далекие от религии и религиозной философии, то у них получалось иногда довольно неплохо. Можно указать хотя бы на статьи В.С. Соловьева, посвященные национальному вопросу в России. Очень интересны многие публицистические работы Г.П. Федотова. В них много ума и проницательности. Но все это только до тех пор, пока не заходит речь о христианской религии и церкви. А далее автор несет такой вздор, что диву даешься. Когда поклонники русской религиозной философии все же пытаются перейти от громких фраз о ее величии и всемирно-историческом значении к показу ее конкретных достижений, то они обычно говорят о постановке этими мыслителями проблемы Софии — Премудрости Божией. Между ними шли споры о том, является ли София четвертой ипостасью божества наряду с тремя другими — Богом-отцом, Богом-сыном и Богом-духом святым или она представляет собой нечто совсем иное. Нетрудно понять, что этот вопрос не имеет к философии ни малейшего отношения. Это — проблема богословия, причем ценность ее ничуть не больше, чем значение обсуждавшегося в средние века крайне актуального вопроса о том, сколько ангелов может поместиться на острие иглы. Если средневековые религиозные философы пытались наряду с богословскими проблемами ставить и философские, пытались от богословия идти к философии, то русские религиозные философы двигались в противоположном направлении: от философии к богословию. Первые до поры до времени шли по пути прогресса, вторые — исключительно назад и только назад. Идеалом для русских религиозных философов были средние века. Это проявлялось в их как философских, так и политических взглядах. В средневековую эпоху науки либо совсем не было, либо она была еще в пеленках. Поэтому с ней можно было не очень-то считаться. Иное дело — XX в. Наука к этому времени стала такой величиной, что новым религиозным философам нужно было с ней что то делать. Встать на путь прямой конфронтации с наукой в новую эпоху было совершенно немыслимо. И вот было объявлено о необходимости синтеза религии, науки и философии. Задача, конечно, абсолютно не осуществимая. Наука и религия являются антиподами, примирение между которыми полностью исключено. И прошлые, и нынешние сторонники идеи синтеза нередко обосновывают ее ссылками на то, что некоторые ученые были искренне верующими людьми. Но совмещение в голове одного и того же человека научных идей с догмами религии ничего не говорит в пользу отстаиваемого ими тезиса. Оно свидетельствует лишь о том, что люди не всегда отличаются последовательностью. Но верующий ученый может оставаться ученым лишь до тех пор, пока полностью исключает существование сверхъестественных явлений в той области, в которой он ведет исследование. Он должен быть сторонником возникшей еще в средние века концепции двух независимых друг от друга истин: научной и религиозной. Как только он от нее отходит, то с неизбежностью перестает быть ученым. Нельзя не указать и на то, что говоря о верующих ученых, сторонники идеи союза науки и религии нередко прибегают и к прямой лжи. Очень часто верующими объявляют таких выдающихся деятелей науки, как И.П. Павлов и А. Эйнштейн. Но каждый, кто читал работы И.П. Павлова, ни на минуту не может усомниться в атеизме великого ученого. В его трудах столько мимоходом брошенных ядовитых замечаний по поводу религиозных представлений о душе, столько колкостей в адрес «душеверия», что двух толкований просто быть не может. Но помимо этого известны и прямые высказывания И.П. Павлова о его отношении к религии. Протестуя в своем письме к В.М. Молотову против преследования церкви, он писал: «По моему глубокому убеждению, гонение нашим Правительством религии и покровительство воинствующему атеизму есть большая и вредная последствиями государственная ошибка. Я сознательный атеист-рационалист и поэтому не могу быть заподозрен в каком бы то ни было профессиональном пристрастии» («Протестуя против безудержного самовластия». Переписка И.П. Павлова с В.М. Молотовым // Советская культура. 1989. 14 янв. С. 10). Точно также есть и прямые свидетельства атеизма А. Эйнштейна. Вообще в сочинениях современных сторонников нерушимого союза науки и религии много просто комического. Например, в написанном в сугубо религиозном духе пособии для школ «Религии мира» категорически утверждается, что религия и наука ни в коем случае не противоречат друг другу и не исключают друг друга. Они находятся в тесном содружестве (Религии мира. Пособие для учителя. М., 1994. С. 30). И буквально тут же авторы обрушиваются на теорию эволюции органического мира, категорически утверждая, что она не имеет под собой оснований. Конечно, это — откровенная ложь. А причина понятна: эта научная теория находится в резком противоречии с догмами религии. И уж совершенно нелепо и смешно утверждение: «Религия предлагает огромное количество фактов, которые свидетельствуют о существовании мира сверхъестественного, нематериального, существовании высшего Разума (Бога), души и пр.» (Там же. С. 5). Авторы ставят в один ряд существование Бога и души. В том, что душа, если понимать под этим духовный мир человека, его сознание и подсознание, существует, не сомневается ни один, даже самый отъявленный атеист. А вот хорошо было бы, если бы авторы из огромного количества фактов, свидетельствующих о существовании Бога, привели бы хотя бы один. Но они этого нигде не делают. И совершенно понятно, почему: таких фактов нет. Часто для доказательства благотворности союза религии и науки ссылаются на труды П.А. Флоренского. О нем говорят как о величайшем мыслителе, энциклопедисте, русском Леонардо да Винчи, обогатившем своими замечательными открытиями чуть ли не все области человеческого знания. Он был и величайшим философом, и великим математиком, физиком, астрономом, искусствоведом, историком, филологом, а также еще и инженером. Поставив на первой странице своего основного философского труда «Столп и утверждение истины» вопрос о природе истины, П.А. Флоренский на последней (489) странице подводит итог: «Итак, снова вопрошая себя, что есть Столп и Утверждение Истины, мы пробегаем мыслью ряд ответов, данных здесь. Столп истины — это Церковь, это достоверность, это духовный закон тождества, это подвиг, это Трипостасное единство, это свет Фаворский, это Дух святой, это целомудрие, это София, это Пречистая Дева, это дружба, это — паки Церковь» (Флоренский П.А. Столп и утверждение истины (1). М., 1990. С. 489). Для того чтобы дать такой ответ, не нужно было исписывать 488 страниц. Это — не результат рассуждении, размышлений, тем более, исследований. Данный ответ был заранее известен автору, ибо диктовался принятыми им на веру религиозными убеждениями. Книга кончается словами: «Поклонимся отцу, его сынови, и святому духу, святой троице во едином существе, с серафими зовуще: “свят, свят, свят еси господи”!» (Там же. С. 490). Вот автор на протяжении всей книги и поклоняется отцу, сыну и святому духу. Вся его книга содержит не поиски решения поставленной проблемы, а подгонку хода изложения под заранее готовый ответ, о чем автор довольно прямодушно сообщает: «Чтобы придти к истине, надо отрешиться от самости своей, надо выйти из себя; а это для нас решительно невозможно, ибо мы — плоть. Но повторяю, как же именно, в таком случае, ухватиться за Столп Истины? — Не знаем, и знать не можем. Знаем только, что сквозь зияющие трещины человеческого рассудка видна бывает лазурь вечности. Это непостижимо, но это так. И знаем, что “Бог Авраама, Исаака, Иакова, а не Бог философов и ученых” приходит к нам, приходит к одру ночному и ведет так, как мы не могли бы и подумать. Человекам это “невозможно, Богу же все возможно”» (Там же. С. 489). Что же касается великих открытий П.А. Флоренского в области науки, то следовало бы спросить его страстных почитателей о том, какие именно открытия им сделаны, в историю каких именно наук навсегда вошло его имя. Ответ до предела прост: никакие и никаких. Его математические работы не представляют для науки ни малейшего интереса. А весь его «вклад» в астрономию заключается в попытке доказать, что Земля является центром мироздания. Этот тезис был анахронизмом уже в XVII в. Написано им было и неплохое для своего времени пособие «Диэлектрики и их техническое применение» (1924). Но сейчас оно забыто и вряд ли его вспомнят: оно безнадежно устарело. О политических взглядах П.А. Флоренского мимоходом уже поминалось. Он был убежденным монархистом и противником всякого демократического устройства. «Политическая философия Флоренского, — пишет один из ревностных почитателей русской религиозной философии, — была во всех отношениях не только консервативна, но и реакционна, что несомненно составляет глубокую загадку его трагической личности» (Замалеев А.Ф. Курс истории русской философии). В действительности никакой загадки нет. П.А. Флоренский был человеком предельно целостным: полным и законченным реакционером и в политике, и в философии, и в науке. Это отнюдь не означает (как могут мне приписать поклонники Флоренского), что я оправдываю репрессивные меры против него. Человека нельзя судить и карать за его взгляды, какими бы они не были. И то, что его арест и последующая гибель были преступлениями тогдашней власти, не подлежит сомнению. Кстати, антисемитом, расистом, почитателем рабства, феодализма и единовластия был и ученик Флоренского — А.Ф. Лосев (См. «Так истязается и распинается истина...» А.Ф. Лосев ОГПУ // Источник. 1996. № 4 (23)). Сами русские религиозные философы не могли в глубине души не понимать полную пустоту их построений, не могли не ощущать свою абсолютную творческую импотенцию. И с тем, чтобы скрыть это, выдать себя за великих новаторов, они с самого начала развернули шумную рекламную кампанию. Ведь именно они начали говорить о философском ренессансе в России на грани XIX и XX вв., имея в виду появление на исторической арене самих себя и своих трудов. Ну а с тем, чтобы эта самореклама не слишком била в глаза, был сочинен миф о русском культурном ренессансе! Использование термина «ренессанс» было во многом безошибочным ходом. Тот Ренессанс, который имел место в Западной Европе в XIV–XVI вв., всегда рассматривался как величайшее событие мировой истории, как гигантский рывок человечества вперед. И приклеивая ярлык ренессанса на свое движение, русские религиозные философы тем самым стремились создать впечатление грандиозности своих свершений. Как уже указывалось, не может быть и речи ни о каком возрождении русской культуры на грани прошлого и нынешнего веков. А вот о возрождении в применении к русской религиозной философии говорить можно. Однако это возрождение не только не имеет ничего общего с Ренессансом XIV–XVI вв., но по своей направленности прямо противоположно ему. Слово «возрождение» в применении к тому, что происходило в Западной Европе в XIV–XVI вв., совершенно не выражает сущность этого явления. Там произошло не возрождение давно ушедшей из жизни античной культуры, а возникновение принципиально новой культуры, качественно отличной от господствовавшей ранее средневековой культуры. Если в центре средневековой культуры был бог, то в центре новой — человек, если для средневековья было характерно засилье слепой веры, то теперь на первый план выдвигается свободный человеческий разум. Характерным для новой эпохи является борьба против религиозных догм, борьба за право свободно мыслить. Философия и наука освобождаются от власти религии. А в России на грани прошлого и нынешнего веков ряд интеллигентов предприняли попытку возродить средневековье с его культом бога и веры. Они добровольно отказались от права свободно мыслить, добровольно подчинили себя диктату религии. Это была попытка действительно возрождения ушедшего в прошлое средневекового мракобесия. Если уж и приводить исторические параллели с возникновением новой русской религиозной философии, то нужно обратиться не к Западной Европе XIV–XVI вв., а к тому, что происходило в духовной жизни в последние века существования античного мира. А они характеризовались засильем мистики и религии. Если античная философия сразу же возникла как светская философия и долгое время развивалась как таковая, то в эти века идет перерождение и разложение философии, Она все в большей степени становится религиозной. Все это было проявлением гниения и упадка античного мира, который завершился в конце концов его крушением. Как уже отмечалось, Россия на грани прошлого и нынешнего веков была беременна революцией, грозившей разрушить старые порядки. Страх перед грядущим социальным преобразованием породил русскую религиозную философию. Но в отличие от последних веков античного мира, когда духовный кризис принял всеобщий характер, в России к религии и религиозной философии обратилась лишь жалкая кучка интеллектуалов, которые после этого потеряли всякое право называться мыслящими людьми. Подводя итоги недолгой истории русской религиозной философии поэт-эмигрант Арсений Несмелов писал в стихотворении, посвященном журналу «Русская мысль» — одному из главных печатных органов этого идейного направления: После Октябрьской рабоче-крестьянской революции 1917 г. почти все русские религиозные философы со временем оказались в эмиграции. Они и за границей продолжали писать. Но если и в дореволюционной России их сочинения были в основном гласом вопиющего в пустыне, то теперь они вели существование, которое можно назвать не иначе, как загробным. Однако этому философскому направлению предстояло своеобразное воскрешение. Начавшееся вскоре после Великой Отечественной войны оппозиционное движение первоначально выступало под марксистскими лозунгами. Социалистические идеи господствовали в нем вплоть до конца 60-х годов (См.: Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. Новейший период. Вильнюс-Москва, 1991. С. 301–304). А затем стали набирать силу и другие идеи, в частности националистические и религиозные. Религия при советской власти преследовалась. Насильственно навязывался материализм и атеизм. Поэтому протест против существующих порядков и принудительно навязываемого единомыслия у части интеллигенции приобрел религиозную форму. Как это ни парадоксально, но для некоторой части интеллигентов борьба за возможность свободно, по-своему мыслить приобрела форму приобщения к религии и отстаивания права иметь религиозные убеждения. Для наиболее рафинированных из них религия была слишком груба. И они естественно обратились к русской религиозной философии. Таких убежденных было не очень много. Значительно большая часть оппозиционно настроенной интеллигенции обратилась к религии и прониклась почтением к русским религиозным философам, следуя моде. А так как для многих их работы были не очень доступны, особенно созданные в эмиграции, то последнее еще больше подогревало их настроения. Запретный плод, как известно, всегда сладок. В период «перестройки» мода на русскую религиозную философию приобрела обвальный характер. Все наперебой стремились выразить свое восхищение грандиозными теоретическими и практическими свершениями религиозных философов. Начался книжный бум: одна за другой выходили книги русских религиозных философов. Люди, понаслышке знавшие о том гигантском духовном богатстве, которое содержалось в этих трудах и которое держалось от них в тайне, ринулись осваивать его. Некоторые даже надеялись найти в этих трудах ответ на мучившие их вопросы. Но всех их ждало разочарование. Ничего, кроме бессвязного нагромождения пустых и темных фраз, они там не обнаруживали. Все это происходило на фоне бесконечных утверждений фанатов русской религиозной философии, что в трудах их кумиров содержится такая глубина мысли, которая не каждому и не сразу доступна. Лишь люди одаренные, способные к постижению великих истин могут понять все величие идей Бердяева, Флоренского и их единомышленников. Если же человек всего этого не видит, то это неопровержимо свидетельствует о его ограниченности, отсутствии у него способности к философскому и вообще теоретическому мышлению. Иными словами, создавалась и всячески поддерживалась атмосфера, хорошо известная по сказке Андерсена о голом короле. Одни люди искренне стремились узреть пышные одежды на телах голых философских королей и горестно недоумевали, почему у них ничего не получается. Винили они в этом только самих себя и сокрушались по поводу своей умственной неполноценности. Однако большинство начинало понимать, что короли на самом деле голы, но сказать об этом боялись из-за боязни осуждения и потери реноме. И прекрасно зная, что на королях нет никаких одежд, они тем не менее в разговорах продолжали восхищаться прекрасным покроем их костюмов и изяществом украшений. Но эта дань уважения все более становилась чисто словесной. Всерьез труды русских религиозных философов эти люди уже не принимали. О том, что дело к настоящему времени обстоит именно так, с горечью признают и поклонники русской религиозной философии. Приведем несколько свидетельств. «Мода на русскую религиозную философию схлынула», как о само собой разумеющемся, пишет в своей библиографической заметке В. Кунцев (Кунцев В. Что ни век, то серебряный II Независимая газета. 1996. 1 ноября). Е. Иванова в рецензии на второй том четырехтомного собрания сочинений П.А. Флоренского пытается дать более детальный анализ сложившейся ситуации. «Но тот факт, — пишет она, — что издания Флоренского (как и других религиозных мыслителей) исчезают с книжных прилавков довольно быстро, еще не может служить подтверждением успешности усвоения всего того, что они содержат» (Иванова Е. Рец.: Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырех томах. М., 1996 // Независимая газета. 1996. 15 июня). В прежние годы, просачиваясь по каплям, идеи Флоренского легко усваивались. «Ничего подобного не произошло пока ни с одним изданием его сочинений. Правда, нечто подобное происходит и с изданиями других философов: Лосева, Бахтина — чем шире они издаются, тем уже круг их последователей, даже сужается элементарный индекс цитации... Если по части переиздания и возвращения в читательский обиход отверженных советским режимом произведений, по части воздаяния по заслугам и выражением внешнего почтения, — продолжает автор, — мы за последние годы многого достигли, то в деле восстановления духовных контактов с этой культурой наши достижения пока куда более скромные. Именно мертвая тишина, наступающая сразу после того, как расходится тираж очередного “интеллектуального бестселлера” громче всего говорит об этом» (Там же). П.А. Флоренского совершенно не понимают. И он не исключение. «...Непонятна в своем большинстве и остальная русская религиозная мысль, стоит ей перестать быть модным набором слов и набором цитат, украшающих передовые статьи». Да и с изданием трудов русских религиозных философов, как вынуждена признать та же самая Е. Иванова в несколько позднее опубликованной рецензии на одну из книг Д.С. Мережковского, дело стало обстоять в последнее время иначе, чем в первые постсоветские годы. «Некогда бурный процесс “возвращения забытых имен”, — пишет она, — в последние годы успел заметно поутихнуть — не потому, что иссякает запас потенциальных “возвращенцев” (их нам не стать-занимать), но именно в силу безуспешности наших сегодняшних попыток реанимировать прошлое и вернуть хотя бы тень былой славы тем именам, которые с таким вожделением произносились в далекую теперь эпоху застоя» (Иванова Е. Рец.: Д. Мережковский. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995 // Независимая газета. 1996. 27 июля). К этому добавим, что вопреки утверждениям Е. Ивановой и расходиться труды русских религиозных философов стали гораздо хуже. Во всех московских магазинах элитарной книги лежат груды их невостребованных произведений, причем не редкостью среди них являются издания, вышедшие несколько лет тому назад и продающиеся сейчас за бесценок. Но внешне все обстоит по-прежнему: славословия в адрес русской религиозной философии все еще не редкость. Вот самый последний образчик: «Что же касается русской философии, то тут вообще случилась вещь парадоксальная. К началу XX века русская философия вышла на лидирующие позиции. Можно было ожидать дальнейшего удивительного взлета. Бердяев, Шестов, Сергей Булгаков, Флоренский, Лосский, тот же Франк» (Кацура А. Вина философии в закате культуры // Независимая газета. 1997. 26 февраля). Правда, начав за здравие, автор кончает за упокой. Сразу за приведенными словами следует: «Но поздно. Разрыв, отрыв от какой-то новой и странной почвы — произошел. Русская мысль повисла в невесомости» (Там же). И это произошло, по его мнению, еще до прихода к власти большевиков, которые только завершили дело, выслав большую часть религиозных мыслителей из страны и добив остальных (Там же). Но и в сложившейся ситуации были люди, которое не только видели, что короли голые, но и осмеливались прямо сказать об этом. В самый разгар бурной вакханалии, пик которой пришелся на 1992 г., когда русская религиозная философия превозносилась до небес, когда заявления типа «Такой мощной философской школы не было и нет нигде в мире» (Воейков В. Россия, которую мы...// Независимая газета. 1992. 17 июля) относились еще к числу наиболее скромных, последовало высказывание питерского писателя М. Чулаки. «На мой взгляд, — сказал он в одном из интервью, — несостоятельность и тупиковость “русского пути” особенно ярко продемонстрировала наша религиозная философия начала столетия» (Депрессивный синдром // Куранты. 1992. 11 августа). На замечание журналиста: «Но мы привыкли считать философскую культуру начала века эпохой русского духовного Ренессанса и видеть в ней один из источников нравственного возрождения», — М. Чулаки ответил: «Совершенно напрасно, ибо это не только абсолютно тупиковый философский путь, но не более как повторение, пережевывание заезженных, банальных истин мировой философии, не выходящее за рамки православного резонерства. Единственный путь истинного возвращения к мировому сообществу должен состоять в преодолении религиозного сознания, а именно его мы сейчас стараемся возродить... По-моему, человек не должен сковывать себя никакими догмами» (Там же). «Это сегодня, — читаем мы в книге Д.С. Данина, написанной уже давно, но увидевшей свет только в 1996 г., — многие разочарованные обольщаются теми религиозно-философскими соблазнами. Очень многие, начиная с юдофобствующих славянофилов и кончая православничающими иудеями. Равно — и у нас, и в третьей эмиграции. Там и здесь они ищут в этих россыпях слов то же, что искали геологи в экзотических галечниках: алмазы! Геологи не нашли: на первой поисковой линии поманил нас один алмаз желтой воды — и обманул. А разочарованные нашли? Иные говорят, что находят. Надо верить, хотя и не верится. Потому надо, что их же никто не принуждает говорить неправду. Нет, многих к этому принуждает конформизм интеллектуальной моды. Она — в демонстративном противостоянии всему, что третируется, как рационализм — научность — трезвость — позитивизм — рассудочность. Пропуская зашельмованные “атеизм” и “материализм”... Но, черт возьми, у разочарованных в революционных верованиях громадный выбор инакомыслия! Что же заставляет выбирать самое бесплодное: богоискательские старания, мистические прозрения, даже федоровское воскрешение мертвых, даже возвращение в прошлое, уже бесспорно — экспериментально! доказавшее свою непригодность для всечеловеческого счастья?!» (Данин Д. Бремя стыда. М., 1996. С. 36). Русская религиозная философия была мертворожденной. Некоторое время она существовала как упырь на живом теле философской мысли России. В последние годы была предпринята попытка гальванизировать этот труп. Но долго это продолжаться не могло. Чтобы не заражать живых, покойник должен быть похоронен. И чем скорее, тем лучше. Статья была опубликована в журнале «Новый безбожник», № 1, июнь 2001 г. Источник: http://scepsis.net/library/id_7.html

Павлова, Елена Леонидовна. Феномен сакрализации и десакрализации власти : социально-философский анализ : автореферат дис. ... кандидата философских наук : 09.00.11 / Павлова Елена Леонидовна; [Место защиты: Юж. федер. ун-т]. - Ростов-на-Дону, 2008. - 20 с.Социальная философия Социология -- Социальные институты -- Социология духовного развития общества Источник: http://search.rsl.ru/ru/record/01003165153

Александр Дугин: Лекция про Ислам Источник: https://www.youtube.com/watch?v=AmOSFM5HRqM

ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина» Институт социальных и политических науки Департамент философии Кафедра религиоведения КУЛЬТУРА И РЕЛИГИЯ: САКРАЛИЗАЦИЯ БАЗОВЫХ ИДЕАЛОВ 15-16 декабря 2016 года Посвященная 30-ию кафедры религиоведения УрФУ и памяти Д. В. Пивоварова Кафедра религиоведения выделилась в отдельное самостоятельное структурное подразделение в Уральском государственном университет в 1986 году под руководством Пивоварова Даниила Валентиновича. Коллективом кафедры проделана огромная работа по изучению и систематизации религии и религиозности на Урале. Сейчас кафедра религиоведения руководит направлением "Религиоведение", ведет по нему аспирантуру и докторантуру. Уважаемые коллеги, приглашаем Вас принять участие в научной конференции, посвященной 30-летию кафедры религиоведения Департамента философии Уральского федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина. В ходе работы конференции предполагаются пленарное заседание и работа по секциям: 1. Культурологические основания идеалов религий. 2. Базовые религиозные ценности в современном мире (идея Бога, духовного мира, религиозного преобразования человека) 3. Типы религиозного опыта. 4. Мистическая проекция религиозного опыта и ее воплощение в эзотерических движениях. По итогам конференции предполагается издание сборника статей. Для публикации в сборнике необходимо до 25 декабря 2016 г. прислать текст статьи (в электронном варианте), а также сведения об авторе (фамилия, имя, отчество, место работы, должность, ученая степень, ученое звание, почтовый адрес, телефон, e-mail). Требования к статье. Объем до 20 000 знаков с пробелами. Шрифт Times New Roman, 14 кегль, 1,5 интервал, поля: верхнее – 2 см, нижнее – 2 см, левое – 3 см, правое – 1,5 см. К статье обязательно прикладываются: аннотация и ключевые слова на русском и английском языках, полный список использованных работ, оформленный в соответствии с требованиями. Просьба присылать сведения об авторе и статьи по электронной почте в формате doc. Статьи высылать сразу на два адреса: religiovedenie2006@yandex.ru Рыжковой Галине Семеновне, Фархитдиновой Ольге Михайловне. Оргкомитет оставляет за собой права отклонения представленных статей в случае не соблюдения требований к их оформлению или несоответствия тематики сборника. Сборник будет включен в РИНЦ. Оргкомитет сборника не позднее 10 декабря 2016 г. направит авторам отобранных заявок и статей решение о приеме или отказе в публикации. Публикация бесплатно. Стоимость сборника 300 руб. Образец оформления статьи и библиографического списка Г.П. Хазиев Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина, г. Екатеринбург КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ РЕЛИГИОЗНОСТИ В ТРУДАХ У. ДЖЕЙМСА И Д. В. ПИВОВАРОВА. Аннотация. В современном мире религия становится личным делом каждого, индивидуализм – основой частной духовной жизни, однако это не новое явление. Такая религиозность может обретать черты личного культа. Для теоретического осмысления разрабатывается понятие «персональная религия» на основе концепций «личной религии» У. Джемса и «эгоцентрической религии» Д.В. Пивоварова. В качестве примера религии самообожествления рассматривается солипсизм А.Н. Скрябина. Ключевые слова: религия, философия религии, личная религия, эгоцентрическая религия, персональная религия, авторская религия, религиозный опыт, Абсолют, солипсизм, эгоизм, эгоцентризм, самообожествление. Abstract. In the modern world, religion becomes a private matter, individualism - the basis of private spiritual life. This phenomenon is not uncommon. Such religiousness can acquire features of a personal cult, and the term "personal religion" takes on new meaning. For theoretical understanding developed the concept of "personal religion" based on the concepts of W. James’s "personal religion" and D. Pivovarov’s "egocentric religion". As an example of such personal religion of self-deification is considered A. Scriabin’s solipsism. Keywords: religion, philosophy of religion, personal religion, egocentric religion, personal religion, author of religion, religious experience, the absolute, solipsism, egoism, egocentrism, self-deification. Ссылки в тексте: [3, c. 157] Библиографический список: 1. Джемс У. Многообразие религиозного опыта [Текст]. – М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. – 688 с. 2. Лукман Т. Дополнение к третьему немецкому изданию «Невидимой религии» [Текст] // Социологическое обозрение. – 2014. – Т. 13. – № 1. – С. 139–154. 3. Пивоваров Д. В. Онтология религии [Текст]. – СПб.: Владимир Даль, 2009. – 505 с. 4. Тоpчинов Е. А. Пути философии Востока и Запада: Познание запредельного [Электронный ресурс]. - URL: http://psylib.ukrweb.net/books/torch02/index.htm (дата обращения: 20.05.2014).

Сегодня, в день похорон Даниила Валентиновича, мы публикуем прощальное слово его друга и коллеги, профессора Матвея Григорьевича Писманика. Дорогие родные Даниила Валентиновича! Уважаемые его коллеги, друзья, питомцы и почитатели! Не имея возможности лично проводить в последний путь этого бесконечно мне дорогого, человека, – непременного участника Пермских научных Форумов, – прошу, в час скорбного прощания выслушать мое краткое последнее слово. Как это часто бывает, при его жизни окружающие не вполне понимали действительного масштаба скромного среди нас современника. Уразумеем же, при его смерти – над его гробом. Свою преданную семью и нас безвременно покинул очень нужный для отечества высоко порядочный, мудрый, добрый и верный Гражданин. Что не менее важно: Даниил Валентинович был действительно выдающимся служителем науки. Ученым с мировым именем. Философом, наделенным подлинными и обширными знаниями. Религиоведом, постигавшим свой таинственный предмет глубинами собственной души и искусно примирявшим религию с наукой. Культурологом, умело оперирующим дефинициями универсума. Изобретателем около десятка новых понятий-терминов в тезаурусе большой науки. Автором более полутысячи научных публикаций, в числе которых около сорока фундаментальных монографий. Педагогом для тысяч благодарных студентов, воспитателем нескольких десятков талантливых докторов и кандидатов наук. Не стану перечислять многих других его заслуженных научных ипостасей. Но обязательно назову его, на мой взгляд, все еще недооцененную перспективнейшую концепцию и школу «Синтетическая парадигма в философии». Провожая этого дорогого уникума в последний путь, с печалью скажем: «Пусть будет ему земля пухом». Пообещаем, коллеги и друзья, внимания его осиротевшим родным. Пообещаем себе, коллеги, – верной памяти этой Личности, сбережению и развитию Его трудов. Хорошо бы вскоре издать сборник теплой памяти о Нем. От имени Пермских гуманитариев профессор М.Г. Писманик