Search the Community

<iframe src="https://vk.com/video_ext.php?oid=-211093965&id=456241545&hash=51aaf99f0d220528" width="640" height="360" frameborder="0" allowfullscreen="1" allow="autoplay; encrypted-media; fullscreen; picture-in-picture"></iframe> Операция на Украине: есть ли что общее между полком «Азов» и УПЦ МЦ — послезавтра все и узнаем Перед каждым человеком рано или поздно стоит выбор. И от того, каким путем он пойдет далее, зависит в первую очередь кем он останется в глазах потомков. Недавно садисты и убийцы из «Азова» свой выбор сделали. Они показали себя трусами. Послезавтра такой же выбор будет стоять и перед духовенством УПЦ МП.

Научный результат. Социология и управление. 2020. Т. 6, № 3. С. 108-116. Теоретические и эмпирические основания связи между политическим исламом и консоциативной демократией Никола Горшевски Aннотация В представленной статье рассматривается проблема, выходящая за рамки устоявшейся дилеммы совместимости между политическим исламом и демократией, соотношение которых просматривается на ход дальше. Отсюда намерение автора состоит в том, чтобы с помощью методов индукции, дедукции и сравнения представить теоретическую стандартизацию именно отношения политического ислама и консоциативной демократии, как важной модели возможного демократического регулирования в некоторых мусульманских обществах. Чрезвычайно важно подчеркнуть, что консоциативная демократия для политического ислама не должна восприниматься как идеальная и наиболее желательная демократическая модель, но как прочная основа компромисса для взаимной политической интеграции различных групп и сообществ, которые в силу стечения обстоятельств разделяют одно и то же государственное сообщество. Связь между консоциативной демократией и политическим исламом будет теоретически обрисована в нескольких отношениях. Во-первых, как возможность включения некоторых её аспектов в политическую систему мусульманских государств, как гарантии для немусульман или населения другой исламской деноминации, т.е. в тех системах, которые не соответствуют критериям Лиджфарт как благоприятные условия для консоциативной демократии. Во-вторых, как эмпирический опыт реализации конфессионализма с акцентом на праксиологические критерии исламских политических образований. В-третьих, как общая аксиологическая детерминанта политического ислама для категорий, которые являются неотъемлемой частью мозаики консоциативной или консенсуальной демократии. Ключевые слова: политический ислам, идеология, модели демократии, консоциативная демократия, конфессионализм Introduction (Введение). Consocia­tional democracy as a democratic model emerged in an era when Muslim societies and states experienced a kind of political, economic, cultural and social stagnation. But what is particularly characteristic of consociational democracy, that is, some of its elements, is the fact that they were already contained in the practice of some Islamic empires, especially after the Islamic military and territorial expansion, facing the non-Muslim world. Certainly some of these practices have an Islamic legal dimension conceived from the very establishment of Islam and its political organization, and some arose as a compromise and adaptation to the current conditions, political power, ie weakness of Islamic society, and attempts for inclusive character of the modern state, and often a key factor in shaping them were the Great Powers, the colonialist legacy and modern neocolonialism. It is extremely important to emphasize that consociational democracy for political Islam should not be seen as an ideal form, but as a solid basis for a compromise for political integration of different groups and communities, which due to a set of circumstances share the same state community. Several key questions determine the research framework in this paper. First, what is the significance of consociational democracy for the Islamic political perspective, in terms of the relationship between political Islam and democracy? Second, what is the general relationship of the Islamic political perspective with the model of consociational democracy? Third, are all the characteristic elements of consociational democracy applied in the theoretical-ideological orientation of the Islamic political narrative, as well as are the same elements represented by ideological-value (axiological) and empirical (praxeological) discourse equally? Methodology and methods (Методология и методы). The intention of the author in this paper is through the methods of induction, deduction and comparison, to present the theoretical and empirical standardization of the connection between political Islam and consociational democracy, as an important model of eventual democratic order in some Muslim societies. The significance of the relevant issues that will be covered in the paper lies in the actuality of the perception of consociational democracy in the Islamic political narrative. Hence, we will perceive consociational democracy for political Islam from several aspects. First, as an opportunity for certain aspects of it to be incorporated into the political system of Muslim countries, as guarantees for the non-Muslim or the population with different Islamic denomination, i.e. in those systems that do not meet Lijphard's criteria as favorable conditions for consociational democracy. Second, as an empirical experience of the implementation of confessionalism with a focus on the praxeological determinant of Islamic political entities. Third, the general axiological determinant of political Islam for the categories that are an integral part in the mosaic of consociational or consensual democracy. In the discussion and discussion, the author takes into account the theoretical findings of the past period, especially of Horowitz and Lijphard, as a methodological framework. Thus, the application of the majority model of democracy, which is a defining feature of liberal democracy in today's understanding of this concept, becomes problematic from the aspect of the issue of majoritarianism. Although in itself the majority component and category in decision-making does not necessarily lead to a majority, ie neglect of the interests of the minority, still when it comes to linguistic, cultural and religiously divided societies the situation is problematic. Problems in particular relate to control of resources and power, which can transcend or cause political permanent or periodic instability. As Donald Horowitz points out in ethnically (we would add culturally and religiously) divided societies, majority rule often means ethnic majority (and / or religious according to our observations) rule, meaning very different from the rational meaning it has in the form of fluid and a deliberate majority based on electoral determinations (Saveski, 2011: 144). That is why Arend Liјphardt dealt with the question of the stability and sustainability of segmented societies and how the decision-making model and what decisions should be made analogously to such situations. One research is quite indicative. It also supports the thesis of John Stuart Mill, who emphasizes that free institutions are impossible in countries composed of different entities, and the only public opinion necessary for the functioning of a representative government can not exist in societies with very weak friendly relations between members who speak and read different languages. (Mill, 1977: 547). Of course, this applies to identical, if not to a greater extent to the population with different religions or religious denominations. In his research, Robert Dahl concludes that democracies in divided societies are really rare. Thus, out of the 114 political systems surveyed, there were polyarchies or almost polyarchies in 58% of the countries with low degree of subcultural pluralism, 36% in those with moderate subcultural diversity and only in 15% of the countries with pronounced or extreme pluralistic subcultural mosaic. (Vasovic, 2003: 16). The example of Northern Ireland is highly illustrative, where after 50 years of unipolar, one-sided democracy, a period of 30 years of violence and murder followed, which ended only after an agreement and consensus was reached for democracy to function differently. In this domain, the substantive side, although elitistly based, is evident in the fact that it directly incorporates the vital ethnocultural and religious interests of the parties concerned. Given this fact, Lijphard concludes that what such societies need is a democratic regime that emphasizes consensus rather than opposition, which includes, not excludes, and seeks to maximize the size of the ruling majority, rather than dominating the simple majority, ie consensual democracy is needed. (Lijphart, 2003: 33). From a methodological point of view, it is extremely important to note a certain terminological dilemma regarding the naming of this model. Arend Lijphard, for example, uses the terms adjustment policy, consociational democracy, and more recently the notion of power-sharing. Gerhard Lehmbruch writes about proportional democracy, Klaus Armingeon writes about negotiating democracy, and the Swiss use the term concordant or consensual democracy to describe how their system works. (Saveski, 2011: 147). All of these terms emphasize elements that are characteristic of this model of democracy. In the existence of segmented and cross-segmented divisions, decision-making is adapted to the interests of different social and entity groups. Saveski concludes that in order to reconcile all the details, which can never be considered unimportant to be abused as an occasion to inflame passions, negotiations are imposed as inevitable, hence the justification of the term negotiating democracy. (Saveski, 2011: 147). On the other hand, the consensus refers to fundamental issues of common life, coexistence and cohesion of social and political life, which would mean that the term "consensual solutions" is also quite valid. But because our focus is predominantly oriented towards different social (religious, ie cultural) we will use the term consociational democracy. Moreover, due to the current knowledge that is an integral part of the methods in this paper. Namely, Liphard points out that even divided societies on potentially hostile pillars can achieve political stability, as long as group or party leaders are willing to compromise at the national level. Their agreements relate to nothing but the allocation of resources, with each group retaining the autonomy to use the resources it has acquired. This solution allows each community to continue to control itself on those issues that do not directly affect other pillars. Such an outcome would point to a pluralistic society governed by certain cultures, rather than a dominant culture and opposing subcultures. (Hag, Harop, 2009: 120). Liphard also suggests that this model may also be appropriate for less divided societies but heterogeneous states, and as such is a solid alternative to the British-style Westminster model, that is, archetypal liberal democracy through modern discourse. (Lijphart, 2003: 33). Research results and discussion (Научныерезультатыидискуссия). The central research result that will be discussed in this paper is the high level of compatibility, through the theoretical prism and historical experience of political Islam, ie the Islamic experience with consociational democracy and its determinant features. The author will see the characteristics of this model of democracy individually, in light of the Islamic ideological-theoretical positioning, as well as political experience, such as: autonomy of the segments, the possibility of a grand coalition with Islamic entities and the right of veto. The results of the relevant research suggest a high degree of connection between these characteristics and Islamic practice that as a theoretical framework would be used in modeling democracy in societies with significant Islamic representation and the relationship with minority ethnic and inter and intra-religious groups. Consociational democracy as a system is inextricably linked to the attitude of Islam, and analogously to political Islam to other communities. Prominent Islamic activist from Bosnia and Herzegovina, Alija Izetbegovic, in his "Islamic Declaration" best systematizes the relations that political Islam recognizes with other communities. First, with regard to minorities, non-Muslim minorities in the Islamic State enjoy religious freedom and full protection on the condition of loyalty. Second, the overall relationship is based on several principles based on the Qur'anic verses, namely: a) Freedom of religion (Quran, 2: 256); b) Strength and determination for active defense (Quran, 8: 61-62); c) Prohibition of attack, aggression and crimes (Quran, 2: 190-192); d) Mutual cooperation and acquaintance of the peoples (Quran, 49:13); e) Observance of contractual obligations (Quran, 9: 4); f) Mutual reciprocity (Quran, 9: 8). (Izetbegovic, 1990: 21). Because consociational or consensual democracy is a contractual relationship of democracy, in the sharing of power or delegation of power in certain segments, many of these principles have an appropriate application at the axiological level in its modeling. Autonomy and separation of segments. The question of the autonomy and separation of the segments, ie the non-Muslim elements, ie the denominations of different Islamic denomination that we will treat here are inextricably linked to the historical component, the current socio-regional structure and the fixed provisions of Islamic law that we have seen ideologically. Islam. If we consider some of the democratic elements of political Islam, the issue of the attitude towards non-Muslims (kafir) in the Islamic domain is also significant. Thus, according to Shari'a regulations, they enjoy universal justice, protection from external aggression and internal injustice, protection of property, honor, protection of religious buildings, social justice and protection, freedom of movement and work, etc. (Alibasic, 2015: 34-39). It is very important to note that the autonomy of the segments can be territorial and functional. Both are notable in Muslim history, and the latter has a fixed nature, ie Islamic legal regulation. From an axiological discourse, as noted by Ahmed Alibasic, Islamic law provides for special norms for non-Muslims in situations where equating them with Muslims would offend their religious customs. Hence, non-Muslims are exempt from paying zakat (religious Muslim tax), nor are they required to participate in military obligations (jihad), and in return are obliged to pay jizya (protection tax by the Islamic State). Non-Muslims cannot be subject to laws that do not identify them, especially in family and inheritance law. Islam means guaranteeing them legal, functional autonomy. (Alibasic, 2015: 43). In the field of family law, inheritance law, non-Muslims in the classical Islamic period (such as the Abbasid Caliphate or the Ottoman Empire) regulated their own relations and drafted a number of regulations that were not limited to this subject. (El-Ajid, 2006: 51). On the other hand, as is already known in the field of criminal law, only those punishments that are compatible with their religion were applied, but not issues that are not legally sanctioned in Christianity, such as alcohol, pork, etc. (El-Ajid, 2006: 50). To illustrate, the functional autonomy of the segments functioned in the Ottoman Empire through the millet system, which was a social form of social division on a religious basis, ie it expressed a form of social-religious autonomy. Each millet exercised its rights through its own institutions such as religious courts, religious schools, etc. The millet referred to non-Muslims according to ethnographic key and to Muslims regardless of nationality. Thus the following millets were legalized: Muslim millet – w ithout division into Turkish, Kurdish and Arabic, rum millet – Eastern Orthodox led by Constantinople, Frankish millet – for all Roman Catholics, Armenian-Gregorian millet, Armenian Roman-Catholic millet, and Bulgarian Orthodox millet (Sahin, 2012: 183). From modern discourse, reminiscently, we should note that the Constitution of Egypt proposed and conditional by the President supported by the Muslim Brotherhood Mohamed Morsi, contained similar provisions for Christians and Jews, ie the application of the religious law of personal, family status. as well as the election of their spiritual leaders (Egypt’s 2012 Constitution: art. 3). Territorial autonomy is more recent and here we need to point out a few features. Political Islam gives priority to functional rather than territorial autonomy. However, the case of Iraq confirms that political Islam has the capacity in complex circumstances to agree to such solutions as in Iraq-Kurdistan under the 2005 Constitution, supported including by the Islamic Dawa (Prayer) Party. Thus, the Constitution defines the Kurdish region as a federal unit of the Iraqi state, with Arabic and Kurdish as official languages and an independent administration known as the Kurdish regional government (Iraq’s 2005 Constitution: art. 116-118). Finally, regarding the separation of segments as a favorable condition for the development of consociational democracy, it should be noted that by their physiognomy the Muslim community in multi-confessional societies as well as non-Muslim communities live in certain regions or neighborhoods with a predominantly own population, such as , south of Lebanon, north of Iraq and southwest of Turkey with the Kurds, north of Syria with the Alevis, east of Iraq with the Shiites, etc. Describing the traditional Muslim societies, Tarik Kulenovic states that in the cities in the Islamic bazaars, different religious and social entities were found, and in the neighborhoods (city quarters) live originally members of one religion (Kulenovic, 2008: 48). Opportunity for a grand coalition with Islamic entities. The potential grand coalition in which Islamic political entities would participate is also an issue that can be considered from axiological and praxeological discourse, noting that here praxeological discourse is significantly richer and conditioned by the political processes and factors in a particular Muslim country. The grand coalition was the result of post-conflict peace-building in some Muslim countries, seeking through a common consensus of all major actors, including of course Islamic parties, to build a new constitution that would incorporate democratic principles as well as traditional Islamic values. The grand coalition is logically a solution in systems where there is a constitutional and politically established multipartyism of different denominations and religions. Political Islam in this domain does not remain immune to such determined processes. Two methodological notes should be noted here. First, the aspect of the potential for grand coalitions with Islamic political entities should be treated through the prism of coalition potential with Christian or Jewish, as well as with secular-liberal, socialist or party articulators and representatives of different Islamic denominations. Second, we will perceive the potential of Islamic parties through a praxeological prism, while we will derive the axiological moment with the Qur'anic provision and practice of the Prophet Muhammad, as a source of value orientation of political Islam. The axiological dimension of the possibility of a coalition of Islamic subjects with non-Islamic uninformed readers may lead him to a dubiousness. Namely, the fifth verse of Surat al-Ma'ida (Sophra) says: “O believers, do not take Christians and Jews as protectors. They are protectors of each other. And those who will take you as protectors from you – they really are! Surely Allah does not guide the people unjustly!” (Quran, 5: 51). However, Ibn Kesir's tafsir (Qur'anic interpretation) indicates that this verse was published as a warning to Muslims not to all Jews and Christians (as evidenced by the other Qur'anic provisions for respect, tolerance and harmony), but to those who are enemies of Islam and Muslims and who have conspiratorial tendencies towards the Prophet (Ibn Kesir, 2014). Analogous to such an argument, Louis Safi notes that the practice and fundamental principles of the Medina State governed by the Prophet contain, inter alia, the following principles: First, the Islamic political system embracing the principle of religious tolerance based on religious freedom for all social actors. The Charter emphasizes the fundamental importance of co-operation between Muslims and non-Muslims in establishing justice and defending against military aggression. Second, the charter stipulates that in the new system, social and political relations must satisfy universal values such as the equality of all people and equal treatment. Sovereignty does not belong to individuals – rulers or a special group, but to the law (meaning Islamic, i.e Jewish) based on justice, fairness and dignity of individuals (Safi, 2001: 66). These institutes and practices for the protagonists of a coalition government, especially from the Wasatiyyah (moderate) branch of political Islam (whether Sunni or Shiite), are argued as an adequate apology for such political steps. The grand coalition in contemporary discourse is manifested in the Muslim world with political Islam, as its partner or bearer, through a triple perspective. First, as a systemic solution imposed after military intervention, ie inter-religious conflicts, second, as a constitutive custom imposed after the creation of a certain state and third, after the coming to power of an Islamic entity for democratic transition as a result of the overthrow of a regime. The first and third cases are not according to Liphard's model for a coalition of all entities, but it serves us to demonstrate the coalition capacity of Islamic parties, especially in countries where some elements of consociational democracy are looming. The first case is typical of Iraq after the US military intervention in 2003 and the overthrow of Saddam Hussein's regime. The two largest Islamic political entities of Shiite origin, the Islamic Dawa Party and the Islamic Supreme Council, have joined a coalition primarily called the United Iraqi Alliance. It was formed by Ayatollah Ali al-Sistani, and included Abdulaziz al-Hakim, Ahmed Chalabi (a secularist and nationalist option), as well as other Shiite, Turkmen parties, as well as independent Sunni and tribal leaders (Kern, 2006: 634). The 2010 Coalition is renamed the Rule of Law Coalition with an almost identical structure. What should be noted is that this coalition participated in the adoption of the Constitution of the country that provides autonomy to the Kurdish region. From 2018, on the eve of the parliamentary elections, the most striking example is the Islamist party of Moqtada al-Sadr, whose grand coalition “Reform Alliance” managed to unite the communist, Sunni and secularist parties[1] (BBC, 2018). The second point concerns the Lebanese system. Hezbollah as part of the grand March 8 coalition, which has Shiite, Sunni and nationalist entities. Despite divisions with Amal, it was not a problem for Hezbollah to accept the March 8 Alliance coalition and integrate Michel Aoun's Christian Maronite party (Norton, 2007: 485-486). Hezbollah also does not dispute the system of division of seats under the Taif agreement, nor the constitutive custom of proportional distribution of the head of the legislature, the state and the executive. Finally, for the latest form of coalition, the best illustrators are Tunisia and the Islamic Al- Nahda party. After the overthrow of Ben Ali's regime, Rashid Ghannouchi and his followers formed a coalition with the Social Democrats Nidaa Tunisia, and nothing prevented the liberal secularists Afek Tunisia from participating in the governing coalition. The right of veto. If the previous features of consociational democracy have a significant axiological and praxeological basis in political Islam, the issue of the veto is the least elaborated in both Islamic political thought and the practice of Islamic subjects. The reasons for such a situation are multiple. First, from a historical perspective, the veto issue emerges much later as a constellation of a process of peace agreements and solutions to conflict areas. Such a way of dismissal was not known during the time of the Prophet and for later generations of Islamic thinkers. Second, Islamic political thought abounds in a series of categories of protection of non-Muslims in the Islamic State, and the legislature is limited to making decisions contrary to sharia, so analogously it is limited to making laws that would have negative implications for religious or cultural identity of the other citizens. Third, for Islam, as we have already noted, linguistic and ethnic differences are irrelevant because their primary political and social motive for legitimacy is religious. In this regard, Islamic subjects do not have a particular problem with multilingualism, through an axiological prism. The branches of the Muslim Brotherhood best illustrate this. However, such problems can arise when political Islam from the Wasatiyyah (moderate) branch also gains a strong nationalist weight, so the elaborations from an Islamic perspective are irrelevant, and the nationalist dimensions are authoritative. One allusion that can be qualified from the time of the Prophet Muhammad from an axiological point of view on the issue of veto is a case on the occasion of which 44 verses from Surat al-Ma'ida were published. Namely, in the Jewish fortress Khyber, a married Jew and a married Jewish woman were found in adultery. According to the regulations of the Torah, they were to be stoned, but since they were from a respectable family, the delegation asked the Prophet to exempt the application of this law. Muhammad vetoed the arbitrary assessment and ruled that the provisions of the Torah should be applied in accordance with the stoning (Quran, 5: 51). In this case, the Prophet, through the veto, played the role of protector of the religious identity of the Jews, judging by their law. The right of veto has practically explicit categorization and application in countries with a Muslim population only in Bosnia and Herzegovina. Implicitly, the veto has little application in Lebanon. In Bosnia and Herzegovina, Alija Izetbegovic's Islamic Party, as a signatory to the Dayton Accords, agreed to a veto principle based on a statement of a law that is “detrimental to the vital interests” of one of the communities (Bosniak, Croat or Serb). ), so if the entity parliament with a 2/3 majority adopts such a statement, the law does not enter into force (Ustav Bosne i Hercegovine). In Lebanon, on the other hand, the situation is slightly different and less used. The speaker of the assembly, the speaker, who is part of the troika, has a veto (and belongs to the Shiite Islamic political current – Hezbollah or Amal) on systemic laws in the country under the Ta’if agreement, and also the distribution of seats, which is now par. can be changed without a two-thirds majority in the Government of National Unity, which implicitly suggests a veto by one of the communities, given the difficult achievement of such a qualified majority. (Lebanon’s Constitution, art. 24). Conclusion (Заключение). Each of the models of democracy with some of its value postulates finds points of contact on an axiological and / or praxeological level with political Islam and its bearers and representatives in the party spectrum. In this regard, the essential features of consociational democracy such as autonomy of segments, coalition capacity, emphasis on religious peculiarities, and even the right of veto are relevant criteria for political Islam that justify the thesis of its durability and functionality in consociational democracy. In the direction of the criteria and goals of our paper that we set in the introductory part, as well as the methodology and methods, we can draw several relevant conclusions. First, the importance of consociational democracy for political Islam can be seen from a dual perspective. On the one hand, as a solid element for stabilization of the divided societies with a significant Islamic population, which at the moment are in a state of post-conflict peace building. On the other hand, the orientation towards a democratic order from both an axiological and a praxeological perspective is affirmed in value. In addition, such results speak inductively for the very compatibility of political Islam and democracy. Second, as we have already pointed out, the general relationship between political Islam and consociational democracy implies two important dimensions. If the Shari'a postulates, which are the main ideological element of political Islam, are respected, the relations between the various non-Islamic groups must be based on the protection and freedom of religion. On the other hand, the overall relations in an Islamic society towards all groups are based on certain values such as freedom of religion, strength and determination for active defense, prohibition of attack, aggression and crimes, mutual cooperation and acquaintance of peoples with each other, respect for contractual obligations and mutual reciprocity. Finally, all value elements and favorable factors for consociational democracy have their representation at the axiological and praxeological level in the ideological and empirical aspect of political Islam. Such representation is reflected in historical experience, sharia norms, and the socio-demographic configuration of societies with significant Islamic populations. The autonomy and segregation of the segments has almost equal stagnation throughout all three noted aspects. The veto has little Shari'a support, except for one hadith from the Prophet Muhammad, but his experience in the Muslim world is significant as a political practice to which Islamic subjects also resort. The possibility of a grand coalition with Islamic subjects is also strongly supported by Sharia law in the Sunnah of the Prophet Muhammad and the principles of the Medina state he ruled, and the modern practice in religiously divided societies such as Iraq and Lebanon is evident. [1] BBC News (2018), Shia Cleric Moqtada Sadr’s bloc wins Iraqi Elections, Available at: https://www.bbc.com/news/world-middle-east-44178771. Список литературы Alibasic, A. (2015), “A place for others in Islam”, in Contemporary Muslim dilemmas: Pluralism, human rights, democracy, justice, jihad, extremism, terrorism, Centar za napredne studije, Sarajevo, 21-50. Egypt’s 2012 Constitution. Article 3, Available at: https://www.wipo.int/edocs/lexdocs/laws/en/eg/eg047en.pdf. El-Ajid, S. (2006), The rights of non-Muslims in countries with an Islamic constitutional order, prev. Ademi H., Logos-a, Skopje. Emrah, S. (2012), “Ottoman Institutions, Millet System: 1250 to 1920”, in Cultural Sociology of the Middle East, Asia & Africa: An Encyclopedia, SAGE Publications, Thousand Oaks. Hag, R. and Harop, M. (2009), Comparative analysis of government and politic , prev. Abov, G., Akademski pecat, Skopje. Iraq’s 2005 Constitution. Article 116-118, Available at https://www.constituteproject.org/constitution/Iraq_2005.pdf?lang=en Izetbegovic, A. (1990), Islamic Declaration, A small Muslim library, Sarajevo. Kern, S. (2006) “Republic of Iraq”, in World Encyclopedia of Political systems and parties. Fourth Edition, Facts on File Library, New York, USA, 632-636. Kulenovic, T. (2008), Political Islam: Basic concepts, authors and groups of a modern political movement, V.B.Z., Zagreb. Lebanon’s Constitution of 1926 with Amendmens through 2004. Constitution, article 24, Available at: https://www.constituteproject.org/constitution/Lebanon_2004.pdf?lang=en. Lijphard, A. (2003), Models of democracy, Official Gazette of Serbia and Montenegro, Beograd. Mill, J. S. (1997), “Considerations on Reprresentative Government”, in Essays on Politics and Society, University of Toronto Press, Toronto. Norton, A. R. (2007), “The Role of Hezbollah in Lebanese Domestic Politics”, The International Spectator, 42 (2), 482-495. Quran in English and Arabic with Recitations (2011), Available at: https://www.quranful.com/. Safi, L. M. (2001), “Islam and Secular State”, in Islam, Democracy and Secular State in Post Modern Era, Center for Study Islam and Democracy, New York, USA, 63-78. Saveski, Z. (2011), Democracy: Models and Dilemmas, Goten, Skopje. Tefsir Ibn Kesir (2014), “Sura El Maida”, Blogspot, Abbreviated edition by Muhamed Nesib er Ritai, Available at: https://tefsir-ibn-kesir.blogspot.com/2014/11/tefsir-ibn-kesir-sura-el-maida.html Constitution of Bosnia and Herzegovina, Article V, 2 (d), Available at http://www.ccbh.ba/public/down/USTAV_BOSNE_I_HERCEGOVINE_bos.pdf. Vasovic, V. (2003), “Leiphart's Consociational Democracy”, in Arend Lajphard – Models of Democracy, Official Gazette of Serbia and Montenegro, Beograd, 8-32. [Ссылка на источник: Джоршевский Н. Теоретические и эмпирические основания связи между политическим исламом и консоциативной демократией // Научный результат. Социология и управление. 2020. Т. 6, № 3. С. 108-116. DOI: 10.18413/2408-9338-2020-6-3-0-7., URL: http://rrsociology.ru/journal/article/2167/].

"Радикальные исламисты неотделимы от религии" Евгений Сатановский Политолог, президент Института Ближ… Сергей Корнеевский Ведущий Религиозная база идеологии талибов*: что такое джихад и джизья. В эфире "Вестей ФМ" Евгений Сатановский и Сергей Корнеевский. САТАНОВСКИЙ: У неверного при встрече с правоверным мусульманином старого "доброго" средневекового типа времён пророка – а сохранившего такого рода принципы народу сейчас очень много, это и "Аш-Шабаб" (запрещенная в России), и "Аль-Каида" (запрещенная в России), и боевики "Исламского государства" (запрещенного в России), и, конечно, талибы, – есть три выхода: он может умереть, он может перейти в ислам, причем не просто в ислам, а в ислам того типа, к которому его принуждают, причем перейти должен до того, как его завоюют. Если после того, то никаких проблем с тем, чтобы брать его в плен или обращать в рабство его домашних не существует. И, наконец, третий вариант – джизья: он должен платить налог примерно в 10 раз больше, чем мусульманин, чтобы выкупить свою жизнь. Каждый год он платит это не в качестве добровольного взноса, как закят, – он выкупает свою голову. Также в программе: проблема героизации коллаборационистов. *запрещённая в России организация. Источник: https://radiovesti.ru/brand/61009/episode/2588705/

Крестный ход в Киеве и национальный вопрос на Украине Ростислав Ищенко 30.07.2021, 09:04 Мнения Во вторник, 27 июля, в Киеве состоялся крестный ход, посвящённый очередной (1033-й) годовщине Крещения Руси. Для противников украинского режима эти ежегодные мероприятия стали так же важны, как празднование очередного Дня Победы в Великой Отечественной войне Каждый раз мы слышим: «Вот как нас много!» и «Нацисты нас боятся!». И каждый раз авторы этих утверждений не могут объяснить, почему их бывает много только два раза в год? Почему они не пользуются своей многочисленностью и «страхом» нацистов для того, чтобы убрать последних от власти? Где именно эти «боящиеся» нацисты, в чём выражается их «страх»? По поводу Дня Победы я неоднократно писал, что на самом деле давно уже более половины празднующих выходят на улицы не с георгиевскими ленточками (в последние годы в результате прессинга полиции и «боящихся нацистов» георгиевская символика, за редкими исключениями, вообще практически исчезла с киевских улиц), а с красными маками. Они свидетельствуют тем самым о своей «европейской идентичности», и противникам режима они вовсе не союзники, а, как говорил Николай Ростов Пьеру Безухову в зрелом возрасте, «и вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить — ни на секунду не задумаюсь и пойду». В конце концов, на Украине постоянно находятся «герои АТО (ООС)», разрисованные свастикой от кончика носа до кончика хвоста, но празднующие День Победы, поскольку чтят память воевавших дедов и семейную традицию. Ненавидеть и убивать «ватников» и «москалей» им это не мешает. Ростислав Ищенко: кто он © РИА Новости, Александр Натрускин / Перейти в фотобанк С УПЦ дело обстоит ещё хуже. Не понимаю, зачем православные активисты спорят с полицией, оценившей число участников крестного хода в 55 тысяч человек (на треть больше, чем, по данным полиции, было в прошлом году), и заявляют, что их на самом деле было триста тысяч (нет, триста пятьдесят тысяч/ полмиллиона/ миллион/ кто больше?). На деле чем их было больше, тем хуже. Потому что если они способны собрать в любой момент по призыву священноначалия хотя бы полмиллиона человек, то почему жалуются на захваты храмов нацистами? Все действующие на Украине нацистские организации, вместе взятые, в состоянии выставить одновременно тысяч тридцать-тридцать пять боевиков. Это в десять раз (на порядок) меньше, чем заявленное активистами минимальное (350 тысяч) число участников ежегодного крестного хода. И в тридцать раз меньше, чем миллион. При этом надо понимать, что нацисты друг с другом конкурируют и выставить все свои силы одновременно не могут — в лучшем для себя случае соберут половину от номинала. Это значит, что при соответствующей организации процесса УПЦ в любое время и в любом месте может собрать значительно больше своих сторонников, чем туда подтянется противников. И это действительно так. Ни Киево-Печерскую, ни Почаевскую, ни Святогорскую лавры нацисты штурмовать не решаются, понимая, что получат отпор. О налаженной системе оповещения и сбора защитников лавр прихожане УПЦ сообщали уже в 2015 году. Причём речь шла не о бабушках с иконами, а о хорошо подготовленных и мотивированных мужчинах, способных дать отпор нацистам в понятном им стиле. «Просто прискорбно»: УПЦ ответила Зеленскому на критику крестного хода © пресс-служба президента Украины Так почему, имея такой потенциал, УПЦ не призывает своих прихожан защитить храмы, почему мобильные дружины, готовые в течение нескольких часов прибыть по вызову любого сельского священника, не созданы во всех регионах страны? Мне могут сказать, что православные являются противниками насилия. Но за храмы-то они всё равно дерутся, только малочисленные местные общины не могут без централизованной помощи противостоять подготовленным нацистским отрядам и проигрывают битвы. Более того, как было сказано выше, после того как УПЦ провела «красную линию» и дала понять, что за лавры будет биться, оппоненты как-то сразу утратили интерес к их насильственному захвату (а он готовился и до «томосизации» Украины, и после). Некоторые кивают на то, что захватчики действуют под прикрытием государства. Это не совсем так. Полиция действительно не мешает им захватывать храмы, делая вид, что верит их липовым «правам». Но государство не захватывает храмы вместо частных лиц. Там, где нацистам дают отпор, они уезжают, а полиция только следит, чтобы их не убили. Более того, если УПЦ в состоянии в любой момент собрать в столице хотя бы триста тысяч человек, я уже не говорю о миллионе, то она хозяйка положения. Такую массу людей не разгонишь дубинками и не расстреляешь. Они сами разгонят любых силовиков и снесут любую власть (тем более что как легального, так и неучтённого оружия на Украине полно, и есть оно не только у нацистов). Зеленский указал Кличко на нарушения во время крестного хода © president.gov.ua Противники режима ссылаются на недостаток организации и обвиняют в этом почему-то Россию, которая-де их «не организовала». Но ведь церковь обладает поистине неограниченными организационными возможностями. Напомню также, что борьба за веру для воцерковлённых православных означает битву за спасение души, то есть за жизнь вечную, по сравнению с которой риск погибнуть в этом мире ничего не значит, если гибнешь за Божье дело. На деле УПЦ действительно обладает огромной силой — самой мощной силой в стране, способной в любой момент развернуть вектор украинской политики в любом направлении. Своё и церкви бездействие прихожане УПЦ оправдывают тем, что церковь в политику не вмешивается. Но это неправда. УПЦ как раз занимает позицию политическую, а никак не позицию защиты веры. Требование «воздать Богу Божье, а кесарю кесарево», которое обычно приводят в обоснование принципиального непротивления церкви любой власти, не мешало первохристианам отказывать в повиновении императорам, требовавшим приносить жертвы своему культу. Ибо это противоречило основам веры. Причём императоры рассматривали такую позицию христиан как мятеж и обвиняли их в разжигании гражданской войны. То есть кесари не считали, что их власти воздаётся должное уважение. Не противоречит ли основам веры спокойное отношение УПЦ к украинской карательной операции в Донбассе? Эта операция противна не только законам Божьим, но и законам человечьим, причём не только нормам международного права, но и конституции Украины. Выступила ли УПЦ хоть раз с требованием прекратить преступную войну против собственного народа, осудила ли она, лишила ли причастия участников карательных операций против мирных граждан, убийц женщин и детей? Нет, УПЦ сказала: «По обе стороны линии фронта наши прихожане, мы молимся о них». Так и о пришествии антихриста сказано, что, будучи им обмануты, к нему уйдёт немало ваших прихожан и даже архиереев. Значит ли это, что церковь будет молится за тех, кто встал на сторону зла? Падший ангел тоже когда-то был ангелом. Молится ли церковь о нём? Почему нет? «Герои АТО» такие особенные? Киев наш: сотни тысяч прихожан УПЦ провели крестный ход в честь Дня Крещения Руси © кадр из видео Украина.ру С точки зрения УПЦ — да, особенные. УПЦ постоянно подчёркивает, что именно она является настоящей украинской церковью. Фактически её расхождение с украинской властью вызвано неуклюжими действиями последней. Вначале Кравчук, а затем и американцы (которых консультируют ненавидящие православие в любом его виде униаты) попытались создать на Украине не просто свою, но неканоническую, безблагодатную «церковь». Именно эта безблагодатность, а не стремление к автокефалии оттолкнуло УПЦ от филаретовского проекта. Напомню, что пока Филарет (Денисенко) был законным экзархом, а затем предстоятелем самоуправляющейся УПЦ МП, его стремление к автокефалии поддерживалось (в том числе путём подписания соответствующих обращений) большинством священноначалия УПЦ (полистайте биографии доживших до наших дней архиереев, узнаете много нового и интересного). Только провозглашённая Филарету анафема оттолкнула их, ибо они всё же люди верующие и спасение души для них не пустой звук. С тех самых пор и по сей день УПЦ пытается доказать государственному руководству Украины, что является истинной национальной церковью. Акцентируя внимание на собственной украинскости, иерархи УПЦ даже не любят, когда её именуют УПЦ МП. Они стараются избегать любых внешних проявлений связи с Москвой. УПЦ любит подчёркивать, что ни копейки из собираемых на Украине денег не отсылает в Москву, что полностью самостоятельна в назначении собственных иерархов (Патриарх Московский не может не утвердить предстоятеля, избранного собором епископов УПЦ). УПЦ не возвышает регулярно свой голос против насильственной украинизации, не применяет доступные ей меры воздействия против организаторов русофобской внешней и внутренней политики. Даже организатор томоса прихожанин УПЦ Пётр Порошенко не был официально отлучён от преданной им церкви. Она лишь выражает недовольство соучастием киевской власти в создании конкурирующих с УПЦ структур. Неявно, но УПЦ противопоставляет себя РПЦ. Даже вполне пророссийски настроенные её прихожане зачастую подчёркнуто высказывают уважение митрополиту Онуфрию (Березовскому) в противовес патриарху Кириллу. Раньше аналогичным образом противопоставлялся патриархам Московским митрополит Владимир (Сабодан). Теперь, правда, его предпочитают не упоминать и даже обвиняют иногда в потворстве автокефалистскому крылу в УПЦ. Но ведь Владимир управлял УПЦ в полном согласии с синодом, большинство членов которого здравствуют и по сей день. И после его смерти политика УПЦ существенно не изменилась. Даже его любимец Саша Драбинко «работал» в УПЦ самым молодым митрополитом, пока сам не решил перебежать в томосизированную Петром Порошенко СЦУ (ПЦУ) Епифания. «Верность православию». Киев отметил 1033-летие Крещения Руси 350-тысячным крестным ходом © РИА Новости, Стрингер / Перейти в фотобанк Фактически УПЦ — единственная украинизированная структура, которая без проблем может пережить украинское государство и останется в таком случае единственным и главным хранителем украинства на планете. Миллионы прихожан УПЦ действительно нельзя рассматривать как идеологический монолит. Откровенно пророссийски настроенных людей в её пастве гораздо меньше, чем колеблющихся (не любящих нацистов, но согласных с идеей собственной украинской церкви). При этом надо понимать, что с течением времени, если Украина как государство сохранится, вес УПЦ в украинском православии будет ослабевать. Греко-американский ход с варфоломеевским томосом вырвал у УПЦ статус единственной канонической. Варфоломей не Филарет. Его анафеме никто не предавал. Да и для рядового прихожанина статус патриарха Константинопольского действительно имеет серьёзную притягательность. Греция, Афон, четыре древних патриархата много лет представлялись в нашей собственной традиции как фундамент мирового православия. Для Украины же, где осознание себя не «единым народом», а новой самостоятельной нацией набирает обороты, Константинопольский патриархат является естественным противовесом «московскому влиянию». Я знаю уже не одного нововоцерковлённого гражданина Украины, который воцерковился именно у Епифания (в ПЦУ). Потому что раньше в УПЦ они не хотели идти, ибо это был Московский патриархат, а филаретовцы являлись неканоничными, самопровозглашёнными, ряжеными. Теперь для тех, для кого это было важно, данное противоречие снято, и новые поколения будут всё сильнее склоняться к ПЦУ. На церковной ниве антироссийская работа будет вестись даже в том случае, если Украина как государство окончательно исчезнет. Церковь — структура крайне консервативная и потому весьма устойчивая. Обращение Тихановской к Варфоломею за томосом (по примеру Украины) свидетельствует, что, даже проиграв политическую борьбу за Белоруссию, США не прекратят борьбу на духовном фронте. Им важно зацепиться. И новая белорусская церковь, которую не откажется создать Варфоломей, будет такой зацепкой. Сразу её в Белоруссию Лукашенко скорее всего не пустит, но церковь умеет ждать и искать обходные пути. Она планирует далеко за пределами жизни одного поколения. Так что со временем всё постсоветское пространство на Запад от России может получить «альтернативные» церковные структуры, учреждённые Константинопольским патриархатом, которые будут действовать совместно с униатами и римским престолом против РПЦ как крупнейшей православной конфессии. Великий крестный ход УПЦ МП: тысячи верующих съезжаются в Киев © Скриншот из видео Украина.ру В первую очередь эти действия направлены на ограничение универсалистского характера РПЦ. Её пытаются нейтрализовать, замкнув в границах РФ. В этом плане подчёркнуто украинская позиция УПЦ является серьёзным подспорьем для противников русского православия и врагов России в целом. Отказ от критики украинских властей за их переход на сторону зла, попытка занять компромиссную позицию, ни с кем не поссориться приводит в конечном итоге к тому, что УПЦ неформально легализует своих же могильщиков. Ведь если всякая власть от Бога и выступать против её самых отвратительных (никак не согласующихся с христианской доктриной) действий нельзя, то и усилия Киева по созданию ПЦУ (СЦУ) освящаются божественной санкцией. И как простому прихожанину отличить заявления УПЦ о стремлении к миру и согласию от заявлений украинских властей и ПЦУ о стремлении ради мира и согласия объединить всех в рамках одной «Поместной украинской церкви»? Объясните обычному украинцу, почему, если и та церковь украинская и эта, они не могут объединиться в одну? УПЦ внятного объяснения не даёт, а власти и ПЦУ говорят обычному украинцу, что всё это потому, что УПЦ работает на Москву. Количество сторонников единства с Россией, а значит, и УПЦ будет на Украине неизбежно падать. Просто потому, что в жизнь вступают новые поколения, родившиеся и выросшие в самостоятельном украинском государстве и воспитанные в духе ненависти к России. Пока ещё УПЦ есть на кого опереться, как уже было сказано, она самая мощная сила в стране (по количеству готовых выйти в её поддержку на улицы людей). Но если она и дальше будет пытаться играть в соглашательство с украинской властью, не займёт чёткую позицию, не станет точкой сборки именно для русских Украины, не заявит себя как хранительница русской православной традиции и опора русского православного народа Украины, она незаметно, но быстро лишится своего влияния, а следующее поколение архиереев, уже дышащее в затылок нынешним митрополитам и архиепископам, спокойно объединится с Епифанием. Конечно, занятие жёсткой позиции создаст неудобства во взаимоотношениях с властью, а на первых порах и оттолкнёт часть слишком украинизированных прихожан. Но занятие церковью жёсткой позиции заставит православных определяться, принудит их держать ответ перед своей совестью и Богом, решая, с кем они, с властью земной или с Царствием Небесным. В конце концов УПЦ, отказавшись от украинства и заявив о своей русскости, может поспособствовать и возрождению русскости на Украине (а это её база). Геополитическая и внутренняя обстановка создаёт сейчас уникально выгодную для принятия такого решения ситуацию. Запад ослабел и не может так же активно и эффективно поддерживать альтернативные церковные проекты. Украина как государство и как национальный проект зашла в тупик. Адепты украинства растеряны и уже готовы искать спасения даже в братстве с Китаем (только Китай в братья не берёт). В этих условиях появление структуры, внятно формулирующей перспективы русскости и твёрдо стоящей на своём, будет востребовано большей частью общества (уже осознающего провал украинского проекта, но пока не видящего никакой альтернативы). В этом плане УПЦ, в отличие от Кремля, не связана никакими международными нормами и дипломатическими условностями. Она — полноценный фактор внутренней украинской жизни, не только имеющий право, но и обязанный высказываться по всем животрепещущим для остатков населения Украины вопросам. На её стороне тысячелетняя русская православная традиция. На её стороне правда. Если УПЦ займёт позицию, она обеспечит себе место в будущем мире, в котором вряд ли будет существовать Украина в её нынешнем виде, если нет, она разделит судьбу государства, с которым себя последние тридцать лет ассоциирует. https://ukraina.ru/opinion/20210730/1031960605.html

30 янв 18:00 Механизмы религиозной легитимации власти в Древней Греции Мероприятие завершено С 2020 года в ВШЭ, под руководством доцента ИКВИА ВШЭ Михаила Селезнева, реализуется научно‑исследовательский проект «Религии мира: традиции и тексты». В 2020–2022 гг. предполагается серия семинаров по теме «Религия и власть». Доклад доцента ИКВИА ВШЭ Андрея Можайского будет посвящен механизмам религиозной легитимации власти в Древней Греции. Руины Кносского дворца, Крит Wikimedia Commons В докладе А.Ю. Можайского на широком хронологическом отрезке (от среднего бронзового века и до эллинистического периода) будут выявлены религиозные и социально‑политические практики, отражающие легитимацию власти. Акцент сделан на анализе материальной культуры, топографических данных, а также ряда эпиграфических и литературных источников. Предполагается показать разные интерпретации природы власти во дворцах Минойской цивилизации, центральной из которых является рассмотрение минойских дворцов как церемониальных религиозных центров. В части, посвященной Микенской цивилизации, обратимся к вопросам сакрализации власти, которую представлял wa‑na‑ka (микенское слово для обозначения царя в линейном письме Б). Вероятно, он осуществлял свою власть во многом именно через религиозную сферу и возглавлял религиозные празднества, проходящие во дворце. Далее в докладе будет затронуто время от постдворцового до архаического периода в Фивах и прослежена проблема континуитета власти и ее легитимации посредством почитания погребений среднего и позднего бронзового века, мифологической традиции о фортификации и героическом прошлом. Относительно архаического и классического времени в Фивах будет рассмотрен вопрос приношений в святилища Амфиарая, Геракла и Аполлона Исмения. Особое внимание будет уделено истории о дарах Креза в Фивы, рассказанной Геродотом в ее связи с сакральной легитимацией власти через материальную культуру. Недавно найденный эпиграфический материал проливает свет на данный рассказ Геродота. В последней части доклада Фивы рассматриваются через сакрализацию власти и городского пространства посредством монументов и мифо‑исторической топографии. Будут разобраны упоминания Павсанием истории о «Семеро против Фив» и ее отражение в материальной культуре. https://iocs.hse.ru/announcements/436051911.html?fbclid=IwAR0qLMGq8OFe6rxBDGW2qe06B8Xuk7OGj4_yprz-15I5SoXCrTSQEio4sVQ

В этой работе мы исследуем, как глубоко укоренившиеся богословские различия между православием, католицизмом и протестантизмом влияют на удовлетворенность жизнью и другие взгляды и ценности на большей части европейского пространства сегодня. Используя данные четырех волн исследования Всемирного обзора ценностей и исследования «Жизнь в переходный период» за 2010 и 2016 г.г. мы обнаруживаем, что по сравнению с православными и неверующими католики и протестанты счастливее, воспитывают большее число детей и реже соглашаются с утверждением о том, что государственная собственность является благом. Протестанты также реже соглашаются с тем, что разбогатеть можно только за счет других. Мы также видим, что по отношению к католикам, протестантам и неверующим приверженцы православия имеют меньший социальный капитал и менее склонны к принятию риска, что согласуется с результатами исследования уровня счастья. Они также предпочитают устаревшие идеи новым и работу с высоким уровнем стабильности. Приверженцы православия в большей мере придерживаются политических взглядов левого толка и более выраженного мнения о том, что правительства (а не народ) должны брать на себя больше ответственности. Важным вопросом является то, каким образом эти противоречия во взглядах сохранялись с течением времени, особенно в условиях строгой антирелигиозной политики, проводимой коммунистическими элитами. Частично это объясняется тем, что религиозные различия и убеждения особенно устойчивы. Они смогли противостоять не только полувековому коммунистическому подавлению, но и предшествующим многовековым политическим и экономическим потрясениям. Кроме того, хотя тоталитарные правительства подавляли религиозную активность, они сохраняли те аспекты православной религии, такие как традиции и коммунитаризм, которые были полезны для продвижения коммунистической доктрины. Полученные нами выводы имеют важное значение для понимания факторов, определяющих экономические и политические преобразования в Восточной Европе. В обширной литературе утверждается, что тоталитарное наследие оказало глубокое влияние на культурный, экономический и политический ландшафт посткоммунистической части Европы (Pop-Eleches and Tucker 2017). Хотя эти взгляды и имеют широкую поддержку, они не могут считаться всё объясняющими. В настоящей работе подчеркивается, что богословские различия между различными христианскими деноминациями могли поставить страны на разные пути развития задолго до прихода коммунизма, и что коммунистические элиты могли использовать культурную среду в своих собственных интересах. Мы также должны уточнить, что не претендуем на то, чтобы предоставить «универсальную» теорию культурных и экономических преобразований. Существует множество сил, которые формируют политическое и экономическое развитие, и религия – только одна из них. Как указывалось во введении, дискуссия о предпосылках, способствующих возникновению различных типов политических и экономических систем, не нова. Сами коммунистические мыслители расходились во мнениях относительно того, где коммунизм мог бы развиться наиболее успешно. Оглядываясь назад, видится, что ни идея Маркса о том, что социализм, скорее всего, укоренится в развитых странах, ни убеждения Ленина в том, что православие должно быть полностью искоренено среди низших классов для успеха коммунистических идей, не были верны. Напротив, коммунистическая идеология процветала именно в более бедных странах с сильной православной традицией. Полученные выводы оказывают серьёзную поддержку теории Бердяева о том, что «социально-экономическ[ая] систем[а] коммунизма вполне может быть согласована с [православным] христианством, во всяком случае более, чем капиталистическая система» (Berdyaev, 1937, с. 184). Сс. 34-36. https://www.academia.edu/44700178/Коммунизм_как_второе_пришествие_несчастья?fbclid=IwAR21Q6SFAe9vtPGq_5jofdhxMC0AtamQYS1DoCeSOXPwuJkmTTfAq-Tr6lI Материал любезно предоставлен Евгением Фирсовым 65255936.pdf

«Из него не хотят делать мученика» Как в России уживаются политика с религией и почему игумен Сергий до сих пор на свободе 00:03, 3 августа 2020Россия Фото: Александр Петросян / «Коммерсантъ» Пока опальный схиигумен Сергий продолжает удерживать уральский монастырь даже после лишения сана, в России не прекращается преследование протестантов, свидетелей Иеговы задерживает ОМОН, а вскоре всех зарубежных пасторов могут обязать получать российскую аттестацию. Какую роль играет сегодня «официальная» и «неофициальная» религия в российской политике, на самом ли деле все чиновники и депутаты — глубоко верующие люди и так ли сильны позиции РПЦ в государстве? На эти и другие вопросы «Ленте.ру» ответил социолог-религиовед, руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН Роман Лункин. «Лента.ру»: Почему схиигумен Сергий до сих пор на свободе и не изгнан из монастыря? Лункин: Начнем с того, что Урал всегда был центром бурной религиозной жизни. Там всегда была активная движуха в этом отношении. Даже те, кто протестовал против строительства храма в Екатеринбурге, не называли себя атеистами, не боролись с религией как таковой. Роман Лункин История с Сергием показала, что высказанные им диссидентские идеи в церкви популярностью не пользуются. ОТКЛЮЧИТЬ РЕКЛАМУ Разве? Есть мнение, что это и есть настоящее современное православие во всей его красе: то, о чем священники и воцерковленные люди говорят на кухнях. Смотрите, в стране был длительный период самоизоляции, когда среди прочего закрыли и храмы. Все это время епископы выступали с открытой критикой власти в отношении этих мер. Многие епископы, в том числе Екатеринбургский митрополит и митрополит Саратовский, например. Несколько высокопоставленных представителей церкви даже были оштрафованы. В Москве духовенство тоже выражало недовольство в соцсетях из-за того, что их перестали пускать в больницы. И вот плодом всего этого стал один лишь Сергий Романов с непонятным числом сторонников, в том числе людей, воевавших на Донбассе, а также, возможно, бизнесменов и силовиков, которые помогли ему построить этот Среднеуральский монастырь. Что значит «всего лишь»? В других православных странах мы увидели куда более массовые протесты против закрытия храмов. Но ему разве не сочувствуют? Некоторые идеи Сергия действительно имеют большую популярность в консервативной православной среде: о западном заговоре против России, цифровом концлагере, чипах, ИНН, экуменизме руководства РПЦ (сговоре с католиками— прим. «Ленты.ру»). Но весь этот коктейль, сложившийся в голове у Романова, никто поддерживать не будет. Есть впечатление, что силовики и церковное начальство просто растерялись. Они будто бы не знают, что делать с общиной Сергия, боятся ее разгонять. Реакция Екатеринбургского митрополита была достаточно взвешенной. Он написал подробное письмо с критикой схиигумена Сергия. Затем был проведен суд в несколько заседаний, на одном из которых Романов устроил перфоманс: зачитал свои проклятия и ушел. Но человек, лишенный сана, фактически захватил монастырь. Почему его не изгонят силой, как пытались бороться с защитниками сквера в Екатеринбурге? На самом деле монастырь он не захватывал. Ранее Сергий был духовником этого женского монастыря, а сейчас живет там как обычный монах. У церковного начальства нет повода силой его оттуда выдворять, пока Сергий еще чего-нибудь не натворит. Схиигумен Сергий Фото: Владислав Лоншаков / «Коммерсантъ» Игуменья этого монастыря покинула его в знак протеста против взглядов Романова, но в общем-то это все. То, что он, мужчина, живет в женском монастыре, не являясь больше священником, — это нормально? Ситуация остается в подвешенном состоянии. У него там была своя келья, и сейчас он в ней проживает. Никаких других решений екатеринбургская митрополия пока не принимает. А почему бездействует ФСБ, другие силовые ведомства? В случае с иеговистом Кристенсеном или якутским шаманом спецслужбы действовали жестко. Светская власть оштрафовала Сергия Романова на 18 тысяч рублей. Какой-то более жесткой реакции в его адрес, как я понимаю, церковники от силовиков не требуют. Возможно, они не желают делать из него мученика. А действовать по своей инициативе правоохранители не хотят? Может быть, из-за сочувствия его взглядам? Неизвестно. Возможно, они желают, чтобы сама Церковь жестко осудила Сергия, а вместе с ним всех ковид-диссидентов и противников президента. А что до взглядов, то многие российские силовики действительно искренне верят в конспирологические теории заговора против России. Судя по масс-медиа и соцсетям, иеромонах Сергий стал популярен как раз потому, что российскому обществу легче воспринимать современное православие через такой образ. А через какой еще? Люди помнят реплики отца Димитрия Смирнова, Всеволода Чаплина, лидера акции движения «Сорок сороков», борьбу с абортами и современным искусством и так далее. Все это представляется частями одного мировоззрения, которое многих пугает не только дремучестью, но и агрессивностью. Между тем все это не отражает реальной приходской жизни, взглядов и положения большей части духовенства. Люди хотят видеть православие как некую государственную религию с архаичным содержанием. То, что в эту канву укладывается, получает известность и становится предметом обсуждения. «Проправославный консенсус разрушается» Есть ощущение, что сейчас среди российских чиновников и депутатов совсем нет атеистов, способных заявить об этом не в частной, а в публичной беседе. О чем говорит такая тенденция, если она существует? У нас регулярно проводятся разнообразные общественные мероприятия, в которых участвуют и чиновники, и представители традиционных конфессий. Это уже вошло в обиход. Они носят чисто декларативный характер. От самой же религиозной жизни чиновники далеки, они ее избегают. Ситуация с коронавирусом показала, что светские власти готовы полностью, в директивном порядке закрыть все храмы и прекратить все службы, несмотря на возмущение верующих. Фото: Алексей Никольский / Reuters Кроме того, у некоторых власть имущих сохраняются негативные стереотипы о церковниках, сложившиеся еще во времена СССР. Но мы видим (или, по крайней мере, нам демонстрируется), что кроме общих речей на этих публичных мероприятиях священники и государственные деятели разговаривают как давние друзья. В начале 2000-х еще было достаточно много и пожилых, и молодых чиновников, интересовавшихся религиозной жизнью, проводивших встречи с епископами и так далее. Сейчас таких нет. Губернаторы теперь этим совсем не занимаются. Для них это лишнее. Само поле приложения сил резко сократилось, потому что регулирование религиозной жизни в значительной степени было отдано правоохранительных органам. Это противоречит тому, что мы видим в новостях. А как же новый главный воинский храм — разве это не символ гармонии светского и церковного? Это и есть чистый символизм. Ряд комментаторов в ходе просмотра церемонии освящения говорили, что все получилось очень натянуто. Духовенство было отдельно, а люди в погонах — отдельно, почти никто не крестился даже. А как действует на верующих освящение главного воинского храма? Освящение храма Великой Победы может быть очень важно для государства, но это кризис православно-милитаристской идеологии, а не ее расцвет. Разве? Присутствующая там советская символика очень многих покоробила. Среди духовенства даже есть те, кто с иронией относятся к некому конституированию института святых покровителей разных родов войск, о которых знали, но как-то молчали раньше. В сети даже есть статьи с открытой критикой храма со стороны священников. Когда такое еще происходило? И ничего им за эти выступления не было. Но влияние на политику государства церковь оказывает? Сейчас многие опасаются, что под давлением церкви аборты могут вывести из системы ОМС. Это даже не обсуждается. Православие интересует государство только как символический элемент патриотизма — и все. Чтобы церковь реально влияла на политику, она, во-первых, должна восприниматься как институт гражданского общества. Во-вторых, в государстве вообще должно быть развито взаимодействие чиновников с гражданскими институтами. У нас ни первого, ни второго нет. И пандемия стала весомым тому подтверждением: никакого диалога не было — только директивы. Крестный ход по рекам и каналам Санкт-Петербурга в поддержку общероссийского сбора подписей за запрет абортов Фото: Александр Петросян / «Коммерсантъ» В законодательстве у нас нигде православие не прописано, но многие считают, что по факту эта религия сейчас в России является не только официальной, но и государственной. По крайней мере, от мусульман можно слышать упреки в ущемленном положении их религии. Да, у РПЦ есть некоторые преференции, которые могут создавать такое впечатление. Патриарх стал их заложником. Что это за преференции? Возвращение и содержание государством церковной собственности по закону 2009 года. Поддержка теологии в вузах. Внедрение православия в школах. Формальная и неформальная поддержка крупного бизнеса, связанного с государством. Когда на смену позиции государства, что условный хороший гражданин — это атеист, пришла позиция, что он должен разделять православные ценности? Есть какая-то точка отсчета? В начале нулевых в российском обществе сложился некий проправославный консенсус. Большинство респондентов отвечали «да» на вопрос социологов, почитают ли они православие. Даже мусульмане рассматривали его как сакральную ценность. Этот консенсус пришел на смену квазикоммунистической идеологии. Как отмечал социолог Дмитрий Фурман, в позднесоветский период уже можно было быть православным, но марксистом-еретиком — еще нет. Сейчас проправославный консенсус разрушается, потому как он был выстроен вокруг декоративного, символического православия. Люди так и не были массово вовлечены в религиозную жизнь. Прихожан становится меньше? Нет, приходы растут, растет число активистов, но к массовой религиозности это не приводит и, скорее всего, не приведет. Сакрального восприятия православия больше нет. И это хорошо, это живой образ реальной церкви с ее вполне демократично настроенными прихожанами — гражданскими активистами. Чем больше становится церковных активистов, тем больше критиков. Да. Раздражение вызывает и когда представители церкви требуют исполнения предписаний, совершенно естественных для православных. К примеру, когда была введена обязательная катехизация перед крещением или венчанием. Также вызывает большую критику, когда движения наподобие «Сорока сороков» выходят на какие-то политические митинги. Хотя для церкви вполне естественно пытаться вмешиваться в политику, и тут нечему удивляться. Настоящая национальная церковь всегда берет ответственность за свою страну и ее общество. В Европе есть такие же околоцерковные протестантские и католические движения. В этом нет ничего зазорного. Фото: страница «Движение СОРОК СОРОКОВ | ДСС» во «ВКонтакте» Насколько вообще ситуация в России соответствует тому, что происходит в европейских странах, где официально закреплена государственная религия? Главное отличие — в прозрачности поддержки Церкви государством. Например, в Греции можно открыть и посмотреть, кто сколько получает. И в целом у государственной церкви есть финансовая прозрачность, которой нет у Русской православной церкви. Другими словами, в Европе существует общественный контроль за религиозными организациями, имеющими официальный статус. У нас этот вопрос стоит очень остро, о чем свидетельствует особое внимание к скандалам, связанным с каким-нибудь дорогостоящим имуществом. Примером можно назвать историю с мерседесом игуменьи Феофании в Покровском монастыре. Здесь нет ничего криминального. Может быть, это действительно очень богатый монастырь, но люди абсолютно не представляют, как устроена церковная экономика и вообще жизнь церкви как организации, и это только усиливает их неприязнь к такого рода вещам. А разве не фарисейство раздражает? Прихожанам говорят, что надо жить так-то, а сами проповедники живут иначе... Да, интересным отличием России от других европейских стран является то, что церковь там чаще критикуют атеисты, а у нас — верующие. Даже Pussy Riot позиционировали себя христианками. Многие считают, что эти претензии обоснованны. У нас люди ощущают себя православными, но при этом уровень знаний о церковной жизни и о настоящем православии у большинства очень низкий. Им хочется видеть нечто свое, как той же Ксении Собчак. В этом плане она похожа на [схиигумена] Сергия Романова, у которого тоже своя версия православия. «Каждый человек, желающий проповедовать, попадает под подозрение» Вы сказали, что люди хотят видеть православие как некую государственную религию с архаичным содержанием. Выходит, православные священники не могут проповедовать что-то другое, транслировать оппозиционные мнения? Вот в газете опубликована позиция секретаря Совбеза о том, что страна окружена врагами. Им остается лишь развивать эту логику, разве нет? По факту священники часто выступают с более либеральной точки зрения, и то, что происходит внутри православной церкви, уже начинает беспокоить государство. Как мы можем заметить то, о чем вы говорите? Если погрузиться в тему социального служения церкви, то видно, что оно очень активно развивается в последние пять-десять лет. И в тех же церковных программах по реабилитации инвалидов, наркозависимых людей активно используются самые передовые западные методики. Те, кто этим занимаются, ездят за границу на стажировки, в том числе в Италию. Из других стран люди приезжают на стажировки в Россию. Молодое духовенство, сформированное в течение десяти последних лет, оно даже если и придерживается каких-то консервативных взглядов, то применяет весьма либеральные подходы в своей работе и не верит ни в какие заговоры. В контексте всей страны это пока маловлиятельная сила, но в религиозной сфере это уже сформированное явление — демократически настроенное духовенство. Но в общественной жизни эти либералы-священники себя не проявляют. Они просто не хотят подставляться? Нет, почему же, еще в 2012 году такие люди даже участвовали в избирательном процессе в качестве наблюдателей и выступали за честные выборы. В прошлом году было коллективное письмо в поддержку фигурантов московского дела. Такого вообще никогда еще в истории не было. Этих священников наказали потом? Нет, никаких негативных последствий для них, насколько я знаю, не было. Но все же, если сравнивать с 90-ми, когда такие православные миссионеры, как диакон Андрей Кураев, могли дать фору иным либералам, выступая в скандальных ТВ-шоу и на рок-фестивалях... сейчас будто бы всем закрыли рты. Всем, кроме самых консервативных. Тогда был всеобщий интерес к религии, а сейчас, после принятия «закона Яровой», каждый желающий проповедовать попадает под подозрение. Контраст очень большой. Да, люди в церкви переключились на создание и развитие общин, какую-то более содержательную, менее заметную для масс-медиа работу. Один священник говорил в интервью (уже сейчас, после периода самоизоляции), что, посещая пациентов в больнице, он заметил, что они не способны воспринимать государствообразующую пафосную риторику, чувствуют в ней неискренность, считают, что надо говорить проще и доступнее, от сердца. А что патриарх Кирилл думает об этом молодом либеральном духовенстве? Патриарх пока обходит вопросы по поводу дальнейшего развития церкви, как и информационный отдел патриархии. Однако никакой внутренней борьбы с этими либералами не ведет. Ведь именно он [Кирилл] прежде развивал идею социальной активности церкви, но делал это главным образом с помощью административных реформ. Патриарх старается балансировать между более и менее консервативными силами, не занимать чью-то конкретную сторону. Но следовать в русле полной поддержки государственной политики РПЦ выгодно? Есть такой стереотип, что православная церковь всегда полностью поддерживает государство. Но по ситуации с коронавирусом и с приходом сотовых сетей нового поколения (5G) мы видим, что православные во всем мире ведут себя больше как какие-нибудь ершистые протестанты-харизматы, чем послушные во всем католики. Они с готовностью идут на борьбу, протесты с последующими штрафами. «Если русский становится язычником, это рассматривается как склонность к экстремизму» Недавний законопроект об аттестации всех иностранных проповедников — что это? Насколько возможно, что он будет принят? Для специалистов, которые работают в России, ничего удивительного в этом законопроекте нет. Он находится в одному ряду с другими нормативными документами, принятыми в последние годы, без серьезного обсуждения и корректировки, вслед за «законом Яровой». Несколько лет назад он бы еще вызвал возмущение и сопротивление в религиозной среде, а сейчас я ничего такого не вижу. Есть только отдельные реплики от членов Совета по правам человека. Почему именно «закон Яровой» вы считаете отправной точкой? Формально он был посвящен противодействию террористической деятельности и экстремизму. То, что касалось баз данных мобильных операторов, в жизнь так и не воплотилось. А вот положения о регулировании миссионерской деятельности религиозных организаций стали действовать практически сразу, начиная с 2016 года. Фото: страница Московская богословская семинария ЕХБ на Facebook Правда, светское общество обратило на это внимание и стало обсуждать только через пару лет, когда уже было более тысячи разных судебных дел и штрафов. Что еще общего у «религиозных» законопроектов последних лет? Они появляются будто бы из ниоткуда и принимаются практически без обсуждения. По крайней мере, широкий круг религиозных организаций к этому не привлекался, открытого обсуждения с экспертами тоже не проводится. В случае с «законом Яровой» только на последнем этапе документ показали юристу Московской патриархии, и по ее совету было добавлено, что священнослужители религиозных организаций могут проповедовать без какого-либо разрешительного документа. Думаю, нынешний законопроект будет принят так же, как и тот, первый. Собственно, в его продвижении участвуют те же депутаты Госдумы. Упоминание бога в новой редакции Конституции может стать отправной точкой для других изменений, как «закон Яровой»? Это упоминание носит характер сугубо декларативный и ни к чему не обязывающий. Для меня показательно то, что в конституциях разных европейских стран прописана, например, ответственность народа перед богом — в Греции, к примеру. У нас такого нет, зато есть феноменальная трактовка Конституционного суда, что это никак не противоречит светскому государству, свободе совести, а сама поправка носит ретроспективный характер, то есть направлена в прошлое. Да, речь о некой вере, переданной предками. Можно прийти лишь к некоему гипотетическому выводу, что государство делает акцент только на тех традиционных верованиях, которые были у предков жителей современной России. У каких именно, не уточняется. Что это значит на практике? На практике мы видим, что язычество включено в ряд таких защищенных государством традиционных религий, но только для марийцев, бурят и народов Крайнего Севера. Как вы это поняли? К примеру, в Марий-Эл языческий жрец официально входит в совет при губернаторе. И так далее. Где проходит граница законности? На практике, опять же, мы видим довольно четкие этнические границы. Каждому этносу соответствует своя религиозная традиция. Марийский карт (жрец) Фото: Максим Боговид / РИА Новости Откуда у государства такое видение? Это же не из советского прошлого, а какой-то отголосок Российской империи? Да, в каком-то смысле. Получается, что хороший подданный, если он русский, может быть только православным. Ислам, допустим, для татар и народов Кавказа. Буддизм — Тува, Калмыкия, Бурятия… А если русский становится язычником, то это уже рассматривается как негативная характеристика, склонность к экстремизму и национализму. Может, это просто совпадает с мировой практикой, когда националисты становятся язычниками в знак протеста против христианства как «еврейской» религии... Нет, в язычестве много направлений, и далеко не всегда они связаны с радикальным национализмом и антисемитизмом. В пример можно привести Евгения Нечкасова, который в Новосибирске возглавляет фонд традиционных религий, объединяющий язычников. Его же все равно рассматривают как экстремиста? Да, даже те распространенные среди славян языческие верования, которые не предполагают ни нацизма, ни антисемитизма, рассматриваются в качестве угрозы. Кем — Русской православной церковью? Да, Молодежный и миссионерский отделы РПЦ рассматривают славянское язычество как одну из основных сектантских угроз. Неужели жрецы где-то реально способны конкурировать с батюшками? Язычников, тем более убежденных, немного, но они есть. Десятки тысяч людей этим просто интересуются, отмечают день Ивана Купала и так далее. Есть капища и под Москвой, а в Петербурге язычников еще больше, чем в столице. Однако стоит учесть, что славянское язычество все же во многом реставрированное, придуманное заново. Вернемся к законопроекту об аттестации иностранных проповедников. Для мусульман, в том числе российских, насколько известно, наиболее авторитетными являются религиозные учебные заведения, находящиеся в арабских странах. Теперь их хотят вынудить учиться дома? Я не думаю, что новый закон будет направлен на исламских проповедников и тех, кто стремится ими стать. Это поле давно находится под пристальным наблюдением, и дополнительных законодательных мер здесь уже не требуется. Исламские учебные заведения в России уже очищены от каких-либо экстремистских или даже просто альтернативных традиционному исламу идей. Все проповедники, в том числе прибывающие из других стран, на учете. Фото: Виктор Коротаев / «Коммерсантъ» Значит, новый закон направлен на неких западных пасторов? Смотрите, после его принятия действующие религиозные образовательные учреждения в России получат право аттестовать всех приезжих миссионеров. Между тем Рособрнадзор в течение трех последних лет ведет, скажем образно, зачистку христианских образовательных учреждений баптистов, пятидесятников, евангелистов, но не РПЦ. И к чему привела зачистка? Они закрылись? Есть решения о лишении или приостановке действия лицензий, к примеру, баптистской семинарии и Кубанского христианского университета. Какие к ним были претензии? Их теологическое образование не соответствовало стандартам оформления, принятым в Рособрнадзоре. Надо признать, что некоторые недоработки у этих учреждений действительно есть, но все же жесткое требование привести их к единому стандарту некорректно. У каждой религиозной организации может быть свой стандарт теологического образования. Баптистская семинария долго судилась, но в результате ее закрыли окончательно, и не видно теперь никакого выхода из этой ситуации. Раз они закрылись, то и аттестовать никого не смогут. Значит, иностранным пасторам нельзя будет миссионерствовать, не получив некого дозволяющего это документа в православном вузе? А иначе — вон из страны? Да, и в Москве, Калуге, Брянске уже были случаи, когда приехавших с Запада протестантских миссионеров буквально высылали из России. Когда, условно говоря, протестант придет подтверждать свое теологическое образование к православному, действительно может возникнуть некая коллизия. Может последовать отказ просто по формальным признакам, мол, мы не можем судить о познаниях этого человека из-за разной конфессиональной принадлежности. С другой стороны, в стране действует одно протестантское учебное заведение, которое получило аккредитацию по специальности «теология», — Заокская духовная академия адвентистов. Все пойдут к ним? Баптисты и пятидесятники пойдут к ним, может, только в крайнем случае. Либо придется как-то договориться с государством и получать свою лицензию. «Раза два в месяц появляются новости о задержании свидетелей Иеговы с ОМОНом» Что происходит с официально запрещенными на территории России свидетелями Иеговы? «Лента.ру» уже писала о том, что в их случае речь идет практически о гонениях за веру, а не за принадлежность к экстремистской организации, которой признана их церковь. Правоохранителям было довольно трудно доказывать, что группы иеговистов, собирающихся по домам, — это продолжение деятельности запрещенной ранее организации. С новым законом им облегчат задачу. Достаточно найти среди верующих того, кто раньше был причастен к организации, а значит, к экстремистской деятельности. Присутствие одного такого человека уже делает все собрание незаконным. Фото: Александр Коряков / «Коммерсантъ» Как много иеговистов остается в России и почему они не уезжают? Пять тысяч человек уехали, остальные — это около 95 тысяч — остаются. Это простые, небогатые люди, обычные учителя, рабочие, инженеры. Они и за границей никогда особо не были, и у них нет средств, чтобы уехать. Их по-прежнему активно преследуют? Да, раза два в месяц в том или ином регионе появляются новости о задержании свидетелей Иеговы с ОМОНом. Напомню, что организация запрещена с 2017 года, но сама идеология не запрещена, то есть люди могут исповедовать ее лично. Это правительство России подчеркивало в своем ответе Европейскому суду по правам человека. Однако из-за постоянных задержаний иеговисты и лично не могут свою веру исповедовать. Я бы хотел отметить, что если у язычников-родноверов были случаи, когда кто-то устроил взрыв на Манежной площади в начале 2000-х годов, то у свидетелей Иеговы вообще никаких судебных процессов, связанных с насильственными или еще какими-то преступлениями, не было. Кроме тех, что были связаны с запретом на их деятельность. А обвинения в запрете переливать кровь, в том числе детям? По этому поводу тоже никаких судебных процессов не было. В целом же в России детям кровь переливают без согласия родителей, а взрослые у нас по закону могут от этого отказаться. Беседовал Сергей Лютых https://m.lenta.ru/articles/2020/08/03/teo/?fbclid=IwAR1bp_AeShyVyzdI_CPudZFea8DuOVemIVdCMcVPMTDk505ev8NRtE2N3rw

"РУССКИЙ МИР" КАК "РУССКАЯ ИДЕЯ": КЛЮЧЕВЫЕ ПРИЗНАКИ И ИМПЕРАТИВЫ Алейникова С.М. Социология религии в обществе позднего модерна. 2019. Т. 8. С. 6-15. ЖУРНАЛ: СОЦИОЛОГИЯ РЕЛИГИИ В ОБЩЕСТВЕ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА Издательство: Белгородский государственный национальный исследовательский университет (Белгород) ISSN: 2411-2089 КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: "РУССКИЙ МИР", "РУССКАЯ ИДЕЯ", НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕОЛОГИЯ, ПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕХНОЛОГИИ, ЦИВИЛИЗАЦИЯ, "RUSSIAN WORLD", "RUSSIAN IDEA", NATIONAL IDEOLOGY, POLITICAL TECHNOLOGIES, CIVILIZATION АННОТАЦИЯ: «Русский мир» - глобальный интеграционный проект, призванный объединить славянские народы на основе общих цивилизационных ценностей: русского языка и культуры, православной веры, общих представлений об историческом прошлом. Заявленное культурно-цивилизационное содержание РМ в сочетании с ожидаемой политической формой воплощения остро ставит проблему актуальности данной стратегии для стран бывшего СССР, а также адекватности ее основных положений социокультурным и политическим реалиям постсоветского общества. Конвенциальный (договорной) характер представлений об историческом прошлом дает основание рассматривать «Русский мир» в качестве модернизированного варианта «русской идеи», к устойчивым идеологемам которого относятся: сакральность истоков российской государственности, вселенский характер «Русского мира», мессианство, «особый путь», культивирование оппозиции «Запад - Восток». Алейникова С.М. Русский мир и русская идея.pdf

INVITATION to the Annual International Scientific Conference on RELIGIONS, IDENTITIES, POLICIES (Points of Convergence and Divergence) at Silver Lake, May 22-23, 2020 organised by Institute of Social Sciences from Belgrade ("Forum for Religious Issues" and "IDN Centre for Sociological and Anthropological Research") in association with Yugoslav Association for the Scientific Research of Religion (JUNIR) from Niš and Committee of Education and Culture of the Diocese of Požarevac and Braničevo It can be said that it is becoming a tradition for the Institute of Social Sciences, namely the Forum for Religious Issues and the IDN Center for Sociological and Anthropological Research, to organise an annual scientific religious international conference at Silver Lake in April or May. One of the important incentives for this activity is the fact that the interest in religious issues, both in social aspects and academic debates, not only does not decline, but the issues seem to become more relevant. Both locally and internationally, the issue of religions, denominations, identities, geostrategies and policies has also been attracting the attention of people outside the academic community, and causing fear that their mutual relationship (identification) might cause potential and real conflicts and suffering of people worldwide. It thus becomes an important social problem, but also the subject of critical analyses and reviews. Another important motive for organising a conference of this kind is the willingness of a large number of foreign scholars and religious scientists to take part alongside a significant number of Serbian authors. This year for the sixth time in a row, we are organising the Annual International Scientific Conference on Religions, Identities, Policies (Points of Convergence and Divergence) at Silver Lake, in the Vila Dinčić, May 22-23, 2020, in association with JUNIR and the Committee of Education and Culture of the Diocese of Braničevo and Požarevac. It is of particular significance that after the conference selected papers by both Serbian and foreign authors will be published in conference proceedings by the Institute of Social Sciences. *** Religion is an ancient, extremely complex, changeable but also persistent spiritual and socio-psychological phenomenon, so disciplinary scientific approaches are bound by certain internal theoretical and methodological limitations. Hence it calls not only for a multidisciplinary approach but for an interdisciplinary approach as well. Interdisciplinarity is superior to multidisciplinarity because it implies pervasiveness and collaboration of religious sciences such as history of religions, anthropology of religions, psychology of religions, but also philosophy and theology. Therefore, one of the most important goals in organising such meetings is to achieve, if not interdisciplinarity, then at least multidisciplinarity, which, judging from the list of participants, we have succeeded so far. The topic of this year's conference is related to the intertwining of religions, their followers and the church hierarchy with the issues of personal identity and collective consciousness and identification, and the broader turbulent political and geostrategic circumstances that burden the contemporary global society. Thereby a distinction should be made between identity and identification. Identity is a union with oneself, and identification is an orientation towards family, nation, religion and tradition. It is obvious that religion can be viewed in terms of beliefs towards God, truth, conscience. But this is not the only connection between the individual and the supernatural. At the same time it is also a connection made between a personal or collective identity and common history, culture, ethnicity or tradition. Throughout history traditional religious institutions have performed some collective social functions contributing to social homogeneity, unique identity, but also to disintegration processes both within themselves and between different religious institutions and traditions. Therefore, in the context of the fundamental issues of interest at this meeting, the focus should be on religious and confessional identification, which, although often not directly related to personal religiosity, makes some important assumptions of the social nature directed towards the collectivity and ideological foundations of the social system (states and nations). This, on one hand, homogenises a social (religious, national) group, but on the other hand represents a potential or real source of hostility, intolerance or conflict with other social groups within a society or, most often, with neighboring societies. It is important, at the current moment, to identify such examples, analyse them, and suggest ways for the coexistence of social groups of different (religious) identities or a temporary (i.e. final) solution to hostility and conflict. Although since the mid-20th century it has been assumed, in the context of secularization theory, that the religious-ecclesiastical unity will only lose its social function and significance, in recent decades it has become evident that religions and churches all over the world are gaining greater social, political, geostrategic and ideological significance. Specifically, religions and religious organisations are not only important to individuals but also to various collectivities with their views, identities and various interests. This, of course, makes not only the issue of each individual religion more complex, but also the issue and problem of their relations with other social entities. The perception of these ties is especially important for societies in Southeast Europe in matters such as traditional religions and churches on one hand, and identity, state, nation, interconfessional relations and tolerance on the other. The current moment and contemporary events involving religions, churches and policies, as is almost always the case in this region, are stimulating for a systematic and in-depth analysis of such social movements. Therefore, we expect that, given the participants from different scientific disciplines and with different theoretical and methodological approaches, this conference will completely fulfill its goals. *** International Program Committee of the Scientific Conference: Mirko Blagojević, PhD, Head of FOREL, Principal Research Fellow, IDN, Belgrade; Goran Bašić, PhD, Director of the Institute of Social Sciences, Principal Research Fellow, IDN, Belgrade; Lilijana Čičkarić, PhD, Head of the Centre for Sociological and Anthropological Research, Principal Research Fellow, IDN, Belgrade; Dragan Todorović, PhD, Associate Professor and Vice-Dean of the Faculty of Philosophy in Niš, University of Niš; Zlatko Matić, PhD, Assistant Professor, Faculty of Orthodox Theology, University of Belgrade, Belgrade; Sergey Lebedev, PhD, Professor, Institute of Social Sciences and Mass Communication, Faculty of Social Theology, Belgorod State and Research University, Belgorod, Russian Federation; Željko Pavić, PhD, Associate Professor Vice-Dean for Research and International Cooperation Faculty of Humanities and Social Sciences Josip Juraj Strossmayer University of Osijek, Croatia; Manolis Varvunis, PhD, Professor, Democritus University of Thrace (Laboratory for Folklore and Social Anthropology), Greece; Yuri Stoyanov, PhD, Professor, School of Oriental and African Studies, London, United Kingdom and Jerusalem, Israel; Nonka Bogumilova, PhD, Professor at the Institute of Philosophy and Sociology, Sofia, Bulgaria; Emil Hilton Saggau, PhD, University of Copenhagen, Department for Church History, Denmark; Paul Mojzes, PhD, Retired Full-Time Professor, Rosmont College, PA, USA; Ivan Cvitković, PhD, Academician, Academy of Sciences of Bosnia and Herzegovina, Sarajevo, BiH; Ružica Cacanoska, PhD, Institute for Sociological, Political and Juridical Research Ss. Cyril and Methodius University in Skopje, Republic of Macedonia; Olga Smolina, PhD, Full-time Professor at the Department of Philosophy, Culture and Information Science at East Ukrainian National University Vladimir Dalj, Severodonetsk, Ukraine. Organising committee of the scientific conference: Dijana Arsenijević, IDN, Belgrade; Goran Ilić, Committee for Education and Culture of the Braničevo Diocese of the Serbian Orthodox Church, Požarevac; Sanja Stojković Zlatanović, PhD, IDN, Belgrade; Ranko Sovilj, , PhD, IDN, Belgrade; Milan Blagojević, MA, Belgrade. Important Dates: - the title of the paper together with the representing institution, email and abstract of up to 200 words with 5 keywords in English or Russian should be sent by March 15, 2020 to the emails: office.skupovi@idn.org.rs and blagomil91@gmail.com; - the papers with at least 29,000 characters in English or Russian together with the references and at least two self-citations are to be submitted by September 1, 2020 to the emails: office.skupovi@idn.org.rs and blagomil91@gmail.com. The page format should be A4, the text should be written in Times New Roman font 12 pt, with 1.15 spacing and 2.5 cm margins. The texts in Russian should have a broader abstract in English at the end of the paper. In-text citations should be in parentheses e.g. (Berger, 1999: 19) and an exstensive reference list should be provided at the end of the paper. The conference will be held in the Vila Dinčić, at Silver Lake (Veliko Gradište) and the programme will subsequently be available on the website of the Institute of Social Sciences in Belgrade. Belgrade, January 13, 2020 Director of the Institute of Social Sciences, Belgrade Goran Bašić, PhD, Scientific Advisor Head of FOREL IDN Mirko Blagojević, PhD, Scientific Advisor П О З И В за учешће на међународном Годишњем научном скупу на Сребрном језеру, 22. i 23. маја 2020. године под називом: РЕЛИГИЈЕ, ИДЕНТИТЕТИ, ПОЛИТИКЕ (Тачке приближавања и разилажења) у организацији Института друштвених наука из Београда („Форума за религијска питања“ и „Центра за социолошка и антрополошка истраживања ИДН“) и партнера у саорганизацији: „Југословенског удружења за научно истраживање религије“ (ЈУНИР-а) из Ниша и „Одбора за просвету и културу епархије пожаревачко-браничевске“ Готово се без задршке може рећи да се успоставља традиција да Институт друштвених наука, односно Форум за религијска питања и Центар за социолошка и антрополошка истраживања ИДН организују, у априлу или мају, годишње научно-религиолошке међународне конференције на Сребрном језеру. Један од важних мотива за ову делатност налазимо у чињеници да религијска проблематика, како у друштвеним оквирима тако и у академским расправама, не само да не јењава већ се чини како постаје све актуелнија. И у домаћим оквирима као и у светским, питање религија, конфесија, идентитета, геостратегија и политика заокупља пажњу људи и изван академске заједнице као и стрепњу да у њиховом међусобном односу (поистовећивања) изазива диљем света могуће и стварне конфликте и страдања људи. Тако постаје важан друштвени проблем али и предмет критичке анализе и преиспитвања. Још један од важних мотива за организацију оваквих скупoва јесте и спремност да већи број страних научника и религиолога учествује уз увек довољан број домаћих аутора. Ове 2020. године, шести пут у континуитету, организујемо Годишњи међународни научни скуп под називом: Религије, идентитети, политике (тачке приближавања и разилажења) на Сребрном језеру, у вили Динчић, 22. и 23. маја 2020. године, уз партнерско учешће ЈУНИР-а и Одбора за просвету и културу епархије браничевске из Пожареваца. Посебна вредност организације оваквих скупова јесте у чињеници да се после скупова издају зборници радова Института друштвених наука у којима су заступљени страни и домаћи аутори. *** Религија је древна, изразито комплексна, променљива али и постојана духовна и социо-психолошка појава па дисциплинарни научни приступи носе са собом јасна и одређена унутрашња теоријско-методолошка ограничења. Отуда потреба не само за мултидисциплинарним него и за интердисциплинарним приступом. Интердисциплинарност је виши ниво од мултидисциплинарности зато што подразумева прожетост и сарадњу наука о религији као што су нпр. историја религија, антропологија религија, психологија религија али и филозофија и теологија. Отуда је један од важнијих циљева организације наведених скупова у постизању ако не интердисциплинарности онда бар мултидисциплинарности, што нам је, према саставу учесника, до сада успевало. Тема овогодишњег скупа односи се на испреплетеност религија и њихових верника те црквене хијерархије како са питањима индентитета личности тако и са питањима колетивнне свести и идентификације те ширих амбијенталних турбулентих политичких и геостратешких околности, којима је бременито савремено глобално друштво. При томе треба правити разлику између идентитета и идентификације. Идентитет је истоветност са самим собом а идентификација усмереност према породици, нацији, религији, традицији. Јасно је да се религија може посматрати на нивоу веровања која се испољавају у односу према Богу, истини, савести. Али то није једина веза која се успоставља између појединца и наднаровнога. У исто време то је и веза која се као лични или колективни идентитет успоставља са заједничком историјом, културом, етницитетом, традицијом. Традиционалне религијске творевине су током историје вршиле неке колективне друштвене функције доприносећи друштвеној хомогености, јединственом идентитету али и дезинтеграционим процесима како унутар њих самих тако и између различитих религијских творевина и традиција. Према томе, у контексту основних питања која нас на овом скупу занимају, у фокусу треба да буду религијска и конфесионална идентификација, које иако често немају директну везу са личном религиозношћу, показују неке важне претпоставке социјалне природе усмерене према колективитету и идејно-идеолошким основама друштвеног система (државе и нације). То се једне стране хомогенизује друштвену (верску, националну) групу али са друге стране представља и потенцијални или стварни извор натрпељивсти, нетолеранције или сукоба са другим друштвеним групама унутар посматраног друштва или, најчешће, са суседним друштвима. Важно би било, у актуелном тренутку, идентификовати такве примере, анализитати их и предложити начине коегзистенције друштвених група различитих (верских) идентитета или привременог (тј. коначног) решење таквих нетрпељивости и сукоба. Иако се од средине прошлог века у контексту секуларизационе теорије претпостављало да ће религијско-црквени комплекс само да губи своју друштвену функцију и значајност, последњих деценија диљем земљиног шара религије и цркве задобијају све више друштвено, политичко, геостратешко или идеолошко значење. Односно, религије и верске организације нису само важне приватним особама него и разним колективитетима са својим назорима, идентитетима и свеколиким интересима. То наравно, усложњава не само питање сваке појединачне религије него и питање и проблем њихових веза са другим друштвеним ентитетима. Перцепција тих веза нарочито је важна за друштва Југоисточне Европе у питањима као што су са једне стране традиционалне религије и цркве а са друге стране питања идентитета, државе, нације, међуконфесионалних односа и толеранције. Данашњи тренутак и догађања око религија, цркава и политика, као скоро увек на овим просторима, јесте подстицајан за систематску и продубљену анализу таквих друштвених кретања. Зато очекујемо да ће овај скуп, с обзиром на учеснике различитих научних дисциплина и теорисјко-методолошких приступа, у потпуности оправдати циљеве. *** Међународни Програмски одбор научног скупа : Др Мирко Благојевић, руководилац ФОРЕЛ-а, научни саветник ИДН-а, Београд; Др Горан Башић, директор Института друштвених наука, научни саветик ИДН-а, Београд; Др Лилијана Чичкарић, управник Центра за социолошка и антрополошка истраживања, научна саветница ИДН-а; Проф. др Драган Тодоровић, ванредни професор и продекан Филозофског факултета у Нишу, Ниш. Доц. др Златко Матић, Православни богословски факултет Универзитета у Београду, Београд; Проф. Др Сергеј Лебедев, Институт друштвених наука и масовних комуникација Социјално теолошког факултета Белгородског државног и истраживачког унивезитета, Белгород, Руска Федерација; Проф. др Жељко Павић, Филозофски факултет Осијек, Хрватска; Проф. др Манолис Варвунис, Демокритов унивезитет Тракије (Лобораторија за фолклор и социјалну антропологију) Грчка; Проф. Др Јури Стојанов, Школа за оријенталне и афричке студије, Лондон, Уједињено Краљевство и Јерусалим, Израел; Др Нонка Богумилова, научна саветница Института за проучавање друштва и сазнања Бугарске академије наука, Софија, Бугарска; Др Емил Хилтон Сагау, Универзитет у Копенхагену, Одељење за црквену историју, Данска; Др Пол Мојзес, редовни професор у пензији, Розмонт колеџ, Пенсивалија, САД; Др Иван Цвитковић, академик, Академија наука Босне и Херцеговине, Сарајево, БиХ; Др Ружица Цацаноска, научна саветница Института за социолошка, политиколшка и правна истраживања Унивезитета св. Ћирила и Методија, Скопље, Македонија; Др Олга Смолина, редовна професорка на Катедри за филозофију, културологију и инфомрационе делатности Источно-украјинског националног универзитeта Владимира Даља, Северодоњецк, Украјина. Организациони одбор научног скупа: Дијана Арсенијевић, ИДН, Београд; Горан Илић, Одбор за просвету и културу браничевске епархије СПЦ, Пожаревац; Др Сања Стојковић Златановић, ИДН, Београд; Др Ранко Совиљ, ИДН, Београд; МА Милан Благојевић, Београд. Важни датуми: - послати до 15. марта 2020. године на енглеском или руском језику наслов рада са афилијацијом, мејлом и апстрактом до 200 речи уз 5 кључних речи на мејлове: office.skupovi@idn.org.rs и blagomil91@gmail.com; - доставити саме текстове до 1. септембра 2020. године на енглеском или руском језику обима од најмање 29000 карактера са литературом и најмање два аутоцитата на мејлове: office.skupovi@idn.org.rs и blagomil91@gmail.com. Текст треба да буде у формату А4, фонт Time New Roman 12, проред 1,15 a све маргине 2,5 cm. Текстови на руском језику на крају рада обавезно треба да имају шири апстракт на енглеском језику. У тексту се цитирање врши у загради, нпр. (Berger, 1999:19) а на крају рада се даје исцрпан попис коришћене литературе у тексту. Скуп се одржава у вили Динчић, на Сребрном језеру (Велико Градиште) а програм ће накнадно бити доступан на сајту Института друштвених наука из Београда. У Беoграду, 13. јануара 2020. године. Директор Института друштвених наука, Београд Др Горан Башић, научни саветник Руководилац ФОРЕЛ-а ИДН Др Мирко Благојевић, научни саветник https://idn.org.rs

МАРТ5 Библейская экзегеза и политические пристрастия Доступно всем · Организаторы: Шанинка clock Четверг, 5 марта 2020 г. с 18:30 до 20:30 На следующей неделе · 0–5°C Снегопады pin Шанинка Газетный пер., 5, Москва, 127220 Подробнее о мероприятии Ежемесячный научный семинар «Старые боги и новые мифы» пройдет 5 марта. Тема заседания – "Библейская экзегеза и политические пристрастия". Необходима предварительная регистрация: https://www.msses.ru/about/news/4572/ Приглашаем Вас принять участие в пятом заседании религиоведческого семинара Шанинки и Института общественных наук РАНХиГС «Старые боги и новые мифы». Тема заседания – Библейская экзегеза и политические пристрастия: почему фундаментализм коррелирует с «правым» политическим дискурсом? Современная наука сделала невозможным буквальное прочтение многих деталей библейской картины мира (такие, напр., как Творение мира за шесть дней; рассказ о Всемирном Потопе; «трехъярусное» членение мира на небо, землю и преисподнюю; представление о вселении демонов в человека). Христианские общины и христианские теологи по-разному реагировали на эту ситуацию. Возник целый спектр ответов: от радикального пересмотра традиционного христианского мировоззрения (напр., Рудольф Бультман) до категорического отказа считаться с новоевропейской наукой всерьез («научный» креационизм). Эти богословские ответы коррелируют с политическими позициями: «правый» политический дискурс ищет союзника в консервативной, ультраконсервативной или фундаменталистской теологии; либеральное христианство чаще коррелирует с либеральными политическими взглядами. Каковы социальные, психологические, политические механизмы, которые стоят за этой корреляцией? Выступают: - Михаил Селезнев, доцент ВШЭ, академический руководитель образовательной программы «Библеистика и история древнего Израиля». - Глеб Ястребов, научный сотрудник Института общественных наук РАНХиГС. Время проведения: 5 марта 2020 года в 18:30 Место проведения: Газетный пер., 3/5, ауд. 511 (Арендт и Хайдеггер) Напоминаем, что этот ежемесячный научный семинар открыт для широкого круга тем и широкой аудитории. Мы планируем обсуждать самые яркие исследования старых и новых религий; старых и новых мифов; старых и новых обрядов; старых и новых форм сакрального, которые сохраняются или вновь возникают в разных культурах современного мира. Мы изучаем все области, где идея или чувство сакрального/запредельного проявляют себя и формируют людей – их тела, их сознание, их поведение и их сообщества: искусство, память, политику, повседневность, ожидания и фобии, рождение и смерть. И много другое. Семинар ведут Александр Агаджанян и Дмитрий Узланер. Необходима предварительная регистрация: https://www.msses.ru/about/news/4572/

Международная научная конференция "ВЛАСТЬ, ПОЛИТИКА И СОЦИАЛЬНЫЕ НАУКИ (к 100-летию со дня смерти Макса Вебера)". Сербия, Баня-Лука, 18-19 сентября 2020 г. Invitation letter 17.02-converted.pdf Позивно писмо 17.02.2020.-converted.pdf

«На то мы и храм». Монолог священника из храма в центре Москвы, где протестующие укрылись от Росгвардии и полиции 17:56, 27 июля 2019 Источник: Meduza Иеромонах Иоанн и протестующие, вытесненные силовиками, в храме. 27 июля 2019 года Юлия Захарова С двух часов дня 27 июля в центре Москвы проходит массовая акция протеста, участники которой требуют допуска независимых кандидатов на выборы в Мосгордуму. Вышедших на улицы жестко задерживают сотрудники полиции и Росгвардии: они заблокировали доступ к мэрии, у здания которой хотели собраться протестующие. После того как Тверская улица была взята силовиками под контроль, участники акции разошлись по центру Москвы — кто-то отправился на Трубную и Чистые пруды, кто-то на Старый и Новый Арбат. Численность собравшихся оценить трудно, но это тысячи человек. К 17:50 задержаны около 600 участников задержаны. В процессе вытеснения митингующих силовиками с Тверской часть из них оказалась в Столешниковом переулке рядом с памятником Юрию Долгорукому. Кто-то укрылся в расположенном здесь же Храме Космы и Дамиана в Шубине. Местные священнослужители пустили людей в храм и помолились вместе с протестующими о мире. «Медуза» записала монолог одного из священников — иеромонаха Иоанна. Иеромонах Иоанн — в миру Джованни Гуайта, клирик храма Космы и Дамиана в Шубине. Итальянский и российский историк, исследователь Восточного христианства, автор книг об армянской истории. А также духовных работ на русском языке и переводов русской духовной литературы. ИЕРОМОНАХ ИОАНН «Сближение началось еще при прошлом папе» Иеромонах Иоанн Гуайта — о грядущей встрече понтифика и патриарха Наш храм сегодня оказался в центре политического противостояния по простой причине. Манифестация должна была быть на Тверской, а Столешников, где мы находимся — самый близкий пешеходный переулок. Так сложилось просто географически. Храм сегодня был открыт как обычно. Он всегда открыт, и мы всегда всех пускаем. Пускать всех — наша обязанность. На то мы и храм. Поэтому сегодня мы не сделали ничего особенного и специального. Когда в переулке появился ОМОН, к нам стихийно пришло довольно большое количество людей — наверно, больше сотни. В основном молодежь. Не уверен, но полагаю, что многие из них хотели найти у нас убежище. Кто-то пришел к нам, потому что ему просто было страшно. Кто-то боялся, что его задержат. Люди проходили и через ворота, а кто-то, наверное, и перепрыгнул через церковный забор. Но для нас все это не так важно. Человек приходит в храм и всегда имеет право на то, чтобы его приняли с любовью. Независимо от его политических взглядов. Какое-то время люди просто находились в храме, а потом мы предложили всем вместе помолиться о мире. Такую молитву выбрали именно из-за происходящего на улицах. Отслужили молебен о мире, об умягчении злых сердец. Должен сказать, люди помолились с большим удовольствием и интересом. Потом, когда у них появилась возможность [выйти из храма], люди начали расходиться и выходить на Столешников. Сейчас в храме уже намного меньше народу. Кажется, на улице все более-менее успокаивается. Как мне кажется, священнослужитель должен в любой ситуации всегда и всех принимать. Я поговорил с молодежью, которая осталась на молебен. Мне кажется, очень хорошо, что есть такая активная молодежь. На мой взгляд хорошо, когда человек знает, чего хочет, и готов отстаивать важные для себя вещи. Записал Павел Мерзликин https://meduza.io/feature/2019/07/27/na-to-my-i-hram?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com

02.07.2019 16:42:00 Следует ли отделить церковь от дипломатии Фактор духовной общности народов становится токсичным при смешивании с Realpolitik Андрей Мельников Ответственный редактор приложения "НГ-Религии" Тэги: сергей гаврилов, тбилиси, грузия, межпарламентская ассамблея православия, парламент, мид рф Братские народы не раз становились злейшими врагами во время локальных и мировых войн. Иллюстрация с обложки журнала Le Petit Journal от 10 октября 1915 года В дипломатии, замешанной на сантиментах православной солидарности, еще не было, кажется, такого громкого провала, как в истории с заседанием Межпарламентской ассамблеи православия (МАП) в Тбилиси 20 июня. Подобных форумов было неисчислимое множество, и делегации религиозно мотивированных депутатов кочевали из одной страны в другую, но такого рода мероприятия проходили скорее незаметно и безрезультативно, чем приносили вред. Однако когда МАП под председательством депутата Госдумы РФ Сергея Гаврилова «оккупировал» зал заседаний грузинского парламента, это неожиданно привело к новому витку обострения отношений между Россией и Грузией. Российская дипломатия уделяет непропорционально много внимания фактору «православного единства». Поддерживаются соответствующие организации, вроде МАП. МИД РФ регулярно делает заявления в поддержку тех верующих, которых оно считает близкими «русскому миру». Однако этот фактор демонстрирует либо нулевую эффективность, либо непредсказуемые и даже негативные последствия, как в случае с МАП в грузинском парламенте или многочисленных дипломатических нот в поддержку Московского патриархата в Украине. В первый же день беспорядков президент Грузии Саломе Зурабишвили расставила точки над i, заявив, что никакой «православный союз» с Россией невозможен. Спустя несколько дней с проповедью выступил католикос‑патриарх всея Грузии Илия II, но и он только призвал свой народ к «осторожности». Никаких слов о «братстве», замешанном на общей вере, в Тбилиси не было сказано, хотя к этой общности много апеллировали в эти дни в Москве. Не только неудачи, но даже успехи отечественной дипломатии показывают, что роль религии в отношениях с соседями ничтожна. Скажем, последний по времени успех – восстановление членства в Парламентской ассамблее Совета Европы. За возвращение России в ПАСЕ проголосовали делегации стран, где население исповедует либо западное христианство, либо ислам: Испания, Турция, Азербайджан, Норвегия, Нидерланды, Хорватия и другие. Были среди наших союзников и православные Кипр и Сербия. Зато категорически против высказались единоверцы из Грузии и Украины, а также католики‑поляки. Православная Румыния не определилась. Понятно, что все это деление условно, и отношение государств к возвращению России в ПАСЕ определялось множеством причин, среди которых вера едва ли не на последнем месте. Имеет ли смысл и в дальнейшем полагаться на фактор «православного единства»? Руководитель исследовательских проектов в институте «Диалог цивилизаций» Алексей Малашенко полагает, что между нашими народами все‑таки существует общность, но на неформальном уровне. Люди эту общность ощущают, но, когда ее используют в политических целях, это вызывает отторжение. Поэтому идея направить Сергея Гаврилова, да еще и пригласить его сесть в кресло с пикера парламента Грузии, по мнению Малашенко, только спровоцировала «не очень многочисленных русофобов». Негативную роль сыграла и слабость грузинского руководства. С тем, что духовная близость народов лишь обострила политический конфликт между Тбилиси и Москвой, согласны и другие эксперты, опрошенные «НГР». «Ситуация вокруг МАП и Сергея Гаврилова в Грузии показывает, что российский фактор используется в постсоветских странах для решения своих проблем – будь то грузинская оппозиция или Порошенко в Украине. Православие оказывается удобным поводом для провокации, а конфликт между родственными народами с единой верой оказывается намного более острым, чем с людьми из другой культуры», – сказал руководитель центра по изучению религии и общества Института Европы РАН Роман Лункин. «В конфессиональных вопросах, если брать ее политическую составляющую, есть много романтизма, есть сентиментальность, но все это заканчивается очень прагматичными интересами и обидами, когда вдруг интересы противоречат эмоциям, – поделился своими мыслями с «НГР» заместитель директора Центра политических технологий Алексей Макаркин. – Поэтому роль конфессионального фактора во внешней политике, в том числе в военных вопросах, я бы не преувеличивал». «Церкви всегда лояльны власти, но за пределами своего государства у них могут быть уже собственные интересы, – говорит Роман Лункин. – Православный политик – это почти всегда националист и патриот, отстаивающий идентичность и границы своей страны. В этой связи православная солидарность, существующая, к примеру, между Грузинской церковью и РПЦ, может вступать в противоречие с враждой православных политиков между собой. Вполне православные деятели Румынии, Молдовы, Болгарии, Украины могут выступать против России, но в Европе быть союзниками РПЦ в отстаивании прав верующих, в критике европейского либерализма и политкорректности. Лучше всего фактор православной солидарности работает в отношениях с Грецией и Сербией, где и церковь, и Россия совмещаются в сознании граждан в одно целое. Связь с православной Россией остается частью идентичности стран, где остальная жизнь почти полностью подчиняется требованиям Евросоюза». При этом Лункин отметил, что с чешским президентом Милошем Земаном и премьером Венгрии Виктором Орбаном у Кремля складываются неплохие отношения. «Это значит, что настоящий разлом идет не по линии православной солидарности, а по линии традиционализма, который может быть и не связан с определенной конфессией», – пояснил эксперт. Он также обратил внимание на исключения из этого правила. Самой традиционалистской и клерикальной силой в Европе можно назвать польскую партию «Право и справедливость». «Однако поляки‑католики даже при совпадении всех позиций принципиально не будут пророссийской силой. Этому мешают исторические стереотипы и стремление быть первой и по‑своему уникальной силой Евросоюза. Россия как игрок Большой Европы для многих является помехой, хотя без России и не обойтись», – отмечает он. Как известно, в случае с голосованием в ПАСЕ поляки проявили солидарность с Украиной и протестовали против возвращения России в эту организацию. Чтобы оценить реальный вес религиозного фактора в дипломатии, Алексей Макаркин предлагает совершить экскурс в историю России, когда она наиболее активно вела свою внешнюю политику на европейской сцене и при этом позиционировала себя в качестве единственной в мире православной империи. «Только что одержана победа в Русско‑турецкой войне 1877–­­­­1878 годов, – приводит примеры политолог. – И в 1885 году православная Сербия идет войной на православную Болгарию. Дальше – Первая мировая война, и соответственно в одном лагере, лагере Антанты, Россия и Сербия. Православная Болгария – в другом лагере. Румыния колеблется, но все‑таки присоединяется к Антанте, а в Греции великий национальный раскол: король симпатизирует Германии, а премьер‑министр – Франции. В результате побеждает премьер‑министр. В Элладской церкви тоже были противоречия по поводу того, на кого ориентироваться – на короля или премьера. И во время Второй мировой войны православные оказывались по разные стороны фронта». «Поэтому с православной солидарностью как‑то исторически не сложилось», – резюмирует Макаркин. Да и как ее реализовывать, если интересы православных народов и их церквей могут быть разнонаправленными? «В 1870‑е годы, перед русско‑турецкой войной, болгары настаивали на автокефалии. Константинополь им этой автокефалии не давал. Русский посол Игнатьев сочувствовал болгарам. Сейчас для болгар Игнатьев – герой, и о нем там помнят больше, чем в России. А с точки зрения греков, он интриговал против Константинопольского патриархата. Поэтому если России приходилось делать ставку на православных болгар – обижались греки, а если бы греки были довольны, то обиделись бы болгары», – рассказал Макаркин. «Если говорить про Грузию, то здесь тоже все было непросто, – продолжает эксперт. – Царь Ираклий II обращался к России за поддержкой, его сын Георгий XII был готов отдать Грузию русскому царю, не найдя себе достойного преемника среди многочисленных родственников. А грузинская царица Мариам зарезала русского командующего генерала Лазарева, когда он приехал депортировать ее в Россию. Если говорить о церковном компоненте всей истории, то была очень тяжелая ситуация в связи с грузинской автокефалией. В Грузии существовала автокефальная церковь, равная Русской церкви. Автокефалия была упразднена в начале XIX века, и образован Грузинский экзархат, которым всегда руководил архиепископ, присылаемый из России. Соответственно были очень напряженные отношения между представителями русского и грузинского духовенства. В 1908 году даже убили экзарха – архиепископа Никона (Софийского). Это убийство произошло тогда, когда грузинское духовенство вело борьбу за восстановление автокефалии. И даже сейчас в Грузии к лику святых причислены ведущие участники той борьбы, католикосы Кирион и Амвросий, но оба они не включены в святцы Русской православной церкви. Общение между церквами было восстановлено только в 1943 году, то есть через четверть века после одностороннего восстановления грузинами автокефалии». Роман Лункин обращает внимание на то, что сам Московский патриархат в своей дипломатии не абсолютизирует принадлежность к единому византийскому корню: «Примечательно, что и в официальной риторике патриарха Кирилла больше говорится о христианской солидарности в Европе, а православная солидарность применяется точечно – когда нет расхождений с местной властью». «Именно поэтому, к примеру, в прошлом году патриарх отменил визит в Молдавию – быть при всей дружбе пиарщиком президента Игоря Додона в РПЦ не согласны», – считает религиовед. В таком случае непонятно, почему российская дипломатия отдает так много страсти и сил на поддержание тлеющего фитилька «православного единства». Тем более что этот фитилек все чаще приводит в действие взрывчатую субстанцию международных и межгосударственных отношений. http://www.ng.ru/ng_religii/2019-07-02/9_467_diplomatia.html?fbclid=IwAR0wlCmY4aYnBz3BK7nrRVG9Tke34opkOQ4Jg3JmSrxjT-LbJvgcwwOFMKY

Юнна Мориц: Православие Донбасса не расколет ни одна русофобского закваса русофобская шпана Великая Поэтесса в эфире Радио «Комсомольская правда» представила своё новое пронзительное стихотворение... АЛЕКСАНДР ГАМОВ@gamov1 Поделиться: 40 FlipЕжедневная рассылка новостей KP.RU Комментарии: comments43 Юнна Мориц. Изменить размер текста:AA - ... Юнна Петровна, я посмотрел, - это первое ваше стихотворение, которое посвящено «расколу церквей» на Украине. - Нет, Саша, не первое. У меня и до этого еще были стихи на эту тему. Юнна Мориц: «Православие Донбасса не расколет ни одна русофобского закваса русофобская шпана» 00:00 00:00 - Вот такое - взгляд на проблему с точки зрения борющегося Донбасса – первое. - Это стихотворение посвящено тому, что наш Донбасс – единственное место на Украине, где раскола православия не будет никогда. И в этом смысле независимость донбасских республик (ДНР и ЛНР) предстает в совершенно новом свете. - То есть? - Это не только независимость от сгорания людей живьем в Одессе, это не только независимость от расстрела Олеся Бузины, это не только независимость от необходимости в приказном государственном порядке ненавидеть Россию, русскую литературу, все русское. Но это еще плюс ко всему - тот кусок земли, где никакими силами невозможно учинить этот безобразный раскол православия. - А там вот - в вашем стихотворении - для оптимизма место между строк все же остается? Или - между рифмами? - А это все - оптимизм. Если невозможен раскол православия – разве это не оптимизм? Какой странный вопрос. - Почему оно вот сейчас родилось, это стихотворение, а, допустим, не месяц назад? - А потому, что кроме меня, еще никто не сказал о том, что именно на Донбассе невозможен раскол православия. Вот на всей Украине возможен этот чудовищный проект, просто дьявольский проект. И только на Донбассе он невозможен. - И вот - новые стихи... * * * Православие Донбасса Не расколет ни одна Русофобского закваса Русофобская шпана, - И мечтать о том не смей Никакой Варфоломей! Где сожгли людей в Одессе, Там, конечно, не Донбасс, - Мракобесье там воскресе Для раскола – в самый раз, Крематорий гитлерья – Там свободы якоря! Для такой свободы надо Несогласных сжечь живьём И поставить базу НАТО, Чтоб стояла на своём, Где свобода гитлерья Русофобствует не зря! А сожгли людей в Одессе, Чтоб дрожали все, кто жив, - Демократия воскресе, Крематорий предложив, Несогласных ждёт расплата, Это – выбора лопата! На лопате – путь на запад, Но сначала – на Донбасс, Где одесской гари запах – Гитлерячий прибамбас, Дух свободы гитлерья, Вонь, короче говоря! Но Донбасс – не в той Одессе, Где воскресе мракобесье. И Донбасс – не в той стране, Где позволят чертовне Русофобский карнавал – Православия развал! И мечтать о том не смей Никакой Варфоломей! Юнна Мориц. 25.12.18. https://vashmnenie.ru/blog/43587084249/YUnna-Morits:-Pravoslavie-Donbassa-ne-raskolet-ni-odna-rusofobsk?utm_campaign=transit&amp;utm_source=main&amp;utm_medium=page_0&amp;domain=mirtesen.ru&amp;paid=1&amp;pad=1&amp;tmd=1

Русское отрезвление: значение решения Константинополя по Украине Политика Если государство отделено от идеологии, то народ отделен от государства Иван Шилов © ИА REGNUM Патриарх Константинопольский Варфоломей Александр Халдей, 10 сентября 2018, 11:32 — REGNUM Решение Константинопольского патриарха Варфоломея предоставить Украине томос об автокефалии её поместной церкви и признание её независимости от Москвы не только нарушает все каноны православия. Прежде всего, это колоссальная геополитическая катастрофа России с самыми долгосрочными последствиями. И эта катастрофа имеет позитивное значение, так как влечёт за собой крушение нескольких основополагающих вредных мифов, лежащих в основе нашей нынешней государственности. Требуется болезненная работа по пересмотру этих мифов. Работа по признанию ошибок. Если этого не сделать, наше окончательное поражение случится раньше, чем мы это осознаем. Прилепин: Путин нaшeл гениальный способ закончить войну в ДНР Первые фото Медведева после исчезновения потрясли Россию У главы Пенсионного фонда нашли миллиарды долларов НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ Прежде всего нам следует понять, что мы теряем территории и продолжаем их терять. Именно так. Крым удалось вернуть не благодаря нашей политике, а случайно, повод создали не мы, а сам Запад. Ведь будь Запад хоть немного поумней, он просто подождал бы четыре месяца и провёл бы на Украине легитимные выборы, получив то же самое, что есть сейчас. Но в этом случае никакого возвращения Крыма не случилось бы, и мы имели бы в украинском Крыму, Харькове и Донбассе базы НАТО, в Севастополе — шестой флот США, уничтоженную Сирию, в которой ничего не смогли бы сделать из-за проигранной средиземноморской позиции. Прежде всего нам нужно понять, что наше поражение в Константинополе и в Киеве есть следствие нашего либерального курса. Долгосрочного и тотального. Россия отказалась от идеологии и держится за этот якорь, хотя из-за него страна станет уже неотвратимо распадаться. В экономике и в политике либерализм привёл Россию к глобальной катастрофе. Россия отказалась от всякой идеологии — от социальной справедливости, от Третьего Рима, от Миссии, от Предназначения. Это выражено в её Конституции — и потому мы потеряли СССР в целом и Украину в частности. И пока мы строим планы на её возвращение, нам наносят удар за ударом, отбрасывая Украину всё дальше и дальше. И мы не можем этого остановить. Это забито Символом веры в мозг нашей элиты — и потому мы никак не можем укрепить ЕАЭС, нам то Казахстан, то Белоруссия, то Армения постоянно бьют в спину и вываливаются из коалиции. Это записано в Социальной концепции РПЦ — и потому мы, как в гипнозе, повторяем глупость: «Церковь вне политики, церковь вне политики…» Но церковь — в центре политики, и пока мы себя баюкаем лживыми либеральными сказками, нас бьют и отрывают от нашего тела один кровавый кусок за другим. 2 Василий Перов. Первые христиане в Киеве. 1880 Когда это прекратится? Тогда, когда мы сами прекратим заниматься этим позором. Если Церковь вне политики, то как назвать всё то, что происходит вокруг вмешательства Константинополя в российскую церковную юрисдикцию на Украине? Свобода вероисповедания? Только полный кретин ответит «да». Или настоящий злонамеренный враг. Россия восстанавливает страну, общее пространство для жизни и развития, и церковь тут никак не может быть вне политики. Церковь тут — центр политики. Место, где отличают добро от зла. Где зло обличают и проклинают его. Церковь — в центре политики, потому что церковь — это десятки миллионов человек. А это уже политики. И лживые уверения тут просто опасны. Потому что наши враги никогда не вели себя так, как будто их церковь вне политики. А нам навязали эту теорию. И государство, и церковь должны признать: девиз «церковь вне политики» — великое зло и великая либеральная ложь. Это диверсия. Русь никогда не стала бы великой страной в одну шестую часть суши, единой страной, если бы наши крестители-князья верили, что церковь — вне политики. Мы так и жили бы языческими племенами, воюя друг с другом из-за несовпадающих идолов. Мир не знал бы Великой России, если бы на Руси церковь была объявлена вне политики. У вас церковь вне политики? Прекрасно! Тогда Украина ушла. И никаких возвращений! У вас церковь вне политики. Политика — это идеология. Церковь вне политики там, где государство вне идеологии. А там, где государство вне идеологии, там народ вне такого государства. Так что нашим элитам пора выбирать. Или государство с идеологией, которая в центре политики церкви, или ни церкви, ни государства, ни народа. А значит, и ни самих этих элит. Россияне вспомнили предсказания Черномырдина по Украине Ощутимый удар по США: Россия укротит отказом НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ Отсутствие идеологии уже не только мешает развитию — оно уже не позволяет сохранить имеющиеся позиции. Нам нечего сказать миру — и за нами не идут. Нам нечего сказать соседям — и они ищут других покровителей. Нам нечего сказать своим согражданам — и потому мы не говорим им то, что они ждут. Даже Донбассу нам нечего сказать — и потому мы стыдливо прячем в землю глаза и бормочем что-то насчёт Русского мира, который по факту утонул в либерализме, как в болоте. Мы уже сами себе противны с этим идолом запрета на идеологию. Нас хлещут по щекам, плюют нам в лицо те, кто раньше не смел на нас глаза поднять, — а мы терпим. Утираемся. И никаких выводов не делаем. Государство должно отменить статью 13 Конституции о запрете на официальную идеологию. Или просто её игнорировать по факту. Мы на войне, а на войне без идеологии не воюют. 3 Виктор Васнецов. Крещение Руси. 1890 Церковь должна отменить тезис «церковь вне политики». Она должна открыто признать: Русская православная церковь — основа Русского мира, она — настоящий Третий Рим. Первые два пали, а четвёртому не бывать. Никаких блудливых либеральных тезисов о терпимости ко злу. Зло должно быть названо злом. И никаких умолчаний и компромиссов. Эта нравственная позиция церкви — её обязанность. «Вы — соль земли. Если соль перестанет быть солёной — что её заменит?» — спрашивал Христос учеников и сам отвечал: — Она будет годиться только на то, чтобы выбросить её на поругание псам». Вот отступники и ругают и церковь, и Россию, и народ её кромсают и делят его единое тело на части. Потому что соль земли перестала быть солёной. Её больше теперь волнуют финансовые потоки и управление ими. Но скоро они потеряют всё — потому что забыли: дух первичнее материи. И если дух мёртв, материя распадается. Либеральное лобби должно быть изгнано из церковной и государственной власти. Если этого не сделать, нас ждут дальнейшие катастрофы. Православие как единый мир оказалось мифом. От которого надо так же отказаться, как от мифов о благотворности запрета на идеологию, или о триединстве русского народа вместе с белорусами и украинцами, или о том, что церковь — вне политики. Единый мир православия — это разбредшиеся овцы. Этот мир болен обмирщением и маловерием, ересью, трусостью иерархов, продажностью за земные блага и иудиным грехом предательства. Все страны православного мира — это страны или НАТО, или их власти туда стремятся. Церковные власти не смеют ослушаться своих правителей, доказывая нам, что церковь не вне, а в самом центре политики. 4 Александр Горбаруков © ИА REGNUM Дымовая завеса Церкви отказаться от политики — это отказаться от Миссии. Предать и Христа, и людей. Православные иерархи боятся противостоять сатанинскому Западу и охотно предают Россию. Тем самым доказывая свою духовную поврежденность. Ещё петух не пропел трижды, а от нас уже отреклись наши братья по вере, которые как бы вне политики. И сделали они это потому, что их государства следуют своей идеологии, которую провозглашают и навязывают всем, включая церковь. Поняв своё вселенское одиночество, Россия обязана исправить свои ошибки. Сосредоточиться на том, что она провозглашает безусловной истиной. Провозгласить эту истину, которую глава России сделает центром своей политики, которую поддерживает церковь. Потому что, кроме России, больше некому хранить и отстаивать эту истину. Истину веры, истину правды, истину справедливости. Эта истина в звёздах Московского Кремля и в крестах золочёных православных куполов. Повсюду в других местах истину продали. Осталась она только у нас. И именно потому Москва — Третий Рим, а четвёртому не бывать. Как только мы это скажем себе и миру, вокруг нас всё изменится удивительным образом. Всё, что распадалось, начнёт собираться и восстанавливаться. Потому что в начале всех дел было Слово. Пока народ его не услышит, ничего не изменится. Александр Халдей Подробности: https://regnum.ru/news/polit/2478921.html?utm_source=24smi&utm_medium=referral&utm_term=12675&utm_content=1866796&utm_campaign=2007 Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM. https://regnum.ru/news/polit/2478921.html?utm_source=24smi&amp;utm_medium=referral&amp;utm_term=12675&amp;utm_content=1866796&amp;utm_campaign=2007

Тема выпуска: - религиозный расизм Константинополя - постмодернизм патриарха Варфоломея - константинопольский патриархат как религиозная субкультура Комментируя решения Священного Синода Вселенского Патриархата о снятии анафем с лидеров украинского раскола, доктор политических наук, член Общественной палаты Российской Федерации Александр Щипков отметил, что сегодня политике Константинопольского Патриархата присущи черты религиозного расизма. По его словам, утверждение Константинополя, что главным мистическим смыслом Православия («этосом православия») владеет исключительно Вселенский Патриархат, подразумевает, что члены прочих Поместных Церквей являются православными «второго сорта». Эксперт рассказал, что некоторые греческие иерархи уверены, что «настоящим православным может только тот, кто думает по-гречески» и отметил, что видит в этом утверждении элементы евгеники и нацизма. Александр Щипков добавил, что патриарх Варфоломей увлечён современными политическими и культурными веяниями — прогрессизмом, экологической проблематикой, мультикультуролизмом, правами меньшинств и прочим, что характеризует Константинопольскую Церковь как особую постмодернистскую религиозную субкультуру с набором взглядов, которые мировое Православие квалифицирует как еретические. Щипков называет это «слабостью патриарха Варфоломея» и считает, что сегодня Фанар становится флагманом секуляризации православия. Александр Щипков напомнил, что сложившаяся ситуация буквально повторяет события начала ХХ века, когда Константинополь поддержал созданное Львом Троцким обновленческое движение в России («живоцерковники»), которое пыталось убрать с патриаршего престола Святого патриарха Тихона. Щипков отметил, что обсуждение в Совете Безопасности России религиозной ситуации, сложившейся на Украине вселяет надежду на защиту православных верующих Украины от насилия и угнетения со стороны американского протестантизма. Запись 54-го выпуска программы "ЩИПКОВ" на ТК "СПАС": https://youtu.be/-rznKCrvMFU

https://www.facebook.com/roman.evstifeev/posts/2111728935538256

Международная научно-практическая конференция «Религиозная жизнь российских регионов и предотвращение религиозного экстремизма» Российское объединение исследователей религии Российская ассоциация Религиозной Свободы Санкт-Петербургское отделение Учебно-научный Центра изучения религий РГГУ. ПРИГЛАШАЮТ к участию в международной научно-практической конференции «Религиозная жизнь российских регионов и предотвращение религиозного экстремизма» 2-3 октября 2018, г. Санкт-Петербург В современную эпоху возрастает угроза религиозного экстремизма, эта проблема стала одной из самых обсуждаемых на международных конференциях, встречах глав государств, а также в средствах массовой информации. Дополнительную актуальность и остроту приобретает проблема углубления межрелигиозного и межкультурного диалога, в том числе в качестве средства предотвращения религиозного экстремизма. Взаимодействие государства, общества, религиозного сообщества в сфере противодействия этому явлению остается злободневной задачей. Только совместными усилиями можно добиться устойчивой и толерантной системы развития государственно-конфессиональных отношений, сплочения всех людей доброй воли в противодействии экстремизму и терроризму. В качестве спикеров конференции выступают известные российские и зарубежные ученые. Дударенок Светлана Михайловна доктор исторических наук, профессор, профессор департамента истории и археологии Школы искусств и гуманитарных наук Дальневосточного федерального университета (Владивосток). Тема доклада: «Религия и общество на российском Дальнем Востоке после принятия закона Яровой». Одинцов Михаил Иванович — доктор исторических наук, профессор, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории, президент Российского объединения исследователей религии (Москва). Тема доклада: «Светское государство в России — 100 лет истории». Шабуров Николай Витальевич — кандидат культурологии, профессор, руководительУчебно-научного Центра изучения религий Российского государственного гуманитарного университета (Москва). Тема доклада: «Проблема религиозного экстремизма и герменевтика священных текстов». Элбакян Екатерина Сергеевна — доктор философских наук, старший научный сотрудник, директор Центра религиоведческих исследований «РелигиоПолис», ответственный секретарь редколлегии журнала «Религиоведение», научный руководитель и координатор проектов «Религиоведение. Энциклопедический словарь» и «Энциклопедия религий», член Европейской ассоциации по изучению религии, член Правления Ассоциации религиоведческих центров России (Москва). Тема доклада: «Существует ли религиозный экстремизм? Взгляд религиоведа». Ничик Василий Иванович, руководитель отдела общественных связей и религиозной свободы Западно-Российского союза Церкви христиан адвентистов седьмого дня, магистр богословия, юрист (Москва). Тема доклада: «Религиозный экстремизм: мифы и действительность». Марко Вентура, профессор права и религии, Сиенский университет (Италия). Тема доклада: «Национальное и международное сотрудничество в области свободы религии и убеждений». Смирнов Михаил Юрьевич, доктор социологических наук, профессор, Ленинградский государственный университет им. А. С. Пушкина. Тема доклада: «Конституция Российской Федерации о свободе совести: трудности перевода». Эли Нахт, Глава представительства Международного комитета по правам человека в Израиле (Израиль). Тема доклада: «Роль государства в радикальном экстремизме». Формат конференции: доклад — 30 минут, затем 20–30 минут на обсуждение темы с участниками конференции, с возможностью выступления до 5 минут по обсуждаемой теме. Расписание: 2 октября: 9:30 — начало регистрации, с 10:00 до 18:00, пленарные заседания, обед, кофе-брейк. 3 октября с 10:00 до 13:30 пленарные заседания, 13:30 обед и с 14-00 поездка на Левашовский Мемориал для возложения цветов. Место проведения конференции: «Синий конференц зал» (5 этаж) гостиницы «Октябрьская», Лиговский проспект, дом 10, ст. метро Площадь Восстания Предполагается публикация докладов по итогам конференции и принятие итогового документа или обращения. Участники обеспечивается обедом. Проезд и проживание в гостинице оплачиваются самостоятельно. Заявки на участие просьба направлять на эл.почту spboir@mail.ru Дополнительная информация по телефонам: Николай Степанович +7 (911) 961-79-90, Надежда Ивановна +7 (911) 958-09-69.

Всероссийский форум «Религия в контексте политической и конституционно-правовой системы Российской Федерации» (к 25-летию Конституции Российской Федерации и 100-летию Декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви) Организаторы: Совет при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (Комиссия по культурным правам, образованию и науке) Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ (Комиссия по совершенствованию законодательства и правоприменительной практики) Общественная палата Российской Федерации (Комиссия по гармонизации межнациональных и межрелигиозных отношений) Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ(Кафедра государственно-конфессиональных отношений ИГСУ) Российская ассоциация защиты религиозной свободы (РАРС) Славянский правовой центр (СПЦ) при участии ОБСЕ Место проведения: Общественная палата РФ, Миусская площадь, д. 7 Дата: 16–17 Октября, 2018 г. Время: с 10:00 до 18:00 Как и 100 лет назад, начало нового века ознаменовано актуализацией религиозного и идеологического факторов – переосмыслением места и роли религии в жизни обществ и государств регионов мира в условиях глобальных трансформаций. На повестке дня остро стоят проблемы обеспечения национально-государственного суверенитета, безопасности и устойчивого развития. Эффективное воспроизводство идеократической функции общества и государства и обеспечивающих ее ресурсов – принципов, механизмов и средств гармонизации в сфере межрелигиозных, этно-политических, международных отношений – особая, уникальная задача как профессиональных сообществ, так и политиков, общества в целом. В современных условиях, в связи с изменениями законодательства о свободе совести и вероисповедания, тема защиты прав и свобод граждан становится все более актуальной. Нередким явлением становится нарушение прав верующих и религиозных объединений, зачастую связанное с произвольным толкованием и применением законодательства о свободе совести и вероисповедания. Не менее остро стоит вопрос экспертной деятельности по делам об экстремизме и оскорблении религиозных чувств. Актуальными становятся не только вопросы противодействия экстремизму, но и сопутствующей принудительной криминализации этнорелигиозной сферы в целом: нередко происходит подмена понятий – под видом борьбы с экстремизмом фактически нарушаются права граждан на свободу вероисповедания и свободу совести. Судебная экспертиза по делам об экстремизме в настоящее время представляет собой едва ли не самый спорный класс экспертных исследований – все чаще приходится наблюдать ситуацию, когда экспертные оценки одного и того же текстового материала являются прямо противоположными. Остро стоят вопросы ангажированности и откровенного непрофессионализма экспертов, уровень квалификации и компетенций которых порой не выдерживает никакой критики, а с другой стороны – отсутствие каких-либо внятных критериев и признаков стандартизации в религиозной сфере общества, как уникальной хозяйственной отрасли. Для преодоления указанных проблем, необходима консолидация усилий экспертов, юристов, в сфере защиты свободы по отстаиванию конституционных принципов свободы совести, выработке единых для системы права позиций, формирования высококвалифицированного экспертного сообщества. К участию в работе Форума приглашены специалисты и эксперты, включенные в сферу религиозных гражданско-политических отношений, представители Администрации Президента, Государственной Думы, Правительства РФ, Минэкономразвития, Минтруда, Минкультуры, Минобразования, Минпросвещения и Рособрнадзора, Министерства юстиции, МВД, ФСБ, Генпрокуратуры, Следственного комитета, ФАДН, Общественной палаты РФ, религиозных организаций – юристы, адвокаты и правозащитники, религиоведы и отраслевые исследователи религии. Планируемые секции Форума: Религиозная деятельность: правовое регулирование и актуальные проблемы Свобода совести в контексте антиэкстремистского законодательства: правовое регулирование и актуальные проблемы Экспертная деятельность в религиозной сфере Земельные и имущественные отношения религиозных объединений: правовое регулирование и актуальные проблемы Добровольчество и волонтерство: правовое регулирование и актуальные проблемы Взаимодействие религиозных организаций с органами власти и местного самоуправления Подать заявку на участие в Форуме Регистрация заявок на участие открыта до 8 октября 2018 г. 12:00 Контакты в ИГСУ: Шмидт Вильям Владимирович, email: william@list.ru Оргкомитет оставляет за собой право отбора заявок и направление персональных приглашений к участию в работе Форума. Транспортные, командировочные и иные расходы по участию в Форуме – за счет направляющей стороны. По итогам работы Форума планируется академическое издание материалов (требования к оформлению материалов, представляемых к публикации). Оргкомитет Форума Анонсы и новости: Конгресс «Религия как фактор взаимодействия цивилизаций» Сентябрь 24, 2018

Как и зачем США создают «автокефальную церковь на Украине» 0 11 сентября 2018, 15:50 Фото: twitter.com/WaschukCanUA Текст: Андрей Резчиков «У США есть желание ослабить все пророссийское и усилить все проамериканское. Фактически это шаг к расколу православного мира с надеждой, что возникнет альтернативный центр славянского восточного православия в лице Киева», – рассказал газете ВЗГЛЯД политолог Борис Межуев. Он объяснил, зачем Вашингтону автокефальная церковь на Украине и для чего туда едут антироссийски настроенные экзархи Константинополя. Анонсируя визит своего представителя по свободе вероисповедания Сэма Браунбэка на Украину, в Польшу и Узбекистан 10–19 сентября, Госдеп США заявил, что Браунбэк обсудит с представителями украинского правительства и духовенства «усилия по защите и продвижению религиозной свободы». И это произошло аккурат вслед за решением константинопольского патриарха Варфоломея назначить «в рамках подготовки к предоставлению автокефалии православной церкви на Украине» своими экзархами в Киеве архиепископа Даниила Памфилонского из США и епископа Илариона из канадского Эдмонтона. Член Синодальной библейско-богословской комиссии РПЦ протоиерей Андрей Новиков в беседе с газетой ВЗГЛЯД в понедельник назвал двух экзархов откровенными «бандеровцами-цээрушниками, происходящими из Львова и Ивано-Франковска». Это показывает, что Варфоломей под воздействием США принял решение распалить с новой силой гражданскую войну на Украине, добавил он. Действительно, епископ Иларион (Рудник) известен радикальными русофобскими взглядами. Также его называли «чеченским повстанцем» за симпатии к кавказским сепаратистам. Он учился в Киевской духовной семинарии, из которой перевелся в Грецию, где принял монашество, после чего служил в разных странах, где представлен Вселенский патриархат. Летом 2005 года Рудник был задержан турецкой полицией после встречи Константинопольского патриарха Варфоломея с президентом Украины Виктором Ющенко, на которой он был переводчиком. Поводом для задержания стали поддельные документы. У архиепископа Даниила (Зелинского) биография менее насыщенная. Он родом из Ивано-Франковска, где учился в униатской семинарии, а затем – в Католическом университете США. Затем перешел в Украинскую православную церковь США, которая входит в состав Вселенского патриархата. Напомним, в пятницу Священный синод РПЦ официально осудил решение о назначении экзархов без согласования с Московским патриархатом. Свое возмущение этим выразили и в Русской православной церкви за границей. Кроме того, накануне РПЦ пригрозила Константинополю крайне жестким ответом по Украине. О том, почему американцы так живо заинтересовались «религиозной свободой» на Украине и зачем им нужен раскол в православной церкви, газета ВЗГЛЯД побеседовала с профессором Института философии РАН, политологом-американистом Борисом Межуевым. Борис Межуев (фото: Владимир Трефилов/РИА «Новости») ВЗГЛЯД: Борис Вадимович, зачем Госдеп отправляет своего представителя на Украину? Американцам так нужна новая автокефальная украинская церковь? Борис Межуев: Конечно, нужна. США хочется держать православный мир под своим контролем. Ясно, что Русская православная церковь – это серьезный политический игрок не только за счет российского государства, но и благодаря своим возможностям. Здесь есть и афонский фактор. Афон – это третья сила в греческом православии, и гораздо более независимая от влияния евроатлантических элит. Соответственно, у США есть желание ослабить все пророссийское и усилить все проамериканское. Фактически это шаг к расколу православного мира с надеждой, что возникнет альтернативный центр славянского восточного православия в лице Киева. Ясно, что Госдеп пытается ударить во все больные места России, в частности и сюда тоже. ВЗГЛЯД: Какая функция, по замыслу Госдепа, возложена на украинскую автокефалию? Б. М.: Здесь встает проблема идентичности. Понятно, что, если украинская церковь приобретет автокефалию, это будет означать дальнейшее духовное разделение православных церквей. Это несомненное отчуждение Русской православной церкви от Константинополя, от Вселенской патриархии, попытка представить РПЦ как изгоя православного мира. То есть будет создаваться как бы альтернативное православие, в рамках которого его российская версия будет изображаться как стоящая на обочине общего процесса. И это будет способствовать ослаблению православных связей. Но, с другой стороны, следствием этого будет усиление русского православия. В русском православии всегда был очень силен элемент того, что «Москва – третий Рим». Именно русская церковь не идет на компромиссы с западными конфессиями, как это было во время Флорентийской унии. И, соответственно, она является исключительным экзархатом, сохраняющим чистоту перед лицом недружественных союзов. ВЗГЛЯД: Каковы возможные последствия для Украины в случае создания автокефальной украинской церкви? Б. М.: Для Украины это будет иметь чудовищные последствия, вплоть до межрелигиозных столкновений. Естественно, возникнет вопрос об имуществе, возникнет вопрос о тех людях, которые не захотят переходить в эту автокефальную церковь. Украина будет раздираема между создаваемой автокефальной церковью и Московской патриархией. Более того, если что-то подобное там появится, то возникнет три церкви. Уже существующая раскольничья церковь, которая не будет признана. Затем будет автокефалия, дарованная Константинополем, и третья церковь – УПЦ Московского патриархата, которая не захочет идти под автокефалию. Я еще не говорю об Украинской греко-католической церкви, которая присутствует в западных регионах. То есть фактически получится расколотая по конфессиональным направлениям страна, что будет еще больше способствовать ее дезинтеграции, так как все эти церкви будут бороться между собой. ВЗГЛЯД: При этом официально в Госдепе говорят, что хотят «продвижения религиозной свободы» на Украине. Б. М.: Едва ли это приоритетная задача для США. Сейчас их задача – ослабление России. А центральная задача для них – иранская проблема. А поскольку Россия не отказывается от союза с Ираном, не отрекается от него и не готова идти на сделки с Вашингтоном, то США всеми силами оказывают на нее давление – с помощью санкций, религиозных расколов. ВЗГЛЯД: Какое место раскол православия занимает в антироссийской стратегии США? Б. М.: Значительное и серьезное. Для этого России противопоставляется Вселенский патриархат, который становится на сторону Украины. Понятно, что будет представлена позиция русского православия, как позиция церкви, которая государственные интересы ставит выше религиозных. Это давнишние обвинения русского православия в государствопоклонничестве. На Украине среди православных людей сильны представления о том, что русское православие – это такое государственное ведомство, а вот украинское православие чистое и великое, посвященное памяти Киевской Руси. Пока это мифотворчество будет развиваться, почему бы американцам не сыграть на нем. Источник: https://vz.ru/politics/2018/9/11/426222.html

«Период, когда у РПЦ было очень много средств и огромный кредит доверия, закончился» Эксперт: к 1030-летию крещения Руси Православная церковь пришла с туманными перспективами Дмитрий Азаров / Коммерсантъ 28 июля — 1030-летие крещения Руси. В 1988 году, когда в СССР праздновали тысячелетие этого грандиозного для нашей истории события, общественный авторитет Русской православной церкви был на подъеме. Спустя 30 лет такого не скажешь. Из-за церковных стен просачиваются слухи о внутренних конфликтах. В обществе РПЦ критикуют за «симфонию» с властью и реакционерами. Детали церковной жизни, отношений РПЦ с Кремлем и либералами, причины будущего упадка — в интервью Андрея Десницкого, профессора РАН, одного из главных российских специалистов по Библии. «Судя по поведению, для Путина православная традиция значит не слишком много» — Андрей Сергеевич, сегодня РПЦ постоянно сотрясают конфликты — внутренние и с внешним миром. Что изменилось за тридцать лет? — С разными людьми произошло разное. Общее, пожалуй, только одно: мы простились со многими иллюзиями. Например, с представлением, что можно вернуться в январь 1917 года и за ним никогда не последует февраль, что можно возродить то земное, что уже умерло. Если говорить о дне сегодняшнем, то, на мой взгляд, главная проблема РПЦ, с точки зрения репутации и отношения общества к ней, это утрата адекватной обратной связи. Епископ — это человек, который привык изо дня в день слышать «благословите, Ваше Преосвященство». Его референт привык объяснять ему каждый день, как все прекрасно, а если что-то идет не так, это «враги виноваты». В результате утраты адекватности можно наблюдать некоторый отток прихожан из церквей. Точными цифрами я не владею, но вижу это на примере моих знакомых. Кто-то уходит к католикам и даже к буддистам (знаю примеры). Но гораздо чаще человек никуда не переходит, а сокращает свое участие в церковной жизни, для него она становится своего рода увлечением, но не смысловым центром. — И сколько в итоге прихожан у РПЦ? — Статистики нет, и вряд ли она будет. Но из полицейских отчетов мы слышим, что на главные праздники, Рождество и Пасху, в храмах бывает 3–4% населения. При этом 80% называют себя православными, но около половины из них говорят, что не верят в Бога. «Судя по поведению Владимира Путина, для него православная традиция значит не слишком много»Сергей Власов / Пресс-служба Московской патриархии — А среди элиты — есть ли там реально верующие по канонам православия? — Чтобы точно ответить на этот вопрос, надо быть хорошим другом всех этих людей, а я не знаком с ними лично. Но могу сказать, что, судя по поведению Владимира Путина, для него православная традиция значит не слишком много. Стоять в церкви на Пасху и в Рождество — то же, что присутствовать на финальном матче чемпионата мира по футболу, для этого не надо быть болельщиком, надо просто отдавать себе отчет в значимости события. — Наверняка одна из причин отхода прихожан от активной церковной жизни — показное сребролюбие внутри РПЦ. Во время недавних «царских дней» обыватели с возмущением обсуждали, на каком самолете прилетел в Екатеринбург патриарх Кирилл… — Если некая проблема присутствует в обществе, она присутствует и в РПЦ. Если чего-то станет меньше в обществе, станет меньше и в РПЦ. В РПЦ не вылупляют людей в инкубаторах, они приходят туда из нашего мира — такими, какие они в миру. — Но ведь РПЦ претендует на то, чтобы быть для общества моральным авторитетом, духовным поводырем. Как одно согласуется с другим? — Мы все любим театр. Очень часто видим в актерах выразителей особого нравственного начала. Когда какой-то актер делает заявление, совпадающее с нашим представлениям о добре, мы радуемся. Когда он говорит что-то, что мы считаем не соответствующим морали, огорчаемся, возмущаемся и так далее. Но любой человек, который соприкасался с миром театра с изнанки, знает, что образ актера и его реальная жизнь — это разные вещи. А я отношусь к таким, поскольку многие из моих родных посвятили свою жизнь театру: я сын актера и отец актрисы, а еще я племянник актрисы и тесть актера. Так вот, мне известно, что это мир, в котором есть много всего нехорошего — и зависть, и ложь, и, конечно, стяжательство. Как-то удается разделять талантливую актерскую игру, прекрасную театральную постановку — и события личной жизни человека. Думаю, что в отношении Церкви может быть тот же самый подход. Есть разные неприглядные стороны жизни, среди которых стяжательство еще не самое худшее. Но это не значит, что наличие таких людей в театре или Церкви полностью дискредитирует данный институт. «Кремль и Патриархия двигаются вместе, но на некоторой дистанции» — Какие партии существуют внутри РПЦ? Для либерально настроенного наблюдателя из интернета Русская церковь ассоциируется с патриархом Кириллом, митрополитом Тихоном (Шевкуновым), отцами Смирновым, Ткачевым, Всеволодом Чаплиным, ресурсами типа «Русской линии». А как на самом деле? — Каких-то организованных фракций нет. А любые высказывания скорее ситуативны, нежели выражают мировоззрение. Вот два митрополита: один — упомянутый вами Тихон, другой — Иларион (викарий патриарха Кирилла. — Прим. ред.). Их часто приводят в пример как представителей правого и левого крыла. Но трудно сказать, в чем их принципиальные идеологические разногласия. Официально они поддерживают мнение патриарха Кирилла: сверху падают некоторые решения, и они обязательны для исполнения. Если ты хочешь остаться в хороших отношениях с официальными институтами РПЦ, есть, по сути, только один абсолютный и непреложный запрет: на критику патриарха. Остальное могут простить, хоть и не сразу и не легко, а вот это — нет. Но ведь отсутствие гласной критики не означает полного единомыслия… Есть и то, что обсуждают «на кухнях», но это не просачивается наружу. И нет площадки, на которой разные группы верующих (а они правда очень разные) могли бы встречаться и обсуждать накопившиеся проблемы. Есть, впрочем, портал Pravmir.ru. Он обсуждает некоторые конфликтные вопросы, но в последнее время у них довольно строгая самоцензура. Есть такой сайт, как ahilla.ru. Он, напротив, ведет борьбу с Московской патриархией и потому вне поля общей игры. А вот единого места, где бы могли встретиться все стороны, нет. Для сравнения: в католическом мире, во Франции, есть церковная газета «La Croix», где обсуждаются проблемы всей католической церкви, но не с точки зрения официоза, а с разных точек зрения. «Из полицейских отчетов мы слышим, что на главные праздники, Рождество и Пасху, в храмах бывает 3–4% населения»Сергей Власов / Пресс-служба Московской патриархии — С какими группами, организациями вовне находится в конфронтации РПЦ? — Не думаю, что официально Церковь с кем-то вступает в конфронтацию. Но если послушать выступления ведущих церковных иерархов, то с некоторыми слоями населения — прежде всего с либеральной интеллигенцией. И скорее это не конфронтация, а непонимание. Оно возникает, к примеру, в связи с годовщиной расстрела семьи последнего российского царя. Патриарх Кирилл в своей проповеди обвинил в случившемся элиту, интеллигенцию и западные идеи. — А зачем? Потрафить царебожникам? — Среди прихожан РПЦ действительно есть люди, которых называют царебожниками: на место Бога они ставят государя-императора. Вы знаете, как они раскручивали и подогревали скандал вокруг фильма «Матильда». Монархия и конкретно династия Романовых — это бесконечный источник мифов об имперской России, которые, в свою очередь, автоматически переносятся на нынешнюю ситуацию. То есть когда говорится о том, как хорошо было при самодержавии, подразумевается, что самодержавие — это наиболее правильная форма правления. Отсюда призывы: давайте-ка даже в условиях республики, когда власть принадлежит народу, будем подражать самодержавию. Что касается руководства РПЦ, слишком сильно проталкивать эту тему оно явно не хочет, потому что однозначное усиление Кремля, при котором он становится единственным центром власти, как при самодержавии, не совсем в интересах Церкви. — И все же РПЦ воспринимается как ближайший партнер власти. А по каким вопросам она расходится с позицией государства? — Трудно говорить о серьезном расхождении, как, впрочем, и о полном слиянии — скорее, Кремль и Патриархия танцуют вальс. Знаете, такой танец, где партнеры прекрасно чувствуют друг друга и двигаются вместе, но сохраняется и некоторая дистанция. Танцуя, они обмениваются некоторыми сигналами, делают нечто сообща, но это отнюдь не полное слияние. В то же время мне очень трудно представить, чтобы сегодня Патриархия хоть по какому-то вопросу, хоть в малейшей степени критиковала Кремль. «Большое число людей с сердцем и мозгами недовольны нынешним положением дел» — У нас в стране сложилась странная ситуация. С одной стороны, по Конституции Россия — светское государство. В то же время критиков РПЦ, религии как таковой преследуют различными уголовными статьями. В США и ряде европейских стран главы государств клянутся на Библии (хотя премьер-министры Испании и Греции Педро Санчес и Алексис Ципрас отказались сделать это), но там не преследуют за публичное «богохульство» и «оскорбление чувств верующих». Как нам распутать этот клубок? — Я считаю, большой ошибкой был закон «О религиозных организациях», принятый еще при Ельцине, в 1997 году. В нем сказано, что все религиозные организации равны, но некоторые равнее. Как только мы создаем документ, по которому некоторые равнее других, мы неизбежно приходим к ситуации, которая сегодня сложилась в России — когда государство встает на сторону одних или выступает против других. Самый последний яркий пример связан со «Свидетелями Иеговы»: их признали экстремистской организацией, хотя никто никогда не слышал о терактах или попытках госпереворота, совершенных ее членами. Такого просто не было в истории. Тем не менее людей арестовывают всего лишь за принадлежность к этой организации. С другой стороны, иногда активное неприятие символов и идей, связанных с православием, тоже может привести на скамью подсудимых. Есть и такие примеры. Закон 1997 года — это часть долгого и сложного процесса, через который проходят разные страны. Он заключается в поиске баланса между традиционностью и равноправием. Есть страны, где религия провозглашена государственной на уровне закона. В Великобритании монарх, в частности нынешняя королева Елизавета, официально является главой Англиканской церкви. И это никого не смущает, никто не говорит, что в Англии засилье клерикалов, торжество мракобесия и нет настоящей демократии. «Премьер-министр Греции Ципрас — атеист и никак не связывает себя с православием. У кого-то это вызывает непонимание и даже шок»Sammy Minkoff/imago stock& people Точно так же православие — государственная религия Греции. Но в ее случае мы видим, что до сих пор возникают разные коллизии. Премьер-министр Ципрас — атеист и никак не связывает себя с православием. У кого-то это вызывает непонимание и даже шок. Что объединяет Великобританию и Грецию, так это то, что в этих странах процесс эмансипации государства и Церкви шел сложно и долго, и в итоге мы видим нынешнюю картину: это дань традиции, при этом есть гарантия свободы для всех, в том числе для религиозных меньшинств и сторонников других мировоззрений. В России этот процесс поиска баланса между традициями и принципами демократического государства идет еще с начала прошлого века. В 1917 году он по понятным причинам не состоялся, а с 1991 года возобновился. И теперь страна шарахается из одной крайности в другую. Боюсь, что следующим поворотом будет насаждение атеизма и попытка запретить демонстрацию всякой религиозной символики. Подобные процессы сейчас идут и на Западе. Например, во Франции люди уже ограниченны в выражении своей религиозной принадлежности, в демонстрации символики и так далее. И это тоже перегиб. — Публицисты-антиклерикалы Александр Невзоров и Юлия Латынина постоянно подчеркивают, что никакого «извращения веры» в РПЦ никогда не происходило, что Церковь всегда была такой, какой мы ее видим — нетерпимой к иному. А корни уходят в самую суть — в евангельские времена, в ранее христианство, в Рим и Византию. — Подозреваю, что, рассказывая сказки своим внукам, те же Невзоров и Латынина повествуют примерно так: жила-была Красная Шапочка, а вот христианство — это с самого начала религия убийц и экстремистов. Затем снова: Красная Шапочка понесла пирожки свой бабушке, а вот христианство — это культ насильников и извращенцев… И так далее. Эта тема вставляется ими везде, с поводом и без. И это яркий пример антихристианской пропаганды. По моему мнению, в их публицистике о христианстве и религии в целом очень много передергиваний. Давайте начнем с того, что не будем оценивать события двухтысячелетней давности с точки зрения Декларации прав человека, принятой в 1948 году. Две тысячи лет назад никто не то что не соблюдал этой Декларации, никто даже не думал о ее возможности. Очень легко объяснять несовершенство нашего мира тем, что 2000 лет тому назад христиане, а 1300 лет тому назад мусульмане, или 2500 лет тому назад индуисты и буддисты не соблюдали современных норм поведения. Но тогда их никто не соблюдал. Такие рассуждения — нечестный прием. В истории любого движения, которое насчитывает тысячелетие с лишним, есть очень светлые и очень грязные и кровавые страницы. Можно надергать определенный набор этих страниц и нарисовать историю христианства как череду святых и бескорыстных людей, а можно нарисовать портрет движения кровавых маньяков, озабоченных властью, деньгами и сексуальным насилием. И то и другое будет очень пристрастным взглядом, потому что в истории было все. Отвечу саморекламой. В этом году у меня вышла книжка «Островитяне: повесть о христианстве». Мне часто задавали такие вопросы — в чем суть христианства, почему оно не такое, каким должно быть, почему в РПЦ не все так, как надо. Я не готов давать однозначные ответы, делать плоские обобщения. Наподобие того, что был один неудачный год — и вдруг все пошло не так. Или: пришел какой-то человек — и все испортил. Ну это же детский сад. Любое масштабное явление имеет разные, противоречивые стороны. И я постарался дать развернутый портрет очень разных образцов, очень разных людей и их разного отношения к христианству. Яромир Романов / Znak.com — Есть ли у РПЦ шанс реформироваться самостоятельно? Отказаться от притязаний на квазигосударственный статус, от связанной с ним иерархичности, ритуальности, пышности? — Русская православная реформация невозможна. Потому что реформация как мировое историческое явление произошла 500 лет назад. А в истории ничего не повторяется. Точно так же невозможна русская античность. Ее не было, и все. Другое дело, что Церковь как институт все время меняется. И за последнее время она заметно изменилась. Хотя стороннему наблюдателю эти перемены, может быть, покажутся очень незначительными. Например, сегодня многие верующие причащаются за каждой или почти каждой литургией, в которой участвуют — а пару десятилетий назад это было немыслимо. Растет и социальная активность прихожан: сегодня почти при каждом крупном храме есть группы милосердия, которые помогают нищим, а ведь и это было когда-то просто никому не понятной сферой деятельности. Я вижу огромный потенциал для дальнейших перемен. В первую очередь в том, что большое число людей, скажем так, с сердцем и мозгами недовольны нынешним положением дел. И пытаются его как-то осмыслить и улучшить. В этом нет ничего удивительного. Золотой период, когда у Церкви было очень много средств, а главное — огромный кредит доверия, закончился. И поневоле придется находить какие-то новые решения. Недавно праздновалось столетие Собора 1917–1918 годов, его официально называют Собором новомучеников, потому что огромное число его участников впоследствии были репрессированы и убиты за свою веру большевиками. Так вот, тот Собор предложил огромное количество исправлений перекосов, которые накопились к революции во взаимоотношениях Церкви и общества. Увы, эти изменения уже невозможно было претворить в жизнь. Не только из-за большевиков, а и из-за того, что общество в целом ушло в другую модель развития. Случилось роковое опоздание. Собор предложил идеальный вариант устройства жизни для общества XIX века, а шел уже XX. Такое, к сожалению, бывает, и очень часто: перемены предлагаются тогда, когда осуществить их нет уже ни времени, ни возможности. Так или иначе, факт в том, что тот Собор был настроен на достаточно серьезные реформы внутрицерковного управления. То есть у нас есть пример внутрицерковной попытки изменить институт Церкви. — Если Церковь вновь предпримет попытку измениться, не станет ли это началом конца ее своеобразия, самобытности? — Пути Господни неисповедимы. На сегодня РПЦ — главная по численности православная Церковь. Останется ли она такой же? Напомню, что в древней Церкви было пять главных патриархатов. Один из них в Риме, сегодня это центр католической Церкви. А четыре других — Антиохия, Александрия, Константинополь и Иерусалим — города, находящиеся в исламском окружении. Церкви там остались, но это Церкви меньшинства, причем очень небольшого. Не удивлюсь, если сценарий будущего РПЦ окажется таким же, как в случае с первоначальными патриархатами. Но ведь для христианства в целом ничего страшного, в общем-то, не произошло, его история продолжается. В этом-то и сильная сторона христианства, что оно не привязано к территориям, нациям, государствам. Христианство продолжит свою историю, даже если РПЦ ждет судьба коптской Церкви в Египте. «Нас ждет новая волна воинствующего атеизма, антихристианства» — Кроме РПЦ, в России есть и другие православные Церкви. Насчитывается, кажется, 18 организаций. И каждая считает себя настоящей наследницей дореволюционного православия, а православных из РПЦ — еретиками. Насколько они опасны для РПЦ в плане перетягивания паствы? — Официальный статус есть у старообрядцев, есть те, кто ушел к ним из РПЦ. Но все-таки старообрядцы очень особенные, это такой хардкор. Кому-то это очень близко, но явно не будет массовым. Что касается всевозможных альтернативных организаций типа «истинно православных» Церквей, то я не думаю, что за ними большое будущее, по целому ряду причин. Не буду их перечислять, это слишком сложные и слишком личные истории. На мой взгляд, это все же попытка сконструировать «правильное христианство» по своим собственным меркам. «С точки зрения Ватикана, в России существует только одна каноническая православная Церковь — это РПЦ»Кадр YouTube Вообще, я думаю, что наступает время, когда принадлежность к каким-то официальным структурам становится все менее значимой. Сегодня я могу спокойно взять и поехать за рубеж. В советское время такой возможности не было даже близко. Государственные границы остаются, и для их пересечения нужна виза. Но в области политики, общественной жизни, экономики все меньше вещей сдерживается этими границами. С точки зрения конфессионального устройства христианства, происходит нечто подобное. Конфессии никуда не делись. Тем не менее конфессиональные разграничения имеют все меньшее значение. У меня есть друзья из иных конфессий, с которыми мы понимаем друг друга гораздо лучше, чем с некоторыми православными. Не вижу в этом ничего удивительного. — Какое место сегодня занимает наше русское православие в семье христианских направлений? Какое к нему отношение со стороны? Воспринимают ли его всерьез, в отдельности от российской бюрократии? — Все официальные представители католической Церкви всегда подчеркивают свою приверженность диалогу с РПЦ. С точки зрения Ватикана, в России существует только одна каноническая православная Церковь — это РПЦ. Это принципиальная позиция, и я не думаю, что она изменится в зависимости от того, на каких самолетах летает патриарх Кирилл или что сказал Чаплин. Церковная жизнь вообще измеряется большими дистанциями. Людей со стороны может поражать, почему люди в христианских Церквях с таким жаром обсуждают документы 500–1000-летней давности. Другие огорчаются, что у них прошлогодний айфон уже устарел и нужно покупать новый — а тут все наоборот. Так что внешние события, кто и что кому сказал, воспринимаются Церквями как рябь на воде. — Как обстоят дела у РПЦ за рубежом? Она воспринимается как сеть самостоятельных приходов или как система «филиалов влияния» РПЦ, а значит, и Кремля? — В РПЦЗ много всего было. И влияние Кремля, и наоборот. Потом РПЦЗ фактически раскололась. Часть приходов РПЦЗ, войдя в РПЦ, в той или иной степени сохраняет самостоятельность. Другая часть отделилась и ушла в «свободное плавание». После того как исчез большевизм, а сплоченная русская эмиграция более-менее ассимилировалась в сообществах других стран, РПЦЗ перестала быть заметной политической силой, исчезло ее понимание себя как «небольшевистской Церкви небольшевистской России». — А как православные за рубежом относятся к РПЦ? По-прежнему с подозрением? Ведь в их глазах это «сталинская» Церковь: именно «вождь народов» дал зеленый свет ее «возрождению». — Согласен, что нынешняя РПЦ создана Сталиным. Но только организационно. Нынешние границы между независимыми государствами, а когда-то союзными республиками, тоже были нарисованы Сталиным. И что, теперь мы будем утверждать, что все независимые государства, выросшие из этих союзных республик, созданы Сталиным? Одно дело, когда и кем это было оформлено, а другое дело, чем это стало на данный момент. Если продолжать разговор об РПЦЗ, то там для большого числа людей, наряду с антибольшевистским настроем, очень важно сохранить романтическую приверженность Российской империи. В марте 2014 года я был в США по приглашению РПЦЗ, читал лекции в местных приходах. В это время разворачивался российско-украинский конфликт. Так вот, для очень многих из РПЦЗ было немыслимо назвать Украину Украиной. Когда они молились за мир там, то называли ее «страной Киевской Руси». Для них существует только единая, неделимая Российская империя. Все, что более-менее на нее похоже, — хорошо. Все, что отдалятся от нее, — плохо. И на этом точка. Любые, даже чисто внешние перемены, говорящие о возрождении Российской империи, вызывают у этих людей восторг. И никто уже не помнит, кто именно дал «зеленый свет» на «возрождение православия» в Советской России. Андрей ДесницкийПремия «Либмиссия» / Facebook — Что, на ваш взгляд, ждет РПЦ в постпутинской России, после ухода из власти когорты силовиков позднего советского периода? Понадобится ли следующему поколению руководителей такая организация в качестве опоры государственной идеологии «духовных скреп»? — Думаю, что после показного расцвета скрепоносной духовности нас ждет сваливание в новую волну воинствующего атеизма, а точнее — воинствующего антихристианства. Невзоров и Латынина — показательные иллюстрации того, каким оно может быть. — Но атеизм присущ ХХ веку, эпохе модерна и индустриализации. Приближающаяся дегуманизация, вытеснение человека из сферы производства товаров и услуг, в том числе социальных, по идее, должно породить запрос на «нового Христа». Разве не так? — Христос вовеки один и тот же. Просто мы не всегда можем — а точнее, почти никогда не можем — понять и вместить Его. Евгений Сеньшин Источник: https://www.znak.com/2018-07-27/ekspert_k_1030_letiyu_krecheniya_rusi_pravoslavnaya_cerkov_prishla_s_tumannymi_perspektivami

AgoraVox, Франция © AP Photo, Evgeniy Maloletka Стремление Порошенко создать свою церковь станет причиной религиозной войны? После Майдана на Украине возникли исторические, этнические и языковые линии раскола. Как бы то ни было, существует и еще одна, о которой часто забывают: религиозная. Кристель Неан (Christelle Néant) После Майдана Украинская православная церковь Киевского патриархата (УПЦ КП, созданная в 1992 году схизматическая церковь, непризнанная другими православными церквями) все активнее пытается заполучить верующих и храмы Украинской православной церкви Московского патриархата (УПЦ МП, признана другими православными церквями). Прихожане и храмы УПЦ МП регулярно становятся целью нападок и агрессии (в 2017 году от рук вандалов пострадали 23 церкви, а 2018 год наверняка поставит новый рекорд), тогда как призывы к захвату церквей и расстрелу священников (раз они агенты Кремля) звучат все чаще. В такой обстановке упорное стремление президента Украины Петра Порошенко добиться от Константинопольского патриарха одобрения на автокефальную украинскую церковь вызывает самые серьезные опасения. Все политологи ДНР сходятся во мнении о том, к чему приведет такой шаг: к всеобщей религиозной войне на Украине. Но почему все обязательно должно вылиться в такую трагедию? Потому что на Украине уже было заявлено, что в случае формирования этой автокефальной церкви к ней отойдут все храмы УПЦ МП. Именно это подчеркивает политолог Ростислав Ищенко, отмечая, что Порошенко может спровоцировать на Украине эскалацию, чтобы отменить выборы и спасти свою шкуру. «Порошенко не оставил надежду получить автокефалию непонятно для кого из рук Константинопольского патриархата. Это сразу взорвет религиозную ситуацию в стране, поскольку уже заявлено, что сразу же после обретения автокефалии узаконенные таким образом раскольники начнут изъятие у УПЦ МП не отдельных храмов, а всех её монастырей, включая Лавры, храмов, приходов, общин. Поскольку уверенности в том, что Фанар рискнет в нынешних условиях навлекать на себя гнев Москвы нет, Порошенко готовит запасной вариант — провозглашения создания украинской поместной церкви государственным актом (с теми же последствиями)». Судя по всему, опасность формирования государством автокефальной церкви достаточно велика, чтобы вызвать беспокойство властей ДНР. Первым на этот счет высказался сегодня утром президент Александр Захарченко, подчеркнув, что такая инициатива приведет Украину к религиозной войне. «Сейчас киевская власть пытается создать новую поместную церковь и для этого просит разрешение Вселенского патриарха. Я крайне против этой ситуации, ведь создание новой поместной православной церкви приведет к разжиганию религиозной войны», — отметил Захарченко. Он добавил, что если это произойдет, то кровопролитие будет на совести президента Украины. «Я хочу попросить Константинопольского патриарха Варфоломея не допустить кровопролития и разжигания религиозных войн, не разрешать Украине и американским дипломатам вмешиваться в религиозные дела», — добавил Захарченко. В этом его поддержал председатель Народного совета ДНР Денис Пушилин, отметив, что такой курс Порошенко свидетельствует о его стремлении развалить страну. «Порошенко, обещая гражданам так называемую единую поместную православную церковь Украины, ратуя за отделение от Московского патриархата, тем самым потакая украинскому национализму, осознанно и настойчиво ведет к разжиганию в стране розни на религиозной почве. Особенно цинично раскольнические действия украинских властей смотрятся в канун 1030-летия Крещения Руси. Вместо духовного единства славян Киев демонстрирует усиление политики распада страны». По его мнению, эти действия власти призваны посеять раскол между православными верующими, обострить внутреннюю ситуацию и еще больше нарушить отношения с Россией. Пушилин призывает граждан не угодить в ловушку и дать отпор раскольничеству. Последние события лишь подтверждают обоснованность таких опасений. На фоне подготовки празднования 1030-летия Крещения Руси украинские спецслужбы делают все возможное, чтобы помешать процессии УПЦ МП, которая должна пройти в Киеве 27 июля. Для этого они пытаются не дать верующим добраться до столицы и оказывают давление на транспортные компании, чтобы те отказались везти прихожан УПЦ МП в Киев в тот день. Любые попытки приходов арендовать автобус или хотя бы мини-автобус наталкиваются на отказ. Собеседники объясняют это нежеланием ссориться со спецслужбами. Точно такая же ситуация складывается и в других больших городах, таких как Ровно, Херсон, Черкассы и Сумы. Цензура, давление, угрозы, агрессия и экспроприации — такими методами пользуется киевская церковь! Они многое говорят о ее послании и поведении ее патриарха, который неоднократно благословлял украинских военных преступников и неонацистов. Константинопольскому патриархату пора занять четкую позицию и осудить эту схизматическую церковь, чьи методы — настоящий позор для православия. Источник: https://inosmi.ru/social/20180724/242813161.html

Побеждает наименее толерантный: Как работает диктатура меньшинства Нассим Талеб Американский экономист и трейдер, автор теории «Черного лебедя» Как Европа начнет есть халяльное.  —  Почему необязательно курить в зале для курящих.  —  Что выбрать на банкете в честь падения саудовского режима. — Как не дать другу переутомиться. — Обращение Омара Шарифа. — Как заставить рынок рухнуть. Ситуация, которую я собираюсь описать — лучший известный мне пример, дающий полное представление о том, как функционируют сложные системы. Когда численность бескомпромиссно настроенного меньшинства определенного типа достигает какого-то порогового уровня — казалось бы, незначительного, скажем, в три или четыре процента от общей численности населения, — остальной популяции приходится подчиниться их предпочтениям. К роме того, вместе с доминированием меньшинств возникает занятная оптическая иллюзия: наивному наблюдателю будет казаться, что в обществе господствует выбор и предпочтения большинства. Возможно, это кажется вам абсурдным, но причина этого в том, что наши интуитивные суждения плохо работают в подобных ситуациях (настолько, что лучше вообще забыть обо всем, что кажется нам очевидным с научной или академической точки зрения — такие озарения неприменимы к сложным системам, хотя с успехом заменяют житейскую мудрость). Основная идея теории сложных систем заключается в том, что поведение целого нельзя предсказать по свойствам его частей. Взаимодействие значит гораздо больше, чем устройство элементарных единиц. Изучение отдельных муравьев никогда (редкий случай, когда можно с уверенностью употреблять слово «никогда»), никогда не даст нам представления о том, как устроен муравейник. Для этого нам придется рассматривать муравейник как целое, а не как большую кучу муравьев — ни больше, ни меньше. Это свойство систем называется «эмерджентность»: целое отличается от суммы составляющих его частей, потому что главное — это то, как протекает взаимодействие между частями. Притом эти взаимодействия могут подчиняться очень простым правилам, и сейчас мы обсудим как раз одно из таких правил — правило меньшинств. Правило меньшинств показывает: чтобы сообщество функционировало должным образом, нужно только одно — небольшое количество нетолерантных, добродетельных людей, которые лично заинтересованы в исходе игры. По иронии судьбы, эта сцена, как нельзя лучше иллюстрирующая поведение сложных систем, произошла на пикнике, устроенном Институтом сложных систем Новой Англии. Пока организаторы устанавливали столы и расставляли напитки, ко мне подошел приятель — ортодоксальный иудей, употребляющий только кошерную пищу. Зная, что он весьма наблюдателен, я предложил ему стакан этой желтой подслащенной воды с лимонной кислотой, которую люди почему-то иногда называют лимонадом, — почти в полной уверенности, что он откажется из-за своих диетических ограничений. Однако он преспокойно принял напиток (назовем это лимонадом). Еще один гость, также соблюдающий кашрут, заметил: «Тут все напитки кошерные». Мне указали на картонную коробку: на ней был напечатан крошечный символ, буква U в круге — отметка о кошерности. Этот символ сразу видят те, кто знают о нем и специально ищут. Остальные же, как и я сам — «я и не подозревал, что вот уже более сорока лет говорю прозой!» — пьют кошерные напитки, и не подозревая, что они кошерны. Рисунок 1. Упаковка лимонада с буквой U в круге, указывающей на кошерность продукта Преступники с аллергией на арахис И тут я осознал странный факт. Кашрут соблюдают менее 0,3% жителей Соединенных Штатов. Тем не менее почти все напитки кошерны. Почему? Да потому что с полностью кошерными напитками производителю, бакалейщику или ресторатору проще живется — не приходится заботиться о специальной маркировке, отдельных прилавках и хранилищах, раздельной инвентаризации. Простое правило, которое меняет всю систему, звучит так: Человек, соблюдающий кашрут (или халяль), никогда не станет есть трефную (или харамную) пищу, но человеку, не соблюдающему кашрут, ничто не запрещает употреблять кошерное. То же правило можно перефразировать для другой сферы: Инвалид не может пользоваться обычным туалетом, но человек без инвалидности вполне способен воспользоваться уборной для инвалидов. Конечно, иногда на практике мы не решаемся воспользоваться туалетом для инвалидов, но причина этого в том, что мы ошибочно распространяем на уборные правило, касающееся парковочных мест, и думаем, что пользоваться ими вправе только инвалиды. Человек, страдающий от аллергии на арахис, не может есть продукты, содержащие его хотя бы в следовых количествах, но те, кто от аллергии не страдает, вполне могут есть пищу без арахиса. , Именно поэтому так трудно найти арахис в самолетных меню, а в школьном питании его и вовсе не сыщешь (и тем самым мы способствуем увеличению количества людей с аллергией на арахис: одной из причин возникновения такого рода аллергий является снижение частоты воздействия того или иного раздражителя). Давайте попробуем для развлечения применить это правило к различным областям: Честный человек никогда не станет совершать преступления, но преступник запросто может заниматься законными делами. Назовем такое меньшинство «бескомпромиссной» группой, а большинство — «гибкой». Правило приводит к возникновению асимметрии при выборе. Однажды я разыграл приятеля. Много лет назад, когда крупным табачным компаниям еще удавалось скрывать пагубность пассивного курения, в ресторанах Нью-Йорка были залы для курящих и некурящих (звучит удивительно, но «курящие» места были даже в самолетах). Мы с приятелем, прилетевшим из Европы, отправились пообедать, и свободные столики оказались только в зале для курящих. Я убедил своего друга, что нам нужно купить сигареты, потому что в зале для курящих приходится курить. Он подчинился. И еще две вещи. Во-первых, значение имеет география, то есть пространственная структура местности; очень важно, изолирована ли «бескомпромиссная» группа в собственном районе или распределена среди большинства населения. Если люди, следующие правилу меньшинств, живут в гетто, где поддерживается отдельная микроэкономика, правило меньшинств окажется неприменимо к большинству. Но когда меньшинство распределено в пространстве равномерно, — то есть доля представителей меньшинства в районе та же, что и в городе, их доля в городе та же, что и в графстве, доля в графстве — та же, что и в штате, а в штате — та же, что и по всей стране, «гибкое» большинство начнет подчиняться правилам меньшинств. Во-вторых, огромное значение имеет структура затрат. Вспомним наш первый пример: чтобы сделать лимонад кошерным, не приходится менять его цену — во всяком случае не настолько, чтобы оправдать раздельный учет. Но если бы изготовление кошерного лимонада стоило существенно больше, правило действовало бы слабее — в некоторой нелинейной зависимости от разницы в затратах. Если производство кошерной пищи обходится в 10 раз дороже, правило меньшинств окажется неприменимо — разве что в некоторых, самых богатых районах. У мусульман есть похожие на кашрут принципы, однако они менее всеохватывающие и применяются только к мясу. Правила забоя скота для мусульман и евреев почти идентичны (все кошерные продукты халяльны для большинства мусульман-суннитов, или были халяльны в прошлом, но не наоборот). Обратите внимание, что эти правила забоя унаследованы у древнего Восточного Средиземноморья: населявшие его греческие и семитские племена обращались к богам только по самым важным, глубоко личным делам, причем богам жертвовалось мясо, а верующие поедали то, что осталось. Боги не любят, когда с ними мелочатся. Теперь рассмотрим еще одно проявление диктатуры меньшинства. В Великобритании, где доля практикующих мусульман в населении составляет всего 3−4%, неожиданно большое количество мяса оказывается халяльным. Почти 70% баранины, импортируемой из Новой Зеландии, — халяль. Почти 10% заведений Subway — халяльные (то есть из их меню полностью исключена свинина), несмотря на высокие издержки, связанные с отказом от части ингредиентов. То же самое и в Южной Африке, где при тех же пропорциях мусульманского населения непропорционально большое количество курицы сертифицировано как халяль. Но в Великобритании и других христианских странах отношение к культуре, стоящей за халяльными продуктами, не настолько нейтрально, чтобы они распространились по-настоящему широко, — ведь люди могут сознательно отвергать чужие религиозные нормы. Так, в VII веке арабский христианский поэт аль-Ахталь с гордостью отказывался есть халяльное мясо и воспел свою непокорность и христианскую мораль в знаменитом стихотворении «Я не ем жертвенную плоть». Можно ожидать, что такое же отвержение мусульманских религиозных норм будет наблюдаться и на Западе по мере роста мусульманского населения Европы. Рисунок 2. Ренормгруппа, шаги с первого по третий (сверху вниз): четыре ящика, каждый из которых содержит по четыре ящика. На первом шаге один из ящиков окрашен оранжевым, и каждый следующий шаг показывает последовательное воплощение «правила меньшинств» Таким образом, правило меньшинств может привести к появлению в магазинах большего числа халяльных продуктов, чем это оправдано с точки зрения доли покупателей, соблюдающих халяль, — правда, тут есть и сдерживающий фактор: для кого-то мусульманская пища может стать табу. Но если правило не относится к религиозной сфере, можно ожидать, что оно распространится на 100% популяции (или, по крайней мере, на какую-то значительную ее долю). В США и Европе продажи производителей «органических» продуктов постоянно растут именно из-за правила меньшинств, а также потому, что обычная, непомеченная пища якобы может содержать пестициды, гербициды и генетически модифицированные организмы (ГМО), которые, по заявлениям производителей «органических» продуктов, влекут за собой неизвестные риски. Для кого-то мотивы могут быть и экзистенциальными — осторожность или консерватизм в стиле Эдмунда Бёрка, нежелание слишком далеко и слишком быстро отходить от того, что ели их бабушки и дедушки. Наклеив на что-то этикетку с надписью «органический», мы даем понять, что продукт не содержит ГМО. Крупные сельскохозяйственные компании продвигают генетически модифицированные продукты питания через лобби, подкуп конгрессменов и откровенную пропаганду в научных статьях (а заодно и клеветнические статьи против таких, как ваш покорный слуга), и при этом всерьез полагают, что все, что им нужно, — переманить на свою сторону большинство. Да нет же, вы, идиоты. Как я уже и говорил, ваш «научный» подход слишком наивен. Учтите следующее: все, кто едят ГМО, будут есть и не-ГМО, но ни в коем случае не наоборот. Поэтому достаточно, чтобы какие-то 5% от равномерно распределенного в пространстве населения не ели ГМО, чтобы все остальное население тоже было вынуждено есть не-ГМО. Как это работает? Скажем, вы устраиваете корпоратив, а может свадьбу, а может пышную вечеринку в честь падения режима в Саудовской Аравии, или в честь банкротства вымогательского и взяточнического инвестиционного банка Goldman Sachs, или в честь публичного порицания Рэя Кочера, председателя Ketchum — PR-агентства, которое от имени крупных корпораций порочит честных ученых и борцов за правду в научном мире. Будете ли вы рассылать всем приглашенным опросник, в котором они должны указать, едят ли они ГМО или нет, и надо ли им заказать отдельное меню? Нет, конечно. Вы просто закажете все без ГМО, при условии, что разница в цене не будет столь существенна. И разница в цене будет действительно невелика, потому что расходы на (скоропортящиеся) продукты питания в Америке на 80−90% зависят от стоимости доставки и хранения, а не от стоимости на сельскохозяйственном уровне. А поскольку спрос на органические продукты питания (и такие ярлыки, как «био» и «натуральное») довольно высок, то, по правилу меньшинства, стоимость доставки уменьшается, а эффект правила меньшинства только растет. Крупные сельскохозяйственные предприятия не понимают, что входить в игру надо именно так: необходимо не только набрать больше очков, чем у противника, но, для большей уверенности, выиграть 97% от общей суммы баллов. И, опять же, еще более странно то, что крупные СХ тратят сотни миллионов долларов на исследования вкупе с клеветническими статьями и покупают десятки этих ученых, считающих себя умнее всех, но при этом упускают из виду элементарное правило асимметричного выбора. Другой пример: не думаю, что рост популярности автомобилей с автоматической коробкой передач связан в первую очередь с тем, что большинство водителей предпочитают «автомат»; причиной этому может служить просто тот факт, что те, кто может управлять ручной коробкой передач, спокойно могут пересесть и на «автомат», но не наоборот. Примененный в данном случае метод анализа называется «ренормализационная группа» — это мощный аппарат математической физики, позволяющий отметить увеличение или уменьшение определенной тенденции. Приведу еще пару примеров (не математических). Ренормгруппа Рисунок 2 демонстрирует нам то, что называется «фрактальным самоподобием». В каждом из больших четырех квадратов находится по четыре маленьких квадрата, и до какого-то предела этот принцип повторяется и большую, и в меньшую сторону. Также есть два цвета: синий — выбор большинства и оранжевый — выбор меньшинства. Предположим, что квадрат поменьше состоит из семьи из четырех человек. Один из членов семьи находится в крайней оппозиции и питается только не-ГМО (что включает в себя органическую пищу). Один квадратик у нас оранжевого цвета, а три остальных — синего. А теперь «ренормализируем» эту семью на один порядок: упорной дочери удалось навязать свою позицию остальным членам семьи, и теперь все квадратики пооранжевели, а значит, теперь все едят не-ГМО. Дальше: наша семья отправляется на барбекю-вечеринку с другими семьями. Поскольку она, как известно, ест только не-ГМО, то и все остальные будут готовить только органическую пищу. Затем владелец местного магазина, видя, что в районе покупают только не-ГМО, переключится на продажу только органической продукции — так проще. А потом и местный оптовик переключится на не-ГМО, а история будет развиваться и «ренормализироваться». За день до барбекю в Бостоне я прогуливался по Нью-Йорку и зашел в офис к другу — я хотел помешать ему работать дальше. Я считаю, что работа — это такая деятельность, злоупотребляя которой можно не только утратить ясность мышления, но и нажить сколиоз и какую-то размытость в чертах лица. По стечению обстоятельств французский физик Серж Галам тоже заскочил в офис моего друга, чтобы убить время. Галам первым применил метод ренормализации в социологии и политологии; я знал его, так как он написал на эту тему основательный труд, и его книга уже несколько месяцев валялась в нераспакованной коробке Amazon в моем подвале. Он ознакомил меня со своими исследованиями и показал компьютерную модель выборов, согласно которой было достаточно, чтобы некоторое меньшинство превысило определенный уровень, и тогда оно может навязывать свой выбор большинству. Та же иллюзия существует и в дискуссиях на политическую тематику, которые проводят «ученые-политологи»: вы думаете, что если крайнее правое или левое крыло партии заручится поддержкой 10% населения, то их кандидат получит 10% голосов. Нет: такие базовые избиратели классифицируются как «негибкие», так как они всегда будут голосовать за эту фракцию. А вот некоторые из «гибких» избирателей тоже могут проголосовать за экстремистов — точно как некошерные могут есть кошерное. За этими людьми и надо следить, потому что они способны раздуть базу поддержки экстремистской партии. Модели Галама породили ряд парадоксальных эффектов в политологии — и его предсказания оказались куда ближе к реальным результатам, чем наивные теории ученого большинства. Вето Опыт изучения групп ренормализации говорит нам о том, что вето, наложенное одним из участников группы, может повлиять на решения всей группы. Рори Сазерленд предположил, что это объясняет процветание некоторых сетей быстрого питания, например, Макдоналдса: дело не в том, что они предлагают высококачественную продукцию, а в том, что на них не наложено вето определенной социально-экономической группой — и очень небольшим процентом ее участников. Используя научные термины, можно сказать, что это лучший из худших сценариев отклонения от ожиданий: с более низкими дисперсией и средним значением. Sorbis / Shutterstock.com При наличии небольшого числа опций Макдоналдс выглядит безопасным выбором. Также он является безопасным выбором в подозрительных местах, где мало постоянных посетителей, и где отклонение качества продукции от ожидаемого может иметь последствия — я пишу эти строки на вокзале в Милане, и как бы ни оскорбительно это могло показаться прибывшему издалека туристу, Макдоналдс — одно из немногих имеющихся тут заведений. Удивительно, но внутри можно заметить не желающих рисковать итальянцев. То же самое относится и к пицце: это блюдо считается приемлемым в самых широких кругах, и если речь идет не о роскошном званом вечере, кто угодно может заказать пиццу, не опасаясь осуждения. Рори написал мне об асимметрии выбора между вином и пивом в качестве напитков для вечеринки: «Как только число присутствующих женщин становится равным 10% или больше, нельзя подавать только пиво. Но большинство мужчин согласны пить вино. Поэтому, подавая только вино, можно обойтись одним комплектом стаканов — вино, если говорить на языке групп крови, является универсальным донором». Лингва франка Если встреча проходит в Германии, в типичном тевтонском конференц-зале корпорации, которая в достаточной мере является международной или европейской, и один из присутствующих не говорит по-немецки, вся встреча будет проходить на... английском, на том не слишком изящном английском, который используют корпорации по всему миру. Так можно одновременно и в равной степени надругаться и над своим тевтонским наследием, и над английским языком. Все это началось с правила асимметричного выбора, гласящего, что носители других языков владеют хотя бы плохим английским, тогда как обратное (знание иностранного языка носителем английского) менее вероятно. Когда-то языком дипломатии считался французский, который использовали происходящие из аристократических семей государственные служащие, в то время как их соотечественники более низкого происхождения, занятые в коммерческой сфере, использовали английский. В соперничестве двух языков победил английский, так как в современном мире стала доминировать торговля; эта победа не имеет никакого отношения к престижу Франции или попыткам чиновников продвинуть свой более или менее красивый латинизированный язык, противопоставив его логичные правила чтения запутанной орфографии языка любителей мясных пирогов, живущих по ту сторону Ла-Манша. Так мы можем составить некоторое представление о том, как переход языков в ранг международных может происходить согласно правилу меньшинств — перспектива, не очевидная для лингвистов. Арамейский язык — это похожий на арабский семитский язык, который пришел на смену финикийскому (ханаанскому) в Леванте. На этом языке говорил Иисус Христос. Причина, по которой арамейский стал доминировать на Леванте и в Египте, заключается не в особой власти семитов и не в интересной форме их носов. Арамейский, язык Ассирии, Сирии и Вавилона, распространили персы, которые сами говорили на индоевропейском языке. Персы научили египтян языку, который даже не был их собственным. Все просто: завоевав Вавилон, персы быстро обнаружили, что писцы в местной администрации владеют только арамейским и не знают персидского, поэтому государственным языком стал арамейский. Если ваш секретарь умеет писать только по-арамейски, вам придется использовать именно этот язык. Это привело к удивительным последствиям — так, арамейский использовался в Монголии, где обнаружены записи сирийским алфавитом (сирийский язык является восточным диалектом арамейского). Столетиями позже история повторилась в обратном порядке, когда арабы в начале становления своего государства в VII и VIII веках стали использовать в делопроизводстве греческий. В течение эллинистической эпохи греческий стал языком международного общения в Леванте, заменив в этой роли арамейский, и чиновники Дамаска вели записи на греческом. Но по Средиземноморью греческий язык распространили не греки: не Александр (который сам был не греком, а македонцем, и греческий был для него вторым языком — только не пытайтесь обсуждать это с греками, для них это больная тема) провел моментальную и глубокую эллинизацию культуры. Распространению греческого языка способствовали римляне, использовавшие его в качестве языка управления на востоке империи. Мой франкоязычный друг из Канады Жан-Луи Рео сокрушается о том, что за пределами небольших территорий французские канадцы утрачивают свой язык. Он говорит: «В Канаде билингвами называют тех, кто говорит по-английски, а когда мы говорим „франкоговорящий“, это слово обозначает билингв». Религия — территория одностороннего движения Esam Omran Al-Fetori/Reuters Таким же образом, распространение ислама на Ближнем Востоке, где христианство имело глубокие корни (оно там и родилось), может объясняться двумя простыми асимметриями. Изначально исламское правительство не было заинтересовано в обращении христиан, так как те платили им налог — исламский прозелитизм не затрагивал так называемых «людей писания», то есть представителей авраамических религий. На самом деле, мои предки, пережившие тринадцать веков правления мусульман, даже находили преимущества в своем немусульманском вероисповедании — в первую очередь, в отсутствии призыва в армию. Вот что это за правила асимметричного выбора. Во-первых, по закону ислама, если немусульманин хочет жениться на мусульманке, он должен обратиться в ислам, и если один из родителей ребенка является мусульманином, ребенок также является мусульманином. Во-вторых, переход в ислам является необратимым, так как, согласно религиозному закону, отступничество является самым тяжким преступлением, и наказанием за него служит смертная казнь. Знаменитый египетский актер Омар Шариф, при рождении названный Мишель Демитри Шальхуб, происходит из ливанских христиан. Он обратился в ислам, чтобы жениться на знаменитой египетской актрисе, и был вынужден изменить имя на арабское. Позже он развелся, но к вере своих предков так и не вернулся. Легко построить симулятор действия этих асимметричных правил и рассчитать, как небольшая группа приверженцев ислама, заняв христианский (коптский) Египет, может со временем обернуть ситуацию таким образом, что копты станут крохотным меньшинством. Все, что для этого нужно, — небольшой процент межрелигиозных браков. Подобным же образом можно наблюдать, что иудаизм, как правило, не распространяется, а остается религией меньшинства, поскольку в нем приняты противоположные правила: мать должна быть иудейкой, поэтому те, кто вступает в брак с представителями других религий, покидают сообщество. Еще более сильная асимметрия, чем в случае с иудаизмом, объясняет упадок на Ближнем Востоке трех гностических религий: друзов, езидов и мандеистов (в гностических религиях тайные знания и мистерии доступны лишь небольшому числу старейшин, в то время как остальная часть сообщества остается в неведении относительно подробностей веры). В отличие от ислама, согласно которому мусульманином может быть любой из родителей, или иудаизма, требующего, чтобы иудейкой была хотя бы мать, эти три религии требуют принадлежности к вере обоих родителей, и человек иного происхождения не может быть принят сообществом. В Египте плоский ландшафт. Распределение популяции представляет собой гомогенные смешения, что позволяет происходить нормализации (т. е. дает возможность действовать правилам асимметричного выбора) — ранее в этой главе мы увидели, что для распространения кашрута необходимо некоторое распределение иудеев по всей стране. Но в таких местах, как Ливан, Галилея и север Сирии, где местность гористая, христиане и представители не-суннитских течений ислама по-прежнему проживают компактно. Христиане, не имевшие контактов с мусульманами, не вступали в межрелигиозные браки. Египетские копты столкнулись с другой проблемой: необратимостью перехода в ислам. Многие копты во время исламского правления принимали ислам, и это была скорее формальность — так было проще найти работу или решить спор в соответствии с исламским правом. Человеку было не обязательно искренне верить, особенно учитывая, что ислам не конфликтует с православием, к которому исторически принадлежит коптская община. Мало-помалу христианская или еврейская семья, пошедшая на формальное обращение в ислам в стиле марранов, начинает всерьез соблюдать обряды, а через несколько поколений дети уже не помнят обычаев своих предков. Так что ислам побеждал за счет неуклонного давления — как и само христианство при других обстоятельствах. В самом деле, в Риме, еще до возникновения ислама, христианство победило благодаря религиозной нетерпимости своих сторонников, их агрессивного желания проповедовать и распространять свою веру. Римские язычники изначально были терпимы к христианам, поскольку римская традиция предполагала включение богов покоренных провинций в общий пантеон. Но им было непонятно, почему эти назаряне не хотят следовать общему порядку и настаивают на исключительности своего бога. Выходит, наши боги им не годятся? Однако христиане были нетерпимы к римскому язычеству. «Гонения» на христиан были в значительной степени спровоцированы нетерпимостью самих христиан к римским богам, а история, которой нас учат, написана победившей стороной, то есть не греко-римской, а христианской цивилизацией. Нам очень мало известно о римском взгляде на эту проблему, поскольку весь дискурс захвачен Житиями святых. У нас есть, например, рассказ Святой великомученицы Екатерины, которая уже в заключении продолжала обращать в христианство своих тюремщиков, пока не была обезглавлена. Правда, возможно, она никогда не существовала. Мы знаем великое множество историй христианских святых и мучеников, и очень мало — о языческих персонажах. То немногое, что нам известно, касается правления Юлиана Отступника — есть описания этих времен, сделанные греко-сирийскими язычниками, в том числе Либанием Антиохийским. Юлиан попытался вернуться к древнему язычеству, но напрасно — христианство было уже не сдержать. Большая часть населения была языческим, но это оказалось неважно, потому что христиане были гораздо менее терпимы. Это было время великих христианских мудрецов — можно упомянуть Григория Богослова и Василия Кесарийского или Великого, но никто из них не мог сравниться с великим оратором Либанием. Я подозреваю, что язычество способствует гибкости ума, поскольку подразумевает большую неоднозначность и оставляет широкое пространство для толкований. Чисто монотеистические религии, например протестантизм, салафитский ислам или фундаменталистский атеизм порождают посредственность и буквализм. Оглянувшись на историю Средиземноморья, мы обнаружим много ритуальных и поведенческих систем, близких к тому, что мы могли бы назвать религией. Иудаизм почти исчез из-за изоляции и наследования по женской линии, но христианство, а позднее и ислам, успешно распространились. Кстати, об исламе. Их ведь было много, и окончательная версия довольно сильно отличается от предыдущих. Внутри ислама повторилась все та же история — его захватили пуристы (суннитская ветвь) просто потому, что они были нетерпимее других: ваххабиты, основавшие Саудовскую Аравию, разрушали неугодные святыни и насаждали максимально строгие правила — позже их путь повторило ИГИЛ (организация признана террористической и запрещена в России — прим. ред.). И каждое поколение суннитов, казалось, выбирало из всех вариантов традиции наиболее строгие. Навязать другим нравственное поведение Эта идея односторонней нетерпимости может помочь разобраться с некоторыми заблуждениями. Как запрещают книги? Дело, конечно, не в том, что они оскорбляют среднего человека — большинство пассивно и не очень интересуется отвлеченными вещами. Глядя на запреты прошлого, можно сделать вывод, что для этого достаточно нескольких мотивированных активистов. Скажем, великий философ и логик Бертран Рассел потерял работу в Городском университете Нью-Йорка из-за писем одной разъяренной (и очень упорной) матери, которая не могла допустить, что ее дочь будет находиться в одном помещении с этим распутником и вольнодумцем. Судя по всему, похожим образом была устроена история Сухого закона, введение которого породило в США мафию. Все это позволяет предположить, что эволюция нравственных ценностей в обществе определяется не изменением консенсуса. Нет, двигателем изменений выступает конкретное лицо, которое в силу своей нетерпимости начинает требовать от окружающих особенно добродетельного поведения. То же самое можно применить к гражданским правам. Дело в том, что механизмы развития религии и передачи морали похожи на таковые у пищевых ограничений, и мораль навязывается большинству меньшинством. Ранее мы убедились, что между соблюдением и нарушением правил существует асимметрия — законопослушный (или подчиняющийся правилам) человек всегда следует правилам; при этом преступник или человек без твердых принципов вовсе не всегда их нарушает. Также мы обсудили сильную асимметрию пищевых запретов на примере халяля. Давайте объединим эти соображения. Оказывается, в классическом арабском языке у термина «халяль» есть антоним: «харам». Так называется нарушение любых правовых и моральных норм. Харамом может быть потребление запрещенной пищи и любая другая форма недостойного поведения: прелюбодеяние с женой соседа, кредитование под проценты (когда кредитор не принимает на себя риски заемщика) или убийство домовладельца для собственного удовольствия. Харам — это харам, и он асимметричен. Итак, мы видим, что, когда какое-то нравственное правило сформировалось, достаточно относительно небольшого числа непримиримых сторонников, распределенных географически, чтобы диктовать обществу новую норму. Как мы увидим в следующей главе, было бы заблуждением считать, что человечество спонтанно становится все гуманнее и лучше — на самом деле это касается лишь небольшой горстки людей. Парадокс Поппера Сегодня, когда я пишу эти строки, люди спорят, не ограничат ли свободу просвещенного Запада те самые политики, которых сейчас приводит к власти необходимость бороться с салафитскими фундаменталистами. Понятно, что демократия, исходя из ее определения, может терпеть наличие врагов. Вопрос в следующем: согласны ли вы лишить права на свободу слова любую партию, в программе которой прописано ограничение свободы слова? А теперь сделаем еще один шаг вперед: может ли общество, которое решило быть терпимым, быть нетерпимым к нетерпимости? Есть легенда, что австрийский логик и математик Курт Гёдель, готовясь к экзамену по натурализации в США, обнаружил эту логическую проблему в американской конституции, и заспорил с судьей во время экзамена — спас его только присутствовавший при этом Эйнштейн. Я уже писал о людях, которые, находясь не в ладах с логикой, спрашивали меня, «нужно ли скептически относиться к скептицизму». Я отвечал так же, как в свое время Поппер, когда его спрашивали, можно ли фальсифицировать фальсификацию. Мы можем ответить на эти вопросы, используя правило меньшинства. Да, нетерпимое меньшинство может взять под контроль и уничтожить демократию. Как мы показали, когда-нибудь наш мир от этого погибнет. Таким образом, мы должны быть более нетерпимы с некоторыми особенно нетерпимыми меньшинствами. Невозможно подходить к салафизму, отрицающему права других народов на собственную религию, с американскими ценностями и западными принципами. Так что сейчас Запад совершает самоубийство. Рынки и наука не управляются большинством Давайте теперь поговорим о рынках. Рыночная ситуация — это не сумма мнений участников; изменение цены является отражением действий наиболее мотивированных покупателя и продавца. Да, правила опять устанавливают самые мотивированные. Это довольно контринтуитивно и понятно только трейдерам — что из-за одного продавца цена может измениться на 10%. Просто продавец нужен упорный. Получается, что реакция рынка несоразмерна исходному импульсу. Сегодня фондовый рынок имеет объем более 30 трлн долларов, но всего один ордер на сумму в 50 млрд, сделанный в 2008 году, заставил рынок упасть на 10% — потери составили около 3 трлн долларов. А ведь размер ордера составлял меньше 0,2% от общего объема рынка. Этот ордер выставил парижский банк Société Générale, обнаруживший действия недобросовестного трейдера и пытавшийся исправить последствия. Почему рынок реагирует так непропорционально? Так как ордер был односторонним — упрямство, — желающие продать были, а желающих купить не было. Я формулирую это так: Рынок — это огромный кинотеатр с маленькой дверью. Если об этом помнить, легко отличить человека, который ничего не понимает в том, о чем говорит, например, среднего финансового журналиста — такой обязательно будет смотреть на что-то одно, либо на размер двери, либо на размер театра. В кинотеатре запросто может случиться давка — для этого кому-то достаточно крикнуть: «Пожар!». Здесь мы видим ту же безусловность, о которой мы говорили, обсуждая кашрут. Наука работает аналогично. Позже мы обсудим, почему за попперовским подходом к науке стоит правило меньшинства, а пока поговорим о более популярном Фейнмане. Он был одним из самых оригинальных умов своего времени и написал книжку «Какое тебе дело до того, что думают другие?». Это сборник историй из его жизни. В ней Фейнман проводит идею «непочтительности» науки, описывая аналогичный асимметрии кашрута механизм. В чем аналогия? В науке, как и в случае с рынком, процесс принятия решений не сводится к консенсусу, он очень асимметричен. Если вы опровергли какую-то теорию, то она теперь неверна (я говорю о науке, так что давайте оставим в стороне дисциплины вроде экономики и политологии — они относятся скорее к индустрии развлечений). Если бы наука управлялась консенсусом большинства, мы до сих пор жили бы в Средневековье, а Эйнштейн так и остался бы патентным клерком с бессмысленным и бесплодным хобби. Александр Македонский якобы сказал, что «лучше иметь армию овец во главе со львом, чем армию львов, возглавляемую овцой». Александр (или реальный автор этого изречения) хорошо понимал роль активного, нетерпимого и мужественного меньшинства. Ганнибал с крошечной армией наемников терроризировал Рим полтора десятилетия, выиграв 22 сражения, каждый раз против численно превосходящих римских войск. Его вдохновляла та же мысль. В битве при Каннах он заметил Гискону, который жаловался, что римлян больше, чем карфагенян: «Но в таком огромном количестве народа нет ни одного человека, которого звали бы Гисконом». Unus sed leo: один, но лев Большой выигрыш, который дают мужество и упорство, характерен не только для военного времени. Развитие общества, будь то мораль или экономика, определяется небольшим количеством людей. Таким образом, чтобы повлиять на состояние общества, нужно быть готовым на жертвы. Дело не в консенсусе, большинстве, комитетах, многословных обсуждениях, научных конференциях и голосованиях — чтобы изменить всё, достаточно лишь нескольких человек. Для этого нужна асимметрия — а она есть всегда. Источник: https://ru.insider.pro/opinion/2016-08-16/kak-rabotaet-diktatura-menshinstva/

Часть интервью директора Киевского центра политических исследований и конфликтологии Михаила Борисовича Погребинского об автокефалии Украинской Православной Церкви. Если не воспроизводится звук, то смотрите видео в источнике, начиная с 10:06.

РОМАН ЛУНКИН Украинская церковь и автокефалия Петр Порошенко и Вселенский Патриарх Варфоломей I president.gov.ua В Константинопольском патриархате рассмотрели просьбу президента Украины Петра Порошенко об автокефальной, то есть отдельной церкви. По этому поводу синод решил поддерживать контакт с сестринскими православными церквами. «Вселенский патриархат изучил вопросы, относящиеся к ситуации на Украине. Получив от церковных и гражданских властей прошение о предоставлении автокефалии. По этому запросу синод решил быть в тесном общении с другими сестринскими православными церквами для их информирования и координации», — говорится в сообщении, размещенном на сайте патриархата. Ранее СМИ сообщали, что Константинопольский патриархат не станет предоставлять автокефалию, так как в решении вопроса будет участвовать Русская православная церковь, выступающая против этого. Патриарх Варфоломей, Патриарх Кирилл и Дмитрий Медведев kremlin.ru Как уточнил представитель Украинской православной церкви протоиерей Николая Данилевич, в заявлении Константинопольского патриархата говорится, что он патриархат несет «ответственность за всеправославное единство» и будет обсуждать этот вопрос с другими православными церквами. «Это означает, что Константинопольский патриархат, который является ответственным за общеправославное единство, не сделает ничего такого, что бы этому единству помешало», — приводит украинское информационное агентство УНИАН слова протоиерея. Между тем Президент Украины Петр Порошенко в день приема патриархатом прошения Украины сообщил, что Вселенский патриархат начинает процедуры, которые необходимы для предоставления автокефалии УПЦ, передает информационное агентство РБК. Побеседовать с «Полит.ру» о ситуации согласился Роман Лункин, социолог, ведущий научный сотрудник Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН. По его оценке, для дискуссий вокруг возможности получения автокефалии Украинской православной церкви сейчас политически самый подходящий момент, однако по сути УПЦ не заинтересована в этом. «Это действительно довольно горячая тема. Но дискуссия вокруг украинской автокефалии – это дискуссия ради дискуссия. То есть представителям украинской власти, большинству депутатов Верховной Рады, за вычетом оппозиционного блока, важно поддерживать интерес к этой теме и само по себе обсуждение независимости Украинской церкви, единой церкви украинского народа, и создания некоей национальной конфессии, национальной структуры. Кафедральный Владимирский собор в Киеве Jorge Franganillo/flickr.com Сейчас для этого самый подходящий политический момент, поскольку есть определенное противостояние с Россией; у довольно большой части населения Украины есть представление о том, что такая единая церковь и необходима, и, собственно, уже существует. На деле это вопрос довольно сложный, потому что согласие части украинцев, что национальная церковь нужна, совсем не означает, что они выступают за полную независимость от Московского патриархата или что они антироссийски настроены. Это совсем не одно и то же. Все-таки Украина – самостоятельное государство, и люди в нем все больше осознают, что у них есть некие свои принципы, по которым их страна развивается. А после 2014 года такой перелом произошел во всех сферах общественной жизни. Сейчас как раз происходит процесс выстраивания нового украинского государства, и церковь – один из важнейших его элементов. Но здесь есть по крайней мере два мнения (на деле их масса, так как идет множество дискуссий на Украине на этот счет, но эти два существенно различаются): первое – это что в национальном государстве должна быть одна церковь, объединяющая народ; второе (как мне кажется, больше соответствующее историческому пути Украины) – это сохранение религиозного многообразия всех христианских конфессий, что в Украине существуют. Надо сказать, что даже в советское время в Украине было религиозной свободы, чем в Российской Федерации. А в 1990-е годы сложилось и православное украинское разнообразие: Автокефальная церковь, Киевский патриархат и УПЦ МП, Украинская православная церковь Московского патриархата. И представители власти, президенты Украины должны были лавировать между разными церковными юрисдикциями, не поддерживая прямо ни одну из них. Что создавало довольно демократичную ситуацию. В Киеве перед приемом Патриаха Варфоломея в 2008 году Jean & Nathalie/Wikimedia Commons Именно поэтому Украина на постсоветском пространстве является и можно сказать и сейчас в значительной мере является образцом религиозного многообразия и соблюдения свободы совести на постсоветском пространстве. Но российско-украинский кризис эту ситуацию скорректировал – в худшую сторону для полноценного соблюдения религиозной свободы и для статуса Украинской православной церкви. Да, и до 2014 года в Украинской православной церкви Московского патриархата были люди, которые выступали за полную независимость, а сейчас позиции этой «партии независимости от Москвы» в УПЦ упрочились. Потому что у Москвы теперь меньше рычагов влияния на Украинскую православную церковь. Более того, как мне кажется, патриарх Кирилл даже боится как-то повлиять или сделать так, что кто-то почувствует хоть в чем-то «руку Москвы». Поэтому Украинская православная церковь сейчас абсолютно независима. Соответственно, в рамках той «агрессии» и восприятия «российской агрессии» в украинском обществе естественно повысилась роль Киевского патриархата и патриарха Филарета. Пусть он не является харизматичным церковным деятелем и с точки зрения Украинской православной церкви Московского патриархата не каноничен, но его политические речи совпали с политической ситуацией. Филарет официально передал Президенту Обращение к Вселенскому Патриарху Варфоломею president.gov.ua Так что УПЦ оказалась в опасном положении, но именно политика украинской власти не даст УПЦ отделиться от Московской патриархии. В этом заключается парадокс, но это так: во-первых, президент Петр Порошенко и депутаты Верховной Рады идут в обход всех канонических норм. И это психологическое и политическое давление, безусловно, играет против создания независимой церкви, так как насильно объединять юрисдикции – это просто абсурд. И, кроме того, Украинская православная церковь (бывшая УПЦ МП – приставку МП, то есть упоминание о Московской патриархии, УПЦ давно уже не употребляет в свете известных событий), хочет все-таки остаться независимой. Хочет быть реально независимой, осознавая, что в рамках единой церкви она будет больше привязана к нынешней довольно нестабильной власти», – сказал Роман Лункин. Источник: http://www.polit.ru/article/2018/04/23/autocephaly/